Текст книги "Война роз. Троица"

– Застрельщики! – предупредительно рявкнул Солсбери. – Ату их!

По его взмаху лучники размашисто двинулись в длинные травы. Видно было, как на переднем краю подступающей силы, кровавясь, стали оседать и валиться первые убитые и раненые; впрочем, то же самое происходило и с отрядом графа: темные вереницы лучников с обеих сторон трусцой отдалялись от своих основных сил, сея урон и пагубу среди неприятеля. Дальше они сойдутся друг с другом в высушенных солнцем долах, прицельно пуская с расстояния стрелы в глотки встречным. Здесь и начнет сказываться численное превосходство.

Солсбери напряженно вглядывался, пытаясь вычислить, какая именно сила выходит к нему навстречу. Его скакун, раздраженный остановкой, закусывал удила и нетерпеливо взбрыкивал, так что хозяин, протянув руку вниз, владетельно похлопал его по шее:

– Будет тебе, будет, крепыш. Пусть вначале лучники расчистят путь.

К этому времени обе стороны постепенно остановились, и только лучники мелькали среди деревьев и высокой травы, вздымая за собой шлейфы пыли и мотыльков. Утро стояло румяное, золотисто-розовое. Противник пусть и превосходил числом, но граф Солсбери держался бодро, сжимая меч и слыша снизу поскрипыванье седла. Кто бы это мог быть? Влиятельных врагов у него с дюжину – даже больше, – но, пожалуй, лишь один мог решиться выставить против него такую силу, да еще и имел средства ее оплатить.

– Перси, – вполголоса, самому себе процедил Солсбери.

Оставалось только надеяться, что старик присутствует здесь лично, дабы лицезреть, как он, сраженный, падет с коня. Клясть себя за непредусмотрительность уже поздно. Он и так привел на свадьбу сына отряд численностью, которая многим показалась бы чрезмерной. Но кто ж знал, что враг двинет на тебя настоящую армию. А знать, между прочим, не мешало. Можно было догадаться, что злобный старикан не будет сложа руки сидеть у себя в Алнвике, теряя манор за манором. Солсбери ведал каждую деталь владений, отходящих ему по линии приданого Кромвеллов. И одной из причин, делающих их получение особенно приятным, была именно досада старого лихоимца, заправляющего севером.

Солсбери встряхнулся, прогоняя прочь все темные думы и сомнения. Его люди хорошо обучены и преданы всей душой. Так что послужат исправно.

Томас, барон Эгремонт, смотрел, как трусцой уходят вперед стройные цепочки лучников. За долгое лето травы выгорели почти добела и вымахали так, что человеку, чтобы пропасть из виду, достаточно было просто упасть на одно колено. Непростой задачей оказалось хотя бы найти отряд Невилла среди земель, которые Томас знал не слишком-то хорошо. Накануне ночью Траннинг разослал разведчиков во всех направлениях, раскидывая сеть все шире и шире, пока наконец один из них не примчался во весь опор обратно, разордевшись лицом и криком донеся нужную весть. Мечник Перси поднял людей и выставил на марш, пока сам Томас еще только позевывал и щурил сонные глаза, оглядывая окрестность.

С Траннингом они после того построения на дворе Алнвикского замка почти не разговаривали. Томас придерживался мнения, что собаке пятая лапа без надобности, хотя, признаться честно, Траннинг действительно умел вести поход. Бывалые солдаты и неотесанные горожане просто в рот ему заглядывали, ожидая приказов, а они у него были всегда наготове. Томасу казалось, что особой опытности для этого не нужно. Надо лишь иметь глаз на мелочи и обладать стремительным нравом. Порой, случайно встречаясь с отцовым мечником взглядом, Томас прибрасывал, не видит ли он в нем вызова или презрения. Бог его ведает. Если и да, то не все ли равно. Невиллский свадебный кортеж они все-таки разыскали, и хотя в том отряде солдат оказалось гораздо больше, чем они ожидали, но все равно по численности Томас с Траннингом превосходили их настолько, что могли перебить всех до единого.

Томас разместился по центру конного строя, формирующего правое крыло полутысячи топорщиков и мечников, уже лоснящихся от пота после заданного им предрассветного марша. С выходом вперед лучников у них появилась возможность отдышаться. Зной грядущего дня был покамест не более чем невнятной угрозой. Сущим проклятием он станет погодя, под бременем доспехов, оружия и иссушающего изнурения от их использования. Лорд Эгремонт небрежно ухмыльнулся этой мысли, но ухмылка частично сползла, когда невдалеке в безмолвно ждущий строй всадников встрял Траннинг. Ну просто в каждой бочке затычка. Сейчас было слышно, как он с сиплой грозностью отчитывает какого-то недотепу, невзначай сошедшего со своей позиции.

Впереди в зарослях высокой травы растворились сто двадцать лучников – каждый сам по себе, мишени по ходу выбирают на свое усмотрение. До этого Томас понятия не имел, что Невилл, оказывается, тоже прихватил с собой лучников. Если б не этот казус, его копейщики и топорщики уже бы начали свою работу, вздевая на острия и разрубая неприятеля на куски при полном отсутствии потерь со стороны маленькой армии Перси.

Внезапно Томас дернул головой на чей-то вопль и завидел на отдалении, как из места, где он сам не так давно укрывался, шатаясь выбрела окровавленная фигура. Вопли теперь доносились не только оттуда, но и по протяженности примерно мили; было видно, как его люди, приостанавливаясь, после некоторых колебаний превозмогают себя и вновь углубляются в заросли, посылая вперед себя стрелы. Томас неуютно поежился, представляя, как лучники, переводя дух, сторожко озираются, в любую секунду готовые ощутить вспышку боли от нежданной стрелы или копья. Работенка, конечно, не позавидуешь, учитывая то, что Невиллы бесспорно выслали навстречу своих молодцов с луками.

Томас сделал глубокий вдох, предпочитая неподвижно глядеть перед собой, чем оглядываться на Траннинга за благословением.

– Идем на них! – прокричал он вдоль строя. – Равняться по мне, держать порядок!

Латники тверже сжали кто меч, кто топор или копье; всадники цокнули своим коням, медленным шагом трогая их вперед. Лучники должны уже достичь построения Невилла, выстрелами прижимая его к месту и валя тех, кто зазевался.

Впереди из кустов утесника внезапно, как из ниоткуда, возникли две плотные фигуры, натягивая длинные луки. Томас отпрянул и, едва успев вскинуть щит, почувствовал, как в него твердо тукнула стрела. Вторая вжикнула мимо (за спиной кто-то вскрикнул – не то от боли, не то от внезапности). Траннинг проревел приказ, хотя строй уже и так пришел в движение. Надо было покончить с вражескими лучниками, и линия всадников метнулась впереди пеших, опустив забрала, подняв щиты и держа наготове мечи. Шпорами пуская своего вороного в галоп, Томас чувствовал, как по жилам разливается отчаянно веселая, хмельная сила.

Вместе с тем как первые всадники сомкнули дистанцию, те двое лучников попытались увернуться, отпрыгнув в разные стороны на землю. Томас видел, как они возятся в облаке пыли, отчаянно пытаясь отбиться от копыт, и как кто-то из рыцарей на скаку обрушивает сверху свой меч и пролетает мимо. А следом проносится уже весь конный строй, оставляя недобитых топорщикам.

Сейчас Томас скакал уже во весь опор, а строй тяжелых рыцарей нарушился: местность была ухабистой. Почувствовав, как напряглись под седлом мышцы-валуны готового прянуть скакуна, Томас пустил его через терновый куст, который, прорванный конскими копытами, упруго задрожал уже позади. Томас, поправив щит, слегка подался корпусом назад, замедляя ход, чтобы не отрываться чересчур вперед. Отряд Невиллов уже рядом, ярдах в восьмистах отсюда. Смотрится небольшим и непрочным против тяжко бьющей копытами конной лавины.

– Милорд! Лорд Эгремонт! – донесся сзади знакомый сип. – Да куда ж его, дурня, несет…

Томас гневно обернулся, завидев сзади уже вплотную подскакавшую лошадь Траннинга. У наглеца хватило дерзости ухватиться за узду вороного и дернуть ее на себя.

– Руку прочь! – прорычал ему Томас. Только сейчас оглядевшись, он увидел, что как-то невзначай оставил свои основные силы далеко позади. Вот те раз.

Траннинг убрал с поводьев руку, поднял забрало. Судя по всему, он тоже не без труда сдерживал гнев.

– Милорд, вы же их загоните: они за вами не поспевают. Бежать полмили в кольчуге – расстояние непомерно большое. Где у вас ум? Или это вы тех лучников напугались? Так вы не бойтесь, их теперь не так много осталось.

Желание пырнуть Траннинга прямо вот так, с седла, было поистине неодолимым. Может, Томас бы так и поступил, кабы этого человека можно было застичь врасплох, – но мечник отца был опытным воякой, всегда наготове парировать или атаковать. Даже лошадь у него была как будто с хитрецой и семенила из стороны в сторону – вся в хозяина, такая же старая, но очень хитрая кляча, всю свою лошадиную жизнь проведшая в вооруженных поединках. Да и, если уж на то пошло, Траннинг правильно его остановил, но слова его по-прежнему ожигали самолюбие, а из-за гнева у Томаса плыло перед глазами.

– Смотри за людьми, Траннинг, – изо всех сил сохраняя спокойствие, произнес Томас. – Кричи и помыкай ими как тебе вздумается. Но если ты хотя бы еще раз осмелишься притронуться к моим поводьям, то так и знай: я вздену твою голову на пику.

Траннинг, что был в сотню раз злее, на это лишь ухмыльнулся и указал на отряд Невилла:

– Если что, враг вон там, лорд Эгремонт. А не здесь.

– Иногда меня берет сомнение, чванливый ты ублюдок, – процедил Томас.

Ну вот, по крайней мере, эти слова легли в яблочко: Траннинг потемнел лицом, а губы у него приоткрылись, чтобы что-то произнести, – но тут он спешно пригнулся, увертываясь от стрел, пущенных в них обоих чуть ли не одновременно с двух сторон. Томас чертыхнулся, запоздало увидев, как наземь пали двое сраженных стрелами лучников в красных кожанах с серебристыми пластинами. Томас благодарственно поднял руку двоим своим людям, столь вовремя устранившим опасность. Те в ответ лишь мимолетно кивнули и заспешили дальше.

– Сомкнись! – проорал своему воинству Траннинг. – Держаться вокруг лорда Эгремонта! А ну!

Ряды по новой отстроились вокруг Томаса, который, сидя в седле, буквально дымился от ярости. Вокруг слышалось натужное, прерывистое дыхание переводящих дух пеших ратников, едва сумевших нагнать своего военачальника. Уже идущая от земли густая теплынь становилось им в тягость, но не это главное. А то, что выскочка Траннинг снова был прав. Как всегда.

– Стойте здесь, обсохните, – распорядился Томас, слыша, как над толпой прокатился вздох облегчения. – Попейте воды, сделайте передышку. Видите, мы втрое превосходим их числом.

После передышки барон Эгремонт во главе всего своего воинства двинулся вперед, могуче-прекрасный на своем скакуне. Его вороной осторожно переступал через тела поверженных лучников, из которых колосьями смерти прорастали стрелы. На все сужающейся перемычке меж двумя враждебными силами по-прежнему тенькали тетивы, но в целом впечатление было такое, что среди убитых людей с цветами Невиллов было все же больше, чем серой рати Перси.

Все то время, что он катился по долу со всадниками, Траннингом и прущей сзади пехотой, Невиллы стояли недвижно, словно в ожидании. Когда же его люди сбавили темп до шага, передний ряд неприятеля, неожиданно придя в движение, вдруг устремился вперед, торопливо набирая ход. От удивления Томас моргнул. Невиллы находились в таком вопиющем меньшинстве, что лезть туда, где их могут окружить и уничтожить, было поистине самоубийственно. По его разумению, Солсбери должен был вцепиться в землю и оборонять свой лагерь столько, сколько это будет возможным, отрядив, быть может, гонцов для срочного вызова подмоги. А атаковать… сумасбродство какое-то.

Слышно было, как каркает команды Траннинг: «К бою! Лучники! Цель по передним рядам!»

Сердце у Томаса радостно взмыло при виде того, как из высокой травы показалась примерно дюжина человек, бросая жестокую игру в кошки-мышки с лучниками неприятеля; как видно, приказы Траннинга для этих стрелков действительно кое-что значили. Едва они вышли из укрытия, как против них повыскакивали лучники Невилла, и с новой силой полетели стрелы – короткие причмокивающие удары, от которых люди падали навзничь. Жатва была обильна с обеих сторон, но со стороны Перси с полдюжины все же уцелело; эти стали метиться в невиллскую конницу. Бежать им было уже поздно, и они хладнокровно пускали залп за залпом, пока их самих не поглотила лавина неприятеля.

С неистовым ревом рыцари Солсбери на всем скаку налетали на тех, кто их жалил, и, круша конями, со злым сладострастием разваливали отвесными ударами мечей. Строй слегка нарушился: из-за неровной местности кое-кто вырвался вперед, кое-кто, наоборот, подотстал. Сейчас две силы разделяло уже не более двухсот ярдов; во рту у Томаса пересохло, а мочевой пузырь некстати взбух. Скачут они, однако, заправски, эти Невилловы конники. Томас нервно сглотнул: до него сейчас дошло, что на него скачет личная стража Солсбери. Впрочем, быстрая оглядка налево и направо немного успокоила. За воинством Перси широта и охват флангов. За ним численность. Томас – барон Эгремонт – величаво поднял руку для решающей отмашки, но тут Траннинг – этот низкопородный выскочка – опередил его своим хриплым выкриком: «Вперед!»

4

Ричард Йорк пребывал в бодром, приподнятом состоянии духа. Сухая жара с запахом пыльной штукатурки его ничуть не тяготила. Расписная палата Вестминстерского дворца помнила несколько веков, и по ее темно-красному потолку ветвилась трещина – вдоль, из конца в конец. Эти своды почти всегда были сыроваты, но нынче они подсохли, так что запах был даже не лишен приятности.

Сидя в непринужденной позе, он спокойно взирал, как вкруг необъятного стола кочует бумажный свиток длиной с руку. Когда он дошел до Ричарда, все сидящие в палате смолкли в благоговейно-выжидательной паузе, пока лорд-протектор перечитывал документ, согласно которому Эдуард Вестминстерский становился разом принцем Уэльским и наследником английского трона. Временами то один, то другой из собравшихся лордов крадучись бросал из-под бровей на Йорка пытливый взгляд: что-то он там про себя замыслил, какую игру ведет? Наконец Эдмунд Бофорт, граф Сомерсет, после паузы приступил к формальному оглашению – еще раз, наново – с выискиванием мест, которые мог невзначай упустить.

Постепенно молчание становилось тягостным: все ждали, когда Сомерсет протянет руку к перу и выведет на пергаментной бумаге свою подпись. Где-то невдалеке пробил полдень Вестминстерский колокол; его звук медным бархатом разостлался по коридорам. Йорк кашлянул, отчего Сомерсет бдительно вскинул голову.

– Вы присутствовали при написании этого документа, граф, – с вкрадчивой деликатностью заметил лорд-протектор. – Вас что-нибудь смущает? Его квинтэссенция, целеполагание?

Сомерсет, болезненно усмехнувшись, покривил рот. На вид в пергаменте все было гладчайше: ни единой зацепки, ни одного проступающего наружу подводного камушка. Ничего хотя бы косвенно, хотя бы намеком ставящего под сомнение право сына короля Генриха на наследование трона, в том числе и по крови. И тем не менее жило, кусало подозрение, что взгляд упускает какую-то наиважнейшую мелочь. Йорк безусловно ничего не выгадывал тем, что допускал продление линии Ланкастеров еще на одно поколение. Но если уж выдвигать претензии на трон, то делать это, по соображению Сомерсета, следовало именно сейчас, в эту самую минуту. Король Генрих по-прежнему пребывал в бесчувствии, плавая в тумане без малейших признаков рассудка. Йорк правил от имени короля уже более года, и делал это исправно, не допуская ни грубых просчетов, ни вторжения со стороны Франции (обычные налеты на торговые суда и прибрежные городки не в счет). Популярность Йорка, само собой, от этого лишь росла – Сомерсету это прямо-таки ело глаза. И тем не менее на бумаге парламент все засвидетельствовал и передал на подпись лордам и, безусловно, самому Йорку: милости просим, благоволите подписать, скрепить печатью и облечь силой закона. Присутствующие в этой зале государственные мужи подтверждали, что на трон Англии впоследствии взойдет пока еще совсем младенец. Сомерсет раздраженно качнул головой, слыша осторожное покашливание со стороны еще двух баронов, ждущих, видимо, когда же вся эта волокита закончится и можно будет спокойно отобедать.

– Да, сотворение этого документа заняло четыре месяца, – не поднимая глаз, сухим тоном педанта проговорил он. – Так что можно подождать еще минуту, пока я перечту повторно.

Йорк скучливо вздохнул и, заложив назад руки, уставился в высокий свод. Гляди-ка: в углу под балкой стропил слепила себе глиняное гнездо ласточка – отважная в силу своей неразумности птаха, избравшая эту залу для взращивания своего потомства. Кажется, там в дырочке что-то уже шевелится – ну-ка поглядим, пока суть да дело.

– Здесь говорится, что мальчик Эдуард до совершеннолетия будет помещен в Виндзор, – произнес Сомерсет. – Но нет ни единого упоминания, кто на этот срок будет осуществлять полномочия регента.

Йорк неопределенно усмехнулся:

– Вообще-то у него есть отец, Эдмунд. И этот отец все еще король. Так что назначать регента было бы ошибкой вдвойне. Я по общему согласию взялся оборонять и опекать королевство, пока длится болезнь короля Генриха. Так мне теперь что, назначить на регентство еще одного человека? А за ним третьего, четвертого? Глядишь, к поправке государя мы тут все по кругу перебываем протекторами!

Кое-где вокруг стола послышались язвительные, вполголоса, смешки, вызвавшие на скулах Сомерсета нервный румянец.

– Рано или поздно король Генрих избавится от пут мучительного недуга, – сказал он. – И где вы тогда окажетесь, милорд Йорк?

– Денно и нощно молю об этом Господа, – с видом оскорбленной невинности вскинул руки герцог. – Молебны заказываю только для того, чтобы сложить с себя ужасающее бремя власти. Линия моего отца, быть может, и исходит от короля Эдуарда, но сыновья Джона Гонта все равно опережают меня по родословной. Престола себе, Эдмунд, я не желал. Моим стремлением была единственно безопасность и целостность Англии, да вот только, такая вот мелочь, покамест наш король пребывает в объятиях сна. И не я отец того ребенка, а всего лишь протектор, сиречь защитник.

Последнее прозвучало неким пасквильным намеком, и хотя Сомерсет знал о намерении Йорка лишний раз ему досадить, но все же не сдержался и сжал на столе правую руку в кулак. Эти слухи бродили и по Палате Лордов, и по Палате Общин. Бродили неистребимо, наряду с не достойными даже презрения шепотками. Движущей их силой было злобное стремление ославить королеву Маргарет и усомниться в том, что ее сын по праву занимает отведенное ему место. Вполголоса бормоча проклятие, Сомерсет схватил перо и размашистым росчерком вывел свою подпись, давая подручным писцам забрать у себя сам свиток, чернильницу, песок и наконец отнести все это Йорку.

Быть может, для того, чтобы дополнительно позлить Сомерсета, Йорк, в свою очередь, тоже стал неторопливо вчитываться в витиеватые строки. Суета сейчас была бы неблаговидна, и он степенно, с почесыванием подбородка читал, чувствуя на себе смешливые взоры и кипящий гнев сидящего напротив графа. На самом деле Йорк вынашивал мысль замедлить ход дискуссий по этому вопросу в парламенте, спустив все на тормозах. Если бы король Генрих отошел в мир иной прежде, чем документ оказался заверен подписями и печатями, Йорк автоматически стал бы королевским наследником. Так гласил принятый четыре года назад статут, поскольку в ту пору считалось (как выяснилось, ошибочно), что королева бесплодна, а монарх неспособен выполнять свои обязанности.

Уже тогда та мысль жгла Йорка немыслимым соблазном: еще бы, от короны его отделяла лишь собственная подпись. И все-таки Солсбери его отговорил. Глава семейства Невиллов знал, как никто другой, как оседлывать власть и облечать ею тех, кто связан с тобой кровным родством. Донельзя отрадно было видеть, как отточенный ум и хитрость этого человека обращают все тебе на выгоду и пользу – примерно в таком ключе размышлял Йорк, скользя глазами по строкам документа. С его женитьбой на Сесили Невилл дом Йорков обрел силу клана и генеалогическое древо, столь мощное и раскидистое, что оно, безусловно, должно было прорасти в престол, вне зависимости от фамилий в замужестве или какого-то конкретного фамильного герба. Оставалось лишь благодарить судьбу за то, что на свое знамя они подняли его, Йорка. Тот, кто стоял с Невиллами, шел далеко и рос высоко. Тем же, кто им противился – чертякам вроде Сомерсета, – путь наверх был заказан.

Наконец Йорк удовлетворенно кивнул. Взяв собственное перо, он аккуратно обмакнул его в чернила и игриво, с росчерками и завитушками, поставил в самом низу пергамента залихватскую подпись.

Открыто претендовать на трон было все же рановато: в этом его убедил Солсбери. Слишком многие из нобилей короля не задумываясь взялись бы за оружие, едва проведав, кто он, этот узурпатор. Но как известно, дорогу осилит идущий – вот и надо, определившись с выбором, шаг за шагом по ней продвигаться. Жизнь новорожденного младенца хрупка; герцог Йоркский сам потерял пятерых от всяческих хворей и простуд.

Погруженный в раздумья, он улыбнулся, когда один из писцов поставил на все четыре уголка развернутого свитка свинцовые гирьки. Будучи лордом-протектором, именно Йорк должен был наложить на пергаментную бумагу Большую печать английского трона: последняя, завершающая стадия. В ходе всего обсуждения поодаль с опущенными головами стояли четверо обычных простолюдинов, смиренно дожидаясь, когда наступит их черед внести в процедуру свою скромную лепту. По кивку Йорка они приблизились к столу и выложили на него две половинки серебряной печати, а также поднесли горшочек с воском, растопленным на миниатюрной жаровне. На глазах у всего собрания королевская Печать была со звонким щелчком сомкнута воедино, и на ее поверхности сложился образ короля Генриха на троне. Один из людей – «держатель воска» – специальным ножичком подскоблил начинающий остывать диск до более правильной округлой формы, а другой тем временем проложил по документу отрезок изящной ленты. То была работа, требующая тонких навыков, и присутствующие с любопытством наблюдали, как нагретый диск вдавливается в бумагу, образуя на странице жирный оттиск. Затем Печать подняли и вновь разделили на половинки, а на бумаге осталось подобие медальона из воска в четыре дюйма шириной и с вдавленными в него лентами, которые теперь нельзя было удалить, не порвав при этом бумаги или не сломав самой печати.

Дело было сделано. Носчики Печати убирали орудия своего ремесла: серебряные половинки легли в шелковые мешочки, которые были затем помещены в раздельные запирающиеся ларчики из полированного металла. После этого, поклонившись протектору, эти люди молча удалились: их дело было сделано.

Йорк поднялся и энергично хлопнул в ладоши.

– Отныне дитя поименовано принцем Уэльским, законным наследником престола. Милорды, честно вам скажу: я горжусь Англией. Можно сказать, я горд, будто это мой собственный сын.

Он посмотрел на Сомерсета яркими смеющимися глазами. Тот бы, пожалуй, это стерпел, если б не прозвучавший где-то за столом сдавленный смешок. Это привело графа в холодную ярость. Играя желваками костистого лица, он схватился за рукоять меча.

– Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду, Ричард, – пристально глядя на Йорка, с неторопливой отчетливостью произнес он. – Если вы имеете смелость обвинять человека в бесчестии и измене, то сделайте это прямо, без всяких там французских игр.

– Да что вы, Эдмунд, – улыбаясь еще шире, Йорк покачал головой, – вы меня не так поняли. Остудите пыл. Это же день всеобщего ликования: линия короля Генриха закреплена на бумаге.

– Нет, я не о том, – вымолвил Сомерсет глубоким, севшим от напряжения голосом.

Его истинные сорок восемь лет выражались лишь в седине, но никак не в хилости или сутулости. Медленно поднявшись со стула, подталкиваемый гневом, он расправил плечи.

– Я требую от вас сатисфакции, Ричард. Если вы вслух осмеливаетесь произносить клеветнические измышления, то вы должны иметь смелость их в том числе и защищать. Исход такой защиты решат, безусловно, Бог и моя правая рука. Извинитесь передо мной сейчас же, иначе завтра поутру мы с вами встретимся во дворе.

Если б не стоящий между ними стол, Сомерсет бы, вероятно, выдернул из ножен меч и ударил Йорка прямо здесь же. Присутствующие в зале, нервно переглядываясь, тоже положили руки на мечи: бог его знает, чем все обернется; в случае чего надо действовать. Йорк, в противоположность остальным, к мечу и не притронулся. Он знал, как чертовски проворны выпады Сомерсета – на таком расстоянии и не увернуться. На всякий случай он тоже осмотрительно поднялся со стула.

– Вы угрожаете лорду-протектору, Защитнику и Радетелю королевства, – властно напомнил он свои титулы. При этом на губах Йорка по-прежнему играла змеистая улыбка: то, как оборачиваются события, вызывало у него упоение. – Уберите руку с меча.

– Я сказал, что мне нужна сатисфакция, – с полыхающим лицом повторил Сомерсет.

Йорк в ответ непринужденно хохотнул, хотя напряжение в зале придало этому звуку оттенок фальши.

– Вы совершаете ошибку, однако ваша угроза – преступление, которого я простить не могу. Стража! – выкрикнул он с неожиданной силой, заставившей всех тревожно замереть.

В ту же секунду двери распахнулись и в залу ступили двое дюжих часовых в шлемах и нагрудниках. Завидев опасную сцену, они тут же обнажили клинки. Йорк, ни на секунду не сводя глаз с Сомерсета, распорядился:

– Арестовать лорда Сомерсета. Он угрожал персоне протектора. Уверен, дознание выявит более глубокую подоплеку этого деяния, а возможно, что и заговор против престола. Разумеется, будут выяснены имена и тех, кто в нем задействован.

Застывший было Сомерсет одним слитным движением выхватив меч и сделал мгновенный выпад через ширину стола. Под неимоверно быстрым ударом Йорк успел лишь отпрянуть и шарахнуться спиной о стену, да так, что с потолка посыпалась пыльная штукатурка. В оцепенелом изумлении он поднес к своему лицу растопыренную ладонь, вполне ожидая увидеть на ней кровь. Но уже в момент движения на Сомерсета навалились стражники и, обжав с двух сторон, смазали удар. Невзирая на сопротивление, они смяли его и закрутили руку за спину, заставив утробно взвыть от боли.

– Глупец Эдмунд, – злорадно нараспев сказал Йорк, чувствуя, как взбухает гнев. – Сейчас тебя отсюда по Темзе доставят прямиком в Тауэр. Думаю, до предъявления обвинений мы с тобой не увидимся. Я же незамедлительно пошлю весть о твоем аресте в Виндзор, королеве. Не сомневаюсь, она будет вне себя от утраты человека, столь любимого душой и телом.

Невнятно что-то орущего и упирающегося Сомерсета уволокли. Йорк, отерев со взмокшего лба пот, махнул рукой на бумагу со все еще остывающей печатью:

– Это доставить в Виндзор, подать и зачесть королю Генриху. Бог знает, что он там расслышит, но сделать это все равно необходимо.

С этими словами он, горделиво подняв голову, зашагал наружу, овеваемый теплым воздухом Вестминстерского дворца. Остальные лорды, не говоря ни слова, потянулись следом.

Барон Эгремонт Томас во весь дух скакал на невиллский центр. Теперь расклад может быть только один: перебить в свадебном кортеже всех до единого, иного и быть не может. Томас был исполнен решимости. Пускай цвета Перси сковырнуты, замазаны или прикрыты, но его лучники уже пролили первую кровь и даже перед смертью успели поразить с полдюжины людей Невилла, в том числе и рыцарей. Так что обратной дороги нет, и никто никого теперь с миром не отпустит. Погоняя коня, Томас на приближении видел ярость, искажающую лицо графа Солсбери. В окружении лучших своих воинов он размахивал мечом то вправо, то влево, вопя команды о перестроении. Своего могучего вороного Томас направил непосредственно на старика, блаженно ощущая легкость щита и меча в своих сильных от беспрестанных упражнений руках. Что ему этот отрядишко, когда он привел с собой шесть сотен – считай, втрое больше! Еще и солнце не дойдет до полудня, как с Невиллами будет покончено.

Вот по всему флангу всадники Перси и Невиллов с тяжким лязгом сшиблись, в разных местах прорывая друг другу строй и нанося заполошные, чугунно-тяжелые удары в попытке своротить менее стойкого противника с седла, нередко в наполовину оглушенном состоянии. Для рыцарей Перси это был весьма рискованный момент – врываясь, они на запасе набранной скорости пролетали внутрь вражеского построения и оказывались оттесненными от своих, что скакали рядом. Прошибаясь сквозь железную преграду из рыцарей Невилла, конники Перси вынужденно останавливались и под градом ударов вслепую оборонялись, в то время как их кони, крутясь на месте, лягали всех, кто толкался вокруг, и всё, что попадалось под копыта.

Томас диким махом рубанул по первому же невиллскому рыцарю, который подвернулся, но тот увернулся столь резко, что меч лишь скользнул по пластине, сковырнув с нее стружку яркого металла. Томас вдруг вякнул: что-то звонко стукнуло по левой ноге, отчего та враз онемела – так и разминулись с противником, не закончив поединка. Он услышал, как вражеский рыцарь рыкнул вслед ему ругательство, но развернуться у обоих не было возможности. Перед Томасом предстали еще двое, а позади них виднелся не кто иной, как Ричард Невилл, граф Солсбери.

– Балион, вперед! – рявкнул Томас, чувствуя, как боевой конь под ним послушно напрягся. Почти год ушел у Томаса на то, чтобы научить животное не вставать на дыбы в полный рост, что приемлемо в схватке с каким-нибудь другим жеребцом. Вместо этого Балион был обучен привставать и почти тут же выбрасывать передние ноги, так что вместо скачка следовал дьявольской силы удар копытами по впередистоящим лошадям. Видит бог, на воле, в табуне, Балиону не было бы равных, и он непременно стал бы вожаком. В понуканиях этот гигант не нуждался; риск был лишь в том, что он впадет в излишний раж и перестанет слушаться.

Заметив за собой движение, Томас рявкнул: «Отскочь!», при этом щитом парируя удар. За спиной оборвался чей-то крик: Баллион грохнул копытом по какому-то неразличимому с седла посягателю. «Ай молодец», – рассмеялся Томас под забралом. Вот как можно наносить урон буквально лишь словом – любо-дорого!

– Стой! – прикрикнул он на разошедшегося коня. – Стой, язви тебя!

Балион все еще гарцевал, всхрапывая и переступая копытами: ему снова хотелось на дыбы. Еще не успев его смирить, Томас получил тяжелый удар по спинной пластине. Но не согнулся, а привстал для замаха в стременах и с сердцем, всей силой рубанул в ответ, победно вскрикнув: тяжелый меч прорубил в боку вражеского доспеха брешь, и наружу из покореженного металла хлестнула живая, алая кровь. Рана была не смертельна, но человек Невилла завалился вбок, потеряв сцепку с седлом. Одна нога у него нелепо дрыгалась снизу вверх, другая же застряла в перепутавшемся стремени. Барон Эгремонт со злорадством смотрел, как побежденного противника уволакивает с поля боя испуганная лошадь.