Текст книги "Счастье. Идеально. Любовный романс"

Счастье. Идеально
Любовный романс
Константин Кропоткин

© Константин Кропоткин, 2017

ISBN 978-5-4485-9618-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– А жить нужно не с теми, с кем можешь, а с теми, без кого не можешь жить.

– Ты так считаешь

О чем молчат лягушки

Год 2017.

Вторник

Прилетела во вторник, а заплакала в субботу. Тайна вскрылась как подгнивший плод.

Ранним вечером, в аэропорту Марселя, едва преодолев заграждение, Вера остановилась и раскинула руки, готовая потеряться в зыбком свете электрических ламп.

– Чемодан потеряли, – сказала она так, будто случилось что-то очень страшное. И затряслось белое лицо в облаке черных крашеных кудрей.

Из-за плеча Веры вынырнула худая, похожая на сучок, женщина и, кругля темные глаза, выпалила что-то на французском.

– Им нужен адрес, где я буду жить, – улыбаясь жалко, сказала Вера.

Олег сообразил быстрее Риты. Кивнув, он последовал за тощей француженкой. Ушла и Вера, а Рита выбралась из толпы, показавшейся ей теперь чуть более встревоженной, и села с телефоном в ближайшем кафе.

Рита торопилась поймать бесплатный интернет, которого они были лишены все предыдущие дни. Олег попросил найти карты региона – в их съемном доме путеводители оказались недостаточно подробны.

Они приехали в Прованс – Рита впервые, Олег во второй раз.

Французский Олег учил еще в школе, был по этому предмету отличником и теперь с азартом освежал знания, полученные много лет тому назад. Рита легко могла себе представить, как он, расположив свое крепкое ладное тело возле стойки таможенников, ловко вылавливает из густого жгучего потока знакомые слова и, уместно переспрашивая, заполняет формуляр, – надо же там что-то заполнить, если потеряли чемодан у Веры, безъязыкой, в чужой стране. Что делает в этот момент Вера, Рита представить не смогла: такой растерянной она свою подругу еще не видела.

Что-то детское было в страхе Веры – слишком огромном для взрослого человека.

По аэропорту, приплюснутому чуть более нужного, строем прошли военные с оружием, совсем мальчики на вид. После тридцати все двадцатилетние стали казаться Рите детьми. Она отвела взгляд – во Франции из-за терактов ввели чрезвычайное положение, могли задержать без объяснения причин, и мало ли что могут прочесть вооруженные детки в глазах иностранки – возможно, слишком вальяжной, наглой, голой.

Рита приехала отдыхать, и какой еще ей полагалось быть? К тому же в конце августа на юге Франции было жарко, – каждый день больше тридцати градусов, каждый день – как каменная цветная бусина в ожерелье.

Рита гладила экран телефона, щелкала им, сохраняя снимки всех дорожных сплетений, – успела, впрочем, немного, Олег и Вера быстро вернулись.

– У меня там было все, с собой ничего нет, – сказала Вера, – Меня преследуют несчастья.

Говорила она голосом трагическим, а сама в своем платье из жемчужно-серого шелка выглядела тонкой, легкой, возмутительно молодой.

Лицо ее было бледным, а крашеные кудри чернели весело и глуповато, как у девочек-подростков, и даже платье было слишком коротким для взрослой Веры, – колени, как мельком отметила Рита, были у нее уже не девичьи, сухие, мосластые, и лучше бы их прикрыть, о чем подруге она, конечно, никогда не скажет.

Вера всегда сама знала, что ей носить и как себя украшать. Но вот теперь она, всегда такая уверенная, говорит, что ее преследуют несчастья.

Рита обняла подругу, приложив подбородок к одной из проступивших ключиц.

– С такой фигурой можно и пострадать.

Вера в ответ только вздохнула.

Олег потряс ключами – пора было ехать, в аэропорту – дорогая парковка.

– Все пропало, все, – повторила Вера.

– Не волнуйся, все привезут завтра, – сказал Олег.

– А если не привезут?

Зато к машине шли налегке, в чем была своя прелесть. Однажды Рита летала на три дня в Париж, и декадентство это, – с сумочкой на край света, – кружило ей голову. Будь у нее много денег, она бы только так и путешествовала, – покупая самое необходимое уже на месте. «А дальше, что дальше?» – подумала Рита, привычно раскручивая нить причин и следствий. А дальше, снова отправляясь в путь, она бы оставляла барахло в гостинице. Или – вот опять вильнула веселая мысль – отдавала бы чемодан какому-нибудь нищему на улице, а в аэропорту люди подозрительно смотрели бы на нее, совершенно ничем не обремененную.

Жить налегке не принято, даже если это всего лишь отпуск, отдых от жизни.

– Я так рада, что ты нашла время, – вышагивая на плотном южном ветру, сказала Рита.

– Да, уж. Нашла, – сказала Вера, прибивая ладонями короткий подол своего шелкового платья.

– Я очень рада, – повторила Рита.

Вера приехала всего на несколько дней. Во Францию, – просто как в кино. Факт, что такое стало возможно для них, бывших голодранок, – волновало Риту даже больше, чем собственные планы, вояжи, прибытия, отлеты.

Вера делала вещественней новую, взрослую жизнь Риты.

Они встретились после долгого перерыва, который, впрочем, таковым не казался, потому что телефоны, эсэмэски, скайп. Пару лет назад Рита была у Веры в гостях, – в ее родном городе, куда та вернулась из Москвы. Больше не поедет: малые города в России пугали Риту, как собственные дурные предчувствия.

Рита звала Веру с собой. На Канары и Мадейру, в Рим и Нью-Йорк, – куда ее могло занести, там и хотела она видеть Верочку-девочку. «Давай», – говорила, отчитавшись той об очередных видах на отдых. «Сейчас как дам», – немедленно отвечала Вера, но не приезжала даже в Москву, где для нее была готова гостевая комната.

У Веры были дела и дети, долги и обязательства, родители, муж. Вера была, как солдат, от указа к приказу, а Рита жила, как плыла.

Летела.

Но одна упорно звала, другая соглашалась, – и подруги, вроде, не очень удивились, встретившись в аэропорту Марселя, за тысячи километров от своих городов и домов. Став данностью, желания перестают быть чудом, – так, опять мельком, подумала Рита, привычно пожалев, что не может подарить эту реплику кому-нибудь, какой-нибудь женщине средних лет, которая сложно и глупо жила, но к последней серии обрела свое счастье.

Споро хлопнув дверьми машины, они двинулись в путь, – коробки аэропорта, отдаляясь, будто сплющивались под напором синего южного неба: от парковки к автобану, мимо пустырей к перекрестку, к мосту, к винтам темной дороги.

– А вот вам и Прованс, – пропела Рита, сидя рядом с Верой на заднем сиденье, а Олег, уверенно крутя руль, добавил привычно «тыц-тыц».

Олег и Рита успели здесь обжиться. В первый день прогулялись по пыльно-желтому Марселю, притиснутому к морю, затем на арендованной серой букашке проехали через дубовые леса, оливковые рощи и кудрявые виноградные холмы, будто причесанные крупным гребнем. Олег и Рита нашли жилье в петушиной глуши, побывали в паре-тройке деревень с предупредительными табличками на въезде, что они – самые красивые во Франции, походя накупили необязательного барахла: кусков разноцветного мыла, ярких полотенец и пухлых стеганых скатертей, бутылку из красного стекла, фаянсовую кружку, бирюзовую с розовыми точками. А однажды утром, когда еще сидели за завтраком на террасе, у Риты задрожал телефон: Вера написала, что едет, «встречайте», – чем не удивила ни Олега, невозмутимого, как и все хорошие юристы, ни Риту, которая всерьез ведь звала Веру в гости, чувствуя себя обязанной приукрасить непростую жизнь лучшей подруги.

Риту влекло, а Вера – скорей, бежала.

– Как дела? – спросила Рита.

– Пока не родила, – ответила Вера привычно.

– Семья как? Дети?

– А что с ними? Все нормально.

– Работаешь? – Рита выговаривала дежурные вопросы без особого старания, просто выполняя ритуал. Что нужно и важно она узнает потом, своим ходом.

– Работаю.

– И водитель личный возит, – она подтолкнула подругу плечом, желая растормошить.

– Он служебный – сказала Вера, – Да и не возит уже.

– Почему?

– Сокращение штатов. А у вас как?

– Хорошо, – сказала Рита, – Правда? – она похлопала Олега по плечу.

– Еще как, – сказал он.

Рита хихикнула:

– Мы опять чуть дом не купили.

Вера округлила глаза.

– Где? Здесь? Что, правда? – она посмотрела Олегу в затылок, а он будто почувствовал ее взгляд.

– Ага.

– Мы везде дома покупаем. Куда ни приедем, начинаем покупать, – Рита издала еще один смешок.

– А тут что?

– Большой дом с садом.

– Тысяча квадратных метров, – добавил Олег.

– Это дом? – спросила Вера.

– Земельный участок, – пояснил Олег, а Рите, сидевшей за ним, показалось, что говорит не он, а прямиком его шея над рубашкой, – А дом двести восемьдесят квадратов.

– Это как две наши московские квартиры, составленные одна на другую, – сказала Рита.

– Куда вам столько? – сказала Вера, а сама подумала конечно, что их только двое.

– Мы в каждой стране дом покупаем, – сказала Рита понастойчивей, давая понять, что все невзаправду, это такая игра, – Смотрим, примериваемся, обсуждаем, как будем его обставлять. Только игра.

– Ах, вот оно как, – сказал Олег, – А я-то думал.

Вера вытряхнула в подол платья содержимое мешочка из черной синтетики, который ей выдали в аэропорту. Там была безразмерная белая футболка в отдельном пластиковом пакете, а еще редкозубая расческа, зубная щетка и крохотный тюбик зубной пасты.

– Небогато, – сказала Вера.

– Я дам тебе свои шорты, – успокоила Рита, – И топ мой тебе точно подойдет. Ты так похудела.

Вера постучала Олега по плечу:

– А конкретно когда вещи привезут? Ты точно спросил?

– Завтра, после обеда. Не волнуйся. У меня тоже чемодан теряли.

– И что?

– Нашли. Привезли, как обещали.

– У него была командировка, – объяснила Рита, – А он остался в футболке и джинсах.

– Да нормально, – сказал Олег, – Встречу переназначил. Все утро просидел в халате возле бассейна. Как паша в гареме.

– Это в Греции было, на островах, – добавила Рита, – А потом я на выходные прилетела. На пляж съездили на катере. Завтракали с пеликаном. Он гуляет там по набережной.

Олег захохотал, как будто в этом было что-то крайне смешное.

– Там я купила босоножки своей мечты, – Рита посмотрела на Веру, но она не стала уточнять, – Называются «сандалии Христа», простые, элегантные, телесного цвета. Издалека кажется, что идешь босая. И стоили недорого. Лет пять носила, пока не порвались. Это уже в Америке было. В Перу.

– В Чили, – поправил Олег.

Вера отвернулась к окну, где уже потекли зеленые холмы.

– Включи музыку, – попросила Рита, и пока салон заполнялся французским щебетом, стала тоже смотреть в окно, на прострел и линии, на синеву и зелень.

Это была Франция, это был Прованс, а Вера вздыхала, качала головой, оправляла черные кудрявые пряди, она проговаривала уже без слов «я потеряла, я все потеряла» и напоминала сказочную старушку. Рита подумала, что так нами говорят наши страхи, – они говорят нашими предками, которые когда-то жили, многое видели, и при случае выныривают из внезапно разверзнувшихся бездн.

Из аэропорта до дома добрались меньше чем за час. Олег вел машину так, словно уже наизусть знал все местные дороги.

Дом, который они сняли по интернету, был на самом деле половиной дома: два этажа, наверху две спальни с ванной комнатой, а внизу кухня и гостиная с диваном, комодом и круглым столом; терраса, где в тени акации стоит другой стол, прямоугольный, из замытого зеленого пластика; просторный двор, засаженный по краям кустами сирени и олеандра, а в центре двора – старый колодец с колонкой из камня. Еще был небольшой резервуар с водой – в углу, возле каменных ворот, – там, в мутной воде бетонного прямоугольника, плавали золотые рыбки и цвели водяные лилии – то две, а то и все три.

Был отпуск, было много свободного времени, – и они могли, они хотели рассмотреть все повнимательней. В первый день, наутро, Олег гулял по двору с телефоном и снимал на него все подряд: застенчивый цветок на глади воды, розовая кипень олеандра, лягушка зеленая, сидящая задумчиво на каменном краю колодца. И рыбки, золотые рыбки, всплывающие из донной тины мини-бассейна.

Машину поставили под платаном, чтобы не пекло солнце, и прошли к каменной арке ворот.

– Теперь мы тут живем, – сказала Рита.

– Хорошо живете, – сказала Вера.

Рита хотела, чтобы Вера была впечатлена, чтобы сказала «ах», хотя и знала, что та по-другому выражает свой восторг. Вера никак его не выражает, принимая вещи такими, каковы они есть.

– Дом очень фотогеничный, – сказала Рита, – Жаль только, что с соседями.

– Нормально, – сказал Олег, – Они тихие.

Справа, по другую сторону зеленой изгороди, в другой половине жила французская семья: мужчина, похожий на бывшего рокера, с седыми длинными волосами, собранными на затылке в хвост, полная женщина в линялой майке и с круглым лицом популярной детской писательницы, а еще белобрысый парень, не то сын их, не то гость.

Когда в интернете подыскивали жилье на отпуск, о соседях речи не шло; Олег, узнав, был поначалу недоволен, но хозяйке по имени «Виолетта», вручившей ключи в условленный час, ничего не сказал. В остальном ведь все было точно так, как в рекламе, за исключением нежданных соседей – людей вежливых, деликатных, говоривших им за день только «бон жур», а больше ничего. Однажды старый рокер, сидя вечером в своем саду, бренчал на гитаре.

– А ты аккордеон взяла? – спросила Рита.

– Нет, – сказала Вера, – дома забыла. Ужас.

– Ну, вот. Приехала во Францию, а сама без аккордеона.

– И не говори.

У них было так заведено: Рита говорила глупости, а Вера ответствовала на языке разума. Одна сеяла хаос, а другая его усмиряла, – и все было дурачеством, не по-настоящему.

– А у соседа есть гитара и мопед, – сказала Рита.

– Одинокий? – спросила Вера.

– Когда это кому-то мешало? – и дохнуло юностью, веселыми глупостями их общих московских лет.

Вере отвели дальнюю спальню. За нее Олегу пришлось доплатить. Рита попросила, чтобы он не говорил Вере – для подруги и сам французский вояж был не по карману, в чем та, конечно, не призналась бы и под страхом смертной казни. Она содержанкой никогда не была и быть ею не хотела.

В той спальне стояла огромная кровать удобной высоты; узкий старинный шкаф закрывал собой дверь в другую комнату; единственным украшением монашеской комнаты был антикварный ночник на прикроватной тумбочке: крохотная лампа с абажуром из блекло-розовой ткани.

– Какой вид, ты посмотри, какой вид! – с преувеличенным восторгом воскликнула Рита, толкнув наружу зеленые ставни.

Внизу по серовато-коричневому полю тянулись ряды оливковых деревьев, будто покрытых пылью, – карликовых, скорбных. На другой стороне поля, далеко, был виден забор из фанерных щитов, какие-то клети – там был, наверно, крестьянский двор.

– А комната большая, – оглядываясь, сказал Олег, – Больше, чем наша.

– Давайте поменяемся, – немедленно предложила Вера, – Зачем мне этот траходром? – она посмотрела на кровать.

Олег кашлянул – в его прохладном мире обычно говорили обиняками, без веселых грубостей.

– Нет, мы не будем меняться, – сказала Рита, – Хочешь, я дам тебе платок?

– Зачем? – спросила Вера, – От солнца?

– Будешь махать из окна, и тогда вечером к тебе в окно заберется горячий французский крестьянин.

– И поцелует горячим французским поцелуем, – сказала Вера.

– Ну, я пошел, займусь грилем, – сказал, отступая, Олег.

Они были две халды, а он – приличный человек.

– Давай, иди, – сказала Рита, – а мы пока тут друг друга пощекочем, – а сама все глядела на деревья, на поле, на даль такую дальнюю, как не бывает в городах.

Они остались вдвоем.

– И вот я здесь, – плюхнувшись на кровать, сказала Вера, – Какого хера?

– Такого, – повернувшись к ней, сказала Рита.

«Я тебе очень рада», – хотела сказать она, но промолчала, потому что слова были б излишни, все следовало по умолчанию: они были подругами такими давними, что приходились другу другу даже больше, чем родственниками. Так, по крайней мере, чувствовала Рита.

И шорты сошлись, и топ подошел – Вера и впрямь сильно похудела.

– Совсем девочка, – сказала Рита.

Вера погладила себя по животу, по бедрам.

– Да, надо бы набрать пару кило. Висит все.

– Ешь побольше.

– У меня нет аппетита.

– Давно?

– Как началось, так и пропал. Я не хочу сейчас об этом говорить, – сказала Вера, а Рита не стала настаивать.

Со двора потянуло дымом.

– Здесь приходится жить по местному времени, – проходя по темному коридору второго этажа, сказала Рита, – Осторожно, у комода острые углы, я уже два раза билась, – и ступила на терракотовые плиты лестницы, ведущей вниз, – Рано утром петухи будят, а вечером темно и мошкара, не улице не посидишь.

– Тут и петухи есть? – сказала Вера.

– Есть. К нам по утрам приходит полосатый кот.

– Это плохо.

– Что?

– Что петухи, – сказала Вера, – Мне выспаться надо. Мне надо обязательно выспаться.

– Ничего. Как проснешься, так и заснешь. Тут воздух, хорошая еда, тепло, даже жарко. Конец августа, а тут тридцать градусов.

– А у нас сейчас все тридцать пять, – сказала Вера. Они вышли на террасу и встали под раскидистой акацией, дающей светлую нервную тень.

– Зато у вас там петухов нет, – сказала Рита, – И лягушек. Представляешь, тут есть и лягушки.

– Фу, – сказала Вера.

– Красивые, зеленые. Они живут в колодце, – Рита показала пальцем; в ожидании сумерек французский колодец напоминал могильный памятник.

– Хорошо, – сказала Вера, – А какие еще у нас планы?

– Никаких. Или что? – крикнула Рита в куст олеандра, усыпанного розовыми цветочками, – Мы пойдем покорять горные вершины?! – там, под навесом Олег создавал хозяйственный шум. Оттуда и чадило.

– Пойдем! – крикнул он в ответ, – Я не против!

– А я против, – сказала Вера, – Мне надо отдохнуть и выспаться, – и снова это трагическое лицо.

– Да вернут тебе этот чертов чемодан, – Рита была готова рассердиться, – Кому он нужен?

– Мне, – сказала Вера.

На ужин надумали бараньи ребрышки, а к ним жареные овощи. Олегу нравилось смотреть на огонь, что сильно упрощало дело: пока он раскочегаривал гриль, Рита порезала кабачки и баклажаны. Вера вызвалась помочь, но Рита запретила – еда для Веры была только насыщением, и куски овощей, если б она их резала, получились бы большими некрасивыми шматами.

– Лучше стол накрой, под деревом, – стуча по доске ножом, предложила Рита, – Там бокалы, тарелки вон, на подставочке, ножи-вилки в столешнице, бумажные салфетки в большой комнате, в шкафу под телевизором. И свечки тоже там поищи.

– И даже свечки, – сказала Вера.

– А ты как думала? – она была горда, словно сама все тут и придумала, – Тре романтик.

Еще Рита приготовила мятной воды: нарвала травы во дворе у стены, залила пучки ее кипятком в стеклянном графине, и, выждав, когда распустится запах, накидала кусков льда из морозилки, – зелень за стеклом расползлась в медузу.

– Ты скоро там? – крикнула Рита в раскрытое окно.

Олег пообещал, что вот-вот.

– А помощь нужна? – выкрикнула она и еще один дежурный вопрос и, получив ожидаемое «нет», утянула Веру к шезлонгам, забытым со вчерашнего дня и темнеющим сейчас под кустами, как скелеты.

– Хочешь вина? – спросила ее Рита.

– Хочу! – выкрикнул Олег.

– Ты-то понятно, что хочешь! – ответила ему Рита.

Она разлила по бокалам ледяного розового, один отнесла Олегу в амбар, другой всучила Вере, сидевшей на краю лежака как бедная родственница.

– Чокнемся?

Вера послушно протянула к ней руку.

– Мы думали это регион красного вина, а оказалось, что розовое, – сказала Рита, присев на соседний шезлонг, – Красное тут слишком тяжелое, много солнца, а розовое в самый раз. Его тут сотни сортов. В магазине счет потеряла, – Рита глотнула еще, – Я раньше думала, что розовое – простоватое, только для пляжа и годится, чтобы жар сбить, а тут нет. Оказывается есть и сложные розовые вина, они почти как немецкие белые. Тебе нравится?

Вера пригубила, а далее нерешительно:

– Ну, нормально.

– Чуть горчит, да? – Рита настаивала.

– Не знаю. Нет, вроде.

– Оно еще слишком холодное, ты подожди, пока оно в руке чуть потеплеет. Погрей, как коньяк, – Рита покачала рукой, слегка взбивая бледную жидкость.

– Ты не слушай ее, – крикнул Олег, – Она тебе голову морочит.

– Ты ничего не понимаешь, – крикнула в ответ Рита.

Вера поставила бокал на траву рядом с собой и легла.

Легла и Рита. У них был отпуск. Отдых от жизни – и каждая мелочь имеет значение.

– Мы тут попробовали интересный бренд. Шардонне и вионье. Вкус такой, будто кедровые орехи с абрикосами смешали. Очень необычно. Ой, смотри!

Вера испуганно дернула головой, приподнимаясь.

– Лягушка, видишь? – сказала Рита.

Бугорок на бетонном кольце можно было принять за выступ шероховатой поверхности, но он был живым, если приглядеться.

– Ах, это, – Вера снова откинулась.

– Их там пять. Они выбираются иногда, чтобы погреться. О чем молчат лягушки, ты как считаешь? – Рита чувствовала, как бежит по телу винный ток, ледяной, горячий.

– Ага, ты скажи еще, что они думают, – ответила Вера, а выступ на колодце сгладился, мутная водица внизу прошлась рябью.

На террасе сидели так долго, как смогли – и даже успели погаснуть свечки в цветных стаканчиках. Снова пили вино, ели, роняли слова. Олег рассказал, как был на одном приеме – какой-то магнат выкупил целый рынок, можно было есть и пить все, что хочешь; там был известный боксер, в руке которого можно было утонуть целиком.

– Вот такие кулаки, – говорил Олег, уже почти невидимый в темноте.

– А я теперь знаю, как выглядят шершни, – перебила его Рита, которая на приеме не была, а про боксера уже слышала, – Они как опухшие пчелы. И бабочки тут большие. Я видела гусеницу с большой палец толщиной. Такая, вся зеленая колбаска с розовыми точками.

– Гадость, – сказала Вера, тоже ставшая черной тенью, – А змей тут нет?

– Есть, – сказала Рита, – две змеи и один змей.

Олег засмеялся.

– Я боюсь змей, – сказала Вера, – Не знаю, чего от них ждать.

– Они без необходимости не кусают, – сказал Олег, – Они ж не люди. Только наступать на них не надо.

– Я и не собираюсь, – сказала Вера.

– А знаешь, Олег видел в Африке черную мамбу, – сказала Рита.

– Кто это? – спросила Вера.

– У нее в пасти была мышь. Он шел по лесу и увидел.

– Да, было такое, – признал Олег.

– Ну, молодцы, – сказала Вера, – Это вы мне так приятных снов желаете.

– Давай свет включим, – сказала Рита.

– Не надо, – сказал Олег, – опять насекомые налетят.

Но Рита все равно повернула выключатель, и над дверью в дом вспыхнул желтый фонарь, наполовину затянутый паутиной.

– Смотри, – сказала Рита, – скоро придут.

– Кто? Змеи? – испуганно спросила Вера.

– Ящерицы. Они приходят сюда на охоту.

– Это гекконы. Ящерицы по ночам спят, – поправил ее Олег.

– У гекконов лапки в кружках, а сами как из дерева выточены, – сказала Рита.

– Не кружки, а присоски, – опять Олег.

– Они ходят по стеклу, – сказала Рита, – Странно. Змеи для нас страшные, жуткие, а ящерицы нет.

– У них ноги есть, – сказала Вера, – Как у людей.

– У пауков они тоже есть, – возразил Олег.

– Фу, – сказала Вера.

– А я знаю, о чем молчат лягушки, – сказала Рита, – О принцах, о чем же еще? – и могла бы добавить, что это архетипический сказочный сюжет. В прежние годы, мечтая стать полноценной сценаристкой, она про это много читала.

– Не потеряют, точно? – сказала Вера.

– Что? – спросил Олег.

– Мой багаж. У меня там все, понимаешь, – все.

И Рита с Олегом наперебой заверили, что для волнений нет совершенно никаких причин.

Вера встала.

– Вы как хотите, а я спать, – она ушла, всего за два шага смешавшись с чернотой ночи, а под лампу и впрямь явились гекконы. Один был маленький, а другой большой. Сидя запятыми на шершавой стене, они делали вид, что друг с другом незнакомы.

– Идеальное место для убийства, тебе не кажется? – глядя на них, сказала Рита.

– Ха-ха, – сказал Олег.

Спать отправились еще до одиннадцати. Всю ночь в окна свистел ветер. Во сне Рита видела, как старые каменные дома рушатся и снова собираются воедино, – и стонет кто-то, все время кто-то стонет.

Да, о принцах, – о чем же еще они могут думать.