Текст книги "Бронеходчики. Сверкая блеском стали…"

Наконец дверь отъехала в сторону. Так и есть. Теплушка. Только личного состава в ней сейчас нет. Что, в общем-то, не удивительно. Вновь звуковой сигнал «делай как я». С отказом от сирен и введением труб количество сигналов резко возросло. Правда, пришлось осваивать навыки игры на трубе. Система один в один.

Бочком, вызывая удивление у легионеров своей акробатикой, перебрался в вагон. И тут же распахнули дверь напротив. Еще одна открытая платформа. На этот раз пустая. Ступил на нее. Взгляд по сторонам. Ага. Похоже, этот состав уже разгрузился. Может, недостающий батальон, который, по идее, должен состоять из средних «двадцатьпяток»[4]4
  БПС-25 – бронетяг польский средний, масса 25 тонн. Модель 1939 года. В серию пошла в том же году.


[Закрыть], которых недосчитался Григорий.

А вот что касается доблестных воинов Войска Польского, они дружно ответили винтовочно-пулеметным огнем из-за домов, что были метрах в сорока за станцией. Там, собственно говоря, и находился сам Шештокай. Небольшой городок с населением не больше пары тысяч человек. Н-да. Ну, сейчас-то благодаря военным явно побольше.

Дойдя до края платформы, Григорий спрыгнул вниз и направился к ближайшему дому. Вскинул пулемет и дал две короткие очереди по окнам, отгоняя от них засевших там солдат. Ну и мысленно молясь, чтобы жильцы догадались если не сбежать, то хотя бы спрятаться в подпол.

Бой в городских условиях сложен по определению. Враг может таиться за любым забором или окном. Поэтому солдаты реагируют на любое движение, которое не сообразуется у него со своими товарищами. Случается и такое, что бьют не просто по мирным жителям, оказавшимся не в то время и не в том месте, но и по своим же. Вот так затеют перестрелку, покрошат друг дружку и только потом сообразят, чего наворотили. Так что мирному населению лучше либо по подвалам, либо прочь за околицу.

Приблизившись вплотную и получив больший обзор, дал еще одну очередь. На этот раз патронов на пятнадцать. А то мало ли кто оттуда выскочит с каким сюрпризом. Подтянулась группа поддержки. Уже знакомые автоматчики метнули внутрь гранату, и как только грохнуло, следом сами. В прошлый раз обошлись без карманной артиллерии. Ну да там и понятно. Солдаты себя в доме никак не обозначили, а потому была велика вероятность побить хозяев. Сейчас же выбор уже невелик.

Вновь подал звуковой сигнал. На этот раз «выровнять линию» и «прекратить продвижение». Парни у него опытные, практически все из его первого взвода, прошедшие с ним не через одно сражение. Срок службы по призыву подошел к концу, вот они и оказались на гражданке. А там – он позвал, они же пошли за своим командиром.

Из дома послышались голоса, автоматная трескотня. Бабий крик. И все стихло. Старший группы с двумя автоматчиками взяли окна под контроль: мало ли как оно все. Угол слева контролировал Григорий. Справа пристроился снайпер.

– Порядок, старшой, – доложился выглянувший в окно легионер. – Баба с дитем была. Так мы ее запихали в подпол. Этих было четверо. Положили всех.

– Евсей, Артем, остаетесь с господином капитаном. Ты слева смотри, ты справа. Остальные занимаем дом и глядим на ту сторону. Будем ждать подхода основных частей.

Григорий помнил об этой части плана. Поэтому и не спешил никуда. Единственно всматривался вдоль улицы в попытках рассмотреть своих парней. Ну и отошел за стену дома, чтобы не отсвечивать. Мало ли кто стрельнет еще из бронебойки. Много их у поляков или мало, а уже две на его пути повстречались.

Так. Твою в гробину, душу мать нехай. Девять машин. Ну что ты будешь делать. А нет, вон из вагона появился еще один. А вот еще парочка, обходили между составами. Порядок. Потерь нет.

Нога отозвалась болью. Вот сейчас малость отошел, успокоился, и чувствуется, что левая штанина изрядно промокла. С этим нужно что-то делать. Не хватало еще кровью истечь. Или заражение какое заполучить.

– Рогов!

– Да, господин капитан, – через несколько секунд выглянул в окно старший группы.

– Прикрытие мне обеспечьте. Нужно вылезти из машины.

– Плохая идея, господин капитан.

– Знаю. Но меня ранило, нужно глянуть, что там и как.

– Ясно. Вы только поглубже за хату зайдите. А мы со всех сторон присмотрим. И это… Влезайте в окно. Тут вас перевяжем.

Азаров откинул грудные пластины. Перебросил через плечо лямку подсумка с магазинами и гранатами. Болезненно скривившись, не выпрыгнул, а вылез наружу. Сидит что-то в мышце. Однозначно сидит. Пока в горячке, ничего не чувствовал, а теперь начинает одолевать.

Протянул руку и извлек из зажима ППШС. Выходить из машины без оружия в условиях боя даже на минуту – глупость несусветная. А он уже не мальчик. Ч-черт! Как жарко-то. Тело уже взмокло. В машине куда прохладней. Холодильная установка работает исправно, и такая функция, как охлаждение рубки, вполне сохранилась.

Прежде чем лезть в окно, пристроился и окропил стенку. Бо-оже-э, какое блаженство. Плевать на рану. Плевать, хоть весь кровью изойдет. Но едва оказался вне бронехода, сдерживаться и дальше уже не было никакой моченьки. Так и простоял чуть не минуту, пока окончательно не облегчился.

Хозяева дома были вполне зажиточными. В комнате наличествовали две железные кровати. На одной из них высилась целая стопа матрацев и перин. Ну чисто сюжет из сказки о принцессе на горошине. Разбросано с десяток подушек. Часть из них порвалась, и в комнате хватало как разбросанных перьев, так и летающего пуха.

Присел на разоренную кровать: похоже, здесь-то и рванула граната. Забираться на другую никакого желания. Больно высоко. А на этой вроде бы хозяева спали. В углу стоит шифоньер. Хм. Было и большое, во всю дверь, зеркало. Побило осколками. Н-да. Людям одно разорение. А ведь их вроде как из-под оккупации вырвать хотят.

Ладно, хватит размышлять о постороннем. О насущном нужно. Вспарывать комбинезон не стал. Запасного здесь нет, а разгуливать в драной форме – идея не из лучших. Быстренько скинул с себя портупею. Расстегнул пуговицы и стянул одежку. Так. Ничего страшного. Крови, конечно, натекло. Но это оттого, что торчит краешек осколка из раны на внешней стороне бедра и не дает затвориться дырке. Потому что нога все время в движении.

– Рогов.

– Да, господин капитан, – отозвался сержант.

– Пока суд да дело, пополните парой соток пулеметную ленту и зарядите гранатомет.

– Слушаюсь.

Все это они отрабатывали на учениях. Мало ли как оно все обернется, поэтому навыками обслуживания вооружения должны владеть все.

Сам же извлек из кармана швейцарский нож. Новейшая разработка, которая стала весьма популярна не только у военных, но и в целом. Жаль, нет пассатижей. Впрочем, сомнительно, что их возможно сюда втиснуть. Зато имеются небольшие ножницы. Прихватил кончик торчащего осколка, собрался с духом и…

– Раскудрить твою через коромысло!

– Что? – заглянул обеспокоенный Рогов.

– Нормально. Команды на выдвижение еще не было? – обрабатывая обильно закровившую дырку в бедре, поинтересовался Григорий.

– Нет еще, – ответил сержант.

– Добро. Занимайтесь «Гренадером».

Тампон. Повязка. Ну все. Пока сойдет. Потом покажется санинструктору. Глядишь, может, и обойдется без разрезов. И все же он везунчик. Чуть в сторону – и ногу однозначно оторвало бы. Даже если не так, то болевой шок гарантирован. А осколок этот – все же окалина от брони.

Когда привел себя в порядок и выбрался к машине, даже присвистнул, глядя на пробоину в левой опоре. Сантиметра два, не меньше. А ведь калибр семь целых девяносто две сотых миллиметра. Он это точно знает. Ну и энергия у этой пули!

Вновь занял свое место, а уже через минуту поступила команда продолжить наступление. Батальон наконец подтянулся и занял станцию. Григорий краем глаза видел множество пленных. Ну никак не меньше сотни. Может, были и еще. Это они хорошо так повоевали. Но самое трудное предстоит им только сейчас.

Однако, как ни странно, в городе солдат противника больше не было. Польское командование предпочло отвести свои части до выяснения обстановки. А может, причина в панике и повальном бегстве. Бросать же в мясорубку тех немногих сохранивших дух – все же глупость. Тем более когда тебе нужно собрать разбежавшихся, встряхнуть и поставить в строй. Должен же кто-то присмотреть за этими трусами. А то эдак положишь в землю всех храбрецов – и с кем тогда останешься?

В любом случае данное обстоятельство оказалось на руку легионерам. Они спешно занимали позиции прежнего батальона охраны, обновляя их и дополняя. В том, что противник постарается во что бы то ни стало восстановить железнодорожное сообщение, ни у кого сомнений не было.

А тут еще выяснилось и то, что третьего эшелона с бронетягами не было. То есть отсутствовали «двадцатьпятки», самые серьезные машины Войска Польского. И их лобовую броню Бофорсами не взять. Не тот калибр.

По словам начальника станции, эшелон ожидался к десяти утра. К тому моменту станционные пути должны были бы несколько освободиться. Ближайшая станция, где можно спустить с платформ бронетяги, находится в Сувалках. Это чуть больше сорока километров.

С учетом получения сведений, разгрузки и марша получается часа три. Не так чтобы и мало. Конечно, если подойти к вопросу организации встречи со всей возможной серьезностью. Опять же, батальон средних бронетягов – это еще не все, что поляки могли бросить против дерзкого легиона.

Глава 2
Измена

– Господин Кондратьев, я прошу прощения. Хотела вас поблагодарить за великолепное занятие. Вы так легко и доходчиво преподаете предмет, что все-все понятно с первого раза, – заступив ему дорогу, произнесла девушка.

Высокая стройная блондинка с правильными чертами лица и голубыми глазами. Красота неброская, но от этого образ студентки не менее привлекателен. И чего уж там, соблазнителен. А уж то, как она умудрялась носить обычный белый халат и несколько кокетливый колпак, да еще эдак прижимает к груди ладошки, одаривает таким восхищенным взглядом и говорит едва не с придыханием… Ч-черт! Да тут нужно быть каменным истуканом, чтобы остаться равнодушным. Или…

– Б-благодарю, Агата. Очень рад, что сумел увлечь и преподать материал в должной мере, – смущенно скорее пролепетал, чем произнес, Клим.

Ну а чего такого. Он вообще-то женским вниманием не избалован. У него есть жена красавица – вот, по сути, и весь его опыт общения с противоположным полом. Есть еще Алина. Правда, она только друг. С Агатой он знаком давно. Еще во время войны, или, как ее принято называть, Судетского инцидента, эта студентка была его операционной сестрой. Но одно дело руководить бригадой медиков, даже когда вокруг рвутся снаряды. И совсем другое – при вот таком обращении. Да еще на виду у всех, и ее подруг в частности.

– Как я понимаю, вы и дальше будете проводить занятия по хирургии? – поинтересовалась девушка.

– Н-нет. Я только подменял приболевшего профессора Крамера. Простите, мне нужно идти. Сударыни, – обозначил он поклон товаркам бывшей своей подчиненной и направился дальше по коридору.

– Агата, ты ли это? – с искренним удивлением произнесла одна из студенток. – К чему тебе эта мокрица? Не скрою, хирург он, конечно, замечательный. Эта его знаменитая операция Войцеховского в условиях полевого госпиталя. Видные профессора признают виртуозность, проявленную им. Но жить вот с таким недоразумением… Пусть и подающим большие надежды хирургом… Лично я предпочитаю куда более представительных мужчин. К тому же он женат.

– Кстати, я видела его супругу, просто красавица. Глаз не отвести. Агата, ты, конечно, хороша, но, извини, серьезно ей проигрываешь, – подала голос вторая девушка.

– Касаемо мокрицы, Нада, ты совершенно не права, – возразила Агата первой девушке. – Он участвовал в знаковой обороне у Десова. Просто взял санитарную сумку и пошел вслед за солдатами. И, между прочим, многих раненых вынес лично. Причем не после боя, а под обстрелом. Мне потом об этом один контуженый рассказывал. Как и о том, что видел, как Кондратьев самолично ползал вытаскивать раненых с ничейной земли, когда там все еще продолжались перестрелки.

О том, что Клим ползал туда спасать девушку-бронеходчицу, она предпочла умолчать. К тому же он ее и не спас, вернувшись один. Насколько было известно Агате, та о себе и сама прекрасно позаботилась. Мало того, еще и гансам кровавую баню устроила.

– Ты это сейчас придумала, – возразила Нада.

– Вовсе нет. А за что, вы думаете, его наградили «Крестом за храбрость»[5]5
  Награда является плодом воображения автора.


[Закрыть]? Уж точно не за спасение Войцеховского. А что до красавицы жены, то она всего-навсего самая обычная шлюха. Просто он ей верит.

– Ну так открой ему глаза, – хмыкнув, подначила Нада.

– Нет, Агата, – тут же произнесла третья студентка, заметив появившееся на лице подруги решительное выражение.

– Отчего же? – дернув плечиком, возразила девушка.

– Не смей. На чужом горе своего счастья не построишь, – убежденно произнесла вторая…

Разумеется, Клим не имел представления относительно происшедшего разговора. Хотя прекрасно видел, что нравится Агате. Он ведь не слепой. Но вот как с ней себя вести – попросту не представлял. Девушка ему нравилась. Не в смысле как женщина. А как человек. И он был готов искренне порадоваться за будущего ее супруга. Но сам ей дать ничего не мог. Он женат и счастлив в браке. Пудрить же ей мозги не считал для себя возможным. И вообще другие женщины его попросту не интересовали. Никто не мог сравниться с его Катенькой.

Идя по длинному коридору с дверями в учебные аудитории по одну сторону и высокими стрельчатыми окнами по другую, он то и дело раскланивался со знакомыми. Всего лишь год назад именно в этих стенах его встретили весьма враждебно. А вокруг кипели страсти вокруг аншлюса Австрии и присоединения Судет к Германии. Помнится, прибыв для стажировки в Немецкий университет, он был вынужден сразу перевестись в Чешский.

Сегодня от былого разделения не осталось и следа. Вековой традиции сосуществования фактически двух университетов, где преподавали на немецком и чешском, пришел конец. Ныне университет именовался просто Карловым, без обозначения национальной принадлежности. Обучение же проводилось на двух языках – чешском и латыни. Разумеется, студенты изучали иностранные языки, но это уже совсем другое дело. И тому были объективные причины.

К концу сентября прошлого, сорокового, года после контрударов в направлении Варетин и Хваловице противоборствующие стороны замерли на довоенных позициях. Вся их активность сводилась к редким авианалетам, воздушным схваткам, разрозненным артобстрелам и вялым перестрелкам. Словом, в дело вступала уже знакомая и отработанная в Великую войну позиционная тактика.

Немцы объясняли прекращение активных действий уважением к международному праву и решениям Лиги Наций. Совет же безопасности последней настаивал на том, что данный конфликт должен быть урегулирован за столом переговоров. Именно конфликт. Потому что слово «война» вообще не упоминалось. Во всех официальных документах фигурирует название «Судетский инцидент». Десятки тысяч убитых и инвалидов. Но оказывается, даже войны не было.

Вообще-то, несмотря на широко тиражируемую версию, в то, что Гитлер отступил под давлением указанных факторов, поверить было трудно. Но иной попросту не было. Франция, несмотря на проведенную мобилизацию и идущие в Чехословакии тяжелые бои, войну Германии так и не объявила. Англия также провела мобилизацию и отправила к галлам свои экспедиционные силы. Но до большего дело так и не дошло. Не последовало даже ни единого ультимативного заявления, похоже, из опасения спровоцировать агрессию Гитлера.

Как бы то ни было, после месяца переговоров, дебатов на заседаниях в Лиге Наций и вялых позиционных боев было достигнуто мирное соглашение. Оно сводилось к тому, что Чехословакия сохраняла свою территориальную целостность и не уступала Германии ни пяди земли. В то же время правительство не будет препятствовать эмиграции немцев, желающих перебраться на историческую родину.

Признаться, последний пункт сильно бил по промышленной базе страны. Потому что заводы лишались большого числа квалифицированных кадров, которых вот так, в одночасье, не заменишь. Из четырех миллионов судетских немцев больше двух предпочли покинуть страну. И это при том, что общее население составляло четырнадцать.

Мало того что промышленность лишалась рабочих рук, так еще и эта эмиграция ложилась тяжким бременем на плечи Чехословакии. Правительство обязывалось обеспечить строительство нового жилья на территории Германии и выплатить некую компенсацию.

Поговаривали, что на принятии этих условий настоял русский император. Как приписывали ему и то, что России на руку ослабление союзника в промышленном отношении. Даже если Чехословакии удастся сохранить прежние объемы производства, качество выпускаемых товаров неизменно должно упасть. А значит, и у русских будет одним конкурентом меньше.

Еще говорили о том, что, мол, по факту Чехословакия в этом противостоянии оказалась на высоте. И коль скоро Гитлеру не удалось ее сокрушить, значит, и требовать он ничего не может. Тут уж скорее наоборот – она должна настаивать на компенсации.

Противники этой позиции не без оснований подмечали, что в полномасштабной войне на истощение Чехословакии против Германии не выстоять, даже при поддержке русских. Хотя бы ввиду отсутствия у них общих границ. Ну не могли же поляки бесконечно демонстрировать свою некомпетентность и неспособность воспрепятствовать поставкам из России.

Вместе с оттоком населения Судет отбыла часть профессуры и студентов. Руководство, подавляющее большинство которого было представлено чехами, приняло решение, что, коль скоро случился столь существенный отток, придерживаться старой традиции двуязычия нет смысла. Несогласные пополнили ряды хлопнувших дверью. В университете окончательно укоренился чешский.

Пройдя по длинному коридору, Кондратьев наконец скрылся за дверью своего рабочего кабинета. Ну как своего. В том числе. Потому что в этом помещении их обреталось шестеро. Ну да, у каждого свой стол, и то хорошо. Клим кивнул соседу-чеху и, едва присев на свое место, увидел сложенный вдвое листок, лежащий поверх других бумаг. Развернул.

«Ваша супруга изменяет вам. Если хотите убедиться, гостиница «Путник» на улице Италской в два часа дня. Номер тридцать три».

И все. Даже подписи «доброжелатель» нет. С-сволочи! Игнат смял листок и с силой зашвырнул его в корзину. Какие все же люди сволочи! Вот кому так хочется нагадить в душу? Кто от этого получает удовольствие?

Профыркавшись рассерженным котом, резким движением раскрыл портфель и буквально вырвал оттуда свой дневник. Едва не отодрав обложку, не менее резким движением раскрыл его. Потом поймал себя на несвойственном поведении. Стараясь сделать это незаметно, глубоко вздохнул и притворно спокойно, с нарочитой тщательностью расправил смявшийся листок. Ухватил тесьму закладки и раскрыл на нужном месте.

Минут через десять поймал себя на том, что тупо смотрит в одну точку, а в голове птицей в клетке бьется одна и та же мысль. А вдруг правда? Стоп! Это бред! Такого быть не может. Потому что не может быть. А взгляд сам собой скользнул на настенные ходики. Двадцать минут третьего.

Все так же нарочито аккуратно закрыл дневник. Уложил его в портфель. Застегнул клапан и, вновь вздохнув, словно собирался броситься в прорубь, поднялся на ноги. Ничего не говоря, негнущейся деревянной походкой вышел из кабинета. Но тут же спохватился и буквально вбежал обратно. Сунулся в бумажную корзину, схватил измятую анонимку и выбежал вон.

Оказавшись на улице, первым делом задохнулся от ударившего в лицо смога. День выдался жарким, безветренным, а потому вся отработанная во множестве автомобилей гадость в буквальном смысле этого слова повисала на улицах столицы. Ему даже пришлось ненадолго остановиться, чтобы перевести дух и адаптироваться к новой среде. В такие дни в помещениях окна не открывали. Прохлады все одно не получишь, так еще и дышать будет нечем.

До нужной улицы было не так уж и близко. Плюс он понятия не имел, где там находится эта клятая гостиница. Нет, он не поверил в написанное. Ни на мгновение не поверил. Однако захотел все же убедиться в том, насколько чиста жена и насколько он не прав, коль скоро в него закралась хотя бы тень подозрения. Низко? Да плевать. Он должен убедиться. И когда он будет знать точно…

Он обязательно найдет этого негодяя. Сейчас, как он ни старался, его мозг отказывался работать. А для того чтобы думать, нужна холодная голова. Вот убедится. Успокоится. И рассуждая здраво, а не в горячке, выяснит, кто посмел попытаться взорвать его брак. Узнает и накажет. Ему не впервой становиться к барьеру. Только теперь у него не просто достанет для этого решимости, но еще и твердости руки. Потому что стрельбой он уже давно не пренебрегает.

Такси обнаружилось сразу. И, по счастью, было свободным. Водитель лихо крутанул баранку, и «шкода», вильнув, подкатила к самому тротуару, а задняя дверь оказалась точно напротив клиента. Впрочем, Клим этого не оценил. Все такой же мрачный сел на заднее сиденье.

– Гостиница «Путник», – как можно спокойнее произнес он.

– На Италской? – полуобернувшись, уточнил таксист.

– Да.

– Знаю. Враз домчу. – Устроился поудобней, включил переднюю передачу и выжал акселератор.

Доехал и впрямь быстро. По дороге шофер попытался завязать разговор. Но, поняв, что у клиента настроение не то, тут же оставил его в покое. Получил свое по счетчику и, пыхнув облачком пара, с бодрым чух-чух укатил прочь.

Оказавшись на тротуаре, Клим осмотрелся. Ничего особенного. Улица вроде и не узкая, но в то же время кажется зажатой из-за возвышающихся по обеим сторонам многоэтажек. Не коробок каких, что сейчас все чаще стоят по окраинам, в погоне за дешевым и доступным жильем. Эта застройка уже преклонного возраста, не лишена изыска, выглядит солидно, но не тяжеловесно.

Гостиница располагалась в шестиэтажном доме в стиле модерн. Невысокое крыльцо и высокая двустворчатая дверь в арке. Над ней вывеска «Путник». На входе лакей. Не какие-то там меблированные комнаты, а настоящая гостиница, с претензиями на репутацию. Впрочем, какая ему, собственно говоря, разница.

Прошел в фойе – и тут же оказался перед администратором. Худощавый мужчина с тонкими усиками, прилизанными напомаженными волосами. Одет в костюм с логотипом гостиницы над кармашком, из которого торчит уголок белоснежного платочка. В неизменной бабочке и накрахмаленной белой рубашке. Учитывая неистребимый смог, белому все же предпочитают все больше темные тона или в крайнем случае кремовый цвет. А значит, гостиница и впрямь далеко не из последних.

– Чем могу быть полезен, господин?..

– Кондратьев, – уловив затруднения парня, представился Клим. – Номер. Да. Я хотел бы снять номер, – вдруг озарило его, хотя даже заходя в здание он понятия не имел, как поступит.

– Имеются какие-то предпочтения?

– Третий этаж, если можно.

– Секунду. – Администратор сверился со своими записями. – Тридцать девятый вас устроит?

– Это третий этаж?

– Разумеется. В нашей гостинице просторные номера на самый взыскательный вкус. Потому на этаже их только по десять.

– Вот и замечательно.

– Позволите ваш паспорт?

– Да. Извольте.

Документы у него всегда были с собой. Так, на всякий случай. А то мало ли. Было дело, задерживала полиция до выяснения личности. Не повезло оказаться рядом с местом ограбления.

– На сколько дней?

– Сутки. Я проездом. На вокзале посоветовали вашу гостиницу.

Угу. До вокзала тут рукой подать. Всего-то пара-тройка сотен метров.

– Багаж?

– Вещи подвезут чуть позже.

– Хорошо. Вы непременно останетесь довольны. Ваш ключ, – протягивая деревянную грушу с ключом, произнес администратор.

Поверил ли он в байку с багажом? Вот уж точно нет. А вот в то, что в скором времени могла появиться дама, – очень даже. Похоже, это тут не новость. А возможно, основная часть их клиентов как раз и есть любовники. Бог весть. Вроде ничего подобного ни во взгляде, ни в облике не угадывается. Но вот полное ощущение, что парень уже уверился, какова именно причина, приведшая сюда Кондратьева.

Поднявшись на третий этаж, первым делом нашел тридцать третий номер. Стоять у двери и вслушиваться в звуки из номера он не собирался. Вместо этого, приметив в конце коридора небольшой журнальный столик с парой кресел, направился прямиком туда. Вооружился газетой и даже попытался что-то там почитать. Правда, получалось у него откровенно плохо.

Через полчаса нужная ему дверь отворилась, и… Клим понятия не имел, что именно удержало его на месте при виде смеющейся Кати, покидающей номер в сопровождении… Да. По виду и выговору – типичный чех. В смысле, конечно, представитель пражского света. Признаться, Кондратьеву было наплевать, кто он. Никакой злости по отношению к нему он не испытывал.

Хм. В отношении жены тоже. Было горько. Обидно. Больно, в конце концов. Но злости на нее не было. Ему не хотелось ее убить, окликнуть, уличив в измене. Он просто проводил эту парочку, наблюдая за ними поверх газеты. Выждал какое-то время. Опустошенный и разбитый, спустился на первый этаж. Отдал ключ и вышел наружу.

Жены с любовником уже не было. Да оно и неудивительно. В Праге вообще множество такси. Не простоял он и пяти минут, как появилось очередное. Остановил. Указал адрес университета. Его стажировка закончилась. Здесь ему больше делать нечего. Нет. Им тут делать больше нечего. Если Екатерина Павловна захочет, она еще сюда вернется. Но уже без него и не в качестве его жены.

Правда, остается еще вопрос с Сережей. Не хотелось бы серьезного скандала. Но… Если случится, то он не отступится. Его матушка сумеет дать мальчику достойное воспитание. А с его деньгами и содержание. Тетушка. Ну, она или поймет, или найдет себе другого наследника. Лично Климу на это было наплевать. Он поступит так, как считает нужным, и никак иначе.

Сейчас нужно как можно более корректно решить вопрос с окончанием стажировки и получением бумаг. Кондратьев очень надеялся на то, что ему пойдут навстречу. Он, конечно, никогда этим не бравировал и не злоупотреблял. Но случится – так он не постесняется обратиться и к слегка задолжавшему ему Войцеховскому. Кстати, его прочат в новые президенты Чехословакии. Всеобщий любимец, герой, отстоявший страну. Словом, препон Клим не опасался. Разве только в случае их возникновения придется задержаться на лишний денек.