Текст книги "Чекист: В небе только девушки! И… я. Мы взлетали, как утки… Чекист"

Глава 18
Главный режиссер перехватывает инициативу, или «Такая корова нужна самому»

В весенне-летних боях взошла «звезда» Покрышкина, он сбил за этот период больше сорока самолетов противника и стал в июле командиром 1-го отдельного гвардейского полка. Специфику нашей тактики он уловил сразу, опыта, как боев, так и полетов, у него было больше, чем у Тамары или Майи. Плюс организаторский талант, поэтому я его продвигал достаточно активно вверх по служебной лестнице. Уже под Речицей я практически все управление полком передал ему, потому что такая интенсивность вылетов требовала от меня, как от командира дивизии, полной отдачи, и заниматься планированием работы ОРБАП мне было просто некогда. Сразу, как только мы перелетели в Воронеж, там оказался Сталин. Дивизия, кроме звания Гвардейской и почетного наименования Смоленской, получила орден Суворова 1-й степени на знамя, и стала первым соединением, награжденным таким орденом. Плюс, не без основания, Сталин считал, что 1-й полк – это и его заслуга. Он в самый сложный момент принял решение о выпуске «метел», хотя опыта создания таких машин у СССР не было. Основной целью визита главы государства стало посещение Воронежского авиационного завода, все цеха которого вновь, после вынужденной эвакуации, работают на полную мощность. Кроме этого завода, Сталин посетил цеха Воронежского экскаваторного, который выпускал гвардейские минометы. Он принял участие в митинге на площади возле облсовета. А ближе к вечеру весь личный состав дивизии был построен на заводском аэродроме и приветствовал Верховного Главнокомандующего и нескольких маршалов и генералов Ставки. Тимошенко вручил дивизии Гвардейское знамя, а Шверник прикрепил к нему орден Суворова. То, что Сталин посетил дивизию, было одновременно и приятно, и настораживало. Особенно, когда прозвучали слова о том, что это единственная дивизия, которой командует женщина. В отместку нас вывели в официальный резерв Ставки ВГК. Под это дело я выпросил полуторный технический состав, который «обещали» предоставить. Мы провели Сталина по нашему ПАРМу, показали цеха доводки и ремонта машин, двигателей, оборудования. Прошлись по сборочным цехам. Он внимательно выслушивал и объяснения Путилова, и мои поддакивания ему.

Визит закончился полнейшей неожиданностью:

– Вы едете со мной. Нам надо серьезно поговорить.

Самолетами он не летал, ездил поездом, поэтому я отправил свою машину в Москву с Женей, она – москвичка, и отпуск заслужила, пусть даже и небольшой. А сам сел в вагон вместе со свитой Сталина.

Вагон-ресторан в поезде устроен совершенно по-другому, чем в обычных поездах: стол стоит посередине и два небольших прохода вдоль окон. Пригласил туда меня молодой чекист, вежливо постучавшийся в купе вагона, который находился в двух вагонах от ресторана. В каждом тамбуре по посту, проходы не имеют «выхода» во «внешний мир»: заделаны резиной почти герметично. Молодой человек в салон не вошел и одними глазами показал, что я могу пройти вперед.

– Ваше место – шестое с правой стороны. Приятного аппетита.

«Да уж! Какой тут приятный аппетит, когда так накурено!» – подумал я, глядя на то, что все сидящие за столом активно дымили. Кроме Сталина, здесь были Шахурин, Шверник, Тимошенко, Василевский, несколько незнакомых мне людей и человек пять летчиков-испытателей, частью из ЛИСа завода, частью из НИИ ВВС. Этих я по крайней мере знаю. Но мое место оказалось довольно далеко от них. Стол не ломился, но все было достаточно вкусно приготовлено. Я взял себе баранью лопатку с овощным гарниром в гранатовом соусе. Сказывалось, что дагестанские блюда у нас в полку постоянно входили в меню. Было довольно шумно, много ели и довольно крепко пили, так как спиртного было большое количество и никто никого не останавливал. Меня тоже попытались «напоить», но безуспешно. Несколько раз ловил на себе взгляд Сталина, но, хотя я сидел совсем недалеко от него и наискосок, за столом он никаких вопросов не задавал. Несколько раз звучали тосты в мой адрес, я их спокойно запивал гранатовым соком. Поужинав, собрался уходить, и тут начались расспросы: почему да почему.

– Я прошу меня извинить, но я не курю, поэтому находиться в прокуренном помещении мне тяжело. И вообще, у меня был тяжелый день. Всем спокойной ночи.

Мужское общество, не привыкшее к таким требованиям, удивленно на меня посмотрели, под их взглядами я и удалился. В Москву прибыли ночью. Но вместо того чтобы разъехаться досыпать, меня повезли в Кремль. Там еще пришлось немного посидеть в прокуренном помещении у секретаря Сталина, Поскребышева, затем меня принял Сталин. В этот раз он не курил, порывался пару раз схватить трубку, но не разжигал ее. Пришлось сказать, что одного курящего человека в большой комнате я переживу. У Сталина на столе лежало мое личное дело. Я прочел надпись на нем, со зрением у меня все отлично. Значит, речь пойдет о каком-то назначении. Просто так «лички» на столах не валяются. Пока речь идет обо «мне», о «родителях», о проведенных трех операциях, положении на фронте и делах дивизии. Сталин пытается составить представление обо мне и совместить что-то с чем-то. Так сказать, психологический портрет. Пока разговор шел обо мне, рассказываю те эпизоды, которые «помню» от Сашки, она еще и подсказывать пытается, пару раз покраснел, так как пришлось умерить Сашкину болтливость, с мыслей сбивала. Наконец, от общих слов перешли к делу.

– Наши союзники хотят видеть вас в Америке с большой пропагандистской программой, с целью собрать для нас большую сумму в помощь Красной Армии. Они просили прислать представительную делегацию лучших советских воинов. Их провезут по Америке с благотворительными целями. Они расскажут о борьбе советского народа с немецко-фашистскими захватчиками, с их помощью будут собраны средства в фонд Красной Армии.

– Мне кажется, товарищ Сталин, что это приглашение напрямую связано с недавним посещением нашей дивизии генералом Арнольдом. Не знаю, как сейчас, но раньше он возглавлял направление самолётостроения в американской армии. Скорее всего, меня включили в список совсем недавно. Так?

– Так, об этом заговорили неделю назад.

– В этом случае мне лучше не ехать.

– Я ожидал от вас примерно такого ответа, но не рассказать об этом предложении я не мог. Списки утверждают очень влиятельные люди в Америке. А так мы устроим вам встречу с американской стороной, и вы сами скажете о том, что обстоятельства не позволяют вам выехать в Америку. Ну, а теперь о главном. Вы опробовали новый истребитель И-185? Мне передали, что комбинированный прицел на нем разработан с вашей помощью.

– Нет, товарищ Сталин, я на нем не летала. Рекомендацию поставить на него прицел ПБП-1 и совместить его с АСП-1, я, действительно, давала, но лично участия в разработке не принимала. Даже не в курсе: получилось ли что-нибудь или нет.

– Получилось, и летчики очень хвалят эту машину и обзор из нее. Как и сам гиростабилизированный прицел с вычислителем. Товарищ Лаврентьев закончил свои разработки, и всеракурсный вычислитель уже стоит на потоке в Уфе и Ленинграде. Он мне сказал, что в ваших письмах было упоминание о том, что с его помощью можно централизованно управлять оборонительным оружием бомбардировщика.

– И наступательным тоже. Для повышения точности горизонтального бомбометания.

– Да, товарищ Лаврентьев заканчивает работу над бомбардировочным прицелом ОПБ-11р, совмещенным с РЛС «Кобальт». Мы объявили конкурс на создание дальнего бомбардировщика, способного достигнуть Америки и вернуться обратно. По некоторым сведениям, там готовят новое оружие, сверхмощную бомбу, с помощью которой американцы хотят запугать весь мир. Сведения получены из очень надежных источников, и соответствующая программа развернута и у нас. Понимая угрозу, которую несет Советскому Союзу излишняя милитаризация Америки, мы решили иметь на вооружении Красной Армии машины, способные достигать Америки, пусть даже с аэродромов подскока. Кроме того, товарищ Метлицкая, требуется самолет-истребитель сопровождения, способный летать на большие расстояния и тем не менее вести бой с обычными машинами.

– Товарищ Сталин, достичь Америки и вернуться можно, но для этого требуются «летающие танкеры». Кроме самого бомбардировщика, должны быть машины, обладающие такой же скоростью, но вместо бомб, они должны брать топливо и передавать его в воздухе.

– А как это сделать?

– Проще всего из крыла в крыло. Бомбардировщик выпускает из крыла заправочный шланг и идет на автопилоте, танкер подходит крылом, ловит шланг и проходит чуть вперед, шланг поворачивается и соединяется с отверстием в крыле танкера. После соединения танкер начинает передачу топлива. Затем приотстает, заправочная головка проворачивается, и появляется возможность освободиться от шланга.

– Мне говорили, что танкеру эти маневры будет делать тяжело, что летчик бомбардировщика должен выполнять эти маневры.

– Ни в коем случае! Обучить пятьдесят-сто летчиков выполнять эти маневры проще, чем всех летчиков заставлять делать такую работу.

– Нам бы хотелось, чтобы вы курировали работы по созданию такой машины. И бомбардировщика, и танкера, и самолета сопровождения. Насколько я понимаю, он тоже должен иметь возможность дозаправляться в воздухе.

– Это было бы идеально, если бы его конструкция позволяла это делать. Но в этом случае маневры по заправке должен делать истребитель. И, товарищ Сталин, поршневые двигатели подошли вплотную к своему пределу мощности. Чтобы не отстать, требуется развивать турбореактивные двигатели. Был такой конструктор Люлька в Ленинграде, он предлагал сделать такой двигатель двухконтурным, мне кажется, что эта конструкция имеет самую большую вероятность добиться успеха, так как позволяет уверенно охлаждать поверхности камеры сгорания, турбины и сопла.

– Люлька? – Сталин пролистал блокнот. – Он сейчас на тридцать шестом заводе в Новосибирске, недавно писал мне письмо об этом. Вам он тоже писал?

– Я же не товарищ Сталин! – улыбнулся я. – Нет, товарищ Люлька мне не писал, я просто знаю этот патент.

– Понятно! – ответил Сталин, делая отметку в блокноте. – Тогда мы попробуем соединить вас с ним. Еще один вопрос остается. Это касается конструкторского бюро товарища Поликарпова. Он сильно болеет, а вам понадобятся конструкторы. Мы официально передадим это бюро вам. Тем более что вы – соседи. Так что, Александра Петровна, заняться И-185 вам все-таки придется.

Разговор он провел блестяще! У меня не было ни малейшей возможности вывернуться, отбрехаться от его предложения. Так как вел себя тихо и без обычных «закидонов», то вышел я из кабинета держа в руках генеральские погоны. В тот же день получил вторую звезду Героя соцтруда, за «метлу» и БРЛО, и третью ГСС по итогам весенне-летних операций. В общем, обласкан и наделен, с дивизии меня, правда, сняли. Да еще столкнули с Новиковым, назначив представителем Ставки при НКАП. Любит товарищ Сталин создавать конфликтные ситуации в коллективах. Мне выделили неплохой домик недалеко от ВДНХ, в лесочке. Он обнесен забором и его охраняет НКВД, что-то вроде тюрьмы, но жутко комфортабельной. Езжу я теперь на «паккарде» бронированном, так как после подписания соответствующих бумаг и задушевной беседы с самим «лучшим менеджером Сталина», которому я не сильно понравился, и он сделал мне замечание по поводу моей прически.

– Строго по уставу, товарищ генеральный комиссар.

– Женщина должна оставаться женщиной во всех случаях жизни.

– Я – не женщина, я – летчик. Как говорят, самый результативный ас объединенных наций.

– «А девкой был бы краше!» – ответил он мне словами из спектакля ЦТКА и познакомил меня с теоретическими параметрами будущей РДС. Высказал, так сказать, требования заказчика.

– Предусмотреть требуется множество факторов. Товарищ Флеров говорит, что в момент взрыва можно ожидать мощного светового излучения, действия ударной волны и проникающего излучения. Необходимо, чтобы самолет находился как можно дальше от точки взрыва.

– В этом случае нужна парашютная система, но боюсь, что прочности материалов не хватит, чтобы держать такой вес. Американцы перед войной выпустили нейлон, они из него сейчас парашюты делают. Вместе с «лайтнингом» присылали. Надо бы этот материал и самим научиться делать. У них даже привязные ремни из него делаются. Очень прочный материал.

– Это – хорошее предложение. Чувствуется, товарищ генерал-майор, что хватка у вас есть! – улыбнулся, наконец, Берия. Расставались уже не так сухо, как встретились. Видимо, мое назначение на эту должность прошло без него, потому что принял он меня очень настороженно, поначалу. Или манера вести диалог у него такая.

После этой встречи поехал на Чкаловский аэродром и вылетел в Воронеж, поздравлять майора Покрышкина с новой должностью: командира дивизии РСВГК. Вез ему и новые погоны. Теперь он – подполковник. Но тоже долго носить не придется. По новому штату должность – генерал-майорская. Собственно, Сталин не стал возражать против назначения его на эту должность, хотя ВВС предлагали на эту должность полковника Василия Сталина. Но сам ИВС утвердил Сашу.

Как смог объяснил ситуацию, что работать я буду здесь, наблюдать за работой дивизии и ПАРМа буду постоянно. Но теперь отвечаю за новые разработки в ВВС и в их вооружении, поэтому золоченая клетка у меня крепкая. С собой оставлю только свой экипаж, но Настя, если хочет, может оставаться в полку. Это не сильно входило в планы Насти, они у нее были в основном матримониальные. Война идет к ожидаемому концу, и она думает сейчас больше о себе. Эгоистка. Свою карьеру она сделала: майор и шесть орденов. Поэтому она сказала, что останется в Воронеже и в экипаже, а вот Анечка ушла в экипаж нового комдива. В принципе, стрелок не сильно нужен для полетов в тылу. Инженер-майор Песков, наш любимый и бессменный Иваныч, хотел остаться в полку, но я не разрешил, он мне самому нужен на доводках. Состоялся разговор и с Сашей, разговор, кстати, не самый простой. Дело было уже довольно поздней ночью, Саша курил, поэтому стояли на крыльце дома. Он достаточно сдержанно отнесся к своему назначению и очень жалел о том, что времени поучиться у меня командовать дивизией было слишком мало.

– Я так и думал, что вас скоро заберут, особенно после событий с американцем. И вообще, у вас очень многому можно поучиться, единственное, что для меня остается полной загадкой, где вы, Александра Петровна, научились так летать. Мы с вами, по бумагам, учились у одного инструктора в Каче, я – на полтора года позже и ускоренно. И совершенно разные почерки. Так не бывает. Впрочем, большого значения это не имеет. Жаль, что все так быстро кончилось.

– В общем-то, не кончилось, Саша, все только начинается. Начштаба, Артюшин, товарищ опытный, с планированием у него поставлено хорошо. Главное внимание удели обучению, если что, в любой момент обращайся, где найти – знаешь. Ну и на переформировках обязательно буду помогать.

– Я не думаю, что у вас хватит времени на это. Грустно мне что-то.

– Ой, Саша, бывало и похуже в нашей жизни. Не вешай нос! Сам посмотри: дважды Герой, подполковник и комдив, и все за пять месяцев.

– За четыре. Именно это меня и беспокоит. Высоко взлетишь – больнее падать.

– Саша, ты – летчик. У нас: низко – это плохо, а высота – это наше спасение.

– Если кислород не перекроют. Вам, кстати, тоже следует быть осторожнее. Не всем нравится, что женщина успешнее и лучше воюет, чем мужчина. В полку, в шестнадцатом, надо мной смеялись, что ухожу к бабе воевать. Гнусно пошутили, что под юбку лезу. А Первый Гвардейский местные шутники прозвали «Первый ДВОРБАБ». Я тогда и принял решение срочно жениться, чтобы недомолвок не было. О порядках в вашем полку я не знал, а слухи разные ходили.

– Не жалеешь?

– Нет, ни в малейшей степени. Быть «бабкой-ежкой» мне понравилось! Очень эффективное и эффектное подразделение. Со своей спецификой. Это необходимо поддерживать, тем более что я теперь «Метла-один». Постараюсь все сохранить, в том числе и дух.

– Ну, тогда держи список первоочередных целей. Это – становой хребет этой войны: экономика противника. Все примерно на пределе радиуса. Но армия сейчас двинется, и достаточно быстро. Только успевай отлавливать. Аккуратно, не рискуй, главное, чтобы все вернулись, а налет можно и повторить. Все, иди, Маша, наверное, заждалась.

– Она – дежурная сегодня. Ладно, спокойной ночи, пойду, проведаю госпиталь.

Глава 19
«Нам требуется самолет, способный бомбить Америку, товарищ Метлицкая»

Оставшись один, немного постоял на крыльце, затем вернулся в квартиру. Настя убиралась после гостей, она облюбовала уже одну из комнат и выпросила у меня разрешение здесь жить. Пусть живет, не так пусто в большой квартире. За то время, пока мы знакомы, конфликтов у нас не возникало, хотя она достаточно обидчивая, а я за словом в карман не лезу. Чисто с мужской точки зрения, я отлично вижу ее цели и задачи. Она по натуре – хищница. Кошка, наверное, может ластиться, а через секунду выпустить острейшие коготочки. Мне такие женщины давно нравиться перестали. Правда, после того, как сам побывал в лапах у такой.

Настя расспрашивала о московских новостях, что да как, узнала о домике в Москве, очень обрадовалась этому обстоятельству. Она уже решила окончить курсы по вождению автомашины, так как и в Москве, и в Воронеже у нас они были. Я не возражал, так как собирался использовать ее не только для полетов, но и как личного секретаря. С ее аккуратностью и педантизмом она максимально подходила для этой должности. Но ее попытку поселиться в той же комнате, что и я, как в старые добрые времена, я решительнейшим образом отмел:

– В квартире достаточно комнат, чтобы иметь возможность побыть одной. У меня много работы, и жить мне в основном придется в кабинете.

Обиженную рожицу Насти надо было видеть! «Ты меня не любишь!» Ничего, успокоится.

Несколько дней в квартире работали связисты и радисты, настраивали кучу разных средств связи, теперь выделенная комната-кабинет заставлена всякими-разными аппаратами, по полу змеятся провода, сверкают золотом и красным лаком гербы Советского Союза на местах, где у нормальных телефонов должны быть диски набора номера. Все телефонные аппараты цвета слоновой кости. Но это – пластмасса, модная у связистов последнее время. Так как, «кто владеет информацией, тот владеет миром!», то не сопротивляюсь появлению все новых и новых справочников на полках. Созвонился с товарищами Люлькой, Ивченко и Микулиным в Новосибирске, Омске и Рыбинске. Дескать, хочу лично лицезреть и оценить их приверженность линии партии и правительства, удостовериться, что они правильно осознали всю ответственность, возложенную на них. Здесь это общепринятая форма переговоров старших с младшими. Младшие – шугаются. Но если действовать иначе, то забивают болт на звонок и ждут ЦУ из наркомата. Двое обещают вылететь немедленно в Москву, а один – кочевряжится, дескать, мы не в курсе, нам ценных указаний не поступало, поэтому доводим АМ-39 и знать ничего не знаем. Потом переспросил: кто звонит. Еще раз представился. Видимо, не расслышал. Тон резко сменился: его АМ-38ФНТК стоят на «метлах», и сразу же нашлось время для посещения «основного заказчика». Он, кстати, первым и появился в Воронеже. Высокий, громогласный, со смешными, торчащими во все стороны длинными бровями, при абсолютно лысой голове, подбритой в некоторых местах. Глуховат, поэтому и сплошной крик. В форме инженера-полковника, поэтому немного стушевался, увидев женщину-генерала. Но присутствие Челомея настроило его на обычно-агрессивный тип поведения. Пришлось применять тактику «устрашения». Видя, что человек хочет любыми путями отмазаться от нового задания, и, понимая, что реально он гораздо больше озабочен серийными машинами и двумя проектами, которые практической отдачи не принесут (АМ-39 и АМ-42), его провели по цехам, где дорабатывали его двигатели, чтобы «метлы» могли летать. С завода мы получали серийный АМ-38Ф, такой, какой шел на штурмовики Ил-2, и «дорабатывали» его до варианта АМ-38ФНТК установкой инжектора непосредственного впрыска, двух компрессоров и трехступенчатого нагнетателя с интеркулером. Двигатель был выбран еще и потому, что Воронежский завод во время разработки Ме-1п эвакуировался, а на складах оставался довольно большой запас этих двигателей. Модификацию ТК разрабатывал Челомей в ЦИАМе для Пе-8, но в серию ее не пустили из-за большой потребности армии в машинах Ил-2. Здесь же, пользуясь постановлением Ставки, он смог реализовать проект пусть и в мелкосерийном варианте. По мощности ТК превосходил серийный движок на 250 сил, а по высотности вдвое, несмотря на навешенные агрегаты. К тому же именно на нем впервые применили непосредственный впрыск, вместо довольно гадкого карбюратора, стоявшего на АМ-38 и АМ-38ф.

Когда Микулин увидел и сам движок, и его характеристики, он понял, что отшутиться не получится. Начался серьезный разговор.

– Александр Александрович, я могу действовать прямиком: переслать вам распоряжение Ставки приступить к разработке турбореактивного одноконтурного двигателя с форсажной камерой с тягой восемь-двенадцать тонн для перспективного стратегического бомбардировщика согласно постановлению ВГК. Но хотелось бы, чтобы вы сами осознали необходимость этого шага и выделили бы туда лучших людей.

– Пока в мире никто не делает таких двигателей.

– Не спорю, но необходимость в них есть, причем особое внимание требуется обратить на экономичность этого двигателя. Самолет с ним должен быть дальним бомбардировщиком.

– По предвоенным опытам, там сразу начинается разрушение турбины из-за оплавления лопаток.

– Во-первых, у нас уже накоплен опыт по стабильной работе турбокомпрессора при температурах выхлопных газов до тысячи градусов. То есть материал для подобной турбины у нас есть. Плюс, можно организовать охлаждение турбины топливом и потоком воздуха, идущего мимо компрессора. В общем, общее решение уже найдено.

– Ну, а почему сами не делаете?

– У нас самолетостроительный завод, а не моторостроительный. То, что мы за моторостроителями всю войну сопли подтираем, так это только потому, что сами они сделать такой двигатель не в состоянии, но почему-то на этих моторах красуются буквы «А» и «М». Хотя ни одна серийная деталь без дополнительной обработки на «ТК» не встает. И Верховный в курсе ситуации. Он был здесь на заводе, и после этого назначил меня куратором разработки и строительства этих самолетов и двигателей.

Александр Александрович схватил со стола карандаш и начал нервно его теребить в руках. Он понимал, что это – наезд на его КБ. Ему требовалось взвесить свои возможности и все последствия, чтобы принять решение. И он отчетливо знал, что, взявшись за работу, он подписывается за успех этого безнадёжного мероприятия. А тут еще коза-начальница объявилась.

– Мне требуется время подумать. Я тут похожу, посмотрю еще, что вы с двигателями делаете.

– Вас проводить?

– Пожалуй, не стоит.

Микулин вышел из кабинета и направился на два участка по доводке двигателей. Часть рабочих его знала, особенно пожилые, все-таки он часто бывал здесь, в Воронеже, где строились самолеты Туполева, которые летали на его двигателях. Двигатели АМ не были лицензионными копиями известных марок, это советские двигатели, и их создатель шел вдоль конвейерной линии, где сначала разбирали АМ-38Ф, а потом собирали АМ-38ФНТК. Цикл был полный и механизированный. Молодежь работала на разборке, сразу бросилось в глаза, что большинство крепежа сразу шло в сторону, на переработку. В том числе анкерные шпильки все выворачивались, хотя это трудоемкая операция. Так как на его завод шла масса рекламаций по обрыву шпилек, он прошел в цех, где шпильки отпускали, затем помещали в какой-то агрегат, который жутко грохотал. Видно было, что все шпильки крутятся: резьбовые части торчали из агрегата.

– Что это за операция? – прокричал он рабочему на ухо, который ради этого снял наушник.

– Виброупрочнение.

Название было незнакомым. Микулин осмотрел шпильки. Поверхность работающей на разрыв шпильки была как будто побывавшей в песке на берегу моря. Следов токарных резцов не стало. Рядом на подобном стенде проходили обработку и шатуны двигателей. Затем закаливание, тоже на стенде с высокочастотным нагревом, быстро и с большой точностью по температуре и времени. Шпильки ныряют в масло, контрольный стенд замеряет твердость по Бринелю, выборочно из партии. Александр Александрович смотрит на результат и удивленно поднимает свои густые брови. Вот они лишние сотни киловатт. Рядом рвут, контрольно, один из партии шатунов. Величина начала текучести на двадцать процентов больше, чем у заводского. Одна операция, и такой результат. Надо внедрять! Полированные коллекторы его уже не удивили, а вот у инжекторной группы он застыл, и надолго. Разбирался, почему у них она работает, а на заводе в Рыбинске сделать этого не удалось. Перемудрили с пуском, здесь – центральная форсунка и фор-камеры для остальных на всех цилиндрах, а на заводе пытались применить инжектор БМВ с «Мессершмитта-Е». Такой схемы Микулин еще не видел. Ну да, «коза» имеет право говорить, что это другие двигатели. Даже коленвал дорабатывают. Он обратил внимание, что на сборке все приводы газораспределения и направляющие толкателей заполняют какой-то черной смазкой.

– Что это?

– Молибденит, идет в качестве присадки к маслу Shell 20–40. – В его двигателе все смазывалось парами масла.

– Какой ресурс у двигателя?

– Двести часов. – У него двигатель «Ф» держал мощность 75 часов.

Недолго постоял у стенда с собранным двигателем, изумленно глядя на саблевидный шестилопастной винт. Затем развернулся и пошагал назад в кабинет «начальницы».

– У себя? – спросил он у красавицы в майорских погонах и с целым иконостасом на груди.

– У Александры Петровны товарищ Кузнецов. Посидите.

– Вы все-таки доложите, что я появился. Николая Дмитриевича я прекрасно знаю. – Мэтр советского авиамоторостроения не собирался сдавать позиции. Зам Климова тоже был здесь, значит ЦУ прошло по всем КБ, и надо захватывать лучшие куски. Настя пожала плечиками, но трубку сняла и тихо в нее сказала, что вернулся Микулин.

– Пусть войдет.

Николай Дмитриевич встал, приветствуя Микулина, конкурента и представителя «старой школы».

– Александра Петровна, насколько я понял, на Ме-1п нет редуктора и винт имеет шесть изогнутых лопастей. Так?

– Так.

– Следовательно, концы лопастей движутся со скоростью выше скорости звука. Так?

– Так.

– То есть есть возможность создать сверхзвуковой поток уже на первой ступени турбокомпрессора. Так?

– Точно так.

– Расчеты есть? Данные продувок?

– Расчеты есть, а труба ТР-101 еще не готова, через два месяца войдет в строй.

– Это очень многое меняет, уважаемая Александра Петровна. Я готов взяться за это техзадание. Кстати, признаю, что здесь выпускается совсем другой двигатель, от моего двигателя только буквы. Вы были правы. Но топливную систему непосредственного впрыска требуется передать мне на завод, у нас с этим вопросом дела гораздо хуже обстоят, и все по технологиям упрочения шатунов и шпилек. Так как детали одинаковые, то нет смысла изобретать велосипед. И не пытайтесь отказываться, через НКАП и через товарища Сталина надавлю. Серийным двигателям это просто необходимо. Еще вопрос: что такое молибденит и где вы его берете?

– MoS₂ – порошок сульфида молибдена с величиной зерна 3–10 микрометров. Молибденит – сырье для производства молибдена. Его применяют в электролампах накаливания. Очищаем, дополнительно мелем и используем как присадку к маслу, вместо фосфатирования поверхностей трущихся деталей. Но в этом случае нельзя использовать бумажные и войлочные фильтры. Они эту присадку не пропускают. Только щелевые.

– Разрешение на использование импортного масла как получили?

– Это еще в сорок втором, при утверждении проекта. А сейчас масло идет с Бакинского завода.

– Угу. Но вы понимаете, что новый двигатель потребует кучу новых материалов.

– Часть из них, опытными партиями, уже создана, и отработаны технологии у нас на заводе. В частности, полая литая охлаждаемая лопатка компрессора из никель-титанового сплава и автомат разливки есть. Мы вообще много работаем с титаном, и кованым, и литым. Мы его первыми применили в самолетостроении.

– Вот как! А моторные рамы из него делать можно?

– Да, для этого мы его тоже используем. И вообще, товарищи. Идея товарища Сталина заключается в том, чтобы объединить разработки в одном НИИ, а уже оттуда растаскивать по КБ. Государство у нас не очень богатое, поэтому нет надобности разбрасываться ресурсами направо и налево. Мне поручено создать такой институт и задействовать в нем тех людей, которые быстро смогут дать результат. Некоторый опыт в создании таких центров у меня есть. Вот вы, товарищ Микулин, получили разрешение пройтись по нашим цехам, и сразу нашли наши «точки», там, где вы недорабатываете, а мы вынуждены переделывать ваши детали.

– Серийное производство – это еще и экономика. Плюс у вас кадры, многих из которых я знаю тридцать лет, а у нас мальчишки эти самые шпильки точат. И не всегда сопряжения выполнены правильно.

– Эти детали, с неверными сопряжениями, мы тоже правим, прокатыванием. Вы просто до этого участка не дошли. Остановились на виброупрочнении. Здесь замкнутый цикл, и у нас не стоит задача создавать горы отходов, я не буду показывать пальцем, как у кого, но наблюдала.

– Брак есть, и его – много, – согласились со мной собеседники.

– Кроме литья, лопатки можно изготавливать спеканием. Такие установки тоже сделаны. Но сейчас нужно три-четыре модификации двигателей, чтобы было что доводить: одноконтурный ТРД, двухконтурный – дозвуковой, турбовентиляторный и турбовинтовой двигатели. Вы, Александр Александрович, возьмете одноконтурный, вы, Николай Дмитриевич, турбовинтовой, еще двое товарищей займутся остальными. Финансирование выделено, жду от вас людей и проекты. В техническом отношении можете рассчитывать на наше опытное производство. Чем можем, тем поможем. Но и ваши предприятия оснащены весьма неплохо. Сами себя не забывайте. У меня сборочный завод и две машины на потоке: «метла» и И-185, будь он неладен!

– Что так?

– Доработок много, сыроват.

– У меня есть еще рационализаторское предложение, Александра Петровна: что если мне вам высылать двигатели не в сборе, а комплектом? Времени на разборку терять не будете.

– Мы думали об этом, но пришли к выводу, что в этом случае брака в поршневой группе будет многократно больше. Второй момент: шпильки, тянутые уже, лучше упрочняются. А так у ваших людей появится соблазн сливать сюда то, что не может пойти в серию. Есть такое мнение. А мотылевую группу мы так и так перебираем полностью, и мотылевые болты делаем сами. Немного из другой стали и чуть большего диаметра. Полностью свои. С вашими ничего не получилось, обрывались. Так что оставим как есть, хотя попробовать можно.