Текст книги "ПРАВО НА ПРАВО"

Для понимания, во-первых, нужно обратиться к словарю (при необходимости) и узнать несколько узкоспециализированных терминов, а во-вторых, немного пояснить. Что касается словаря, то априорное – это как бы заранее известное, то, что не требует доказательств и пояснений в ключе категории. Апостериорное – это полученное на основании опыта, тех знаний, которые существуют, и по необходимости требующее объяснения.

Все равно непонятно, так ведь? Попробую по-другому. Человечество мыслит категориями, особенно в юриспруденции. Как и все иное, относящееся к области гуманитарных наук, юриспруденция прежде всего тесно связана с группой методов абстрактного мышления. Мы не можем потрогать мораль или поговорить с ней, но с раннего возраста знаем, что мораль помогает отличать хорошее от плохого, доброе от злого. Мораль проникает в человеческую социальную жизнь в связи с необходимостью регуляции поведения в межличностных отношениях.

Мораль – это представления о добре и зле и, соответственно, вытекающие из них правила поведения. Она – словно компас, направляющий людей. Моральные нормы формируются раньше государства, и, к слову, мораль можно сравнить с правовой эмоцией, только последняя – это результат осознания необходимости регулирования общения между людьми. Другими словами, правовая эмоция есть следствие, а мораль – причина.

Моральные нормы являют нам утопические представления об идеалах поведения в обществе, которое всегда стремится к гармонии и упорядочиванию самого себя. Также не стоит забывать, что моральные нормы относятся к социальным, т.е. к тем, которые не закреплены в законе, но также регулируют общественные отношения. Такая интерпретация лишний раз подтверждает истинность рассуждений.

Таким образом, утопическое восприятие идеала поведения в обществе можно сравнить с неписаным законом, который регулирует общественные отношения в чистом виде, но не является общеобязательным, потому что не обеспечен никакой силой и принуждением. Следовательно, мы придем к выводу, что мораль в условиях отсутствия принуждения должна была являться законом в его первобытном, истинном, первом проявлении. Как первая норма взаимодействия людей.

Закон обеспечен государством. За такое обеспечение мы и платим налоги каждый месяц, квартал, полугодие и год.

Затем, когда появляются первые формы, приближенно напоминающие государственные образования, возникает необходимость в закреплении регулирующих норм, потому что людей становится все больше, чаще начинают встречаться девиации. Соответствие нормам приходится обеспечивать силой принуждения, чтобы их соблюдало как можно больше людей ради сохранения общего блага.

Таким образом, мораль – понятие исключительно социальное, причем априорно социальное. Другими словами, представления о том, как следует себя вести конкретному человеку, тесно связаны с взаимодействием такого человека с себе подобным, и применялись они во все времена: от первобытности до наших дней. Применение же этих норм необходимо для благосостояния всего общества. Благо достигается моралью.

Поскольку я некоторое время работал в полиции, приведу пример, немного иллюстрирующий вышесказанное.

Большинство людей прекрасно знают о применяемых в наших силовых структурах методах круговой поруки или «братской могилы», когда за провинность одного страдает весь коллектив. В период работы в полиции старшие наставники говорили мне, что такие правила появились в период нахождения на посту министра внутренних дел Российской Федерации Р.Г. Нургалиева.

И ведь действительно: какой мощнейший превентивный эффект дает такой метод! В настоящее время он применяется повсеместно в ОВД России. К примеру, за провинность одного сотрудника страдают его непосредственный и прямой начальник, а если проступок достаточно серьезный, то и руководитель на уровне регионального управления.

Помню, как в период обучения в ведомственном ВУЗе отцы-командиры применяли на нашей группе этот метод, когда, к примеру, за плохую успеваемость одного курсанта на так называемой «самостоятельной подготовке» к будущим парам оставалась вся группа. Едва ли в таком времяпрепровождении было много полезного, но мера наказания, надо сказать, действенная.

Нельзя не отдать должное такому методу! В нем много плюсов, но есть один главный недостаток – чувство несправедливости у того, кто к занятиям готовился всегда. С другой стороны, какая разница, где этим заниматься и как такая подготовка преподносится: как наказание или же как должная необходимость? В то же время в такой группе людей развиваются чувство групповой поддержки (хоть и со временем, потому что первоначально хочется только ненавидеть виновника) и высокие моральные устои. Таким образом, нельзя не оценить превентивный и регулятивный эффект морали. В особенности – коллективной морали.

Правило поведения, навязанное командиром группы (и при этом нигде не закрепленное), применялось по устоявшемуся обычаю, обеспеченное силой принуждения (поскольку если субъект сопротивлялся, то его ждала более серьезная участь) – в том числе и потому, что авторитет командира был неумолим. Мера же такого наказания выбиралась без согласования с кем-либо из старших командиров, не устанавливалась специальным органом (как это происходит сейчас в государствах) и применялась на основе только внутреннего убеждения. Бывали даже случаи, что продолжалось такое «сидение» до особого распоряжения (грубо говоря, пока не надоест инициатору).

Можно ли говорить, что в ОВД существуют и действуют правила Древнего мира? Не знаю. При этом определенно можно сказать, что указанный выше механизм имеет действенный эффект.

Представление о морали есть у каждого человека, а сами моральные устои и правила совместного общежития – неотъемлемая часть социума. Но как распространить моральные нормы на большое количество индивидуумов, а главное – как заставить их соблюдать такие нормы?

Добиться превентивного эффекта в части необходимости соблюдения норм морали можно путем установления наказания за их несоблюдение и принудительной силы исполнения. Хоть это и далеко не единственный метод, как я пытался показать на протяжении четырех лет⁸, но, стоит заметить, самый эффективный.

В то время, когда общество стало разрастаться, все больше стали проявляться всевозможные девиации (или, другими словами, стали превалировать аморальные поступки), мораль нужно было трансформировать во что-то охранительное, обеспеченное властью и правителем. В этой связи можно утверждать, что право – это социально-апостериорное выражение морали как явления. Другими словами, закон – это результат обеспечения моральных принципов и правил принудительной властью правителя.

Предложенную гипотезу можно применить к любой уже выделенной теории права, объясняя первопричину и момент возникновения действенного формально-определенного регулятора общественных отношений.

Мораль и по сей день является мощнейшим источником регуляции общественных отношений, только в рамках социальных норм. Мораль нужна нам также и для того, чтобы формировались объемные источники права, и для того, чтобы при возникновении пробела в правовом регулировании его можно было заполнить.

7

Современный закон построен в точности так же, как описанный выше, поскольку нормы права и целые его отрасли призваны регулировать общественные отношения в соответствии с неким идеалом поведения. При этом такой идеал строится на соблюдении принципов справедливости и баланса интересов для всех, независимо от конкретной отрасли права, будь оно гражданским или уголовным.

Таким образом, мораль – это первозданный «кирпичик» современного права.

Остановимся отдельно на следующей мысли: понимание и формирование представления о первопричине закона жизненно необходимо для того, чтобы быть профессионалом в своей сфере деятельности (в частности – для всех категорий правоприменителей).

От того, насколько глубоко на подкорке юриста отложится представление о философском понимании нормы права, принципе регулирования общественных отношений, наполнении и первопричине нормы права, зависит понимание сути своей деятельности, а от нее – грамотное составление различных процессуальных и иных юридических документов: от ходатайств по гражданским и уголовным делам до жалоб в Конституционный суд Российской Федерации.

Аналогичное понимание, полагаю, призвано помочь человеку, не обладающему юридическим образованием, понять принципы деятельности государственных органов, правоохранительных структур и мотивы принятия конкретных решений о привлечении человека к какому-либо виду ответственности или взаимодействии в рамках гражданских отношений.

Большинство норм права построены на пресекательных мотивах, то есть чтобы побудить человека не совершать каких-либо действий по причине, прежде всего, обеспечения прав других людей и для реализации интересов государства. При этом в одном ряду с охранительными нормами находятся и регулятивные, которые определяют алгоритм действий без конкретного запрета.

Обо всем этом подробно поговорим дальше.

ЧАСТЬ

II

. «СЕМЬЯ ПРАВА» И СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ЗАКОНА

1

По мере усложнения правового регулирования на отдельных территориях и в соответствии со свойственным им менталитетом стали формироваться правовые семьи, отражающие определенный характер правового регулирования. Правовая семья – это общность норм, которые являют собой систему на определенной территории и отражают национальный характер, мотивы и формы правотворчества и правоприменения. Именно исходя из поведения людей, из понимания морали на национальном уровне стало возможно выделять семьи права.

Как и в случае с психологической наукой, говорящей о чертах личности, идеально чистое представление о семье права встретить невозможно, ведь часто попадаются смешанные типы, однако всегда превалирует один (реже – два) конкретный тип.

Аристотель в «Политике» удачно проводит аналогию между семьей и государством. Он пишет, что семья – это прототип государства со своим патриархом, подданными и так далее. Экономическая, социальная и правоохранительная черты прослеживаются, по моему мнению, однозначно.

В нашем случае может быть проведено такое же сравнение. Разбирая правовые семьи, можно понять, почему мусульмане предпочитают религиозные нормы государственным или почему судебные решения в США стоят на уровне самостоятельного масштабного источника права.

Семьи права сформировались не сразу. Их конечный вид, хоть и не чистый, а с разного рода примесями, определялся в течение долгого времени. Основные критерии отнесения к семье – это преимущественная классификация источников права, а также то, в какой форме регулируются общественные отношения.

С другой стороны, правовая семья выражена совокупностью норм права и их источников, характер действия которых определяет отнесение к тому или иному виду. При этом категория правовой семьи распространяет свое действие одновременно на несколько государств или наций, для которых она более характерна.

Основные семьи – это мусульманская, англо-саксонская и романо-германская.

2

В мусульманских странах религиозные нормы соотносятся с правовыми и обладают такой же, если не большей, юридической силой, распространенной на всех жителей государства и обеспеченной принудительной силой последнего и (или) религиозной знатью. Эта семья получила название «мусульманское право». Отдельные ученые называют ее «семьей религиозного права».

Субъекты подобного типа правоотношений ставят во главу угла религию и религиозные нормы. Коран для мусульман священен, его догмам и учению подобает безукоризненно следовать всем, кто находится на территории мусульманского государства, в особенности – людям, обращенным в ислам. Отдельно в Коране прописаны нормы мусульманского уголовного права, которые также подлежат соблюдению.

Мусульманское право – это эссенция мусульманского духа, наиболее ясное выражение мусульманской идеологии, главное звено ислама.

Трудно представить себе безусловное следование заветам Библии, к примеру, на территории стран Европы или в России в настоящее время. Особенно в условиях развития свободы слова, существования светского государства, множества ответвлений различных религий и свободы вероисповедания. Хотя и в этой части также следует вспомнить период, в котором люди жили ранее. За богохульство и вероотступничество во времена Коперника и Галилея последние были убиты как еретики. Продолжая мысль, отмечу, что с рациональной точки зрения у закона, морали и религии общие корни социально-полезной направленности.

С точки зрения религиозного права священные писания – это по природе чистейшие представления о правилах поведения в обществе и взаимодействии людей между собой, и признавать такие нормы следует в максимальной степени общественно полезными. При этом нужно понимать, что нормы подобного характера не персонифицированы и имеют характер общих для каждого. В таком случае сложно учесть разумный баланс интересов человека, общества и государства в их взаимосвязи. Одновременно семьи религиозного права имеют мощнейший превентивный потенциал, охранительная функция их необычайно велика, и из-за тесной связи с самой религией такие нормы нарушаются реже, чем другие.

Нельзя не отметить исторический характер религиозных норм. Древним было жизненно необходимо тесно переплести религию и правила поведения, возведенные в статус закона в целях совместного выживания и развития. Авторитетом в ранних догосударственных образованиях (и в последующем – в отдельных государствах) были боги. Как раз здесь стоит вспомнить ордалии и суды поединком.

Затем, с течением времени и при усложнении как общественной мысли, так и самих норм, закон стал конвертироваться в естественный и государственный. В этом ключе мусульманское право можно охарактеризовать как перешедшее на наш век религиозное регулирование общественных отношений. Так или иначе, религия и Создатель здесь стоят во главе, Высшая (божественная) сила регулирует баланс общественных и государственных интересов.

3

Иначе дела обстоят в странах Запада, где основным, первостепенным источником права является судебный прецедент. Наиболее яркий пример – это Великобритания, США и иные страны территориального и схожего правового толка. Такая семья именуется англо-саксонской.

Не подумайте, что речь будет идти только о судебном прецеденте. К примеру, в США обильно издаются и законы, и подзаконные акты. В годы правления отдельных президентов США, например, Т. Рузвельта, указы президента были «в моде» как никогда. Он выпускал их с неимоверной скоростью и пытался своим регулированием охватить большинство сфер общественных отношений, усиливая теорию унитарной исполнительной власти.

В ключе правовой семьи США под судебным прецедентом подразумевают решение компетентного органа (как правило, высших судебных инстанций) по конкретному делу, становящееся обязательным правилом при рассмотрении аналогичных дел⁹.

Проблема указанной семьи состоит в различных подходах к толкованию закона у отдельных правоприменителей: сначала стоящих в авангарде (адвокаты, должностные лица правоохранительной системы и др.), затем – в арьергарде (прокуроры, суды всей системы правосудия и др.).

Ситуация осложняется еще и тем, что не существует двух абсолютно одинаковых споров. Неважно, о чем идет речь: об административном праве, гражданском или, тем более, уголовном. Даже если характер спора можно определить шаблонно, к примеру, как спор об установлении вины в дорожно-транспортном происшествии или признании добросовестным приобретателем того или иного имущества, отдельные точечные моменты всегда будут отличны (перечень нарушений правил дорожного движения водителями, скорость движения, возможность избежать столкновения и так далее).

В этой связи попытки подвести все спорные ситуации под один шаблон всегда будут заканчиваться провалом в контексте реализации прав, свобод и интересов граждан, особенно в ключе соразмерности (если речь про уголовный деликт) и справедливости (если речь про гражданское право). Изучение же в полном объеме всех правовых норм и еще большего количества судебных прецедентов для комплексной защиты своих прав видится довольно энергозатратным. Важно учитывать и то, что судебная практика имеет тенденцию меняться под воздействием внешних факторов и зачастую разнится от штата к штату.

С другой стороны, прецеденты, формирующие судебную практику, имеют и определенные плюсы. Наиболее очевидным видится приведение к единообразию.

Судебная система в США устроена так, что судьи, наряду с законодательными органами власти, становятся творцами закона. Юристы и адвокаты при обращении в суды обязательно изучают всю имеющуюся по делам практику, особенно ту, которая касается штата, где рассматривается дело. Судебные решения используются в качестве ориентира и фактически представляют собой нормы закона. Такой подход при верном и квалифицированном толковании закона (исключительно высшими судебными инстанциями страны) дает меньше поводов для неверных самостоятельных действий судей. Однако это также может быть расценено и как минус, ведь суд должен быть независим и самостоятелен при принятии решения по спору.

Связан такой обобщающий судебную практику подход, вероятно, с тем, что США и иные страны (с преобладанием демократии и республиканской формой правления) имеют склонность к сутяжничеству. Любой спор, даже тот, который не стоит затраченного на него времени, может состояться и, как правило, выходит на судебное рассмотрение. Наделение в этой связи судебной ветви власти полномочиями обобщать практику и, по сути, брать на себя часть законодательных полномочий положительно повлияет как на превенцию обращения в судебные инстанции, так и на соразмерное сокращение времени рассмотрения дела в суде. Такой действенный превентивный механизм гарантирует уменьшение расходования ресурсов правосудия при одновременном нацеливании менталитета всей страны на мирное урегулирование возникающих правовых споров.

Теоретически, опираясь на систему разделения властей, можно заключить, что такой подход едва ли можно назвать законным и соотносящимся с системой сдержек и противовесов.

4

В России издревле прижилась и существует романо-германская семья права. В нашей правовой системе только нормативный акт или норма права являются ее основным источником. Во всяком случае, так было ранее. Только норма права, то есть очерченная законодателем граница дозволенного поведения, может являться в странах такой правовой семьи источником права и основным регулятором общественных отношений.

Данный подход также имеет свои безусловные плюсы. Право для того и было создано обществом, чтобы регулировать общественные отношения. Как уже было отмечено ранее, право – априорное моральное воплощение апостериорной общественной надобности. По этой причине разрешенные индивидуальные споры в качестве нормы закона едва ли можно считать легитимными и подлежащими безусловному применению во всех аналогичных правоотношениях. Закон и только закон может применяться универсально в однородных общественных отношениях!

Норма права потому и норма, чтобы ее соблюдали, не выходя за установленные границы. Вопросы деликтов различной природы и неурегулированных отношений должны входить в компетенцию законодателя, а не суда и судебного прецедента.

Примечательно следующее: результат опроса судей районных судов г. Барнаула показал, что не все лица указанной категории относят судебный прецедент к источнику права в России, хоть и сами являются творцами таких источников. Участникам опроса задавался вопрос: «Относите ли вы судебный прецедент к источнику права?» Результаты опроса: 52,9% респондентов ответили «нет», 47,1 % ответили «да». Надо полагать, такое положение дел подтверждает, что суд является независимым арбитром во всех известных России отраслях процессуального права и что его функцией является решить конкретный правовой спор, а не устанавливать новые границы дозволенного.

Вместе с тем на практике выпускается большое количество разъяснений Верховного Суда Российской Федерации по любой категории дел. С определенной периодичностью проводятся заседания Пленума Верховного Суда РФ, который определяет шаблонную практику для судебных инстанций на местах. Решения же Конституционного Суда РФ соотносят буквально с нормой права: данный суд может дать указание законодателю внести соответствующие изменения в закон. Обзоры практики Верховного Суда РФ применяются безоговорочно, поскольку в них отражены основные тенденции судопроизводства за квартал, полгода и год.

И все же смешение характера властей законодательной и судебной видится недопустимым в рамках исторически сложившейся в России правовой семьи по следующим причинам.

Существует определенная процедура принятия новых норм права.

Конституция РФ определяет трех главных участников законодательной политики России: ими являются Президент Российской Федерации, Совет Федерации и Государственная Дума. Все они участвуют в создании нормы права лишь в той мере, в какой это предписано Конституцией РФ (ч. 1, 3 и 4 ст. 105, ст. 106, ч. 2 ст. 107, ст. 108).

Первая стадия – это внесение законопроекта уполномоченным субъектом: Президентом РФ, Советом Федерации Федерального Собрания РФ, сенаторами России, депутатами Государственной Думы РФ, Правительством РФ, законодательными (представительными) органами государственной власти субъектов РФ. Право законодательной инициативы принадлежит также Конституционному Суду РФ, Верховному Суду РФ, но только по вопросам их ведения.

Следующим этапом является рассмотрение законопроекта депутатами Государственной Думы РФ. В случае успешного его одобрения в трех чтениях законопроект передается в Совет Федерации РФ.

Далее его принимают сенаторы Совета Федерации РФ, и лишь после этого он направляется Президенту РФ для подписания, а после – официально публикуется.

Процедура принятия новой нормы права (или совокупности таких норм) достаточно сложна и объемна по своему содержанию. При этом принимают ее только субъекты законотворчества в России, и в эту процедуру недопустимо вмешиваться субъектам иных ветвей власти (исполнительной и судебной).

Система разделения властей должна строго соблюдаться. Нельзя нарушать систему сдержек и противовесов, которые обеспечивают сбалансированное состояние органов управления. Нормы права принимаются по мере необходимости регуляции определенной области общественных отношений или если где-то обнаружился пробел. К примеру, с развитием информационно-телекоммуникационных технологий совершенствуются процессуальные отрасли права. С недавнего времени стало возможным проводить судебные заседания посредством использования интернета и систем видеоконференцсвязи (далее – ВКС). Сначала такие меры были испытаны на отрасли гражданско-процессуального и арбитражного процессуального права. Реализация прошла успешно, очевидны стали экономия ресурсов правосудия в части сокращения времени извещения лиц о судебном заседании, их вызова, оплаты процессуальных издержек по участию в процессе и т.д. Теперь аналогичные изменения (в том числе по дистанционному информированию участников процесса о времени и месте рассмотрения дела по существу) были внесены и в Уголовно-процессуальный кодекс РФ¹⁰. Кроме того, в процессуальных отраслях уже существуют нормы, которые могут полноценно заменить разъяснительную работу судов высших инстанций в России. Это аналогия закона и преюдиция.

Аналогия закона.

В соответствии с ч. 3 ст. 11 ГПК РФ в случае отсутствия норм права, регулирующих спорное отношение, суд применяет норму, регулирующую сходные отношения (аналогия закона), а при отсутствии таких норм разрешает дело, исходя из общих начал и смысла законодательства (аналогия права).

В соответствии с ч. 5 ст. 3 АПК РФ в случае отсутствия нормы процессуального права, регулирующей отношения, возникшие в ходе судопроизводства в арбитражных судах, арбитражные суды применяют норму, регулирующую сходные отношения (аналогия закона), а при отсутствии такой нормы действуют исходя из принципов осуществления правосудия в Российской Федерации (аналогия права).

В соответствии с ч. 4 ст. 2 КАС РФ в случае отсутствия нормы процессуального права, регулирующей отношения, возникшие в ходе административного судопроизводства, суд применяет норму, регулирующую сходные отношения (аналогия закона), а при отсутствии такой нормы действует исходя из принципов осуществления правосудия в Российской Федерации (аналогия права).

Таким образом, только в охранительных отраслях права (административном, уголовном) нет правила применения аналогии закона. Это и логично, поскольку нет двух идентичных ситуаций уголовно-правового толка. Равно как и административное правонарушение всегда персонифицировано.

Аналогия закона, очевидно, была введена для того, чтобы регулировать пробелы правоприменения, при этом избежав казуистики. Такой механизм в полной мере отвечает романо-германскому характеру нашей правовой семьи. Жаль только, что на практике он применяется крайне редко.

Существует еще такое понятие, как преюдиция, которое также, надо полагать, показывает смешение правовых семей и неблаготворно влияет на индивидуальный подход к рассмотрению дела, независимость и самостоятельность суда.

Преюдиция.

На одной из научных конференций по праву регионального масштаба между мной и другим выступающим завязалась дискуссия по поводу возможности использования в России преюдициальной силы судебного решения. Допустимо ли на законодательном уровне закреплять, что факты, установленные в конкретном споре в одной области общественных отношений, признаются заведомо доказанными в другой? К общему знаменателю мы так и не пришли.

К слову, я доказывал, что это допустимо, хотя сейчас моя позиция несколько изменилась. Он же говорил о том, что никак нельзя возводить решение суда любого уровня в степень закона как раз исключительно по природно-историческим соображениям. В противном случае это будет похоже на извращение нашей правовой системы и наплевательское отношение к правовой истории.

Во всех отраслях процессуального права существуют нормы, согласно которым установленные в рамках иного судопроизводства фактические обстоятельства (к примеру, отраженные в судебных решениях) принимаются в данном процессе как уже имеющие доказанное значение и могут использоваться в качестве доказательств по делу.

В соответствии с ч. 2 ст. 61 ГПК РФ обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным постановлением по ранее рассмотренному делу, обязательны для суда. Указанные обстоятельства не доказываются вновь и не подлежат оспариванию при рассмотрении другого дела, в котором участвуют те же лица, а также в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом.

В соответствии с ч. 2 и 3 ст. 69 АПК РФ обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным актом арбитражного суда по ранее рассмотренному делу, не доказываются вновь при рассмотрении арбитражным судом другого дела, в котором участвуют те же лица. Более того, вступившее в законную силу решение суда общей юрисдикции по ранее рассмотренному гражданскому делу обязательно для арбитражного суда, рассматривающего дело, по вопросам об обстоятельствах, установленных решением суда общей юрисдикции и имеющих отношение к лицам, участвующим в деле.

В соответствии с ч. 2 ст. 64 КАС РФ обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным актом по ранее рассмотренному гражданскому или административному делу либо по делу, рассмотренному ранее арбитражным судом, не доказываются вновь и не подлежат оспариванию при рассмотрении судом другого административного дела, в котором участвуют лица, в отношении которых установлены эти обстоятельства, или лица, относящиеся к категории лиц, в отношении которой установлены эти обстоятельства.

Даже в УПК РФ содержится норма подобного характера. В соответствии со ст. 90 УПК РФ обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором, за исключением приговора, постановленного судом в соответствии со статьей 226.9, 316 или 317.7 УПК РФ либо иным вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки. При этом такие приговор или решение не могут предопределять виновность лиц, не участвовавших ранее в рассматриваемом уголовном деле.

С другой стороны, противоречивое применение норм закона (в части их толкования) как раз отражено в разъяснении Конституционного Суда Российской Федерации, которое применяется безоговорочно всеми судами Российской Федерации.

Анализ постановления Конституционного Суда РФ от 21.12.2011 № 30-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 90 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой граждан В.Д. Власенко и Е.А. Власенко» говорит о том, что, согласно УПК РФ, суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защиты (часть 3 статьи 15), а бремя доказывания обвинения и опровержения доводов, приводимых в защиту подозреваемого или обвиняемого, лежит на стороне обвинения (часть 2 статьи 14); при этом наделение судебных решений, вступивших в законную силу, свойством преюдициальности – сфера дискреции федерального законодателя, который мог бы прибегнуть и к другим способам обеспечения непротиворечивости обязательных судебных актов в правовой системе. Введение же института преюдиции требует соблюдения баланса между такими конституционно защищаемыми ценностями, как общеобязательность и непротиворечивость судебных решений, с одной стороны, и независимость суда и состязательность судопроизводства – с другой. Такой баланс обеспечивается посредством установления пределов действия преюдициальности, а также порядка ее опровержения.

Таким образом, как признание, так и отрицание преюдициального значения окончательных судебных решений не могут быть абсолютными и имеют определенные, установленные процессуальным законом пределы. Пределы действия преюдициальности судебного решения объективно определяются тем, что установленные судом в рамках предмета его рассмотрения по делу факты в их правовой сущности могут иметь иное значение в качестве элемента предмета доказывания по другому делу, поскольку предметы доказывания в разных видах судопроизводства не совпадают, а суды в их исследовании ограничены своей компетенцией в рамках конкретного вида судопроизводства.