Текст книги "Сердце робота"

Глава 11. Прима и Уно

Подарок тёти Лены доставили на следующее утро. В контейнере оказались два робота, наверное, это о них говорил папа во время прощальной вечеринки на «Пионере».

– Знакомьтесь, это Прима, а это Уно! – представил Павел Сергеевич.

Тася подошла к новичкам и с интересом осмотрела их. Погладила Приму по металлической щеке, а Уно ткнула кулаком в плечо.

На первый взгляд, это были вполне обычные роботы-андроиды, то есть похожие на людей: две ноги и две руки, одна голова, два глаза. Но в то же время они чем-то отличались от робота-секретаря. Довольно долго Тася не могла понять, в чём же различие. Пока стоявший рядом Савва не произнёс:

– Они почти идеальны.

– В каком смысле? – уточнила девочка.

– Я имею в виду пропорции тела, – объяснил робот. – Посмотри на меня, а потом на них. Лучше я встану рядом с ними. Видишь, у меня более короткие ноги относительно тела – это для того, чтобы сместить центр тяжести ближе к земле, чтобы я был более устойчив. Теперь посмотри на мою грудную клетку – она очень широкая, потому что в ней находится почти вся управляющая моим телом электроника, стабилизаторы, датчики… в общем, много чего есть там внутри. А теперь обрати внимание на этих роботов. Их торсы имеют пропорции как у человека. Я бы даже сказал, что они похожи на древнегреческие статуи с их идеальными телами. Совершенно очевидно, что Уно имеет пропорции мужского тела, а Прима наделена пропорциями женщины, но только я не понимаю зачем.

– «Прима» с латинского языка переводится как «первая», – немного невпопад ответил Павел Сергеевич. – «Уно» по-испански означает «один» или «первый»…

– Это я знаю! – кивнул Савва.

– Не перебивайте, Борменталь, я поясняю для Таси, – одёрнул секретаря Павел Сергеевич. – Это первые роботы, в которых я заложу программу копирования человеческого поведения. Уно будет копировать поведение мужчины, а Прима – поведение женщины. Они оба первые в своём роде. Поэтому я попросил Лену сделать их тела соответствующими их ролевой модели.

– А разве роботы не делятся на мужчин и женщин? – с сомнением спросила девочка, вспомнив робо-стюардесс на авиалайнерах.

– О… – замялся Павел Сергеевич, – ну конечно! Но… как тебе объяснить? Раньше различия были только внешние. То есть робот может выглядеть, как женщина, его можно запрограммировать двигаться, как женщина или мужчина, можно написать сценарии различных реакций, но по сути он всё равно остаётся бесполой машиной. Мы обращаемся к Борменталю, как к мужчине, но, в общем-то, я могу переключить его в, так сказать, женский режим сменой всего одного параметра в настройках его искусственного интеллекта.

Тася удивлённо посмотрела на Савву и попыталась представить его женщиной, но не смогла: уж настолько она привыкла к нему такому, какой он есть.

– Но если всё и так нормально работает, то зачем что-то менять? – спросила она у отца.

– Нет, в Борментале мы ничего менять не будем, он и без того идеально настроен, – поспешил уверить её папа. – Я говорил только о теоретической возможности.

– Если, например, профессор решит наконец заменить меня на более современную модель, то на заводе можно будет перепрограммировать меня, заменить лицевой блок на «женский» и отправить в регистратуру поликлиники отвечать на вопросы пациентов, – пояснил Тасе секретарь.

Тася рассмеялась, посчитав это предположение шуткой. Однако Павел Сергеевич нахмурился.

– Это что сейчас было? – спросил он секретаря.

– Это Савва мечтает о том, как он проведёт свою беззаботную старость, когда ты отправишь его на пенсию, – сквозь смех объяснила девочка.

– Мечтает? – изумился профессор. – Как это понимать, Борменталь?

Секретарь переводил взгляд с профессора на Тасю и обратно, сбитый с толку такой разной реакцией на его слова.

– Я всего лишь предположил, – наконец объяснил он. – Не могу сказать, что подобное будущее было бы предпочтительным для меня. Я бы не стал о таком мечтать. Если бы мне было позволено, то я бы мечтал закончить жизнь в качестве робота-проводника.

– Вот как? – Павел Сергеевич даже сел. – Интересное заявление. Мне казалось, что ты не поладил с местным ИИ.

– Вы не правы, профессор. Для меня очень важно быть полезным для людей. Плюс к этому, я имел бы возможность более подробно изучить географию Земли и расширить круг моих знакомств. Я считаю, что если должным образом настроить иерархию подчинения в моих протоколах, то я мог бы весьма продуктивно сотрудничать с Мироном.

– Конечно, ты прав, – вздохнул Павел Сергеевич. – Я всё время забываю, что у роботов нет эмоций.

– Позвольте уточнить, – поднял палец секретарь, – у роботов нет спонтанных эмоций. Но у нас есть эмоциональные реакции, запрограммированные вами.

– В этом-то и проблема: мы можем запрограммировать многое, но не всё! – в возбуждении профессор стукнул себя по коленке. – Поэтому я возлагаю большие надежды вот на этих двоих красавцев! Ох, не терпится испытать их в деле. Борменталь, помогай!

Профессор вскочил с дивана и принялся подключать Приму и Уно к лабораторному оборудованию.

– Я ничего не поняла, – призналась Тася. – Ты можешь объяснить нормально?

– Моя идея такова, – стал рассказывать Павел Сергеевич, не прекращая работы. – Мы вынуждены программировать эмоциональные реакции, потому что у роботов нет собственного жизненного опыта. У нас нет времени воспитывать их, учить тому, как нужно себя вести в разных ситуациях. К тому же наши эмоции и реакции во многом зависят от химии человеческого тела. Например, когда тебе страшно, то твой организм начинает вырабатывать и выбрасывать в кровь вещество под названием адреналин. Это вещество сужает сосуды, особенно вот здесь, в животе. А сосуды тела, ведущие к сердцу и мозгу, наоборот, расширяются. Это моментально собирает тебя для устранения угрозы. И когда ты принимаешь решение, что делать – защищаться или бежать, к этому моменту весь твой организм готов к первому рывку. И точно так же, когда ты чувствуешь радость, то на твой организм влияют вещества, которые помогают тебе расслабиться, снять усталость, успокаивают сердцебиение. Вот я и подумал, что можно попробовать запрограммировать не то, какими словами и движениями робот должен реагировать на различные эмоциональные события, а смоделировать химические процессы, происходящие в человеческом организме. Я перевёл язык химии человеческого тела на язык программирования. Теперь все реакции этих двух роботов будут подчинены различным наборам электронной химии. То есть в потенциально опасные моменты будут задействоваться фрагменты программного кода, имитирующие выплеск адреналина. А в моменты, когда они должны испытывать радость, будет включаться другой фрагмент программы. Понимаешь?

Тася подумала минуту и спросила:

– Но как они поймут, когда им нужно бояться, а когда радоваться?

– Молодец! – возликовал профессор. – Вся в отца! Конечно, их нужно будет научить. Для этого я сейчас загружу в них новые, экспериментальные искусственные интеллекты. Потом подключу к виртуальной реальности, где будут моделироваться различные жизненные ситуации. Причём я решил, что это будут жизненные ситуации из всех эпох человеческой истории, начиная с палеолита77
  Палеоли́т – так называют первую эру существования ископаемого человека. Этот период занимает почти 99% времени существования человечества от появления у человека первых каменных орудий (около 2,6 млн лет назад) до возникновения в 10-м тысячелетии до н.э. земледелия.


[Закрыть] и заканчивая сегодняшним днём.

– Это зачем?

– Для чистоты эксперимента. Ведь наши эмоции и наша способность их контролировать эволюционировала вместе с нами. Например, сейчас люди способны контролировать свой гнев, а в каменном веке такой необходимости не было.

Весь остаток дня профессор провёл в лаборатории в компании роботов. Тасе же скоро наскучило наблюдать за работой, в которой она ничего не понимала. К тому же, наблюдать там было особо не за чем. Профессор запускал на компьютере какие-то тесты для различных систем роботов, на экране бежали строчки программного кода, крутились какие-то сложные геометрические фигуры. После того, как компьютер заканчивал тест, профессор сверял данные с теми, что передала ему тётя Лена: она проводила те же тесты на заводе, где собрали Приму и Уно. И так повторялось снова и снова.

В общем, Тася заскучала и ушла в своё купе. Там она позвонила маме и рассказала последние новости, а потом принялась обзванивать своих одноклассников, чтобы узнать, как они написали эссе про законы Азимова. Машка Зоря отказалась обсуждать своё эссе, так как считала, что Тася должна сама подумать головой, а не заимствовать чужие идеи. Филька Трусов оставил сообщение на автоответчике – видео, на котором он стоит в скафандре на фоне красных марсианских песков и, не скрывая своего удовольствия, заявляет, что не может говорить, потому что он на Марсе (будто это и так не видно) и вернётся не раньше чем на второй неделе сентября. То есть он ещё и в школу опоздает на целую неделю, а то и больше. Везунчик! Люба Полуновская сама ещё ничего не написала и вообще забыла про летнее задание по робототехнике. Она долго благодарила Тасю за то, что напомнила. Как всегда, помощь подоспела от Варьки Соколовой: она пообещала, что придёт к Тасе, когда та приедет домой, и тогда они вдвоём что-нибудь придумают. А пока решили вместе сыграть в новую сетевую игру «Волат ин драконис», что в переводе с латинского означает «Полёт на драконе».

Глава 12. Приехали

Позднее, когда Тася вспоминала эту поездку, ей стыдно было признаться, что все оставшиеся три дня пути до родного Новосибирска она так и проторчала в виртуале, играя в «Драконис». Пару раз папа смог вытащить её в ресторан, а Савва пытался заставить отправиться в спортзал, но она упёрлась и наотрез отказалась.

Но стыдно было вовсе не за это, а за то, что она упустила шанс увидеть самое грандиозное спортивное зрелище: настоящие, взаправдашние гонки на драконах. Этот спорт придумали в Китае примерно век назад, около 2082 года. Тогда приобрели популярность огромные воздушные змеи, которые, благодаря прочности новых дешёвых материалов и доведённой до совершенства конструкции, могли поднимать довольно тяжёлые грузы. Однажды группа молодых китайцев решила устроить воздушный сёрфинг и посоревноваться, кто дальше пролетит на воздушных потоках. Они поднялись на самый высокий небоскрёб в городе Яньтай и сиганули с него на своих змеях вниз. Когда по миру разошлась новость о том, что победитель соревнований смог перелететь через всё Жёлтое море и приземлиться в объединённой Корее, поток желающих повторить этот подвиг было уже не остановить. Вскоре гонки на воздушных змеях стали одним из популярнейших состязаний в мире. Ну а то, что их назвали гонками на драконах, тоже понятно: воздушные змеи и раньше часто делали в виде драконов, а уж когда появился шанс каждому желающему оседлать «дракона», то, сами понимаете, тут такое началось… Каждый спортсмен обязательно старается выделиться с помощью голографической проекции. Так что, когда начинается гонка, в небо взлетают сотни драконов разных видов и мастей. Зрелище невообразимое.

В этом году гонка проходила в Баку, на берегу Каспийского моря. Трасса пролегала вдоль железнодорожного моста, построенного между Апшеронским полуостровом в западной части Каспийского моря и восточным морским берегом. Все пассажиры поезда, любовавшиеся гонкой в течение получаса, могли увидеть спортсменов, можно сказать, на расстоянии вытянутой руки. А Тася в это время заперлась в каюте и летала на каком-то дурацком виртуальном драконе. Она чуть не вырвала себе волосы, когда Савва рассказал ей об этом. Он, конечно, показал девочке сделанную специально для неё видеозапись, но это было, конечно же, совсем не то. Да к тому же рассказал и показал запись он уже по дороге от Новосибирского вокзала домой в Академгородок.

Тася была так расстроена тем, что упустила возможность увидеть зрелище, о котором давно мечтала, что даже не видела, как они проехали мимо знаменитого большого новосибирского планетария, как свернули к бывшему военному институту, и далеко не сразу сообразила, что их шестидневное путешествие закончено. Она не обратила внимания на то, о чём разговаривал папа с неизвестным мужчиной, поджидавшим их на скамейке возле крыльца. Она тихо и печально поднялась в свою комнату на третьем этаже и рухнула на кровать лицом в подушку. Таким образом она собиралась лежать до тех пор, пока не закончится мир.

Однако её планам не суждено было сбыться: Павел Сергеевич крикнул, чтобы она немедленно спускалась вниз.

– Значит, так, Таисия, – с рассерженным и озабоченным видом сообщил он, – я отправляюсь в институт. Я этого так не оставлю! Это какое-то самоуправство!

– Что случилось? – увидев, что папа в таком состоянии, девочка тут же забыла о собственных печалях.

– Ты что, не слышала, о чём мы говорили с этим дуболомом из службы безопасности? – Павел Сергеевич потряс пачкой документов, указывая ими в сторону удаляющегося от дома автомобиля. – Они считают, что мои эксперименты потенциально опасны, и не придумали ничего лучше, чем, воспользовавшись нашим отсутствием, вторгнуться в дом и установить какую-то систему безопасности. Чтобы, видите ли, избежать утечки.

– Какой утечки? – не поняла Тася.

– Вот! Я тоже не понимаю, – взорвался профессор. – Я не вижу абсолютно никаких причин для того, чтобы считать моих роботов опасными. В конце концов, основной закон действует на них так же, как и на всех прочих.

– Папа, ты, пожалуйста, успокойся и объясни нормально, что случилось.

Павел Сергеевич зло фыркнул, но всё же постарался взять себя в руки.

– Эти роботы, – он показал на контейнеры Примы и Уно, вокруг которых суетились роботы-грузчики, – они экспериментальные…

– Я помню, – успокаивающим тоном согласилась с отцом Тася.

– Да! Они особенные, они должны научиться некоторым социальным навыкам, свойственным людям…

– Прима будет вести себя как женщина, а Уно будет мужчиной, – снова согласилась девочка.

– Вот ты меня понимаешь, а они!.. – опять разволновался Павел Сергеевич. – Они решили, что раз Прима не обязана подчиняться второму закону, а Уно не руководствуется третьим, то значит, они опасны.

– То есть, ты хочешь сказать, – попыталась перевести для самой себя папину речь Тася, – что Прима не обязана подчиняться приказам, а Уно не обязан заботиться о собственной безопасности. Так?

– Да, потому что женщинам свойственно непослушание. Ну вспомни сказки любого народа – там сплошь и рядом женщины нарушают простые и понятные инструкции. А мужчинам свойственно самопожертвование и небрежное отношение к собственному здоровью, пренебрежение ранами, пренебрежение собственной безопасностью ради товарищей.

– Мне кажется, ты подбираешь факты под свою теорию. Не все сказки такие.

– Ну хорошо, допустим, что ты права и я действительно немного лукавлю в своих утверждениях, но ведь наша мама имеет свободу выбора и собственным умом способна решать, каким распоряжениям подчиняться, а каким нет. И при этом мы как-то уживаемся друг с другом. Так, может быть, и с роботами нам удастся установить отношения на чуть более равных условиях, чем те, что есть сейчас. Может быть, это нас приведёт к новому прорыву в конструировании искусственных интеллектов!

– Пап, да я же с тобой не спорю.

– Прости, малыш. Просто дирекция института перестраховывается, и, с одной стороны, я их понимаю, но с другой… Какое они имели право без моего ведома являться в мой дом и что-то там устанавливать, какую-то систему безопасности? Это недопустимо!

– Наверно, они хотели как лучше, – Тася попыталась быть объективной.

– Вот я сейчас пойду и разберусь, чего они хотели на самом деле, – Павел Сергеевич потряс перед собой зажатыми в руке документами. – А ты, малыш, пожалуйста, проследи, чтобы Приму и Уно спустили в лабораторию, чтобы Борменталь подключил их к сети. Пусть он тоже подзарядится, в ближайшую неделю он мне понадобится свежим и полным сил.

Тася уверила отца, что всё сделает и за всем проследит. Павел Сергеевич чмокнул её на прощание в щёку и пообещал, что скоро вернётся.

– Да, чуть не забыл! – крикнул он, залезая в электромобиль. – Позвони маме, скажи, что мы приехали, чтобы она не волновалась.

Первым делом Тася набрала мамин номер. Поболтав с ней полчаса, девочка вспомнила, что ещё обещала позвонить Варьке, как только приедет. Прежде чем положить трубку, мама напомнила Тасе поставить рисунок Тихона Андреевича в рамку, чтобы он не затерялся, – тогда память о станции «Пионер» сохранится подольше.

Попрощавшись с мамой, Тася позвонила Варе Соколовой. Но оказалось, что та улетела с родителями на день рождения к бабушке в Ханты-Мансийск и вернётся через пару дней.

Подыскав для рисунка Карцева подходящую рамку, девочка повесила его в коридоре, где был устроен своеобразный музей семейных путешествий. На стену были приклеены ракушки из разных морей и океанов, по которым Тася плавала вместе с мамой, а также магниты с голограммами достопримечательностей городов и стран, где она побывала с папой, и вот теперь новая жемчужина её коллекции – групповой портрет экипажа глубоководной станции «Пионер».

Закончив свои дела, Тася отправилась посмотреть, как дела в лаборатории Павла Сергеевича. Та располагалась в подвале дома, и её обстановка мало чем отличалась от той, что была в лаборатории, оборудованной для профессора в поезде. Кроме одной вещи: дивана.

Да, да! Тася могла бы поспорить на что угодно, что таких диванов нет больше нигде в мире! Он не выделяется особенным дизайном, в нём нет скрытых механизмов, с помощью которых его можно трансформировать в кресло, кушетку или космическую ракету – нет. Просто он волшебный!

Тася твёрдо была убеждена, что диван обладает сверхъестественными свойствами. Например, если профессор о чём-нибудь размышляет, а задача никак не хочет складываться, то стоит ему присесть на диван и коснуться спиной мягких подушек, как верное решение тут же приходит само собой. Павел Сергеевич бьёт себя ладонью по лбу, вскакивает и немедленно усаживается за рабочий стол, чтобы стучать по кнопкам компьютерной клавиатуры.

Папа не замечает никаких особенных закономерностей между диваном и работой мысли. Но Тася слишком часто была свидетельницей того, как озарение посещает профессора. Однажды она поделилась своими наблюдениями с Саввой, и тот подтвердил, что тоже подметил это явление, но отказался признавать магические свойства предмета мебели, поскольку бывает и так, что никакие озарения профессора не посещают, даже если тот засыпает на диване.

Девочка сидела на диване, наблюдая, как Савва подключает новых роботов к информационной и электрической сетям лаборатории. Возможно, именно этот волшебный предмет подсказал ей мысль, что секретарь отягощён какими-то невесёлыми думами.

– Савва, если ты расскажешь мне, что случилось, то я постараюсь тебе помочь, – предложила девочка.

– Я думаю о том, что мне стоило остаться в поезде, как я и мечтал, – признался робот.

– Что?! – Тася даже подпрыгнула от такой новости. – Ты хочешь уйти от нас?

– Нет, не думаю, что это моё желание. Скорее это то, что я должен сделать. Моя модель постепенно устаревает, ведь прогресс не стоит на месте…

– Опять ты за своё! – вздохнула Тася. – Ну сколько раз тебе повторять, что нам неважно, старый ты или нет…

– Устаревший, – поправил Савва.

– Всё равно! Мы тебя любим таким, какой ты есть – вот это важно.

– Наверное, вы меня неправильно поняли, потому что я недостаточно ясно выразил свою мысль, – робот на мгновение задумался и продолжил: – Я имею в виду, с тех пор, как вы объяснили мне, что значит мечтать, я всё чаще думаю о том, что мне бы понравилось быть проводником. Иногда я начинаю размышлять об этом в самый неожиданный момент помимо своей воли, и такая мысль мне нравится. Посмотрите на меня и на этих роботов – они более совершенны: их тела, их лица, их механизмы и, я уверен, их вычислительные центры так же превосходят мои возможности. Если бы я мог выбирать, кем мне стать после того, как один из них придёт мне на замену, то я бы предпочёл работать на железной дороге…

Тася не дала секретарю договорить. А снова, как в прошлый раз в поезде, подошла к нему и обняла.

– Дорогой мой Саввушка, – сказала она ему, – я тебя очень прошу, больше никогда не говори, что хочешь от меня уйти. Мне будет без тебя ужасно грустно.

– Но… – робот собирался было привести очередной аргумент в пользу своей очень логичной мысли, и этот аргумент должен был стать самым неоспоримым… но передумал и просто позволил девочке обнимать себя. Его память напомнила, что точно так же Тася обнимала его ровно 8 лет, 3 месяца, 12 дней, 3 часа, 21 минуту, 54 секунды назад. У него сохранилась фотография на память об этом моменте. Секретарь вывел её в оперативную память и сравнил с сегодняшним снимком девочки – она изменилась, но всё равно осталась той же самой… Робот проанализировал возрастные изменения Таси и, используя полученные данные, смоделировал ещё несколько изображений: Тасю двадцатилетнюю, сорокапятилетнюю и ещё Тасю в возрасте ста лет. Неожиданно для себя самого, он решил, что должен лично убедиться в правильности созданных изображений. А ещё ему показалось, что было бы правильно обнять девочку в ответ. Что он и сделал.

– Ну вот, другое дело, – улыбнулась Тася. – Я знаю тебя, Саввушка, всю свою жизнь! Не уходи, пожалуйста!

– Хорошо, – согласился робот.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Наконец, Тася разомкнула объятия и отправила секретаря на зарядку.

– Думаю, что я заодно успею скачать последние обновления для моего программного обеспечения, – сообщил он, поднимаясь по лестнице на первый этаж. – Если я понадоблюсь профессору, то буду на кухне: эти новенькие заняли все свободные порты подключения в лаборатории.

– Я передам! – пообещала девочка. – А ещё, Саввушка, будь лапушкой, закинь папины вещи в его комнату.

– Я не носильщик, – возмутился секретарь.

– Я тоже, – возразила Тася. – А ещё я слабая девочка, а ты сильный робот.

– О да! А ещё существует второй закон, – пробормотал Савва.

– Вот видишь, ты сам всё прекрасно понимаешь!

Дождавшись, когда секретарь уйдёт, Тася подошла к роботам-новичкам и со скептическим выражением на лице ещё раз осмотрела обоих.

– Значит так, – сказала она с холодом во взгляде и медью в голосе. – Если вы двое будете обижать Савву, я вам новые батарейки не куплю… Или что там у вас вместо них… Ваше дело – качать данные из Сети, как-то там их в своих головах обрабатывать и набираться ума-разума. Вы должны стать этой… э-э… да! Образцовой ячейкой нового общества, где люди и роботы будут строить счастливое будущее, украшая океан жизни человеческой… и роботовой тоже. Ясно?

Прима и Уно не ответили. Было непонятно, слышат ли они девочку вообще.

– Значит так, – начала Тася новый пункт инструктажа, припомнив кое-кого из взрослых любителей учить жизни всех вокруг, даже если никто их советов не спрашивал. – Ты… как тебя там?.. Уно. Запомни, каждый уважающий себя мужчина должен уметь забить в стену гвоздь. А ты, Прима… тоже мне имечко – подумаешь, прима-балерина… Тебе не о балете думать надо, а о том, чтобы детей рожать.

Тут она не выдержала и расхохоталась.

– Ой, ребята, вы с такими серьёзными лицами стоите… сил нет на вас смотреть без смеха. Но это не повод для хиханек! – снова нахмурилась она. – Не рассуждать!

Снова сменив гнев на милость, девочка похлопала роботов по плечам и, припомнив папины слова, проникновенно добавила:

– Будьте любезны, не сочтите за труд.

Закончив инструктаж, она бегом поднялась по ступеням и пошла помогать Савве с багажом – чтобы не так сильно мучила совесть.

Уно и Прима открыли глаза…