Текст книги "Жестокие звезды"

Я пришел в себя и поднял голову. Затылок жутко болел, зрение с трудом сфокусировалось. Кто-то врезал мне по голове. Сзади.

Вот тебе и теория о том, что я всегда побеждаю…

Аллея впереди была пуста. Ни старика, ни незнакомого интеллигентного мужчины. Я поднялся и мрачно сплюнул. Затем вытер рукавом рот и с удивлением обнаружил, что костяшки пальцев разбиты.

Похоже, я все-таки кого-то достал. Не просто так рухнул на землю без чувств.

Ко мне подошла пухлая женщина средних лет.

– Молодой человек, с вами все в порядке?

– Да, спасибо, – я постарался улыбнуться. – Хулиганы. Хотели обокрасть – да у меня ведь ничего нет.

– У вас голова разбита!

– Пустяки, – вяло отмахнулся я и поморщился. Ложь давалась мне с трудом.

– Но вы им тоже задали, – всплеснула руками женщина, – я видела издалека.

– А что я сделал?

– Их ведь двое сзади подбежало, один по затылку ударил, думал, что вы сознание потеряете, а вы им обоим по роже настучали. Они еле ноги унесли.

– А что со стариком? Вы видели старика, за которым я гнался?

Женщина задумалась:

– Нет, никого я не видела. Вы бежали, а те двое сзади…

– Спасибо. Я пойду. Правда, все в порядке.

Я вспомнил, что оставил пакет с продуктами на скамейке, и, держась за затылок, поковылял туда.

– Может, все-таки… – начала было женщина.

– Оставьте меня! Идите прочь! – я неожиданно для себя сорвался.

Женщина ушла, бормоча что-то себе под нос.

Пакета, конечно, на месте не было.

Справедливое общество – никакого воровства! Так, кажется, говорили в новостях? Все в нашей стране порочно. К чему ни прикоснись. Людей похищают посреди белого дня, других бьют по голове.

А еще… Еще замалчивают исторические факты, забывают про ветеранов. Вот такой вот социализм. Тот же жестокий строй, что и на Марсе.

И вокруг меня плетутся интриги, ведутся непонятные игры, кто-то пытается поддержать меня, кто-то вставляет палки в колеса. Одно я знаю точно – я не простой парень, не среднестатистический.

И за мной кто-то наблюдает. Всегда.

Я проследовал к автомату и взял себе коктейль. Нужно напиться. Чтобы не болел затылок, чтобы унять тупую боль в сердце. Мир рушится – теперь я вижу это все более отчетливо. А я перестаю быть милым добрым пареньком.

Не сказать, чтобы мне это нравилось. Но я потерял цель. Жизнь катилась под откос. И я продолжал пить.

10.12.2215

Мне снились гусеницы с человеческими лицами. Непонятная помесь овров и людей. Трудно представить себе что-либо более мерзкое. Длинные белесые тела, маленькие пухленькие лапки в сочетании с людскими головами. Столь очевидный контраст…

Разве нет?

Я тряхнул головой и сел на кровати. За окном, в вырываемом из всеобщей темноты конусе фонарного света, бесновался снег. Когда я был младше, мне нравилось идти навстречу ветру, так чтобы снег летел в лицо. Казалось, что я не иду, а лечу со сверхсветовой скоростью, и мне навстречу движутся не снежинки, а звездные системы.

Теперь это прошло. Сейчас снег для меня просто осадки. Не знаю, лучше ли эта правда моих детских фантазий, но правда она и есть правда.

С ней не поспоришь.

На часах было восемь утра. Мама, по-видимому, еще спала, поэтому я пошел вниз, на кухню. Там вытащил из самого дальнего угла холодильника две банки с пивом и вернулся обратно.

Пиво привычно зашипело, когда я открыл первую банку. Вкус у него был мягким, чуть с горчинкой. Я искренне порадовался, что положил его с вечера в холодильник. Надеюсь, когда мама проснется, она не станет ко мне принюхиваться. А то мне влетит.

Хотя маме сейчас не до этого. С начала зимы она чувствует себя неважно, глотает каждый день какие-то лекарства…

Мне она о своем здоровье никогда не рассказывает, а посмотреть правду о ней я не могу.

А вот про Пашку почти год назад я смог увидеть правду. Увидел, но не поверил ей. Впрочем, пока что у моего друга все шло хорошо. Письма от него приходили с завидной регулярностью и были преисполнены радости.

Пашка успел побывать на самой границе исследованного космоса. Какое-то время он работал на орбитальной станции в системе Капеллы, затем переехал к звезде Поллукс. Но и там он не задержался надолго, и вот совсем недавно ему пришлось обосноваться на Полушке.

Я посмотрел на матрицу кибер-дома. Зеленая лампочка в углу могла означать только одно – пришло письмо. Легок, однако, Пашка на помине.

Я открыл послание, на экране развернулась страница с текстом. Точно Пашка. Странно только, что он решил написать письмо. Обычно мой друг присылал нам с Наташей видеофрагменты.

Тем не менее я начал читать.

«Здравствуй, Сережа.

Отправляю тебе текстовое сообщение не потому, что не хочу поговорить с тобой напрямую или записать для вас с Наташей свой голос. Просто я сейчас нахожусь в госпитале по причине того, что полностью потерял слух. Не волнуйся, все у меня в порядке. Случился обыкновенный несчастный случай. Рассказывать долго. Может, как-нибудь после…

В общем, лежу один в палате и надеюсь, что доктора наколдуют мне новые уши. Так необычно быть полностью глухим, Сережа. Это сложно понять, сложно объяснить словами. Тебе, например, снились хоть раз сны, где бы играла музыка? Нет, не на заднем плане, а как сама тема для сна. Могу поспорить, что не снились. А вот мне теперь снятся.

 
Где не ступала нога человека,
Древняя раса создала свой путь.
Нет ее больше. А жуткое эхо
Нас не заставит с дороги свернуть.
 

Может, ты думаешь, что я сейчас занимаюсь ерундой, пытаюсь сделать так, чтобы ни ты, ни Наташа не волновались за меня. Что ж, в этом есть своя правда. Кому, как не тебе, чувствовать это?

И еще кое-что. Я хочу предостеречь вас. Не прилетайте сюда. Держитесь подальше от этой планеты. Здесь творятся странные вещи, Сережа. Очень странные. То, что я потерял слух, – это действительно ерунда. С остальными из моей группы все закончилось гораздо хуже…

Напиши мне, как там дела у вас. Новый адрес приложен в самом конце письма.

Твой друг навсегда, Павел».

Ледяным ветром веяло на меня с экрана. Что же у вас там творится, черт возьми? Как ты мог потерять слух, Пашка?

Мне стало страшно, действительно страшно. До дрожи в коленях, до холодного пота, выступившего по всей спине.

Снова тайны, снова боль.

Пашка попал прямиком в мясорубку. Я вот сижу себе дома на мягком и теплом диване, окруженный спокойствием и уютом, а он на Полушке, в госпитале, и его отделяют от того места, где он был ранен, считанные километры.

А если этот ужас вырвется? Если вновь накроет собой Пашку…

Господи…

Я обхватил голову руками. Надо успокоиться. Какой-то мнительный я сегодня с самого утра. Все будет в порядке. Пашка же сам сказал, что у него все нормально. Нужно поесть и зайти к Наташе, показать ей письмо, поделиться мыслями.

И все бы, наверное, и было так, как я спланировал в тот момент, если бы через пару минут в спальне я не обнаружил свою мать мертвой.

Вот это жизнь! Как же так? Еще вечером мама была жива: ходила, разговаривала, улыбалась – и вот теперь она лежит на кровати бездыханным телом. Руки такие холодные и неподатливые – на груди складываются с трудом, рот открыт и тоже никак не хочет закрываться. Вроде все выглядит как обычно, как при жизни, но все не то. Не знаю, как и объяснить. Словно взяли мою маму и вытащили из этого тела, а передо мной осталась только ее оболочка…

Оправившись от шока, я позвонил в больницу. Доктора добрались до нашего захолустья довольно быстро. Так же быстро осмотрели маму, подтвердили, что она мертва. Скорее всего, произошел внезапный инфаркт.

Тело забрали в морг для экспертизы, мне дали пластиковую карту с адресом и телефоном.

Так я и сидел с этой картой в руке посреди комнаты, пока на улице не рассвело. Затем выпил еще пива, раззаначил водку, спрятанную для особых случаев. Стал потихоньку опустошать бутылку. До этого я водку почти не пил и теперь очень удивлялся тому, что не такая уж она и горькая, как мне всегда казалось. Будучи уже основательно нетрезвым, я пошел в туалет и, справив там свои естественные потребности, остановился напротив зеркала.

Из зазеркалья на меня хмуро глядел молодой парень со всклоченными волосами. Вот он я какой! Ничего вроде бы страшного. Обычный потерявший надежду и уверенность в завтрашнем дне паренек.

Но меня бесит этот мой проклятый дар. Почему я каждый раз смотрю в это зеркало, когда умываюсь, и не могу увидеть правды о себе? Почему мне недоступно собственное будущее?

Уж если не про близких людей, так про меня-то самого чутье может что-нибудь сказать?

Раздался звонок в дверь. Я умылся холодной водой и пошел открывать. Дверь по моей команде скользнула в сторону.

На пороге стояла Наташа.

– Я слышала, у тебя трагедия, – сказала она. На раскрасневшемся от мороза лице видна была крайняя степень сочувствия.

– Проходи, – я отступил на шаг. – Новости неважные. Еще, между прочим, письмо сегодня от Пашки пришло.

– Да? И что пишет? – Наташа пританцовывала на одной ноге, снимая сапог.

– Слух потерял. Лежит в больнице.

– Да? – зачем-то переспросила Ната. – А в чем дело-то?

– Что-то случилось, – пожал плечами я. – Он толком не написал. То ли напал кто-то, то ли что-то рухнуло…

– М-да, – протянула Наташа. – Замечательная работенка. Хорошо, Крис так не напрягается.

– Кто такой Крис? – удивился я.

– Да так, – спохватилась Ната. – Один знакомый. Ты все равно не знаешь.

Наташа наконец сняла оба сапога и внимательно посмотрела мне в глаза:

– Ну и денек… А ты что? Все пьешь?

– …Уф-ф, – я упал на диван и распластался на нем эдаким осьминогом. – Ну, пью я, что мне еще делать?

Наташа не ответила. Сняв сапоги и пальто, она плюхнулась рядом со мной, затем, не моргнув глазом, высыпала себе на ладонь какого-то порошку.

– Вот это лучше понюхай – успокаивает…

Я тупо посмотрел на порошок.

– Иди-ка ты, Наташа, со своей наркотой! И так тошно!

Девушка посмотрела на меня снисходительно, как на полного дурака, и быстренько втянула носом содержимое ладошки. Голова ее откинулась назад, изо рта потекли слюни.

– Дура шизнутая! Ты что? Вообще сдурела? Что ты тут, мать твою, творишь? – Я закипел. Нюхать наркоту в моем доме – это уж было слишком.

Наташа между тем очнулась. Вытерла подбородок тыльной стороной ладони и забегала безумными глазами по комнате.

– Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал, Сережа! Я же знаю, ты тоже улетишь на Фронтир. Твоей мамы больше нет. Осталась только одна дорога. И ты там погибнешь или станешь инвалидом, как Пашка. А ведь я так хотела от него ребенка… Ты не знал об этом? Я говорила ему: Паша, сделай мне ребенка, прежде чем улетишь, пусть хоть он всегда будет со мной. И знаешь, что он мне ответил? «Я вернусь!» Ну и что? Ты думаешь, он вернется?

На секунду девушка замолчала. А потом продолжила:

– Сделай мне ребенка, Сережа! Хоть ты! Пожалуйста!

Какие знакомые песни… Мне ли одному она в последнее время говорит такое? «Лучше жалеть о том, что сделал…» Лучше вообще ни о чем не жалеть! А наркоманки и шлюхи мне никогда не нравились. С чего бы изменять своим принципам?

– Вали отсюда, Наташа!

Девушка замерла.

– Ты что? Не мужчина, что ли? Почему мне приходится тебя уговаривать? Я ведь знаю – ты любишь меня. Ну так давай! Я прошу тебя в последний раз. Неужели тебе не хочется меня?

Я знал только одно – принципам своим я не изменяю. Даже в пьяном виде.

Именно поэтому Наташа вскоре очутилась в сугробе – я надеялся, что холодный снег быстро остудит ее пыл.

Какая же все-таки дура! Планку у девочки всерьез сорвало… Интересно, любила ли она Пашку по-настоящему? Или, как все девчонки ее возраста, просто хотела иметь своего парня? Не для того, чтобы заниматься с ним любовью, а просто так, как друга, чтобы казаться окружающим достаточно взрослой.

А когда парень этот улетел в поисках приключений на Фронтир, Наташа возненавидела его всем сердцем, мгновенно переосмыслив их отношения: я его любила, а он воспользовался мной и улетел, предатель.

И раз ее любимый – самый лучший в мире человек – оказался предателем, то все остальные мужики еще хуже. Все хотят только одного. Получается, что разницы нет. А значит, от жизни надо получать лишь удовольствие, потому что ничего серьезного эта жизнь уже не даст…

Непонятно только, зачем ей ребенок. Видимо, не дает покоя чувство вины.

Все выглядит примерно так. Жалко, что не могу я прочитать ее мотивы, посмотреть в ее будущее. Радовало меня только то, что такими темпами Наташа скоро перестанет быть мне близким человеком. Тогда я, вероятно, и смогу что-то усмотреть в ней своим чутьем.

Она действительно все больше отдалялась от меня. Стоило Пашке улететь, как Наташа замкнулась. Стала нелюдимой, порой я встречал ее нанюхавшейся диза, порой пьяной. Было очень похоже, что ее засасывает какая-то компания. Откуда-то ведь она брала наркоту.

Может быть, знакомые Стаса? Пусть сам хулиган и улетел учиться в Академию, но его дружки-то остались. Впрочем, вряд ли. Наркотиками они никогда не баловались. По крайней мере, пока Стас был здесь…

Ладно, черт с ней! Мой детский идеал окончательно рухнул. Все те ночи, что я проплакал в подушку, завидуя Пашке, надо было тратить на сон.

Тем не менее в мозгу у меня осела картинка, легла, словно старая фотография, на самое дно…

Наташа в розовом купальнике с синими вставками. Пашкина голова, торчащая из воды. И я, вышедший на берег из дома, в кроссовках и шортах.

Что же она сказала тогда, перед тем как побежать ко мне по раскаленному песку пляжа? Что-то такое, от чего в душе появилось невыразимое словами ощущение радости, а по телу растеклась щекочущая изнутри теплота.

Я не то чтобы вспомнил, я, по сути, никогда и не забывал этих слов – алкоголь сыграл со мной злую шутку.

Я крикнул ей тогда:

– Куда ты? Песок ведь горячий, ты обожжешь себе ноги!

И она произнесла эту простую фразу, надолго врезавшуюся в мою память:

– К тебе…

Такой я и запомню ее. Не той, что нюхала диз на моем диване, не той, что закатывала глаза в транспорте, в день прощания с Пашкой, и, уж конечно, не той, что валяется сейчас в снегу под моими дверями, смеясь и рыдая и удовлетворяя саму себя.

Наташа для меня всегда будет милой девочкой с большими глазами, подарившей мне красное яблоко на день рождения. И той, что положила свою холодную ладошку мне на руку, когда я болел. И той, которая была бескорыстной и доброй и почему-то не вызывала во мне желания…

Я закрыл глаза, по щекам скатились соленые капли. Жизнь – это череда потерь. Мы теряем беззаботное детство, теряем родителей, друзей, любимых, постепенно теряем силу… А потом и саму жизнь тоже. А приобретается что? Опыт, деньги, новые жены. Мелочь. Глупость.

Кто заварил эту кашу? И где сейчас этот чертов кашевар?

Я знал, что у мамы в комнате лежат сигареты. Недавно табак причислили к наркотическим веществам, борьба с алкоголем тоже не за горами. Но мне было плевать. Я взял пачку и зажигалку, вернулся на диван и закурил.

Почему, когда умирает близкий человек, на тебя сыпется куча проблем? Разве это справедливо? Мне и так было плохо, а теперь еще изволь обзванивать родственников, которые не любят глядеть в Интернет, сообщай им лично, глотая слезы, что твоей мамы больше нет. Затем прогуляйся до магазина и купи венков для погребальной церемонии, закажи гроб, согласуй время и место захоронения, после позаботься о поминках…

Идиотская бюрократия. И с регистрации в этом доме маму снять надо, и завещание обнародовать! Все это займет уйму времени. Даже по Интернету.

Но с другой стороны, работа отвлекает от грустных мыслей. Посиди я еще пару часиков вот так на диване, и пошел бы, пожалуй, вешаться. А так вроде бы и долг какой-то перед обществом появляется.

Голова кружилась от сигарет. Курил я всего пару раз, и организм еще не привык к никотину. Во рту стало погано.

Я усмехнулся. Обычно в такие моменты у меня и случаются гениальные прозрения. Забавная шутка. Перед глазами действительно потемнело, и я выронил сигарету.

Я глажу Наташу по волосам. Она сидит на траве, поджав красивые ноги и глядя на меня снизу вверх. На ней белый топ и черные шорты. Босоножки небрежно брошены рядом.

Трава вокруг особенная. Не земная, что ли. И небо другое, и воздух.

– Знаешь, – говорю, – мне кажется, я всегда любил именно тебя. Сколько себя помню. Все это время тебя так не хватало. Простишь ли меня когда-нибудь?

Наташа улыбается:

– Я тебя уже простила. Или ты спрашивал о другом?

И что-то я ответил на это. Что-то очень важное, но когда очнулся, уже не вспомнил.

Окурок прожег ковер, и я, чертыхнувшись, затушил его и выкинул в урну. В дверь позвонили. Я поплелся открывать. Звонила Наташа. В отличие от той, что привиделась мне, эта была синяя от холода и вся в снегу. Я нажал кнопку на пульте, и дверь ушла в сторону.

– Отдай одежду! – пряча глаза, сказала Наташа.

Я пожал плечами и сделал шаг в сторону, чтобы она могла войти. Девушка быстро надела сапоги и нырнула в пальто.

– Пока! – сказал я, думая, что она не услышит.

– Счастливо оставаться, – бросила она через плечо и вскоре скрылась за углом дома.

Я закашлялся, проклиная про себя выкуренную сигарету.

«Ни фига-то у нас с тобой, Наташа, не выйдет, – подумал я, закрывая дверь. – Мои видения – это пьяный бред. И Пашка тоже останется жив. Я знаю».

Но в душе, в самой глубине моего сознания зрело ощущение, что я ошибаюсь.

Через полтора часа я уже находился в участке. Меня арестовали за то, что я якобы избил и изнасиловал Наташу. Оказалось, что соседи увидели девушку полуголой в снегу и сделали свои выводы.

Сначала я не мог понять, что же это были за соседи. Пашкина тетя недавно покинула поселок, перебравшись в другое место, Наташина мама не стала бы сообщать в милицию. Прежде всего Анна Андреевна поговорила бы со мной и Наташей.

В итоге выяснилось, что с оклеветавшими меня соседями я практически не знаком. Эта пожилая пара долгое время занимала дом через два от моего. Отношения ни со мной, ни с мамой они не поддерживали и вообще вели весьма замкнутый образ жизни. Как им удалось с довольно большого расстояния рассмотреть, что это я выбросил Наташу в сугроб, так и осталось загадкой. Чутье подсказывало, что их слова о случайном стечении обстоятельств и хорошем зрении – ложь.

У меня взяли анализы. Выяснилось, что я употреблял никотин и алкоголь. Первый с недавних пор считался наркотиком. Сразу же мне поставили в личное дело два прокола. Теперь на карточке красовалось пять отметин, а значит, я должен был отправиться на остров Забвения. Только меня туда увозить не стали. Следователь нехотя объяснил, что такое решение может быть принято только после апелляционного суда.

Вскоре в участок приехала Наташа с Анной Андреевной. Наташа, на удивление, не подтвердила версию соседей. По ее словам, мы просто поссорились. Тогда обследовали ее. Никаких следов изнасилования, естественно, не нашли. Зато в крови были обнаружены остатки диза. Тотчас же Наташе прокололи личное дело. В первый раз.

Суд был назначен через три дня. Меня не выпустили из участка, а на мои слова о том, что нужно хоронить мать, ответили, что оповещением родственников и проведением погребальной церемонии займется государство. Я закричал, что мне должны дать возможность видеть маму до похорон. Мне посоветовали успокоиться, а потом с показным сочувствием объяснили, что это невозможно. Церемония пройдет, скорее всего, уже завтра.

Долгий день подходил к концу. Закатное солнце окрасило потолок камеры нежно-розовым цветом. Я тщетно пытался сдерживать слезы, зная, что за мной сейчас наблюдают через систему видеослежения.

Все рухнуло. Абсолютно все. Прости меня, мама! Как стыдно и нелепо – я должен сидеть здесь, ждать апелляции, а ты лежишь сейчас где-то в холодном и темном ящике. Незнакомые люди завтра будут предавать твое тело земле, безразлично опустят гроб в обледеневшую яму, присыплют песком и снегом. А я – твой сын – буду тупо сидеть и ждать вердикта судей.

В чем я опять оказался не прав? Как мне удается так часто оступаться?

22.03.2216

На улице властвовал март. Лимонно-желтое солнце бесновалось в лазурном океане неба. Деревья тянули свои усталые голые ветви к светилу, отогреваясь в его лучах. Таял снег, на проталинах пахло прелой листвой и черноземом. Кое-где уже показалась желтовато-зеленая трава. Ежегодная смерть и возрождение. Природа готовилась в очередной раз сбросить оковы зимы и бурно устремиться к новой жизни.

Такое же радостно-предвкушающее настроение отражалось и на лицах людей. Пятница, вторая половина дня, отличная погода – что еще надо для счастья?

Я же, в отличие от многих, чувствовал себя неважно.

Хоть мне и повезло, что в результате апелляции приговор был смягчен и мы с Наташей получили всего по одному проколу. Только все равно четыре «дырки» в личном деле – это слишком тяжелый груз. Теперь каждую неделю приходилось наведываться в милицию и беседовать со специальным психологом. Мое эмоциональное состояние отныне старались контролировать.

В первый раз я шел на прием неохотно, с опаской. Но выяснилось, что психолог – миловидная девушка по имени Алиса. Отзывчивая и добрая, она довольно быстро завоевала мое доверие и дружбу.

Мы о многом беседовали с Алисой. Казалось, она разделяет большинство моих взглядов.

Аля старалась убедить меня, что не все еще в жизни потеряно. Под ее воздействием я стал меньше пить, обрел некое подобие цели – поступить в инженерный техникум, чтобы работать потом механиком на космодроме.

А сегодня меня в этот самый техникум не приняли. И не потому, что я провалил вступительные испытания. Опять всему виной стали проклятые проколы. На космосе теперь можно было ставить крест.

В голову невольно приходила история Душного и Клюва. Говорят, они уже сидят в Забвении. Может, и для меня там заготовлено местечко?

Надо выпить!

Эта мысль придала мне немного сил. Я встал со ступенек и пошел к автомату для продажи спиртного.

Автоматов стало очень мало. Цены взлетели. Алкоголь с апреля будет приравнен к наркотикам. Пройдет еще немного времени, и спиртное станут продавать только из-под полы.

Государство начинало лихорадить. АС все набирал обороты, а наше свободное общество чего-то шло на холостом ходу. Вот уже и алкоголь с табаком запретили. В АС же применять подобные меры никому и в голову не приходит. Президент Малькольм, наоборот, рад преподнести населению новые стимуляторы. Там даже Управление Развития Техники работает как-то странно – в АС разрешены виртуальная реальность и роботы.

Да и проколы в личном деле получить у них не так просто…

Я вздохнул.

– Сережа! – знакомый голос окликнул меня.

– Алиса? – Я обернулся и увидел спешащую ко мне девушку-психолога. – Что ты тут делаешь?

Светлые волосы, собранные в хвост. Голубые глаза, полные веселья и грусти. Она была на десять лет старше меня, как раз в том возрасте, когда девушки достигают пика своей физической формы: окончательно расцветают, но еще не начинают увядать.

– Я пришла посмотреть, поступил ты или нет. Я же знаю, как для тебя это важно.

– Меня не взяли, – я опустил голову. – Слишком много проколов. Даже проверять работу не стали…

Разговаривать не хотелось. Незаметно для себя я начал копировать Пашкину манеру ведения беседы.

– Правда? – Алиса, похоже, искренне мне сочувствовала.

Впрочем, порой мне чудилась в ней какая-то смутная фальшь. Ничего конкретного мне почувствовать не удавалось. Как только пытался сосредоточиться, призрачное ощущение исчезало. Я списывал все это на очередной дефект своего таланта и принадлежность Али к милиции. Служители порядка никогда не были открытыми людьми.

– Правда. Я врать не люблю, ты же знаешь.

– Что же делать-то? – Аля нахмурила лоб.

– Да ничего! – натянуто улыбнулся я. – Эх! Что за невезуха такая? Попасть бы хоть на захудалый астероид, хоть дерьмовозом!

– Пойдем прогуляемся, – Аля потянула меня за локоть прочь от аппарата по продаже спиртного. – Есть у меня одна идейка.

– Что за идея?

Алиса не спешила отвечать. Болтая о пустяках, мы прошли вдоль улицы Пятницкого, затем вышли на Советскую площадь.

– В общем, я могу отправить тебя в космос, – неожиданно вернулась к главной для меня теме Аля. – Есть вариант сделать это через Секретное Ведомство.

Я даже остановился от такого заявления.

– Но… Разве такое вообще возможно? Секретное Ведомство никогда не будет со мной возиться. Они нелегальной иммиграцией не занимаются.

Про себя я подумал: вполне вероятно, что кто-то из СВ все-таки возится со мной – подземная база рядом с домом, странные люди в костюмах, «проверка»… Интересно, кто же все-таки за этим стоит?

Аля сказала почти шепотом:

– Дело в том, что мой дядя – Председатель Комитета Секретного Ведомства. Я поговорила с ним о тебе. Он обещал помочь.

Я неожиданно понял, что Алиса все спланировала заранее.

– Ты знала, что я не поступлю, да?

Аля поправила воротник блузки.

– Мне нужно было дать тебе надежду, цель! Как бы ты это сделал на моем месте?

– Понятно, – сжал зубы я. – Конечно…

Вот идиот! Даже обладая даром чувствовать ложь вокруг, я все равно умудрялся попадаться. Конечно же, не было смысла в самостоятельных занятиях и месяцах подготовки к экзаменам. А теперь Алиса хочет показать мне новую морковку, чтобы я, как глупенький ослик, снова поверил в себя и шел вперед.

– Хочешь заставить меня гоняться за призрачными мечтами? – фыркнул я. – Хочешь, чтобы я перестал пить?

– Сережа, послушай! – Алиса встала напротив меня и теперь глядела прямо в глаза. – Послушай, не сердись! Я не вру. Я просто прощупывала почву. Ты не такой, как другие люди, которых я консультирую. У тебя есть тяга к знаниям и способности. Не надо возражать! Ты еще не потерян для этого мира. И мне небезразличен! Если бы тебе везло чуть больше – ты бы принес нашей стране очень и очень много пользы! Я не прощу себе, если ты навсегда останешься на Земле. Тебе просто необходимо улететь на Край!

Я вздохнул:

– Допустим, я верю, что такой особенный для тебя. Допустим, верю, что ты договорилась с дядей. Но что я буду делать? Как расплачусь за такую услугу? Мой дом ничего не стоит, как специалист я без диплома тоже никакой ценности не представляю. Да и на Фронтире без документов и кредитов я ничего не смогу сделать…

– Подожди! – Аля подняла руку, прерывая меня. – Все будет. И документы, и все необходимое. Почти официально.

– Так в чем тогда подвох? – Я был окончательно сбит с толку. – Что я могу дать взамен?

– Никаких подвохов нет, Сережа. – Глаза Алисы неожиданно стали влажными. – Почему ты не доверяешь мне?

– После того как ты рассказала, что надула меня с техникумом, ты еще удивляешься, почему я тебе не верю? – хмыкнул я.

– Но я же объяснила…

– Ладно, – на этот раз я прервал ее. – Расскажи все подробно, а я решу, стоит ли ввязываться в авантюру с Секретным Ведомством.

– Хорошо. Только говори тише, все-таки дело не самое легальное.

– Постараюсь, – нахмурился я.

– Секретному Ведомству нужны люди для работы на Заре. Ты, наверное, слышал, что на этой планете не все так гладко, как нам того хотелось бы.

Заря. Мир, где производят топливо для космолетов.

– Что же не так с Зарей?

– Да ничего сверхъестественного там не происходит. Просто не хватает рабочих рук. Джунгли, хищники, вспышки лихорадки – условия для работы не райские. СВ запустило программу помощи этому миру.

– Но чем я-то помочь могу? Мне еще восемнадцати нет! Я ни о каких проблемах на Заре даже понятия до этой минуты не имел!

– Потише, Сережа. Я же просила! – Девушка дождалась, когда я успокоюсь, а потом продолжила: – Нужны добровольцы. Сейчас собирают всех неблагополучных людей в ЗЕФ. Неблагополучные – это те, кто с проколами, я имею в виду. Нужно будет монтировать оборудование для силовых стен по периметру городов, подключать оборудование. Ты же прекрасно знаешь, что технологии ограничены, мы не можем послать туда роботов. Да ко всему прочему роботы там попросту ломаются спустя пару-тройку месяцев. На Заре ужасающая влажность.

– Что такое силовые стены?

– Экранирующие сооружения, – пожала плечами Аля. – Недавно разработали защиту, но монтировать ее некому…

– То есть я нелегально еду на стройку? – наконец-то понял я.

В мозгу смутно зашевелились полузабытые сведения из истории. Как в двадцатом веке строили железные дороги и как валили лес в Сибири. Заключенные и потенциальные преступники едут трудиться на благо страны.

– Все не совсем так, – улыбнулась Аля.

– В смысле? – Я оказался совсем сбит с толку.

– Ты полетишь с ними, но трудиться не будешь. Дядя достанет тебе новые документы. Попадешь в бригаду рабочих, специально заблудишься в джунглях, уничтожишь свою собственную карточку, а когда тебя спасут, то единственными документами, что при тебе окажутся, будут поддельные. По этому личному делу ты окажешься, например, надсмотрщиком. Впоследствии сможешь убраться прочь с Зари и начать новую жизнь. Заочно окончить университет, заняться исследовательской работой или просто стать пилотом, водить космолеты. Здорово, правда?

Вот оно, значит, как! На Краю с поддельными документами жить куда проще, чем у нас. Да и в неразберихе стройки, затеянной Секретным Ведомством, я действительно смогу потеряться и обзавестись новым именем…

– Ты так и не сказала, что требуется от меня, – я задумчиво глядел на белокурую Алю.

– Я хочу однажды найти тебя на Краю, – Алиса сделал полшага вперед, и я неожиданно понял, что будет дальше.

Девушка коснулась моих губ, робко, без тени настойчивости. Она ждала от меня ответного шага. И я его сделал. Я прижал Алису к себе, и мы долго не могли оторваться друг от друга.

А потом она спросила:

– Может быть, пойдем?

– Куда? – не сразу понял я.

– К тебе, – улыбнулась Аля.

Не должна она была произносить этих слов. Я ведь забыл, почти забыл… «К тебе…» Так мог говорить только один человек, и слова эти до сих пор принадлежат исключительно ему.

Прости, Алиса! Не могу! Я люблю другую! Пускай на самом деле ее уже нет, пускай она лишь пара образов, живущих внутри. Только ничто не сможет заставить меня изменить Наташе. Той Наташе, которую я потерял, так и не получив.

Наверное, я дурак! Вполне может быть, что я неудачник! И что?

– Н-не надо, – сказал я, отстраняя ее. – Я не могу так быстро. Если это – твоя цена, то я не смогу сейчас заплатить ее. П-прости…

Девушка замерла, потом взяла себя в руки и отстранилась:

– Извини меня, Сережа. Мне не стоило этого делать.

– Все в порядке, – постарался я утешить ее. – Все нормально. Это стало бы ошибкой…

– Ты ведь никогда не ошибаешься, верно? – спросила она с легкой горечью в голосе.

– Ошибаюсь, – устало проговорил я. – Ты же прекрасно знаешь, я часто ошибаюсь, но пытаюсь исправиться…

– Тебя еще исправят, – уверенно сказала Аля. – Сама жизнь исправит. Отшлифует и подгонит под свои стандарты. А потом ты станешь великим. Я верю в это!