Текст книги "Личный бумажный Демон"

– Не нужно рассказывать, я просто так спросила. – Попробовала дать задний ход Наталья, очевидно, почувствовав перемену настроения новой знакомой.

– Мда… Как-нибудь в другой раз. Спасибо за кофе, но мне уже пора.

– Как жаль, извините что я спросила о чём-то неприятном для вас…

– Всё нормально. – Светлана достала купюру и положила на стол.

– Не нужно я заплачу, я же вас пригласила, а не…

– Нет-нет, кофе был чудесный, и я хочу заплатить за него сама. – Она поднялась.

– И десерт совсем не попробовали… Жаль, запишите хоть телефон, вдруг понадобиться, что-то в архивах.

Светлана опять внимательно взглянула на неё. – «Правда, что на меня нашло? Кофе хороший… Не стоит уж так совсем чёрство с ней расстаться».

– Да, конечно – И вытащила смартфон из сумочки. – Диктуйте номер…

Следующий день. Галерея Ашота.

Светлана обвела взглядом большую комнату сверху донизу набитую антиквариатом. – Как можно здесь работать? – с тоской думала она. – А жить среди этого?

Каждый сантиметр площади использовался по полной: на полу громоздилась мебель, на мебели толкались подсвечники и вазочки, выше на стенах размещалась живопись до самого потолка. Набор картин при этом был весьма специфическим: нюшки, нюшки, бабы в сарафанах, опять нюшки, парадные портреты, пейзажи с берёзками, парочка натюрмортов с фруктами и один пузатый самовар с гирляндой баранок поперёк себя – жуть.

Комната располагалась на первом этаже, и хоть обладала большими витринными окнами, света в ней всё равно не хватало.

– Или твоё старьё высасывает кислород из воздуха, или ты редко проветриваешь. Неужели сам не чувствуешь запаха старости? – Светлана, скептически поджала губы, и покрутила головой в поисках вентиляции. – Просто нечем дышать.

– Это запах денег, моя дорогая. – Ашот с уважением погладил поверхность столика за которым они сидели. – Знаешь сколько ему лет? – И, не дожидаясь ответа, продолжил. – Только представь себе, что двести четыре года назад, вот точно так же за этим самым столом сидел Наполеон, и вот так же водил по нему рукой. Вот по этой самой поверхности. – Ашот, немолодой мужчина, чем-то похожий на актёра Зиновия Герда, выразительно потыкал пальцем в столешницу.

– Ты ещё скажи, что он нацарапал на нем «Здесь был Вася».

– Почему Вася? Он же Наполеон, это имя к твоему сведению…

– Не знаю почему, но все кто пишут свои имена на стенах, почему-то всегда пишут что они, либо Коли, либо Васи. – Она подумала о чём-то секунду. – И, кстати, если бы мне вдруг, захотелось написать что-нибудь на заборе, то я тоже написала бы: – «Здесь был Вася»…

– Нет, не думаю, что Наполеон стал бы выцарапывать не своё имя, а имя какого-то Васи.

– А было бы прикольно. Так и вижу, как он усталый после сражения садится за этот столик, потом присматривается к нему. Бормочет: – «чего-то здесь не хватает». – И решительно, по-военному, смахнув с него пыль свой треуголкой, выхватывает саблю и так же решительно вырезает: – «Здесь был Вася». А мемуаристы и рады, и давай скрипеть перьями. – «Великий Буонопарт, своею рукой соизволил…». И всё, дело сделано, крылатая фраза пошла в народ. Раз уж ОН так написал, то и все теперь шпарят вслед за ним. – «Здесь был Вася».

– Тебе бы книжки писать. – Ашот смахнул невидимую пыль со стола, невольно повторяя жест Наполеона.. – Зря не веришь. Я за этим столиком гонялся года три. Целая детективная история в духе романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев».

– И что дальше? Вот догнал, ты свой Наполеоновский столик… Где, кстати догнал? В Париже по суворовским следам через Альпы?

– Нет, гораздо ближе. Наполеон, к твоему сведению, как-то раз побывал в Москве.

– Так она же сгорела после него. А столик уцелел да? Прямо вот так, по среди пепелища, стоял нетронутый огнём и ждал тебя…

– Нет, не так. Он находился во дворце…

И Ашот принялся рассказывать о приключениях столика, который вначале находился в доме князей Мещерских на Садовой-Кудринской 7, по счастью не тронутом пожаром…

Пока он говорил, Светлана вдруг вспомнила, что именно этот столик она видела в мастерской одного краснодеревщика специалиста по ремонту струнных акустических инструментов. «Сергей его, звали что ли? Да, правильно Сергей», и попала она туда, как раз, когда искала картину для Ашота. Она тогда отрабатывала все его контакты за последний месяц, которые стащила из его же собственного телефона. Среди тех кому он часто звонил, был этот самый Сергей. Официальное занятие его было – ремонт музыкальных инструментов, а настоящее – реставрация антикварной мебели. Слово «реставрация» можно было использовать с натягом, так как в основном это было восстановление, а чаще замена, утраченных или уже непригодных деталей, на новые, искусно состаренные. И именно у этого столика, он полностью менял столешницу, в которую Ашот тыкал пальцем сейчас и про которую, так интересно рассказывал. Светлана снова сосредоточилась на рассказе.

– … и в ней было всего несколько строк. – Ашот гордо приосанился. – но каких… Там было сказано, что именно по ней, по этой столешнице, водил своею собственной рукой Наполеон Бонопарт, когда отдавал приказ о расстреле поджигателей.

«А можно ли ему доверять? – Думала Светлана, делая вид, что слушает рассказ о столике. – Ведь это с его подачи, фонд вышел на меня… В каких они отношениях? И скорее всего кто-то из фонда замешан во всех этих событиях. Вон как он врёт красиво, как по писанному шпарит. Что ему стоит навешать мне любой лапши на уши? Нет, прийти к нему было ошибкой. Ну ничего страшного, сейчас нужно будет сказать что-то простое, почему отпала необходимость в его помощи. Зато вспомнила про Сергея – вот кто мне поможет. Так что не зря пришла».

– Спасибо, за интересный рассказ, но… – Прервала она Ашота на самом интересном месте. Антиквар как раз начал рассказывать о том что у Наполеона был личный телохранитель армянин, и именно его записки о военном походе в Россию, послужили толчком к поиску этого столика. – …но у меня маловато времени. Если столик такой исторический, то чего же он тут стоит? Покупателей нет что ли?

– Я его купил под одного конкретного покупателя, коллекционера номер один всего, что связано с Наполеоном.

– И что же он? Не поверил твоему армянскому земляку, и его мемуарам?

– Нет, хуже. Он разорился, и сел в тюрьму.

– Вот те раз, и кто же это?

– Батурин, брат жены Лужкова.

– Опа, он ещё и коллекционер был?

– Да ещё какой, он один делал весь рынок наполионистики в России. Всё покупал, только тащи. И тащили, ещё как тащили. Но вот его не стало и всё сдулось. Ты не представляешь, сколько народу работало на него… А на реконструкциях Бородинских сражений, знаешь кто всегда был в роли Наполеона?

– Он?

– Он. И похож был кстати, такой же маленький, нахрапистый, наглый. Всё махал своими ручонками, отдавая приказы: – Полки направо, полки налево…

– Ну, тогда грош цена твоему рынку, если из-за посадки одного человека он сдувается в ноль.

Они помолчали.

– Ладно, чего мы вдруг про это завелись-то? – Ашот вспомнил, что Светлана пришла не просто так.

– Я пришла за деньгами.

– Какими деньгами. – Наигранно удивился Ашот.

– Передумал что ли? Быстро. Вчера только 5 000$ обещал, а сегодня сдулся вслед за наполионистикой?

– Нет, почему. Но ты же сказала, что у тебя есть дело ко мне и…

– Нет, рассосалось. Мне нужно было узнать, насколько сложно изготовить подделку. Но вчера я была в Институте Грабаря, и Анна Рудольфовна…

– Киселёва?

– Да, Киселёва. Всё что мне было нужно узнать, она объяснила от и до.

– Надо же… Ты с ней в таких хороших отношениях?

– А что такого?

– Да нет, ничего – полезное знакомство. Со мной она в лучшем случае «здрасьте-досвидания».

– Ну я-то ей про столики лапшу не вешаю.

– А что столик? – Насторожился мужчина. – Думаешь, я всё это выдумал?

– Про армянского телохранителя не знаю, а вот то, что Наполеон водил по этой столешнице рукой – враньё.

– Почему это? Вот я сейчас тебе покажу кое-что… – и он поднялся, чтобы что-то немедленно принести.

– Не нужно ничего показывать, у меня действительно мало времени. Давай закончим с деньгами.

– Ну хорошо, а то… Ладно деньги так деньги. Подожди здесь секундочку, я посмотрю есть ли у меня сейчас столько.

И пошел к своему столу в глубину комнаты. Светлана посмотрела на часы. – «Четырнадцать тридцать. Отлично, как раз доберусь до музея Лермонтова». – От одной мысли об этом у неё потеплело где-то внутри груди, и она обратила на это внимание. – Странно, я хочу туда пойти. Её хочу увидеть? Оу, как сердце-то дёрнулось. Да, её хочу увидеть А зачем? Странный вопрос, и ответ на него – да не зачем, хочу и всё».

Музей Лермонтова.

Светлана вошла в большую гостиную музея и замерла, от увиденной картины. Мария, в платье 19-го века, стояла возле окна в классической позе мечтательной дамы. Мягкий дневной свет нежно обволакивал её силуэт, создавая вокруг светящуюся ауру. Несколько приятных секунд, Светлана стояла молча, и наслаждалась моментом, старясь не выдать своего присутствия. Однако, как и вчера, Мария почувствовала её взгляд, и повернула голову. Вздрогнула, увидев постороннюю фигуру, поняла что её откровенно рассматривают и смутилась от этого.

– Давно… Кхм – Она кашлянула, помогая себе справиться со странным смущением. – Давно Вы стоите здесь?

– Нет, несколько секунд… Я говорила вчера, что вам очень идёт это платье?

– Хм. – Мария растерялась. – «Как реагировать на комплименты этой странной женщины? И почему её слова всё время смущают?» – Я не успела ещё переодеться, после семинаров. – Зачем-то сказала она.

– Оу. – Светлана, мгновенно представила себе, весь процесс переодевания, и даже услышала шуршание платья во время него. – «Стоп – попыталась остановить она свою фантазию. – Стоп. – Но у неё ничего не получилось. Она явственно представляла, как упадёт платье к ногам этой красавицы, как та, оставшись в одном белье…».

Мария покраснела, она поняла, что её раздевают. – «Что происходит? Это надо как-то прекратить». – Она взяла себя в руки и почти твёрдым голосом спросила:

– Вы пришли сюда, чтобы обсудить моё платье или ещё за чем-то?

– Хм. – Теперь уже смутилась Светлана. – «Она догадалась о чём я фантазирую что ли? Ужас какой. Сейчас отправит куда подальше со своими фантазиями и всё. Давай работать» – Ей, в свою очередь, пришлось кашлянуть несколько раз, чтобы привести свои мысли в рабочий настрой.

– Я пришла по делу, конечно. Вы вчера сказали, что все экспонаты собраны, включая рисунки…

– Не совсем так. Я сказала, что собраны от частников, а от музеев ещё нет.

– А, да, наверное. Можно посмотреть?

– А зачем вам? – Вдруг с раздражением произнесла Мария. – Как это поможет в ваших поисках?

– Не знаю. – Светлана замялась с ответом. – «Чего это она вдруг, так агрессивно?» – Мне, почему-то стала интересна вся эта история с Лермонтовым.

– Какая? – С ещё большим раздражением спросила Мария.

«Да что с ней такое? Что я не так говорю?» – Светлана пыталась, сообразить, как вывести разговор в спокойное русло.

– Дуэль, убийство… – Промямлила она, первое попавшееся.

– А вам разве Купцова вчера, всё это уже не рассказала?

– Нет, мы не говорили об этом, мы просто кофе… – Начала зачем-то оправдываться Светлана – «Она мне что, выволочку что ли устраивает? За то, что я вчера разговаривала с этой Натальей? Ничего себе… И что делать?» – При чём здесь Купцова? – на автомате ответила она.

– Что она вам наплела? – Продолжала наступать Мария. – Что был снайпер в кустах, да? Поэтому раневой канал идёт снизу вверх, да?

– Ну…

– А то что, перед выстрелом Мартынова, Лермонтов поднял свой пистолет вверх и выстрелил в воздух, она вам сказала? А то, что на месте дуэли был небольшой уклон и поэтому Лермонтов стоял чуть выше, сказала?

– Да не говорили мы об этом.

– А о чём?

«Она о Лермонтове спрашивает, или о чём-то ещё? Очень похоже на вопрос: – Что вы делали с Купцовой ночью? – Светлана никак не могла сообразить, как убавить напряжённость разговора. – Просто семейная сцена какая-то».

– У нас не было секса вчера с Купцовой. – Вдруг неожиданно брякнула она. – Мы просто выпили кофе.

У Марии вытянулось лицо, этого она никак не ожидала услышать. В комнате повисла глубокая театральная пауза, во время которой женщины с удивлёнием смотрели друг на друга. Наконец до Марии дошёл смысл сказанного и она опять покраснела.

– Зачем вы это говорите мне? Какое мне дело до ваших отношений?

– Да нет же никаких отношений. Я всю ночь прочёсывала интернет в поисках разнообразных версий дуэли. При чём, здесь Купцова? Мы и десяти минут не просидели за кофе. Я пришла на эти чтения исключительно ради вас, и если бы вы не ушли с … – Она спохватилась, что несёт уже совсем чёрти что. «Я сошла с ума. – Подумала она с ужасом. – Что я такое говорю ей? Нужно немедленно прекратить этот разговор». – И она замолчала.

Незаметно для себя они потихоньку приближались друг к другу, и уже стояли на расстоянии вытянутой руки. Светлана заметила это, и поняла, что если она сделает ещё хоть один шаг в сторону Марии, то они окажутся в очень опасной близости. – «Я ведь обнять её хочу. – Вдруг подумала она про себя. – Ещё чуть-чуть и я сделаю это». Но сделала она ровно обратное, отступила на один шаг назад и пробормотала скороговоркой:

– Извините, не нужно было мне приходить. Извините. – Развернулась и пошла на выход.

Никто её не остановил и не окликнул.

Она прошла несколько комнат, потом прихожую, потом несколько шагов по дорожке на улице до калитки, с силой открыла её и в запале прошла ещё метров сто, пока не остановилась в осознании того, что же она натворила.

«Что я наделала? Почему так плохо всё вышло? Чёрт-чёрт-чёрт, что же делать? Вернуться? – Она обдумала эту мысль. – Вернуться? И что дальше? Что сказать? Нет. Нельзя уже. Да и зачем? – Она глубоко вдохнула и глубоко выдохнула. – Всё-всё, проехали, даже и к лучшему. На что ты рассчитывала? На любовь морковь с ней? Чушь какая. Всё. Всё правильно. Так должно было и случиться. Отлично. Да. – Она посмотрела в обратную сторону, как будто ожидая увидеть, что девушка идёт в след за ней, но не увидела».

– Вот и хорошо. – В слух произнесла она. – Славно поговорили. Да. – Хотела ещё что-то добавить, но увидев, что на неё оборачиваются прохожие, остановилась. «Всё. – Сказала тихо себе под нос».

Но что-то ныло у неё в груди, что-то не хотело такого развития их знакомства. И это что-то продолжало заставлять её обдумывать разговор снова и снова.

«Подумать только, она устроила мне выволочку за Купцову, а? Ничего не было. Ни-че-го. – Проговорила она про себя веско, и тут же сама задала встречный вопрос. – А ты сама с кем провела эту ночь, а?– Она заметила, что перешла «на ты» с ней, хоть и во внутреннем диалоге, но всё же. Мда… – Я, вчера, только кофе выпила, и всё, и как штык домой. А вы милая дама из 19-го века куда отправились? – От предположения, куда отправилась Мария с молодым человеком, и чем они там занимались, Светлане стало совсем тошно. – Ну и правильно, что так всё закончилось. Правильно, что ушла. Хорошо, с этим решено, а вот что делать с расследованием? Музей теперь закрыт для меня. А что я хотела там выяснить? Как погиб Лермонтов? Мне это действительно интересно? Да ни разу не интересно. – Она, чуть было, не обернулась к музею, чтобы сказать им об этом (или ЕЙ? Как будто ОНА могла слышать…), что ей ни разу не интересны, ни Лермонтов, ни музей, ни дуэль эта дурацкая… Что я могла там узнать? Чем занималась Кашина? Я и так знаю – готовила выставку. В процессе подготовки нашла рисунок Врубеля. Вернее не нашла, а выяснила, где он находится, и поехала смотреть его. Поехала, скорее всего, в Пятигорск. Что ОНА могла сказать мне по этому поводу? Да ничего. – Ровно в этот момент у неё мелькнула, какая-то очень полезная мысль. – Стоп, стоп, стоп. Давай-ка ещё раз – Кашина выяснила где рисунок… А как она могла это выяснить? Скорее всего, из разговоров с теми, кто сдал экспонаты на выставку, мда… Список этих людей с телефонами мне и нужен был в музее. Чёрт… Ну и что теперь делать?

Не знаю… А ещё, мне нужна информация – не копалась ли Кашина в их архиве. – Светлана напряглась, пытаясь ухватить правильную мысль. – Вот, вот правильная мысль. – Почему я должна зациклиться на этом музее? Музей-то маленький и, со слов вчерашней Купцовой, архив там тоже маленький. А значит что? А то, что Кашина могла работала и в других архивах, например, в том, о котором вчера упоминала эта злосчастная Купцова. Как он назывался-то? – Она ещё раз напряглась, и даже потёрла виски для верности. – Вспомнила, это Российский Государственный Архив Литературы и Искусства. Отлично. А как получить информацию, не приходила ли к ним Кашина, и если приходила, то, что там смотрела? Вряд ли они скажут эту информацию, кому попало с улицы. И что же делать? Как что – звонить той самой Купцовой, пусть помогает, тем более сама вызвалась. А если она опять позовёт пить кофе? Ну что делать придётся пить, особенно если он будет по-восточному… – Ей почему-то представилась сцена, в которой Купцова лежит связанная, а рядом стоит осетинка с прищепками. – Не-не-не, как-нибудь без этого конечно.

Она посмотрела на часы. – «Ну что позвонить Сергею? Да, время есть». – Она достала телефон, нашла его номер и отправила вызов.

– Алё.

– Это Сергей?

– Да, Светлана, здравствуйте, слушаю вас.

– Мне нужно посоветоваться с вами по одному делу. Можно подъехать?

– Вы ещё спрашиваете? Конечно можно, рад буду помочь.

– Когда удобно? Например, через час?

– Это сколько времени-то будет? – Светлана представила, как он, специфическим жестом поворачивает руку, и смотрит на часы, надетые циферблатом вниз. – Шестнадцать, нет не успею, как раз с клиентом буду работать, лучше бы позже, в шесть вечера например?

– Хорошо, договорились. – И она нажала отбой. – «Так у меня есть три часа, и как их использовать? – Она задумалась. – О, точно. Не сходит ли мне в Третьяковку?»

Через полчаса Третьяковская галерея.

Светлана, купила билет в кассе, потом посмотрела по плану залов, где находятся картины Врубеля. Все они располагались на втором этаже в 32-ом, и 33-ем залах. Подумала, стоит ли пробежаться по первому этажу, освежить, что называется, память? Но решила, что времени не так много, и лучше сразу начать с Врубеля. А потом, если успеет, пройтись по всему остальному музею. Нужные залы находились справа от Лестницы, и оказались очень большими. Светлана даже растерялась от открывшегося пространства. – Ого. – По-другому и быть не могло, потому что прямо напротив входа, располагалось огромное панно «Принцесса Грёза», занимавшее всю противоположную стену. – Бог ты мой, как красиво. – Она осмотрелась, увидела рядом несколько рядочков стульев, села на один из них, и стала рассматривать великое произведение.

– Словно мозаика.

– Нет, не мозаика, это холст-масло.

Светлана с удивлением оглянулась на, заговорившего с ней, человека.

– Вы читаете мысли?

– Нет, к сожалению. – Рядом с ней сидел дядечка неопределённого возраста, неопределённой внешности, но очень интеллигентного вида, про такой типаж, раньше бы сказали – «из бывших».

– Как же вы поняли о чём я думаю?

– Я не понял, я услышал – Вы это в слух сказали.

– А…

– И были правы. Эта картина выполнена так, чтобы производить впечатление старой инкрустации или фрески, слегка высветленной временем.

– Надо же…

– Да. А делал её Михаил Александрович, по заказу самого графа Витте. Для украшения интерьера художественного павильона, на Всероссийской художественно-промышленной выставке, в Нижнем Новгороде. Тогда было изготовлено два панно, вот это «Принцесса Грёза» и второе «Микула Селянинович», которое, к сожалению, не сохранилось. Помогали в работе Врубелю не абы кто, а Серов и Поленов, но, увы, высокое жюри забраковало работы. И не рекомендовало выставлять их в художественном павильоне.

– О как. – Только и нашлась, что сказать Светлана.

– Да-с. – Интеллигент посмотрел на реакцию Светланы и, видимо остался доволен, поэтому с удовольствием продолжил. – Тогда небезызвестный Сава Мамонтов, который отвечал за художественное оформление выставки и, кстати, по другой версии, именно он, а не Витте, привлёк, тогда никому неизвестного, художника к этой работе. Так вот, он на свои деньги построил ещё один павильон, где и выставил оба панно. А на крыше разместил огромную вывеску «запрещённые панно Врубеля». Как и всё запрещённое, это вызвало ажиотажный интерес публики, и сделало художника популярным.

– Боже, какие страсти. – Светлана внимательно слушала, и с ещё большим интересом рассматривала «Принцессу Грёзу». – А, почему панно запретили? Я не вижу в нём, ничего крамольного.

– Тогда, члены академии художеств, сочли его нехудожественным произведением, слишком уж оно отличалось от тогдашних понятий о красоте, а сейчас это признанный, мирового уровня шедевр.

– Очередная ирония судьбы. – Светлана огляделась. – А где можно посмотреть на рисунки?

– Вон в тех стеклянных витринках. – Мужчина указал на стеклянные витрины, расставленные вдоль стен зала. – Рисунки меняют всё время, им вредно находится долгое время на свету.

– Ого, пойду посмотрю, спасибо за интересный рассказ.

Только она встала, как в зал вошла группа женщин, очевидно сотрудниц музея, среди которых была Мария Минаева-Рюмина. Светлана замерла от неожиданности, соображая, что же ей делать, только стояла она неудачно, как раз на пути движения группы. И пока раздумывала, куда бы ей деться, все женщины обошли её, кроме одной. И это, конечно же, была Мария. Она тоже начала обходить её вместе со всеми, но посмотрела на «препятствие», и остановилась, как вкопанная.

– Опять ВЫ?

– Опять я.

– Что вы здесь делаете? Вы что, теперь, преследовать меня будете? – Начала она тем же наступательным тоном, каким спрашивала про, якобы Лермонтова, час назад.

– Я? – Искренне удивилась Светлана. – Это вы меня преследуете, я-то уже здесь, а вы пришли только сейчас.

– И что вы здесь делаете? – Продолжала наступать Мария, но Светлана уже взяла себя в руки и даже, оценила чёрный юмор ситуации:

– Ну, уж не сексом занимаюсь, конечно. – Поддела она Марию, от чего та опять покраснела. Заметив это, Светлана решила развить успех, и сама перешла в контратаку:

– Почему вы всё время требуете от меня отчёт, где я бываю и чем занимаюсь? Я же не спрашиваю у вас: – Кто был, тот вчерашний красавчик, и куда вы пошли вместе с ним?

Так неожиданно для себя они обе продолжили незаконченный разговор, который, видимо, сильно волновал их, и им обеим ещё, оставалось много чего сказать друг другу. А вернее «высказать».

Мария задохнулась от наглого вопроса, но, несмотря на то, что понимала, всю абсурдность их перепалки здесь, посреди Третьяковки, на глазах у всех – не прекращала, и даже стала отвечать.

– Это мой жених, и он проводил меня домой.

– Аааа. – Очень понимающе протянула Светлана, вложив в это «Аааа» отчётливо читаемый смысл – «Так я и знала – поехали заниматься сексом».

– Что?

– Да, нет. Ничего.

– Вот именно: – ничего. И мы не занимались с ним сексом вчера. – Неожиданно для себя, добавила Мария, словно услышала Светлану.

– А позавчера?

– И позавчера тоже. – Продолжила она в запале, но наконец спохватилась, что это уже через чур… что говорит она уже, много лишнего. – Какое вам дело до этого? Что за допрос?

– Вы первая начали спрашивать меня про секс.

– Когда это?

– Час назад, в музее.

– Что за чушь? Я о Купцовой вас спрашивала.

– Вот именно. И я ответила честно, что нет, секса не…

– Так, хватит. Хватит. Что за скандал вы тут затеяли? – Мария посмотрела по сторонам, и главное на своих спутниц, с которыми шла только что. Они остановились неподалёку, и с любопытством прислушивались к их разговору.

– Я затеяла? – Удивилась Светлана. – Я сидела и любовалась «Принцессой Грёзой» пока вы не пришли.

– Любовалась она… После поговорим. – Мария снизила тон, и снова оглянулась на спутниц. – Сейчас мне нужно кое-что сделать.

– Отлично, я подожду.

Светлана вернулась на свой стульчик, и стала наблюдать за Марией. – «Переоделась уже, и образ современной женщины ей тоже очень идёт. Что ты будешь делать… – С удовольствием рассматривала она, серый деловой костюм девушки, который состоял из юбки, чуть ниже колен, с небольшим разрезом спереди. И короткого пиджака в талию, выгодно подчёркивающего её фигуру. – А держится как, а? Ровно, уверенно – прелесть. Ну а почему бы ей не быть уверенной, с такой-то внешностью? О, и посматривает в мою сторону. Это хорошо».

Через полчаса, осмотрев что-то в витринах, и записав что-то для памяти, они пошли на выход. Мария пошла тоже, но поравнявшись со Светланой, кивком головы показала, что помнит о ней, и сейчас вернётся. Светлана кивнула в ответ – «Ладно-ладно, я жду».

Не прошло и десяти минут, как Мария вернулась. Очень по-деловому подошла к Светлане, и когда та поднялась ей навстречу, произнесла строгим голосом:

– Ни слова о сексе.

– Да боже упаси. – Очень натурально подыграла ей Светлана, и чуть было не перекрестилась «Свят, свят, свят».

– Ни слова. – Ещё раз веско повторила девушка, пока ещё не замечая иронии.

– Падла буду, если скажу. – Очень серьёзно поклялась Волкова.

Мария наконец увидела, прыгающих чёртиков в её глазах и поняла, что над ней подтрунивают.

– Вы нормально можете разговаривать?

Светлана проигнорировала риторический вопрос, и резко сменила тему:

– Где-то внизу, вроде, я видела кафе. Пойдёмте туда, и поговорим спокойно. Но прежде я отвечу на вопрос – что я тут делаю. После того как вы выгнали меня из своего музея, я…

– Я вас выгнала?

– Да, вы меня выгнали. – Ровным тоном повествователя подтвердила своё утверждение Светлана, и без паузы продолжила. – Я поехала сюда, чтобы посмотреть на рисунки Врубеля. – Мария хотела что-то возразить, но Светлана не дала её этого сделать. Наоборот, взяла её под руку, и повела обратно к витринам. – К стыду своему, я ни разу не видела картины Врубеля живьём. – Они подошли к рисункам. – А без этого, как я буду искать Кашину по вашему? – И вопросительно посмотрела на Марию.

– Без чего?

– Без понимания что я ищу. Ведь Кашина пропала не просто так, а из-за рисунка.

– Да? Я не знала этого.

– Теперь знаете. Кашина позвонила Шаховой перед исчезновением, и сообщила, что знает, где находится недостающий рисунок. И после этого всё – пропала.

– Боже правый.

– Поэтому мне и хотелось посмотреть на рисунки, чтобы понимать из-за чего весь сыр бор.

– Ясно.

– Вот, и отлично. А ещё мне понадобится список тех, кто сдал вам на выставку рисунки, да и другие экспонаты.

– Зачем?

– Вдруг, эти люди что-то знают? Они же общались с Кашиной? Придётся всех обзвонить и расспросить.

– Хорошо, но только это, скорее всего, уже сделала до вас Шахова.

– То есть?

– Она была у нас ровно с этим самым вопросом.

– И что?

– Мы всё ей дали и показали. Дали список коллекционеров, хотя он у неё и так должен был быть. Ну, может для верности взяла – сверить.

– Интересно. – Задумчиво произнесла Светлана. – «А вдруг не было у неё своего списка? – Подумала она про себя. – Тогда ещё интереснее».

– Ещё её интересовали наши архивы, и не работала ли с ними Кашина?

– И что?

– Кашина действительно изучала архивы, но что конкретно её интересовало, она особенно не рассказывала.

– Скрывала?

– Нет, просто занималась своим делом, и всё.

– А как у вас устроен архив?

– Небольшая комнатка с коробками на полках. В них письма, дневники и прочее.

– То есть, неизвестно что она конкретно изучала?

– Почему? Известно. Есть специальная книга учёта, в которую заносится, какая коробка, когда и кем была взята.

– А коробки можно забирать?

– Из хранилища, да. Но выносить из музея – нет.

– Как это?

– Что как?

– Для чего брать коробку, но не выносить из музея?

– Зачем выносить? Взял, коробку с документами, и сиди в соседней комнатке изучай, потом сдаёшь обратно с проверкой, что всё на месте. Не в хранилище же оставлять человека без присмотра? Мало ли какой документ возьмёт из соседней.

– И кто ведёт этот учёт?

– У нас маленький музей, поэтому эти обязанности лежат на главном хранителе.

– Это хорошо. Мне нужно посмотреть с чем работала Кашина. Это возможно?

– Наверное, но Шахова всё это уже выясняла.

– И проверила?

– Да.

– Сама?

– Нет, с ней пришли сотрудники ФСБ, вот они и копались с этим.

– Фиу. – Присвистнула Светлана. – Фэ-эС-Бэ?

– Ну вроде, я сама их удостоверения не смотрела, но мне кажется, что кто-то у нас говорил, что да, оттуда.

– Фига себе… Так, давайте посмотрим рисунки, а потом вы всё это мне подробно расскажите.

– А что ещё рассказать? Это всё.

– Хорошо. Давайте вернёмся к рисункам. Сколько их должно быть на вашей выставке?

– Одиннадцать, что были напечатаны…

– Немного. – С удивлением отметила Светлана.

– Ну как сказать… Известно, что Врубель сделал около двадцати рисунков, включая повторы. Из них, в качестве иллюстраций, в книгу вошло одиннадцать. – Она посмотрела записи в своём блокноте. – Но из них мы будем показывать на выставке…

– Все одиннадцать?

– Нет, не одиннадцать, меньше. Один рисунок, находится в Киевском государственном музее русского искусства и, по понятным причинам, взять его сейчас оттуда, на выставку в Россию, невозможно.

– Ого, как интересно. – У Светланы мелькнула, какая-то очень важная мысль – «Не упустить бы её» – Дайте мне ручку и бумажку скорее. – Попросила она Марию.

Та вырвала из блокнота листочек и вместе с ручкой протянула Волковой.

– Спасибо. – Светлана буквально выхватила у неё и то и другое, и быстро написала несколько слов. – Фууу.

– Что?

– Пока ничего. Пришла в голову одна шальная догадка.

– Какая. – Мария была заинтригована, и самой ситуацией, и этой женщиной, которая толи раздражала её, толи… Толи что? – «Странно всё. Особенно странно то, что я злюсь на неё… – Она остановилась на этой мысли, обдумывая её. – А злюсь ли? С чего мне на неё злиться? И с чего вдруг я набросилась на неё в музее? Из-за Купцовой? Да, из-за Купцовой. Их вчерашний разговор на фуршете, почему-то сильно раздражал. Купцова явно строила ей глазки, а эта странная Светлана была совсем не против ТАКОГО внимания (если не сказать ухаживания) с её стороны. Ну и что? Почему мне есть до этого дело? Пусть делают, что хотят… ЭТО меня не касается».

– Очень странная, и настолько фантастическая, что я пока не буду её озвучивать. Извините.

– Что? – Мария успела потерять мысль. – Что странное?

Волкова подняла на неё глаза, но ничего не сказала, лишь протянула обратно ручку. Причём когда Мария взяла её, их пальцы на мгновение соприкоснулись, и как ей показалось, соприкасались чуть дольше необходимого.

«Тёплая, у неё тёплая и нежная рука. И когда она дотрагивается, это не вызывает во мне сопротивления, в отличии от вчерашнего Игоря кстати, которого я зачем-то назвала женихом…»