Текст книги "Рассказы и сказки(сборник)"

– Пожалуй! – закричал он чудовищу. – Сосна твоя сломалась, попробуем же, кто из нас борется лучше.

– О! Теперь ты уж от меня не уйдешь! – проревел обрадованный великан, который считал себя лучшим борцом в целом свете. – Давай бороться, я закину тебя туда, откуда ты уже во веки веков не вылезешь.

Началась страшная борьба. Геркулес, уловив удобную минуту, схватил Антея посредине тела и поднял его над землею. О, какая это была картина! Громадный великан, поднятый на воздух, болтал своими длинными руками и ногами и изворачивался всем своим неуклюжим телом, как маленький ребенок, которого отец поднимает до потолка. Но как только Антей был оторван от земли, силы его начали пропадать. Геркулес скоро заметил, что враг его становится все слабее и слабее, бьется и вертится все тише и тише и наконец уже не кричит, а только хрипит: чудовище издыхало. Отделенный от земли, великан не мог прожить и пяти минут: умный Геркулес отгадал эту тайну и одолел гиганта, который казался неодолимым.

Когда великан перестал дышать, Геркулес бросил его бесчувственное тело на землю. Теперь уже и мать сырая земля не могла воскресить своего бездыханного сына. Я полагаю, что громадный остов Антея и в настоящее время лежит на том же месте, где бросил его Геркулес. Но если путешественники видели этот остов, то, вероятно, приняли его за кости какого-нибудь громадного допотопного животного.

Глава III

Месть пигмеев за брата

О, какой жалобный стон подняли бедные Пигмеи, увидав, что сделал незнакомец с их громадным братом! Надобно полагать, что даже Геркулес слышал эти отчаянные крики, но, вероятно, подумал, что это пищали какие-нибудь птички, спугнутые с гнезд стуком оружия и криками Антея.

Геркулес устал: он шел издалека и битва его утомила. Ему захотелось спать, и он, не долго думав, сбросил с плеч на землю свою львиную шкуру и преспокойно на ней улегся.

Пигмеи еще более были оскорблены таким равнодушным презрением пришельца и, убедившись, что он заснул, собрались на народное совещание. Громадная толпа маленьких человечков покрывала собой площадь аршин[28]28
  Аршин – старинная мера длины, немного меньше метра.


[Закрыть] в 30 квадратных. Один из красноречивейших пигмейских ораторов, который так же искусно действовал языком, как и оружием, взобрался на первый попавшийся красивый мухомор и оттуда повел речь к окружавшей его толпе сограждан.

– Великие Пигмеи, великие маленькие люди! – говорил он. – Мы все видели, какое страшное общественное бедствие разразилось над нами и какое кровавое оскорбление нанесено величию нашего народа! Взгляните: там лежит Антей, наш друг и брат! Убит, убит в границах нашего государства! Убит ничтожным пришельцем, который застал его врасплох и сражался с ним… Но разве это убийство можно назвать сражением?! О таком сражении не слыхал до сих пор никто: ни великан, ни Пигмей. И теперь, довершая злодейство оскорблением, убийца улегся спать посреди нас так же спокойно, как будто бы он и не заботился о нашем мщении. Подумайте, великие Пигмеи, что заговорит о нас свет, что скажет беспристрастная история, если мы оставим неотомщенным это чудовищное, неслыханное оскорбление? Антей был брат наш, сын нашей матери, от которой мы получили наше тело и наши храбрые сердца; он знал это – и гордился нашим родством! Он был нашим верным союзником и пал, сражаясь за свою честь и за наши народные права. Мы и наши предки жили с ним в дружеских сношениях с незапамятных времен. Вспомните, как часто весь наш великий народ отдыхал под тенью Антея! Вспомните, как наши малютки, играя, прятались в кольцах его волос! Вспомните, как осторожно двигалась между нами его могучая стопа! А теперь этот добрый брат, этот тихий и ласковый друг, этот храбрый и верный союзник наш, этот добродетельный великан, этот безукоризненный Антей – убит, убит! Лежит бездыханный, бесчувственный, неподвижный, как гора! О, простите! Слезы невольно льются у меня из глаз, но я вижу, что и ваши глаза также оросились слезами, и не стыжусь плакать. Может ли, смеет ли обвинить нас мир, если мы затопим его нашими слезами?!

Но к делу!.. – продолжал оратор. – Не слезы, нет, не слезы, но месть должна быть утешением героев. Великие Пигмеи! Неужели мы стерпим это оскорбление? Неужели мы позволим вероломному чужестранцу уйти безнаказанно из нашего государства, уйти в далекие страны и там хвалиться своим подвигом? Не должны ли мы заставить его сложить свои кости там же, где лежит труп нашего друга и брата? Пусть остов этого злодея вечно свидетельствует миру о силе пигмейской мести. Месть, месть! Я уверен, что решение этого собрания будет достойно нашего народного характера и увеличит, а не уменьшит ту славу, которую передали нам наши предки и которую мы так доблестно поддержали в наших битвах с журавлями!

Речь оратора была прервана взрывом рукоплесканий. Толпа единодушно вопила, что народная честь должна быть спасена. Успокоивши слушателей движением руки, оратор продолжал:

– Теперь нам остается только решить вопрос: будем ли мы сражаться целым народом против нашего общего врага или кто-нибудь один из нас будет избран вызвать на поединок убийцу нашего милого брата? О, как бы радовался я, если бы эта великая честь пала на меня! И поверьте мне, сограждане, что какая бы судьба меня ни ожидала, я не уроню чести нашей родины, чести, завещанной нам нашими храбрыми предками. Никогда, никогда! Если бы даже злодейская рука, убившая великого Антея, уложила и меня на ту же родную землю, на защиту которой я отдаю жизнь мою!

При этих словах мужественный Пигмей выхватил свой страшный меч величиною с перочинный ножик и далеко отбросил от себя ножны. Восторженные крики и рукоплескания были ответом оратору; страшный шум продолжался бы долго, если б в эту минуту он не был заглушен сильным дыханием или попросту храпом спящего Геркулеса.

После короткого совещания о том, как действовать против общего врага, все воины пигмейского народа взялись за оружие и мужественно двинулись на Геркулеса. А он, несчастный, продолжал спать очень крепко, не видал даже и во сне, какие беды готовятся ему Пигмеями. Впереди шел двадцатитысячный отряд стрелков, наложив стрелы на тетивы, за этим отрядом шел другой, который вместо оружия нес лопаты, связки сена и разный мусор: эти храбрецы должны были выкопать глаза Геркулесу и, заткнув ему чем попало рот и ноздри, задушить злодея. Но вихрь, выходящий из носа и рта неприятеля, уносил храбрых воинов, как ураган, что помешало им исполнить возложенное на них поручение.

После такой неудачи Пигмеи держали снова военный совет, на котором было решено сжечь Геркулеса живым. Тысячи пигмейских воинов, работая из всех сил, наносили сучьев, соломы, хворосту и обложили им голову Геркулеса. Между тем пигмейские стрелки стали в таком расстоянии, чтобы пустить в лицо неприятеля, как только он проснется, целую тучу стрел. Когда все было готово, принесли горящую головню и подожгли хворост. Сильное пламя мигом вспыхнуло, и неприятель непременно бы сгорел, если бы остался лежать на месте. Пигмеи, как вам известно, хоть и маленькие люди, но могут точно так же наделать пожару, как и самый большой человек. Но как только Геркулес почувствовал, что его начинают жарить, то вскочил на ноги в ту же минуту и стал тушить свои волосы, которые уже горели.

– Это что еще значит? – закричал он, с изумлением осматриваясь вокруг и не замечая никого.

В эту минуту двадцать тысяч стрел, жужжа, как рой комаров, понеслись прямо в лицо неприятеля, но я полагаю, что немногие из них пробили кожу богатыря, которая, как и следует быть богатырской коже, была очень толста.

– Злодей! – крикнули в это время все Пигмеи разом. – Ты убил нашего великого брата и союзника, мы объявляем тебе кровавую войну на жизнь и смерть, войну до тех пор, пока не положим тебя на месте!

Геркулес в это время уже успел потушить свои волосы, и до слуха его достиг крик миллиона тоненьких голосков. С удивлением осматривался он вокруг, но никого не видал. Наконец уже случайно взглянул он на землю и заметил, что у ног его копошатся тысячи крошечных созданий. Геркулес видел множество чудес, но таких маленьких людей еще никогда не видал. Он нагнулся, поймал пальцами одного из Пигмеев и, поставив его к себе на ладонь, поднес к глазам, чтобы рассмотреть поближе, что это было такое. Случилось, что этот Пигмей был тот самый красноречивый оратор, который, как вы помните, говорил такую геройскую речь с верхушки мухомора и просил позволения у народа вызвать Геркулеса на поединок.

– Что же ты такое, мой маленький приятель? – спросил Геркулес, с удивлением рассматривая крошечное существо, стоявшее на его широкой ладони.

– Кто я?… Я враг твой! – отвечал мужественный Пигмей. – Ты убил великана Антея, нашего брата и друга, верного союзника нашего великого народа. Мы решили отомстить тебе, и я – я вызываю тебя на смертный бой!

Мужественный писк Пигмея и воинственный вид этого крошечного существа, так храбро стоявшего на ладони, поразили Геркулеса. Он разразился громовым хохотом и едва-едва не задушил маленького храбреца, невольно сжимая руку в припадке судорожного смеха.

– Клянусь честью, это чудо из чудес! – вскричал богатырь. – Я видел гидру с девятью головами, оленей с золотыми рогами, шестиногих людей, трехголовых собак, но здесь, на моей ладони, стоит чудо, превосходящее все, что я только видел. Твое тело, приятель, меньше моего мизинца, но какова же должна быть твоя душа?

– Она так же велика, как твоя! – отвечал Пигмей спокойно и с достоинством.

Геркулес был тронут непобедимым мужеством крошечного существа и не мог не почувствовать к нему того уважения, какое невольно чувствует один герой к другому.

– Мой храбрый маленький народ! – сказал Геркулес, осторожно опустив храбреца на землю и отдавая низкий поклон великой нации. – Ни за что в мире не решился бы я с намерением оскорбить таких храбрых маленьких людей, как вы. Ваши сердца мне кажутся такими великими сердцами, что я решительно не понимаю, как они могут поместиться в таких маленьких телах. Я прошу у вас мира, с тем условием, чтобы мне позволено было сделать пять шагов и на шестом очутиться вне пределов вашего государства. Прощайте! Я постараюсь ступать осторожнее, чтобы не раздавить кого-нибудь из вас, что было бы мне очень прискорбно. Но и вы, с своей стороны, потрудитесь посторониться. Го, го, го, го, го, посторонитесь! Я в первый раз признаю себя побежденным!

Некоторые из писателей говорят, будто Геркулес забрал всю великую нацию Пигмеев в свою львиную кожу, принес их домой в Грецию и отдал вместо игрушки детям короля Эрисфена, но это ошибка: Геркулес не тронул ни одного из Пигмеев и оставил их там же, где они жили. Может быть, потомки их и теперь продолжают по-прежнему жить на том же самом месте, по-прежнему строят свои маленькие города, по-прежнему обрабатывают свои маленькие поля, убаюкивают своих крохотных детей, дают свои маленькие сражения журавлям, пишут и читают маленькие истории своих великих подвигов. В этих историях пишется, может быть, что много-много столетий тому назад мужественные Пигмеи отомстили за смерть своего брата и друга, великана Антея: принудили славного и могущественного Геркулеса признать себя побежденным и обратили его в бегство.

Сказки

Золотое яичко

 
Жили себе дед да баба,
И была у них курочка ряба.
Снесла курочка яичко:
Яичко не простое.
Золотое.
 
 
Дед бил-бил —
Не разбил;
Баба била-била —
Не разбила.
Мышка бежала,
Хвостиком махнула:
Яичко упало
И разбилось.
 
 
Дед и баба плачут;
Курочка кудахчет:
«Не плачь, дед, не плачь, баба.
Я снесу вам яичко другое,
Не золотое – простое».
 

Репка

Посадил дед репку – выросла большая-пребольшая. Стал дед репку из земли тащить: тянет-потянет, вытянуть не может.

Позвал дед на помощь бабку. Бабка за дедку, дедка за репку: тянут-потянут, вытянуть не могут.

Позвала бабка внучку. Внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку: тянут-потянут, вытянуть не могут.

Кликнула внучка Жучку. Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку: тянут-потянут, вытянуть не могут.

Кликнула Жучка Машку. Машка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку: тянут-потянут, вытянуть не могут.

Кликнула Машка мышку. Мышка за Машку, Машка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку: тянут-потянут – вытащили репку!

Колобок

Жил-был старик со старухой. Вот и просит старик:

– Испеки мне, старая, колобок.

– Да из чего испечь-то? Муки нет.

– Эх, старуха, по амбару помети, по сусечкам поскреби – вот и наберется.

Старушка так и сделала: намела, наскребла горсти две муки, замесила тесто на сметане, скатала колобок, изжарила его в масле и положила на окно простынуть.

Надоело колобку лежать, он и покатился с окна на завалинку, с завалинки на травку, с травки на дорожку, – и покатился по дорожке. Катится колобок по дороге, а навстречу ему заяц:

– Колобок, колобок, я тебя съем!

– Нет, не ешь меня, косой, а лучше послушай, какую я тебе песенку спою.

Заяц уши поднял, а колобок запел:

 
Я колобок, колобок,
По амбару метен,
По сусечкам скребен,
На сметане мешен,
В печку сажен,
На окошке стужен,
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел:
От тебя, зайца, не хитро уйти.
 

И покатился колобок дальше – только его заяц и видел.

Катится колобок по тропинке в лесу, а навстречу ему серый волк:

– Колобок, колобок, я тебя съем!

– Не ешь меня, серый волк: я тебе песню спою. – И колобок запел:

 
Я колобок, колобок,
По амбару метен,
По сусечкам скребен,
На сметане мешен,
В печку сажен,
На окошке стужен,
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел:
От тебя, волка, не хитро уйти.
 

Покатился колобок дальше – только его волк и видел.

Катится колобок по лесу, а навстречу ему медведь идет, хворост ломает, кусты к земле гнет.

– Колобок, колобок, я тебя съем!

– Ну где тебе, косолапому, съесть меня! Послушай лучше моей песенки.

Колобок запел, а Миша и уши развесил:

 
Я колобок, колобок,
По амбару метен,
По сусечкам скребен,
На сметане мешен,
В печку сажен,
На окошке стужен.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел,
Я от волка ушел:
От тебя, медведь, полгоря уйти.
 

И покатился колобок; медведь только вслед ему посмотрел.

Катится колобок, а навстречу ему лиса.

– Здравствуй, колобок! Какой ты пригоженький, румяненький!

Колобок рад, что его похвалили, и запел свою песенку, а лиса слушает да все ближе подкрадывается.

 
Я колобок, колобок,
По амбару метен,
По сусечкам скребен,
На сметане мешен,
В печку сажен,
На окошке стужен,
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел,
Я от волка ушел,
От медведя ушел:
От тебя, лиса, не хитро уйти.
 

– Славная песенка! – сказала лиса. – Да то беда, голубчик, что я стала стара – плохо слышу. Сядь ко мне на мордочку да пропой еще разочек.

Колобок обрадовался, что его песенку похвалили, прыгнул лисе на морду да и запел:

 
Я колобок, колобок…
 

А лиса его – гам! – и съела.

Умей обождать

Жили-были себе брат да сестра, петушок да курочка. Побежал петушок в сад и стал клевать зеленехонькую смородину, а курочка и говорит ему:

– Не ешь, Петя, обожди, пока смородина поспеет!

Петушок не послушался, клевал да клевал и наклевался так, что насилу домой добрел.

– Ох, – кричит петушок, – беда моя! Больно, сестрица, больно!..

Напоила курочка петушка мятой, приложила горчичник – и прошло.

Выздоровел петушок и пошел в поле; бегал, прыгал, разгорелся, вспотел и побежал к ручью пить холодную воду; а курочка ему кричит:

– Не пей, Петя, обожди, пока простынешь!

Не послушался петушок, напился холодной воды, и тут же стала бить его лихорадка; насилу домой курочка довела. Побежала курочка за доктором, прописал доктор Пете горького лекарства, и долго пролежал петушок в постели.

Выздоровел петушок к зиме и видит, что речка ледком покрылась; захотелось петушку на коньках покататься, а курочка и говорит ему:

– Ох, обожди, Петя, дай реке совсем замерзнуть: теперь еще лед очень тонок, утонешь.

Не послушался петушок сестры; покатился по льду, лед проломился, и петушок – бултых в воду! Только петушка и видели.

Плутишка кот

I

Жили-были на одном дворе кот, козел да баран. Жили они дружно: сена клок и тот пополам; а коли вилы в бок, так одному коту Ваське. Он такой вор и разбойник: где что плохо лежит, туда и глядит. Вот идет раз котишка-мурлышка, серый лобишка; идет да таково жалостно плачет. Спрашивают кота козел да баран:

– Котик-коток, серенький лобок! О чем ты плачешь, на трех ногах скачешь?

Отвечает им Вася:

– Как мне не плакать! Била меня баба, била; уши выдирала, ноги поломала, да еще и удавку на меня припасала.

– А за что же на тебя такая беда пришла? – спрашивают козел да баран.

– Эх-эх! За то, что нечаянно сметанку слизал.

– Поделом вору и мука, – говорит козел, – не воруй сметаны!

Вот кот опять плачет:

– Била меня баба, била; била-приговаривала: «Придет ко мне зять, где сметаны будет взять: поневоле придется козла да барана резать».

Заревели тут козел да баран:

– Ах ты, серый ты кот, бестолковый твой лоб! За что ты нас-то сгубил?

Стали они судить да рядить, как бы им беды великой избыть – и порешили тут же: всем троим убежать. Подстерегли, как хозяйка не затворила ворот, и ушли.

II

Долго бежали кот, козел да баран по долам, по горам, по сыпучим пескам; пристали и порешили заночевать на скошенном лугу; а на том лугу стога, что города, стоят.

Ночь была темная, холодная; где огня добыть? А котишка-мурлышка уж достал бересты, обернул козлу рога и велел ему с бараном лбами стукнуться. Стукнулись козел с бараном, искры из глаз посыпались: бересточка так и запылала.

– Ладно, – молвил серый кот, – теперь обогреемся! – да, не долго думавши, и зажег целый стог сена.

Не успели они еще порядком обогреться, как жалует к ним незваный гость – мужичок-серячок, Михайло Потапыч Топтыгин.

– Пустите, – говорит, – братцы, обогреться да отдохнуть; что-то мне неможется.

– Добро пожаловать, мужичок-серячок! – говорит котик. – Откуда идешь?

– Ходил на пчельник, – говорит медведь, – пчелок проведать, да подрался с мужиками, оттого и хворость прикинулась.

Вот стали они все вместе ночку коротать: козел да баран у огня, мурлышка на стог влез, а медведь под стог забился.

III

Заснул медведь; козел да баран дремлют; один мурлыка не спит и все видит. И видит он: идут семь волков серых, один белый – и прямо к огню.

– Фу-фу! Что за народ такой! – говорит белый волк козлу да барану. – Давай-ка силу пробовать.

Заблеяли тут со страху козел да баран; а котишка, серый лобишка, повел такую речь:

– Ах ты белый волк, над волками князь!

Не гневи ты нашего старшего: он, помилуй Бог, сердит! Как расходится – никому несдобровать. Аль не видишь у него бороды: в ней-то и вся сила; бородой он всех зверей побивает, рогами только кожу сымает. Лучше подойдите да честью попросите: хотим-де поиграть с твоим меньшим братцем, что под стогом спит.

Волки на том козлу кланялись; обступили Мишу и ну заигрывать. Вот Миша крепился, крепился да как хватит на каждую лапу по волку, так запели они Лазаря[29]29
  Запеть Лазаря – здесь: жалобно говорить, льстиво упрашивать.


[Закрыть]. Выбрались волки из-под стога еле живы и, поджав хвосты, – давай Бог ноги!

Козел же да баран, пока медведь с волками расправлялся, подхватили мурлышку на спину и поскорее домой.

– Полно, – говорят, – без пути таскаться, еще не такую беду наживем.

Старик и старушка были рады-радехоньки, что козел с бараном домой воротились; а котишку-мурлышку еще за плутни выдрали.

Петух да собака

Жил старичок со старушкой, и жили они в большой бедности. Всех животов у них только и было, что петух и собака, да и тех они плохо кормили. Вот собака и говорит петуху:

– Давай, брат Петька, уйдем в лес: здесь нам житье плохое.

– Уйдем, – говорит петух, – хуже не будет.

Вот и пошли они куда глаза глядят; пробродили целый день; стало смеркаться – пора на ночлег приставать. Сошли они с дороги в лес и выбрали большое дуплистое дерево. Петух взлетел на сук, собака залезла в дупло, и – заснули.

Утром, только что заря стала заниматься, петух и закричал:

– Ку-ку-ре-ку!

Услыхала петуха лиса; захотелось ей петушьим мясом полакомиться. Вот она подошла к дереву и стала петуха расхваливать:

– Вот петух так петух! Такой птицы я никогда не видывала: и перышки-то какие красивые, и гребень-то какой красный, и голос-то какой звонкий! Слети ко мне, красавчик.

– А за каким делом? – спрашивает петух.

– Пойдем ко мне в гости: у меня сегодня новоселье, и про тебя много горошку припасено.

– Хорошо, – говорит петух, – только мне одному идти никак нельзя: со мной товарищ.

«Вот какое счастье привалило! – подумала лиса. – Вместо одного петуха будет два».

– Где же твой товарищ? – спрашивает она. – Я и его в гости позову.

– Там, в дупле ночует, – отвечает петух.

Лиса кинулась в дупло, а собака ее за морду – цап!.. Поймала и разорвала лису.