Текст книги "Грозненский роман"

– Ну что, заснул? – спросил телевизор. – Поговорим?

Во сне телевизор был какого-то странного вида: плоский, с громадным экраном. На экране могло быть что угодно. И кто угодно – Борис так и не смог нащупать какую-нибудь определенность. Сейчас на экране вальяжно раскинулся громадный котище в элегантном костюме и генеральской фуражке. К карману костюма был прикреплен бэйджик в виде российского флага с надписью «Правда и только правда. Однако…»

Борис не удивился: во сне он не удивлялся ничему.

– Ну, мой любопытный друг, что ты на этот раз хочешь узнать? Наверное, про самолеты, – кот зажмурился и сладко затянулся громадной сигарой. – Угадал?

– Зачем? Зачем это все было нужно?

– Конкретней, пожалуйста. Что – все?

– Ну, этот фарс с «неопознанными» самолетами?

– Фу, как мелко ты мыслишь, мой недалекий друг! – кот изобразил легкое недоумение и выпустил из пасти кольца дыма прямо в Бориса. – Когда в стране полный бардак, стоит ли удивляться таким мелочам. Ну, сдали кое у кого нервы. Ну, одни не знали, что делать, а другие. А другие…Другие ждали, когда эти, пардон, обосрутся. Не бери в голову – это все мелочи.

– Ничего себе мелочи! – Борис возмутился, но как-то вяло: после опостылевшей «Примы» запах настоящей гаванской сигары приятно кружил голову. – Аа-х! Да перестань, ты, не отвлекай! Мелочи? Понапугали кучу народа. Разрушили несколько домов, причем, абсолютно бессмысленно. Выставили себя идиотами перед всем миром. А результат? Дудаев теперь еще больше на коне, народ уверен, что от России хорошего ждать не приходится. Эх…

– Не волнуйся ты так, побереги нервы. Они тебе скоро очень понадобятся. Мелочи, Боренька, именно мелочи – поверь. Я же тебе толкую: в стране полный бардак. Бал правят самодурство, непрофессионализм, глупость и раздутое самомнение. Да еще мздоимство, алкоголизм и. …Да что я тебе это говорю! Сам что ли не знаешь? Маленький?

– Да понимаю! Но все-таки «неопознанные»…

– Прекрати! Дались тебе эти «неопознанные»! Один неумный дядя сказал – остальные повторяют. Что ты в самом деле! Сам что ли мало глупостей говоришь?

– Так то я, а это…

– А какая разница? Ты что считаешь, что там наверху какие-то особенные? Не такие как ты? Ну, Боря, я тебя не узнаю! Такие же! А зачастую даже и глупее, уж извини. Зато думают, что умнее всех. Разница только в том, что твою глупость повторит, в крайнем случае, сын, а глупость, сказанную главой государства – вся страна. Эх, Боря, то ли еще будет…

Кот замолчал и уставился куда-то вдаль, словно разглядывая это «то ли».

Выражение морды, еще недавно ехидное и самодовольное, у него при этом стало такое, что Бориса даже во сне прошиб холодный пот. Кот смотрел долго, очень долго, потом повернулся, снял фуражку и разорвал ее в мелкие клочки.

– А что…будет? – холодея, спросил Борис.

Кот вместо ответа снял бэйджик, показал его крупным планом, грустно ухмыльнулся и стукнул по нему лапой с выпущенными когтями. Бэйджик исчез.

– Не проси, не скажу – не станет тебе от этого легче, да и не готов ты еще, – кот помолчал. – Надо было срываться вам отсюда, Боря. Хоть куда, хоть в деревню, хоть в тайгу. Не скажу. Повторю – пока это мелочи. Да, убито несколько человек, пробиты несколько стен. Но это – ме-ло-чи!

Борис поежился, скудная растительность на его теле встала дыбом, а само тело покрылось «гусиной кожей».

– Ладно, не парься, может еще обойдется – я ведь тоже не всеведущ, – кот вдруг улыбнулся совсем по-человечески. – А знаешь, через много-много лет тебе никто не будет верить про эти самые «неопознанные».

– Как? – Борис мгновенно забыл и про ужас, и про все остальное.

– А вот так, мой недоверчивый друг! Большинству на хрен это будет нужно. Другим будет невыгодно вспоминать, и они будут врать, врать и врать. Третьи.…Третьи просто будут не в состоянии представить, что это возможно. Четвертые забудут, заставят себя забыть. Пятые…

– А я?

– Ты? – грустно вздохнул кот. – Ты не забудешь. И наберешься дурости рассказывать это и другим. И будешь нещадно за это бит. Причем, как водится, со всех сторон. Эх, Боря, Боря, хватит болтать, пожалуй. Давай-ка спать.

– Так я ж и так сплю, – удивился Борис.

– Не придирайся к словам, зануда! – кот выскочил из костюма, распушил шерсть и низким голосом запел:

 
Баю, баюшки, баю!
Спит Бориска на боку.
Ельцин спит,
И спит Дудаев
Спит и ты, мой друг.
Мяу-у-у-у!
 

Глава третья
Переговоры, переговоры, переговоры.

– Да ладно уж, иди туда доедать, – сжалилась Ирина, и грустно улыбнулась. – А то назад пойдет.

Борис благодарно глянул на жену, схватил тарелку с недоеденным ужином и помчался в комнату, к телевизору. Передача задерживалась и могла начаться в любую минуту, вот Борис и бегал то на кухню проглотить пару кусков, то в комнату – убедиться, что еще не опоздал. А опаздывать сегодня нельзя было ну никак: должны были показывать пресс-конференцию по итогам переговоров Дудаева и Явлинского. Как такое пропустить? В воздухе буквально веяло большой кровью и, как всегда в такое время, хотелось верить в любое чудо. Буквально в любое, только бы остановились, только бы не перешли ту грань, когда уже все – поздно.

Сегодня вообще был насыщенный день. Борис включил телевизор, как только пришел с работы, даже чаю не выпил. Оказалось не зря: повторяли показ переговоров Дудаева и Грачева в Слепцовской. Съемка была явно протокольной, смонтированной: понять по ней, что там на самом деле происходило, нормальному человеку было так же трудно, как разобраться в хитросплетениях мировой экономики. Оба генерала сидели с непроницаемыми лицами игроков в покер, а когда говорили, создавалось впечатление, что разговаривают они на особом, только им известном языке. Намеки, многозначительность, недомолвки – обычная давно приевшаяся подковерная борьба.

Генералы изменились, только когда вышли к журналистам, словно в древнегреческом театре, сменив одни маски на другие. Теперь они демонстрировали дружелюбие и открытость. Грачев, явно кокетничая перед телекамерами, заявил:

– Мы поговорили откровенно, как генерал с генералом. Решили так: сначала передача пленных, потом – посмотрим, как пойдут дела.

Сделал театральную паузу, убедился, что все телекамеры направлены на него, и с видов триумфатора добавил:

– Самое главное, о чем мы договорились – ВОЙНЫ НЕ БУДЕТ!

И генералы под вспышки камер обменялись крепким солдатским рукопожатием.

Казалось бы, после сумасшедших событий последних дней, такое заявление министра обороны великой страны должно было бы полностью успокоить маленького человека, сидящего сейчас перед телевизором в неспокойном городе.

Казалось бы…

Но Борис никакого заметного успокоения не заметил. Что-то мешало.…То ли слишком неестественно бодрый вид Грачева, то ли несоответствующая моменту странная задумчивость Дудаева, то ли еще что. Слишком много в последнее время происходило диких, за гранью здравого смысла событий, и, казалось уже, что разыгрывается дурацкая пьеса абсурда, где никто – ни актеры, ни режиссеры – не знают, что запланировано в следующем акте.

Борис доел курицу, отнес тарелку на кухню, взял приготовленный чай, отрицательно покачал головой на немой вопрос Ирины.

– Мам-пап, а можно я тоже посмотрю? – спросил Славик с набитым ртом.

– А уроки ты уже все сделал? Что-то бабушка, помнится, говорила другое.

– Ну ма-ам-м, я потом сделаю, че ты. Я тоже хочу посмотреть, как Явлинский заложником станет. Папе можно, да…

– Никаких потом! – отрезала Ирина. – И не смей сравнивать себя с папой! Твое дело – учиться.

– Ага, учиться… – заныл Славик. – А на фига? Все равно скоро война начнется.

– С чего ты взял? – вмешался Борис. – Тебе что, Ельцин звонил?

– Все говорят.

– Кто – все?

– Все! Пацаны в школе. Абдулка говорит, что срываться всем пора, что, если бы они не были «лицами кавказкой национальности», давно бы уже в Россию сбежали бы. И вообще у нас уже полкласса в школу не ходит, а из русских, кроме меня, только Вовка и Марина с Викой остались.

– Подожди, – повернулась от плиты Ирина, – А Толик? Я же тебя в пятницу забирала? Ну, да – в пятницу. Толик был…и мама его.

– Толик уже три дня не ходит. Уехали, говорят.

Борис стиснул зубы. Как же тяжко это все слушать! И ведь виноват он, только он. Хотя.…Ну, куда ехать? Как? На какие шиши? Борис машинально вытащил сигарету, недоуменно повертел ее в руках, запихнул в карман. Повернулся и, сгорбившись, пошел в комнату, к телевизору.

С экрана на него глядел Джохар Дудаев. Президент республики Ичкерия выглядел усталым, но смотрел бодро, как бы говоря: «Ну, чего ты ноешь? Знал бы, сколько у меня проблем, и ничего – держусь. Мужчина не должен показывать слабость. Даже русский!» Вслух генерал говорил другое:

– ... приветствуем благородный порыв Григория Явлинского, но оставлять в заложниках, даже добровольных, ни его, ни никого другого не собираемся.

– Господин Дудаев, – спросил фальцетом молодой нечесаный парень, – а как же тогда…ааа.. понимать слова вашего начальника…ааа… Департамента информации и связи Мовлади Удугова? Цитирую…ааа: «Заложники нам не нужны, депутаты…аа.. останутся в Грозном в качестве…ааа… гарантов безопасности»

– Его неправильно поняли, – улыбнулся Дудаев.

– Можно ли это понимать так, что все военнопленные будут немедленно возвращены? – тут же задал вопрос журналист, одетый в камуфляжную форму и бейсболку с надписью «CNN»

– Мы с самого начала стремились к гуманному решению этого вопроса в правовом поле. Военнопленные, безусловно, будут переданы российской стороне с коррекцией по итогам переговоров с министром обороны Российской Федерации, – загадочно сообщил Дудаев и, увидев кучу поднятых рук, добавил: – Больше мне добавить по этому вопросу нечего, может Григорий Алексеевич что-нибудь скажет.

Сидящий рядом с Дудаевым и явно страдающий от всеобщего невнимания Явлинский встрепенулся, но журналисты задавать вопросы Григорию Алексеевичу не торопились.

– Господин президент, в ходе переговоров поднимались ли вопросы будущих отношений с Россией?

– Поднимались. Нами обсуждалась возможность создания экспертных группы для рассмотрения военных, политических и экономических вопросов, что могло бы подготовить условия для встречи в верхах, где и будет обсуждаться вопрос о статусе Чеченской Республики Ичкерия.

Дудаев говорил, пристально глядя в камеру, и Борису опять показалось, что говорится это специально для него. Вот только зачем это было сказано, Борис опять не понял. Почти точно такие же слова он слышал уже несколько лет, и ничего не менялось. Может, сейчас какие-нибудь особые договоренности? Сомнительно…

– Господин президент! Господин президент, что вы можете сказать о телеканале «Дважды два»? – взъерошенная девица, уже давно тянувшая руку так, как будто от ее вопроса зависела чья-то жизнь, на этот раз опередила всех.

– «Дважды два»? Ну, это…эээ…это…

В первый раз за всю пресс-конференцию Дудаев удивился, в первый раз президент не нашел, что сказать и с надеждой обернулся к Явлинскому. Георгий Алексеевич мгновенно расправил плечи, поднял породистую голову и, немного рисуясь – смотрите, мол, как надо – ответил со снисходительной улыбкой.

– Дважды два – это вам, господа, не дважды три! – И Явлинский повернулся к Дудаеву, легкой улыбкой давая понять: «Вот так с ними надо!»

Первой засмеялась довольная девица с таинственного канала «Дважды два», следом заулыбались и засмеялись остальные журналисты, согнали с лиц угрюмое выражение охранники из гвардии Дудаева. И даже опальный генерал, главный раздражитель российского руководства последних лет, именем которого уже пугали маленьких детей, заулыбался, поглаживая ус. И сразу стал похож не на стального революционера со взглядом фанатика, отвергающего все компромиссы, а на обычного, уже не очень молодого человека, взвалившего на себя непосильную ношу.

– Что, Боря, опять шоу?

– Да черт его знает, – Борис подвинулся, освобождая место жене, – не совсем вроде…

– А что про пленных, договорились? – Ирина тронула Бориса за колено. – Всех отпускают?

– Не понял… – Борис ощутил совершенно неуместное сейчас желание и немного разозлился. – Вроде только семерых, остальных отдают Грачеву.

– И этот туда же! Однако – семерых! Перещеголял Явлинский Жириновского, перещеголял! – засмеялась Ирина, искоса глянула на Бориса и тихонько убрала руку. – А помнишь, как жириновцы приезжали? Вот это было шоу!

Еще бы Борис этого не помнил! Захочешь – не забудешь!

После провального штурма Грозного двадцать шестого ноября, руководство страны по своему обыкновению набрало в рот воды, а затем и вовсе стало открещиваться: ничего, мол, не знаем, никого не посылали, ни за что не отвечаем. Все, как обычно.

Ничего не изменилось даже после того, как чеченское телевидение стало показывать российских танкистов, попавших в плен. Те, шокированные предательством собственных отцов-командиров, говорили перед камерой все: называли части, рассказывали, как и кто их вербовал. Правительство и министерство обороны обиделись еще больше. Чеченское руководство, пользуясь случаем, начало политическую игру, требуя признать, что в плену находятся именно российские военнослужащие. Угрожали, что в противном случае по российским же законам они автоматически будут считаться просто уголовниками. Кремль молчал, молчал даже, когда из Чечни пошли слухи о возможном расстреле танкистов. Вот тогда-то и начали ездить в Грозный делегации из Думы. И каждая увозила в Москву несколько пленных

Делегация Явлинского была уже третьей, пытающейся освободить пленных. До этого были еще две делегации, и особенно запомнилась вторая – делегация фракции ЛДПР.

Возглавлял делегацию заместитель председателя Комитета по обороне Государственной Думы, член фракции ЛДПР. Это был высокий статный мужчина по фамилии Логинов. Звали его вроде бы Евгений, точно Борис не запомнил. Зато самого Логинова помнил прекрасно: тот был одет в дорогое элегантное пальто и высокую ондатровую шапку.

Сначала делегация вела себя, как обычно: где-то там с кем-то встречались, о чем-то переговаривались. Вдруг, совершенно неожиданно, высокого мужчину в ондатровой шапке стали показывать по местному телевидению чуть ли не беспрестанно. Вот господин Логинов встречается с представителями Совета старейших, вот ждет встречи с президентом, вот он, довольный, отвечает на вопросы после встречи с президентом. Саму встречу, правда не показывали. Короче, делегация развила бурную деятельность, и ондатровая шапка на время затмила на экране всех.

Но это были еще цветочки!

В это время над городом еще летали неопознанные самолеты, и господин Логинов изъявил желание лично ознакомиться с последствиями авианалетов. Его повезли куда-то в район совхоза «Родина», показали частный дом с пробитой стеной. Честно говоря, разрушения особо не впечатляли: Борис ожидал чего-то большего. А так – ну дырка в стене, так не очень, вроде, и большая. Ну, разбросанные вещи, так не очень и много. Ну и хозяева, усердно повторяющие, что ракета ударила, когда они были на улице, и только это всех и спасло. Похоже, что повторяли они это уже далеко не в первый раз, может, поэтому говорили как-то заученно и неубедительно – что ж, человек привыкает ко всему.

Господин в ондатровой шапке осмотрел все очень внимательно и придирчиво, как приемщица в обменном пункте. Молча, ни разу не перебив, не задав ни одного вопроса, выслушал хозяев. Лицо его при этом оставалось совершенно непроницаемым, и ничего, ну буквально ничего, не предвещало последующего взрыва эмоций.

Убедившись, что и хозяева, и сопровождающие рассказали ему все и прерывать не собираются, Логинов встал поудобнее перед камерой, уверенным жестом оратора поднял руку и выдал речь.

Да нет, это была не речь. Это был концерт, полет вдохновения, оргазм вдохновения. Это был тот редкий случай, когда один человек притягивает к себе внимание всей аудитории, будь там хоть сто, хоть миллион человек. И нет уже ничего больше – загипнотизированная толпа внимает каждому слову, каждому жесту и оторвать ее от этого зрелища почти невозможно. Разве что холодной водой из водометов, и то еще неизвестно.

Отставной полковник Логинов рассказывал, нет – показывал ближайшее будущее. Одним пренебрежительным жестом он показал, что эти, так называемые, «ракетно-бомбовые удары» – полная ерунда, мелочь. Хозяева и сопровождающие еще только собирались обидеться, а депутат уже рисовал им такие апокалипсические картины, что мог бы позавидовать Иероним Босх.

Что вы, говорил депутат Государственной Думы, думаете, преступная клика, захватившая Кремль, на этом остановится? О, наивные! Вы еще не представляете, что вас ждет! Самолеты – это ерунда! Мелочь! Вас будут поливать ракетами, а вы не сможете убежать. А вы знаете, что такое ковровые бомбардировки? Узнаете! А видели ли вы когда-нибудь атаку боевых вертолетов? Когда десять, нет, пятьдесят, нет, сто, да, именно сто вертолетов заходят с разных сторон, и нет от них спасения! Я видел это в Афгане, говорил господин Логинов, размахивая руками, но тут – у вас – будет хуже. Гораздо хуже! Гораздо!! Не спасется никто – ни старики, ни женщины, ни дети. Вас будут бить ракетами, косить пулеметами, жечь огнеметами! Вас будут поливать напалмом! Да, напалмом! Вы что думаете, Кремлевская клика на это не способна? Ошибаетесь! Они способны на все! Если захотят, они выжгут всю Чечню напалмом, алкоголики. Да что там напалм – они и атомную бомбу могут сбросить.

Тут заместитель Комитета по обороне опомнился, снял ондатровую шапку и вытер пот. Аудитория заворожено молчала. Господин Логинов подозрительно посмотрел на оператора, убедился, что тот продолжает снимать и, как опытный оратор, закончил на пафосной ноте:

– Но ничего еще не потеряно! Надо действовать – под лежачий камень вода не течет!

И тут же пообещал рассказать, что он предлагает, на митинге.

Естественно, через несколько часов площадь перед Советом Министров была забита до отказа. В последние дни, после двадцать шестого ноября, народу на митинге было и так полно, но сегодня.…Столько Борис еще не видел. Телевидение вело трансляцию сразу с нескольких камер, как на футбольном матче, и митинг на экране телевизора выглядел, как живой.

На трибуне, расположенной у самого входа в Совет Министров, на фоне флагов Ичкерии и кучи плакатов, самым безобидным из которых был «Остановить агрессию России!», стоял человек в ондатровой шапке. Заместитель председателя по обороне Государственной Думы Российской Федерации, член фракции ЛДПР, господин Логинов.

– Преступная клика демократов, захватившая Кремль, довела страну до ручки! – проговорил в микрофон человек в ондатровой шапке.

Толпа заинтересованно притихла.

– Сначала они расправятся с вами, потом дойдет очередь и до остальных! – повысил голос господин Логинов.

Толпа загудела.

– Если их сейчас не остановить, они уничтожат всех! Всех! – почти прокричал член партии ЛДПР.

В толпе восторженно заорали.

– Сейчас одна надежда – на вас! Вы начните, а мы поддержим! Сметем преступный режим! – зашелся в экстазе депутат Государственной Думы.

– Аллаху Акбар! – взорвалась толпа.

– Нет – преступному режиму Кремля! Голосуйте за ЛДПР! – орал господин Логинов.

– Аллаху Акбар!!

– Голосуйте за ЛДПР!!!

– Аллаху Акбар!!!

Борис тогда также сидел на диване, завороженный этим сюрреалистическим зрелищем. Рядом, не веря своим глазам, застыла жена. Смотрели молча, не двигаясь, и только Славик не мог усидеть на месте. Ерзал, копошился, издавал какие-то невнятные звуки и вдруг, треснув ладонями по дивану, заорал фальцетом:

– Аллаху Акбар! Ура-а!!

Похоже, даже руководство республики было немного ошарашено таким напором депутата в ондатровой шапке. Во всяком случае, за столь демонстративную поддержку он был пожалован только тремя военнопленными. Тремя, а не всеми, как заявлял накануне. Ну что ж три – это в любом случае больше, чем два, которых привезла первая делегация. Правда, один из пленных ехать в Москву категорически отказался, опасаясь за свою судьбу, но это же не вина человека в ондатровой шапке.

На следующий день шоу продолжилось уже в Москве. Солдат, переодетых и умытых, на пресс-конференции привел Жириновский. Владимир Вольфович вальяжно представил освобожденных танкистов, пообещав, что сейчас они, наконец-то, расскажут все. Журналисты, чувствуя сенсацию, закидали солдат вопросами, но ответить те успели только на два. Ответ на третий вопрос Владимир Вольфович ревниво прервал и дальше говорил только он. В основном, ругал на чем свет Юшенкова, Явлинского, демократов и, естественно, журналистов. Про преступный режим Кремля господин Жириновский не сказал ни слова.

А картинку с Грозненского митинга, где так красиво выступал человек в ондатровой шапке, в Москве, похоже, так и не увидели.

– Да, такое Явлинскому не повторить, – улыбнулась Ирина.

Борис засмеялся.

– Чего там? Смешное? – Славик подкрался незаметно, Ирина аж вздрогнула. – А почему меня не позвали?

– А уроки? – демонстративно нахмурился Борис.

– Какие уроки? Сочинение? Да ну его, пап. Лучше скажи – всех солдат отдали?

– Тебе это очень нужно знать? – напряглась Ирина.

– Мам, ну ты даешь! Мы же поспорили!

– Что? Насчет чего это?

– А на военных. Всех их отдадут или нет. Вахишка сказал, что всех, а …

– Слава! – голос Ирины угрожающе стих. – Иди, дописывай сочинение.

– Мам, ну мам, – не хочется. Кому оно нужно?

– Слава, ты не слышал, что я сказала? – Ирина говорила свистящим шепотом, и Борис заранее напрягся.

– Ма-ма, – один Славик еще ничего не чувствовал, – ну, пожалуйста.…Да не надо оно никому.…И не выходит у меня – я с бабушкой привык.

– С бабушкой? – взорвалась Ирина. Славик вздрогнул.

– Ира…

– С бабушкой?! Да может бабушка уже мертвая под бомбежками лежит!! Пиши давай!

– Мам…Мамочка. Ладно…, ладно…Ты не плачь только…