Текст книги "Время перемен"

Слава богу, прогресс здесь не достиг таких высот и у меня натуральный продукт. Правда, в Новгороде умудряются отжимать льняное мало. В пищу его употреблять проблематично, уж очень быстро затвердевает, но подозреваю, это не многих останавливает. Однако добывают его в основном для получения красок и лаков. Но меня заинтересовало не оно само, а способ его получения. В свете поиска замены дорогущей импортной горчицы и оливкового масла – вещь очень нужная. Где-то здесь, возможно пока не в границах государства, но точно растет она, пока еще как сорняк – та, которую назовут в забугорье русской. По-нашенски как, не упомню. Уж больно название финтифоберное, наверняка без происков немцев не обошлось. Всяко специально обозвали так, чтоб русскому человеку язык сломать. Плевать, как прикажу, так и назовут. Самодур я или кто? И масло получим свое, и горчицу.

Пока обхожусь импортом, что не есть хорошо. Яйца взял куриные, вернее, только желток. Майонез на цвет золотистый и лежит куском. Перепелиным же яйцам сказал свое великокняжеское фи. Ну не нравятся они мне, и продукт получается совсем уж непонятным. Извращаться с легким провансалем не стал. В конце концов, не на продажу. Да, именно он самый легкий из существующих майонезов. Меньшую жирность имеют молочные соусы, а самые маложирные – это яичные кисели. Говорю же, дурят нас торгаши, выдавая один продукт за другой. На заборе тоже порой много чего пишут, вот и они на упаковках. Маленький совет: если состав все-таки похож на майонез, обратите внимание на наличие консервантов. Если они там есть, то это наверняка вообще непонятная бурда, имеющая весьма опосредованное отношение к одноименному продукту.

Уксуса достаточно, однако и он здесь импортный, винный. Но есть одно но: на другом берегу есть у меня сад. И растут там яблоки. Сам бог велел получать уксус самим, а не ввозить из-за моря.

Так вот, добавили в мое изобретение давленого чесночку и мелко порезанной зелени, и соус к глухарю получился отменным. Вкушение пищи здесь процесс небыстрый. Солнце поднялось уже высоко. Из окна донеслась чья-то ругань. А все кривые руки оппонента, но тот с такой постановкой вопроса был не согласен и обвинил пустую голову противника. Дослушать увлекательный и поучительный диалог не удалось. В дверях появился Прохор. То ли в щели подглядывал, когда закончу? Я, кстати, только отвалился, довольный жизнью.

– Великий княже! Кого вчерась изволили требовать, всех сыскали. Спозаранку дожидаются во дворе, как приказывали.

– Кто таковы будут?

– Так дворовый дьяк Тихон, двое плотников, Трифон с сыном Прошкой и кузнец Демьян.

– Что за Тихон такой?

– Никакой он еще не дьяк, так, служка неверстанный. Остальные отбрехались, а ему не удалось. Получается, что именно он руководил переделкой.

– Ну-ну. Пойдем посмотрим, – проговорил я, вставая, и понял, что переел чуток.

Вот и говори, что настроения не было. Аппетит, как говорится, приходит при еде.

Обстановка во дворе была рабочая. Ругань с моим появлением прекратилась. Но лица у работников топора, рубивших избу-чертильню, были хмуры. Видать, не все космологические вопросы вселенского масштаба были исчерпаны. Искомые лица маялись под охраной, подле колымаги. Саму ее еще вчера оттащили к палатам великой княгини, чье имя до сих пор заставляло содрогаться многих и креститься, от греха подальше. Поговаривают, что не без ее участия Иван III пошел так решительно на конфликт с ордой и в итоге победил. Деяния княгини возвели Василия III на престол и свалили всех его конкурентов. Да, собственно, весь облик нынешней Москвы, в частности Московский Кремль, обязан ей своим появлением. А звали ее Софья Палеолог.

Где это видано, чтобы до нее хоть у одной великой княгини был собственный дворец внутри великокняжеского! Материальное свидетельство этого стояло с противоположной стороны переднего двора в виде Постельной избы, в прошлом княгининой половины. Сейчас, по существу, она пустовала. Меня размеры такой спальни смущали, потому-то и перебрался в помещение поменьше и уютнее.

– Те, что ли? – спросил я у Прохора, указывая на группу, частью уже попадавшую на землю.

– Они самые.

– Не много ли? Ты же говорил, их меньше должно быть.

– Так охраняют, чтобы не убегли.

– Чего им избегать встречи со мной?

– Так кому охота наказанье получать? Вот и стерегут.

– А чего их наказывать, вроде не собирался, а есть за что?

– Завсегда есть, только поискать. Да колымага та же. Срамота-то какая! И на ней великому князю мука одна, а не поездка.

– С чего это ты так решил, или не по нраву пришлось ехать со мной? Молчишь? Тогда понятно.

М-да… Еще говорят, имидж не все. Тут, если про тебя начальство вспомнило, быть беде. Логика, однако. Да и не припомню, чтобы кому награду какую раздавал. Этак не лучше Шуйского стану. Надо менять восприятие особы великого князя Московского, особенно в разрезе того, что это я.

– Не вели… – завопил один из упавших на землю, направляясь ко мне на коленях.

– Уговорил, не буду! – нанес я упреждающий удар в ответ.

Слушать о том, что не было у него никакого злого умыслу, а ежели что не так, то бес попутал. А еще, если что, то всенепременно голову положит во славу государя. Правда, ковать железо надо пока горячо, иначе очухается, и от уверений в преданности не отбрехаться.

– Прохор, проследи, чтобы сему мужу…

– Тихон.

– Так вот, чтоб ему выдали рубь серебряный. Остальным – копеек по половине того рубля каждому. За усердие и радение о благе великого князя. Смотри, проверю.

На минуту образовалась тишина. Четверка страдальцев, думавшая, как бы избежать наказания или хотя бы огрести поменьше, впала в ступор. Я даже засомневался: может, лучше наказать было, а потом их прорвало. Избежать пункта, ежели что, то все, не удалось. Послушав немного, понял, что если это излияние не прервать, то придется надеть белые саваны и ангельские крылья, потому как другое будет невместно.

– А теперь слушай меня. Раз уж показали такую удаль, то будете делать две новые повозки, специально для меня. По-моему делать будете, а не как эта колымага, – проговорил я, грубо перебив очередные восхваления в свой адрес.

Если бы только знал во что выльется, казалось бы, простое дело, изготовление кареты для себя любимого, то дважды подумал бы, а может, все равно так бы и сделал. Это целая история с приспособлениями для массового изготовления колес, кованые оси и поворотные круги, спровоцировавшие в итоге надобность хотя бы подобия токарных и расточных станков, начало работ по искусственному наждаку, создание наждачных тканей и заточных станков на ее основе. Их изготовить было куда проще, чем сразу круги спекать. Создание проволочного и пружинного производств, для диванов. А история с рессорами. А появление целой области в обработки дерева, которую даже затрудняюсь назвать. Княгинина половина превратилась в столярную мастерскую, где стали собирать уникальные наборные столы, лавки, табуреты из распиленного капа и покрытые лаком. Хоть сейчас паркеты делать начинай, пока негде. Нынешний дворец для таких целей, только если руку набивать. Хотя почему бы и нет?

Там же занялись отделкой будущего возка. Собственно, собрали телегу с механизмом поворота и карету, на тех же принципах, да еще и рессорах. Она совсем не походила на виденные мной старинные, особенно лаконичностью своих форм, но каждая панель на ней – это целое произведение искусства, картина из различных сортов дерева. Дверцы же украшали хорошо знакомый мне двуглавый орел с Георгием, только вместо короны была Шапка Мономаха. Собственно, по моему указу и великокняжеская печать стала такой же.

Пришлось придумать первый приказ. Не собирался, а вот сделал.

– Прохор, примешь Тихона в дьяки.

– У Ивана Ивановича все должности заняты, но обязательно для него чего-нибудь сыщем.

– Ты мне это брось, выгоните небось кого. Знаешь что, а давай сделаем приказ. Точно, делов великокняжих.

– А как же конюший?

– А с ним чего? Приказ этот будет моими делами заниматься. Или у меня их нет?

– Конечно же есть!

– То-то! Это я к тому, что пора тебе прекращать бегать везде самому. Делов вон видишь, сколько уже, вот и будешь гонять по ним дьяков, а с Тихона и начнем.

Всегда знал, что чиновники размножаются делением, а сокращаются усечением головы. Правоту первого удалось понаблюдать на примере первого приказа. Авось не последний день живем, проверим и вторую часть.

Двор стал вместо тихого такого места напоминать растревоженный улей. Поначалу еще вникал в дела, а потом, поняв, что и без меня справляются, отдал все на откуп первому приказу. Только сделали карету уже зимой, когда я уехал на Белое озеро. И надо было мне ляпнуть митрополиту, что де собрался на этом возке ехать туда.

По этому поводу даже Боярская дума собралась. Решали, что с лихими людишками на той дороге делать. Нет, тысячу раз был прав, сделав первого Тихона своим писарем. Главным по этим делам был Иван Дмитриевич Пенков, а под ним разбойная изба. Я почему-то думал, что все с Разбойного приказа начиналась. Пришлось уточнить, оказался прав.

На всю страну было три официальных человека, старший дьяк и два обычных в подчинении, кто по должности занимался лихими делами. Остальных привлекали по необходимости. Тут-то и выяснилось, что такое положение дел никого не устраивало, и вот по прошлому году стали отписывать грамотки на места, чтобы там, на добровольно-принудительных началах, подбирали для этого людей на постоянной основе. Чтоб было с кого спрашивать, а то и крайнего не найти.

Пришлось сему достойному мужу собирать людей и выезжать на проверку, как те грамоты исполняются, заодно и зачистку местности произвести. Показуха во всей красе. Глубокие у нее корни, однако. Вот так и пришлось ехать, а все язык. Не вовремя, ох не вовремя, тут как раз все закручиваться начало.

Как прорвало. И чугун тебе, в смысле мне. На радостях-то и поженил своих нянек, но как-то у них не заладилась семейная жизнь. Не пойму, чего? Шуйский этот еще крутился все вокруг, пока я не понял, что ему получившийся стол с лавками приглянулся. Не думайте, что за деньги, нет, не та у него натура, а на халяву, в смысле в подарок ему. Сам удавится за деньгу, полкопейки по-нынешнему, а вот от подарка язык не повернется отказаться. Стол тот был первым и, по мне, так не очень. Пусть подавится, в общем.

Обнаружилась интересная деталь. Рубанки здесь известны, но не очень-то ими пользуются. Дорогое удовольствие оказалось, да и капризное. Казалось бы, чего там, а поди ж ты. Самой проблемой оказалось железко, металлическое его жало. Вылилась отладка их изготовления в целую историю. Помимо дороговизны железа сдерживала проблема правильной заточки. Не сразу нашли нужные углы и сделали приспособление.

Для себя сделал зарубку, после получения своего железа наделать относительно дешевого столярного инструмента и коловоротов. Дерево тут везде, может, чего и сдвинется. Но рубанок оказался не везде хорош. Там, где топором уже не махнешь, хотя некоторые умудрялись не хуже, стали применять струганки. На них железко сделали с полукруглой заточкой. Им работать надо было наискось, а только затем рубанком. Господи, вот где тоже ушел в астрал, сколько всяких штук пришлось придумывать, чтобы сделать, казалось бы, простой стол!

Я же хотел особый. Недаром у бояр активизировалось слюноотделение. После подарка Шуйскому пошли целые делегации: а не завалялось ли у меня еще не нужных столов, таких же лепых? После моего резкого отказа, де у самого нет, и пока везде во дворце не поставлю, и думать забудьте, отступили немного. Но увидел как-то торжествующий взгляд Василия, немного смягчился. Ладно, будут вам мебеля, но за добровольные пожертвования в казну.

– Кто больше всех внесет, тот первым и получит. Остальные в порядке убывания. А ежели кто думает, что отделается малостью, тому ничего не достанется. А вот сколь сдадите, на грамотку запишем и прямо на торгу зачитаем. Пусть люд честной знает, кто радеет о государстве московском, а кто скупердяй. То-то!

Взгрустнулось как-то боярам. А ведь и правда, мастерские организовать надо, пожалуй, в Белом городе. Не дело это – столы делать в Кремле, а уж тем более во дворце. Вот и приказ придуманный сгодится.

Подставил народ Шуйский, ой нехорошо-то как получилось! И так-то искрила уже обстановка, а тут он хвалится подаренным столом, эвон как все обернулось. Как никогда к месту свадьба, мною организованная, пришлась. С тяжелым сердцем уезжал в Тулу, тут еще эти непонятки между Прохором и Таисией.

Федор меня порадовал, конечно. Вот мы, ух я, эх он! Планов громадье, прямо до небес, пупок бы не развязался. В некотором смысле стало легче, теперь было кого послать разузнать как там или, может, чего не хватает. Мысль с приказом была верной. Заговорили и про станки, благо был и в Туле пушечный двор. Для начала будут отливать крупные заготовки станин, для оговоренных станков. Правда, мастера оттуда были не уверены в результате. Великие пушки лили только в Москве, потому опыта отливки крупных изделий у них не было.

Нехорошо, конечно, но что делать? Пусть учатся. Не возить же все из первопрестольной. Тем более надо попробовать будет и чугун, а потом и железо. Все перепробуем. Опыт надо набирать. Переговорили, чтобы и из чугуна попробовали отлить заготовки, как из бронзы. Уезжал радостный.

Фыркали разгоряченные лошади, снег хрустел под полозьями, а вот за окном проносилось неясно что. Слюда искажала все. Но догадки строить можно. Если светло, значит, вокруг нет леса, если темно, тогда есть. Сани размером с микроавтобус, но из обогревателей только я сам и множество шуб и мехов, чтоб не остыл и оставался теплым. Тут главное на остановках горяченьким подзаправиться да посытней покушать. Вот на таком подъеме и зазвал к себе Прохора. Хотя какое, приказал.

– Вот ты мне скажи, что за кошка промеж вас пробежала? Ведь ладно же было, пока не поженил. Чего теперь друг на друга коситесь, как неродные? – обратился почти сразу и без переходов я к Прохору.

Он как-то растерялся, что сразу отразилось на лице, и попытался спрятать взгляд. Это он зря. Сани, может, и велики, но не настолько, чтобы от меня сбежать.

– Чего-то давненько не слышно ничего от отрядов тех, как бы худа не было, – бросил он пробный шар в попытке перевести разговор на другую тему.

Тоже мне гений стратегии. Типа ребенок, можно голову заморочить, напомнив про золото. Может, против местных и прошел бы прием, но мы плавали, знаем.

– Ты не юли. Вопрос про людишек, которых, кстати, ты подобрал, конечно, интересный, но я спросил другое, так и отвечай.

Прохор взбледнул при упоминании о его участии в организации экспедиций, но быстро собрался. Железная воля у мужика. Не юлит, не пытается выскользнуть, потому и нравится. Научился. Знает, иначе хуже будет.

– Она женщина хорошая, но не люба она мне, – наконец собравшись, выпалил он.

– Чего врешь-то! Будто я не видел, как ты на нее поглядывал иногда. Говори без утайки, а не крутись, словно уж.

– Истинную правду говорю. Есть у меня любовь, истинная и единственная!

– Ты это, коней-то попридержи. Матушку не приплетай. Может, и мал был, но не слеп.

– Извини меня, что неправду подумать заставил! Не хотел я. Про жену я толкую свою.

– В каком смысле? Ты двоеженец? – проговорил шокированно я.

– Опять все не так сказал. Погибла моя ладушка, с детишками малыми. Жили мы почитай на Крымской украине. Не совсем, конечно, но недалече. Набежала в тот год татарва, не уберег… – сдавленно прервался он, вытирая слезу.

Было видно, что это для него до сих пор болезненно.

– Посекли меня тогда сильно, вот и решили, что помер, а я выжил. Род-то наш мелкий, не нажили богатств. Бросил все да пошел к казакам. Много повоевать пришлось, сколь встретил крымчаков, столь и убил. А сам вот живой остался. Видимо, богу было угодно. Вот там и разыскала меня твоя матушка.

– А она-то причем?

– Так жена моя из литвинов была. Родственница вроде, очень дальняя, но все же. Не приняли Елену на Москве, вот и боялась она за сына.

Вот так нехохошеньки. Получается, приставила она его ко мне как цепного пса, использовав его горе. Своих не уберег, так меня стерег пуще прежнего.

– А Таисия как тут оказалась?

– Так пустая она. От того и муж с ней развелся.

И кто говорит, что тут психологию не знают. Приставить нянькой ту, кто своих детей иметь не может. Мать…

Господи, да что же это получается, что я даже про тех, кто рядом, ничего не знаю, а что говорить про остальных! По-новому взглянул я на Прохора. И ведь не скажешь, что его горе уникально. Если даже князьям достается, то что говорить про черносошцев. Нет, само существование Крыма несовместимо с нами.

От этой мысли такая волна ярости накатила. Не успокоюсь, пока хоть один крымчак дышит этим воздухом, заставлю их испытать все, что нам по их милости досталось. В порошок сотру! И казанцев туда же, прихвостней ихних. Меня даже затрясло. Ох, и тяжело потом отходил, но запомнил этот момент. На всю жизнь запомнил. Игры для меня тогда закончились, вот она, цель. Чугун, кареты, станки… Игрушечки мне все! Нет, это теперь ступени на моей дороге. В Москву приехал уже другой Иван, все еще не «грозный», но не выживание для него стало главным. А там сюрприз, где не ждали.

К Москве только подъезжали, а скорость почему-то стала замедляться. С головы колонны пошел какой-то шум.

– Нашли! – истошно кричал кто-то снаружи.

Мои сани остановились. Что там такое? Ответ на этот вопрос просунулся в дверь в виде радостной головы Прохора.

– Нашли! – радостно проговорил он.

– Говори толком. Нечто великому князю догадываться нужно обо всем?

– Золото нашли! Правда нашли, – последнее он проговорил гораздо тише.

– Как это?

– Не ведаю, но верный человечек прискакал. Говорит, все приехали и привезли найденное, то, что мы давали только добавили, для весу. Говорят, злато чуть ли не везде есть по рекам, но песком мелким, а не рудою богатой. В основном так, но по речным косам места попадаются богатые.

– В каком смысле?

Но ответом на этот вопрос была лишь растерянность на лице Прохора.

– Тогда какого мы стоим? В Москву, живо!

Кремль гудел, да что там он. Вся Москва была на ушах. Слухи быстрее пожаров носились туда и сюда. Некоторые уже вырвались из города вместе с купцами и купчишками.

Золото… Это слово, как магическое заклинание, твердили почти все. Свое есть, домашнее. Сбылась мечта еще Ивана Третьего, первого «Грозного». И кто нашел? Не рудознатцы заморские, а наши, русские, великим князем посланные. Как пить дать, специально послал. Какая такая глина? Злато они искали, будто знали. Не оставила, видать, Богородица государя. И вправду Русь-то под дланью Божьей! Злато у нас везде найти можно. Жили себе, а оно, оказывается, прямо под ногами. Некоторые экстремалы утверждали, что землица у нас так, тоненьким слоем, а там сплошное оно.

Впервые бояр увидел в таком состоянии. Солидные дядьки, а как себя ведут. Хотели сразу думу устроить по моему приезду. Пришлось сказаться уставшим, хотя сам подпрыгивал, как на иголках. Обстановку надо было проведать. Как все быстро закрутилось-то. Не на это рассчитывали. Думал, что все у меня будет по плану, разгоню бояр по вотчинам. Сами убегут злато искать, а пока тут тишина будет, договоримся с Иосафом да сменим Шуйского на малохольного Бельского.

Кто их просил находить его?! Кабздец! Начнут теперь добывать золото, и чего с ними делать? Как пить дать, станут страну рвать на части. У, воронье! И ведь я сам сделал так! Вот и пнул по лавке, и в сердцах вырвалось ругательство: она и правда была дубовая. Гадство! Больно-то как!

От Тихона ничего толком не добился. Злата привезли почти пуд, это по двенадцать-пятнадцать лотов на человека, где-то грамм сто пятьдесят. Не многовато ли на рыло? Ладно, надо выяснить, сколько добыли на самом деле, а сколько добавили.

– Тихон, позови-ка Прохора и рудознатцев этих, только не всех. Голов их. – Уточнение не лишнее, были прецеденты.

– Да, государь! – первое, что произнес Прохор, войдя ко мне в светлицу.

– Спустись-ка в подполье да пооткручивай там любопытные ушки.

Глухой женский крик подтвердил мои подозрения.

Разговор с тремя головами несколько успокоил, с одной стороны. С другой, добавил тревог. Намыли золота не так и много, основную часть наточили пилами, так здесь называют и напильники. Не разделяют тут пока инструмент. Следовательно, угрозы растаскивания государства и усиления сепаратизма нет. Не столько у нас золота по стране, чтобы начать плевать на всех, хотя кто его знает, чего в итоге найдут. На самом деле намыли хорошо если по паре лотов на человека. А вот другая сторона заключалась в том, что пока все это в песке, могут обнаружить подлог, и чем дольше оно в таком виде, тем больше шансов.

Срочно переплавлять! Вопрос, как сделать это и не вызвать подозрений у златокузнецов. Сам смотрел, песок от стружки отличается сильно, даже невооруженным глазом. Хорошо, про галтовку вспомнил. Срочно была одна такая сделана из небольшого бочонка. Незаменимый человек Прохор. Всю ночь перемешивали в ней песок с камнями, пока я не признал результат хоть отчасти удовлетворительным. На поверхностный взгляд стало более-менее, но превращение всего этого в монеты не отменяло.

На следующий день в Грановитой палате песок в мешочках был выставлен на столе и неясно так поблескивал. Глаза бояр, напротив, блестели почище юбилейных монет. Благо зима, а то все разбежались бы по вотчинам, выяснять, сколь у каждого злата. Ну-ну, посмотрим, какими вы будете к осени, а уж к тому времени все и утрясется. Ох, какие только идеи не прозвучали под этими сводами. Но главная мысль бояр сводилась к одному, чья земля, того и золото. А кто без ведома владельца его мыть будет, тот тать лихой, и тому чик. Не конструктивная какая-то идея.

– Мнится мне, что кривда выходит. Кто злато намыл, тому оно и принадлежит, но поскольку это все из землицы русской, то обязан он продать его в казну за половину цены серебром. А вот ежели продавать будет не в казну, то дело лихое. Ежели кто не хочет, чтобы злато искали другие, там где он нашел, то так и быть. Казной будет выдаваться грамотка, за деньгу, на особое право на тот участок. Цена пусть зависит от размера участка.

Ох, какая тут буря поднялась! Это я фигурально выражаюсь. Все было тихо и чинно, но судя по тому, как кривились боярские лица, они бы мне сказали много чего, а будь я постарше, и с кулаками могли полезть, но, слава богу, великий князь и годами маленький еще. Потому могу говорить все, что в голову взбредет. Шуйский уже начал вставать, чтобы высказаться по сути моего предложения. Чувствую, порвут его, как тузик грелку.

– Мне вот чего интересно, почто Рязанщина есть, а Рязани нет? – нанес я упреждающий удар.

– Как нет? – первое, что произнес Шуйский, не сразу переключившись на другой вопрос.

– Так. Есть только Переяславль-Рязанский. Нехорошо как-то, – эта моя реплика сбила уже всех остальных.

И отмахнуться нет возможности. Великий князь спросил. Действительно, почто нет? Теперь есть. А указ по злату так и составили, как я сказал. Получилось, что и думой одобрен, обсудили ведь, хоть и без такового, а раз никто ничего супротив не сказал, значит все за. Шуйский приходил, намекал, что де неправильный указ и пока не зачитали, его бы порвать.

– Вот ты в вотчине хозяин? – спросил я его в лоб.

– Конечно же! Иному не бывать!

– Так скажи мне, почто ты думаешь, что не сможешь сделать у себя так, как тебе любо?

Такая постановка вопроса его несколько обескуражила. Вот так и возникло негласное разделение страны на ту часть, где все указы действовали, и другую, где лишь те, что нравились вотчиннику. Даже странно, по факту это было так давно, почему сейчас-то опять всплыло? Может, бояре хотели убедиться, что я тоже понимаю, что в вотчинах они полные хозяева. Ничего-ничего, доберусь и до вас.

– Да как посмел ты такое мне предложить?! И язык-то повернулся?!

Вот в такие моменты, как сейчас, и выясняется истинное отношение к тебе. Иосаф пришел в очень сильное возбуждение, и все его почтительное отношение к великокняжеской особе как ветром сдуло. На «ты» вон перешел. В самом деле, не уверен, что он меня хотя бы ровней себе считает. Э, да он никак себе примеривает шапку Мономаха! Хотя вряд ли даже Бельский ему даст рулить собой – тогда вся дума на дыбы встанет, – а вот увеличить свою значимость Иосаф рассчитывает точно. Тоже мне, шахматный гений.

– Анафеме предам, от церкви отлучу! Никогда такому не бывать!

Ну-ну. Скорей, тебя с митрополитов турнут. Ишь чего удумал: лишить церковь покровительства великого князя Московского! Хоть бы подумал, чего несет. Вопрос о земле во все времена непростой. Если честно, к этому времени особого желания поднимать проблему принадлежности значительного количества земель митрополиту и монастырям уже не было. Не велики шансы-то, что получилось бы даже немногое. Авторитет церкви велик. Именно ее, а не митрополита. Мягко говоря, Иосаф – не Даниил, да и я не Василий III. Если пойти на открытый конфликт, неизвестно, чем и закончится.

Самым большим землевладельцем является, конечно, великий князь, но почти вся его земля роздана под службу. Свободной земли не так и много, и та вся на севере. Вторым собственником являются митрополит и монастыри. Назвать церковные земли плохими сможет только законченный псих. Не порушив старины, нечего и думать эти земли вернуть государству. По совести, требовать от Иосафа можно только митрополичьи, а монастырские вроде к нему не имеют отношения. С точки зрения закона, каким-то образом изъять у них можно только напрямую.

Так зачем я затеял эту возню? До пятнадцатилетия, по условиям завещания Василия III, я не являюсь совершеннолетним, и без согласия попечителей довольно трудно что-либо сделать. Вернее, сделать то, что задумал: а именно создать войско постоянной готовности. В том смысле, какой вкладывали в понятие «армия» в мое время. Конечно, существует охранная стража, собираемая по первому слову великого князя Московского, но это все равно не сразу. С остальными еще сложнее и дольше.

Самое интересное, что никакой гарантии, что будут все, нет. Потом наказать, конечно, можно, но что делать в тот момент, когда они нужны? Что-то подобное случилось у нас в истории, и хорошо, как бы не при жизни моего носителя. Кажется, во времена опричнины войско взяло и не явилось на призыв. Последствия оказались страшными: множество убитых и покалеченных, еще больше – угнанных в полон. Были, конечно, причины, но чем им черносошцы-то навредили? Досталось в первую очередь тем. Меня полудобровольное присутствие воев в армии не устраивало в корне, но надо было с чего-то начинать. Вот и хотел набрать один такой полк в Кремль. Ежели что, и мне защита.

А такой вариант развития событий весьма вероятен. Слабо верится, что Шуйский легко отдаст власть. Если честно, именно от него мне и нужен этот полк. Мало ли как обернется в итоге. Охрана все-таки наличествует, но непонятно, кому она подчиняется. Хотелось бы знать точно, что мне Венюкова пора вызывать… Какого черта! Этот Пересветов еще. Проекты реформ, конечно, прогрессивные, но иной раз заносит его не совсем туда. Не до них сейчас.

До Рождества 7048 (1540) года осталось совсем немного, а я все никак в поездку на Белое озеро не отправлюсь. Может, ну ее? Нет, вот отгуляю, и вперед. К тому времени, может, и остынет митрополит. Самому, что ли, снять этот вопрос с землей? Хватит с него заверения, что мешать делать полк по своему усмотрению мне не будут. Где его размещать? Помню, когда только попал сюда, не сразу сообразил, что Кремль здесь просто крепость и кто только тут не проживает.

Престижный район, элитная недвижимость – вот что такое символ власти в этом времени. Ко всему этому есть еще и кладбище великих князей и их жен, ну и тех, кто удостоится чести. А вы думали, это придумали при Советах? Старое прямо у меня во дворе. Собор Спаса на Бору им и является. На подъемных мостах вовсю идет бойкая торговля. Еще бы, мимо этого места, вернее, двух, со стороны не проедет ни один власть имущий, а значит весьма обеспеченный. Хорошо хоть, этих ухарей внутрь пока не пускают, а то они бы и во дворец приперлись, продать чего. Непросто здесь место для казарм найти.

– Не советчики они, нет! Наветчики, вот кто! – продолжал разоряться Иосаф.

О ком это он? Опять прослушал. Что-то мне надоедать начало его жужжание. Нет, с землей погодим. Время терпит, да и отговорка хорошая, если что не так пойдет.

– Я тебя слышал. Ты меня тоже. Иди и думай. Более задерживать тебя не буду, – проговорил я в тот момент, когда он переводил дыхание.

Вот ведь язык без костей! Да и лицемер еще тот. Не твое это место, ох не твое! Осознание того, что меня тут вообще никто не воспринимает и я нужен только для достижения каких-то их целей, улучшению настроения не способствует. Тот же митрополит заявлял, что все на благо родины, а как только коснулось того, что надо чем-то поступиться, взъярился. В бескорыстие давно не верю, но в очередной раз убеждаться все равно неприятно.

Поездка в Белоозерье помогла. Давно надо было так сделать. Красивая у нас все-таки страна! Кто бы знал, что найду там решение своих проблем с плоскостями. Оказалось, все гораздо проще и не нужны никакие стекла. Многие проблемы отступили, и на душе стало светлее, но недолго это состояние продержалось. До первого разговора с Тихоном.

Этот, этот… нехороший человек Иосаф, решив, что со мной возиться шибко накладно, попытался через думу протолкнуть освобождение Бельского из темницы, но несмотря на упавший авторитет Шуйского и многочисленные мелкие конфликты, никто на открытое попрание законов не пошел. Сидел тот в элитной, не в смысле удобств, а в смысле именитости узников, великокняжеской темнице, расположенной недалече, у Троицких ворот. Потому отпускать его иль нет – это только в моей власти.

В тот день я плюнул на все эти шатания и заговоры. Надо им, вот и пусть сами устраивают. Приказал Прохору вызвать Венюкова. И вот так 23 февраля 7048-го и появился указ о создании Кремлевского полка. Набирались в него только охочие люди, на условиях постоянной службы и проживания в казармах, полном коште и плате за службу нижнему чину в 70 четей. После семи лет службы получали они по 50 десятин земли, в вечное пользование им и детям их. Ежели прослужат 14 лет, то 100 десятин. Если же погибнет кто на службе, то ближние его получат 30 десятин на тех же условиях.

– Солдат, значит, набирать будем, – совершенно неожиданно для меня резюмировал Михайло.

– Как, как ты их назвал?

– Вои на службе за деньги. Так их в Византии называли, говорят, еще ваша бабушка предлагала таких завести. Упокой ее душу с миром. – ответил он и стал креститься.