Текст книги "Дом имён"

Мы вошли в комнату, где наполнили ванну, и я проследила, чтобы не обнимать его, не прикасаться к нему. Это время прошло. Я – слуга его, я помогла ему снять облачения, проверила воду. Необычно лишь то, что я уловила небольшую вспышку желания, пока он стоял обнаженный, неумолчно болтая. Когда-то он был красив. Я ощутила прилив застарелой нежности, и этот прилив – или же та перемена во мне – усилил мою решимость, заставил понять еще резче, что, если мой настрой исказится, так же легко он может сместиться и в Агамемноне. Это напомнило мне, как быстро мой супруг начинает подозревать. Стоит такому случиться, он поймет, как слепо дал себя привести сюда, до чего уязвим он здесь, в этой комнате, без своей стражи.

Я собиралась ждать, пока он завершит омовение и потянется за полотенцем, но теперь поняла, что медлить нельзя. Подождала того мига, когда он повернется спиной. Плетеное одеяние висело на крюке на стене. Агамемнон опустил одну ногу в ванну, я подошла к нему сзади, набросила сеть и затянула ее, словно стараясь его защитить. Кинжал я припрятала под одеждой.

Видела, как он пытается освободиться, закричать. Но из-за сети не мог он двинуться, а голос его не был слышен. Я схватила его за волосы, откинула ему голову. Показала ему кинжал, нацелила сперва ему в глаз, он отпрянул, а затем воткнула лезвие ему в шею, прямо за ухом, отодвинулась от струи крови, а затем загнала кинжал еще глубже, кровь полилась привольной, бурливой волной, по груди у него, в воду ванны. А затем он упал. Дело сделано.

Я тихонько прошла коридором на нижний этаж и нашла Эгиста там, где мы условились.

– Я все совершила, – прошептала я. – Он мертв.

Следом вернулась в свои покои, сказав двоим стражникам, чтоб не беспокоил меня никто, кроме Эгиста.

Через несколько мгновений пришел Эгист и заверил меня, что и Орест, и Электра препровождены в безопасное место.

– А Кассандра? – спросила я.

– А что тебе до нее?

Моя очередь улыбаться.

– Хочешь, чтобы я? – спросил он.

– Да, хочу.

Она заявилась к нам в полной славе, а теперь в бесчестье металась по дому, искала Агамемнона, прозрев, что с ним что-то случилось. Эгист шел за ней не спеша. Заметив ее, я спокойно ввела ее в ванную, где она увидала моего согбенного супруга, нагишом, голова – в кровавой воде. Она взвыла, я выдала Эгисту кинжал, каким прикончила Агамемнона, и показала, что предоставляю ему разбираться.

Вернулась к себе. Нашла свежие одеяния, изготовилась к грядущему пиру.

Эгисту пришлось заниматься всем остальным. Как и было обещано, с гор пришли пять сотен его сторонников. С наступлением темноты он приведет их прямиком во дворец. Они окружат дома старейшин и не позволят им собраться, пока не явятся все к нашему столу. Остальным своим людям он накажет окружить рабов и защищать трофеи.

Солдат, вернувшихся с моим супругом, поприветствуют ревом рогов, и во дворце начнется великий пир, богатый яствами и крепким вином. Ночь будет идти своим чередом, солдаты напьются и отвлекутся – и не заметят, что двери в зал заперты, а люди Эгиста меж тем станут ждать в засаде.

Поначалу все решат, что это недоразумение, позовут на помощь. Когда двери отворятся и солдаты выйдут во тьму ночи облегчиться или проверить, все ли спокойно, на них набросятся. Связать их и отвести туда, где сейчас рабы, будет нетрудно. С первой зарей рабов и солдат уведут люди Эгиста.

За горами предстоит подготовить каменистую пустошь, очистив ее под виноградники и фруктовые деревья. Это займет несколько лет. Мы договорились, что большинство рабов и солдат надо оставить там, под охраной, но кое-кого предстоит быстро вернуть – как только мы определим, кто из них был ближе всего к Агамемнону. Выберем тех, кто знал о новых землях, которые теперь в нашей власти, и имена людей, которых Агамемнон оставил за главных. Эти солдаты лучше всех знают, как удержать и сохранить завоеванное. Будут работать на нас – под нашей прямой защитой и приглядом.

Кое-кто из людей Эгиста останется здесь – принимать войска, постепенно возвращающиеся с войны. Они погонят их прочь, к остальным. Отнимут всю добычу, какую смогут, присмотрят за покоем, сделают все, чтобы ничего нежелательного не происходило при свете дня – и никаких тайных собраний или мелких заговоров по ночам. Будут стеречь дворец как зеницу ока. Десятерым самым преданным и сильным, назначенным мне в личную стражу, велим всегда быть рядом со мной.

* * *

Когда в тот вечер начался дворцовый пир, те десятеро прибыли к моим покоям. Остальные Эгистовы люди тоже спустились и взялись за дело. За годы Эгист натаскал их действовать точно, без пыли и шума. Никаких кличей, никакого ликования: должна царить безжалостная тишина, бдительность, приверженность замыслу.

Я облачилась в то же платье, в каком была на заклании дочери, платье, что сшили мне для свадьбы Ифигении, годы назад. Волосы мне уложили так же, ту же белизну придали моему лицу, те же черные линии нанесли вокруг глаз.

Подали яства – будто ничего странного не происходит, хотя гости и слуги наверняка знали, что в ванной лежат два покойника, а пол там залит их кровью. Когда трапеза подошла к концу, я обратилась к собранию.

– Мальчики – ваши сыновья и внуки – будут освобождены. Их вернут к вам в дома ночью, когда их менее всего ждут. Если возникнет хоть какая-то попытка противостоять мне, малейший шепот меж вами или малые сходки, все отменится, а угроза их безопасности сильно возрастет. И вот еще что: предупредите мальчиков, когда они вернутся, чтоб никому и никогда не рассказывали, где они были, пусть и не заикаются, что их вообще увозили.

Люди кивали, даже не глядя друг на друга. Я велела им оставаться за столом еще некоторое время, пока люди Эгиста по моему указанию выложили тела моего супруга и женщины Кассандры, озаренные факелами, на улице, у всех на виду, – и пусть остаются там до утра, весь следующий день и, возможно, далее.

Я вернулась к столу и пожелала всем спокойной ночи, встала в дверях понаблюдать, как они проходят мимо нагого тела Агамемнона и тела Кассандры в красном, глотки перерезаны. Люди шли мимо не останавливаясь, без единого слова.

* * *

Когда я была готова захоронить тела, когда всех узников увели, а дворец погрузился в покой – если не считать жужжания мух, я сказала Эгисту, что хочу видеть Электру и Ореста. Желала, чтобы теперь, когда свершилось правосудие, они были рядом.

Когда через несколько часов мне пришлось приказать это повторно, Эгист помрачнел.

– Электру я могу освободить немедленно, – сказал он.

– В каком смысле – освободить? – переспросила я. – Где она?

– В темнице, – ответил он.

– Кто сказал тебе, что ты вправе поместить ее туда?

– Я сам решил ее туда поместить, – сказал он.

– Освободи ее сейчас же! – приказала я. – И приведи ко мне Ореста.

– Орест не здесь, – отозвался он.

– Эгист, где Орест?

– Мы договорились, что его отведут в безопасное место.

– Где он?

– В безопасности. Он с другими мальчишками, которых забрали – или же на пути туда, где их держат.

– Я желаю, чтобы он вернулся немедленно!

– Это невозможно.

– За ним надо тут же послать.

– Слишком опасно передвигаться.

– Я повелеваю тебе вернуть его.

Эгист примолк на несколько мгновений, и я видела, что ему нравится меня томить.

– Я решу, когда ему время вернуться, – произнес он. – Решать это буду я.

Он посмотрел на меня удовлетворенно.

– Твой сын вне опасности, – сказал он.

Я поклялась себе, что больше не совершу ошибок, но сейчас поняла: я полностью в его власти.

– Что мне сделать, – спросила я, – чтобы ты вернул его сейчас же?

– А вот это мы, пожалуй, могли бы обсудить, – сказал он. – Но пока не тревожься о нем. Он в хороших руках.

– Чего ты от меня хочешь? – спросила я.

– Что ты обещала, – ответил он.

– Я хочу, чтобы он вернулся, – сказала я.

– Так и будет, – промолвил он. – Не стоит беспокоиться попусту.

Он поклонился и вышел вон.

* * *

В последующие дни во дворце было тихо. Новые стражники ночью не спали, они бдели, готовые подчиняться приказам Эгиста. Боялись его, я это видела, а это значило, что ни бахвалиться, ни чрезмерно болтать не станут. Ночью он приходил ко мне в спальню, но я знала, что бывал он и в кухнях – или где-то еще во дворце, где собирались женщины, и понимала, что с кем-то из них он путался, может, с двумя, а еще с кем-то из мальчишек-слуг.

Спал он с кинжалом в руке.

Электра зашла один раз повидаться, встала в дверях, воззрилась на меня, а потом без единого слова отвернулась.

Дворец оставался домом теней, местом, где кто-то, казалось, все еще мог бродить по ночам, и никто его не остановит. Однажды утром, с рассветом, я проснулась настороженно и обнаружила у изножья юную девушку, она смотрела на меня.

– Ифигения! – вскричала я. – Ифигения!

– Нет, – прошептала она.

– Кто ты?

– Моя бабушка пряла для тебя, – сказала она.

Я осознала, что со всеми заботами дней после смерти Агамемнона мы забыли о девушке и ее праматери.

Эгист не спал. Коротко бросил, что скоро устроит их возвращение в деревню среди синих гор, откуда мы их забрали.

Я выбралась из постели и подошла к девушке. Она меня не боялась.

Взяла ее за руку – отвести в кухни и проследить, чтобы их со старухой накормили; свет утра был нежным и золотым. Тишину нарушало лишь пение птиц.

Вскоре, подумала я, отыщу способ умолить Эгиста вернуть мне Ореста. Поскольку грозить ему я не могла, никак ему не воспротивишься. Придется с ним повозиться.

А еще думалось мне, что, когда Орест возвратится, я бережно поговорю с его сестрой – в надежде, что теперь мы сможем жить уютно все вместе, когда восстановлен порядок. Представляла Ореста взрослым мужчиной, он выучится у меня и Эгиста, как держать поводья власти, как ослаблять их и как натягивать, делать их туже в нужное время, применяя нежную силу. Я даже воображала Электру смирной и тихой. Прощающей. Станем гулять с ней по саду.

Держа за руку эту девушку, я прозревала возможность бескровного будущего. Если Эгист научится мне доверять, это будет нетрудно. Возможно, худшее позади. Вскоре все станет казаться правильным. Вскоре я заставлю Эгиста поверить, что он получит то, чего хочет.

Орест

В недрах дворца Орест заметил странную пустоту и тишь. Слуги, подумал он, должно быть, тоже вышли поздравить его отца с победой. Пока Орест шел в комнату к матери, куда та его выслала, он себе казался маленьким и одиноким.

Жалко, что мать не отправила с ним кого-нибудь, кто, скажем, ловко сражается на мечах или искусный лучник, пусть бы помог Оресту готовиться, чтобы можно было показать отцу еще больше новых умений.

В спальне у матери Орест нашел себе место, где сесть. Меч положил на пол, стал ждать. Слушал внимательно. Встал, выбрался в коридор, подождал там, всматриваясь, но коридор пустовал. Мальчик решил вернуться к главным дверям и, может, отыскать мать, попроситься, пусть позволит побыть с ней или с Электрой.

Он двинулся вперед и тут услыхал голоса. Где-то разговаривали мужчины – рядом с комнатой, где спала стража. Нескольких стражников он знал. Одному нравилось биться на мечах, и он вызвал Ореста сыграть – предложил отправиться в сад за дворцом. Орест задумался, подходит ли время для игр, забеспокоился, что мать может обыскаться его. Но тот человек уж очень был улыбчив и пылок, и Орест проникся беззаботностью, захотел согласиться. Трое других стражников показались суровее и холоднее.

– Скажете моей матери, куда мы пошли? – попросил их Орест.

Кто-то из них кивнул, и Оресту стало спокойнее, он пошел за стражником к саду.

Они посражались недолго, и тут появились двое знакомых Оресту стражей. Один был приветлив и обратился к нему по имени, второй же казался более отчужденным и встревоженным. Орест задумался, интересно, умеет ли кто-то из них – или оба – играть, если первый стражник устанет. Но отчужденный тут же вмешался и остановил бой.

– Твоя мать велела отвести тебя по тропе, ведущей к дороге, – молвил он. – Там будет пир.

– Когда она тебе это сказала?

– Только что.

– А мой отец знает?

– Конечно.

– Он придет на пир?

– Конечно.

– А Электра?

– Да.

– А Эгист?

– Нам велели тебя туда отвести.

– Может, останется время для боя перед пиром, – добавил приветливый.

– Думаю, мне надо ждать маму, – сказал Орест.

– Твоя мама уже ушла, – проговорил второй.

– Куда?

– Туда, куда мы идем.

Орест на миг задумался. Оба стражника приблизились вплотную, каждый положил руку ему на плечо. Повели Ореста прочь от дворца.

– Надо спешить, чтобы успеть дотемна, – сказал один.

– Но как же все остальные туда доберутся?

– На колесницах.

– А нам колесницу нельзя?

– Колесницы – для мужчин, вернувшихся с боев.

– Дай мне свой меч, – сказал отчужденный. – Верну, когда доберемся.

Орест вручил ему меч.

Постепенно, когда те двое перестали болтать и велели ему шагать побыстрее, Оресту стало казаться, что происходит недоброе. Не надо было идти с ними. Несколько раз, когда он оглядывался, тот стражник, который нравился мальчику меньше, подавал ему знак, чтоб Орест шевелился. Когда он спросил, долго ли им до остальных, никто ему не ответил. А когда он сказал наконец, что хочет вернуться, оба стражника схватили его за сорочку и потащили вперед.

Тут он заметил, что сгущается ночь. Понял, что его взяли в плен, – или кто-то выдал этим стражам неправильные приказы. Подумал, впрочем, что из дворца, как только заметят пропажу, пошлют других стражников на поиски. Поскольку они миновали много домов, их видели люди, тем, другим стражникам скажут, куда его повели. Орест вообразил, как рассердится мать, когда обнаружит, что сын пропал. Подумал, что так и надо сказать этим двоим, но их молчание делалось все суровей, а движение вперед – все решительней. Этим двум стражникам, решил Орест, несдобровать.

А потом стемнело, и они нашли место передохнуть. У стражников было немного еды, они поделились с Орестом. Но все равно молчали. Когда он сказал, что хочет домой, они не обратили внимания. А когда добавил, что его мать отправит людей на поиски, промолчали опять. Тогда он встал и потребовал обратно свой меч, но ему сказали, чтоб спал, а наутро все будет в порядке.

И лишь когда Орест вспомнил о похищенных детях – заплакал. Электра ему рассказывала о мальчишках, которых похитили, и предупреждала, чтоб Орест не выходил за пределы дворца. Орест знал кое-кого из пропавших мальчиков. Тут до него дошло, что теперь и он – пропавший. Может, вот так же забрали и остальных, может, их так же выманили.

Поутру стражник, что подобрее, спросил у него, все ли ладно, сел рядом, обнял.

– Все будет хорошо, – проговорил он. – Твоя мать знает, где ты. Мы за тобой присмотрим.

– Ты сказал, что мы идем на пир, – отозвался Орест. – Я хочу обратно.

Снова принялся плакать, но стражник ничего не сказал. Тогда Орест вскочил и попробовал убежать, однако стражники обошлись с ним грубо и усадили между собой.

Чуть погодя донесся шум голосов. Стражники напряженно переглянулись и заставили Ореста спрятаться в кустах. Орест решил, что не будет кричать, пока те люди не подойдут совсем близко – чтобы они смогли тут же его найти. Он видел, что, пока голоса приближались, его стражникам стало страшно.

Он уже собрался кричать, но тут стражники выбрались из кустов и принялись обниматься с толпой людей, ведших строй узников. Орест разглядел, что узники были связаны между собой по трое-четверо. У некоторых на лице были порезы и синяки. Заключенные свесили головы и медленно шли, а их стражники и те двое, что были при Оресте, встревоженно зашептались, спешно обмениваясь новостями.

* * *

Раз-другой он плакал, или усаживался и отказывался идти дальше, или увещевал стражников, но всякий раз тот стражник, который нравился Оресту, подходил, обнимал мальчика и говорил, что ничего страшного не происходит, просто замысел изменился, вот и все, и скоро Орест увидит отца и мать. Когда Орест спрашивал, куда именно они идут и когда он увидит родителей, стражник говорил ему не волноваться, просто идти изо всех сил.

Шли весь день, а мимо брели в ту же сторону колонны узников. Когда Орест устал и попросил дать ему отдохнуть, его стражники растерянно переглянулись.

– Нам надо двигаться дальше, – сказал один из них.

Те, кто шел им навстречу, ко дворцу, все знали стражников Ореста. Каждый раз, когда они встречали таких людей, один стражник оставался при Оресте, а второй шел к знакомым – сумрачным шепотом обменяться вестями, следом – дружественный жест и расставание.

Весь путь Орест замечал стервятников: те восседали в кронах деревьев или в густом подлеске, часто и яростно ссорились друг с другом или хлопали крыльями в небе, наблюдали.

На второй день, ближе к вечеру, Орест заметил дым, а затем увидел дом и овин в огне. Они приблизились; там поодаль от зданий ждали мужчины, построенные рядами. Все связаны между собой, стояли они угрюмо, а кто-то из стражников забивал свиней, резал кур, остальные же сгоняли стадо овец. На все это смотрели какой-то мужчина и двое мальчишек.

Внезапно из овина выбежала тощая женщина. Она кричала. Сначала просто вопила, а потом принялась выкрикивать слова – поносила стражей. Помчалась к мужчине и мальчикам, протягивая руки, и тут один страж схватил шест и, взявшись обеими руками, ударил им женщину по лицу. Удар, похоже, сломал ей кости и зубы, подумал Орест, но, прежде чем женщина согнулась и повалилась на землю, свернувшись клубком, повисло мгновенье-другое полной тишины.

Стражники повели Ореста дальше. Теперь он дрожал и плакал – и ему было голодно.

Минуло еще несколько дней, и, хотя он почти все время шел между стражниками, они не угрожали ему и не грубили. В основном помалкивали. Несколько раз Орест спрашивал их об отце и матери, но ему попросту не отвечали. Но Орест слышал, как они разговаривают ночью, и узнал, что те многие люди, связанные друг с другом, которых гнали куда-то, были солдатами, вернувшимися с его отцом. Остальные были рабами, которых отец захватил.

Из случайных фраз Орест понял и еще кое-что: у стражников был приказ отвести его куда-то, а затем присоединиться к тем, кто возвращался во дворец. Когда говорили открыто в его присутствии, его стражники обсуждали людей и места, имен которых Орест не распознавал. Тот стражник, кто ему не нравился, постоянно повторял другому, чтобы тот больше ничего не говорил, и добавлял, что наговорятся всласть, когда сделают дело.

Орест однажды спросил их, кто выдает им приказы, и те двое чуть не рассмеялись над ним. Когда спросил, куда они идут, ему сказали, что он все узнает в свое время. Орест вгляделся в их лица и примолк – вдруг кто-то из них упомянет его отца или мать. Но ему сказали, что чем меньше они болтают, тем дальше уйдут.

Как-то раз ночью Орест оказался неподалеку и подслушал еще кое-что из того, о чем перешептывались стражники. Упоминали Эгиста, но вскользь, мимоходом; ни об отце, ни о матери речи не шло. И хотя он отчаянно устал от ходьбы и хотел спать – изо всех сил старался бодрствовать и слушать, однако беседа пошла о земле, о громадных наделах ее, о земле с оливами и садами, о земле рядом с ручьем, о пристанище. Кто-то из них заговорил о постройке дома, о том, что сейчас самое время строить: теперь есть рабы и солдаты, будет кому таскать камни.

Орест видел, что люди в деревнях и домах по пути напуганы. Иногда было видно, что тот или иной дом сожжен или разрушен. Если они требовали еды в домах, ее быстро давали; если искали укрытия – что случалось реже, – их пускали поспать в амбар или в овин. Но чем дальше шли, тем обширнее были расстояния между деревнями, а многие дома, которые они миновали, кто-то уже разорил до них. Стражники забирали с собой еду, какую могли, но чаще им не доставалось ничего.

Однажды вечером, после того как они прошли целый день без еды, стражник, который Оресту не нравился, объявил, что пойдет искать дом или лачугу подальше от той дороги, по которой шли все. Вернется до темноты, сказал он, оставляя Ореста и второго стражника на поляне между деревьями, – мол, он ее быстро отыщет на обратном пути.

Орест поспал. Проснулся голодным, уже почти стемнело, но стражник не возвратился. Вышла луна, и Орест заметил, что второй стражник за ним наблюдает. Собрался закрыть глаза и попытаться заснуть – или прикинуться спящим, но решил, что, может, сейчас самое время сесть и поглядеть, не удастся ли разговорить этого стражника: вдруг он объяснит, куда они идут и зачем вообще ушли из дворца. Стражник помалкивал, и Орест задумался, с чего бы начать.

– А он нас найдет в такой темноте? – спросил он наконец.

– Думаю, да, – отозвался стражник. – Луна уже полная.

Оба помолчали, но Орест чуял, что стражнику в тишине бесприютно. Этот человек явно все знает, решил Орест, но никак не мог придумать вопрос, который подтолкнет стражника объясниться.

– Еще далеко? – спросил он тихонько.

– Что?

– Дотуда, куда мы идем.

– Может, несколько дней, – ответил стражник.

Они отвернулись друг от друга, словно испугавшись. Ясно, подумал Орест, о чем нужно спрашивать дальше. Он должен спросить, куда именно они идут, но до него дошло, что, спроси он впрямую, стражник не ответит. А если стражник откажется отвечать на один вопрос, другие задать будет труднее. Надо придумать вопрос, на который этот человек нечаянно да ответит, и у Ореста будет намек на то, куда они держат путь.

– Ты мне нравишься больше, чем тот, другой, – проговорил он.

– Он хороший. Просто делай, что он говорит.

– Он начальник?

– Мы оба начальники.

– А кто отдал вам приказы?

Орест понимал, что задал вопрос, ответ на который может иметь значение. Каким бы ни оказался ответ, он может объяснить, что к чему. Стражник вздохнул.

– Сейчас трудное время, – молвил он.

– Для всех? – спросил Орест.

– Наверное, – ответил стражник.

Орест не смог сообразить, что это может значить. Понял, что лучше отбросить всякие предосторожности и задать вопрос, в котором есть слово «отец».

– Мой отец знает, что я здесь? – спросил он.

Стражник поначалу не ответил. Орест едва ли не боялся дышать. Ветра не было – и ни единого звука, даже лая собак или шума других зверей в отдалении. Царила тишина, которую Орест не собирался нарушать.

– За тобой присмотрят, – проговорил стражник.

– Других мальчиков похитили, – сказал Орест. – Мать и Электра забеспокоятся, что меня похитили. И отец.

– Тебя не похитили.

– Я бы хотел обратно свой меч, – сказал он.

– Все будет в порядке, – отозвался стражник.

– Ты уверен, что меня не похитили? – спросил Орест.

– Нет-нет, вовсе нет, – ответил стражник. – Не волнуйся и иди с нами, все с тобой будет как надо.

– Почему мне нельзя вернуться?

– Потому что твой отец пожелал, чтобы ты пошел с нами.

– Но где он?

– Скоро увидишь его.

– А маму?

– Всех.

– Почему мы идем пешком?

– Брось задавать вопросы и спи. Скоро со всеми увидимся.

Орест уснул и проснулся от их голосов – тихих, встревоженных. Лежал, совершенно не двигаясь, слушал, как стражник, который уходил, говорит, что не нашел никакой еды, совсем никакой, лишь заброшенные дома без признаков жизни, пустые кладовки, никаких животных в полях. Но это не худшее, сказал он. Кто-то отравил колодцы. Он столкнулся с солдатом, у того двое напарников отравились. Стражника предупредили, чтоб не пил ни из каких колодцев. А потому вернулся он не только без еды, но и без воды.

– Кто отравил колодцы? – спросил второй стражник.

– Они думают, что селяне – те, что прячутся выше в горах, но никого пока не нашли. Нет времени искать.

Один из стражей встряхнул Ореста – тот притворился спящим.

– Надо идти, – сказал он. – У нас нет ни еды, ни воды, но идти надо. Найдем что-нибудь по дороге.

Орест захотел пить еще до того, как подались в путь. Даже капля воды – другое дело, думал он. Пытался вообразить себе день, который ждал его впереди, поделив его на шаги. Сколько шагов предстоит сделать за день? Пытаясь отвлечься, он воображал, что впереди всего десять шагов – и будут питье и отдых. А затем, после тех десяти шагов, воображал, что еще всего десять.

Примерно через час он уловил запах чего-то гниющего. Поглядел на своих стражей – те зажимали носы. Вонь нарастала, и Орест заметил два тела: мухи гудели над ними, лежащими рядом на дороге, плотью пировали стервятники. По одежде Орест решил, что эти двое – из людей, что шли ко дворцу, из тех, кто останавливался обменяться вестями с его стражниками, те люди казались время от времени почти спокойными и уверенными. Орест и стражники подошли совсем близко к покойникам, и вонь была столь невыносимой, что все трое ускорили шаг, но Орест успел глянуть в лица тем трупам: глаза широко распахнуты, рты искривлены, словно эти люди кричали или вопили, когда умирали. Пройдя мимо, ни один из троих не обернулся.

Орест чуял, что его спутники как никогда прежде стремятся вперед. Он понимал, что в любом случае прикорнуть тут негде совсем: жилье сделалось редким, а земля – еще бесплоднее.

Он размышлял – лишь бы усмирить отчаянную жажду, а следом и голод, между припадками слабости, когда казалось, что не пройти ему дальше, – почему он не ценил полнее дни, когда был свободен и мог бродить по дворцу. Жалел, что матери нет рядом – или где-то поблизости, чтобы можно было прийти к ней и лечь подле.

Когда они остановились, измотанные, стражники вроде бы едва желали двигаться дальше. Сели на землю, угрюмо вперившись вперед. Всё вокруг – тишина, прерываемая лишь треском сверчков, да из-под камней к другим прибежищам сновали ящерицы.

В тот же день, когда тени стали длиннее, они заметили в отдалении дом. К тому времени Орест дрожал так, будто замерз, и цеплялся за стражника; двигались медленно. Оресту казалось, что у него распухает язык. Мальчик одержимо сглатывал любую слюну, какая осталась во рту, но ничегошеньки не было, рот пересох совершенно, а от глотаний саднило горло.

Они изможденно брели к тому дому, что стоял в конце длинной земляной тропы, обсаженной оливами. Никаких звериных звуков вокруг – и ощущение после каждого шага, что это строение давным-давно бросили.

Орест уселся в тени, стражники обошли дом, и один воскликнул, завидев у дома колодец. Орест разглядел, что дом в неплохом состоянии. Стражники толкнули дверь и вошли.

Внезапно изнутри долетел звук – ломали деревянное, закричала женщина, послышался громкий мужской голос, а затем стражники стали выкрикивать кому-то приказы: чтоб выходили вон и встали у дома. Орест поднялся, и тут из дверей дома показалась пара, потрепанная, испуганная, оба одновременно говорили со стражниками. Один из них велел паре молчать, второй вернулся в дом и вышел обратно с громадным глиняным кувшином и чашкой. Вручил чашку мужчине, велел наполнить ее из кувшина и выпить.

Мужчина пил, а Оресту сделалось плохо, желудок скрутило. Он попытался не двигаться, но пришлось уйти за куст подальше от всех – его вырвало. Вернувшись, он хотел только воды. Подался к кувшину, однако стражник велел ему ждать, сурово сказал, что, если там яд, надо дать время, чтобы подействовал. Будут сидеть и ждать и, если все будет хорошо, попьют из кувшина. Но не раньше.

Женщина и мужчина стояли, вперившись в землю, двое стражников, устроившись в тени, ждали. Орест сел на пороге. Хотя никто не разговаривал, было понятно, что пара, найденная в этом доме, напугана – мужчина переполошился не меньше женщины. Орест задумался, была ли впрямь та вода отравлена и ждут ли эти двое, когда яд подействует.

В конце концов, раз вода не отравила мужчину, двое охранников принялись пить, чашку за чашкой, так жадно, что Оресту хотелось спросить, не забыли ли они про него. Теперь, когда вода была под рукой, он усомнился, хватит ли ее. Когда один из стражников показал ему знаком, что можно, Орест тут же пошел к кувшину. Ему оставили две чашки. Выпив вторую, Орест наклонил кувшин, добыл все до последней капли.

Допив, он огляделся и увидел, что один из стражников смотрит в колодец. Затем тот поманил мужчину к себе и приказал достать из колодца еще воды. Может, подумал Орест, им удастся забрать воду с собой – или, скажем, провести вечер в доме, или даже день-другой. Как бы то ни было, им нужно больше воды. Человек встал у колодца, привязал к кувшину веревку и опустил его; остальные смотрели. Орест заметил, что женщина еще больше встревожилась. Руки прижала к бокам, но взгляд ее сновал между стражниками и ее домом.

Когда кувшин показался, стражник, который Оресту не нравился, вручил мужчине чашку и велел пить. Мужчина гордо взглянул на него, словно это он владел положением. Помолчал. Затем поглядел на жену. В тот миг, когда все они сосредоточились на мужчине и на кувшине, из дома выбежали несколько детей, мать закричала им, велела быстрей убегать. Их было четверо – трое мальчишек и девочка. Двоим мальчишкам и девочке удалось удрать, прежде чем стражники смогли броситься вслед, но самого младшего ребенка – Орест решил, что ему четыре или пять, – поймали, притащили обратно и поставили рядом с матерью. Он громко ревел, слов Орест разобрать не смог, стражники же вернулись и встали у колодца.

Орест тоже заплакал. Подумал, может, и ему убежать вслед за детьми, поглядеть, далеко ли они удрали. Он мог бы, наверное, им объяснить, кто он такой и откуда пришел.

– Пей воду, – услышал Орест, это стражник велел мужчине.

Орест видел, как мужчина помедлил и глянул на жену.

– Кто-то из вас будет пить, – сказал стражник, подошел и схватил мальчишку. – Пусть ребенок пьет, если сам боишься, – продолжил он.

Мать расплакалась и забрала мальчика от колодца.

– Пей! – сказал стражник. – Целую чашку, при мне. Наливай и пей.

Но человек не наполнял чашку, которую держал в руке. Глядел вдаль, словно оттуда могла прийти помощь – или что-то могло случиться. Выпрямился во весь рост, а лицо его сделалось напряженным, суровым. Они с женой поглядели друг на друга, жена вскинула ребенка на руки и держала его высоко.

– Если не станешь пить, – сказал стражник, – я возьму твоего мальца и залью ему чашку этой воды в глотку.

Мужчина, казалось, крепко задумался. Даже ребенок притих. С достоинством на лице мужчина наполнил чашку. Подержал в руке, вздохнул и выпил залпом. Проделав это, подошел к жене и ребенку, потрепал мальчика по волосам, погладил жену по голове. Другой рукой взял жену за руку.

Затем неторопливо отстранился от женщины и от ребенка и принялся кашлять. Поначалу звук был негромким, но вскоре в нем послышался больший надрыв, мужчина вскинул руки к горлу, словно давился. А следом, когда боль, похоже, усилилась, пал на колени. Хватал воздух ртом, выкликал слова. Его жена, все еще с ребенком на руках, запела. Орест никогда не слыхал такого голоса. Во дворце пели слуги, их песни – счастливые, и даже в другие разы, когда слышал он пение, всегда пели хором, а не женщина в одиночку.