Текст книги "Об искусстве писать"

Константин Николаевич Батюшков
Об искусстве писать
^{Почерпнуто из Бюффона}

Во все времена находились люди, которые умели властвовать над другими силою слова, но в одни только просвещенные века хорошо говорили и писали. Истинное красноречие неразлучно с образованием гения и разума. Оно различествует от сей природной способности изъясняться, которая ничто иное есть, как дарование, качество, свойственное тем людям, которых страсти сильны, органы гибки и воображение быстро. Сии люди чувствуют живо, живо поражаются предметам и сильно оное изъявляют; они механически передают другим восторг свой и страсти. Это тело, говорящее телу: все движения, все знаки к тому споспешествуют. Что нужно для увлечения толпы? Что нужно для убеждения большей части людей? Страстный и пылкий тон, частые выразительные мановения, слова быстрые и громкие. Но для малого числа образованных рассудительных слушателей, у которых вкус нежен и чувства верны, которые мало уважают голос, мановения и тщетный звук слов – для тех нужны мысли и доводы, которые надобно уметь представить, оттенить, расположить. Уметь поражать слух – не довольно; должно уметь действовать над душой, уметь тронуть сердце, говоря с рассудком.

Слог есть расположение и действие, в которое мы приводим свои мысли. Естьли мы их стесним, то и слог сделается силен и краток. Естьли мы их распустим, а свяжем одними словами, хотя и благозвучными, то слог будет растянут, вял и мертв.

Но прежде отыскания порядка, в котором представим мысли свои, мы должны изобресть оный в обширнейшем виде. Он предполагает первые обозрения, первые идеи. Назначь их место на первом плане, и предмет твой будет окружен, и ты познаешь его меру и пространство. Не выпускай из виду сии первые границы, и познаешь верные расстояния, разделяющие побочные и средние идеи, долженствующие оные наполнить. Сила гения представит тебе все общие и частные идеи с истинной точки зрения, тонкость рассуждения заставит тебя отличить мысли бесплодные от мыслей обильных; чрез рассудительность – которая приобретается от большого упражнения в искусстве писать – ты предузнаешь плоды ума твоего. Естьли предмет и обширен, и многосложен, то редко можно обнять его одним взглядом или проникнуть в первых усилиях ума, даже и по частом рассуждении редко, очень редко можно угадать все отношения. Итак, им должно заниматься ежечасно! Вот единственный способ усилить, распространить, возвысить мысли свои. Чем более им дают силы и тела размышлением, тем более оживают впоследствии выражения.

План сей не есть еще слог, не есть его основа. Он поддерживает, направляет его действия; он дает ему законы – без сего лучший писатель блуждает. Перо его идет без путеводителя и почерпывает беспорядочные, несогласные между собою фигуры. – Пусть краски его будут живы, части исполнены красот, но целое не явственно, а потому похоже на неоконченное здание. Мы будем удивляться силе разума сочинителя, а усумнимся в даровании. Потому-то те, которые пишут, как говорят, хотя б и говорили хорошо, пишут дурно. По сей же причине те, которые отдаются на произвол первому огню воображения, принимают тон, который впоследствии трудно выдержать. Те, которые боятся потерять частные мимоходящие мысли и которые в различные времена пишут отрывками, не могут их впоследствии тесно соединить между собою по причине великих промежутков, одним словом, по сей причине так много творений составных и так мало отлитых в один раз.

Всякой предмет имеет единство и, несмотря на обширность свою, может быть заключен в единой речи. Препинания, отдыхи, отсечения должны употребляться в предметах, различных между собою, или когда мы говорим о предметах важных, затруднительных несообразных (disparates); тогда ход гения преткновен обилием предметов и прерван обстоятельствами: иначе великое число разделений не токмо не сплотит здания, но разрушит его единство. Книга сделается яснее, но намерение творца покроется темнотою. Творец не может действовать иначе на разум читателя, как последовательным развитием нити, согласным отношением мыслей; развитием постепенным, восхождением мерным, которое всякое преткновение разрушает или ослабляет.

Зачем творения природы столь совершенны? – Потому что всякое творение составляет нечто целое, ибо она трудится по плану вечному, от которого никогда не уклоняется. Она в безмолвии приготовляет семена своих произведений, она предначертывает единожды первобытный образ всякого живого творения, она заставляет продумать, усовершенствывает беспрестанным действием в течение предписанного времени. Ее творения удивляют нас, но что причиняет это чувство? – Печать божественной творческой руки! Разум человеческий ничего создать не может; его плодотворность зависит от опыта и глубокого размышления. Его познания суть имена его произведений. Но естьли он будет подражать природе в ее ходе, в ее трудах, естьли он созерцанием оной возвысится к истинам небесным, естьли он их соединит, образует нечто целое, приведет их в систему силою размышления – тогда только основать может на подобных седалищах вечные памятники.

Ежели умный человек не знает, как и чем начать свое сочинение, то это происходит оттого, что он не предначертал плана и не обдумал своего предмета. Ему вдруг представляется тьма мыслей, и предпочесть одну другой не может, ибо он их ниже сравнил одну с другою, ниже поработил размышлению – и сомнение им обладало! Но если он сочинит план, если единожды соберет и приведет в порядок мысли свои, то легко почувствует минуту, в которую должен будет взяться за перо; он поспешит дать ей жизнь, он даже будет писать с чувством сердечного удовольствия: мысли будут постепенно следовать одна за другою.

[1805?]