Текст книги "Эльфийские саги (сборник)"

3. Дом для кикиморы

Дорога к хутору Тимохи бежала по невысоким буграм, сползала в сухие низины и взбиралась по заросшим осинками косогорам. Спустившись с одного бугра, делала полукруг и вновь карабкалась на следующий. За очередным поворотом она, вместо того, чтобы пойти вверх, нырнула в заросли бузины. Скоро начнется малинник, растущий по краю луговины, а там и до хутора недалеко.

Хозяйство у Тимохи крепкое. Четыре лошади, три десятка коров и полсотни овец. Да и хутор только назывался хутором. На самом деле он давно вырос в маленькую деревеньку. На холме стояли два просторных дома, несколько сараев и большой коровник.

Оставив машину на площадке возле трактора, Виктор заглянул в избу. У плиты стояла незамужняя младшая дочь – крепкая, ладная, с бархатным голосом и ласковой улыбкой. Выяснив, что Тимоха с утра в лесу, Виктор выскочил на крыльцо. Отдышался. Эта молодая женщина всегда смотрела на него как на потенциального мужа. От ее улыбки и вежливого разговора бросало в пот. Язык прилипал к зубам, не желая ни делать комплиментов, ни давать отпор вежливой осаде.

В лесу ноги сами понесли к большому болоту. Улыбаясь, Виктор не противился. Знал: Кирюша не смог встретить, значит, занят. Уж что-что, а водить людей по лесу леший умел. Можно даже не смотреть под ноги – не споткнешься. Виктор и не смотрел. Намного интереснее наблюдать за белкой, тащившей гроздь орехов, или высматривать, куда делась семейка мухоморов, все лето украшавшая полянку с пнем посредине. На этом месте в прошлом году Виктор сломал ребра или на другом, вспоминать не хотелось. Кирюша почувствует – расстроится.

Перед ивовыми кустами, за которыми начиналось большое болото, лежала сухая осинка. Не на месте лежала. Виктор закинул на плечо сухой ствол и прошел между кустов ивняка.

Кирюша сидел на толстом стволе березы, упавшем так удачно, что успел врасти в землю. Рядом суетился у костерка Тимоха. Сырые ветки никак не хотели гореть. Щелкали, дымили. Пламя пряталось и высовывать язычки отказывалось.

– О! Молодец! А я и не подумал, – Тимоха, выхватив у Виктора осинку, потащил к костру.

Леший улыбнулся:

– Привет, а я тебя ждал. Сейчас Гоша придет – поговорить надо.

– Случилось чего?

– Какие-то гады в Коровий овраг старые удобрения свалили. Привозили два раза. Самосвалом.

Виктор знал этот небольшой, заросший крапивой, овражек. Иногда, оставив машину в Селище, ходил вдоль него в Дубки.

– И что?

– Дождями отраву смыло в торфяник, и Лине теперь жить негде. Уходить собралась.

– А кто это?

От кустов донесся мягкий басовитый ответ:

– Кикимора тамошняя. Привет!

Гоша подошел к костру, скинул с плеча кожаный рюкзачок. Тимохе наконец удалось разжечь не желавшие гореть ветки. Кирюша повернулся к болоту. Прокашлялся. Крикнул:

– Ольг! Выныривай! Костер готов!

Ряска зашевелилась и пропустила на поверхность облепленную поникшей травой кочку. Рука с перепончатыми пальцами раскинула зеленые патлы по сторонам. Водяной пошлепал синими губами и тихо спросил:

– Чего разорались-то?

– Мы еще не орали, – вступился за правду Тимоха. – Орал Кирюша – с него и спрос!

– А я что?! Я как лучше хотел! – насупился леший.

Водяной вышел на берег. Из резиновых сапог с каждым шагом выплескивалась вода. В широченных ладонях трепыхались караси. Штуки по четыре в каждой. Ольг вывалил рыбу на мох:

– Хватит пока. Потом еще схожу. А ты, – он повернулся к Кирюше, – не в лесу. На болоте не ори! Карасей, вон, распугаешь – лягушек жрать будем?

Гоша собрал рыбу и подсел к пеньку – чистить. Тимоха копался в ивняке.

– Чего ты там ищешь? – забеспокоился леший.

– Рогульки.

– Ты в прошлый раз здесь последние дорезал. Бери теперь выше.

– А и то… – хуторянин поплелся к следующему кусту.

В ожидании закуски решили не терять времени. Тимоха достал из кармана дерюжку. Расстелил, разгладил складки. Гоша покопался в рюкзачке, и на свет появился коньяк. Виктор, уже ухвативший в сумке бутылку за горлышко, разжал руку. Вторую лучше придержать, потому как поллитры им обычно хватало. Достал резной контейнер с хрустальными стопочками.

– Эх, коньячок – это хорошо. Лимончика бы… – мечтательно протянул Кирюша.

– Забыл! – Виктор запустил руку в сумку. – Держи, гурман! – положил рядом с бутылкой лимон.

Разлили по первой. Тимоха повернулся к костру – поворачивать карасей другим боком. Гоша полюбовался игрой света в гранях хрусталя. Поставил стопочку на дерюжку и повернулся к Ольгу:

– А Лина где? Ты чего ее не позвал?

– Я ее на Глубокое наладил – к Алене. Пусть там пока погостит. Все же разнообразие.

– А они не перессорятся? – Гоша разливал по второй.

– Ну, если что не так – в протоке отсидится. Я когда-то специально там траву на границе с озером развел. Хотел от Глубокого отгородиться.

– Зачем?

– Молодой был, деятельный.

Кирюша усмехнулся:

– Это он от тогдашней русалки отгородиться хотел. Не помню, как ее звали.

– И я не помню, – признался Ольг, – хоть и прожил с ней обок лет пятьсот. Но все равно расскажу.

И услышал Виктор историю, начало которой терялось в середине прошлого тысячелетия.

Давным-давно, когда никого из присутствующих еще и на свете не было, случилось так, что ключ в Глубоком, питавший местные озера, стал приносить меньше воды. А потом еще и несколько сухих лет подряд выдалось. Первым начало заболачиваться Черное. Берега заросли мхом, вода застоялась, подернулась ряской.

В то время людей на Руси было мало, ведьма жила далеко. Лесная нелюдь тоже не жаловала эти места. Леший обитал в Красном бору, что за двадцать верст от Дубков. На три озера тут была одна русалка. Она и не уследила – заросло травой Черное. Следующее – Широкое, став непроточным, тоже начало обрастать по берегам. Прошло много лет, и ведьма, поселившаяся в этих краях, решила найти смотрящего для болот.

– Я тогда молодой был, уговорила меня Василиса, – Ольг посмотрел на рюмочку. – Чего-то мы тормозим.

Тимоха кинулся к костру:

– Караси! Караси пригорят!

Под закуску и рассказ потек веселее:

– Поселился я в Широком, но уж больно не по душе мне открытая вода. Ну, и взялся со всем рвением обустраиваться – берега заращивать. Лягушек развел, подлещиков в Глубокое прогнал. Из-за них и поссорился с местной русалкой. Ей эти подлещики тоже не нравились. Но я их все-таки прогнал. Переманил к себе из озера налимов и стал протоку заращивать. А озерко продолжало заболачиваться само – не до него было. Попросил я Василису найти кого-нибудь, чтобы не разбрасываться на два болота, не топать по лесу в обход Глубокого. А она и говорит: «Не торопись. Через двенадцать лет будет в торфянике кикимора». Ну, я ей не поверил, а когда ровно через двенадцать лет в болоте, которое тогда еще и торфяником не называли, поселилась Лина, обомлел.

– Во-во! А когда деревенские стали бывшее озеро торфяником называть – ко мне пришел. Удивлением поделиться, – поддержал водяного Кирюша. – Василиса сильная ведьма была. Судьбу не только видела, она ее делала!

– Да! Нина – целительница знатная, но до Василисы ей далеко, – сказал Ольг.

– Сколько лет Нине? Ста не исполнилось! – вступился за ведьму леший. – А Василиса, когда я сюда пришел, уже старая была.

И пошел у нелюди разговор: кому сколько лет, да кто больше позабыл. Виктор сразу запутался, потому что имен водяной с лешим не помнили. Соседей они называли «тот леший, что татар завернул» или «та русалка, что с ведьмой поссорилась». Стих разговор, когда Гоша наполнил стопочки и постучал своей по бутылке.

Выпили, закусили тем, что осталось от карасей. Ольг засобирался в болото.

– Сиди! – Тимоха пошарил в подсумке, достал круг домашней колбасы. – Гоша, порежь.

Над болотом, смешиваясь с дымком гаснущего костра, поплыл плотный запах копчености. Пока Гоша резал закуску, разговор вернулся к тому, с чего начинался. Кирюша спросил:

– Куда Лину селить будем?

– Некуда, – обреченно выдохнул Ольг.

Гоша поднял голову:

– А если в дальней заводи?

– Не-е. Не захочет. Ей отдельное болото нужно.

– Ничего, потеснишься, – произнес леший.

Ольг поднял вверх указательный палец, с которого свисали перепонки, похожие на сложенные крылья летучей мыши.

– Я ж что сказал – от-дель-но-е!

Виктор, разливая по последней, предложил:

– А если ее поселить в старице, что за мотелем?

– Там у тебя протока в речку. Не уживется она с русалкой, – категорично заявил водяной. – Я твою Нюшу знаю – вредная баба!

– А если протоку закопать? – спросил Тимоха.

– А копать кто будет? – повернулся к нему Ольг.

– Я буду! – ответил хуторянин. – Трактор с ковшом пригоню и закопаю. Кирюш, поможешь подъехать?

– Да я! Да для такого дела…

– А что скажут в лесничестве? – попробовал испортить радость Гоша.

– С лесничеством я договорюсь, – внес свою лепту Виктор.

– Вот и ладненько! – подвел итог леший. – За это надо выпить.

Посидели еще немного, но разговор не клеился, вновь и вновь возвращаясь к гадам, испоганившим пусть и топкий, но приличный еще торфяник. Гоша вспомнил, что бабушка просила забежать в магазин. Виктор тоже заторопился – чтобы завтра с утра зайти в лесничество, выезжать придется рано. А до мотеля еще добираться лесными дорогами, на которых не встречается ГАИ.

Распрощались с Ольгом. Чуть позже – с Гошей. И по тропинке, что вилась по светлой березовой роще, направились к хутору.

Странно, но сегодня Кирюша пошел провожать их с Тимохой в поля. Обычно он из леса не выходил, а тут незаметно по луговине добрел до плетня. Виктор намеревался уже поинтересоваться, что случилось, но леший заговорил сам:

– Совсем Ольг состарился. Раньше его мои крики не волновали.

Стало понятно, почему Кирюша зашел так далеко. Хотел поговорить о водяном, чтобы тот не услышал.

Тимоха, отворявший плетеную воротину, повернулся:

– И что?

– Что-что… Непонятно, что ли!? Долго не протянет – старый стал, покоя захотел. Вот если б заинтересовать его чем-нибудь, чтобы жизнь интересней стала.

– Чем? – поинтересовался Виктор.

– Он загадки всякие любил раньше. Но последнее время загрустил. Наверное, разгадал все. Видимо, скоро уйдет…

– Куда?

– Не знаю. И никто не знает, – леший помолчал, переминаясь на коротких ножках. – Нина, разве что…

– Знает, да не скажет! – Тимоха махнул рукой.

– И что будет с болотом? – спросил Виктор. – Кикиморе отдадут?

– Не знаю. Как получится. Может, Лина поселится, а может, новый кто придет…

Хуторянин продолжил наседать на Кирюшу:

– Откуда?

– Не знаю.

– Ну, вот ты откуда пришел?

– Не помню. Правда, не помню. Я Алену спрашивал. Она тоже не помнит. Нину спросить надо. Ведьма точно знает. Она же Алену привела? Привела.

– Может, и водяного нового приведет?

– Не знаю.

На том и разошлись. Виктор долго смотрел вслед семенящему к лесу Кирюше. Тимоха молчал, опираясь на плетень, потом вдруг произнес:

– Триста лет они с Ольгом вместе…

* * *

В Управление лесного хозяйства Виктор заявился с утра, чтобы застать начальника на месте. Когда речь зашла о земляных работах, тот возмутился.

– Чего вы там с этим браконьером копать собрались? Не ваша же земля. Небось, мусор захоронить хотите?

Виктор рассказал все, как есть. Главный лесник не поверил:

– Не бывает кикимор! Не бы-ва-ет! Сколько вы с Тимофеевым выпили, что тебе кикиморы мерещиться стали?

Он никогда не работал в лесу. В управление попал из замов мэра по сельскому хозяйству. А до этого числился агрономом в колхозе, откуда был изгнан за непроходимую глупость.

Виктор решился на обходной маневр:

– А вы сами приезжайте. Рыбку половите, отдохнете на бережку. Я вас в хороший домик по дружбе поселю. Только весной поставил – еще смолой пахнет. Заодно проверите, есть в старице кикимора или нет.

Начальник махнул рукой:

– Ладно, приеду – посмотрю, что у тебя там за живность водится.

– Так мы протоку закопаем?

– Да мне-то что – копайте. Там нормального леса все равно нет. Строить-то вы там с Тимофеевым ничего не собираетесь?

– Нет! – отрезал Виктор.

– И отходы захоранивать не будете?

– Нет!

– А копать-то чем будете?

– У Тимохи трактор есть. С ковшом.

– А как он трактор туда протащит? Там же лес.

Виктор, не подумавши, ляпнул:

– Кирюша поможет.

– Какой еще Кирюша?

– Леший из Дубков.

И сообразил, что главный лесник теперь точно запретит копать. Но все обошлось. Начальник управления только махнул рукой. Сказал, что позвонит на неделе и в пятницу вечером подъедет с семьей. Видимо, предложение отдохнуть на халяву пришлось кстати.

* * *

Тимоха загнал трактор на стоянку перед мотелем. Открыл дверку и спрыгнул на асфальт с грацией бывалого тракториста. Пожал Виктору руку. Посмотрев в сторону леса, спросил:

– Ну, и куда дальше?

– К во-он той кривой осине! Кирюша сказал, что перед тобой пойдет.

– Ага!

Хуторянин шустро забрался в кабину. Трактор, выпустив облако черного дыма, медленно съехал с асфальта. Виктор двинулся следом.

Перед деревьями Тимоха сбросил газ, но стволы осин раздвинулись, открыв присыпанный листьями проход. В глубине его мелькнула лохматая борода лешего.

Оглядываясь, Виктор двинулся следом. Трактор ехал по вытянутой полянке, которая чудесным образом перемещалась по лесу. Деревья не вытаскивали из земли корни, как в сказке. Не гнулись. Просто оказывались в стороне, освобождая дорогу лешему. А потом, дав проехать трактору, так же незаметно возвращались на место за спиной Виктора. Лес становился привычно непролазным осинником, в котором отродясь не бывало никаких полянок.

На берегу узкой протоки Тимоха затормозил. Высунулся из кабины и крикнул:

– Где копать будем?

– Вон там – с кряжа? – ответил Виктор.

Трактор подкатился к песчаному обрыву, из которого вся деревня брала песок. Опустил на траву стальные лапы и отвал. Тимоха повернул кресло к торчащему сзади ковшу и взялся за рычаги.

Виктор, наблюдая, как хуторянин наваливает на берегу кучу песка, спросил у стоящего рядом Кирюши:

– А ты только ненадолго можешь деревья передвинуть?

– Смотря какие и зачем. Ну, и куда – тоже надо посмотреть. Бывают места, в которых деревья не растут. Сколько ни пересаживай – либо назад вернется, либо засохнет.

– У меня две яблони растут так, что ялики в сарай приходится кругами таскать. А срубить жалко – старая антоновка, ароматная. Сейчас такую и не найдешь.

– Пойдем посмотрим, что там у тебя с яблонями.

В беседке сидели приехавшие вчера рыбаки. Пили чай и перебирали разложенные на столе воблеры. Кивнули Виктору, а семенящего рядом Кирюшу будто не заметили. Хотя в полуденную жару мужичок в тулупе выглядел нелепо. Знатно отвел им глаза леший!

– Эти, что ли? – подошел к яблоням Кирюша.

– Эти, – подтвердил Виктор. – Их бы поближе к беседке пересадить.

Леший прошел между кривыми стволами. Погладил спускающиеся к самой земле ветви. Постоял, словно прислушивался к чему-то. Медленно вернулся к беседке. Почесал затылок и оглянулся на мужиков. Те уткнулись носами в снасти и внимания ни на что вокруг не обращали.

– Сюда, что ли?

– Сюда.

– Хорошее место. Но вдвоем им тут тесно будет – засохнут, – Кирюша осмотрелся и показал рукой: – Вторую придется выше гнать.

Рыбаки, видимо, услышали разговор. Закрутили головами. Виктор приготовился врать и изворачиваться, но леший провел перед собой ладонью, словно вытирал стекло. Мужики снова склонились над столом.

– Только сразу не получится, – произнес Кирюша. – Если ненадолго надо дорогу открыть, то можно быстро. А если хочешь, чтобы дерево на всю оставшуюся жизнь в другое место переселилось, то надо не спеша его двигать.

– К осени-то успеешь?

– Конечно! Недельки за три управлюсь. Только ты их поливай. Особенно с той стороны, куда пойдут. И много поливай, чтобы земля мягкой стала. Тогда быстрее получится.

Мужики в беседке разложили воблеры по коробкам. Посматривая на темную тучу над горизонтом, рассуждали, собираться на рыбалку или нет. Кирюша прищурился и сказал:

– Ты скажи им, чтоб не беспокоились. Не будет сегодня дождя.

К вечеру Тимоха успел несколько раз насыпать и сдвинуть кучу песка в заросшее камышом русло. Под конец переехал на тот берег и, опустив отвал, разровнял запруду.

– Всё! – выпрыгнув из трактора, сказал он. – Обмыть бы…

– Вот придет Лина, новоселье и обмоем, – предложил Виктор.

– Я за ней схожу! – заторопился Кирюша. – Только надо трактор отсюда убрать. Лина технику не любит.

– Ну, показывай дорогу! – полез в кабину Тимоха.

Пока леший выводил через лес трактор, Виктор дошел до мотеля. Прихватив бутылку коньяка, стопочки и фрукты на закуску, спустился к реке. По вьющейся вдоль берега тропинке прошел до излучины. Свернул в лес, чтобы обойти заболоченную низину, с которой начиналась старица.

За деревьями мелькнул желтый песок откоса. Вдоль него ковылял Кирюша. Рядом, медленно переставляя большие ноги, шла Лина. Кикимора выглядела как обросшая густой тиной коряга. В спутанных волосах застряли веточки. Прозрачная капля свисала с длинного острого носа. На узких плечах лежало ожерелье из кувшинок.

Виктор зажмурился, но кикимора стала как будто ближе. Шлепая широкими ступнями по заболоченному берегу, она добралась до чистой воды и обернулась. Помахала рукой. Улыбнулась, показав острые пожелтевшие зубы. Виктор с закрытыми глазами помотал головой, но продолжал видеть плывущую к запруде Лину.

Открыв глаза, Виктор медленно сделал шаг. Еще один. Шел и не мог понять, что с ним происходит. Откуда взялся этот сон наяву? Почему кикимору сквозь закрытые веки он видел лучше, чем открытыми глазами?

– Ну, что ты там тащишься?! – поторопил его Кирюша. – Давай быстрей! Ночь на носу, а Лине еще обустраиваться надо!

* * *

На следующей неделе в мотель заглянул районный прокурор, приходившийся Тимохе зятем. Подошел к Виктору и строго спросил:

– Это ты сказки леснику рассказываешь? Он же у нас дурак – шуток не понимает. А ты ему про лесную нелюдь…

– Да я ж не знал…

– Теперь знай! Кстати, чего это вы там копать затеяли?

Виктор рассказал про старицу. Прокурор усмехнулся:

– Узнаю Тимоху. Сам живет без машины, на телеге в магазин ездит, а для какой-то кикиморы готов технику по буреломам гробить. Кстати, фермера, что удобрения в овраг свалил, мы нашли. Штраф содрали, заставили выгрести все и на свалку вывезти. Только торфяник-то он уже загадил.

4. Влюбленные

4.1

Яркое весеннее солнце пробивалось сквозь листву узкими лучиками. Трава на полянке, зажатой между болотом и кустами ивняка, тянулась к теплу и свету. Казалось, она росла прямо на глазах.

– Так почему Дубки? – Виктор вытащил из сумки копченую колбасу, положил на расстеленную дерюжку. – Вокруг березы, да ивняк вдоль болот.

– Дубы растут дальше, у Глубокого, – Гоша вздохнул. – Тебя Кирюша туда не пустит, будь ты ему хоть трижды другом. Даже за ящик водки.

– Чего это так?

Гоша отвечать не торопился, достал маленький кривой нож – таким из картошки глазки выковыривать. Ловко снял с колбасы шкурку, принюхался.

– Эх, надо было к Тимохе на хутор зайти. Вот у него колбаска…

Виктор обиделся:

– Не мог сказать? Я же там машину оставил.

Гоша проворчал, нарезая колбасу:

– Теперь сказал. Ты только с дочкой его поосторожнее. Он ее замуж мечтает выдать. Мне уже второй год сватает. Надежный ты, говорит, человек, и не летчик.

– А что там у него с летчиками? – спросил Виктор.

– Так Вера за летчика замуж вышла. Потом приехала с сыном и без мужа.

– Бросил?

– Нет, разбился.

Виктор от удивления выругался. Гоша невозмутимо пояснил:

– А Тимоха все равно считает – виноват! Женился, сына родил – не имеешь права помирать!

– Дурдом какой-то!

– Скоро другой дурдом придет, – Гоша кивнул в сторону болота.

За разговором Георгий успел кривым ножичком нарезать колбасу. Виктор достал из рюкзака банку. Соленые огурчики ему презентовала будущая теща. Она умудрялась так солить их, что даже вялые экземпляры приобретали твердость и хрустели на зубах.

– А что ты там про дубы у Глубокого говорил? – вспомнил Виктор.

– Что не видать тебе их. Кирюша туда уже второй год никого не пускает. Тебе глаза от пенька отвел. Меня по осени в болото загнал. Уж ему от бабушки досталось! Только без толку! Недавно какие-то туристы пытались пройти к озеру. Так он их два дня кружил по лесу. Я этих ребят потом встретил у магазина в Селище. Сидят, на навигатор смотрят, а там трек раз шесть чётко по кругу.

– Силён!

– Во-во. От любви вся сила!

Виктор чуть не уронил бутылку водки на хрустальные стопочки. Гоша усмехнулся:

– Ты чего? Не знал, что ли?

– Чего?

– Кирюша в Алену влюбился! Почти сто лет не замечал, а тут – в одночасье! Так он, получается, тебе не сказал? А все: Виктор, друг, да я за него… Наверное, мало ты его водкой поил.

Из зарослей ивняка, отделявших бор от болота раздался скрипучий голос:

– Не поил! Что я, сам пить не умею?

На полянку вышел Кирюша – невеликий мужичок, заросший мехом от макушки до ступней и запястий. Крепкие, лопатообразные ладони высовывались, казалось, из рукавов свитера. Бережно прижимая к груди ольховый хворост, леший засеменил кривыми ножками к догоравшему костерку.

– Что ж вы, человеки бестолковые, за углями не следите? Прогорят же! – запричитал он. – Смотри, Ольг, они ж так мне косточки перемывали, что про костер забыли…

Следом за лешим появился Ольг. Смотрящий местного болота нес на плече огромного налима. Его любимый плащ от комплекта химзащиты болтался, хлопая по голенищам резиновых сапог. Водяной всегда ходил по лесу обутый. Говорил, что за перепонки боится. Виктор подозревал, что, в отличие от не признающего одежды Кирюши, Ольгу просто нравилось одеваться.

А мохнатый леший уже суетился возле коптильни, которую еще весной принес Виктор:

– Давай налима сюда! Что ты его за жабры держишь? Под хвост перехвати! Заталкивай! Заталкивай! Прогорят же угли! Жар уйдет! Рыба сырая будет, не смолистая!

Приземистый леший и худющий высокий водяной никак не могли повесить коптильню из-за суетливости Кирюши. Он пытался поднять перекладину на плечо, вставал на цыпочки, подпрыгивал, но все время промахивался. Ольга от всех этих перемещений мотало из стороны в сторону, что еще больше мешало Кирюше.

Виктор встал, перехватил у лешего перекладину и положил на верхний сучок рогатины.

– Ты куда? Ниже клади! Костер-то у вас прогорел! Человеки! – это было самое страшное ругательство в устах Кирюши.

Закуска поспела, когда разлили по второй. Чтобы не слушать сетования Кирюши, его послали за свежей черемшой. Втроем без лишних разговоров вытащили налима на листы лопуха и замерли, вдыхая дивный аромат копченой рыбы.

Чуть погодя Виктор завел разговор, ради которого сегодня пришел в лес.

– Гоша, поговори с Ниной Кирилловной. Хочу ей девушку свою показать, посоветоваться. Болеет она часто – простуда, бронхит.

– А сам-то что? Привел бы, показал.

– Так мне дороги к избе нет. Поговори – может, она откроет.

– О-о! Ты не понял! Дороги нет любопытным. А коли дело какое – милости просим!

– Я даже не знаю, где свернуть…

Тут не выдержал леший.

– Ты б меня попросил! Я бы показал!

– А потом Нина тебе показала бы, – осадил его водяной.

Кирюша пригорюнился.

– Привози! – сказал Гоша. – Когда к хутору с асфальта свернешь, смотри влево. На первую дорогу не съезжай, на вторую тоже. Третья будет темная такая, будто в болото уходит. Соваться на нее не захочется, а ты сверни. И по мостику осторожно проезжай – не гони.

– Ты, как свернешь, меня крикни, – опять оживился Кирюша. – Я проведу.

Понимал леший, что если дорога откроется, то к нему претензий не будет.

Водка закончилась раньше налима. Кирюша свистнул. Тихонько, но звук гулко разлетелся между деревьями. Леший собрал в лопух кости, недоеденный хвост и оставшиеся кусочки колбасы.

– Боится! – он посмотрел в сторону двух больших берез, выросших из одного корня. Кряхтя, поднялся и понес к ним лопух. Из-за ствола высунулась острая лисья мордочка. Ольг покосился вслед лешему, пояснил Виктору:

– Это Кыша. Мать у нее браконьеры убили. Кирюша ее выхаживал, с рук кормил.

Леший сунул лопух за березу и засеменил обратно. Сказал виновато:

– Щенки у нее будут, а филин всех мышей в округе извел.

– А ты куда смотрел?

– И не спрашивай – виноват! Гоша, ты только Нине не говори – опять заругает.

– Ты же меня знаешь. Только ей и говорить не надо, – Гоша вздохнул.

Вздохнул и Кирюша. Ольг посмотрел на лешего с сочувствием:

– Ты Кышу ко мне присылай. Я ее лягушками подкормлю.

– Не пойдет. Гордая!

– А ты ей о щенках напомни. Не имеет она права их погубить.

– Попробую…

* * *

Расходились поздно. Гоша отправился к бабушке в обход болота, и Ольг вызвался его проводить. Виктор с Кирюшей пошли в сторону хутора. Кыша так и не показалась. Только мелькнул в лучах заходящего солнца яркий хвост.

Когда Виктор в первый раз приехал в этот лес, день был пасмурный, дождливый. Тогда сумерки опустились сверху, накрыли лес покрывалом тьмы. Сейчас же полумрак разливался по сырым низинам, а в кронах деревьев еще играли солнечные лучи. Сквозь листву виднелось темно-синее небо. Мелкие пичужки подлетали к Кирюше и снова исчезали за деревьями. Леший шел хмурый. Виктор подумал, что он переживает за Кышу, и не приставал с разговорами.

На опушке леса у луговины Кирюша остановился. Долго переминался с ноги на ногу, кряхтел. Наконец решился:

– Ты это… Привози свою девушку. Ко мне привози. Мы на Глубокое сходим. Там пляж, песочек, камыши…

– Привезу. В следующие выходные.

– Так ты же ее к Нине привезешь, – проскрипел леший. – А вы потом ко мне приходите.

Виктор молчал, не понимая, что затеял Кирюша. Хитрить тот не умел. Мог завести в непролазную чащобу, мог кружить по лесу сутками, не выпуская, отводя глаза от тропок и дорог. Но хитрить леший не умел.

– Там… это… – никак не мог продолжить Кирюша и, наконец, решился. – Алене скучно. Приезжай с девушкой. Пусть познакомятся, поговорят по-девичьи.

Виктор улыбнулся. Влюбленный Кирюша – это было невообразимо. Триста лет мужику, а как мальчишка! Но и обижать лешего нельзя. Он не поймет – добрая душа. Для него Виктор – такой же друг, как Ольг или Гоша. Кому же, как не им, может довериться влюбленный.

– Привезу! Что, в мотеле без меня неделю не управятся, что ли?!

Кирюша просиял. Борода раздвинулась шире плеч. Всхлипнув, он переступил с ноги на ногу и заскрипел:

– Приезжайте. Вдвоем. Я вам шалашик на берегу… Сморчков свеженьких… Нину попрошу, чтобы она погодку теплую сотворила, – леший принюхался и подтолкнул Виктора в сторону хутора: – Ну, ты иди! Там Тимоха ужинать собирает, тебя ждет. Картошечка у него… колбаска…

Виктор поднялся по луговине к хутору и остановился возле плетня. Обернулся. Внизу темной полосой лежал лес. По траве на полусогнутых лапах пробиралась Кыша. Под одиноким кустом бузины затаился заяц. Кирюша брел между березами. Выговаривал что-то умостившемуся на плече филину. В болоте Ольг поправлял покосившиеся кочки.

Последнее время Виктор стал видеть многое, что раньше было скрыто темнотой или густыми зарослями. Видел не глазами, а каким-то глубинным чутьем. Тем, которое люди потеряли, променяв бесконечность тенистых боров на тесноту квартир.