Текст книги "Соловьиная ночь"

Констанс О'Бэньон
Соловьиная ночь

Глава 1

Лондон, 1810 год, дом на Перси-стрит

Поднимаясь на крыльцо роскошного особняка своего дяди герцога Равенуорта, Рейли Винтер терялся в догадках. Зачем герцогу понадобилось так срочно его вызывать? Вот уже три года дядя был серьезно болен, но при их последней встрече неделю назад выглядел весьма бодрым.

Дворецкий взял у него шляпу и чопорно улыбнулся.

– Как вы полагаете, Ларкин, зачем дядя желает меня видеть? – поинтересовался Рейли.

Он знал, что дворецкий был в курсе всего, что происходит в доме.

– Его светлость не изволили поставить меня в известность, – не моргнув глазом, ответил старый дворецкий. – Мне поручено проводить вас к нему, как только вы прибудете. Доктор, лорд Джон, а также ваша мачеха уже находятся у его светлости.

Рейли нахмурился.

– Таким образом, не считая Хью, – пробормотал он, – все семейство в сборе…

– Вашего сводного брата не ждут, – заявил дворецкий и стал подниматься по широкой лестнице, пригласив Рейли следовать за ним.

Когда они подошли к спальне дяди, Рейли остановил дворецкого.

– Почему бы вам не заняться своими делами, Ларкин? – сказал он. – Я доложу о себе сам.

Во взгляде дворецкого мелькнуло неудовольствие, однако он не стал возражать и направился к лестнице, а Рейли открыл дверь и вошел в спальню.

Герцог не выносил дневного света, и Рейли не удивился, когда увидел, что окна наглухо зашторены. Единственным источником света была настольная лампа, которая освещала лишь кровать, оставляя остальную часть комнаты погруженной в полумрак. Несмотря на теплый день, в камине, отделанном черный мрамором, пылал огонь. В спальне было нестерпимо жарко и душно.

Приход Рейлн остался незамеченным, и он смог спокойно осмотреться.

Его светлость Уильям Винтер, герцог Равенуорт, лежал на громадной кровати, его больная нога покоилась на подушке. Он давно мучился от подагры, и страдальческое выражение почти не покидало его лица.

Доктор Уортингтон, с опаской поглядывая на герцога, осторожно снял его ногу с подушки и принялся поправлять повязку. Едва он дотронулся до больного места, герцог замахнулся на него тростью, от которой доктор едва успел увернуться.

У Рейли при виде этой сцены усмешка тронула губы. Вопреки его опасениям, герцог вовсе не собирался умирать. Рейли искренне любил этого сурового старика, и его смерть стала бы для него большой потерей.

Он взглянул на собравшихся в дядиной спальне. С кузеном Джоном, наследником по прямой линии, он дружил с детства. Джон стоял у постели отца пытался развлечь его разговором.

Рейли перевел взгляд на Лавинию, свою мачеху, которая стояла чуть поодаль. У нее был такой вид, словно все происходящее ее совершенно не касалось. Бог ведает, о чем она думала в этот момент. Он никогда не питал особых родственных чувств к этой женщине, которую отец взял в жены после смерти матери. Рейли жил отдельно, и у него не было возможности узнать Лавинию поближе. Отец умер спустя всего год после рождения Хью, сводного брата Рейли. Лавиния с сыном остались жить в Лондоне, а Рейли переехал в загородное поместье своего дяди.

Он постарался взглянуть на Лавинию беспристрастно. Не было ничего удивительного в том, что она покорила сердце отца. Она была по-девичьи стройна, и у нее были вьющиеся темные волосы, обрамлявшие миловидное лицо. В молодости Лавиния наверняка считалась красавицей. Она и теперь была весьма недурна собой.

Впрочем, Рейли нашел, что у нее слишком жесткий взгляд и сурово сжатые губы.

Сводному брату Хью можно было только посочувствовать. Лавиния, обладающая сильным решительным характером, совершенно подавила сына. Он вырос в тени матери слабовольным и капризным. В его голове, кажется, не было ни одной собственной мысли.

Словом, Рейли не питал симпатии ни к мачехе, ни к сводному брату, но был вынужден изредка с ними встречаться, поскольку они как-никак считались членами одной семьи.

Внезапно герцог громко застонал и запустил в доктора Уортингтона стаканом. Стакан пролетел всего в дюйме от головы доктора. Бедняга доктор, забрызганный водой, стал утираться манжетой.

– Ваша светлость, – воскликнул он, – как я могу вылечить вашу подагру, когда вы так враждебно настроены к лечебным процедурам! С одной стороны, я должен попытаться избавить вас от боли, а с другой – вы не разрешаете мне применять методы… Умоляю вас, ваша светлость, скажите, что я должен делать?

– Убирайтесь вон, коновал! – крикнул герцог с такой силой, что у него даже вены вздулись на шее. – Подите к дьяволу со всей своей медициной! Поищите других дураков, над которыми можно издеваться!

Доктор схватил свой саквояж, распахнул дверь и, ни с кем не попрощавшись, выбежал из спальни.

– Доброе утро, дядюшка, – сказал Рейли, выходя из тени. – Как я вижу, вы по-прежнему продолжаете терроризировать доктора Уортингтона. Удивительно, что до сих пор он еще окончательно от вас не сбежал…

Герцог гневно сверкнул глазами.

– Я послал за тобой три часа назад, – с горечью произнес он. – Тебе давно уже следовало бы быть здесь!

– Я приехал немедленно после того, как мне передали, что вы меня ждете, дядюшка, – заверил его Рейли. – Но я бы гораздо меньше волновался за ваше здоровье, если бы вы были более снисходительны к доктору Уортингтону.

В глазах старика мелькнуло что-то похожее на уважение.

– Ты единственный человек, Рейли, который осмеливается мне возражать, – проворчал он.

Их взгляды встретились, и было видно, что они хорошо понимают друг друга. Губы Рейли тронула легкая улыбка.

– Не совсем так, дядя, – заметил он. – Подобно доктору Уортингтону я никогда не явился бы к вам без приглашения.

Герцог с трудом приподнялся и сел на постели. Внезапно его глаза потемнели. Он едва держал себя в руках.

– Уверяю тебя, Рейли, – проговорил он, – у меня были достаточно веские причины, чтобы послать за тобой.

– А что случилось? – полюбопытствовал заинтригованный Рейли. – Вас что-то беспокоит?

– Когда мой брат женился во второй раз, я отнесся к тебе как к собственному сыну. Ты вырос вместе с моим Джоном. Так или нет?

Прежде чем ответить, Рейли смущенно взглянул на Джона.

– Ваша правда, дядюшка, – кивнул он наконец. – И я всегда был вам за это признателен.

– А когда тебе исполнилось двадцать четыре года, – продолжал герцог, – разве я возражал против того, чтобы ты покинул замок Равенуорт и стал жить самостоятельно? Отвечай!

Рейли подошел ближе.

– Нет, дядя. Вы не возражали против этого.

– И чем же ты решил отплатить мне за мою доброту? Тем, что хочешь опорочить нашу достойную фамилию? – воскликнул герцог, покраснев от ярости. – Я этого не допущу, так и знай!

Рейли пристально посмотрел на дядю. Теперь он сам едва сдерживал гнев.

– Не понимаю, – медленно проговорил он, – разве я дал хоть малейший повод, чтобы обвинять меня в том, что я позорю наш род? Хотел бы я посмотреть на человека, который осмеливается заявлять подобное,

– Бываешь ли ты в обществе леди Гэрриет Пинсворт? – напрямик спросил герцог. – Да или нет?

Рейли бросил быстрый взгляд на свою мачеху. В этот момент Лавиния была занята тем, что внимательно рассматривала подол своего платья. Однако он заметил, что у нее на губах промелькнула самодовольная улыбка. Уж кому-кому, а Лавинии было хорошо известно, что не кто иной, как ее Хью развлекается в обществе упомянутой леди Гэрриет, – и это было известно всему Лондону. Однако она не спешила докладывать об этом герцогу.

Рейли молча смотрел на дядю.

– Тебе нечего возразить? – воскликнул тот. – Ты не только пятнаешь себя неблаговидной связью, но еще и подстрелил на дуэли мужа этой особы!

Лицо герцога исказилось от гнева, а искривленные подагрой пальцы сами собой сжались в кулаки.

– Дуэль – благородное дело, Рейли, – говорил он, повышая голос, – а ты позволил себе трусливо выстрелить в человека, который повернулся к тебе спиной! Слава Богу, лорд Пинсворт остался в живых! Неужели ты думал, что я ни о чем не узнаю, потому что поединок состоялся где-то в глухомани? Неужели ты мог допустить, что я закрою глаза на то, что кто-то из мужчин нашего рода празднует труса?

Выражение лица Рейли ни в малейшей степени не выдавало той бури, которая разразилась у него в душе. Особенно его уязвило, что дядя поверил этой гнусной клевете. Но взгляд Рейли остался холоден, а лицо невозмутимо.

– Можно полюбопытствовать, откуда у вас все эти сведения? – спокойно поинтересовался он.

Герцог побледнел еще больше и, откинувшись на спину, закрыл глаза.

– Я не намерен давать тебе отчет, – сказал он.

Рейли взглянул на Джона, а тот едва заметно кивнул в сторону Лавинии. Тогда Рейли круто обернулся к мачехе, которая смотрела прямо на него, и в ее холодных голубых глазах светился неприкрытый триумф. Ему и в голову не могло прийти, для чего ей понадобилось возводить на него напраслину.

Голос Рейли был по-прежнему ровным, однако глаза метали молнии.

– Вы сказали об этом дяде, Лавиния? – спросил он.

Лавиния выступила из темного угла и уселась на край постели.

– Я не хотела говорить, Рейли, – пробормотала она дрогнувшим голосом, – но твое безответственное поведение бросает тень на репутацию всех членов нашей семьи…

Наконец Рейли понял, что Лавиния оклеветала его ради того, чтобы выгородить в глазах герцога своего сына Хью.

– А что же мой братец, Лавиния, – усмехнулся он, – почему он тоже не явился сюда и не присоединился к хору моих обвинителей?

– Что касается меня, Рейли, я тебя вовсе не обвиняю, – поспешно проговорил Джон, рискуя навлечь на себя гнев отца.

– А тебя никто не спрашивает! – зарычал на сына герцог. – Изволь молчать, пока я разговариваю с твоим кузеном.

Казалось, Джон хотел еще что-то добавить, но, не выдержав грозного взгляда отца, отвел глаза и отступил в сторону.

Рейли понимал, что Джон не решится встать на его защиту. Он остался в одиночестве. Сможет ли он разоблачить ложь, которую нагромоздила вокруг него Лавиния?

– Вы не ответили мне, Лавиния. Где мой брат? – настаивал Рейли.

– Как это и полагается юноше его возраста, он всецело занят учебой, – заявила Лавиния. Она горделиво приподняла голову и твердо выдержала насмешливый взгляд Рейли. – Я предупредила твоего дядю, что ты будешь все отрицать.

Гордость и обида боролись в его сердце.

– Нет, не буду, – наконец сказал он. – Если мой дядя решил поверить вам на слово, то нет никакого смысла спорить.

Герцог слегка приподнялся на локте.

– Конечно, я ей верю, – сказал он. – Не говоря уж о том, что Лавиния была женой моего родного брата, она принадлежит к старинному и уважаемому роду… А твоего отца я предупреждал в свое время, что от брака с дочерью купца не приходится ждать ничего хорошего. Однако он не внял моим предостережениям. И я могу лишь порадоваться, что он не дожил до этого дня и не видит, как его сын от купеческой дочки позорит нашу благородную фамилию.

Вне себя от гнева, Рейли сделал шаг к дяде, но герцог уже обессиленно упал на подушки.

– Обо мне вы можете говорить все что вам заблагорассудится, – воскликнул Рейли, – но не смейте дурно отзываться о моей матери! Когда она умерла, отец был безутешен. Именно в своем первом браке он обрел и любовь, и состояние. Вам это известно не хуже меня.

Лицо герцога покрылось красными пятнами, а руки задрожали.

– Все, что мне известно, Рейли Винтер, это то, что уважения нельзя купить! – крикнул он. – О да, я знаю, что последние пять лет ты платил по моим счетам. Но я тебя об этом не просил. И не жди, что я буду тебя благодарить. Я не собираюсь этого делать!

– Тем не менее именно благодаря деньгам моей матери род Винтеров мог вести жизнь, достойную своего имени. Не правда ли? – вздохнул Рейли.

– Будь ты проклят, Рейли, – сверкнул глазами герцог, – вместе со своими чертовыми деньгами!

– Да что вы, дядюшка! Позвольте вам напомнить, что все, что вы имеете, оплачено деньгами, которые нажиты моим дедом-купцом. Каждый кусок хлеба. Даже услуги вашего дворецкого.

– Ты опозорил нас всех, – в бешенстве крикнул герцог. – Чтобы ноги твоей больше не было в этом доме! Знать тебя не желаю!.. И если после моей смерти мой сын разрешит тебе сюда вернуться, ему еще придется пожалеть, что он связался с тобой!

Задыхаясь от возмущения, Рейли повернулся, чтобы уйти. К сожалению, никто не попытался удержать его.

Когда он затворил за собой дверь спальни и стал спускаться по лестнице, разгневанный голос герцога все еще звучал у него в ушах: «Убирайся с моих глаз и больше никогда не возвращайся! А еще лучше покинь страну!»

Едва он сбежал по ступеням и оказался перед входной дверью, его нагнал Джон.

– Подожди, Рейли! Мне нужно с тобой поговорить, – сказал Джон, кладя ему руку на плечо.

Однако он яростно сбросил со своего плеча руку кузена и, чуть не сбив с ног растерянного дворецкого, выбежал на улицу. Он знал, что Джон на его стороне, но в этот момент ему ни с кем не хотелось разговаривать.

Однако Джон догнал его, схватил за локоть и заставил обернуться.

– Нам-то с тобой известно, что с лордом Пинсвортом стрелялся Хью, – сказал он.

Рейли поднял глаза к небу и попытался взять себя в руки.

– Все в Лондоне знают, что в этой дуэли виноват Хью, – сказал Рейли. – Не могу поверить, что до твоего отца не доходили слухи об этом. Но хуже всего то, что он остался глух к моим словам. Почему он настроен ко мне враждебно?

– Он слышит только то, что нашептывает ему Лавиния, – печально вздохнул Джон. – Ты же знаешь, что он всегда был к ней неравнодушен. Ей ничего не стоило одурачить отца.

– Мне казалось, Хью сам явится к дяде и во всем покается, – сказал Рейли.

Джон нахмурился.

– Черт возьми, Рейли, разве ты не знаешь, что он делает только то, что ему прикажет Лавиния? – пробормотал он.

Рейли колебался.

– Но, если бы Хью был сегодня здесь, он не стал бы отрицать своей вины. Брат никогда не стал бы перекладывать свою вину на меня.

– Я так не думаю, Рейли, – возразил Джон. – Вспомни тот случай с деревенской девушкой из Равенуорта. Она родила ребенка от Хью, а Хью всем говорил, что отец ребенка ты. На этот раз он снова свалил на тебя все свои грехи. Когда ты, наконец, поймешь, что Хью не заслуживает твоего доверия?

– Когда услышу это от него самого.

– Но Хью – хитрая бестия, Рейли! Он был подлецом и останется им.

– А я уверен, что ему ничего не известно о том, что Лавиния меня оклеветала, – сказал Рейли с глубоким вздохом. Ему не хотелось терять веру в своего сводного брата. – Как бы там ни было, я уже подыскал для себя место службы.

– Ты хочешь сказать, что послушаешься моего отца? Ты хочешь покинуть Англию?

– Вообще-то я и сам подумывал об этом. Я мечтал о службе в армии. Этот случай лишь укрепил меня в моем решении.

Джон с тяжелым вздохом сунул руки в карманы.

– Мне хорошо известен твой характер, – сказал он. – Если уж ты что-то забрал себе в голову, то никакие мои уговоры не заставят тебя изменить свое решение. Я просто хочу…

– Не нужно, Джон, – прервал его Рейли, – Пусть будет, что будет. Прошу тебя, береги себя и дядю. Я очень беспокоюсь о его здоровье. Если возникнут какие-нибудь проблемы с деньгами, обратись к моему управляющему. Он все уладит.

Джон стыдливо опустил глаза и пробормотал:

– Я даже рад тому, что случилось. Наконец-то признали вслух, что тебе приходилось оплачивать все расходы семьи.

– Я надеялся, что дядя об этом никогда не узнает. Ума не приложу, как ему это удалось.

– Однажды прошлым летом я был в конторе управляющего, и один из служащих предупредил меня о том, что моему отцу нужно поумерить свои расходы. Я стал его расспрашивать, и он признался, что именно ты все эти годы брал на себя заботу о финансах семьи. Я рассказал об этом отцу. Я думал, что ему об этом известно, – вздохнул Джон, покачав головой. – Мы стольким обязаны тебе и так несправедливо с тобой обошлись…

Рейли сделал нетерпеливый жест.

– Вы мне ничем не обязаны, – сказал он. – Если кто-то и должен чувствовать себя обязанным тебе и твоему отцу, Джон, так это я. Долгие годы ваш дом был моим домом.

– Почему же ты тогда не рассказал отцу всю правду о Хью?

Рейли поднял глаза к ясному небу, а затем посмотрел в серьезные голубые глаза Джона и тихо спросил:

– А почему ты этого не сделал, Джон?

Больше Рейли не произнес ни слова и, резко повернувшись, зашагал прочь.

Глава 2

Полгода спустя. Другой дом на Перси-стрит

Тринадцатилетняя Кэссиди Марагон выбежала из дома своей богатой тетушки. Ее щека пылала от пощечины, только что полученной от брата, слезы от несправедливой обиды жгли глаза. Едва не угодив под колеса проезжавших по улице экипажей, она пересекла улицу и бросилась в парк.

Генри даже не потрудился разобраться, что произошло на самом деле. Его маленькая дочь Труди залилась слезами, когда обнаружила, что неосторожная подружка сломала ее любимую куклу. Отец отругал девочку за то, что она не бережет свои вещи, и к тому же строго наказал.

Не обращая внимания на гнев Генри, Кэссиди принялась успокаивать малышку. Она назвала брата бесчувственным чудовищем, а тот дал ей пощечину.

Кэссиди перевела дыхание и смахнула с глаз слезы. Через два дня она навсегда избавится от деспотизма Генри. Вот уже минул год с тех пор, как ее родители уехали в далекую Индию и теперь, наконец, они возвращались домой.

Генри неохотно подчинился воле родителей, которые настояли, чтобы к их возвращению он перевез сестер в Лондон. Кэссиди оказалась в Лондоне впервые в жизни и решила, что жестокосердие брата не должно омрачить ее первого впечатления об этом городе. Едва заслышав, как заманчиво уличный торговец нараспев расхваливает свой товар, она мгновенно забыла все свои горести.

Вдруг Кэссиди услышала, что ее окликнули. Она обернулась и увидела на другой стороне улицы свою старшую сестру Абигейл, которая махала ей рукой. Кэссиди помахала сестре в ответ, призывая ее к себе.

Если сестры и были похожи друг на друга, то лишь внешне. Абигейл была миловидной блондинкой. Ее манеры были безукоризненны, а поступки безупречны. Что касается Кэссиди, то собственные светлые волосы ей никогда не нравились, и вообще, она меньше всего думала о той ответственности, которую налагает на девушку благородное происхождение.

Разница в возрасте составляла между ними три года, но это никогда не имело особенного значения. Они были лучшими подругами. Кэссиди всем сердцем любила милую Абигейл, которая платила ей тем же. Сестра казалась Кэссиди верхом совершенства – красивой и кроткой. Сама же она отличалась строптивым, своенравным характером, бурным темпераментом и прямолинейностью.

– Тебе больно, дорогая? – сочувственно спросила Абигейл. – Он тебя обидел?

– Нисколько, – ответила Кэссиди. – Стоит ли на него обижаться? Я сегодня такая счастливая.

– Генри и в самом деле чудовище. Ты была совершенно права. Я обязательно расскажу родителям, как он с тобой обращался, – Абигейл обняла Кэссиди и положила ей голову на плечо. – Я больше никогда не позволю ему поднимать на тебя руку. Ему еще повезло, что этого не видела тетушка Мэри. Уж она бы задала ему выволочку!

– Не думаю, что он осмелился бы так вести себя при ней. Ты и сама это знаешь, – ответила Кэссиди.

Сестры обменялись улыбками.

– Гляди! – воскликнула Кзссиди, позабыв обо всех огорчениях. – Там на дереве белка!

– Нужно возвращаться домой, – напомнила ей Абигейл. – Тетушка ждет к чаю гостей.

– Ну и что? – удивилась Кэссиди. – Тоже мне гости – теща Генри со своими дочками! Я их терпеть не могу. Глупые напыщенные гусыни!

– Может быть, и так, но мы не должны осуждать тетушку Мэри. Она приглашает их только ради Генри. Для него она готова на все.

– Ты только взгляни, – снова воскликнула Кэссиди, показывая вверх, – белка забралась в дупло! Как ты думаешь, она там круглый год живет?

Шестнадцатилетняя Абигейл слегка поморщилась. Что за детские разговоры!

– Понятия не имею, – проворчала она. – Повадки грызунов меня не интересуют.

– Удивляюсь, – продолжала Кэссиди, – чем питаются белки здесь, в Лондоне?

Видя простодушную радость сестры, Абигейл невольно улыбнулась.

– Думаю, что дядя Джордж тебе это объяснит, – сказала она.

– А как ты думаешь, папа и мама поведут нас гулять на Друри-лейн? – спросила Кэссиди и, слегка подпрыгнув, отломила веточку. – Мне так хочется посмотреть на цветочниц, которые продают лаванду, и попить лимонада. Его там продают прямо на улице!

– А я бы хотела посмотреть дворец, где заседает парламент. Дядя Джордж обещал сводить меня туда, – сказала Абигейл, чинно ступая по дорожке. – А еще мне ужасно хочется покататься по Темзе в крытой лодке.

– А мне бы хотелось пойти на ипподром. Посмотреть на лошадей и бега, – задумчиво проговорила Кэссиди. – Как ты думаешь, – спросила она сестру, – родители не задержатся в пути?

– Главное, чтобы они, наконец, приехали, – ответила та. – Я так по ним соскучилась.

– Ты только вообрази, Абигейл! – воскликнула Кэссиди. – Генри больше никогда не будет нами командовать. Целый год подчиняться его тирании – это уж слишком!

Абигейл кивнула.

– Генри просто не способен чувствовать себя счастливым, – сказала она. – Он никогда не улыбается и выходит из себя, когда видит, как радуются другие. Мне так жалко наших маленьких племянниц. Как ты думаешь, почему он такой?

– Не знаю. Он совсем не похож на папу и маму, – ответила Кэссиди с лукавой улыбкой. – Может быть, его подбросили цыгане?

– Мы должны его пожалеть, – серьезно сказала Абигейл. – К тому же Патриция обращается с ним не лучшим образом.

– Иногда мне кажется, что ты слишком добра к нему, Абигейл, – проворчала Кэссиди. – Какое мне дело до Генри и его жены! Я хочу радоваться жизни, а они на это не способны. Генри сам во всем виноват. Он полагает, что Лондон проклятый город, где может жить только дьявол.

Сестры обменялись понимающими взглядами.

– Но мы-то так не думаем! – воскликнули они в один голос и рассмеялись.

– Все-таки нам лучше вернуться домой, Кэссиди, – сказала Абигейл, взглянув на солнце. – Еще немного, и загар испортит тебе цвет лица.

– Ты иди, – предложила Кэссиди, – а я чуть-чуть погуляю. К чаю обещаю вернуться.

Абигейл немного помедлила. Она колебалась, стоит ли оставлять младшую сестру одну в парке. Потом, увидев, что поблизости прогуливаются несколько нянек со своими подопечными, уступила.

– Не испачкай свое новое платье, Кэссиди, – предупредила она. – Чтобы к приезду папы и мамы ты выглядела нарядной.

Кэссиди проводила Абигейл взглядом до дверей дома и, опустившись на мраморную скамью около пруда, стала следить за золотистыми рыбками, которые мелькали среди круглых листьев водяных лилий. Что и говорить, девочка, выросшая в поместье, она обожала природу, однако в Лондоне каждый новый день казался ей необыкновенным приключением.

Задумавшись, она не заметила, как на дорожке перед прудом появились два молодых человека.

– Зачем мы сюда пришли, Элмер? – сказал один. – Неужели ради этой девушки, которая живет в доме напротив? По-моему, она слишком много о себе воображает, и мы вряд ли ей понравимся.

Кэссиди подняла глаза и посмотрела на говоривших. Оба были обриты наголо и несли на плечах метлы и щетки. Их одежда была испачкана в саже, а лица чумазы. Должно быть, это были трубочисты.

Она отвернулась. Какое они имеют право говорить о ней в таком фамильярном тоне!

– Вот видишь, – продолжал первый, – она слишком благородна, чтобы разговаривать с такими, как мы.

– Конечно, я не собираюсь с вами разговаривать, – легкомысленно откликнулась она. – Идите своей дорогой.

– Пойдем, Хэнк, – сказал второй юноша, выглядевший смущенным. – Оставь ее в покое. Что ты к ней привязался?

Хэнк недобро прищурился.

– Раз она такая молчунья, что не хочет разговаривать с нами, может, посадить ее в пруд к рыбам? Это будет для нее подходящая компания, – усмехнулся он.

Кэссиди быстро обернулась и испуганно взглянула на него.

– Вы не посмеете!

Хэнк шагнул вперед, схватил ее за руку и потащил к пруду.

– Посмотрим, мисс! Посмотрим!

Кэссиди стала упираться, а потом вырвала руку и что есть силы ударила Хэнка кулаком в живот. Тот скривился от боли, а его напарник, стоявший до этого в стороне, развеселился.

– Ты получил по заслугам, – засмеялся он. – Теперь оставь ее в покое. Отец уже заждался нас.

С этими словами он повернулся и направился по дорожке вдоль пруда.

Отдышавшись, Хэнк в бешенстве бросился на Кэссиди. Однако бедняге было не суждено ей отомстить, поскольку неожиданно его ноги оторвались от земли. Человек в форме полковника королевской армии поднял его в воздух.

– Ну что, молокосос, – сказал офицер. – Будешь еще обижать девушек? Надо же чего придумал: толкать ее в пруд!

Тут офицер взглянул на Кэссиди.

– Смотри, какая она маленькая и беззащитная, – добавил он. – Ты в два раза сильнее ее!

Хэнк забарахтался у него в руках, пытаясь вырваться.

– Еще чего – беззащитная! Да она сущий дьявол!

Рейли снова взглянул на Кэссиди. Она гневно смотрела на своего обидчика. В ее глазах сверкало зеленое пламя, а кулаки были крепко сжаты.

– Пожалуй, ты прав, – сказал Рейли, отпуская парня. – Однако если в следующий раз тебе захочется подраться, то лучше иди в армию и дерись с французами.

Молодой человек покраснел от стыда.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, покосившись на Кэссиди. – И вы меня простите, мисс.

Не мешкая, он прихватил свои щетки и тут же исчез с глаз долой.

– Он сделал вам больно? – спросил Рейли.

Кэссиди взглянула на своего спасителя. Такого красивого молодого человека она еще никогда не видела. Ах, если бы Абигейл чуть-чуть задержалась, она бы могла с ним встретиться! Абигейл такая красавица, он бы увидел ее и непременно влюбился…

– Нет, ничуть, – пробормотала Кэссиди. – Благодарю вас, cэp!

Он улыбнулся и опустился перед ней на одно колено.

– Это хорошо, – сказал Рейли. – Но он испачкал ваше прелестное белое платье.

Кэссиди взглянула на черные пятна на рукавах и в ужасе покачала головой.

– Тетушка Мэри недавно купила мне это платье! Я его так берегла! – со слезами в голосе воскликнула она.

Рейли вытащил из кармана носовой платок, намочил его в пруду и принялся оттирать пятно у нее на рукаве.

– Может быть, я смогу вам помочь, – приговаривал он, а она с надеждой смотрела на него.

Когда пятна исчезли, из груди Кэссиди вырвался вздох облегчения. Ей захотелось как-то отблагодарить своего спасителя, но, взглянув ему в лицо, она окончательно смутилась.

Вне всяких сомнений, такого очаровательного мужчину она видела впервые в жизни.

– Вот и все, – сказал Рейли Винтер, поднимаясь с колена. – Ваша тетушка Мэри никогда не узнает о случившемся. Если, конечно, вы ей сами об этом не расскажете, – добавил он с улыбкой и протянул ей платок. – У вас испачкан лоб. Я покажу где.

Кэссиди принялась тереть лоб платком, пока он не кивнул, что все в порядке.

Она протянула ему платок, но офицер мягко отвел ее руку.

– Оставьте его себе на память, – засмеялся он. – Кто знает, может быть, он вам еще пригодится.

– Благодарю вас, – повторила она, глядя на его темные волосы. – Мне нужно идти. Но я никогда не забуду вашей доброты.

– Надеюсь, – кивнул Рейли.

Она сделала несколько шагов по дорожке и, оглянувшись, спросила:

– Я еще увижу вас?

В его глазах мелькнула грусть.

– Боюсь, что нет. Видите ли, завтра я уезжаю.

– Вы едете сражаться с французами?

– Да.

– Я буду думать о вас, – с чувством произнесла она. – Я буду чувствовать себя в безопасности, потому что вы встанете на пути у Наполеона.

Полковник улыбнулся ее восторженным словам, хотя в них и содержалась изрядная доля преувеличения. Эта зеленоглазая прелестница ему определенно нравилась.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы чувствовали себя в безопасности, – заверил он.

– Вы будете для меня примером настоящего героя, – искренне сказала Кэссидн.

Рейли церемонно поклонился, стараясь сохранить на лице серьезное выражение.

– Это огромная честь для меня. Обещаю вам, что до конца выполню свой долг… А теперь позвольте пожелать вам всего наилучшего!

Кэссиди быстро направилась через улицу к дому. Когда она снова оглянулась, его уже не было.

Она рассмотрела платок и обнаружила на нем вышитые в углу инициалы. Как жаль, что она не спросила, как его зовут.

Девочка спрятала в карман драгоценный платок и взбежала на крыльцо.

Стоит ли рассказывать Абигейл об этом очаровательном молодом офицере, который избавил ее от перспективы оказаться в пруду? Не будет ли сестра ревновать?

За обедом Кэссиди сидела рядом с тетушкой Мэри. Как можно дальше от Генри. Вопреки желанию Генри, тетушка настояла, чтобы Кэссиди обедала со взрослыми, а не с детьми.

Кэссиди ела ложечкой лимонное мороженое и улыбалась дяде Джорджу. Она обожала дядю. Она знала, что хотя он и не обладал громкими титулами, но был в парламенте весьма влиятельной и заметкой фигурой. Впрочем, Кэссиди любила его не за это, а за чувство юмора и сердечность.

Она заметила, что дядя и тетя обменялись понимающим взглядом. Тетушка Мэри была родной сестрой ее матери. Она всегда считала, что Кэссиди больше похожа на нее, чем на свою мать. Однако Кэссиди была другого мнения. Конечно, у нее тоже светлые волосы, но до красоты тетушки ей еще далеко.

Продолжая ковырять ложечкой лимонное мороженое, Кэссиди бросила осторожный взгляд на Генри и его жену Патрицию.

Генри было тридцать лет. Он был высок и сутуловат. Может быть, он и был похож на отца, но, насколько отец был наделен обаянием, настолько Генри был его лишен.

– Я против того, чтобы дети ели за одним столом со взрослыми, – многозначительно заявил он и бросил тяжелый взгляд на Кэссиди.

У Патриции были искристые серые глаза и бледное лицо. Она выразила согласие с мужем энергичным кивком головы.

– Чепуха, – сказала тетушка Мэри, глядя на свою любимую племянницу, – Кэссиди уже становится прелестной юной леди. Пока она находится в моем доме, ей не придется сидеть за детским столом и отправляться в постель с заходом солнца.

Кэссиди с победоносным видом посмотрела на Абигейл. Ее сестра улыбнулась в ответ. Генри был посрамлен. Он никогда бы не осмелился возражать тетушке Мэри.

В этот момент в столовую вошел дворецкий и подойдя к дяде Джорджу, вручил ему письмо.

– Прошу прощения, сэр, но здесь написано, что это срочно, – сказал он.

Джордж прочел послание и, подняв брови, взглянул на жену.

– Дорогая, пойдем в кабинет, мне надо кое-что сообщить тебе, – проговорил он.

Все поднялись со своих мест, чтобы покинуть столовую, но дядя покачал головой и, взяв жену за руку, сказал:

– Мы покинем вас только на одну минуту. Оставайтесь здесь.

Кэссиди и Абигейл, взявшись за руки, присели на большой кожаный диван.

– Уверена, что это от папы и мамы. Они задерживаются, – беспокойно сказала Абигейл.

– Весьма возможно, – проворчал Генри. – Но, надеюсь, ненадолго. Я так устал от Лондона.