Текст книги "Кремль 2222. Спартак"

Глава четвертая
Ярость Тарзана

В боковом ограждении распахнулась калитка, и появились работяги в грязных комбинезонах и с носилками. Они направились в сторону Тима с очевидным намерением забрать труп ворма. Тим медленно побрел им навстречу, считая свою миссию выполненной. Но ошибся.

Он не преодолел и половины расстояния до выхода, когда его окликнул знакомый хриплый голос:

– Эй, Спартак, постой!.. Тьфу ты. Тимоха, стой, кому говорю!

Тим остановился. К нему спешил Игнат, отдуваясь на ходу.

– Ты куда намылился, паря? Я с тобой еще не закончил.

– А чего? – Тим удивился. – Я же завалил этого. Как договаривались. – И тут до него дошло, чего хочет распорядитель, просто осенило. – А-а, ты это про монеты?

– Какие еще монеты? – теперь уже удивился Игнат.

– Золотые. Я же ворма победил, значит, монет заработал. Так мне Гермес обещал.

Шпрехшталмейстер помолчал. Потом уклончиво протянул:

– Ну-у, я за Гермеса не отвечаю. Это вы сами потом разберетесь. У меня своя работа.

– А у меня своя, – нахально отозвался Тим. – Так я пошел?

– Куда?

– К Гермесу.

Игнат хмыкнул.

– Не спеши. Ты чего, устал?

– Нет, – честно признался Тим.

Он, и вправду, совсем не устал. Ну разве что чуть-чуть. Он и сам не ожидал, что бой с «трупоедом» окажется таким легким. Даже и не вспотел толком. Вот только рана…

В горячке Тим и забыл про нее. Ну ноет что-то там, не плакать же из-за этого? Он ощупал бедро ладонью и поднял ее к лицу. Крови почти не было – так, немного…

– Да это не рана – царапина. Сам видишь, пустяки, – сказал Игнат. – А раз не устал, то и говорить нечего. Сам понимаешь.

– Чего понимаю?

– То, что это была разминка. Понимаешь, Спартак? Разминка для разогрева… Ну, чтобы освоиться. Ты же видел, какой из этого ворма гладиатор? Так, слабак. Я его тебе специально подставил, чтобы ты потренировался. Врубаешься?

Тим не врубался. Вернее, кое-что ухватывал, но не до конца. Опять эти маркитанты-коммерсанты чего-то намутили. Эх, с Аленой бы посоветоваться…

– В общем, ты все усек, – подытожил шпрехшталмейстер. – Главный бой тебе только предстоит. Вот замочишь еще одного мута и можешь хоть песни петь.

– Я петь не хочу, – сказал Тим. – Мне бы Алену повидать. И это – монеты получить. Мне Гермес обещал.

– Если Гермес обещал, то это железно. Можешь не сомневаться, – бодро заявил Игнат. И внезапно замолчал, глядя за спину Тима.

Тот обернулся. У распахнутой калитки стояла Марфа-ключница. Или каптенармус, как выразился однажды Гермес. Тим это слово сразу запомнил – на всякий случай. Только виду показывать не стал, чтобы не считали его слишком умным.

Марфа сделала призывный жест рукой.

– Иди к ней, это она тебя зовет, – сказал Игнат.

– Зачем? – на автомате отозвался Тим, уже привыкший задавать много вопросов – для общего развития, так сказать. И тут же двинулся к ключнице, не дожидаясь ответа. С Марфой он и сам был не прочь пообщаться. Во-первых, надо спросить о состоянии Алены. Во-вторых… Ну, в общем, приятная женщина. И пахнет вкусно, в третьих. Или уже в четвертых?..

– Как ты, Тимоша? – спросила Марфа с улыбкой. Но глаза смотрели сосредоточенно.

– Я в порядке, – бодро отозвался Тим. – А чего?

– Мне показалось, ворм тебя копьем пырнул.

– Да это совсем пустяк. Царапина небольшая.

– Ну-ка, стой и не вертись. – Марфа строго сжала губы. – Сейчас я гляну, что за царапина.

Она присела на корточки и положила руку Тиму на бедро.

– Ничего себе, царапина. Все в крови намокло.

– Да кровь уже не идет. И вообще – он меня еле задел.

– Еле задел? – возмутилась ключница. – Да он тебе чуть это…

– Что? – не понял Тим.

– То самое. Чуть мерином тебя не сделал. Но радоваться рано. Ты видел, какой у него наконечник ржавый был?

– Видел. И чего?

– Того, дурачок, что этим наконечником ворм где только не ковырялся. Тут и царапины достаточно, чтобы заражение крови получить. По-ученому сепсис называется. Знаешь, что это такое?

– Нет.

– Это когда кровь гнилой становится. Ядовитой, короче. И все, человеку кранты… Придется твои шорты попортить. – Она вытащила из поясной сумки стальной ножичек и ловко надрезала ткань на ляжке. – Потерпи, сейчас я тебя мазью помажу. Она всю заразу мигом убьет. А то у мутов такое грязное оружие…

Тима словно тюкнуло в темечко. Как же он раньше не поинтересовался?

– А Алену тоже такой мазью мазали? Которая всю заразу убивает?

– Алену? А-а… – Марфа приподняла голову и внимательно посмотрела на лицо Тима. – О сестре своей беспокоишься? Молодец. Ее всем мазали, чем положено. Я лично за этим слежу.

– Ты уж это, следи, пожалуйста, – голос у Тима дрогнул, неожиданно для него самого. Возможно, из-за того, что ключница как раз в этот момент начала наносить на рану мазь. И та оказалась ну уж очень жгучей. – Ой!

– Потерпи немного, воин, скоро пройдет… Кровь и вправду уже свернулась. Интересный у тебя организм Тим, как у крысособаки.

– Это почему?

– Заживает все очень быстро… Сколько твоей сестре лет?

Вопрос застал Тима врасплох. Такого момента они с Аленой не обсуждали.

– Это… в каком смысле? – спросил он, подозревая, что городит ерунду.

– В самом прямом. Сколько лет назад она родилась?

Тим не знал, что ответить. Он и про себя-то не знал, сколько лет назад родился, а тут Алена. Даже Гермес до такого сложного вопроса не додумался.

– Давно. То есть… – И тут ему показалось, что он нашел ловкий выход из затруднительной ситуации. – А тебе, Марфа, сколько лет?

Ключница не без труда поднялась с корточек, ухватив Тима за бок. Она была значительно ниже ростом, и ее мощные груди уперлись Тиму куда-то в район живота. Лицо при этом напряглось.

– А ты чего вдруг заинтересовался? – спросила сердито. – Какая тебе разница? Небось решил, что я старуха?

Тим отчаянно замотал головой – на всякий случай. Он уже сообразил, что Марфа на него за что-то обиделась. Только вот не понял, за что именно. А еще он догадался, что старухой Марфу называть нельзя ни в коем случае!

– При чем тут старуха? – Тим изобразил на лице недоумение. – Ты это… вообще…

Он лихорадочно подбирал слова из своего, мягко говоря, не очень богатого словарного запаса. И в памяти внезапно всплыла сцена. Он стоит среди кустов-кровососов, и одна из веток уже готова вцепиться ему в горло. Алена просит, чуть не умоляет: «Подумай о них что-нибудь хорошее, что они красавцы. Скажи, что мы друзья…» Он говорит, как велит Алена, и кусты сразу успокаиваются.

– Давай всегда дружить, – выпалил Тим. – Ты – настоящая красавица.

Глаза у Марфы округлились. А следом за этим по лицу скользнула довольная усмешка. Ключница положила Тиму руку на плечо и, хохотнув, сказала:

– А уж ты какой красавец! Я не против. Но учти, моя дружба дорого стоит. Заметано?

– Заметано, – торопливо согласился Тим, радуясь, что ловко вывернулся из скользкой ситуации. – А я смогу сегодня Алену повидать? Ну, после боя?

– Сможешь, если попросишь, как следует. – Марфа снова хохотнула. И вдруг спросила, сузив глаза: – А она тебе и вправду сестра? А, братик?

Тим от растерянности онемел – нет, что ни говори, а ключница умела задавать вопросы на засыпку. И тут же почувствовал, как к его щекам начинает приливать кровь – от волнения, наверное. Расколет Марфа его вранье, вон как глаза таращит. А следом и еще чего-нибудь из него вытянет…

– Эй, вы там долго трепаться будете? – В нескольких шагах позади Тима стоял шпрехшталмейстер. – Солнце уже садится. Мне что, бой при факелах проводить?

– Сейчас, Игнат, один момент, – спохватилась ключница. Она вытащила из сумки небольшую фляжку, отвинтила крышку и поднесла ко рту Тима: – Глотни.

Тим отшатнулся – уж слишком резким был запах, исходивший из горлышка фляжки.

– Чего это? Зачем?

– Не бойся, Тимка, не отравлю. Это напиток специальный – настоян на сушеном мухоморе и соке волчьей ягоды. Мы его допингом называем. Он силы бойцу прибавляет.

– У меня своих сил хватает.

– Знаю. Но ты еще Тарзана не видел. Это настоящий монстр – и выносливый, как будто у него два сердца.

– Такого не бывает.

– У мутов все бывает. Особенно у тех, кто в Поле Смерти прожариться успел. Ну, глотни, говорю же. Много не надо. Три глоточка и хватит, а то крышу снесет.

Тим, морщась, глотнул. И сразу закашлялся. Горло обожгло, как огнем. Но боли при этом Тим не почувствовал. Зато внутри по пищеводу начало расходиться тепло.

– Все, Игнат! – объявила Марфа. – Забирай своего гладиатора.

Она хлопнула Тима по плечу и, уже негромко, добавила:

– Удачи тебе, красавец. Порви эту обезьяну на клочки.

– Порву, – пообещал Тим. А то! Уж чем-чем, а недооценкой собственных сил он никогда не страдал.

Ключница медленно, с достоинством, двинулась вдоль ограждения, колыхая роскошными ягодицами. И Тим уже не в первый раз подумал: «Ого!». Знойная маркитантка привлекала его, зеленого юнца, своей, выступающей со всех сторон, неординарностью и одновременно пугала навязчивым любопытством. Нет, не случайно она допытывалась по поводу Алены. Видимо, в чем-то их подозревает. Но в чем? И насколько это опасно для него и Алены?

Размышления Тима прервал подошедший шпрехшталмейстер.

– Зря ты на нее пялишься, паря, – произнес с кривой усмешкой. – Не твоего полета птица.

– Почему?

– По кочану. И вообще – не о том думаешь. Слухай сюда. Объясняю коротко – драться будешь с нео из клана Брарга. Ну, ты их знаешь, этих городских мохначей. Да?

Он выжидающе смотрел на Тима.

– Еще бы не знать, – соврал тот. – Они на нас с Аленой и напали, уроды. – Вспомнив недавно услышанное новое слово, добавил: – Ох, и борзые!

– Во-во. Этот тоже борзый и амбалистый. А еще живучий, как и все косматые. Но завалить его можно.

– Завалим, – сказал Тим. Ему было все равно, с кем драться. Лишь бы побыстрей увидаться с Аленой, узнать, как ее здоровье. И посоветоваться заодно, если получится.

– Вот как? Ну-ну… – Во взгляде Игната блеснула искорка. – Учти, если под дубину ему подвернешься, то, считай, сразу капец. Так что, будь шустрее, если хочешь выжить. А теперь давай в свой угол, боец.

* * *

Убош чуть не поперхнулся киселем, когда увидел Шуба, ввалившегося в распахнутую дверь трактира для мутов. Шуб, даже по специфическим представлениям дампов, не отличался красотой. Да чего уж кривить душой? – был исключительным уродом. Но сейчас, с выпученными буркалами без ресниц и приоткрытым ртом с отвисшей до подбородка нижней губой, он походил на очень противную, и при этом сильно удивленную, жабу.

«Лишь бы не заорал с порога, балбес, – подумал командир септа «мусорщиков». – А то все наше задание спалит».

Но Шуб, слава Ухухаю, не заорал. Обнаружив Убоша за столом в углу трактира, он шумно протопал по проходу, едва не сбив жирным бедром хилого официанта-полового из вормов. Плюхнулся рядом с командиром на деревянную скамейку. И лишь затем, вытерев с узкого лба грязный пот, выпалил:

– Убош, я его видел!

– Тихо, – сделав «страшную» физиономию, прошипел командир. – Тихо, балбеш, не вопи. Наш могут подшлушать. Ты жашем шуда приперша?

– А шо? Я не понял.

– Шо, шо. Шереж плешо. Я же тебе жапретил жаходить в трактир. Жабыл?

– Жабыл, Убош.

– Как дам в глаж, шражу вшпомнишь, раждолбай.

Командир септа «мусорщиков» был очень зол. Зол с самого утра – после того как узнал, что ночью погиб его родной брат Ужоп. Убош был уверен, что это дело рук изменщика Тима, и сразу бросился в погоню со своим септом. Но Тим с самкой успели скрыться в зарослях «кровососов» около Стадиона. И след оборвался.

Разъяренные «мусорщики» продолжили рыскать вокруг, прочесывая местность. Через некоторое время поиски увенчались частичным успехом – арбалетчик Жаб засек, как Тим заходит на Стадион через проход для людей. На руках он нес самку, которая была ранена. Жаб хотел подстрелить предателя, но расстояние было слишком большим для арбалета. И беглецам удалось укрыться на базе маркитантов.

Убош вернулся в становище и доложил обо всем Бужыру. Вождь клана дампов велел послать на Стадион разведчиков, чтобы те собрали всю информацию о Тиме и человеческой самке. И немедленно!

Хомо должны быть пойманы и убиты, сказал вождь. Это необходимо сделать любой ценой, потому что коварный Тим нанес всему клану ужасное оскорбление. И его можно смыть лишь кровью Тима и его самки.

Убош лично отправился в разведку, взяв с собой Шуба – тот очень хорошо знал Тима и мог его опознать в любом виде. Полдня, до самого вечера, они бродили по рынку, изображая обычных посетителей. Убош даже в трактир для мутов зашел, решив поесть «мясных» котлет с брюквенной кашей – проголодался, как никак, с утра ничего не жрамши. И как раз в тот момент, когда он допивал кисель из ячменной муки, в трактир прибежал запыхавшийся Шуб.

– Теперь докладай, – распорядился Убош. – Только тихо, мы в ражведке. Понял, балбеш?

– Понял, – сказал Шуб. И, наклонившись к голове командира, прошептал: – Я видел Тима.

– Где??? – Убош аж подпрыгнул на скамейке.

– Там, где у них это… эта… ну, там, где дегутша.

– Дерутша? На арене?

– Да, на агене. Нет, не на агене. Гядом у жабога. Тим там штоял.

– Тим штоял около жабора арены, так? – уточнил Убош. Шуб мало того, что шепелявил, как и все «мусорщики», но еще и картавил. Поэтому его порой не понимали даже сами дампы.

– Так.

– Один?

– Ага.

– И шо он там делал?

– Гажговагивал.

– Ш кем ражговаривал, балбеш? – Убош начал нервничать. – Ты же шкажал, шо он был один.

– Один. Но гажговагивал ш хомо. Ш шамкой.

– То ешть ш женшыной?

– Ага, ш женшыной. Один гажговагивал. Потом с мужшыной гажговагивал. Тоже один.

Убош задумался. Новость, которую принес запыхавшийся Шуб, была чрезвычайно важной. Настолько важной, что Убош в нее не очень-то верил. Ведь Шуб считался в клане полным придурком и запросто мог напутать.

– Ты нишэго не путаешь? – с подозрением спросил Убош.

– Нет. Это тошно был Тим. Я его ужнал. Хотя он был в этих, штанах, как у хомо. Но я его ужнал. И быштго побежал к тебе. Шобы он, это…

– Да не тараторь ты так, – оборвал подчиненного Убош. – И беж того во рту каша.

– Яшменная? – сглотнув слюну, спросил Шуб и посмотрел на пустую тарелку перед командиром.

– Брюквенная, балбеш. Жря ты побежал шуда.

– Пошему?

– Надо было шледить жа ним. А теперь… Вдруг он ушел уже?

– А ешли ешо не ушел?

Убош с остервенением почесал фурункул под мышкой. После горячей еды его бросило в пот, и грязное, покрытое гнойниками и нарывами тело начало сильно чесаться. «Пора прогуляться по свежачку, жарко тут, – подумал командир септа. – Даже если Шуб…» И спросил:

– Жнашыт, это тошно был Тим?

– Тошно.

– Ну шмотри, Шуб. Ешли ты перепутал…

– Нет, не пегепутал. Клянуш Ухухаем.

– Не трожь швятое имя вшуе, балбеш.

– А шо?

– Шереж плешо… Ладно. Пошли, пошмотрим.

Убош отодвинул от себя стол и грузно поднялся со скамейки.

– Можно, я твой кишэль допью? – робко спросил Шуб, с вожделением поглядывая на кружку на столе. – Шладкий, навегное?

– Допивай, – милостиво разрешил командир.

Они быстро, едва не переходя на бег, добрались до забора, отделявшего рынок от территории, на которой располагалась арена для боев. Увы, около ограждения арены никого не было, не считая пары охранников. Они стояли спиной к мутантам, с интересом наблюдая в щели между штакетинами за происходящим на арене.

– Ну и где же Тим, балбеш? – процедил Убош.

– Не жнаю, – растерянно отозвался Шуб. – Он вот тут штоял, гядом ш калиткой. И гажговагивал.

Убош с трудом удержался, штобы не влепить соплеменнику затрещину. И без того настроение ни к черту, а тут очередной прокол. Ну разве не раздолбай?! Дураку понятно – если обнаружил объект, попытайся проследить за ним. А этот убежал. Где теперь искать Тима?..

Если, конечно, это вообще был Тим, а не какой-нибудь другой хомо. Вон их тут сколько на Стадионе. И все похожи друг на друга, как две капли мочи лысого ежа.

– Жнаешь, Шуб, я шо-то нашынаю шомневатша. А шего ты решил, шо это Тим?

Голос командира не предвещал ничего доброго, и Шуб на всякий случай попятился.

– Я его ужнал.

– А как?

Шуб наморщил узкий, скошенный под углом в сорок пять градусов, лобик. Потом пошкрябал сучковатым пальцем по затылку. Вопрос явно озадачил его.

– Да я это… ну… как…

– Ну-у? – Убош повысил тон.

– Вшпомнил! – радостно воскликнул Шуб. Его уродливая харя засияла, как будто «мусорщик» внезапно постиг суть бинома Ньютона. – Он же это, меш в руке держал. Этот шамый.

– Какой?

– Тот шамый, двугушный.

– Двурушный меш?

– Ага. Ш птишей на гукояти.

И вот здесь Убош поверил в то, что они взяли след. Потому что понял, о каком мече «ш птишей на гукояти» говорит Шуб. Этот меч находился у Тима, когда его захватил в плен септ Убоша. Позже Убош лично отдал меч Бужыру, как ценный боевой трофей – с таким отличным оружием даже вождю было бы не стыдно на дампах появиться. Затем, когда септ салаг отправился на охоту за головами, Бужыр передал меч командиру септа – своему сыну Гажу.

Однако Гаж погиб, как и остальные члены молодежного септа. Кроме Тима, который каким-то чудесным образом выжил. И забрал меч у мертвого Гажа. Так он сообщил Убошу, когда они столкнулись в развалинах.

Убош, арестовав Тима, подарил меч своему брату Ужопу – с разрешения Бужыра, конечно, когда стало известно о том, что Тим предал клан. И той же ночью Ужоп погиб в становище «мусорщиков» при невыясненных обстоятельствах. Вот такие дела.

История с мечом, переходящим из рук в руки, выглядела невероятной. Но все происходило, можно сказать, на глазах Убоша и при его непосредственном участии. Поэтому он сразу поверил Шубу. А еще он окончательно убедился в том, что именно Тим убил Ужопа.

– Ладно, – сказал Убош, покусывая от возбуждения нижнюю губу. – Штой ждэш и наблюдай. А я пройду на трибуну, пошмотрю оттуда на арену.

– Можно я ш тобой?

– Нельжа, – обрезал командир. – У наш и так монет мало. И Тима караулить надо – вдруг он шереж эту калитку выйдет? Штой ждеш и карауль. И не вждумай куда убежать, раждолбай.

* * *

Тим предполагал, что его следующий противник – некий амбалистый и живучий, по словам Игната, городской мохнач из клана Брарга – уже находится на арене. Но ошибся – дальний от него правый угол пустовал. Поэтому Тим добрел в свой, уже знакомый, левый угол арены и встал там, расставив ноги. От нечего делать осмотрел клинок. И удивился. Зазубрины на режущей кромке, оставшиеся после поединка с вормом, исчезли. Странно. Может, их и не было?

Шпрехшталмейстер тем временем занял позицию в центре арены. Коршуном оглядел трибуны. Прокашлялся. И, наконец, объявил:

– Итак, слухайте меня! Вы все видели, как наш Спартак расправился с отчаянным вормом. Схватка была кровавой, но, к сожалению, короткой. Понимаю ваше разочарование, господа. Но Спартак – настоящий гладиатор! И он готов провести сегодня еще один бой!

Трибуны довольно загудели. Игнат поднял вверх руку с раскрытой ладонью и продолжил:

– Сегодня Спаррртак бросает вызов могучему и ужасному… Могучему-у и ужжжасному-у-у…

Рука сжалась в кулак и, повинуясь этому жесту, в дальней от Тима части ограждения распахнулась калитка.

– У-ужасному-у-у и могу-учему-у-у Та-арррзану-у-у! – проревел Игнат.

И тут же его рык с восторгом подхватили зрители. Они прыгали на заросших крыш-травою рядах трибун, верещали и рычали. Больше всех бесновалась мохнатая «группа поддержки» в количестве двух десятков нео на секторе для мутантов. Некоторые из космачей даже подбежали к решетке, ограждающей трибуну от поля, и повисли на ней, скаля зубы и вопя от возбуждения. А еще через несколько мгновений на арене появился сам герой – «могучий и ужасный» Тарзан.

Гориллоподобный, покрытый темно-серой шерстью, мутант вывалился из проема калитки, едва не застряв в нем широченными плечами. Преодолел враскачку несколько метров и замер, присев на дугообразных задних лапах. Поводил туда-сюда косматой башкой, подергал ноздрями, словно принюхиваясь. Чихнул. И вдруг неуверенно двинулся в сторону Игната.

– Стоять на месте, Тарзан! – выкрикнул тот. – Забыл правила, что ли, тварь?! Сходиться только по моей команде!

Нео вздрогнул и остановился. На его вытянутой вперед морде с тяжелой нижней челюстью и приплюснутым носом читалось тупое недоумение. В конце концов, оно выразилось в том, что мохнач широко распахнул пасть и грозно рыкнул. Чем вызвал очередной взрыв эмоций у лохматых сородичей на трибуне.

– Итак… последний поединок дня… гвоздь пррогрраммы-ы! – проорал шпрехшталмейстер, «раскатывая» букву «р». – Делайте ставки, дамы и господа, пока еще есть время! В левом углу – хррабрры-ый Спа-а-арррта-ак! Выставлен кланом маркитантов. В правом углу – непобедимый Та-а-арррза-ан! Дерется за жизнь.

Выражение «дерется за жизнь» для сведущей публики означало, что Тарзан сражается не по собственному желанию, чтобы заработать монет, а с единственной целью – получить отсрочку смертной казни. Потому что совершил на территории Стадиона убийство, и был приговорен «особой тройкой». Иными словами, Тарзан относился к редкой категории гладиаторов-смертников, заключивших, так называемую, сделку с правосудием.

У подобных «смертников» выбор имелся небогатый – либо мучительная гибель в колючих объятиях лиан дворового дерева, либо схватка на арене на потеху публике. Каждая победа отсрочивала исполнение приговора на несколько дней, в течение которых «смертник» мог бездельничать и сытно питаться. А затем выходил на очередной поединок. И так до упора, пока кто-нибудь не прикончит.

Люди на «сделку с правосудием» шли редко, а если и соглашались, то сражались затем без особого энтузиазма – ведь в ближайшей перспективе их все равно ожидала смерть. Спрашивается, ради чего упираться? Зато преступников-мутантов, привыкших жить одним днем, существование в режиме от боя до боя вполне устраивало. Они и слов-то таких – перспектива и будущее – не знали. Вот замочить кого-нибудь, а потом налопаться свежим мясом врага до отрыжки, это другое. Это означает, что день удался, и это – по-нашему!

Тарзан выходил на арену в статусе гладиатора-смертника уже в четвертый раз, победив в трех предыдущих поединках. Благодаря чему успел стать настоящей «звездой» у местной публики, в особенности, среди мохнатых соплеменников. Он совершенно не переживал по поводу того, что приговорен к казни, а, следовательно, так или иначе обречен. Более того, новое положение его во многих смыслах устраивало. Да, большую часть времени приходится сидеть в кандалах за стальной решеткой клетки. Но зато…

Зато не надо постоянно бродить по развалинам в поисках жратвы. Зачем где-то рыскать, мозоля пятки, если «пища» сама поджидает на арене? Достаточно помахать дубиной несколько минут и можно отправляться на заслуженный отдых – с куском честно заработанного мяса из трупа поверженного противника.

А в том, что противник будет обязательно повержен, Тарзан не сомневался ни на секунду. Ибо настоящие «новые люди», как гордо называли себя нео, не ведают сомнений, когда выходят на бой. Какие сомнения? Дубась врага до состояния отбивной и все дела.

Даже последняя схватка на арене сразу с двумя дампами, во время которой Тарзана изрядно потрепали, не поколебала в мохначе веры в собственные силы. Подумаешь, отрубили секирой пару пальцев и крепко врезали по башке, едва не выбив глаз? Так у него этих пальцев вообще, как грязи. А то, что глаз заплыл багровым фингалом, так то и вовсе пустяк. На крайняк можно и одним глазом обойтись.

А в самом крайнем случае можно врага и унюхать. Ведь нюх на то нео и дан, чтобы выслеживать любое живое существо и точно определять его вид – даже, извините, по запаху дерьма. А уж хомо – главного врага и конкурента «новых людей» за власть в Зоне Москвы – Тарзан мог вычислить с закрытыми глазами.

Правда, сейчас случилось маленькое недоразумение. Присутствие на арене пахучего хомо Тарзан определил быстро, но при этом, действуя инстинктивно, принял за гладиатора распорядителя боев Игната. Потому и двинулся в его сторону.

Будь у Тарзана чуток побольше мозгов, он бы допетрил, что у него неладно со зрением, и одним фингалом после кровавой схватки с парочкой «мусорщиков» проблема не исчерпывается. Видимо, в результате сильного удара по косматой башке зрение Тарзана, условно выражаясь, расфокусировалось, и он частично ослеп. Из чего вытекают очень неприятные последствия.

Однако Тарзан никогда не отличался выдающимися умственными способностями. А после нокдауна в драке с дампами, приведшего к тяжелому сотрясению мозга, коэффициент, прости господи, интеллекта мохнача и вовсе упал до уровня имбецила. Поэтому наступление частичной слепоты его не испугало, а лишь неприятно удивило. И разозлило.

После окрика шпрехшталмейстера Тарзан сообразил, что сбился с курса, и, покрутив головой, обнаружил новую цель. Сначала он зафиксировал зрением смутную фигуру в противоположном углу арены. Затем, подключив на всю мощь рецепторы обоняния, уловил запах – благо, что ветерком тянуло как раз с той стороны.

Запах Тарзану понравился – пахло молодой и, несомненно, свежей человечиной. Он тут же вспомнил об обещании, полученном от маркитантов перед самым поединком – мол, если победишь, то съешь в награду сердце и печень хомо – и больше его уже ничего не беспокоило и не интересовало. Голодный мутант жаждал лишь одного – свистка Игната, означающего команду «бой!».

Тим, в одночасье превратившийся в Спартака, тоже ждал этой команды. Как, заметим, и возбужденная публика на трибунах. Но, в отличие от нее, Тим ничего не знал о короткой, но бурной биографии своего противника. В частности, о том, что Тарзан за последнюю неделю последовательно ухайдокал нескольких гладиаторов. А в последнем поединке – аж сразу двух дампов.

И все потому, что желающих драться против Тарзана один на один на тот момент не нашлось. И тогда Гермес договорился с вожаком «мусорщиков» Бужыром, что клан дампов выставит против Тарзана одновременно двух бойцов – чтобы уравнять шансы. И уравняли.

Однако «мусорщикам» удвоение сил не помогло. Разве что увеличило время поединка, доведя кровожадную толпу на трибунах до экзальтации. В итоге Тарзан все равно порвал дампов на клочки. Хотя и не без последствий для своего организма.

Вот такого мощного, отмороженного на всю косматую башку, бойца из клана городских нео Игнат выставил против юного Тима. Не просто так, конечно, выставил, а по указанию Гермеса, имевшего на то свои меркантильные виды. Исходя из них, старшина рассчитывал на победу Тима.

Это, впрочем, не делало задачу Тима менее сложной. Ведь когда имеешь дело с непредсказуемыми и яростными нео, любые расчеты не стоят и ломаного гроша. Уж такие они лихие ребята, эти мохначи…

– Прием ставок прекращается! – объявил Игнат. – Гладиаторы – бой!

После чего, надув щеки, издал пронзительную трель.

Тарзан зарычал и, сильно горбясь, двинулся в сторону Тима. В отличие от большинства своих сородичей мутант ходил, не выпрямляя до конца спину – возможно, из-за специфических особенностей строения своего позвоночника. В правой лапе он держал традиционное оружие мохначей – здоровенную дубину, выстроганную из комля. Толстый конец щетинился кусками арматуры пятисантиметровой длины, что превращало примитивное орудие в разновидность палицы с шипами.

Теперь Тим понял, почему Игнат специально посоветовал ему не подворачиваться под дубину. Вместе с длинной и мощной лапой нео она представляла не просто грозное, а воистину смертельное оружие. А ведь у мохнача еще и кулаки с тыкву. И ногти, почти как когти у рукокрыла. С такими лапами можно и без оружия в клочки разодрать…

Сближаясь с врагом, Тим лихорадочно прикидывал, что он может противопоставить косматому монстру. Силу? Вряд ли. Даже в полусогнутом положении Тарзан не уступал Тиму в росте. И весил, наверное, с десяток пудов… Нет, за счет силы его не возьмешь, это тебе не полудохлый хромой Шакал с конечностями разной величины…

Тогда за счет чего? Меч против дубины? Так-то меч, конечно, удобнее. Им и кольнуть можно и рассекающий удар нанести. Но вот против дубины им особо не пофехтуешь. Более того, можно вовсе безоружным остаться. Меч – он не топор, толстое дерево рубить несподручно. Рукоять дубины одним ударом все рано не перерубишь, а вот клинок затупишь. А то и застрянет в набалдашнике с железными штырями.

И тогда конец. Ведь у нео и нижние лапы, как оружие. А у человека ноги лишь для ходьбы. Можно, конечно, пнуть куда-нибудь при случае, да вот только подобного амбала простым пинком не свалишь – разве что сильнее разозлишь.

В общем, получается, что и меч в данном случае не преимущество. Тогда что?

Тим заметил странное поведение Тарзана еще до начала поединка, когда тот вдруг дернулся в сторону шпрехшталмейстера. Но не придал этому значения, списав на горячий норов мохнача. Мало ли что ему в голову плеснуло? Однако сейчас, приближаясь к мутанту, Тим снова отметил странность в его поведении. Уж слишком медленно тот передвигался и при этом постоянно крутил головой, словно принюхиваясь.

Чего он, интересно, хочет унюхать? Или кого? Запах на арене был обычный – в том смысле, что воняло чем попало. Гнилью, кровью, потом…

Неясная мысль шевельнулась в мозгу Тима. Она еще не до конца сформировалась, а Тим уже предпринял проверочный маневр – по наитию. Взял и резко переместился в сторону.

На трибунах недовольно зашумели – видимо, кое-кто из зрителей решил, что гладиатор-новичок трусит. Иш, заметался, как куропатка. Обкакался уже, небось, от одного вида Тарзана. Где только таких гладиаторов набирают? Эх, халтурят торгаши, лишь бы монеты за вход брать…

А вот сам Тарзан отреагировал иначе и, опять же, странно – просто взял и остановился. При этом заворчал, приоткрыв пасть с выступающими из верхней челюсти клыками. Не сразу, но повернул в сторону Тима косматую башку гориллы. И лишь потом двинулся в этом же направлении – все так же не спеша, переваливаясь с лапы на лапу.

Ситуация помаленьку прояснялась. Но требовалось кое-что дополнительно проверить и уточнить. Тим поднял с земли небольшой камень и скрытным движением кисти – от бедра – швырнул его в мохнача. А ну-ка лови, урод. Если получится.

Тим метил противнику в грудь, вовсе не рассчитывая нанести тому серьезное повреждение. Такого громилу и валуном не свалишь, а тут всего лишь камушек. И летит, считай, еле-еле. В общем, лови – не хочу. Но вот если не сможешь…

Нео не поймал. Лишь в последний момент вскинул свободную левую лапу, пытаясь отмахнуться от камня, как от назойливой мухи. Но промахнулся.

Неужто у косматого с реакцией проблемы? «Да нет, – подумал Тим. – Заторможенным его не назовешь. Лапой-то он резко дернул. Но поздно – когда камень уже перед самой мордой находился. Значит, проблемы у него со зрением».

Камень влетел прямиком в приоткрытую пасть мохнача. Тот рефлекторно клацнул зубами, словно подтверждая, что реакция у него в полном порядке. И так же рефлекторно проглотил «гостинец» с удивленным выражением на морде.