Текст книги "Королевская кобра"

Глава 6

Сосновка, Кировской обл. – Москва, ГШ РККФ,

начало ноября 1941 года

По ходу выяснилась еще одна «коза» от брахмана, и в чем причина и для чего это сделано – я еще не разобрался. Короче, время у каждого из моих подопечных течет с разной скоростью. В первые три дня оно текло примерно одинаково, теперь же у одного оно практически стоит на месте, а у второго прошел целый месяц и шесть дней. То есть Василий как бы стремительно догоняет лейтенанта. В первый день разрыв между ними был четко полгода: 27 апреля у одного и 27 октября у другого. Сейчас у первого начался июнь, а второй еще ноябрьские не встретил, у него – 2 ноября 1941-го. Самолет, на котором его отправили из Ленинграда, сел в Казани на ремонт. Дальше он добирался поездом. Он вышел из вагона на станции Сосновка, а она рядом с заводом. Сунулся туда, а ему сказали, что он несколько рановато прибыл, в плане катера есть, но завод выполняет спецзаказ ГКО на аэросани. И пока заказ выполнен не будет, к катерам даже не приступят. Плюс, месяц назад, еще одним постановлением ГКО, заказ на катера для Балтфлота отменен из-за невозможности поставки. Так что, зачем его сюда прислали – непонятно. Идите в комендатуру и отмечайтесь на общих основаниях, завод вас регистрировать и предоставлять место для проживания не будет. Тех, кто реально приехал за новой техникой, и так в избытке. Пришлось возвращаться на станцию, комендант которой исполнял обязанности коменданта поселка.

Сержант ГБ, прочитав предписание и командировочное удостоверение, покрутил пальцем у виска, отметил его в журнале и сделал ему замечание за нарушение формы одежды.

– Да нету у меня больше ничего, все было в каюте, а от катера даже щепок не осталось.

– Повезло! А остальным?

Лейтенант отрицательно покачал головой.

– Тогда понятно. – Комендант почесал нос, полистал какой-то гроссбух и выписал ордер на подселение.

Сосновка – это село, полностью деревянное, кроме школы, которую построили из кирпича единственной «каменной» церкви. И занималось оно издревле лесозаготовками, канатами и сплавом леса. Еще неподалеку был медеплавильный заводик, от которого к началу XX века только водохранилище на реке Пыжманка осталось. При советской власти на месте лесопилки был построен судостроительный завод, который выпускал кунгасы для Каспия и «кавасаки» для Охотского моря, малые рыболовные суда. Благодаря наличию железнодорожной станции, село постепенно росло. Но для бывшего командира торпедного катера это село превратилось в место ссылки. Посмотрев на хоромы, в которых предстояло жить, послушав рев двойни и резкий высокий голос старшей хозяйки, летёха направился к ближайшему магазину и решил залить горе и совесть «огненной водой». Возюкаться с будущим алкоголиком у меня не было никакого желания, поэтому его пальцы никак не могли удержать бутылку, купленную в сельпо. Разбилась. А рюмку, взятую им в местной столовой, я уронил ему прямо на брюки. Двое суток, которые он провел в Сосновке, были просто бесконечными. Сон он тоже потерял, лежал и искал выход из положения. По типу нервной деятельности, он – мой антипод, чем еще более раздражал меня. И я с трудом сдерживался, чтобы не подвести его к проруби на Вятке и закончить с этим «экспериментом. Повторяю, что время в Черехе просто летело, его круто не хватало, а здесь эта тягомотина здорово меня раздражала. Он валялся на кровати и ничего не предпринимал. Только ковырялся в собственной душе, а заглядывать в это место мне откровенно не хотелось из-за «запаха». На третий день он оторвал задницу от кровати, побрился, зашел на завод и переговорил с одним из командиров формируемого здесь аэросанного отряда, но отряд был армейский, и его командир вполне резонно отказал лейтенанту в переходе в него. Гад, не мытьем, так катаньем желает сдаться противнику! После этого зашел к директору и попросил связи с Питером или Москвой. И в этом ему тоже отказали. Тогда он пошел к коменданту, который ВЧ ему не дал, а к телефону посадил и сунул ему в руки справочник. Тот его полистал, затем вытащил из нагрудного кармана другой справочник, флотский, и через десять минут разговаривал с главным штабом ВМФ, с управлением кадрами. Сказал, что командирован с КБФ и находится на 640-м заводе для получения матчасти. Этой самой «части» нет и в ближайшее время не предвидится, произошла какая-то накладка, просит его принять и у него есть необходимость встретиться с членом Военного совета флота товарищем Роговым. Говорил настойчиво, не врал. Заодно сказал, что ему требуется получить обмундирование, так как вылетел из Ленинграда в том, что было, а весь аттестат потерян при подрыве катера на мине при переходе из Ханко в Кронштадт. Не заходя за водкой, вернулся «домой», по дороге заглянув в столовую. Никакой водки не заказывал, просто быстро поел и вышел. Лег, не раздеваясь, на кровать, поверх одеяла и лежал до позднего вечера. Потом в дверь постучали, и вошел посыльный от коменданта. Передал ему записку. Лейтенант оделся и почти побежал на станцию. Через час выехал в сторону Москвы. Сержант ГБ посадил его в санитарный поезд, который двигался практически без остановок в сторону фронта за ранеными, поэтому уже к вечеру следующих суток он был на Малом Харитоньевском переулке. И там, в первую очередь, пошел не в кадры, чем немало удивил меня, ведь ясно было, что ходу бумагам не дали, выносить сор из избы не стали, иначе и кадры бы его отфутболили, а напрямую к армейскому комиссару 2-го ранга Рогову. Я напрягся: «Сейчас начнет врать!» и был готов к тому, что потребуется мое вмешательство. Но лейтенант меня удивил: он честно рассказал «Ивану Грозному» (такую кличку имел на флоте начальник ГПУ флота) что произошло на переходе, в море, на борту «хейнкеля» и в блиндаже у Кабанова.

– На Ханко знали о подрыве?

– Нет, нам категорически запрещают радиосвязь на переходе во время доставки документов. О подрыве и потери катера доложили только командиру бригады.

– Сколько времени провел в воде?

– Часов десять-двенадцать. Сначала ждал своих, а потом понял, что их не будет.

– До этого участие в боях принимал?

– Да, в основном отражал налеты авиации и уклонялся от обстрелов с берега. Всегда в составе звена, самостоятельных выходов не было.

– На Дальний Восток поедешь?

– Нет.

– Понял. Иди в кадры.

Глава 7

Новороссийск – Керчь – Приморско – Ахтарск, АзВФ,

7–16 ноября 1941 года

В кадрах мой подопечный получил направление в 1-й дивизион 1-й бригады торпедных катеров Черноморского флота. Пока он бегал по складам и получал аттестат, время продолжало тянуться как жвачка. Домой, а он – москвич, он не зашел, оформил проездные документы, сел в поезд и уснул сидя. Плацкартный вагон был забит до отказа. И время заметно ускорилось. «Клиент», очень довольный, что все разрешилось, спал, прижав боком свое новенькое обмундирование в двух вещевых мешках, а я потихоньку над ним подсмеивался: на «чьем флоте» был единственный катер Д-3, головной в серии, остальные 86 катеров, это – Г-5, службу на которых он не проходил. Д-3 находится во втором дивизионе, так что сидеть ему на плавбазе и изучать матчасть, ну, а скорее всего его пошлют в морскую пехоту, вот тогда мне придется попотеть, прикрывая его задницу. Пока его поступки меня не вдохновляли, слишком недавно мы познакомились с ним в этом времени, и слишком велика была его провинность, с точки зрения военного человека, в том времени, когда я был еще жив.

Я как в воду глядел! В Новороссийске капраз Филиппов покрутил в руках его направление, поморщился и пошел задавать вопросы по устройству катера типа Г-5. Лейтенант его изучал, в училище, но практику он проходил только на «дэшках». В Севастополь его не пустили, безлошадных там и так хватало. Там оставалось всего 12 катеров, полностью укомплектованных командным составом, и шесть командиров-дублеров. Плюс предстояло выучить и сдать район плавания, весь, от одного берега Босфора до другого. Комбриг снял трубку телефона, назвал пару позывных.

– Аркадий, приветствую! Филиппов. Тут из Москвы прислали командира катера, с Балтики, безлошадного. Командовал на «дэшках», а у меня он один, и, тьфу-тьфу-тьфу, укомплектован. Я слышал, что тебе собираются семь катеров пригнать. «Г-пятые» сейчас не выпускаются, так что «эсэмки» или «дэшки» придут, а у тебя будет готовый командир… – комбриг надолго замолчал, внимательно слушая собеседника.

– Думаю, уладим. Добро! – ответил он в трубку и повесил ее. – Вот что, лейтенант, у пятого причала стоит катер, поступаешь в распоряжение капитана третьего ранга Свердлова, он тебя ждет на причале. Возьми направление и бегом! – комбриг размашисто расписался в какой-то бумажке, вручил ее несколько оторопевшему лейтенанту, которого только что «продали» неизвестно куда, отмахнулся от его «Разрешите идти?» и пошел в сторону своего кресла за столом.

Расспросив у краснофлотца: где находится 5-й причал, «подопечный» быстрым шагом отправился искать катер. Почувствовал подвох он только на причале, возле которого стоял окрашенный в шаровый цвет рыболов. Его бак украшала 45-мм зенитка, а на рубке виднелся пулемет ДШК. Никакого кап-три на причале не было. Вахтенный командир сказал, что отходим, как стемнеет, кап-три на берегу, спускайтесь в трюм и отдыхайте, место там найдете.

С родственником или однофамильцем своего бывшего командира лейтенант познакомился через три часа. Катер принадлежал Азовской военной флотилии, одному из соединений Черноморского флота. Имел восемь парадных и десять полных узлов хода, и всю свою жизнь ловил тюльку, за исключением героического 20-го года, когда он был грозой белогвардейцев и флагманом ейских краснофлотцев. Было это 21 год назад, но и тогда он считался довольно старой постройки. Начали поднимать пары в 18.00. В двадцать – отдали концы, и паровая машина сделала первые обороты. До рассвета требовалось попасть в родной порт приписки: Ахтари.

Под утро ошвартовались в Керчи. Здесь планы круто изменились, все «барахло» выгрузили на противоположном берегу, в Ильиче. Свердлов остался там, а ТЩ-12, вахтенным помощником, а через день его командиром, стал мой подопечный, бывший командир корабля Тимофеев погиб прямо у штурвала во время очередного налета «юнкерсов», «встал на линию» Керчь – Кавказ. Восемь дней «азовцы» и моряки Черноморского флота эвакуировали 51-ю армию с Керченского полуострова. Лейтенант продолжал вздрагивать при каждом выстреле или взрыве, но пока рядом были свои, а я намертво сидел в его мозгах, он выполнял собственные обязанности, и бывший «рыбачок» носился между Крымом и Таманью, выполняя приказ на эвакуацию. 16 ноября получен приказ взять под борт в Керчи такой же паровичок без хода и следовать в Ахтари. На переходе мы его «потеряли». Открылась течь в машинном отделении, ни упор не поставить, ни пластырь не завести, водоотливных средств не хватило. Получили приказ рубить концы, дождаться и зафиксировать затопление, и следовать домой. На траверзе Ачуевки отразили три воздушных налета, наложили два пластыря, но дошли и встали на слип подвариваться.

Штаб флотилии расположился в самой станице, это ближе к морю, чем порт (ныне этого порта нет, он находился во внутреннем лимане, от которого практически ничего не осталось, сейчас это озеро Соленое). Перейдя железную дорогу, идущую к рыбзаводу, лейтенант и мастер местной судоремонтной мастерской дошли до штаба, расположившегося в доме 55 на Морской улице, и доложились: один о прибытии и переходе, второй о фронте работ. Аркадий Владимирович пожал руку лейтенанту, поздравил с прибытием, но назад к кораблю не отпустил.

– Как и обещал, поедешь в Баку за кораблями и пополнением. Сейчас представишься командованию, и с Богом.

У меня нареканий на него не было, лишь однажды, когда он неожиданно увидел заходящий на малой высоте прямо на него «мессершмитт», он застыл в ужасе, орудие и пулемет корабля били на левый борт. Пришлось сделать пару оборотов штурвалом самостоятельно, а потом и он подключился. Впрочем, смерти боятся все, кроме тех, кто уже покойник.

Глава 8

1-я танковая, 3–13 июня 1941 года

А в Черехе кипела работа! Даже небольшая «прогулка» на полигон, намотали всего 380 километров, дозаправлялись один раз, и то не полностью, закончилась тем, что Василий и Иван, под чутким руководством Евграфыча, выбили пальцы на обеих лентах, предварительно стянув их винтовыми стяжками, и разбирают натяжители на обоих ленивцах. Скользящий подшипник просел, и даже на глаз заметен овал выработки. А все потому, что натяжитель жесткий, неподвижный, как на тракторах. А требуется, чтобы он «ходил» за нагрузкой. Траки довольно большие, и пока трак перекатывается по ленивцу, натяжитель должен держать постоянную нагрузку на ось, то есть «ходить» туда-сюда. А он стоит мертво, и его «бьет» гусеница, вот и появляется выработка. Василий с карандашом в руках показывал Евграфычу, как бы он изменил этот узел, и они не заметили, как сзади подошло «командование». Причем не одно, а с группой гражданских. Один из них не выдержал и включился в разговор. Евграфыч рявкнул «Смирно!» и доложился комдиву, что экипаж проводит техническое обслуживание машины после маршей и учений.

– А в чем дело?

– А вот, товарищ генерал, просели ленты, подшипник натяжителя поплыл, смялся, не рассчитан он на такие нагрузки. Он без изменений «стянут» с КВ-1, а машина тяжелее, причем значительно. – Василий протянул генералу солидной величины шток с подшипником и резьбой, и показал замятый металл в обойме.

Но худощавый, одетый в полувоенную форму, человек, стоявший рядом с генералом, выхватил из рук Евграфыча не шток, а рисунок, где к балансиру ленивца был пририсован выступ, создана система рычагов, заканчивающаяся упором и пружиной. Для подтягивания ленты требовалось только подтянуть дно стакана. Такая конструкция позволяла ленивцу совершать колебания под действием нагрузки и держать ленту в постоянном натяжении. Ход ленивца был рассчитан на одновременное нахождение двух траков (на самом ленивце и на ведущей шестерне) под углом 90 градусов к нормали. Расчет хода был выполнен рядышком.

– Откуда это у вас?

– Только что он нарисовал, товарищ Зальцман, – ответил Федор Евграфович, который знал директора Кировского. Василию он тоже был знаком, по тем самым испытаниям. Именно Зальцман вручал ему ту самую Почетную грамоту.

– Я уже видел этот рисунок.

– Да, я вам его уже показывал в марте, когда гоняли «223-2».

– Василий? А ты как здесь оказался? Николай Леонидыч, в чем дело? Я же тебе говорил, что механика надо к себе забрать?!

– А ему в Питер нельзя, он – «член семьи», так что забрать не удалось, – ответил главный конструктор Духов. Он подошел к Василию и пожал ему грязную руку, несмотря на то, что тот показывал, что рука вся в грязи и смазке.

– Это не грязь, Василий Иванович, это хлеб, наш танкистский хлеб, – улыбнулся он и тут же спросил: – Сам установить сможешь, новые узлы готовы, но у нас всего два танка: этот, кировский, и тот, на котором ты катался. Он где-то в дороге, пока так и не пришел в СКБ.

– Засверливаться тяжело будет.

– Ну, инструментом мы тебя снабдим.

Так что это не мое «изобретение», оказывается, это я Васино случайно прихватил. Вот как бывает! А я его у Чобитка изучал. Ну, ничего, я еще их шестиступой коробкой «удивлю»! В тех же размерах, что и их четырехступая.

Конструкторы походили вокруг танка, Василий рассказал, что он придумал с этими бочками, показал чертеж сбросового устройства изнутри танка, новую конструкцию антенны и подъемного устройства для нее, для командирских танков. Я пальцем показал на крышу башни и многозначительно сказал, что пулемет нужен, зенитный, крупнокалиберный, со щитком и смотровой щелью.

Исаак Моисеевич поинтересовался у генерала, Евграфыча и Василия, как им новый танк?

Генерал и наводчик показали большие пальцы вверх на обеих руках. Василий промолчал. Зальцман обратил на это внимание и переспросил его, дескать, очень интересует его мнение о танке. Любил он смотреть на восхищение окружающих.

– Я, может быть, выскажу крамольную мысль, но мне кажется, что эти два танка останутся единственными экземплярами этой, по-своему уникальной, машины.

– Это еще почему?

– А потому, что верхний броневой лист для нее прорезали в Ленинграде. На ЧТЗ нет расточных станков под этот размер бронелиста и этот диаметр погона. Во время войны ориентироваться на единственный станок никто не станет. Или его надо уже сегодня ставить там, где будет наиболее массово производиться эта продукция. И где его не достанет авиация противника.

– Стратегически мыслит мальчишка! – тут же заметил Духов.

– Просто знаю уязвимые места этой продукции. Вот и бью по ним. Так будет делать и противник. А мы должны, вынуждены будем, противодействовать этому. Лучше заранее. Наш вероятный противник имеет заводы Круппа, производящие самые передовые орудия в мире. А бронебойных снарядов 107-мм не производит никто. На первое время хватит шрапнельных гранат, образца 12-го года, но через некоторое время потребуются настоящие и хорошие бронебойки. Плюс у всех КВ есть еще одно больное место: коробка передач и малая скорость хода. Мысли, как это сделать и повесить сюда шестиступенчатую коробку, есть, но я же сын врага народа, хотя отца освободили, и он вновь служит в Красной Армии.

Молчание! Гробовое молчание. Василия хлопнули по плечу, все развернулись и пошли в направлении штаба. Остановился только Духов, черканул что-то на листке бумаги, вернулся к танку и сунул этот листок Васе.

– Готовь чертежи и сразу пиши! Я приеду. Телеграмму давай, что готово.

Виктор Ильич отнесся к просьбам промышленников очень серьезно, дело было в том, что он не хотел, чтобы планы по перевооружению дивизии стали пшиком. Единственное, чем он поинтересовался, было: действительно или нет Василий желает перейти служить в СКБ-1.

– Нет, не хочу, товарищ генерал-майор. Образования у меня нет, служить еще минимум пять лет, после этого я буду староват для студенчества. Да и война намечается. А вот то, что это сделано в дивизии, это я отмечаю. Вот только чертить тяжело, приходится стол в комнате Политпросвета использовать, а оттуда – гоняют.

– Стол мы тебе найдем, и даже не стол, а настоящую чертежную доску, в мастерской стоит, почти никто не пользуется. Завтра же получишь ключи от этой комнаты. А ты – молоток! Здорово нос утер эскабэшникам. Так что считаешь: война будет? – спросил герой прорыва линии Маннергейма.

– Да и вы так же считаете, недавно говорили на учениях.

– Говорил, хоть и не велят этого делать. Тут приказ пришел: военнослужащих и призывников, имеющих полное десятиклассное образование, направлять в полковые и дивизионные школы для получения звания среднего командного состава. Я тебя записал, без отрыва от постоянного места службы. Так что через два месяца станешь младшим лейтенантом. Но там контрольные нужно написать и курс лекций по тактике и по уставам прослушать. И по политзанятиям с личным составом. Абраменко доведет расписание. Отнесись серьезно!

– Есть!

– Зайдешь завтра к зампотеху, получишь ключи.

В каморку бокса зашел посыльный, вытянулся и доложил генералу, что из Ленинграда прибыла машина с инструментами и запасными частями к танку КВ-3. В машине лежало два ящика побольше и один совсем небольшой. В первых находились два механизма натяжителя, а в третьем пневматическая дрель и дефицитнейшие сверла с победитовыми накладками, небольшой тюбик с алмазной пастой и несколько комплектов мечиков на 16. Чертежи, технологические карты сборки и таблицы настройки нового натяжителя. Несколько кернов и бумажных прокладок под корпуса устройств. Василий наложил прокладки на бортовую броню в районе снятого ленивца. Новый корпус вставал свободно, ничему не мешал.

– Теперь точно могу сказать: сделаем, товарищ генерал. Будет машинка бегать, а не хромать.

Закрепили на вертикальной броне дрель, с помощью присланной приспособы, настроили подачу масла к сверлу и двое суток, втроем, сверлили и нарезали резьбу на гомогенной броне корпуса. Упрямая вещица! Очень крепкая! Выскочили на площадку и пробежались. Плюс шесть километров к максимальной скорости движения! Намотали двенадцать кругов, замерили максимальный провис, он не изменился. Минус один недостаток. Василий, несмотря на то что работал у танка и сверла, как все, и даже чуточку больше, успевал к чертежной доске, правда, засыпал пару раз возле нее. Восьмого июня он дал телеграмму Духову, что у него все готово, приезжайте. Эта коробка стояла на всех тяжелых танках, начиная с ИС-3, заканчивая ИС-8. Шесть передач вперед, с постоянным зацеплением всех шестерен, то есть без возможности у механика-водителя повредить шестерни привода, и две скорости назад. Причем геометрические размеры корпуса самой коробки не изменились. Отверстий больше стало, да на каждом валу появились синхронизаторы, за счет которых коробка плавно переключалась.

Духов привез чертеж в Ленинград, где состоялась целая битва! Чертеж был выполнен с соблюдением норм ЕСКД. Лишь в нескольких местах он немного отклонялся от ЕСКД-38, так как я этот документ никогда в глаза не видел. Первое, что сказали конструкторы, не Духов, что парень не тот, за кого он себя выдает. Не иначе немецкий шпион! Вот такое изображение сочленений характерно именно для немецкой школы.

– Да вы с головой-то созвонитесь! Он с тринадцати лет на поселении, и ежедневно кричал «Я» на поверках два раза в сутки. Сам же сидел, знаешь, как это делается! А по какому курсу он учился – я не знаю, и никто не знает. Что было под рукой, то и читал. То, что читал много – заметно. Механик он от бога. По самой конструкции замечания есть?

– Нету, что и удивительно! – злобно ответил Томашевский, маленький сухонький курчавый начальник отдела движения.

– Сколько времени тебе понадобится для проделывания четырех отверстий в корпусе?

– Ты издеваешься, Николай? Корпус будет готов сегодня, если Моисеич разрешит.

– Ну, пойдем. Всё, товарищи! Совещание окончено, – сообщил Николай Леонидович остальным участникам. Те, недовольно бурча, встали и потянулись на выход, продолжая обсуждать «подсунутое им решение».

Зальцман принял Духова и Томашевского сразу, без задержки, хотя и не знал цели их визита. Он только приехал из Москвы, где Малышев вдосталь поиздевался над ним за его приказ начать демонтаж большого расточного станка. Тем не менее сегодня или завтра выйдет постановление Наркомата танковой промышленности об объединении Кировского завода в Ленинграде и Челябинского тракторного. Директором обоих заводов стал Зальцман.

– Вот, вчера привез из Пскова. А это – деревянная модель трех валов коробки. Переключается плавно, без каких-либо усилий.

– Интересненько! Вписался полностью в теперешние габариты! Просто глазам не верю!

– Вот и Самуил – не верит, говорит, что это работа немецкого шпиона.

Зальцман хохотнул, но потом вполне серьезно предложил:

– Самуил Яковлевич, а ты черкани свое мнение по этому поводу, на всякий случай. Вдруг что пойдет криво, так что не стесняйся в выражениях. НО! Сегодня же приступить к изготовлению двух, нет, пяти таких коробок. И сразу на машины. Использовать оба КВ-3, объект «220», как самый тяжелый, и пару КВ-2. Гонять, гонять и гонять! Так, чтобы комар носа не подточил. Что с фильтрами, Леонидыч? В Москве особо предупредили, что намечается крупная операция на юге, где пыли, сам понимаешь, выше крыши. На пожароопасность проверили?

– Повышается, но незначительно.

– Это хорошо! Жаль, что мы «его» упустили, теперь вояки в него вцепятся и не отдадут. Я подозреваю, что его они введут в Госкомиссию, так что хлебнем мы еще с ним горюшка. Поговори с ним, что здесь он будет максимально полезен. Ты же с ним нормально общался и в Челябинске, и в Пскове. Не упускай эту возможность.

– Он, вот, прислал отчет об испытаниях механизма натяжения. Первичный анализ говорит о том, что решение найдено.

– Карты готовы?

– Конечно.

– Меняйте ТЗ! На всех машинах. Что еще?

– Задела верхнего листа хватит только на два с половиной месяца.

– Я в курсе. Успеем! Должны успеть. Тем более что Челябинск уже наш. Он стал Челябинским Кировским заводом. Сегодня отправляюсь туда принимать дела. Самуил Яковлевич! Я с тебя не слезу! За тобой новая коробка. Вынь да положь! Понял? И про бумажку не забудь. Свободны!