Текст книги "Машинные операции. Сборник стихов"

Машинные операции
Сборник стихов
Константин Селичев

© Константин Селичев, 2016

ISBN 978-5-4483-4614-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Читателю

Селичев Константин Валентинович. Псевдоним – Leech (Лич).

Поэт урбанистического жанра. Реализм, грязный реализм, пост-модернизм.

Персональный сайт автора: [битая ссылка] www.рукописи-мастера.рф

Сообщество вконтакте: [битая ссылка] www.vk.com/po_e_t_r_y

Все изображения, представленные в книге, сделаны руками автора.

Партаки

Ты знаешь, как строчки сбиваются в стаи,

И атакуют, как приступ невроза?

Как партаки из чернил набивают

На белом теле худой целлюлозы…

Ты знаешь, как мысли бегут – дезертиры?

И укрываются в синонимИи,

Где-то на кухне полночной в квартире

Бьют свежим кофе по дистонии…

Ты знаешь, как руки не внемлют командам?

А пальцы танцуют под лунной сонатой

И рифму толкают, как контрабанду,

Скорябая душу, как скарификатор.

12/11/16

Фонари

На улицах моего города

Фонари покосились презрительно,

И стражи порядка не упустят повода

Пообщаться незамедлительно.

На улицах моего города

Только собаки не говорят о Боге,

Отпускают банальности и бороды,

Распускают руки, а порой даже ноги.

На улицах моего города,

Разговоры ведут о политике,

Решают уравнения с двумя известными

Доморощенные философы и аналитики.

На улицах моего города

Собирают на храмы и вотчины,

А хрущевки застыли от холода

В годовщину, к чему-то там приуроченную.

А на площади моего города

Не на шутку развернулись гуляния,

И с подмостков сверкая крестами,

Голос божий призвал к покаянию.

А на площади моего города

Всех простили во имя святого спасителя,

Или просто устали от холода,

Поспешив в свои камерные обители.

На улицах моего города

Слишком тесно от взглядов, локтей и распостранителей,

И фонари не упустят повода

Проводить тебя взглядом небрежно-презрительным.

Машинные операции

Иногда даже кажется, будто

Лучше вовсе и не просыпаться

В этой мятой постели под утро,

Как больной после комы в реанимации,

И пытаться нащупать жизнь

Неумелой наивной пальпацией.

Иногда даже кажется, будто

Лучше вовсе не пробовать

Изображать сенсацию,

А в ответ получать все те же

Общие рефлексы и примитивные реакции.

Иногда даже кажется, будто

Все возможные закончились вариации,

И, конечно, за окном тот же город

Опять обожрался газетными публикациями,

От которых плюются все буквы

Трупным ядом …Трансляции

Замутили ходячие мониторы —

Люди в цифре, элементарные

Частицы в процессе аннигиляции…

Иногда даже кажется, будто

Все поэты исдохли, вышли из ротации.

И лишь только в союзе писателей

Получают жирдяи свои дотации…

И лишь только кичатся политики

Толерантной дискриминацией,

Сединой приукрашенные критики,

Умудренные «опытом» шьют аннотации,

Иногда даже кажется, будто

Смысла нет здесь менять дислокацию,

Смысла нет в этих резких движениях,

В этой мятой постели, в этом городе,

Сотканном из машинных операций.

15/11/15

Моим именем не назовут улицу…

Я серое мозговое вещество,

Я человек-невидимка.

Я вылезаю из дома

И растворяюсь в промышленной дымке.

Я человек-голограмма,

Некий прообраз фантома,

Моим именем не назовут улицы,

Только, может быть, пару синдромов.

Я словно черная кошка —

Продолжение цвета ночи.

Я брожу сам по себе,

А не потому, что так кто-то хочет.

Пока друзья как перчатки

Меняют подруг и машины,

Я пропах в черной комнате

Дряхлой мебелью и нафталином.

Как сказал нам товарищ Бродский —

Просто не совершай ошибку,

Я пропах застаревшей известкой,

Хоть курю далеко не Шипку…

Я запрятал в рукав таблетки,

Словно пропуск из зоны комфорта,

Мое фото не будет в газетке

Или где-нибудь там на обертке…

Только разве что на страницу

В медицинский воткнут альманах,

Моим именем не назовут улицу,

Я всего лишь ненужный прах.

23/06/2016

Метро

Ложись в метро на рельсы,

Впивайся зубами в металл,

Пока этот город до пенсии

Считать свои дни не устал.

Ломай свои пальцы как спички,

Пытаясь держать карандаш,

Пока их библейские притчи

Опять в самом топе продаж,

Выкручивай руки и пробки,

Пока по квартирам зачистка,

Пока все прохожие робко

Тебя провожают глазами чекиста.

Держи провода зажигания,

Сжимай оголенной рукой,

Пока их мечты и желания

Все взяты под звездный конвой.

Глотай этот воздух из пыли

Под Солнцем озоновых дыр,

Под небом, распоротым шпилем,

Откуда смеется Кумир,

Плюется дождем из кровавых

Надкусанных вырванных глаз,

Пока маршируют от правой

Пустые глазницы «на раз».

Ложись в метро на рельсы,

Впивайся зубами в металл,

Как в приступе эпилепсии.

А шпалы тебе – пьедестал.

17/04/16

Кухонное Солнце

Иногда просто хочется

Абстрагироваться.

Даже если вновь там за окном ледяной апокалипсис.

Обрезать все кабели,

Забаррикадироваться,

Согреваясь кухонным солнцем, что от газа питается.

А декабрь пусть топчется

Без свидетелей,

Как следы, заметает целые города и страны.

Иногда просто хочется

Абстрагироваться,

Даже если за стенкой телеэфир разрывает мембраны.

Иногда просто хочется

Удалить все логи.

Пароли посбрасывать и уничтожить любые аккаунты,

А декабрь пусть топчется

На скользком пороге.

И случайным прохожим наносит внезапные нокауты…

21/11/2016

Чрезвычайность

Знаешь, ты – это ты,

А не кто то еще

Белоснежной улыбкой мелькает с афиш,

Как протезом таланта

Затмившим здесь все,

Ну а ты, как всегда, только серая мышь.

Знаешь, ты это ты,

И не кто-то еще.

По замерзшему городу еле скользишь,

Прикрываясь обшарпанным

Старым плащем,

Полудохлый, как снег, что весной сбросят с крыш.

Знаешь, ты это ты,

А не кто-то еще,

Пусть друзья вспоминают всех, кем ты не стал,

Просто ты это тот,

Кто у них запрещен.

Впрочем, даже их золото – только металл,

Да и ведь не такой

Уж и он благородный,

Раз покрылся коррозией рыхлой давно

И еще безграничной

Любовью народной,

Как земля по весне прошлогодним говном.

Знаешь, это всего лишь

Такая случайность.

Знаешь, это лишь всего лишь такая игра

В быстротечную

Черезвычайность,

Все пройдет, как однажды и эта зима…

Знаешь, ты это ты

Как немая угроза,

Как рубец, что под гримом не скрыть на щеке.

Как упрямый белок

Или просто лактоза,

Что никак не свернется у них в кипятке.

Знаешь, ты это ты,

Почерневший зубами,

Полысевший в свои тридцать лет с небольшим.

Знаешь, пусть будет так,

И, быть может, кто знает,

Может быть, до весны как-нибудь доскользим…

Заводной апельсин

Бестыжие глаза прожекторОв,

Трусливые охотники до спин

Продажным взглядом мусоров

Смотрели, как я шел один

По темным улицам, запуганным дворам,

Я разгадал их лабиринт.

Там, где иконы улыбаются ворАм.

Там, где на всех полно вагИн,

Щелей, пролетов и дверей,

Но выход здесь всегда один:

На дураков и торгашей,

Весь этот город – просто апельсин.

Такой весь дерзкий и крутой.

Набитый пулями и грязными дельцами,

И неустанно заводной.

А я иду один. Черт с вами…

28/10/16

Мастер без Маргариты

Город вцепился, как микросхема

В плату земной коры,

Я пробуждаюсь от зимней спячки

И выбираюсь из душной норы.

В городе снова восстанье машин,

Будто последний исчез человек,

Я пробираюсь сквозь тонны металла

На вечеринку в стиле «хай-тек».

Баннеры лезут нахально в лицо,

Жизнь предлагая оформить в кредит,

Я пробираюсь сквозь их батальон,

Словно преступник или бандит.

Я пробираюсь на бал Князя Тьмы,

Он же великий MC вечеринки,

Но, к сожаленью, сегодня один,

Где-то пропала моя Маргаритка…

Видно, пошла за другими на трассу,

Там больше платят сейчас, говорят…

Лишь я один все иду, чтоб услышать,

Что мои рукописи… не горят…

И еще раз бессонница…

Там, где пространство и время,

Потеряли свою суть.

Лишь пустота лезет в щели,

Сочится будто бы ртуть.

Ну еще память как пристав

Двери пинает ногой —

Два непреклонных чекиста

Часто приходят за мной.

Как наважденье, как приступ,

Делают опись имен —

Всех, с кем я не был лет триста,

Всех, с кем я не обручен.

Сон разгоняя пречисто,

В шею гоню их прочь.

Я разъедаю до пепла

Дымом табачным ночь.

Urban Insomnia. Часть II

Лампа дневного света…

Ночь коротаем вдвоем.

В пачке одна сигарета,

будто последний патрон.

Родственник близкий тоннеля —

Прожорливый коридор.

Он поглощает время

И черноту. Физраствор

Капает мерно по трубке —

Это секунды бегут.

Да, мы одни в этой шлюпке,

Нас на рассвете не ждут.

Лишь одиночество манит

Глубже в пустой коридор.

Вспышка в табачном дурмане —

Или все это лишь вздор.

Лампа дневного света…

Вот он, последний патрон.

Здесь мы с тобой до рассвета.

Здесь наш с тобой пантеон.

Urban Insomnia III

Снова стены, будто воры,

Покушались на пространство,

Зажиглака, пачка «морэ»,

И часы как постоянство

Отсчитали день, как долю,

Да и ночь приняли в дело,

Под стакан отпели волю,

В кресле растворилось тело.

Эти мысли, словно споры,

Размножались до рассвета,

Едким дымом в коридоре

Испарялись без ответа.

Эти мысли. Уговоры —

Надо спать, еще не лето, —

Ночь стирали до упора

В тихом сговоре с рассветом.

Аксиомы

И вроде б жить… непринужденно и спокойно,

И не доказывать убогим аксиомы,

Хоть всяк живой – не больше, чем покойник,

Младенец, заболевший глаукомой…

И вроде б жить и принимать как данность

Бездарную заносчивую прыть,

Но почему-то крови требует гумманность,

И почему-то хочется щенков слепых топить…

И вроде б жить, да хочется порою

Всю кожу с них сдирать лексемой,

Чтоб слов язвливых серной кислотою

Облить их незатейливые схемы.

И вроде б жить, да хочется порою

Не пожалеть за то, что ведь и так калеки,

Держать перо трясущейся рукою,

Другой нещадно закрывая веки…

Абсолютный ноль

Будто снова напутал с наркозом

Престарелый анастезиолог,

Навсегда породнившись с морозом,

Мы не чувствуем боль или холод.

Мы читали захлебом Пелевина,

А насытились лишь пустотой.

Хоть по Цельсию нам, хоть по Кельвину —

Все равно абсолютный ноль.

Будто кто-то попутал режимы,

Температурный коллапс.

И зима белым пеплом накрыла

Все, что может, осталось от нас…

Дышать…

Писать, это словно дышать без приборов,

Да, впрочем, хоть как, лишь бы уж не затишье,

Как паралитик, что учится двигаться ровно,

Реформируя пространство в четверостишье.

Писать – вот, пожалуй, и все что осталось

В то время, как души сжирает инфляция,

Писать, наплевав на тоску и усталость,

Пронизывать ночь словесной радиацией.

Писать, разрушая геном серой клетки,

Которая создана из предрассудка,

Ну разве что кофе и две сигаретки —

Заслуженный отдых тебе на минутку.

Писать, задыхаясь от жизненной воли,

В которой дозиметр смерти зашкалил.

Где-то на парапете меж блаженством и болью,

Там, где город ночные ограды оскалил.

Писать, вырывая все трубки и датчики,

И как не хотелось бы им тебя вылечить,

Ты можешь поведать обманутым вкладчикам,

Что их капитал стоит меньше кирпичика.

Писать – это значит дышать как реактор,

Над небом раскрытый, пускать изотопы,

Писать – это есть твой единственный Фактор

В каменных джунглях прореживать тропы.

Писать – это есть твой графитовый стержень,

Забитый фарватер в утробе сознания.

Писать это то, что тебя еще держит

На хрупкой оси твоего мироздания…

Нелегал

Мое слово, как пазл, сложено

Из кусочков мечты в грязном мусорном баке

Расчлененной, в пакеты разложенной

Там, где нюхали их дворовЫе собаки.

Мое слово тропами исхожено,

Всех маршрутов скитательских вечный маяк,

Мое слово невежества ветом обложено,

Но не стихнет, как самый упрямый маньяк.

Мое слово молвою размножено,

Едкой желчью, как рвотною массой, забрызгано,

При досмотре пристрастном таможенном

Лесом рук завидущих так жадно замызгано.

Мое слово засело иголкой под кожею,

Что теперь не достать даже скальпелем ловким,

Из замерзших дворов магистралью проложено,

И зимой вековечено – хитрой чертовкой.

Неприкормлено, вычурно и испохаблено

Мое слово в огне рукописном испытано,

На шлифованной глади их лиц наскарябано,

Антидотом к дешевому лоску пропитано.

Мое слово как целый квартал обесточено,

Но искрит мегаваттами, будто подстанция,

Мое слово – кулак, в поединках отточенный,

Мое слово как бис, но не ради овации…

Мое слово, как спам, безнадежно заблочено

Во всех профилях, почтах, страницах, порталах,

Сквозняком ядовитым зловеще пророчено

Из голодных проулков замерзших кварталов.

Мое слово гуляет по мокрому гетто,

По ночлежкам, притонам и даже подвалам,

Мое слово как беженец без документов,

Что на родине сгинет своей нелегалом.

Кома

Я видел, как растерянно дома

Стояли в ряд

Приговоренные к расстрелу,

В рассветный час перед лицом утрА,

Таким безжалостным

Расчетливым и серым.

Я видел, как отчаянно глаза

Метались

Между стен от дома к дому.

И как простывшие к рассвету провода

Пытались город

Вывести из комы.

Я видел, как сплетались все слова

В одну молитву

Выцветшему небу,

И как антенны с крыш стучат в его врата,

Но все, кто ниже,

Просят только хлеба.

Я видел, как все разом НЕ сошли с ума,

И дальше шли

Дорогою знакомой.

Я видел, как напрасно надрывались провода —

Ведь город не очнется

Никогда от комы…

Зимовать

Надо просто себя научить зимовать,

Пока город застыл в тихом анабиозе,

Словно опухоль, сгутками дни вырезать,

До весны календарь подчищать без наркоза…

Надо просто себя научить зимовать,

Даже если слова покоробит банальность,

Даже если глаза не хотят принимать

Одномерную снежную псевдо-реальность.

Надо просто себя научить как-то ждать,

Даже если по горло насыпало снега,

Надо просто еще хоть немного поспать,

Даже если проснешься не в Сан-Диего.

Даже если весна – это нечто такое,

Что придумал в каком-то бреду биллитрист,

Если веки домов в ледяном спят покое,

Если белый – не значит нисколько, что чист.

Там, где утром асфальт до черна обнажен,

Даже если все тщетно окажется снова,

Даже если весь город опять поражен

Гипертрофиею снежных покровов,

Даже если мечту завернув в полотенце,

Они снова оставят ее умирать,

На морозе одну, как больного младенца,

Надо просто себя научить зимовать…

Надо просто себя научить как-то ждать,

Даже если весь город тебе как концлагерь,

Даже если понадобится лет тысяч пять

Пережить до весны в ледяном саркофаге.

У нашей мечты слишком много врагов

У моей мечты слишком много врагов,

Много ссадин, ушибов и полосных швов,

У моей мечты слишком много оков

В царстве желтого сна и святых дураков.

Там, где город оскалился пастью ментов,

Она бродит в бреду среди пьяных столбов

Под надзором опричины серых дворов,

Оставляя следы на фасадах домов…

Кубизм

День начинает отсюда свой бег

В духе геометризма.

Город пресует в асфальт черный снег,

Как рецидив конформизма.

Сутки – не более, чем единица

Сотен таких в механизме.

Там одиночество знает границы

Вечера в стиле кубизма…

Комната, стены, диван и халат.

В чашке заварены зерна.

Это тот самый известный квадрат,

Что до безумия черный…

Город из пробирки

Словно кто-то украл планы эвакуации,

Спрятал в этом слепом, до костей промерзшем городе,

И теперь ты летишь, как осколок в бездну,

Как осколок небесного тела в космическом холоде

В бездну офисных студий и супермаркетов,

В этом городе затхлом, как будто в курилке

Некурящий, промышленным смрадом отравленный,

Самосознанием, выращенным в пробирке…

Это город похож весь на банку с бычками,

Где-то там в тухлой гуще все сгинут мечты,

И столбы передач будто в память поставлены —

Вдоль дорог поминальные встали кресты.

Этот город клонирован словно овечка,

Неумелым биологом, дилетантом-генетиком,

И теперь он кишит весь микроорганизмами,

А в аптеке закончились все антисептики…

Словно кто-то украл планы эвакуации,

Заблокировав все отходные пути в этом городе,

И теперь ты молчишь недосказанно в трубку,

И висит только тьма на продрогшем от холода проводе…

Кардиостимулятор

Жизнь – расстояние

В гиг фотографий

До скудного текста

Немых эпитафий

На мокром граните —

Безмолвный оратор.

Мне срочно нужен

Кардиостимулятор.

Кофе и скорость

Бега на месте,

Ну а, быть может,

Еще и по двести…

Ну а уж если

Приперло совсем,

То уж тогда

И четыреста все!

Ну или вовсе

Чего мелочится?

Взять бы пол литру

И просто забыться.

Выключить свет,

Отключить навигатор,

Мне срочно нужен

Кардиостимулятор.

Суррогат

Солнце мое – девяносто пять ватт —

Вольфрамовый заменитель света,

Воздух – еще один суррогат;

В форточке душное лето.

Снова у ручки моей токсикоз:

Синею массой стошнило.

Небо мое – потолочный лейкоз,

Жадный убийца гемоглобина.

Утро мое – абстинентная даль

Сквозь пелену стекловаты,

Что в этом городе есть? Выбирай!

Хватит на всех суррогата!

Дирол

Небо без цвета и вкуса,

Для протокола слова…

День как напыщенный мусор

Нам зачитает права.

И лишь запахнет так вкусно

В чьем-то кармане трава,

Будто пьянящею правдой

Повреждена голова…

Солнце без гримма и блеска,

И не спасет фотошоп,

Только от правды так дерзко

Нас защитит добрый коп.

Тот, что подснял, будто шлюху,

Музу на свой протокол,

Небо без цвета и вкуса

Он охранял, как престол.

Небо без цвета и вкуса,

Как пресловутый дирол,

Он разжевал и не плюнул,

Палку положив на стол.

День как напыщенный мусор

Нам зачитает права,

Только молчание гнусно,

Также как все их слова…

404

Новое время

Набирает разбег

В странной стране,

Словно в тесной квартире,

Тенью метается

Человек.

Еще один с адресом:

Четыреста четыре.

Новое воемя:

Ни год, ни семестр —

Не определены границы.

Вносит твой адрес

В черный реестр:

«Невозможно отобразить лица».

Паталогоанатом

Люди ходили по улицам,

Словно взорвавшийся атом

Частицы рассеял. Хмурится

Небо от пыли и смрада…

Люди ходили по улицам

Вне ориентиров и даты,

А над телами сутулился

Старый паталогоанатом.

Снова покажет вскрытие,

Что пустотою захвачены

Внутриутробные полости,

Духом не обозначены…

Люди ходили по улицам

С размытыми координатами,

Глядя на все это хмурился

Старый паталогоанатом…

На улице Мира

Люди закрылись в квартирах,

На улице стало темно,

Словно остались от мира

Четыре стены и окно…

Люди закрылись в квартирах,

На улицах правит дождь,

И лишь на улице Мира

Стоит одинокий вождь.

Стулом подперли двери,

Плотно закрыли окно,

Кто-то, быть может, поверит,

Что ему станет легко…

Кто-то, быть может, поверит, —

Промокший смеется вождь.

Люди позаперли двери,

На улице правит дождь.

Столбы умирают стоя

Солнца обрезок раздавлен в тисках

Клонированных новостроек,

Страх одиночества бьется в висках

Пулею разрывною…

Страх одиночества, как верный страж,

Следует за тобою,

Ночь, гаснет свет. Опустел патронтаж —

Столбы умирают стоя…

Ночь, гаснет свет, и еще одна блажь,

Рай для последних героев.

Только зарЯдит рассвет патронтаж,

Снова придет за тобою…

Стеклопакетами пялятся в спину

Эти бетонные монстры,

Кажется, будто внезапно настигнут

Оградок штыками острыми.

Так бы хотел я не видеть их лиц,

Так бы хотел не слышать,

Смотрят глазами всех самоубийц,

Тех, что в петле еще дышат…

Чай на столе, сигарета в руках-

Так мы все ждем перемены,

Страх одиночества бьется в висках —

Праведник в шахтах геены…

И еще раз про город

Пафосный город смеется,

Тот еще, знаешь, ублюдок,

Словно в притоне, пригрел он

Всех проходных проституток.

Пафосный город смеется.

Ночь. Череда многоточий…

Там, где искусственным светом

Все провода кровоточат…

Ночь. Заплетаются строки

И отмирают, как нервы.

Там, где казнили пророков

На глазах у торговых центров.

Ночь. Заплетаются строки,

– Знаешь, она не вернется, —

Стены кричат, как пророки,

Пафосный город смеется…

Никотин

Жаждут отчаянно новокаина

Старые раны внутри,

Нужно еще капли две никотина,

Чтоб дотянуть до зари.

Нужно еще чашки две кофеина,

Ну а, быть может, и три,

Сюрреализм, такая картина,

Странные знаки, смотри:

Чертит рассвет на обойной бумаге,

Может быть, это твой день?

А потолок, посеревший от влаги,

Сбросить пытается тень

От занавесок, повисших с гардины,

Все это было не раз,

Нужно еще капли две никотина,

Капают дни… мимо нас…

Fakeland

Где вы, Сид Вишесы? Где Маяковские?

Словно остались лишь дегенераты,

Ну и еще, правда, рожи ментовские,

И на экране полУфабрикаты.

Где вы, Есенины, где Гумилевы?

Словно остались одни канарейки,

Мы не хотим больше снова и снова

Хавать на ужин дешевые фэйки.

Где вы, Джимм Моррисон и Сатриани?

Где вы, последние лекари душ?

Что эти ироды сделали с вами?

Армию клонов приветствует «туш».

На работу

С утра на работу,

Как будто на плаху,

А чувство такое,

Что тебя кто-то трахнул.

Будильник в истерике,

Тащит за веки,

Реальность харкает

В тебя ипотекой.

Реальность бунтует,

Кричит про налоги,

Ты хочешь подняться —

Не слушают ноги.

Ты хочешь подняться,

Но только не можешь,

И вдруг просыпаешься

С криком: «о, Боже,

И вдруг просыпаешься

С мыслью, что слаб,

Будильник заткнулся,

Но ты его раб…

Я сам по себе

Бешеные маршрутки

Плюются грязью,

Как будто политик слюной брызжет в массы,

Да впрочем тут каждый

Стремится в князи,

За душу свою получив деньги в кассе.

Одни проститутки,

Да что ты мне брешешь,

Здесь знает расценки и старый и мал,

Давай, иди дальше

Иди, куда чешешь,

Ведь ты получил уже свой гонорар.

Тупые многоэтажки

Толпиться достали

Вдоль обезумевшего шоссе,

Идиты вы на… й,

Да что вы тут встали,

Позвольте пройти… я сам по себе…