Текст книги "Русская армия на чужбине. Драма военной эмиграции 1920—1945 гг."

Наконец подошла суббота, день Белого бала. Он устраивался в большом казарменном зале, в котором имелась и театральная сцена с занавесом. Этим помещением пользовались для устройства вечеринок, балов, концертов и спектаклей все обитатели казармы, то есть сергиевцы, кубанцы и гимназия. ‹…›

Старших гимназисток было немного, около двадцати, и большинство из них, в силу событий, тоже шло с некоторым опозданием, так что нам, молодым офицерам, тут не стыдно было ухаживать даже за пятиклассницами. Впрочем, одна пышная шестнадцатилетняя девица, так называемая «папина Маруся», была в ту пору всего лишь в первом классе. Жили они в особом интернате, и держали их в строгости. ‹…›

Зал был убран великолепно. Деревянные колонны, шедшие вдоль него двумя рядами, были сплошь декорированы свежей зеленью и увиты бумажными лентами национальных, георгиевских и романовских цветов. На окнах висели кремовые занавески, украшенные крупными Сергиевскими вензелями, а в простенках между окнами – одинаковые, превращенные в ковры коричневые одеяла и на них портреты белых вождей и всевозможное оружие. На театральный занавес, закрывавший сцену, почти во всю его величину было нашито изображение нагрудного знака Сергиевского артиллерийского училища – двуглавый орел, под ним перекрещенные пушки, а в центре большое славянское «С», охватывающее щит с Георгием Победоносцем. В одном углу зала была оборудована уютная гостиная, с мягкими креслами и диванами, украшенная коврами и панно работы наших художников, а в другом – буфет с богатейшим ассортиментом закусок и бутылок. ‹…›

Белый бал был открыт очень эффектным номером: когда зал наполнился приглашенными, поднялся театральный занавес и все увидели стоявшую на сцене пушку – точное подобие настоящей – и при ней полный орудийный расчет, в форме юнкеров САУ. Стоявший сбоку фейерверкер начал громко подавать команды, предшествующие открытию огня. Гости с любопытством глазели на это зрелище, в уверенности, что тут стопроцентная инсценировка, но по команде «Огонь!» неожиданно грянул выстрел, и вся находившаяся в зале публика была обсыпана разноцветными конфетти, которыми было заряжено орудие. После этого духовой оркестр заиграл полонез и начался бал»[171]171
  Каратеев М. Д. Указ. соч. С. 213–219.


[Закрыть].

Еще в мае 1922 г. священник Петр Беловидов получил разрешение сербского патриарха Димитрия построить на старом, нефункционирующем Ташмайданском кладбище (за церковью Святого Марка) русский храм. Был объявлен сбор средств: 40 000 динаров предоставил премьер-министр королевства Н. Пашич, кирпич выделили два местных кирпичных завода. Постройка храма началась в праздник Рождества Пресвятой Богородицы. Проект строительства подготовил военный инженер В. В. Сташевский. Строительство храма – церкви Святой Троицы – было осуществлено в рекордно короткие сроки – 39 дней. 28 декабря 1924 г. митрополит Антоний освятил храм. Настоятелем церкви стал отец П. Беловидов, а первое богослужение прошло 4 января 1925 г. при большом стечении русских эмигрантов.

В храме была помещена чудотворная икона Курской Коренной Божией Матери, вывезенная из России. В короткие сроки церковь Святой Троицы стала местом сосредоточения культурной жизни всей русской общины и военной эмиграции, в частности.

Весной 1923 г. наряду с отъездом из Болгарии ряда частей Русской армии началась отправка и хранящихся в этой стране воинских святынь. Большинство из них были направлены в Королевство СХС. В мае 1923 г. приказом временно исполняющего должность российского военного агента в королевстве Генерального штаба полковника В. И. Базаревича для принятия регалий была образована комиссия под председательством капитана 2-го ранга А. А. Чиколева. В ее состав вошли полковники М. Д. Сорокин и Н. В. Номикосов. 11 мая 1923 г. комиссией было принято и описано 6 пакетов с регалиями и знаменами Русской армии, прибывших из Болгарии[172]172
  АДРЗ. Ф. 133. Оп. 1. Д. 4. Л. 14.


[Закрыть].

В 1924 г. ряд знамен был помещен в помещение церкви Святой Троицы в Белграде. Так началась 20-летняя история пребывания воинских реликвий в этом храме. Некоторые знамена были в плачевном состоянии или не имели древков: они появились в храме позже.

Глава 3. Накануне великой депрессии…
1925–1928 гг.

Не обольщая призрачными надеждами, мы должны вселить уверенность, что все страдания наши не бесцельны, что, сохраняя на чужбине родную армию, мы делаем большое национальное дело, что каждый офицер и солдат, выполняющий свой долг, вносит в общее дело посильную лепту.

Русское зарубежное воинство должно быть готово к тому, что ему еще придется достаточно долгое время нести свой крест…

П. Н. Врангель

12 марта 1925 г. Русский обще-воинский союз был зарегистрирован властями Французской республики (как «Union générale des anciens combatants russes en France»), а 25 марта в правительственном печатном органе было объявлено о регистрации Устава РОВСа[173]173
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 27. Л. 212.


[Закрыть]. Настоятельно требуя от подчиненных соблюдения воинской дисциплины и субординации, генерал Врангель тем не менее ждал от них большей самостоятельности в решении вопросов, связанных с существованием отделов. К примеру, вопрос о принятии в отдел новых организаций был переадресован к начальникам отделов: «Право включения того или иного в‹оинского› союза в состав отдела (подотдела) РОВС есть право председателя данного отдела (подотдела)»[174]174
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 27. Л. 187.


[Закрыть]. 6 апреля 1925 г. на территории Франции были образованы Марсельский и Лионский районы РОВСа. Первый был создан на базе марсельской группы полковника Ушакова. Генерал-лейтенант Н. Д. Невадовский был назначен начальником Марсельского района, а генерал-майор Хомич – начальником Лионского района. В июле 1925 г. Генерального штаба генерал-лейтенант И. А. Хольмсен был назначен председателем I отдела РОВСа. Также в июле 1925 г. был назначен новый председатель Союза участников Великой войны во Франции генерал-лейтенант Евгений Константинович Арсеньев.

Ежемесячный бюджет I отдела РОВСа составлял 14 000 французских франков. Эта сумма расходовалась следующим образом:

Начальник отдела 2700

Делопроизводитель 950

Курьер (он же уборщик) 650

Наем помещения, канцелярские и хозяйственные расходы 2950

Пособие начальнику бельгийского подотдела 400

Пособия офицерским обществам и военным представительствам в государствах, на территории которых располагались организации, входящие в I отдел 1000

Начальник воинских групп во Франции и Бельгии 2500

Делопроизводитель 1150

Пособия начальникам районов групп и частей на ведение переписи 1700[175]175
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 29. Л. 11.


[Закрыть].

На начальном этапе существования РОВСа Врангелю удавалось финансировать деятельность союза и его руководства. После передачи всех финансовых потоков организации великому князю Николаю Николаевичу РОВС начал испытывать дефицит денежных средств. Кроме того, в июне 1925 г. практически разорился банк «Ксидиас и Ко», в котором хранились основные денежные средства союза. Для сбережения активов Шатилов распорядился перенести все оставшиеся финансы в Государственный банк Франции[176]176
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 29. Л. 243.


[Закрыть]. В конце декабря 1925 г. руководство РОВСа узнало о прекращении сметных ассигнований, выделяемых великим князем на содержание союза[177]177
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 29. Л. 276.


[Закрыть]. Несмотря на кажущийся финансовый крах, РОВС продолжал изыскивать возможности для финансирования. Численность РОВСа продолжала расти, и к концу января 1926 г. в его рядах насчитывалось более 35 000 человек[178]178
  ГАРФ. Коллекция микрофильмов Гуверовского института войны, революции и мира. Микрофотокопии «Коллекция П. Н. Врангеля». Рулон 190. Л. 18.


[Закрыть]. При этом самым многочисленным оставался I отдел – в его рядах состояло 13 853 человека. Во Франции ряд воинских союзов прошел государственную регистрацию: Русское воинское объединение во Франции, Союз русских офицеров – участников войны, Союз галлиполийцев во Франции, Гвардейское объединение, русская секция Французской лиги комбатантов, Союз Георгиевских кавалеров, Союз северозападников, Союз русских офицеров[179]179
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 15. Л. 6 об.


[Закрыть].

Помимо заводов и шахт большая группа русских военных (около 2000 человек) работала таксистами в Париже. Это было возможно из-за отличной спайки внутри различных организаций. Как верно пишет французская исследовательница К. Гусефф: «Эмигрантские общественные организации выработали настоящие стратегии, направленные на то, чтобы помочь соотечественникам найти себе место на рынке труда».[180]180
  Гусефф К. Русская эмиграция во Франции: социальная история (1920—1939 годы). М., 2014. С. 136, 146—147.


[Закрыть]

К 1926 г. резко обострились противоречия между П. Н. Врангелем и великим князем, что отразилось на атмосфере, царившей в РОВСе. Особенно заметно было пренебрежительное отношение великого князя во время визита Врангеля в Париж в 1926 г. Очевидцы делали самые смелые предположения о грядущей отставке генерала.

В 1927 г. на территории Франции было образовано первое Русское православное кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа. К 1939 г. на кладбище имелось 317 русских захоронений, а к концу ХХ в. там покоилось более 20 000 русских эмигрантов[181]181
  Граф Г.К. На службе Императорскому дому России. 1917—1941. СПб., 2004. С. 584..


[Закрыть]. Многие из похороненных на кладбище были связаны с военной эмиграцией.

В рассматриваемый в этой главе период в Германии сократилась численность союзов, а общественная жизнь замирала. Так, в составе Союза русских офицеров Генерального штаба в Германии осталось лишь 15 человек: 11 – в Берлине, 3 – в Висбадене, 1 – в Дрездене. В январе 1925 г. генерал фон Лампе записал о собраниях союза: «Заседания офицеров Генерального штаба в Берлине все больше мельчают…»[182]182
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 19. Л. 15.


[Закрыть]

С момента образования офицерских союзов они испытывали серьезные проблемы с финансированием. Руководство армии, а затем и РОВСа было вынуждено принимать и использовать любые поступления. Страны-союзницы по Антанте, вытянув все материально-технические активы белых армий, прекратили всякую помощь эмигрантам. Некоторое время Финансовая комиссия Королевства сербов, хорватов и словенцев ассигновала значительные суммы на содержание военных беженцев в 10 европейских странах. В 1922 г. сумма ассигнований составила 220 000 динар, из этой суммы членам союзов в Германии было выделено 10 000 динар[183]183
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 7. Л. 2.


[Закрыть]. Ассигнования передавались официальным лицам союзов: председатели союзов получали 1650 динар, секретари – 550 динар.

Для получения дополнительных средств руководство отдела проводило балы. Нередко бал проводился сообща с другой русской организацией. Так, в начале 1925 г. отдел РОВСа и Студенческий союз совместно организовали и провели бал в Берлине. Расходы на бал составили 1750 марок, а доход 2250 марок[184]184
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 19. Л. 82.


[Закрыть]. Таким образом, чистая прибыль от бала составила 500 марок.

20 марта 1925 г. председатели союзов и начальник II отдела генерал фон Лампе направили поздравления генералу Врангелю в связи с пятилетием пребывания его в должности главнокомандующего. В телеграмме офицеров-конногвардейцев были особо теплые слова: «Офицеры конной гвардии, находящиеся в Берлине, шлют дорогому однополчанину, к пятой годовщине командования славной Русской армией, самые горячие поздравления и пожелания!»[185]185
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 19. Л. 166.


[Закрыть]

Между тем атмосфера в «русском Берлине» была далека от нормальной. Вечером 31 марта 1925 г. в квартиру генерала фон Лампе нагрянули трое сотрудников немецкой полиции, они арестовали генерала и изъяли более 100 документов и папок[186]186
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 20. Л. 12.


[Закрыть]. В этот же день прошли обыски и у других русских эмигрантов – С. Д. Боткина, Б. В. Андреева, А. А. Врангеля, А. О. Гамма, барона В. Л. Остен-Сакена, Н. Н. Субботина, Г. В. Шульце и у полковника фон Гагмана. Основанием для обыска послужил донос из кирилловских кругов и подделанное письмо Миллера к фон Лампе. Суть обвинений – эмигрантские организации управляются и финансируются из Франции, а значит, собирают информацию для французских спецслужб. Абсурдность и надуманность обвинений была настолько очевидна, что многие немецкие газеты вышли с материалами в защиту эмигрантов, к примеру, газета «Дойче цайтунг» опубликовала заметку «Борьба против беззащитных русских»[187]187
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 19. Л. 23.


[Закрыть]. Позднее к генералу фон Лампе явится с повинной один из участников составления злополучного доноса.

С годами поступление ассигнований сокращалось, а вместе с этим урезалась и смета II отдела. Из-за недостатка средств Союз офицеров был вынужден отказаться от своего помещения с 1 апреля 1925 г. и переехать в помещение управления отдела[188]188
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 19. Л. 379.


[Закрыть]. В сентябре 1926 г. смета отдела составляла 153,74 немецкие марки (или 949 французских франков) в месяц, из них 899 франков выделяло руководство РОВСа, а 50 франков были частными пожертвованиями. В последующем смета продолжала урезаться, это привело к сокращению помощников фон Лампе, отказу от помещений. 4–6 апреля 1925 г. эмигрантам были возвращены все изъятые документы.

В мае русские эмигранты в Берлине были вновь встревожены: 4-11 мая в прусской прессе появились статьи депутата прусского ландтага Эдуарда Кенкеля «Русская эмиграция как политическая опасность для Германии»[189]189
  ГАРФ. Ф. Р-5853. Оп. 1. Д. 20. Л. 561.


[Закрыть]. Шумиха заставила прусскую полицию перейти к активным действиям против русских эмигрантов. 18 июля 1925 г. дела на С. Д. Боткина и А. А. фон Лампе были переданы в суд. Им было предъявлено обвинение в государственной измене[190]190
  ГАРФ. Ф. Р-5853. Оп. 1. Д. 21. Л. 63.


[Закрыть]. Учитывая всю серьезность ситуации, Боткин, фон Лампе и барон Ф. В. фон Шлиппе обратились с содержательной запиской к президенту и правительству Германской республики. В своем меморандуме русские эмигранты разоблачили все выдвинутые против них обвинения, закончив его словами: «Вся эта гнусная газетная травля, которая выразилась в большом количестве статей в разных газетах, естественно тревожит ответственных руководителей затронутых русских учреждений, стоящих на страже доброго имени своих организаций. Но с еще большей тревогой они учитывают то обстоятельство, что подобными действиями подрываются установившиеся хорошие отношения между широкими кругами русского беженства и германскими правительственными и общественными группами»[191]191
  ГАРФ. Ф. Р-5853. Оп. 1. Д. 21. Л. 72.


[Закрыть]. Авторы записки также обратились в ландтаг с просьбой снять депутатскую неприкосновенность с Кенкеля для подачи против него иска.

На волне сложностей с полицией генерал фон Лампе узнал, что великий князь не был доволен им как начальником отдела и летом 1925 г. готовил ему замену в лице генерала П. Н. Краснова. Однако генерал Врангель смог отстоять своего протеже, и все осталось без изменений. 15 июля 1925 г. в Берлине состоялось совместное заседание всех союзов, помимо обсуждения текущей обстановки был выбран новый состав судов чести на второе полугодие 1925 г. Дефицит бюджета сохранялся, и поэтому продолжались и сокращения в штате управления отдела: сначала был сокращен секретарь генерала фон Лампе – барон В. Каульбарс, а затем и помощник генерала – полковник А. А. фон Гагман.

К концу 1926 г. прекратил свое существование недавно образованный немецкий отдел Союза взаимопомощи офицеров технических и инженерных войск. Председателем отдела был генерал-майор В. В. Погосский, а в его рядах числилось всего лишь 10 человек. Зато существованию основных союзов почти ничего не грозило.

Численность Союза офицеров составляла 770 человек (по уставу организации в ней продолжали числиться члены, выбывшие за пределы Германии), при этом 20–25 человек проживало в общежитии. Председателем союза был избран генерал от инфантерии В. П. Роде (заменил умершего флота генерала Г. Н. Папа-Федорова), в состав правления входили генерал-майоры В. П. Бресслер, фон Лампе и Н. А. Елагин, полковники фон Гоерц и Купчинский, подполковник Наместник, капитан Розенбах, ротмистры Блесков и Каульбарс и доктор Аксенов; в суд чести – генерал-майоры Н. И. Глобачев, В. П. Бресслер, полковники фон Гагман, Доможиров, Беккер, П. П. Чайковский, фон Гоерц, Купчинский, подполковники Наместник, Хвалынский, ротмистры К. К. Кнорринг и Блесков, капитан Розенбах, мичман В. С. Касаткин; в ревизионную комиссию – Чайковский, Беккер, фон Гагман, Р. К. Баумгартен, капитан Воейков и мичман В. С. Касаткин.

В других союзах существенных изменений в руководстве и составе не было. В Союзе взаимопомощи служивших в Российском флоте числился 81 человек, около 20 из них постоянно проживало в Берлине. В рядах Союза увечных воинов насчитывалось 200 человек, включая инвалидов, проживающих в общежитии, и бывших сестер милосердия. Численность германского отдела Общества офицеров Генерального штаба составляла 13 человек, 9 из которых были генералами.

К концу 1927 г. становление и организационное оформление союзов было закончено, что и нашло отражение в письме генерала фон Лампе: «Необходимо прийти к выводу, что в Центральной Европе почти все офицерство стабилизировалось в союзах и все, что осталось вне их, либо политиканствует (кириллисты, республиканцы, социалисты, сменовеховцы), либо настолько опустилось, что перестало быть похожим на офицера! Исключения в этом вопросе были наблюдаемы довольно редко! Все это касается главным образом именно Германии, так как в остальных странах II отдела число офицеров сравнительно мало, состав офицерства почти не меняется и поэтому вопроса о новых приемах почти не существует»[192]192
  ГАРФ. Ф. Р-5853. Оп. 1. Д. 20. Л. 254.


[Закрыть].

В сентябре 1927 г. П. Н. Врангель переехал в Брюссель, чтобы находится ближе к центру интриг – Франции. Переезд не улучшил его взаимоотношений с генералом Кутеповым и великим князем Николаем Николаевичем.

18 января 1925 г. генералом Врангелем был подписан приказ № 7: «За упразднением с 1-го января сего года должности председателя Третьего отдела Русского Обще-Воинского Союза, управление его расформировано 13 сего января. Офицерские союзы и общества и воинские организации, входившие в состав Третьего отдела Русского Обще-Воинского Союза, включаю в состав Первого отдела Русского Обще-Воинского Союза»[193]193
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 27. Л. 56.


[Закрыть].

Несмотря на расформирование отдела, руководство РОВСа продолжало рассматривать Польшу как важное направление деятельности, и на прежней территории отдела был образован Польско-Прибалтийской район РОВСа, начальником которого 9 февраля 1925 г. был утвержден генерал Махров[194]194
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 27. Л. 286.


[Закрыть]. Рапорты о положении дел в районе Махров отправлял главе I отдела генерал-лейтенанту И. А. Хольмсену, а тот, собрав сведения по отделу, направлял их в канцелярию РОВС. Главенствующая роль данцигского союза заметно снизилась, к примеру, организации в Ковно отказались с марта 1925 г. вести работу через Данциг. Правда, это не спасло их от репрессий литовских властей: у главы ковенской группы подполковника И. В. Протопопова в ночь с 17 на 18 сентября 1925 г. состоялся обыск, его членство в данцигском союзе было трактовано литовцами как антигосударственная деятельность, и Протопопов был выслан из Литвы. Со слов Протопопова в Ковно осталось 5–7 членов данцигского союза, но продолжать работу в Литве он настоятельно не рекомендовал.

Отъезд эмигрантов на работы во Францию продолжался и в 1925 г., по данным Попечительского комитета, за год из Польши во Францию выехало 9 рабочих партий (всего 301 мужчина, 45 женщин и 21 ребенок)[195]195
  Симонова Т. М. Указ. соч. С. 280.


[Закрыть]. Еще около 9000 человек из числа бывших антисоветских формирований вернулись в СССР к этому времени. Уменьшение численности обусловило изменения в структуре района: из его состава был выделен Эстонский район (как независимый), собственно Польско-Прибалтийский район был разделен на более мелкие районы:

Волынский – генерал-майор Волховский

Виленский – полковник Гофман

Галицийский – подполковник Табуре

Варшавский – генерал-майор В. В. Мирович

Познаньский – полковник Хухаев

Беловежский – генерал-лейтенант Янушевский[196]196
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 27. Л. 207 об.


[Закрыть].

Ячейки организации кирилловцев (КИАФ – Корпус императорских армии и флота) продолжали находиться в зачаточном состоянии на территории Польши. В разговоре с английским офицером они так объясняли эту ситуацию: «Польша – сфера французского влияния, там орудует Врангель, мы не можем принять участие в вооруженном столкновении Польши с Россией на стороне Польши, однако располагаем там военным материалом, который может быть использован в др‹угих› странах и для др‹угих› целей»[197]197
  Русская военная эмиграция 20—40-х годов ХХ века: Документы и материалы. Т. 6. Схватка: 1925—1927. М., 2013. С. 647.


[Закрыть].

Общее положение в Польше быстро менялось, и не в лучшую сторону. Отъезд генерала Махрова во Францию еще более осложнил ситуацию. В декабре 1925 г. генерал Хольмсен докладывал в канцелярию РОВС:. «Польша – никаких организаций нет. Имеются четыре начальника районов, непосредственно сносящихся со мной. В Польше начальник района – это офицер для связи или еще правильнее – корреспондент начальника отдела.

Латвия – никаких организаций нет. Нет даже корреспондента.

Литва – никаких организаций нет. Был представитель Данцигского союза подполковник ‹И. В.› Протопопов, объединивший небольшую группу офицеров, живущих в Ковно, но ныне он выслан из пределов Литвы за связь с Данцигским союзом. Существует в Ковно небольшой союз инвалидов, но он в РОВС не входит.

Эстония – никаких организаций нет. Связь через Данцигский союз. Летом этого года генерал ‹А. К.› Байов был назначен начальником района»[198]198
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 28. Л. 141—142.


[Закрыть].

Таким образом, связующую роль в жизни Польско-Прибалтийского района играл данцигский союз, но, по мнению руководства РОВС, и он был «очень малочисленный»[199]199
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 28. Л. 145.


[Закрыть]. В начале 1926 г. в нем, по сведениям руководства РОВС, оставалось лишь 15 членов, однако в феврале 1926 г. польские власти зарегистрировали его устав. Однако своим приказом № 13 от 6 апреля 1926 г. П. Н. Врангель освободил от занимаемой должности председателя данцигского союза генерал-майора Лебедева.

Майский переворот Юзефа Пилсудского (12–14 мая 1926 г.) вселил определенную надежду в русскую военную эмиграцию: большинство надеялось, что возвращение старого маршала изменит отношение польских политиков к русскому меньшинству. По ряду свидетельств генерал Булак-Балахович принимал самое активное участие в перевороте.

В конце 1926 г. при Виленском русском обществе было принято решение образовать Секцию русских военных инвалидов. Главой секции (председателем) был генерал-лейтенант Ю. Ю. Белозор. В апреле 1927 г. секция вошла в состав Зарубежного союза русских военных инвалидов. Организаторы секции планировали распространить свою деятельность на всю территорию Польши, вне зависимости от места проживания. Вскоре главой секции стал полковник Л. Т. Матвеев.

В том же Вильно был образован Кружок воспитанников бывших русских кадетских корпусов со штаб-квартирой на ул. Адама Мицкевича, д. 22–45. Организация оказалось очень жизнеспособной и существовала до середины 1930-х гг. Целью кружка были поддержание связи между бывшими кадетами в Виленском воеводстве и материальная и моральная взаимопомощь членов.

В 1927 г. русская эмиграция в Польше была потрясена двумя происшествиями, серьезно осложнившими советско-польские отношения. Весной 1927 г. стали известны подробности громкой операции советских спецслужб: ОГПУ создало легендированную организацию – Монархическое объединение Центральной России, которая вошла в активный контакт с монархическими кругами и РОВС. В кругах русской эмиграции эта история получила название «операция «Трест». Значительную роль в «Тресте» играли II отдел польского Генерального штаба, РОВС и русская диаспора в Варшаве. В апреле 1927 г. в Финляндию нелегально перешел советский агент А. О. Опперпут-Стауниц. Он рассказал финнам обо всех деталях «Треста» и о том, как советские спецслужбы водили за нос эмиграцию и пользующиеся их сведениями разведки. Большие интервью Опперпута вышли в финской прессе и рижской русскоязычной газете «Сегодня».

Вторым событием, взорвавшим мирную атмосферу Польши, стало убийство на варшавском вокзале полномочного представителя СССР в Польской республике П. Л. Войкова 7 июня 1927 г. По совпадению в этот же день боевая группа РОВСа во главе с капитаном В. А. Ларионовым устроила взрыв в партийном клубе в Ленинграде, а рядом с польской границей был убит глава минского ГПУ И. К. Опанский.

Убийцей Войкова был 19-летний русский эмигрант Б. С. Коверда из Вильно. В подготовке покушения ему, по ряду свидетельств, помогал уже известный нам есаул М. И. Яковлев, он же организовал сбор средств для помощи убийце через свою газету «Новая Россия» (г. Вильно). Сразу после покушения польские власти «арестовали в Вильно двадцать девять монархистов – среди них генералы: Викторов, Румянцев, Кениг»[200]200
  Русская военная эмиграция 20—40-х годов ХХ века. Т. 6. М., 2013. С. 318.


[Закрыть]. Были арестованы и другие известные русские эмигранты в Варшаве и других городах, у ряда лиц прошли обыски. Связи Коверды с арестованными доказаны не были, и все они были вскоре выпущены. Тем не менее русская диаспора ожидала дальнейшего ухудшения отношения к себе со стороны польских властей. Несмотря на это, русское офицерство в Варшаве собирало деньги на побег Коверды. Суд над убийцей начался 15 июня в Варшаве в 10.45 утра, а закончился в 00.45 минут 16 июня. Коверда был осужден польским судом на бессрочную каторгу, но в 1937 г. был освобожден по амнистии. Поступок Бориса Коверды вызвал волну воодушевления среди русской эмиграции, поэтесса Марианна Колосова посвятила ему одно из своих стихотворений, закончив его словами:

 
И огнями горит золотыми
Путеводная наша звезда —
Дорогое, любимое имя:
«Русский рыцарь Борис Коверда!»
 

Эти события привели к ужесточению контроля польских властей за эмигрантскими организациями. Вскоре в их поле зрения попало образовавшееся в Данциге Объединение ливенцев, щедро финансируемое князем А. П. Ливеном. В 1929–1930 гг. объединение издавало свой журнал «Служба связи Ливенцев и Северо-западников».

Советские спецслужбы не отставали от польских и с усердием разрабатывали эмигрантские организации. В связи с убийством Войкова была проведена тщательная разработка группы есаула М. И. Яковлева в Вильно. Среди ее источников финансирования были выявлены Национально-революционный союз, польские монархисты, II отдел польского Генерального штаба. В состав группы входило 30 человек[201]201
  Русская военная эмиграция 20—40-х годов ХХ века. Т. 6. М., 2013. С. 326.


[Закрыть].

Утром 2 сентября 1927 г. русский эмигрант Иосиф Тройкович (по другим данным, П. Трайкович) совершил попытку добраться до нового советского полпреда А. Ульянова, но был при этом застрелен в посольстве. ОГПУ считало, что Трайкович тоже принадлежит к группе есаула Яковлева, которая также готовила покушение на советского консула в Данциге[202]202
  Русская военная эмиграция 20—40-х годов ХХ века. Т. 6. М., 2013. С. 338—339..


[Закрыть]. Косвенно это подтверждала и советская пресса, перепечатавшая заметки польских газет, в которых утверждалось, что «убитый в сов. Посольстве в Варшаве – друг Каверды»[203]203
  Советская Сибирь. 1927. С. 1.


[Закрыть]. В той же публикации указывалось, что убитый (1907 г. р.) был председателем Союза русской молодежи в Вильно.

К середине 1927 г. на территории Польши стало распространяться влияние кирилловцев. Первым военным представителем Корпуса императорских армии и флота в Данциге был назначен М. Я. Соболевский, но вскоре он отошел от активной деятельности и был заменен полковником Ф. Д. Николаевым. Ряд офицеров присоединился к кирилловским кругам в надежде получить финансовую помощь от свежеиспеченного императора Кирилла.

С каждым годом пребывание в вынужденной эмиграции негативно отражалось на членах союзов: падала дисциплина, исчезала вера в победу и скорое возвращение домой. Незадолго до своей трагической смерти Главнокомандующий П. Н. Врангель издал приказ по РОВСу № 36 от 5 февраля 1928 г. со словами: «Принять все возможные меры для борьбы с упадническими настроениями, проникающими, в связи с затянувшимся нашим пребыванием за рубежом России, в среду чинов Русского Обще-Воинского Союза»[204]204
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 16. Л. 28.


[Закрыть]. Единственной доступной союзам мерой по укреплению внутренней дисциплины было более частое проведение собраний членов союзов и более активное вовлечение их в деятельность организаций. Нередко проведение общих собраний было сопряжено с дополнительными финансовыми затратами (аренда помещений, обязательная «чашка чая»[205]205
  «Чашка чая» – эмигрантские встречи с чаепитием или бокалом вина.


[Закрыть]), что сделало проведение более частых собраний невозможным.

4 мая 1928 г. глава русской молодежной организации Ю. Л. Войцеховский покушался на советского торгового представителя в Варшаве А. С. Лизарева. Легко ранив чиновника, Ю. Л. Войцеховский был задержан, судим и приговорен к 10 годам заключения. Результатом этого теракта стало закрытие польскими властями Российского комитета и высылка его председателя В. И. Семенова за пределы Польши.

Виленский союз инвалидов распространил свою деятельность на всю Польшу и теперь именовался Союзом инвалидов в Польше. В рядах союза насчитывалось 147 членов, на их иждивении находилось 118 детей и 86 жен[206]206
  Зарубежный союз русских военных инвалидов. Париж, 1929. С. 9.


[Закрыть]. Правительство Польши выделяло на содержание инвалидов 48 000 злотых в год.

В КСХС жизнь союзов шла своим чередом. Руководство РОВСа уделяло большое внимание хранению знамен в храме Святой Троицы в Белграде. Приказом № 13 начальника IV отдела РОВСа от 5 октября 1925 г. устанавливался особый порядок охраны знамен и регалий, находящихся в русской церкви[207]207
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 23. Л. 229.


[Закрыть]. Охрану святынь должны были нести все общества (союзы), входящие в состав IV отдела, а также офицеры, не входящие в состав обществ, но добровольно присоединившиеся к этой миссии. Ответственным за распределение нарядов на охрану был назначен полковник В. И. Базаревич. Внутри обществ наряды распределяли их председатели. Дежурства длились с 18.00 вечера до 6 утра. В состав одной смены входило 3 офицера, один из которых являлся старшим поста и осуществлял смену дежурств и давал поручения другим офицерам. Охрана неслась снаружи церкви, в ненастную погоду использовалось караульное помещение. Инструкция предписывала дежурным при заступлении наряда проверять сохранность окон и дверей, следить за порядком на праздничных богослужениях, присутствовать при запирании дверей храма, поддерживать связь с ближайшим постом жандармерии. В качестве основного оружия против нарушителей использовался… свисток. Проверять охрану церкви имели право начальник IV отдела РОВСа, председатели обществ (несущих охрану), полковник Базаревич, генералы или штаб-офицеры, имеющие от указанных лиц соответствующее предписание.

В случае невозможности прибыть на дежурство офицеры должны были заблаговременно уведомить председателя своего общества. 18 декабря 1925 г. приказом № 14 начальника IV отдела РОВСа число офицеров в одной смене было уменьшено до 2 человек[208]208
  ГАРФ. Ф. Р-5826. Оп. 1. Д. 23. Л. 260.


[Закрыть]. Постепенно затея с дежурствами сошла на нет, и вновь к ней вернулись лишь после перенесения праха Главнокомандующего П. Н. Врангеля в Белград.

1 февраля 1926 г. генерал П. Н. Врангель подал рапорт № 157/П Верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу, в котором представил «подробную опись знамен и регалий, размещенных в Русской Церкви в Белграде…»[209]209
  АДРЗ. Ф. 133. Оп. 1. Д. 4. Л. 40—58.


[Закрыть].

В феврале 1926 г. Кубанская казачья дивизия продолжала работать на строительстве дороги. 4-я Запорожская сотня вела строительство на участке дороги Штип – Кочане, там уже трудились корниловцы (Корниловский конный полк Кубанского казачьего войска) и кубанцы, в то время как часть Технической роты перешла на работы в Смедерево. В Прекупле трудилась 1-я Уманская сотня.

Приказом по РОВСу № 48 от 18 августа 1926 г. генерал-лейтенант Мустафин был освобожден от должности председателя местного отделения Общества русских офицеров в КСХС в Любляне, а на его место назначен генерал-майор В. Жолтенко.