Текст книги "Кремль 2222. Спартак"

– Откуда же мне знать? Мы с ним секретную информацию не обсуждали. Да и вообще почти не разговаривали.

– Понятно. Жаль, – не совсем впопад изрек сержант. – Ну что, топаем в Капитолий?

– Топаем.

Сергей сделал последнюю затяжку, досмолив самокрутку до конца – так, что обожгло пальцы. Но лицо его осталось неподвижным и спокойным.

«Доложит Бугор Якубу про палаш и шлем, как пить дать – доложит, – подумал, растирая крошечный остаток цигарки в руке. Автоматическая привычка, из числа тех, что вырабатываются годами – нельзя в разведке оставлять следов. Окурок, это тоже след. – Навершие из орла, конечно, не только у Ильи на оружии было. Но вряд ли Якуб поверит, что я не сумел опознать свою работу… Нда-а… Придется самому доложить о гибели Ильи и группы, пока сержант не опередил. Так ведь и спалиться можно. А мне никак нельзя палиться. Потому что теперь мне есть о ком заботиться».

Он имел в виду маленькую дочь Маришку, которую воспитывал один с самого рождения – ведь жена умерла при родах. Точнее, воспитывала Маришку бабушка, а он, так сказать, принимал посильное участие. Но теперь дочка полностью на его попечении и ответственности.

А о Глаше старшина Латыпов в тот момент ничего такого не думал. Разве что не шли из памяти ее глаза. Огромные, как лесные озера, до дна наполненные болью и отчаяньем…

Глава третья
Кровь и песок

Когда Марфа заглянула в кабинет старшины, тот сидел за столом и что-то записывал в толстой синей тетради. Ключница знала, что это бухгалтерская книга, а в таких случаях говорить под руку нельзя. Поэтому скромно встала у порога, но Гермес, видимо, уже закончил работу. Захлопнув тетрадь, он положил ее в сейф, закрыл дверцу на ключ и лишь потом рассеянно спросил:

– Ну, чего там у тебя?

– Да я по поводу тату у Тимохи.

– Какого тату?

– Помнишь, я говорила, у него на плече рисунок выколот? Но он тогда грязью замазан был.

– Ну, помню.

– Так вот, когда Тимоху в прачечной мыли, разглядела я, что там за птица.

– Ну-у? – старшина оживился. – И какая?

– Орел у него выколот.

– Орел? Орел, значит… – Гермес помолчал, в задумчивости почесывая бородку. – Странная наколка для «лесного». Таких птиц в Москве давным-давно не водится. А ты уверена, что это именно орел? Где ты их раньше видела?

– Живых не видела, – сказала Марфа. – Зато других видела. Помнишь, к нам в прошлом году приезжала делегация капитолийцев?

– Конечно, помню.

– Так вот, у них была такая штука… ну, на палке, на ней была фигурка орла. Мне Степан тогда сказал, что это орел.

– Фигурка орла на палке?.. Такая штука называется штандарт. Да, теперь вспоминаю. Фигуру орла капитолийцы изображают на своем гербе… – Гермес, наклонив голову, настороженно взглянул на помощницу. – Постой. Ты думаешь, что Тимоха из Капитолия?

– Ничего я не думаю. – Ключница повела плечами. – Одно дело, этот самый, герб. Другое дело – тату на плече. Мало ли зачем ее Тимоха себе наколол? Некоторые даже удильщика на жопе накалывают, хотя его в глаза никто не видел.

– Не скажи. Про удильщика, по крайней мере, все слышали. А орел – птица древняя, вымершая… Слушай, может, все капитолийцы накалывают себе орла? Ну, обычай такой.

– Может, – равнодушно отозвалась Марфа. – Только я ни одного голого капитолийца раньше не видела – ни живого, ни мертвого. Откуда мне знать, чего они себе накалывают?

– Тоже верно. – Старшина несколько секунд молчал, покачивая головой. – Как там, кстати, наш Тимофей?

– Сейчас не знаю. Отвела его в каземат, как ты велел. Там его в клетку заперли до вечера.

– И что?

– Что?

– Как Тимоха себя вел?

– Да нормально вел, спокойно. – Марфа приподняла плечи, и ее могучие груди выразительно колыхнулись под платьем. – Разве что головой все время вертел по сторонам и все расспрашивал – что да как. Чудной он какой-то – и впрямь будто всю жизнь в лесной землянке просидел.

– Или все-таки шпион, – пробормотал Гермес. – Хотя вряд ли… Посылать лазутчика с такой наколкой, это уж совсем нас за идиотов считать… Так или иначе…

Он задумался, теребя свою аккуратную бородку. Мало, очень мало знали маркитанты о Капитолии и его обитателях. Кроме одного – что это мощный и опасный враг. Пока капитолийцы ведут себя мирно и даже несколько торговых сделок с маркитантами провернули. Но покупают, в основном, порох, боеприпасы и оружие. Недавно малокалиберную пушку просили, умники. Гермес отказал, заявив, что такого оружия у них на продажу нет.

Пушек у маркитантов и на самом деле отродясь не было. Но если бы и имели их в загашнике, то все равно не продали бы капитолийцам. Потому что продавать можно все, что угодно, за исключением того, что может навредить клану. Такова одна из главных заповедей маркитантов, и Гермес ее всегда свято придерживался. Даже лысому ежу понятно, что капитолийцы потенциальные враги, пусть пока и не рыпаются. Однако это до поры до времени, потому что кишка тонка Стадион штурмом взять.

Так что, от мертвого хоммута им уши, а не пушки. Вот если чего помельче, типа карабинов, это можно. Чего не продать товар, если за него дают хорошую цену? За золото можно и «калаши» продать, и даже гранат малехо. Но не пушки. Ибо с Капитолием рано или поздно придется схлестнуться не на жизнь, а на смерть – территория-то, считай, одна, а два медведя в одной берлоге не живут. Если им, конечно, кто-нибудь раньше рога не обломает, Когорте этой самой, или как там их…

Гермес дорого бы заплатил за любую новую информацию о Капитолии и устройстве его общества. И взять в оборот Тимоху в расчете на получение подобной информации показалось, на первый взгляд, заманчивой идеей. Начнет палач спускать шкуру заживо – сразу запоет. Но…

Но лишь в том случае, если он и в самом деле из Капитолия. И если у него не отшибло память, и он лишь косит под дурачка. А иначе…

А иначе угробят парня ни за грош безо всякой выгоды. А это – не по-хозяйски, нерачительно. Скорее всего, никакой Тимоха не шпион. Да и наколка орла ни о чем не говорит. Правильно заметила Марфа, что наколоть что угодно можно, даже удильщика на заднице…

Гермес, как и любой уважающий себя маркитант, был жаден и расчетлив, считая каждый рубль. И теперь он прикидывал, как подороже продать товар, неожиданно оказавшийся у него в руках. Даже не столько продать, сколько пустить в оборот, чтобы он принес как можно больше прибыли.

А прибыль сейчас была, ох, как нужна. Полмесяца назад клан Тушинских маркитантов понес серьезные убытки. Их обоз с товаром отправился на встречу с обозом лесных людей – для торговли и обмена. И не вернулся.

На следующий день Гермес снарядил поисковую группу. Однако та обнаружила лишь разбитые и покореженные бронетранспортеры. Пустые. В том смысле, что ни людей, ни, самое главное, товара. Но сиденья водителей на обоих «бэтээрах» оказались залиты кровью. И на земле поблизости тоже были свежие следы крови. И всё. Как хочешь, так и понимай.

Несчастье случилось как раз в то смутное время, когда «лесным» объявили войну нео. А затем, через несколько дней, на острог лесных людей напали капитолийцы. И с тех пор Гермеса мучил вопрос – что же случилось с их караваном? Уж не капитолийцы ли его грабанули под шумок?

За такой беспредел шкуру живьем спустить мало. Но сначала надо дознаться точно, кто разбой сотворил. Тимоха вряд ли к нему причастен, даже если он и на самом деле из Капитолия. Вернее, если он из Капитолия, то тут тогда черт ногу сломит…

– Я так понимаю, ты собираешься Тимоху в боях использовать? – устав от долгого молчания Гермеса, спросила ключница. – Думаешь, получится на нем хорошо наварить?

– Хорошо бы, да рано загадывать, – задумчиво отозвался старшина. – Надо сначала проверить, что он из себя представляет. Если его в первой схватке завалят, то туда ему и дорога. А если умелый боец… – он хитро прищурился, – то можно и на тотализаторе раскрутить.

Марфа кивнула. Она хорошо понимала, куда клонит предводитель клана маркитантов. Зарабатывать на гладиаторских боях можно по-разному. Самый очевидный и простой источник дохода – плата, которую публика вносит за проход на трибуны. Но на этом большой прибыли не получишь.

Совсем иной коленкор – тотализатор. Во-первых, владелец тотализатора всегда получает процент от общей суммы ставок – так что, дело беспроигрышное. Во-вторых, зная, как оцениваются шансы бойцов, можно подстроить нужный результат – если играть против фаворита, на которого ставит основная часть публики.

– Нюхом чувствую, должен я на этом парне неплохо заработать, – заявил Гермес. – Он же настоящий олух, как его не использовать втемную? Верно?

– Верно, – согласилась ключница. – Только я одного не пойму – Тимоха со своей девкой все равно в наших руках. Куда ему деваться? А ты его зачем-то уговариваешь, договор с ним заключаешь. Мог ведь просто заставить – вон сколько у нас таких в клетках сидят.

– Предлагаешь сделать его рабом, чтобы дрался за жратву?.. Примитивно мыслишь, Марфа. – Старшина самодовольно хохотнул. – Заставить я его, конечно, могу. Но по-настоящему хорош тот боец, что сражается не за страх, а за совесть. Это мутам лишь бы брюхо набить. А почему? Потому что они тупые и живут одним днем. А человеку нужны стимулы с перспективой. Тогда он горы свернет. А что это означает?

– Что? – вежливо поинтересовалась ключница.

– Что боец будет драться с удвоенной силой. И порвет кого угодно. А из-под палки человек дерется плохо. Без энтузиазма, я бы сказал.

– Все равно не понимаю. Какой еще энтузиазм, когда на кону твоя жизнь? Разве это не стимул?

– Стимул, конечно. – Гермес кивнул. – Однако одно дело, когда дерешься лишь за себя. Другое, когда за себя и еще кого-то. Тимоха будет драться, как зверь, потому что хочет спасти Алену, а не только свою шкуру. Ну и надеется при этом, что у них есть будущее. Вот тебе и двойной стимул – спасти себя и сестру. Слышала, он сказал, что готов за нее пасть рвать? Вот и пусть рвет.

– Ну и порвет, предположим. А дальше что?

Старшина хмыкнул.

– Пусть грохнет для начала пару мутов, а дальше посмотрим, что с ним делать. Да и с сеструхой его.

– А если он поймет, что ты его за нос водишь? Ты же их не собираешься отпускать, верно?

– А чего их отпускать? Я их не звал, сами к нам заявились. Это просто бизнес, Марфа. – Гермес помолчал и с лицемерным сочувствием добавил: – Да и куда они вдвоем потом денутся? Их же муты на куски порвут, едва они за ворота выйдут. Пусть уж у нас в крепости поживут. Не задаром, конечно…

– Тогда ты ему маловато собрался платить. Что если Тимоха врубится и права качать начнет?

– Пусть только попробует. – Лицо старшины мгновенно стало жестким. – Если сестры не жаль… Как там, кстати, эта Алена? Выживет?

– Выживет. Рану ей заштопали, оклемается. Девка молодая, крепкая…

– Вот именно, что молодая… Хороший товар, я сразу ее заценил. И, считай, без изъянов.

– В наложницы себе возьмешь? – с показным безразличием спросила Марфа.

– Почему бы и нет? Девка она ладная.

– Ну, это как поглядеть. По мне – ни кожи, ни рожи. Шрам, вон, на ляжке останется.

– Шрам на ляжке, это пустяки по нынешним временам.

– А фингал какой на щеке! Видел?

– Ну, Марфа, ты даешь! – Гермес рассмеялся. – Ха, фингал! Фингал, что снег летом: выпал – и сошел. Будто сама никогда с фонарем не ходила. Синяк бабу украшает. Если получила, значит, есть за что. И мужики к ней неравнодушны. Сноровистая, значит, кобылка.

– Ну-ну! А если заерепенится твоя кобылка? Я слышала, что у «лесных» бабы злые и кусучие, как крысособаки. Не боишься, что откусит чего-нибудь?

– Ха… Будет ерепениться, прямиком в публичный дом попадет… А ты что, никак приревновала?

– Еще чего! Какая мне разница? – Ключница переступила с ноги на ногу, колыхнув ягодицы. – Ты мне, чай, не муж. А я тебе не жена.

– Ну, жена не жена… – Глаза старшины похотливо блеснули. – Может, покувыркаемся немного?

– Когда я была против? – с игривостью отозвалась ключница. – Только…

– Что?

– Ты же хотел глянуть, как Тимоха дерется. Игнат тебя ждет, чтобы его выпустить. А то темнеет уже. Или ты решил испытание до завтра отложить?

– Да нет, зачем такое откладывать? Лучше я тебя пока отложу. – Гермес хохотнул. – Зайдешь после ужина, разомнемся. А Тимоха пусть отрабатывает ночлег – у нас тут не богадельня…

Гладиаторские бои на территории Стадиона проводились почти каждый божий день – если выражение «божий» вообще применимо к чудовищному постъядерному бардаку, который наступил после Третьей мировой. Проводились с того самого момента, когда частично разрушенное строение на южной окраине Тушино обжили и превратили в неприступную крепость местные маркитанты. Затем, как водится у рачительных коммерсантов, устроили здесь рынок и заодно арену для гладиаторских боев, чтобы приумножать прибыль не отходя от кассы.

Для арены выкроили часть бывшего футбольного поля. Эта прямоугольная площадка, где сражались и умирали бойцы, за минувшие годы впитала в себя столько пота и крови, что вполне могла бы превратиться в кровавое озеро. И превратилась бы, если бы не хорошая дренажная система и жадные до крови корни дворового дерева-мутанта, росшего прямо на поле.

Гигантский дендр имел четыре пары стволов, верхушки которых срослись между собой, образовав арки. Первоначально, обустраивая заброшенную территорию, маркитанты попытались избавиться от дендромута, срубив стволы. Но у них ничего не вышло, потому что стволы отрастали на удивление быстро, а корни маркитанты выкорчевать не могли – те уходили куда-то вглубь под основание трибун.

И тогда новые хозяева Стадиона махнули на растительного мутанта рукой – мол, пусть живет, места всем хватит. Он ведь, в принципе, не опасен, если вовремя обрубать свешивающиеся с верхушек лианы и не щелкать хлебальником, когда идешь мимо. А еще и пользу можно извлечь.

Между собой маркитанты прозвали сросшиеся стволы «аркой смерти» – именно под ней, у подножия двух стволов, похоронная команда складывала тела погибших бойцов. К утру от мертвецов почти ничего не оставалось, кроме скелета, обтянутого кожей. А его шустро подъедали и догрызали сухопутные осьминоги, обитавшие в норах под трибунами.

Оно и правильно – зачем антисанитарию разводить рядом с торговыми рядами, привлекая квазимух и прочих тварей гниющими «отходами производства»? Ведь бои шли на арене от полудня до заката, и в трупах недостатка не было. А всё потому, что народ любит зрелища. И всегда находятся те, кто готов за него заплатить или рискнуть собственной жизнью ради нескольких «Сеятелей».

Правда, на корм дворовому дереву отправлялись далеко не все трупы – только те, что принадлежали прогнившим дампам и ядовитым осмам. Тела большинства погибших мутантов, а также людей, шли на переработку. Полученная продукция частично – качеством похуже – использовалась для прокорма фенакодусов, частично – качеством получше (так сказать, первый сорт) – попадала в трактиры.

Их на территории Стадиона находилось два – один для людей, другой для мутов. Но принципиальная разница между трактирами заключалась лишь в одном – мутантов кормили чем ни попадя, а вот людям никогда не подавали блюда из человечины. Из свежеубитого нео всегда пожалуйста. Да даже и из слегка протухшего ворма. Но не из человечины. Сервис, называется – еж твою удильщика бабушку.

Впрочем, в меню пикантные детали о конкретном происхождении продуктов не указывались. Да и меню, как такового, не было. Официант спрашивал: «Вам мяса копченого, жареного или вареного? Или предпочитаете котлеты из отборного фарша?» И – кушайте на здоровье, клиенты дорогие, не отравитесь… Как любил говаривать глава клана маркитантов старшина Гермес: «Бизнес есть бизнес – плати и жри, что дают. И ничего личного».

День начинал клониться к закату, когда старый знакомец Фрол сопроводил Тима до арены. До этого тот несколько часов провел в стальной клетке, но они пролетели незаметно. Потому что Тим сразу завалился спать – сказались тяжеленные события последних двух суток, когда жизнь постоянно висела на волоске – и дрыхнул, как убитый, до того момента, пока не разбудил Фрол. Он растолкал Тима, лежащего в углу клетки на куске дерюги, и коротко бросил: «Вставай, лесной. Пора делом заняться».

Каким именно делом, охранник не уточнил. А Тим не спросил, потому что спросонья плохо соображал. Да и чего спрашивать? Скоро сам все поймет.

Но сначала Фрол велел снять Тиму рубашку. Так и заявил: «Снимай свою гимнастерку».

«Зачем?» – удивился Тим.

«Затем, что не на прогулку идешь», – сказал Фрол.

И вытащил из мешка две рубашки. Одна – без рукавов, из какого-то плотного материала. А вторая – с короткими рукавами – была изготовлена из мелких железных колец.

«Это подлатник и доспехи твои – панцирь называется, – пояснил охранник. – Переодевайся шустро и двинули. А гимнастерку здесь оставь. Узкая она у тебя, лишь мешать будет».

«А куда двинем?» – спросил Тим.

«В Колизей», – многообещающе произнес Фрол с нехорошей ухмылкой. И Тиму расхотелось уточнять. Поганенький он, этот Фрол, как-нибудь и без него все узнаю. Тим облачился в панцирь, и они двинули в непонятный Колизей.

Сначала миновали ряд клеток. Часть из них пустовала, в некоторых обитали мутанты. Тим особо не приглядывался – шли они с Фролом быстро, да и темно было. Ведь в подтрибунном помещении, где находились клетки, отсутствовали окна, лишь чадили несколько факелов.

Тим успел заметить косматого нео – тот стоял у решетки и злобно скалился – и парочку неизвестных уродов с пупырчатыми башками. Они тихонечко сидели в углу своей клетки, почти не выделяясь на темном фоне задней стенки. И Тим бы вовсе их не засек – если бы не слабый фосфоресцирующий свет, исходящий от голов мутантов.

От неожиданности Тим затормозил и спросил:

– А кто это?

– Осмы, разумеется, – ответил Фрол, шедший сзади.

– А чего они такие?

– Какие?

– Как светлячки.

– Потому что жрут радиоактивные отходы. Ты топай давай, чучело. Здесь тебе не это самое… не экскурсия.

– Чего-чего? – удивился Тим. – Какая экскурсия?

Не хотелось ему общаться с грубияном Фролом, совсем не хотелось. При других обстоятельствах ни за что бы спрашивать не стал. Но сейчас спросил, потому что позарез нуждался в новых знаниях – старых-то в голове почти не осталось.

– Того, – буркнул Фрол. – Слишком много вопросов задаешь. Ты, Тимоха, часом, не шпион?

– А кто это?

– Котях в пальто! – мгновенно рассвирепел охранник. – Шагай вперед, а то дубинкой врежу!

И Тим прибавил ходу, чтобы не нагнетать напряжения. Больше он никого в клетках не обнаружил. Или не сумел рассмотреть в темноте.

Они миновали боковой коридор и очутились на поле. Том самом поле, где раньше, до Великой Войны, по словам Фрола играли в непонятный ногомяч. А фаны сидели на трибунах и болели от этого. А потом еще жертвы приносили своему идолу… Придурки, чего тут скажешь. Доигрались до Третьей мировой…

Сразу у выхода из коридора, частично перекрывая его, рос один из стволов дворового дерева-мутанта. С его изогнутой верхней части свисали ветви-лианы. До них от земли было высоко, метров пять, не меньше. Но в тот момент, когда Фрол и Тим проходили под живой аркой, лианы зашевелились, как змеи, издавая странный звук, похожий на причмокивание. Ощущение показалось настолько неприятным, что Тим непроизвольно пригнул голову. И лишь потом посмотрел наверх.

– Не ссы, чудило, – с насмешкой бросил Фрол. – Сейчас до них еще далеко, не дотянутся.

– Я здесь утром проходил, – сказал Тим. – Тогда они совсем короткими были. Я даже не думал…

– Хоммут тоже не думал, да в суп попал. То-то, что утром – рано утром их обрубают, чтобы проход освободить. А вот ночью сюда не суйся – раздербанят на клочки. Усек, «лесной»?

– Да, – сказал Тим.

Он действительно кое-что «усек». Кровососущие лианы дворового дерева образовывали «живую изгородь», отсекая поле от входа в коридор, который вел к клеткам с гладиаторами и заключенными. Ночью в темноте подобную преграду преодолеть очень непросто, даже при наличии рубящего оружия. Но как быть, если кому-то ночью срочно понадобится выйти на поле или, наоборот, попасть во внутренний тоннель? Тем же охранникам, например?

Тим уже собирался спросить об этом у Фрола, но сообразил, что тоннель тянулся в разные стороны. Наверное, там имелись другие проходы внутри Стадиона, которые хорошо охранялись. Но это были длинные обходные пути. А вот самый короткий путь от клеток к полю ночью преграждали смертельно опасные лианы дендра, выступая в роли дополнительной охраны. Днем же здесь располагался обычный пост из двух караульных с карабинами.

Сейчас караульные находились снаружи, за линией стволов дендромута – непосредственно на поле. На проходящих мимо Фрола и Егора почти не отреагировали – лишь лениво «даванули косяка», а один из них с ухмылкой спросил:

– В Колизей на забой ведешь?

– Угадал. К удильщику на рога, – отозвался Фрол.

Большую часть поля занимали примитивные одноэтажные строения, между которыми тянулись ряды длинных деревянных столов. Вокруг них шастал разнообразный народец. Тим уже знал, что это рынок, потому что утром проходил по краю поля вместе с Марфой-ключницей, и та кое-что растолковала.

Мол, это называется торговля. Продавцы продают товар, покупатели покупают. Иногда один товар обменивают на другой. Народ собирается со всей округи, даже с дальнего берега Водохранилища приходят. Пускают всех, но за плату. А те, кто приносит товар, дополнительно уплачивают пошлину.

Так пояснила Марфа. А Тим запомнил. Он запоминал все подряд – надо же чем-то заполнить пустую голову? Глядишь, чего и пригодится или натолкнет на воспоминания.

Народу, правда, утром на поле было совсем мало. А сейчас, к вечеру, набралось изрядно. Тим пробежался взглядом по толпе, и в животе вдруг внезапно похолодело. Он увидел среди покупателей несколько фигур в знакомых до тошноты дамповских обмотках. «Мусорщики!» Вот, твари. Тоже, получается, на рынок ходят, как порядочные мутанты.

Или… или они ищут его и Алену? Неужто вожак Бужыр отправил на Стадион своих лазутчиков? Хм… Почему бы и нет? Ведь дампы видели, как Тим и Алена переправились на другой берег затона, и пустились за ними вдогонку. Не догнали, слава Всевышнему, но…

Черт, как же он об этом не сообразил?! Дампы – отличные следопыты. Они наверняка облазили все окрестности и могли обнаружить следы Тима. Хуже того! Они могли заметить Тима и Алену, когда те подходили к воротам Стадиона. Ведь вокруг – открытое пространство.

Если так, то ситуация резко ухудшается. «Мусорщики» наверняка затаили на беглецов дикую злобу. Ведь те улизнули из-под самого носа, сорвав дампам праздник жертвоприношения. Да еще и убили колдуна Ашаба. Нет, Бужыр такого не забудет, теперь Тим и Алена злейшие враги всего клана дампов. Только сунься за ворота крепости – тут же схватят и раздерут на части.

К гадалке не ходи – дампы устроили засаду в зарослях и следят за входом. Более того – рыскают по рынку, собирая информацию. Маркитанты, конечно, не дадут им разгуляться на своей территории, но, в целом, хорошего мало.

Это что же получается? Опознают ли они Тима, когда увидят его отмытого от многодневной грязи и в нормальной человеческой одежде? И сумеют ли пронюхать о том, что в лазарете маркитантов находится раненая Алена? Может быть, предупредить Гермеса?..

Предупредить-то можно, только вот тогда получится, что Тим до этого врал старшине. А еще непонятно, как использует глава маркитантов новую информацию. Уж точно не на пользу Тиму и Алене. Хитрый он, хотя и притворяется добродушным и честным. Тим это почувствовал, пусть еще и не разобрался до конца в хитростях Гермеса. А надо бы разобраться…

Тревожные размышления прервал Фрол, скомандовав:

– Все, пришли. Жди здесь и не рыпайся.

Они остановились около невысокого забора из штакетника, огораживающего площадку в углу бывшего футбольного поля. С двух сторон к площадке примыкали ярусы, которые, как недавно узнал Тим, назывались трибунами. Но Тим и Фрол оказались с противоположной стороны от трибун, рядом с широкой калиткой. Сейчас она была распахнута.

– Что это? – Тим показал на площадку.

– Кладбище для ублюдков, – угрюмо отозвался Фрол.

Тим, уже привыкший к грубым манерам охранника, сразу понял, что тот опять насмехается над ним. Хамит, в общем. В другое время Тим давно бы уже врезал злобному говнюку в рыло, но сейчас приходилось сдерживаться. Он напряг память и неуверенно произнес:

– Это не кладбище. Это…

– Ну? – Фрол ухмыльнулся.

– Это арена, да? Здесь дерутся гладиаторы, верно?

– Почти верно, чучело, – буркнул охранник. Его слегка удивила догадливость Тима, которого он успел зачислить в непроходимые тупицы. – Да, это арена. Мы называем ее Колизеем. Но здесь не только дерутся, а и погибают. Трупы потом складывают вон там, – Фрол махнул рукой в сторону дерева-мутанта, – у «арки смерти». Вот тебе и кладбище, не отходя от кассы. И ты там скоро будешь, чучело.

Он явно презирал Тима, считая его существом второго сорта, даже, возможно, ненавидел. Тим не понимал причин такой немотивированной злобы. Он же не мутант, в конце концов. И ничего плохого этому Фролу не делал. Зачем так злиться?

– Посмотрим, – сказал Тим. – Может, и буду. А чего я здесь должен ждать?

– Того, – снова окрысился Фрол. – Велено ждать – жди. И не вздумай сдернуть куда – сразу схлопочешь люлей.

Он сделал шаг к Тиму и вытянул перед его носом руку со сжатым кулаком. Тим слегка отшатнулся. Не потому, что испугался (еще чего!), а из-за того, что от охранника противно пахнуло какой-то гадостью. Если бы Тим помнил о том, что такое алкоголь, он бы догадался, что от Фрола несет перегаром. Но Тим не помнил, и поэтому подумал, отворачивая лицо в сторону: «Дерьмом изо рта пахнет, как от котяха. Дохлятину, что ли, ел?»

И вдруг он разглядел на пальцах охранника выколотые буквы. Четыре буквы. И хотя они находились в перевернутом положении, Тим все же сообразил, что буквы означают имя маркитанта: ФРОЛ. Фрол…

Откуда-то из глубины сознания всплыла картинка. Лежащий на земле автомат Калашникова, цевье которого сжимает рука. Оторванная по локоть рука. А на пальцах синеют буквы. Четыре буквы: ИВАН.

– То-то, – с удовлетворением констатировал Фрол – замешательство Тима он понял по-своему. – Стой здесь и жди Игната. Я тоже скоро вернусь.

Он развернулся и двинулся вдоль ограждения вправо – в глубь поля. Тим попытался сосредоточиться, однако воспоминание об оторванной руке с наколкой уже растворилось в его памяти. Как камень, брошенный в воду – бульк, разошлись круги и снова неподвижная гладь. Что за рука, что за Иван? И было ли это настоящее воспоминание или какой-то непонятный морок?

Тим не сумел ухватиться за ниточку, которая помогла бы распутать клубок воспоминаний. Да и не особо старался, потому что вдруг заметил на трибуне старшину Гермеса и пышнотелую Марфу. Они стояли на нижнем ряду совсем недалеко от Тима, и он решил к ним подойти.

А почему бы и нет? Всё какие-никакие, а знакомые, и куда приятнее в общении, чем злобный Фрол. Следом пришла мысль, что Гермес и Марфа могут что-то знать о состоянии Алены. И Тим почти побежал к трибуне, но успел сделать лишь несколько быстрых шагов вдоль ограждения арены.

– Эй, ты куда?! – Вынырнувший откуда-то охранник преградил путь, выразительно наставив на Тима ствол карабина. – Куда прешь, спрашиваю?

– Мне туда надо, – сказал Тим. – Вон, с Гермесом поговорить.

– С Гермесом? Ишь ты, борзый какой. – Охранник нахмурился. – А ты кто такой?

Тим задумался на пару секунд.

– Гладиатор я. Меня Фрол привел.

– Фрол? Ну и что? Гладиаторам на трибуну не положено.

– Почему?

– Рылом не вышел, чего непонятного. – Охранник грозно округлил глаза. – Вернись туда, где стоял. Ну?!

Тим – на всякий случай – отступил на пару шагов и остановился. Он намеревался возразить, но не нашелся сразу, что сказать. А переть буром на рожон не хотелось. Зачем лишние неприятности, вдруг этот придурок возьмет и стрельнет из своего оружия? Может, попробовать окликнуть Гермеса?

Тим покосился на охранника, прикидывая варианты дальнейших действий. И как раз в этот момент из проема открытой калитки появились два мужика в грязных робах. Мужики тащили носилки, на которых лежало тело человекообразного мутанта неопределенного вида.

«Ворм какой-то, – подумал Тим. – Похоже, мертвяк». И тут же заметил еще одного человека – приземистого, напоминающего шкаф. И подумал: «Ну и шкаф, этот маркитант».

То, что это именно маркитант, Тим определил по уже знакомому прикиду (как выражалась Алена) – полуботинкам на толстой подошве, трикотажным штанам и жакету из грубой кожи фенакодуса. На поясе у мужика в открытой кобуре лежал револьвер, а на шее висел на веревочке непонятный предмет.

– Куда его, Игнат? – спросил, притормаживая, передний носильщик. – К дендру?

– Какой дендр, олух? – сердито отозвался маркитант с револьвером. – Хорошее мясо, тащите его на переработку. И чтоб шустро мне, надо еще на арену опилок подкинуть.

Увидев Тима, «шкаф» сделал несколько осторожных шагов навстречу и с подозрением спросил:

– Ты кто такой, паря? Откуда взялся?

– Я Тим… Тимоха, в смысле. – Маркитант смотрел с недоумением, и Тим добавил: – Меня Фрол привел.

– Фрол? Вот как… А-а-а. Так ты этот, «лесной»?

– Да.

– Понятно. А Фрол где?

Тим пожал плечами:

– Не знаю. Сказал, что скоро вернется.

– Скоро? Вот как… Знаешь, кто я?

Тим отрицательно мотнул головой.

– Я шпрехшталмейстер, – напыщенно заявил маркитант. – Распоряжаюсь тут всем. Понял?

Но Тим не впечатлился.

– Шпрех… чего?

– Шпрехшталмейстер! – рявкнул маркитант. – Короче, распорядитель.

– Это, как старшина Гермес, что ли? – без задней мысли спросил наивный Тим.

«Шкаф» поморгал. Затем почесал затылок. И произнес почти миролюбиво:

– Ну, типа того. Короче, для тебя я сейчас самый главный. Зовут меня Игнат. Я занимаюсь проведением боев. – Он окинул Тима оценивающим взглядом и одобрительно хмыкнул. – А ты ничего, здоровый бугай. С мутантами драться приходилось?

– Да.

– С кем именно?

– С нео, – заученно сообщил Тим. И замолчал. Насчет драк с нео он, честно говоря, ничего не помнил. Вот дампы – иное дело, их он под утро с десяток завалил. Но про мохначей велела говорить Алена. А вот про «мусорщиков»…

– Вот как… И все? – с прищуром спросил Игнат. – Небогатый у тебя опыт, боец. Неужто больше ни с кем не дрался, кроме мохнатых?

– Дрался, наверное, – сказал Тим. – Но не помню.

Лицо маркитанта удивленно вытянулось.

– Как не помнишь? Ты чего, придурок, что ли?

– Вот именно, Игнат, – он настоящий придурок, – раздался голос Фрола. Охранник неожиданно появился из-за спины Тима и поспешил вмешаться в разговор. – У него память отшибло после того, как мохнач по башке отоварил.

– Мохнач?

– Ну, вроде бы. Если не врет – он же ни фига не помнит.