Текст книги "От винта! : Не надо переворачивать лодку. День не задался. Товарищ Сухов"

– Я больше не работаю у Поликарпова. Меня перевели обратно, в НИИ ВВС. – Яковлев не сдержал самодовольной усмешки. – Пока занимаюсь личными делами, а там дальше посмотрим. Вот Маргарита предлагает вообще уехать в Ленинград, она его очень любит, а я никогда не был! Но я человек военный, где прикажут, там и буду служить.

– Да, Андрей Дмитриевич! Занимаясь таким важным делом, как испытания новых самолётов, требуется сначала думать, а потом уж высказывать своё мнение!

Посидев ещё несколько минут, а у нас, кроме боржоми, ещё ничего не было, он сослался на какие-то дела, раскланялся и удалился. Рита скользнула к краю занавески возле перегородки и посмотрела ему вслед, потом зашлась тихим беззвучным смехом:

– Какой индюк!

Благодаря этому инциденту растаяла последняя скованность и у меня, и у Риты. Она сделала заказ, сразу предупредив меня, что вообще-то это моя обязанность, но в случае «семейной пары» это допустимое отклонение от этикета. Попутно быстро и легко объясняла: что, зачем и почему. Незаметно пролетело почти три часа. Я посмотрел на часы, было половина одиннадцатого. «Нас же ещё статья ждет!» Возник небольшой спор из-за того, из каких средств платить за ужин. Маргарита говорила, что на это ей выделены деньги, и что это – подготовка, но я твердо настоял на том, что мне было жутко приятно и интересно, тем более в её обществе. По дороге домой она спросила:

– Ты вообще мало пьёшь или стеснялся?

– Я же лётчик, а после выпивки совсем другая реакция, несколько дней. Кроме 200 граммов сухого вина, я никогда себе ничего не позволяю.

– Я не замечала у лётчиков такой особенности!

– Может быть, поэтому они мне и проигрывают! – улыбнулся я.

Я научился зажигать газовую плиту! Очень быстро закипает чайник, но Рита сказала, чтобы я сварил ей кофе!

– А как? – «Ты что, никогда в Севастополе не видел, как варят кофе?» – спросил меня Сергей. «Видел, даже пробовал один раз! Но никогда не готовил!» – «Ладно, учись! Произведи на девушку приятное впечатление!» И он повёл меня к шкафу, нашёл кофе в зёрнах, большую плоскую мельницу, смолол в абсолютную пыль предварительно дожаренный кофе, по кухне поплыл непередаваемый аромат, у меня даже побежали слюни. Затем нагрел джезву на маленьком огне, залил холодной водой, пока кофе нагревался, прогрел чашки, аккуратно помешивая, собрал поднимающуюся пену в равных пропорциях в обе чашки и аккуратно вылил туда закипевший кофе. «Готово!» Я взял чашечки за ручки и повернулся к столу. У двери стояла Рита.

– Я смотрела, как ты священнодействуешь! Такой запах, что я не удержалась!

Я покраснел, вечно меня Сергей в краску вгоняет. Поставил кофе на блюдца, Рита взяла поднос, поставила чашки, сахар, маленькое сухое печенье в форме зверюшек и два стакана холодной воды. Мы пошли в кабинет. Рита подложила под себя ногу, запахнула халат и посмотрела на меня.

– Ты мне так Крым напомнил! Господи, как хочется в Ялту! Кофе у тебя необыкновенно вкусный! Густой, терпкий, настоящий турецкий кофе.

– Я старался для тебя! Удивительно, мне кажется, что я тебя очень давно знаю!

– Целых четырнадцать часов и одиннадцать минут! Странный ты какой-то, как будто в тебе два человека внутри сидят! Один опытный, всё знающий и всё умеющий, а второй – восторженный мальчишка. Я даже не могу определить, сколько тебе лет.

– Двадцать два!

– Я почти на четыре года тебя старше.

– А где ты живешь? Ты замужем?

– В общежитии, я ведь только сержант госбезопасности, а не замнаркома! – улыбнулась Рита. – Замужем не была. Детей нет. Меня с филологического факультета пригласили на работу в органах. Так и работаю, то в спецшколе, то у товарища Павла.

– Нравится?

– Бывают очень интересные задания, и очень интересные люди, но не всегда, в любую бочку меда можно добавить ложку дёгтя. У тебя глаза красные!

– Я спал только в самолёте, когда летел из Перми в Москву. Сегодня ночью не спал совсем.

– Так иди, ложись! Кофе-то зачем на ночь пил! Это ж мне ещё работать.

– За компанию, и мне нравится за тобой наблюдать.

– Всё, спать, товарищ замнаркома! Иначе завтра будете никакой.

– Есть, товарищ сержант госбезопасности! – улыбнулся я и побрёл в ванную. Попав в спальную, с трудом разобрался с покрывалами и рухнул на кровать. Попытался о чём-то подумать, но сон быстро меня сморил.

Глава 7

Оставшись одна, Маргарита углубилась в перевод, набрасывая на листке общую канву и выписывая незнакомые термины. Неожиданно зазвонила «вертушка»: сняла трубку:

– Квартира Андреева, сержант Гончарова!

Послышался голос с мягким кавказским акцентом:

– Вы, Маргарита Николаевна, мне и нужны!

– Здравствуйте, товарищ Берия!

– Чем занимается наш подопечный?

– Спит, товарищ Берия.

– Меня зовут Лаврентий Павлович. Что, перебрал в ресторане?

– Нет, Лаврентий Павлович. Он выпил не более стакана сухого вина, коньяк и водку – только пригубил. Сказал, что за полтора суток немного поспал в самолёте, когда летел из Перми в Москву, а сегодняшней ночью – совсем не спал.

– Не пил, потому что опасается вас, или…

– Говорит, что не пьёт потому, что лётчик. Что это снижает скорость реакции. По моим общим впечатлениям – это соответствует действительности.

– Расскажите, как вёлся поиск информации по «Пальцу»! Он знал, где искать?

– Нет. Но он сказал, что компания не государственная, следовательно, должны быть ранние публикации в научных изданиях. Спросил у научного секретаря, что есть из американских периодических научных журналов за последние три года, написал мне на листочке три словосочетания, в одном слове сделал ошибку: пропустил букву. Секретарь приносила журналы, большую часть брала себе я, а остальное – отдавала ему.

– Кто нашёл статью?

– Я, Лаврентий Павлович! А он попросил показать, пробежался глазами и поцеловал мне руку.

– Ваши общие впечатления об этом человеке?

– Честный, очень внимательный, отличная профессиональная память…

– Разведка?

– Нет, Лаврентий Павлович! Я достаточно много работала с разведчиками. Память – больше объектовая, зрительная, очень объёмная. Иногда кажется, что она вообще границ не имеет. Нехарактерно для разведчиков, у них больше – «слуховая». Очень меня удивил, когда приказал ехать в библиотеку, а не в ресторан, до этого он ни одним словом об этом не обмолвился. И так старательно одевался, готовясь к ресторану. Он – немного странный, как бы младенец с мозгом старца, но очень увлечен новой работой и ушел в неё весь. Потрясающе провёл разговор с замнаркома Яковлевым, они что-то не поделили, видимо, и он его аккуратно выставил, причем Яковлеву было не открутиться, он был вынужден уйти. Пришлось в двух местах: в ателье и с Яковлевым дать информацию по легенде. У него отличная выдержка: он не подал виду и успешно подыграл.

– Маргарита Николаевна! А как вы отнесётесь к моей личной просьбе: что если вам завтра действительно подать заявление в загс и стать его женой?

– Лаврентий Павлович! Я не могу так! Я знаю этого человека несколько часов!

– Он может быть слишком опасен для всех, если окажется не тем, кто есть на самом деле. Это дело особой государственной важности. Я бы хотел иметь рядом с ним своего человека! А вам я верю. Ему пока нет. Подумайте над моим предложением!

– А как же распоряжения Павла Анатольевича? Я же сейчас сижу над переводом статьи!

– Павел Анатольевич сидит напротив меня и внимательно слушает!

– Я здесь, Рита! Мы с тобой давно работаем. Ты для меня всё равно как сестра. Я не могу всего тебе объяснить, просто слов не хватает. Нам он нужен! Единственный вариант – это ты!

Маргарита заплакала. У неё в голове не укладывалось, как это Павел Анатольевич и новый нарком посмели ей предложить такое. Если Лаврентия Павловича она просто несколько раз видела, то Павел Анатольевич часто бывал у них дома. Мама очень приветливо его встречала, говорила, что он нас спас от голодной смерти в 21-м году. Как он мог!

– Я перезвоню, до одиннадцати, – смогла проговорить Маргарита, повесила трубку и разревелась ещё больше. Всё в ней протестовало против этого предложения руководства! Как они могут, как они смеют предлагать, на полном серьёзе, ей такое.

Вот те раз! «Браки заключаются на небесах!» и эти небеса называются Лубянкой…

Перевод в голову абсолютно не лез после этого разговора… Что делать? Надо взвесить все за и против…

Против… Ой, сколько этих «против» я натерпелась! Дома была только мама. Куда делся папа, она так и не объяснила, сказала, что уехал в командировку… Это теперь я понимаю, что может означать эта «командировка»… Мне было лет пять, я бегала по просторному дому с залами, мягкими креслами и диванами, и вдруг мне запретили выходить из одной комнаты. На двери повесили замок, как и на других дверях в доме. В это же время появилось множество посторонних людей в доме. Сначала мама плакала, потом смирилась и внушала мне, что единственное, что может помочь мне в жизни – это знания. Мама свободно говорила на основных европейских языках: немецком, французском, английском и испанском, а также знала польский, финский и шведский… Мамочка, как же я тебе благодарна! Папу я совсем не помню. Нет, помню какое-то Рождество, когда он подарил мне большую куклу, и они с мамой улыбались и были счастливы… Потом, уже в школе, мне постоянно говорили о неподходящем происхождении. Несмотря на то, что я училась лучше всех, меня с третьего захода приняли в пионеры, а потом, так же с третьего захода, в комсомольскую организацию, потому как моя пра-пра-пра-тётка была женой Пушкина, и дом, в котором мы жили, когда-то весь принадлежал семье Гончаровых… И только на втором курсе меня заметили… Хотя я всегда была круглой отличницей. Мама всегда говорила, что все надо делать на «отлично» или не делать совсем… Именно в МГУ, на инязе, на 3-м курсе, меня вызвали и предложили работу в Наркомате внутренних дел. Отступать мне было некуда. Я согласилась сразу. Тем более, мама болела, и нам было особенно тяжело. Если бы не Павел, который постоянно нам помогал, было бы совсем невыносимо. Я помнила, как к нам приехал Павел и рассказал, что мой отец, которого я не знала, выпустил его из контрразведки в Одессе, сказав, что: «Нас всё равно не будет. Россия – против нас. Вот тут живет моя семья! Позаботься о них!» И Павел приезжал каждый год. Мама так и не вышла замуж, работала учительницей в школе на Васильевском. Были предложения ей выйти замуж, но мама любила одного человека: моего отца. Пять лет назад её не стало. Тихо умерла во сне. Мы с Павлом похоронили её. Через два месяца на меня пришла разнарядка в НКВД. Туда забирали только лучших… После института я работала уже четыре года и меня даже повысили. Работать было тяжело: пришлось выучить, в совершенстве, португальский язык, освоить все виды оружия. Мне предоставили комнату в общежитии…

А если разобраться… Андрей – не обрюзгший старец, он даже симпатичный… Когда я его увидела, я не поверила, что он – мое «новое задание». Скольких я уже обучала английскому! Кого только не было! Но Андрюша сразу запал мне в душу! А его глаза, сверкающие озорными чертиками! Его выправка! Он, конечно, немного неуклюжий, но сделать за несколько месяцев карьеру до замнаркома – не каждый сможет… Значит, голова на плечах есть. Вот и Яковлев сегодня сказал – не бабник и не пьяница… А такие встречаются редко… Я ему, кажется, нравлюсь… – Она улыбнулась, вспоминая, как она вошла к нему в спальню, чтобы проверить, правильно ли он завязал галстук, а он так и рухнул на кровать, когда ее увидел. – Смешной он… Антипатии он не вызывает. Даже наоборот. Когда он ко мне прикасается, мне кажется, что у меня по телу волны идут… Мне нравится, как он делает мне комплименты, как галантно пытается целовать руки… Но он какой-то непонятный… Даже трудно сказать, что именно в нем настораживает.

Ну, конечно, если я приму предложение, то все начнут шептаться, что я выхожу замуж из меркантильных интересов за отдельную четырехкомнатную квартиру (где предусмотрена детская!) с обслугой, шофером, охраной и ужинами в «Арагви». Муж – замнаркома… Высокое общественное положение, правительственные круги… Приятно… Но есть одно «но» – если я не соглашусь на предложение тов. Берия, то меня с задания снимут и поставят кого-то другого. И не факт, что мне разрешат, позже, выйти замуж за того, кто мне нравится. Не оставлять же Андрюшу кому-то! Неужели я ревную? Со мной явно что-то не то творится! Похоже, я влюбилась…

Маргарита сняла трубку «вертушки» и назвала позывной.

– Судоплатов! Слушаю!

– Павел, это я!

– Риточка? Слушаю тебя!

– Паша! Это твоё решение, или на тебя давят?

– Ритуля, это я предложил! Я, в отличие от Лаврентия, этому человеку – верю! Не знаю почему, но мне кажется, что и ты ему веришь!

– Павел, я вообще не знаю, что со мной творится! Сама себя не узнаю.

– Он тебе нравится?

– Да!!! Ужасно нравится. Но я его боюсь, потому что помани он меня пальчиком, и я буду вся его. Я сама себя не узнаю.

– Маленькая моя! Это и есть любовь! Я твою маму так любил! Но она относилась ко мне как к сыну. Я буду посаженым отцом на твоей свадьбе! Любви тебе, дом полную чашу и детишек побольше! Я тебя люблю! Я весь сегодня извелся!

Я всхлипнула и положила трубку. Я пошла в спальню. Андрей спал. А я смотрела на него. Присела на краешек кровати и смотрела, как он спит. Провела пальцем по его лбу и убрала сбившуюся прядь волос. Он улыбнулся во сне и пробормотал: «Ритуля», и заулыбался. Мне опять стало страшно, и я пошла на кухню. Поставила чайник и пристально смотрела на огонь. Совершенно неожиданно и беззвучно Андрей меня обнял сзади: «Рита! Выходи за меня замуж!» Я развернулась, ударила его кулаками по груди и сказала: «Да, я буду твоей женой!» Он поднял меня на руки и закружил по комнате. «Ты даже не представляешь, как я рад твоему согласию. Рита, Ритуленька, Ритуля!» У меня кружилась голова! «Я вся в маму! Она вышла замуж за папу сразу после бала в 12-м году. И была ему верна, даже после его смерти!» «Я не собираюсь умирать, Рита! У нас вся жизнь впереди».

Глава 8

В одиннадцать часов мы были у Судоплатова. Он, судя по всему, уже всё или почти всё знал. Вместо совещания получилось «не пойми что», оказалось, что Маргарита и Судоплатов чуть ли не родственники! Основной вопрос был: когда свадьба? Мы, оба, сказали ему, что мы в девять часов, причём перебивая друг друга, заехали в загс по дороге, и мы теперь муж и жена. Моя Ритуля просто светилась счастьем. Это проняло даже Павла Анатольевича, который сказал, что давно так не радовался! Кроме того, Судоплатов сказал, что вчера вечером в Ленинград было отправлено распоряжение наркома НКВД об освобождении из-под ареста капитана 1-го ранга Берга, что он не возражает, если мы на недельку слетаем на юг, но после Ленинграда подключайте Берга немедленно. Но предварительно должна состояться свадьба, причём он хочет быть посажёным отцом! Рита и вправду сирота, а вот как доставить мою маму? Павел Анатольевич сказал, что это не проблема! Я парировал, что только, пожалуйста, без сержантов НКВД, иначе я в одночасье тоже стану сиротой! Товарищ Павел долго хохотал! Мы выехали на Центральный аэродром и через полтора часа вылетели в Ленинград втроём на четырехместном Я-6. Александр тоже нас поздравил. Вообще-то он был первым! Он остановился возле загса и был моим свидетелем на свадьбе. А роль свидетельницы невесты исполнила какая-то служащая загса.

В самолёте Рита сидела на правом сиденье, развернувшись ко мне, постоянно смотрела на меня, иногда прикасаясь пальцами к моему лицу или одежде. Она молчала или отвечала односложно. Несколько раз, когда я смотрел на неё пристально, она без звука говорила: «Я тебя люблю!» Это хорошо читалось по губам. Через четыре часа добрались до Ленинграда. Сели за городом на Комендантском. Александр куда-то позвонил, мы больше часа скитались по аэродрому, потом приехала машина, и нас отвезли в «Англетер». Мы поели, и Маргарита сказала, что хочет показать «свой» дом и могилу матери. Сашу мы оставили в гостинице: Нас здесь никто не знает, в маршрутном листе – ни одного слова про Ленинград, мы оба вооружены. И, в конце концов, у нас – медовый месяц! «Да и чёрт с вами! – сказал Филиппов. – Смотрю на вас и вспоминаю, как мы с Дарьей поженились. Совет да любовь! А я спать пошёл!» – Он улыбнулся, развёл руками и пошёл в свой номер.

Мы прошли на Васильевский, на 7-ю линию, затем прошли на Смоленское кладбище, там не далеко. Рита присела у могилы матери, поправила проходы, сменила совсем увядшие цветы. «Мама, это Андрей».

– Ты бы ей понравился, я знаю! Пошли, а то мне холодно что-то стало. Не люблю это место! Здесь всегда очень холодно.

Медленным шагом мы вернулись в гостиницу. Величественный Исаакиевский собор с зелёными статуями на углах и памятник Николаю Первому «Палкину» произвели просто неизгладимое впечатление.

– Андрей, пообещай мне, что когда все кончится, мы сюда вернёмся! Здесь мой дом и здесь я хочу растить наших детей! – сказала мне Маргарита.

До этого момента всё происходящее казалось мне сказкой или несбыточной мечтой: самая красивая девушка, очень высокая должность, общение с действительно историческими личностями. Все это померкло и обратилось в одну-единственную, и очень любимую женщину, которая хочет носить под сердцем наших детей, а я обязан их защитить.

Утром, втроём, поехали в Гавань. Филиппов был в форме НКВД, поэтому даже не пришлось предъявлять документы.

– Где я могу увидеть капитана 1-го ранга Берга!

Вижу испуганные глаза охранника:

– А что его не надо было пускать?

– Нет, всё в порядке!

– Он в левом крыле, в лабораториях!

Закрыто, закрыто, открыто, входим. К нам спиной стоит, чуть сутулясь, человек в черной шинели, но со споротыми шевронами. Он обернулся на шаги, его взгляд остановился на Филиппове. Его руки самопроизвольно пошли назад. Филиппов, умница, сразу остановился и отдал честь, а мы с Маргаритой продолжили движение.

– Вы – капитан первого ранга Берг?

– Да, с кем имею честь?

– Комиссар по радиофикации ВВС Андреев Андрей Дмитриевич! – и предъявил ему мандат Сталина.

– Чем обязан?

– Аксель Иванович! Хотелось бы привлечь вас и ваш институт к сотрудничеству с нашим отделом!

– А я что, восстановлен начальником института?

– А разве вас снимали?

– Не знаю, молодой человек. Я, видите ли, находился под арестом и следствием с прошлого года, поэтому не совсем в курсе событий. Следствие не прекращено, но вчера вечером мне изменили меру пресечения.

Я повернулся к Александру:

– Вам что-нибудь известно об этом?

– Так точно, Андрей Дмитриевич! Я читал постановление, и оно у меня с собой. Там написано: «с исполнением основных обязанностей без ограничения свободы передвижения».

У меня самого тоже было это постановление, но мне хотелось, чтобы это прозвучало из уст работника НКВД.

– Так что, Аксель Иванович, давайте пройдём в ваш кабинет и поговорим о наших насущных задачах: нам, ВВС, нужны локаторы!

– Молодой человек! Вы что, не видите, что лаборатории практически пусты? По распоряжению бывшего главного инженера Шулейкина почти всё вывезено!

– Значит, будем заполнять лаборатории. Я уже поинтересовался положением вещей: Шулейкин тоже работает в этом направлении. Он испытал «Редут» два месяца назад. Но у него маленькая дальность и большие проблемы с точностью. Вы, Аксель Иванович, готовы взять на себя это направление?

– Несомненно!

– Вот и давайте обсудим, что необходимо для ускорения работ!

Наша свадьба с Ритой состоялась через три дня: весёлая, шумная, мы справляли её в Чкаловском, где у меня было больше всего друзей. Маму привезли и увезли, живой и здоровой, а нам разрешили взять самолёт и лететь в Крым на отдых. Ялта осенью – это что-то божественное. Мы ходили по набережной, поднимались на Аю-Даг, сидели в ресторанчике в Ласточкином гнезде и чувствовали себя на вершине счастья, но через пять дней пришла телеграмма от Павла, что его палец срочно нуждается в операции.

Глава 9

Телеграмму получил Андрей. Долго вчитывался в неё, подошёл к столу, и сказал, что поездка в Феодосию отменяется. Я, даже не прочитав, поняла, о чём телеграмма, и что наш отпуск кончился. Андрей спустился вниз к администрации, сказав мне, чтобы я собиралась. Сели в машину, которая привезла нас под Севастополь, на аэродром Бель-Бек. Там стоял «наш» Я-6. Андрей большую часть дороги молчал. Один или два раза показал на очень красивые места и сказал, что в следующий раз надо попасть сюда. Забросил чемоданы в самолёт, помог мне забраться на правое сиденье, поговорил о чём-то с техником. Самолёт был горячий, и пахло терпким, но приятным запахом. Андрей уселся на левое сиденье, втянул носом запах:

– Как я его люблю!

– Кого?

– Этот запах! От винта!

Мотор зачихал, винт неровно дёрнулся несколько раз и слился в прозрачный круг. Андрей закрыл дверь и открыл форточку. Несколько раз изменил звук мотора. Показал руку из форточки. Человек перед самолётом махнул флажком и отошёл в сторону, а два других выдернули колодки из-под колес. Мы вырулили на старт, но Андрей смотрел не на взлётную полосу, а куда-то вправо, я повернулась туда и увидела зелёную ракету. Двигатель взревел, и мы с ускорением покатились по земле. Несколько толчков и они резко прекратились. Мы в воздухе и летим в Москву! Андрей мало разговаривал, лишь несколько раз просил воды, кофе или чая из термоса. Я предложила бутерброды, но он отказался.

– Что, ничего не хочешь?

Он притянул меня к себе и довольно громко, из-за шума двигателя, сказал:

– Очень хочу тебя и обратно в Крым! – чмокнул меня в щеку и в нос, опять уставился на приборную доску. Когда мы летели в Крым, он вёл себя по-другому: управлял самолётом одной рукой, а вторая была постоянно у меня в руках. Возвращение в Москву ему явно не нравилось.

– О чём думаешь?

– Интересно, что придумал товарищ Павел! Пытаюсь смоделировать все варианты.

– Я тебе мешаю?

– Нет, скорее отвлекаешь от недобрых мыслей. Скоро Харьков, надо садиться для дозаправки.

– Что-то не так, Андрей? – спросила я и заглянула ему в глаза.

– Ищу вариант, чтобы оставить тебя дома, и не нахожу его. Слишком боюсь за тебя! – он тоже внимательно посмотрел на меня. На лице не было ни тени улыбки. – Рисковать лучше мне одному!

– Я дома не останусь! – твёрдо сказала я. – В воздухе ты, может быть, и король, но на земле я лучше подготовлена.

Он ткнулся носом мне в плечо:

– Я за тебя боюсь!

У меня повлажнели глаза. Андрей вновь ушёл в себя, потом начал заходить на посадку в Харькове.

Пока шла дозаправка самолёта, Андрей покушал, на земле от его хмурого настроения не осталось и следа. Он деловито осмотрел самолёт, сходил в диспетчерскую, подошёл ко мне и спросил:

– Летим дальше, или ты устала?

– Летим!

Впереди появились тяжёлые облака, на земле кое-где белел снежок. Андрей ушёл вниз под облака, включил дворники, потому что пошёл мокрый снег с дождём. Самолёт несколько раз потряхивало. Через два часа погода ещё больше ухудшилась. На крыльях стала появляться наледь. Андрей сменил курс и приказал пристегнуться. Сели в Туле. Видимости не было никакой, Андрей трижды уходил на второй круг. Крылья обледенели, и самолёт плохо слушался рулей. Наконец, земля открылась на некоторое мгновение, и Андрей посадил самолёт. Погоду на завтра давали нелётную. Позвонили Александру, сообщили, где находимся. Андрей договорился о перегоне самолёта по улучшению погоды в Москву. Домой вернулись на машине. Я пошла готовить ужин, а Андрей ушёл в кабинет. Через полчаса он пришёл с какой-то бумажкой:

– Смотри, что творят!

В бумаге было написано: «…звездообразный мотор в капоте NACA является источником вредного сопротивления, вследствие плохого образования носовой части… по этой причине применение капотов NACA для скоростей свыше 500 км/ч является нецелесообразным». Андрей выругался и ушел в кабинет. Когда я пришла звать его ужинать, он разговаривал с кем-то по телефону. Потом я поняла, что это был Поликарпов. Андрей говорил ему, что требуется поставить машину в трубу ЦАГИ и доказать ошибочность этого заявления. Через несколько минут он вошёл в столовую:

– Они максимально пытаются форсировать строительство никому не нужного И-180. И с этим уже ничего не сделать!

Поесть нам так и не дали, опять зазвонил телефон. На этот раз «вертушка»:

– Есть, через пятнадцать минут будем. Одевайся, поехали!

Судоплатов нас реально обрадовал! Есть возможность купить 12 командных радиостанций и тринадцатую – связную. На моё имя зарегистрирована фирма, точнее её просто купили, в ней двенадцать самолётов DC-3. Самолёты надо будет укомплектовать станциями и переправить в СССР. Андрей предложил сделать это «самовывозом» через Бразилию.

– А дальности хватит?

– Немного не хватает, но самолёты пойдут пустыми, поэтому в грузовой отсек можно погрузить резиновую емкость, использовать её как дополнительный танк для топлива. Тогда и океан удастся перелететь. Надо посчитать.

– А если потеряем и самолёт, и станцию? Может быть, морем через Бразилию? Или Мексику? Да, техническое состояние самолётов компании оставляет желать много лучшего.

– Тогда не будем рисковать! Хотя можно заменить двигатели новыми. Их отправить морем из Ленинграда или Одессы.

Созвонились с Пермью, надиктовали серийные номера бортов. Для восьми машин двигатели были.

– А что с официальной закупкой?

– Пока глухо. Кто останется за тебя, Андрей?

– Капраз Берг. Есть ещё одна задумка! Привлечь к этому Чкалова. Групповой перелёт через океан ещё никто не делал!

– Засветим Седого и Риту.

– А если подстроить аварию, и Рита перепродаст компанию? Тогда оба не светятся. Я просто боюсь, что новые радиостанции американцы не дадут вывезти морем. У них в Мексике более сильные позиции, чем у нас. Ещё вариант: лизинг! Рита сдаст самолёты в лизинг СССР для рекордного перелёта, в связи с плохим техническим состоянием собственного парка. Дескать, денег на ремонт нет, а русские установят новые двигатели и после перелёта проведут средний ремонт корпусов, а в дальнейшем она собирается осваивать просторы Африки… Требуются 23 лётчика, 12 техников. Радиостанции крепить на легкосъёмной платформе, в случае аварии выбрасывать на плотике, для подстраховки – какое-нибудь судно на трассе перелёта. Если инженерные расчёты не позволят безопасно пересечь океан, то компания Риты должна получить длительный тайм-чартер в Африке.

Остановились на лизинге, и я стал звонить Чкалову. Дома его не было. На заводе тоже.

«Молодец, что не забываешь основные задачи! Растёшь!» – послышалось у Андрея в голове. «Ой, привет! Тебя давно не было! Я даже соскучился!» – «Не хотел мешать вам… Позвони Коккинаки!»

Так и сделал:

– Владимир Константинович! Разбудил? Андрей.

– Нет, ещё не спим! Дела!

– Есть надобность перегнать двенадцать DC-3 из Бразилии сюда.

– Не долетит!

– Знаю! Но машины пойдут пустые и группой.

– Не понимаю, в чём надобность этого перегона. Мы же сами делаем ПС-84.

– Вы обратили внимание, по какому телефону я звоню? Есть надобность.

– Я думал, ты из дома.

– Найдите Чкалова, и завтра давайте соберёмся у меня!

– А что его искать, вот он сидит. Даю трубку.

Коротко пересказываю то же самое Чкалову, упирая на рекорд перелёта в группе.

– Ты где? Мы сейчас приедем?

– Минуточку! – закрыл трубку и сообщил товарищу Павлу, что они хотят приехать. Он согласно мотнул головой. – Я на Лубянке, пропуска вам двоим сейчас закажут.

Ещё полчаса разбирали конкретику по приобретению радиостанций, оба сходили и сфотографировались, когда вернулись – Чкалов и Коккинаки были в кабинете Павла Анатольевича.

– Рита всё хорошеет! – расплылся в улыбке Чкалов и полез целоваться.

– Я ввел товарищей в курс дела, – сказал Павел Анатольевич, – основная задача: безопасно доставить все тринадцать изделий в СССР в кратчайшие сроки. Компания «Риверо» обеспечивает приём группы летчиков и техников, безопасность на маршруте до Натала. Дальше руководство операцией поручается товарищам Чкалову и Коккинаки. У вас двоих будет другая задача!

Андрей насупился. Ему, как лётчику, было, конечно, интереснее сделать такой перелёт. Однако он промолчал. Когда выходили с Лубянки, он всех пригласил к нам домой. Хорошо, что поужинать не успели.

Чкалов оглядел квартиру и хохотнул, что у него похуже будет. Владимир Константинович сказал, что он раньше получил.