Текст книги "Пробужденный"

Глава 2. Странник в странной земле

Рука – теплая, даже горячая, и без намека на лохмотья мумии – исчезла сразу же, как только я завопила. Я вывалилась в коридор, чуть не оборвав полиэтиленовую занавеску, отбежала за угол и принялась ватными пальцами шарить в рюкзаке. Наконец я нашла перцовый баллончик и, на всякий случай полувдавив кнопку, выглянула из-за угла – как раз вовремя, чтобы заметить пару босых ног. Они на секунду показались под ободранной занавеской и снова скрылись в темноте выставочного зала.

Через секунду уже знакомый треск и скрипы возобновились: незнакомец – кто бы он ни был – вскрывал ящики с экспонатами. Одна коробка с жалобным звоном полетела на пол. Похоже, этот человек был не в курсе, что с тысячелетними реликвиями следует обращаться поаккуратнее.

– Предупреждаю, я вооружена! – неубедительно пригрозила я.

На мгновение воцарилась тишина. Затем незнакомец произнес несколько слов на чужом языке и вернулся к прежнему занятию – чем бы он там ни занимался.

– Кто там? Что вы сказали? – позвала я. Отклика не последовало, так что я попробовала иначе: – Qui etes-vous? Quien es usted?[2]2
  Кто вы? (фр.) Кто вы? (исп.)


[Закрыть]

Единственным ответом было раздраженное ворчание и треск отброшенной коробки, который я теперь узнавала безошибочно.

– Слушайте, я не знаю, кто вы и как сюда попали, – снова начала я по-английски, присев на корточки и собирая выпавшие из рюкзака бумаги, – но вам нельзя здесь находиться!

Незнакомец опять не удостоил меня ответом. Я закинула рюкзак на плечо и принялась красться обратно ко входу, не сводя с него глаз и даже боясь моргать. Перцовый баллончик я решила не опускать – мало ли что взбредет в голову этому расхитителю гробниц?

Наконец занавеска оказалась прямо передо мной. Я поискала взглядом зловещую тень, но в зале все внезапно замерло. Он испугался и спрятался? Или затаился и готовится на меня выпрыгнуть?

– Пожалуйста, выйдите и объяснитесь, – храбро велела я.

На этот раз я выждала почти минуту. Наверное, стоило сбегать за охранником, но я словно приросла к месту, охваченная скорее любопытством, чем страхом. Если бы этот человек собирался на меня напасть, он бы уже сто раз это сделал.

Может, он заблудился? Или это бездомный, который наскреб денег на билет в надежде отыскать тут тихое местечко и вздремнуть? Или это все-таки музейный работник… Вдруг он поранился? Я опустила онемевшую руку и медленно направилась к занавеске.

– Эй? Вам нужна помощь? – снова позвала я. Увы, голос прозвучал совсем не так уверенно, как я надеялась.

Из-за занавески послышался тяжкий вздох. Я больше не целилась в нее баллончиком, но все равно нервно барабанила пальцем по кнопке.

– Кто вы? – тихо спросила я, скорее чтобы нарушить затянувшееся молчание, чем в самом деле рассчитывая на ответ.

В ту же секунду занавеска отлетела в сторону, и на пороге появился предмет моего любопытства. При этом он бормотал что-то, чрезвычайно напоминающее ругательства на иностранном языке. Шагнув вперед, он – да, это был определенно «он» – отпустил занавеску и с нескрываемым раздражением уставился на меня сверху вниз.

Хотя мы находились в самой темной части египетского крыла, я отчетливо видела белую юбку, складками спускавшуюся с его пояса до самых колен, и широкую, смуглую, полностью обнаженную грудь. К босым ногам пристали опилки. Незнакомец выглядел молодым – всего на несколько лет старше меня, – но уже сверкал лысой головой. Или он брился наголо?

Парень стоял, скрестив на груди мускулистые руки, и разглядывал меня с выражением, которое я описала бы как смесь удивления и разочарования.

– Не подходи, – быстро сказала я, снова поднимая баллончик и чувствуя себя полной идиоткой.

Незнакомец выразительно приподнял бровь и ухмыльнулся. Да он надо мной смеется!

Затем он направил на меня палец и произнес что-то, похожее на приказ.

– Извини. Я тебя не понимаю, – покачала головой я.

Заметно огорченный, парень повторил то же самое медленнее, будто разговаривал со слабоумной.

Я вздохнула и принялась отвечать так же медленно, сперва указав на себя:

– Я, – я помотала головой, – не понимаю, – я ткнула в него пальцем, – тебя!

Парень издал возглас отчаяния, патетически воздел руки к потолку и замер в такой позе. В ту же секунду выставку залил яркий свет: по всему крылу вспыхнули люстры и лампы. Я не удержалась от вскрика, когда наконец как следует разглядела своего собеседника. Он действительно словно вышел из другого тысячелетия. И это был определенно не бездомный.

«Кто же ты?» – подумала я, в растерянности глядя на незнакомца – еще не мужчину, уже не подростка. Он казался… безвременным. Из-под выразительных темных бровей смотрели глубоко посаженные глаза цвета орешника – сейчас скорее зеленые, чем карие, – причем в них читался ум и одновременно что-то хищное. Я тут же почувствовала себя мышкой, которая замирает перед соколом, прекрасно сознавая скорую гибель, – и все же не может отвести взгляда от этой красоты.

Его внешние достоинства были бесспорны: изогнутые луками брови, рельефные мускулы под кожей цвета темного золота и полные губы, от которых у любой девчонки закружилась бы голова. Но под красотой скрывалось что-то большее – что-то, заставившее меня непроизвольно потянуться за карандашом. Я сомневалась, что сумею запечатлеть ту его неуловимую черту, которая наполняла меня дрожью, но собиралась хотя бы попытаться. Обычно я с легкостью распределяла людей по категориям, основываясь на их манере одеваться, двигаться, общаться с себе подобными, – но этому парню требовалась не просто новая категория. Для него нужна была другая система.

Я моргнула и поняла, что он опять усмехается. Все остальное в нем было загадкой, но это выражение я могла определить наверняка. Я встречала десятки таких парней. Американцы или нет, все они были убеждены, что папочкины деньги и смазливая мордашка наделяют их какой-то особенной властью. А этот парень просто лучился властью. Определенно не мой тип.

– И кто же ты такой? – дерзко спросила я, чувствуя, как щеки начинает заливать краска. – Какая-нибудь заграничная модель, которая забрела сюда в поисках реквизита и потеряла штаны?

Я насмешливо указала на его костюм – точнее, отсутствие оного.

– Поверь, дорогуша, – начала я самым снисходительным тоном, для надежности еще подчеркивая каждое слово паузой, – на тебя никто не взглянет дважды. Так что лучше не трать на меня свое обаяние и приоденься.

Мальчик-с-обложки вздохнул и принялся что-то бормотать, хаотично вращая руками в воздухе. Не прошло и секунды, как во рту у меня появился странный вкус – будто от леденца или таблетки-шипучки. Пока я пыталась сообразить, что происходит, загадочное ощущение исчезло, а незнакомец наконец произнес слово, которое я поняла:

– Назовись.

– Назовись? – тупо переспросила я. – Ты спрашиваешь мое имя?

Он кивнул.

Я переступила с ноги на ногу и сухо представилась:

– Лилиана Янг. А тебя как зовут?

– Хорошо. Идем, Юная Лилия, мне нужна твоя помощь, – старательно выговорил парень и тут же состроил гримасу, будто английские слова пришлись ему не по вкусу. Разумеется, отвечать на мой вопрос он и не подумал.

Явно уверенный, что я последую за ним, он развернулся и снова скрылся за занавеской. После секундного колебания мое неуемное любопытство все-таки победило, и я нырнула в огороженную секцию. Теперь ее заливал яркий свет. Мальчик-с-обложки возобновил прежнее занятие – поднимал одну коробку за другой, быстро заглядывал в нее и отбрасывал в сторону.

– Что ты делаешь? Почему так странно одет? И почему сперва не понимал английский?

– Слишком много вопросов, Юная Лилия. Выбери один.

Парень вытащил из коробки тяжелый запечатанный кувшин и, закрыв глаза, мелодично произнес несколько слов на иностранном языке. Затем открыл глаза, покачал головой и, опустив кувшин, перешел к следующей коробке.

– Что ты делаешь? – спросила я, когда он возобновил бубнеж.

– Ищу свои канопы.

– Канопы? – я на секунду растерялась. – Ты имеешь в виду погребальные урны? В каком смысле они «твои»?

– Только один вопрос, Юная Лилия.

– О’кей, – я решила, что с расхитителями гробниц лучше не спорить. – Ты ищешь свои канопы, они же погребальные урны. Кажется, я читала о них в «National Geographic». Такие штуки для мумий, куда складывались вырезанные из тела органы.

– Верно.

– Ты их воруешь?

Парень перешел к следующей коробке.

– Нельзя украсть то, что принадлежит тебе.

Я обогнула полку и заглянула ему в лицо. Я довольно хорошо разбиралась в людях и обычно могла определить, когда они лгут. Он – не врал. А это означало одно из двух: либо у него в самом деле были какие-то права на тысячелетние реликвии, либо он псих. Пока я склонялась ко второму варианту.

– Слушай, – примирительно начала я, – эти экспонаты принадлежат музею. Их нельзя трогать. Нельзя вот так запросто прийти в музей и хватать, что понравится.

– Музей?

– Да, музей. Знаешь, такое место, где собраны старинные вещи, документы и произведения искусства.

Парень отвинтил крышку очередного кувшина и приложил глаз к горлышку.

– А, – сказал он. – Обитель Муз.

– Что?

Этот вопрос тоже остался без ответа. Заглянув еще в несколько коробок, незнакомец разразился воплем отчаяния.

– Их здесь нет!

– Твоих каноп? – уточнила я.

– Да. Это подделки. В них нет моей жизненной силы.

– Жизненной силы. Понятно…

Нет, он точно псих.

Я пробормотала какое-то стандартное извинение и начала пятиться к выходу – однако не успела сделать и нескольких шагов, как парень двинулся за мной.

– Без жизненной силы я всего лишь бледная тень, выброшенная на берег моря времени, – серьезно произнес он, буквально пригвоздив меня взглядом к месту. – Мне нужно питание, Юная Лилия.

– Питание. Конечно. – Будем надеяться, что Мальчик-с-обложки не превратится в Ганнибала Лектора! – Здесь есть несколько отличных мест, где можно перекусить. Например, кафе «Сад на крыше» на пятом этаже…

И я неопределенно махнула рукой на потолок, продолжая пятиться между полками и коробками. Незнакомец не отставал ни на шаг.

– Не беги, Юная Лилия.

– Не бежать? – я нервно хихикнула. – Я не бегу. Кстати, если ты так проголодался, в отделе американского искусства есть еще одно кафе – совсем рядом с египетским крылом. Захочешь – не пропустишь. Ну, мне пора. Серьезно, я уже опаздываю…

– Ты не понимаешь. Без своих каноп мне придется одолжить твою жизненную силу.

– Одолжить мою… Слушай, моя жизненная сила нужна мне самой. И желательно прямо сейчас. Мне правда жаль, что я ничем не могу помочь, но… – я наконец поняла, что он загоняет меня в угол, но было уже слишком поздно.

Парень растянул губы в улыбке, когда я уперлась в стену из составленных ящиков. Больше не раздумывая, я вскинула руку с перцовым баллончиком и со всей силы вдавила кнопку. Парень взвыл и согнулся пополам. В ту же секунду вокруг него начало закручиваться маленькое торнадо из пыли, опилок и щепок.

Я запаниковала и бросилась к занавеске, но добежать до нее не успела. Лампы снова погасли, и я с размаху врезалась коленом в золотой саркофаг. Я пошатнулась, пытаясь удержать равновесие, и тут же услышала приближающиеся шаги.

– Вернись, Юная Лилия, – простонал парень. – Ты мне нужна!

Ну уж нет, спасибо…

Времени ждать, пока глаза привыкнут к темноте, не было, так что я на ощупь добралась до конца саркофага, прикинула, где выход, и со всех ног бросилась на слабый свет. Стоило мне вывалиться в коридор, как занавеска отдернулась снова – на этот раз под рукой моего преследователя.

Так и не застегнутый рюкзак подпрыгивал за спиной, щедро рассыпая карандаши и фломастеры. Когда на пол полетел блокнот, я пренебрегла опасностью и присела, чтобы его подобрать, а заодно бросить лихорадочный взгляд через плечо.

За мной никто не гнался. Мальчик-с-обложки стоял посреди коридора, воздев руки к потолку и закрыв глаза. Его монотонный напев несся за мной все время, пока я пробиралась между экспонатами к выходу из секции. Внезапно порыв ветра – невозможный, немыслимый в музее! – бросил волосы мне в лицо и на секунду ослепил. Мелодичные и теперь почему-то совершенно понятные слова отпечатывались у меня в памяти, словно иероглифы на каменной стене. Парень пел:

 
Защити меня,
Бог утреннего солнца,
Огради от дурного промысла,
Отведи все печали и бедствия.
Силой слова,
Силой сердца
Плету я заклятие.
Как сегодня были связаны наши руки,
Так отныне будут связаны наши жизни.
Неустанно она будет служить мне,
Как и я неустанно служу Египту.
Чтобы сделать мой шаг легким по этой земле,
Дай ветра моим перьям,
Дай воли моим крыльям,
Дай силы моему сердцу.
Жизнь ее теперь с моей нераздельна,
Как нераздельны до смерти душа и тело.
Где мне ходу нет, там она пройдет.
Где я упаду, там она устоит.
Где я ослабею, она даст мне силу.
Сердце мое крепко.
Душа моя тверда.
Служение мое вечно.
 

Я почти добралась до выхода – но в этот момент он произнес последнее слово, и мне в спину словно врезался невидимый таран. Я споткнулась и полетела на пол.

В голове не осталось ни одной мысли – всё вытеснила пронзительная боль. Сердце бешено колотилось о ребра, желудок скрутило в мучительном спазме, и я, сколько ни пыталась, не могла протолкнуть в легкие даже глотка кислорода.

Он в меня выстрелил? Я с хрипом втянула воздух и усилием воли перевернулась на спину. Крови на блузке не было, отверстия от пули – тоже. Я зажмурилась и заставила себя встать на колени, потом выпрямиться. Надо отсюда убираться. Сейчас же.

Когда я дохромала до коридора, боль немного утихла. Я бросила взгляд на часы – тридцать пять минут двенадцатого; я опаздывала на обед, но совсем чуть-чуть. Если бы я пропустила большую часть встречи, отец проел бы мне плешь своими нотациями. Ему было важно, чтобы я дружила с дочерьми нескольких важных лиц, с которыми он надеялся наладить «взаимовыгодное сотрудничество».

Я протолкалась сквозь толпу к одному из своих любимых кафе. Услужливый метрдотель тут же проводил меня к столику, расположенному в эркере возле выходящего на улицу окна. Стоило мне плюхнуться в кресло, как в меня снова врезался таран – но на этот раз он не имел ничего общего с выходцами из Древнего Египта и таинственными песнопениями. Три мои одноклассницы устремили на меня взгляды, исполненные такого скепсиса, что ими можно было бы стереть в пыль пару пирамид. Три идеально напомаженных ротика дружно изогнулись буквой «О». Три глянцевых меню синхронно опустились на хрустящую от крахмала скатерть.

– Боже, что с тобой случилось? – спросила Рыжая.

– Такое впечатление, что на тебя напала бешеная кошка, – поддакнула Блондинка.

– Напала, исцарапала, обслюнявила и, гм, помочилась, – добавила Перекись Водорода.

Девочки захихикали.

– Постойте, я поняла! – с воодушевлением воскликнула Блондинка. – В такси не принимали карточки, и ты полчаса прождала автобус на остановке с открытым верхом. Разве ты забыла, что эти плебеи понимают только наличные? – протянула она голосом, который можно было бы добавлять вместо сиропа в чай.

Я наградила «дорогих подруг» своей самой убийственной улыбкой, но спектакль был далек от завершения.

– Серьезно, кто делал тебе укладку? Альберт Эйнштейн?

– И что у тебя с одеждой? – сморщила носик Перекись Водорода. – На шарпее и то меньше складок.

Рыжая перегнулась через стол и демонстративно оттянула на мне блузку.

– Это что, опилки?

– Они самые, – огрызнулась я.

– Так я и знала! – всплеснула руками Блондинка. – Наша Лилиана тайком встречается с ковбоем!

И девочки снова захихикали.

– Что ж, это объясняет прическу, – сквозь смех выдавила Рыжая.

– Хватит уже, а? У меня выдалось непростое утро, – и я, почти до носа спрятавшись за раскрытым меню, принялась лихорадочно отряхивать грудь от опилок. – Пришлось устроить марафон по музею.

– Ты имеешь в виду – до музея? – уточнила Рыжая, причем в ее голосе впервые прорезалось искреннее сочувствие.

– Нет, я имею в виду – в музее.

Перекись Водорода распахнула глаза и испуганно понизила голос:

– Тебя хотели… ограбить?

От былых насмешек не осталось и следа: одного намека на карманника оказалось достаточно, чтобы пробудить глубинный страх, свойственный людям моего круга. Почти все они были убеждены, что мир вращается вокруг них, и те, кому повезло в жизни меньше, буквально спят и видят, как бы оттяпать кусочек от их состояния или их самих. Другие взгляды в моей школе не приветствовались.

– Бедняжка, – принялась кудахтать Блондинка, пока Рыжая отряхивала мне спину, а потом невозмутимо вытирала пальцы салфеткой. – Ничего, здесь ты в безопасности. Все позади.

После этого Блондинка пустилась в рассуждения о новом дизайнере, которого ей насоветовала подруга подруги, и я рассеянно уставилась в окно. Однако насладиться видом мне не удалось: желудок снова скрутило, мышцы обожгло болью, а дыхание сбилось без видимых причин. Не прошло и секунды, как я заметила мужчину. Он возвышался посреди тротуара, словно выставленный из музея обелиск. Мужчина в белой юбке и без ботинок.

Жителей Нью-Йорка сложно чем-то удивить, но этому парню удалось произвести фурор. Натыкаясь на него, толпа распадалась на два возмущенных ручейка, но ему явно не было дела до учиненного переполоха. Задрав голову, он медленно поворачивался вокруг оси, будто никогда раньше не видел небоскребов. Затем он шагнул на проезжую часть, и я непроизвольно вскочила.

В следующую секунду в него врезался автомобиль.

– Кэсси, Кристи, Кортни, простите, мне надо бежать!

И я, в панике схватив рюкзак, бросилась через боковой выход на улицу. Странная сила притягивала меня к этому человеку, который возбуждал во мне одновременно ужас и восхищение. Правда, теперь я уже не была уверена, что хочу найти его в живых.

Глава 3. Сердце сфинкса

Я выскочила на улицу и, растолкав прохожих, кинулась к парню. Да что со мной такое? Складывалось впечатление, что мое тело мне больше не принадлежит и я просто наблюдаю за его действиями со стороны.

Когда я добралась до своего незадачливого знакомца, неприятный осадок от нашей первой встречи совершенно рассеялся. Автомобиль не просто сбил парня, но и отбросил его на встречную полосу, так что в него врезались минимум дважды. Из угла рта сочилась струйка крови, на голове зияла ужасная рана. Смуглый бок был исполосован царапинами, голые ноги казались порезанными, точно ножом. Одна рука торчала под неестественным углом, правое плечо было рассечено до кости, а широкая грудь выглядела так, словно парня привязали к стулу и долго и упорно избивали. Разумеется, прохожие не придумали ничего лучше, кроме как столпиться вокруг и снимать происходящее на телефоны.

– А ну прочь! – заорала я на них неожиданно для самой себя, а потом принялась отпихивать зевак руками, когда некоторые камеры обратились и на меня.

По правде говоря, они вряд ли знали, как помочь человеку в такой ситуации. Я и сама не знала. На самом деле я удивилась, что он вообще жив.

Стоило парню меня увидеть, как его глаза – сейчас скорее янтарные, чем зеленые, – впились в мое лицо и больше от него не отрывались. Он был испуган, растерян и явно страдал. Его эмоции накатывали на меня волнами, вызывая жгучую жалость. Внезапно кожу обдало жаром и начало покалывать, словно горячими иголками. Мне не было нужды воображать, как он себя чувствует – я словно испытала все это сама. Надо ему помочь.

Парень едва дышал, но, заметив меня, все же сделал попытку приподняться.

– Я нашел тебя, Юная Лилия, – выдавил он, и эти слова вдруг показались мне более весомыми и осмысленными, чем все, которые я слышала до этого. Сейчас он выглядел древним воином, умирающим на асфальтовом поле боя.

Я опустилась на колени и осторожно коснулась гладкой кожи его руки, чудом не изрезанной в клочья.

– Это точно, – сказала я с мягким укором. – Но посмотри, какой ценой!

То обстоятельство, что он был смертельно ранен – а может быть, и доживал свои последние мгновения, – наложилось на недавний приступ эмпатии, когда я буквально на своей шкуре ощутила его состояние. От былых страхов не осталось и следа: на ярком дневном свете они лопнули, как мыльные пузыри.

Конечно, парень был не в себе – теперь я в этом не сомневалась, – но относился скорее к типу достойных сочувствия чудаков, чем кровожадных маньяков. Я зря окружила его зловещим ореолом. Распластанный посреди улицы, весь в крови, он вызывал исключительно жалость.

Парень шевельнулся и тут же зашипел от боли. Видимо, у него была сломана нога – а может, и бедро. Я вытащила телефон и уже начала набирать 911, когда он поднял здоровую руку.

– Помоги мне, – взмолился он.

Я указала на телефон.

– Это я и собираюсь сделать!

– Нет, – он покачал головой и закрыл глаза, видимо, пережидая очередной приступ боли. Через несколько секунд он снова поднял на меня взгляд – и я вдруг поняла, что не могу шевельнуться. Шум Нью-Йорка словно смыло огромной приливной волной. Весь мир, кроме нас двоих, перестал существовать, и я поняла, что стремительно тону в зеленых омутах его глаз. Господи, какой же идиоткой надо быть, чтобы так быстро потерять голову?!

– Помоги мне, – повторил он. Эти простые слова рассеяли странный транс, в который я с такой охотой погрузилась. В уши снова ударила какофония мегаполиса. Я машинально разжала пальцы, и телефон полетел на землю – но я едва ли заметила, как от него отскочила задняя крышка. Более не раздумывая, я взяла парня за здоровую руку.

В ту же секунду нервные окончания обожгло нестерпимой болью. Из глаз брызнули слезы. На краю сознания вспыхнула и мгновенно погасла мысль, что вот так и выглядит казнь на электрическом стуле. В нос ударил запах горячего масла, я вскрикнула и сжала зубы, чтобы не потерять сознание. Еще пара бесконечных секунд, наполненных предсмертной агонией, – и боль начала отступать, пока не превратилась в горячее покалывание по всему телу и крохотные разряды статического электричества, приподнявшие мне волосы на затылке. Я сморгнула слезы. Между нами и толпой словно выросла невидимая стена: прохожие по-прежнему щелкали мобильными, но никто не сделал и попытки подойти.

Все мышцы ныли, отходя от недавнего шока. Я чувствовала себя выпитой досуха, будто меня заперли в парилке и забыли там на пару часов.

Вдруг кто-то осторожно сжал мою руку – и я, вспомнив, где нахожусь, с ожесточением вырвала ладонь.

– Что это было? – прошипела я. Эйфория от роли доброй самаритянки прошла бесследно. Теперь меня переполняли только гнев и возмущение. – Что ты сделал?!

Вопрос прозвучал наполовину обвинением. Я чувствовала себя обесчещенной, хотя не смогла бы сказать почему. Это ощущение вызвало у меня новые слезы.

Парень смерил меня долгим взглядом, и на мгновение мне показалось, что он жалеет о сделанном. Затем, так и не снизойдя до ответа, он вздохнул, вытер с губ кровь и осторожно поднялся, как будто не был уверен, что ноги ему подчинятся. Собравшиеся зеваки разразились восхищенными возгласами, торопясь сделать еще несколько снимков чудесного исцеления.

Однако это оказалось и вполовину не так удивительно, как его реакция на толпу. У парня был модельный рост, и поскольку я до сих пор стояла на коленях, мне пришлось вывернуть шею, чтобы разглядеть его лицо. Полуденное солнце окружало его голову золотым нимбом, поэтому я никак не могла сфокусировать взгляд – но и без этого поняла, что он медленно поворачивается по кругу, благосклонно улыбаясь и кивая зевакам.

Сполна насладившись вниманием, он властно протянул мне руку.

– Идем, Юная Лилия, – его голос гулко раскатился над улицей. – У нас много дел.

Я уже собиралась озвучить, куда он может засунуть свое покровительственное отношение вместе с сексуальным акцентом, как вдруг он снова вперил в меня взгляд. Мир дрогнул и поплыл, как перед обмороком, и я с удивительным равнодушием поняла, что не хочу спорить. Чувствуя себя марионеткой, которую дергают за веревочки, я вернула крышку телефона на место, убрала его в рюкзак и приняла предложенную помощь.

Вставать так резко оказалось плохой идеей: желудок тут же завязался в узел, и я непременно упала бы, если бы парень не поддержал меня за спину. Такая развязность вызвала у меня новую бурю негодования. Я сделала попытку отстраниться, но бегство принцессы с бала, видимо, не входило в его планы.

– Ты останешься со мной, Юная Лилия.

С этими словами он поднял мою обмякшую ладонь, накрыл ею свою руку, и в этой нелепой позе – точно принц с Золушкой – мы прошествовали обратно на тротуар.

Толпа расступалась перед нами, словно Красное море перед Моисеем. Что и говорить, держался мой спутник и вправду царственно. Впечатление немного портила посеревшая от грязи, изодранная в нескольких местах юбка, но даже в этой пародии на килт он тянул как минимум на пророка.

По дороге я постаралась собраться с мыслями. Я понимала, что происходит нечто подозрительное, потому что такое поведение было мне абсолютно несвойственно, но я попросту не могла вырвать руку или отвести взгляда от этих зеленых глаз. Что ж, каким бы Копперфильдом он ни был, в следующий раз ему стоит подумать дважды, прежде чем подчинять меня своей воле – особенно когда я четко показала, что против!

Добравшись до тротуара, мы все так же величественно проплыли мимо стеклянной стены кафе, о которую расплющили носы три мои «подружки».

Парень нарушил молчание, только когда мы на несколько домов отошли от места аварии.

– Прости, что вовлек тебя, Юная Лилия, но у меня не было другого выхода.

– Вовлек во что? – прорычала я, закипая от невозможности развернуться и припустить в другую сторону.

В ответ он накрыл мою руку второй ладонью, которая еще несколько минут назад напоминала кровавое месиво, и тяжело вздохнул:

– Объяснение будет слишком долгим, а место неподходящее.

– Прекрасно. Какое же место ты считаешь подходящим для объяснений?

Парень поджал губы и покрутил головой по сторонам, с явным восхищением разглядывая высящиеся вокруг небоскребы.

– Не знаю, – наконец ответил он, покачав головой.

– И это ответ?! Как ты так быстро вылечился? Что ты со мной сделал?

Издав уже знакомый вопль отчаяния, он втолкнул меня в тень ближайшей стены – причем так резко, что я не удержала равновесие и упала ему на грудь. Сердце тут же пропустило пару ударов, а кончики пальцев начало покалывать в том месте, где они соприкасались с его кожей. Мое тело словно впитывало его тепло. Парень был горячим в буквальном смысле. Похоже, его лихорадило.

Я поняла, что меня тоже начинает лихорадить, и в который раз за день пришла в бешенство. Я не западаю на опасных парней! Тем более – на опасных парней в юбках! Нет, он определенно отличался от всех, кого я встречала раньше.

– Ты задаешь слишком много вопросов, Юная Лилия, – пробормотал он, в очередной раз удержав меня от полета на асфальт. – Твои мысли напоминают встревоженный улей. В этом мире и так много хаоса, а ты его еще усугубляешь, – и он мягко сжал мои плечи. – Постарайся успокоиться. Я не причиню тебе вреда.

– Надо полагать, именно так и говорят инопланетные похитители, – парировала я и тут же осеклась, поразившись, с какой легкостью обычно сдерживаемый сарказм сорвался с моих губ.

– Мне нужно немного отдохнуть, – буднично сообщил парень и наконец убрал руки. Я с облегчением вывернулась, почуяв свободу. Он отошел на пару метров, чтобы целиком оказаться на солнце, прислонился к стене и закрыл глаза – по-видимому, совершенно уверенный, что я никуда не денусь. Я улыбнулась, поправила лямку рюкзака и приготовилась бежать – как вдруг поняла, что не могу поднять ногу. Что за чертовщина?! Спокойствие, только спокойствие… Я несколько раз глубоко вдохнула и усилием воли запретила себе думать о побеге. Только тогда я смогла двинуться с места.

Следующие несколько минут я изучала длину поводка. Я могла ходить кругами. Сидеть на соседней скамейке. Даже дойти до ближайшей мусорной урны. Однако стоило мне направиться чуть дальше, как ноги становились ватными и я фактически прирастала к месту. Между мной и этим проклятым парнем словно натягивалась невидимая цепь. Ну ты и попала, Лилиана!

Я решила остановить кого-нибудь из прохожих и объяснить, что меня удерживают силой, но даже голос отказался мне подчиняться. Например, я хотела позвать на помощь, а вместо этого попросила ручку. Когда же мимо проходил полицейский, он услышал от меня только: «Отличный денек, офицер!»

Надо бежать. Сейчас же. Хотя нет. Это неправильно. С чего бы мне бежать?.. Я помотала головой, чувствуя, как путаются мысли. Может, мне и правда стоит остаться с ним еще ненадолго? Когда я приближалась к своему тюремщику, мне словно становилось легче дышать, а к рассуждениям возвращалась четкость. В итоге я села на деревянную скамейку и принялась сверлить парня взглядом, раздумывая, что же за таинственная связь между нами образовалась.

Любая моя одноклассница уже заливалась бы слезами, но мою голову наводняли только тучи вопросов. Так я обычно реагировала на стрессовые ситуации. Если в жизни творится что-то неладное, нужно сесть и хорошенько подумать, а решение наверняка найдется само собой.

Как вышло, что человек, попавший в аварию, так быстро излечился от ран? Кто он? Как мной управляет? Чего хочет?.. Я потерла плечо. Очень скоро мне понадобится обезболивающее. Я уже чувствовала, как надвигается из-за горизонта мигрень – затылок начало характерно покалывать. Да что там, все тело ломило, будто меня переехал каток. А ведь я даже не знала имени этого парня!

Несколько минут я молча смотрела, как он подпирает стену. Затем мне это надоело, я вытащила из рюкзака блокнот и занесла карандаш над чистой страницей, не представляя, с чего начать. Парень или не замечал, что его рисуют, или ему было все равно – так что я вдоволь изучила его лицо.

Он был симпатичным, но каким-то… нездешним. Даже когда проплывавшее мимо облако ненадолго накрыло его своей тенью, он продолжал лучиться собственным внутренним светом. Нет, не как неоновая вывеска. Это было скорее теплое сияние, почти незаметное, если не присматриваться. Его силуэт был обведен тонким золотым контуром, словно его подсвечивал скрытый прожектор.

Я прикинула первую линию, на всякий случай еще раз бросила взгляд на своего натурщика – и вздрогнула, потому что два зеленых глаза смотрели на меня в упор.

– Пора идти, Лилия, – спокойно объявил парень.

– Идти куда?

Тот передернул монументальными плечами, выпрямился в полный рост и задумчиво взглянул на окружавшие нас небоскребы. Затем он осмотрел обе стороны улицы, будто прикидывал возможный путь.

– Не знаю. Я никогда раньше не видел таких домов, – и он, склонив голову, поинтересовался: – Далеко ли до Фив?

– Фив? – я нервно хихикнула. – Ну, такой прогулки мои сандалии точно не выдержат.

Я чуть не зажала рукой рот, сообразив, что в точности озвучила свои мысли. Ирония у нас в семье не поощрялась, и я потратила немало времени, прежде чем приучила себя делать несколько вдохов и выдохов перед язвительным ответом, вертящимся на языке. Привычка шутить по любому поводу была моей второй, тайной натурой, только вот в родительском кругу остроумие отнюдь не считалось добродетелью.