Электронная библиотека » Константин Залесский » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 21 апреля 2014, 00:08


Автор книги: Константин Залесский


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Сталин и Великая Отечественная война. На восьмой день Великой Отечественной войны, 30 июня 1941 г., И.В. Сталин занял должность Председателя созданного в этот день Государственного Комитета обороны (ГКО), которую исполнял до 4 сентября 1945 г. С 19 июля он совмещал эту должность с должностями наркома обороны, министра Вооруженных сил СССР и (с 8 августа 1941 г. до сентября 1945 г.) Верховного Главнокомандующего всеми Вооруженными силами СССР. 27 июня 1945 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР Сталину было присвоено вновь учрежденное звание Генералиссимуса Советского Союза. Сегодня нет оснований вслед за Н.С. Хрущевым утверждать, что Сталин плохо разбирался в военных вопросах и «руководил военными действиями по глобусу». Сталин, возглавив войну с фашистскими захватчиками, руководил этой войной и довел ее до победного конца. Его личный вклад в Победу несомненен. Тем не менее в оценках вклада генералиссимуса в победу до сих пор присутствуют два противоположных взгляда. Часть историков и публицистов в основном старшего поколения придерживаются, по существу, сталинских оценок войны и продолжают говорить о Сталине как о гениальном полководце и его решающем вкладе в победу. Они вопреки фактам стремятся завуалировать катастрофические ошибки Сталина в первые месяцы войны, не дают внятного ответа на вопрос, как могло случиться, что нападение фашистской Германии оказалось столь неожиданным для советского руководства и лично для И.В. Сталина? Поэтому не случайно с началом 90-х гг., опираясь на значительный массив новых материалов из секретных фондов российских архивов, ряд историков развернули критику Сталина как основного виновника катастрофического начала войны с Германией. Слишком дорогой ценой была завоевана Великая победа над фашизмом, и размеры этой цены связаны не только с особенностями советской системы и другими объективными обстоятельствами, но и очевидными просчетами и ошибками Сталина в течение 22 месяцев после подписания пакта о ненападении с гитлеровской Германией. По данным Генштаба, только за три недели боев Красная Армия потеряла почти 850 тыс. человек до 6 тыс. танков, около 3,5 тыс. самолетов., Что касается противника, то его потери за этот же период были почти на порядок меньшими: 100 тыс. солдат и офицеров, 1700 танков и 950 самолетов. Всего за 1941 год Вооруженные силы СССР лишились 4,5 млн человек, т. е. трети того, что потерял СССР за все годы войны. Иными словами, в первые месяцы войны перестала существовать та армия, которую Сталин два десятилетия готовил к войне, ради создания и укрепления которой проводился курс на сверхиндустриализацию и ликвидацию крестьянства в ходе коллективизации, ради которой держали в постоянном напряжении все население громадной страны.

К концу ноября 1941 г. Германия оккупировала территорию, где проживало 45 % советского населения и производилось 60 % советского угля, железа стали и алюминия. Наступление германских армий продолжалось. Первый ощутимый удар по немецкой военной машине был нанесен только в начале декабря, когда Красная Армия перешла в контрнаступление у ворот Москвы.

Процесс переоценки военно-исторических проблем кануна войны зашел уже достаточно далеко, когда публикация книг бывшего советского гражданина В. Суворова (В.Б. Резуна) «Ледокол» и «День М», написанных в жанре исторической публицистики, вызвала новую волну дискуссии отечественных историков. Некоторые отечественные историки согласились, правда и с определенными оговорками с версией Резуна, согласно которой задуманные Сталиным наступательная война против Германии, а затем и «освободительный поход» в Европу были частью его многолетнего глобального плана продолжения мировой социалистической революции.

Дальнейшей переоценке военно-исторических проблем кануна войны и действительной роли в них Сталина мешает то обстоятельство, что в силу недоступности многих важных источников все авторы вынуждены строить свои версии главным образом на уже известных официальных идеологических и пропагандистских материалах. В конечном итоге для исследований войны эта дискуссия оказалась полезной. Прежде всего она показала недостаточную обоснованность традиционной версии об исключительно оборонительных намерениях Сталина. Не случайно с середины 1990-х гг. в центре дискуссии оказался новый концептуальный подход, выдвинутый историками М.И. Мельтюховым и В.А. Невежиным, согласно которому Сталин с мая 1941 г., считая неизбежным военное столкновение с гитлеровской Германией, не исключал нанесения упреждающего удара Красной Армии по вермахту. Сегодня очевидно, что маховик войны раскручивали с обеих сторон. Вторая мировая война явилась прямым следствием Первой. Версальско-Вашингтонская система изначально несла в себе семена раздора между победителями и побежденными в Первой мировой войне. В Европе перекройка границ, продиктованная Версальским договором и решениями Парижской мирной конференции, произошла в первую очередь за счет Германии и России, побуждая последних к пересмотру несправедливых соглашений. Получив неограниченную власть, Сталин получил в наследство и прежние державные претензии, прежние внешнеполитические цели, стремление вернуть все, что Россия приобретала веками страданий и подвигов. Таким образом, новые властители страны не были чужды чувства геополитического реванша.

Причины Второй мировой войны также не могут быть отделены от сущности тоталитарных режимов Германии, Италии, СССР, руководствовавшихся в своей политике идеологией насильственного изменения мира. Основной движущей силой всех дипломатических акций Гитлера в преддверии войны служили грубо окрашенные в расистские и антисемитские тона германский шовинизм, программный антикоммунизм, навязчивая идея борьбы против «еврейского большевизма». Запугивая Запад раздутой до предела «большевистской опасностью», Гитлер призывал принципиально враждебные ему своей буржуазной демократией западные державы к созданию единого идеологического и военного фронта против СССР. В то же время есть немало свидетельств того, что Гитлер вполне предметно обдумывал нападение на СССР еще с марта 1940 г., т. е еще до начала французской кампании. Он ставил вполне прагматичную и конкретную цель – в непродолжительной кампании разгромить Россию как «последнюю английскую шпагу на европейском континенте», чтобы с помощью продовольственных и материальных ресурсов СССР успеть сокрушить неприступный Альбион еще до вступления в войну американских вооруженных сил.

В свою очередь для Сталина интересы «дела социализма» были важнее интересов сохранения всеобщего мира. Именно общность геополитических интересов явилась той силой, которая неумолимо сводила друг с другом давних врагов – Сталина и Гитлера. Западные демократии, сами того не осознавая, испытывали судьбу, полагаясь на непримиримость идеологического конфликта между Сталиным и Гитлером. Они рисковали, поддразнивая Сталина пактом с Францией, не предусматривающим военное сотрудничество, отстраняя Советский Союз от участия в Мюнхенской конференции, а затем в весьма двусмысленной форме вступая с советским лидером в военные переговоры уже тогда, когда заключение им пакта с Гитлером становится необратимым делом.

Одной из наиболее сложных проблем является оценка советско-германского пакта от 23 августа 1939 г. Одни исследователи утверждают, что Сталин, заключив пакт, выбрал единственно правильный путь, расколов антисоветский фронт, другие обвиняют его в предательстве западных демократий и развязывании рук Гитлеру. Наконец, третьи делают акцент на стремлении советского руководства к дальнейшему революционному переделу мира. К сожалению, доступный для исследователей круг источников не дает исчерпывающих аргументов ни для одной из названных точек зрения.

Сталин начал нагнетать военный психоз уже со второй половины 20-х гг. В центре его политики стояла задача укрепления Красной Армии, совершенствования ее мобилизационной готовности. Цели укрепления военной мощи страны Сталин подчинил и индустриализацию и коллективизацию, хотя в те годы стране реально никто не угрожал. Сталин активно поддержал доктрину революционной наступательной войны, разработанную в 20-е гг. М.В. Фрунзе. Сам вождь в эти годы много писал и говорил о необходимости превращения Красной Армии в «оплот освобождения рабочих капиталистических стран от ига буржуазии». Для Сталина предстоящая война отвечала идее «мировой революции». При определении ее характера, отечественная военно-теоретическая мысль целиком полагалась на марксистскую доктрину, согласно которой источник войн лежит в основе самой природы капитализма, и пока он будет существовать, будет сохраняться угроза нападения на СССР. В эти годы Сталин и его окружение уделял особое внимание решению военных вопросов. Это логически вытекало из политических установок на построение социализма в одной отдельно взятой стране, с одной стороны, а с другой (учитывая уроки интервенции и Гражданской войны) – из опасения нового нападения на советскую страну. Исходя из этого, принимались меры по укреплению обороны государства, реконструкции Вооруженных сил, а также по развитию военного искусства. В 1938 г. доля военных расходов в бюджете страны составляла 20 %, а спустя два года уже 52 %. В 30-е гг. ориентация на революционно-классовую сущность будущей войны приобрела еще более выраженный характер. Советские военные теоретики считали, что в этой войне двух «исключающих друг друга общественно-политических и экономических систем» победу одержит Советский Союз. Эта убежденность основывалась на том, что только СССР является государством с передовым общественным строем, пользующимся поддержкой трудящихся всего мира. Сталин, постоянно говоря о приближении новой войны на ХVII съезде ВКП(б) в 1934 г., предрекал возможному противнику сплошной фронт гражданской войны внутри страны: «Буржуазия может не сомневаться, что многочисленные друзья рабочего класса СССР в Европе и Азии постараются ударить в тыл своим угнетателям, которые затеяли преступную войну против отечества рабочего класса всех стран». В октябре 1938 г. на совещании пропагандистов Сталин особо подчеркнул, что «Бывают случаи, когда большевики сами будут нападать, если война справедливая, если обстановка подходящая, если условия благоприятствуют… То, что мы сейчас кричим об обороне, – это вуаль, вуаль». Это был явный поворот от романтических идеалов мировой революции в духе Зиновьева к революционно-гегемонистским устремлениям, основанным на моще и силе Красной Армии и выгодных геополитических комбинациях. К этому времени Сталин приходит к убеждению, что в мирное время «большевистская партия (на Западе) не сможет захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны». Вполне откровенно эту мысль выразил в июле 1940 г. В.М. Молотов в беседе с министром иностранных дел Литвы В. Креве-Мицкявичусом: «Гениальный Ленин не ошибался, уверяя нас, что Вторая мировая война позволит нам захватить власть во всей Европе, как Первая мировая война позволила захватить власть в России».

Вместе с тем кошмарным видением Сталина была коалиция из всех капиталистических стран, нападающих на СССР одновременно. В 1939 г. СССР оказался в окружении враждебных стран. Сталин считал, что очень многое в судьбе страны будет зависеть от того, удастся ли нам оттянуть войну с капиталистическим миром до того момента, пока капиталисты не передерутся между собой. (Чтобы обеспечить себе подобную перспективу, СССР и заключил Рапалльское соглашение с Германией в 1922 г. и Берлинский договор о нейтралитете в 1926 г., возобновленный в 1931 г. и содержащий четкое условие относительно неучастия в капиталистических войнах.) Не вызывает сомнения, что Сталин действительно стремился отсрочить вступление СССР в войну на возможно больший срок. Красная Армия, не оправившаяся от страшной чистки 1937–1938 гг., плохо сражалась в войне с Финляндией зимой 1939–1940 гг. Контраст с блестящей кампанией вермахта против Франции в мае – июне 1940 г. не прошел незамеченным ни в Берлине, ни в Москве. Сталину нужно было время, чтобы подготовить Красную Армию, реформируя ее структуру и создавая резервы. Для советской дипломатии вновь становится актуальной задача, высказанная Сталиным в 1927 г.: «Очень многое зависит от того, удастся ли нам оттянуть войну с капиталистическим миром до того момента, пока капиталисты не передерутся между собой». Однако, по мнению ряда историков, эта цель скорее второстепенная, сопутствующая. Понимая, что новая мировая война неизбежна, Сталин рассчитывал получить от нее выгоды, в ней не участвуя. Для этого прежде всего следовало обеспечить для СССР максимальную свободу в выборе союзников, а в конечном счете нейтралитет в случае конфликта между капиталистами. К июню 1939 г. для Сталина уже не было секретом существование немецкого плана нападения на Польшу (план «Вайс») осенью этого года, однако скорее всего Сталин в полной мере не осознавал характера и масштабов угрозы со стороны фашистской Германии, претендовавшей на мировое господство. Весной и летом 1939 г. политическое поле Европы представляло собой сильно запутанный клубок интересов различных стран: будущие участники мирового столкновения тайно и явно вели между собой переговоры с целью обезопасить собственную страну в случае начала войны. В этой обстановке для советского руководства существовала альтернатива: достичь договоренности с Лондоном и Парижем, которых поддерживали США, о взаимопомощи в случае начала войны, или договориться о том же с Берлином. Поскольку Сталин не видел принципиального различия между странами враждебного капиталистического лагеря, переговоры начались и с той и с другой стороной, причем вначале более активно с Францией и Англией о взаимных обязательствах в оказании помощи в случае агрессии в Европе против любой из договаривающихся сторон. Однако эти переговоры зашли в тупик. (Англия в это же время вела тайные переговоры с Германией с целью направить агрессию Гитлера против СССР.) В августе 1939 г. Сталин предложил Англии и Франции подписать военную конвенцию, предусматривающую совместные действия вооруженных сил трех государств в случае агрессии Германии. Правящие круги Англии и Франции как союзники Польши не содействовали решению вопроса о пропуске советских войск к германской границе и старались не брать на себя никаких конкретных военных обязательств. Неудача этих переговоров была фактически предрешена. Главная ее причина коренилась в глубоком недоверии западных лидеров к СССР, их желании держать СССР в резерве и «пригласить подать руку помощи при определенных обстоятельствах в наиболее удобной форме». Сталин в свою очередь также не мог преодолеть негативного отношения к своим идеологическим противникам. На переговорах и одна и другая сторона допустили крупные стратегические просчеты, не проявив должной гибкости, широты мышления, предвидения, недооценив агрессивные намерения фашистской Германии. В конечном счете именно нежелание Англии и Франции занять конструктивную позицию на переговорах с Москвой поставило крест на последней попытке создать единый антифашистский фронт государств Европы.

В сложившейся обстановке сближение Германии и СССР становится вполне естественным, хотя и рискованным предприятием. Сталин принял решение о начале переговоров с Германией в ответ на ее предложение об улучшении государственных отношений. Политика нацистской Германии представлялась ему более понятной, предсказуемой, чем политика буржуазно-демократических стран Англии и Франции. Переговоры с Германией давали возможность советскому лидеру расколоть участников Мюнхенского сговора на два лагеря, а Гитлера он надеялся перехитрить. Но главное – союз с Великобританией и Францией не давал Сталину возможность реализовать его доктрину безопасности страны, базирующуюся на расширении сфер влияния и территориальных приобретениях, а также возможность реализовать свои геополитические и частично коммунистическо-мессианские цели, в частности, возврата СССР земель, отошедших к Польше по Рижскому договору 1921 г. Несомненно важную роль в советско-германском сближении сыграли экономические мотивы, хотя каждая из сторон преследовала прямо противоположные цели. Гитлеру нужен был спокойный тыл на Востоке, чтобы вести войну с Францией и Англией. Сталин хотел оттянуть начало войны, чтобы нарастить военные и индустриальные мускулы. Не случайно через 1,5 месяца после немецкого предложения возобновить торгово-кредитные соглашения в декабре 1938 г. последовало развернутое постановление Политбюро ЦК ВКП(б), обязывавшее Наркоматы обороны, тяжелой, авиационной, судостроительной и военной промышленности в 15 дневный срок представить списки для заказов в Германии оборудования и приборов.

Советско-германские переговоры начались 15 августа 1939 г., и уже 23 августа 1939 г. (когда еще не были формально завершены продолжавшиеся военные переговоры с Англией и Францией) министр иностранных дел Германии Иоахим Риббентроп и В.М. Молотов, в мае 1939 г. сменивший на посту главы Наркомата иностранных дел отправленного в отставку М.М. Литвинова, подписали в Москве пакт о ненападении сроком на десять лет. Одновременно с ним был подписан дополнительный секретный протокол, где разграничивались сферы интересов Германии и СССР в отношении соседних суверенных государств (Польши, Латвии, Эстонии, Литвы, Бессарабии). Эти документы разрабатывались в условиях строжайшей секретности. О них ничего не знали до момента подписания некоторые члены Политбюро и руководящие работники Наркомата иностранных дел. Секретный протокол, составлявший основу договоренности сторон, не был предъявлен Верховному Совету для ратификации и долгое время держался в тайне, наличие его отрицалось руководством СССР вплоть до 1989 г. Столкнув Англию и Францию с Германией, Сталин, безусловно, обеспечил себе свободу рук по захвату Финляндии, возвращению польских территорий, Прибалтики, Бессарабии. Одновременно была сорвана политика нового Мюнхена и нейтрализована Япония.

Таким образом, смена внешнеполитических приоритетов летом 1939 г. вовсе не результат случайного стечения обстоятельств, не экспромт Сталина в условиях цейтнота, а следствие эволюции советской внешнеполитической стратегии.

Несомненно, договор нанес удар по международному престижу СССР, активно выступавшего до этого против фашизма. В известной мере он дезориентировал советских людей накануне грозного испытания. Что касается утверждения, что заключение советско-германского пакта о ненападении давало Сталину выигрыш некоторого времени для укрепления обороноспособности страны, то оно верно лишь отчасти. Очевидно, что и Гитлер также не напрасно потратил полученное время. За два года вермахт, не имевший в 1939 г. серьезного боевого опыта, приобрел его. Германия смогла аккумулировать экономический потенциал оккупированных ею стран Европы для наращивания своей военной мощи. Немецкие вооруженные силы получили новые танки, средства связи и людские ресурсы. Тем не менее Пакт Молотова – Риббентропа оттянул вступление СССР во Вторую мировую войну, изменил расстановку сил в Европе и мире, подорвал доверие Японии к Германии как к своему союзнику и позволил СССР избежать войны на два фронта. Следует учитывать, что правительства стран, названных в дополнительном секретном протоколе (Польша, Финляндия, Эстония, Латвия), занимали антибольшевистскую позицию и сами стремились к союзу с Германией на антисоветской основе. Очевидно, главная цель, на которую рассчитывал Сталин при заключении договора, – встать над схваткой, остаться наблюдателем битвы и вступить в нее в наиболее выгодный для себя момент, не была достигнута, а последствия, связанные с обязательствами СССР перед Германией, лишь усугубили результаты нацистской агрессии. Сталин, уверовавший за годы безраздельной власти в непогрешимость своих расчетов, не смог уловить момент, когда пакт о ненападении 23 августа 1939 г. исчерпал себя и нужно было коренным образом менять внешнеполитический курс. В феврале 1941 г. в разговоре с маршалом К.А. Мерецковым, которого незадолго до этого заменил на посту начальника Генерального штаба Г.К. Жуков, Сталин заметил, что Советский Союз, вероятно, сумеет избежать вовлечения в войну до 1942 г. В мае на приеме в честь выпускников военных академий он сказал, что Германия может напасть, но он надеется, что война будет отсрочена до 1942 г. – к этому времени Красная Армия будет лучше обучена и экипирована. Ошибки Сталина в оценке сложной обстановки предвоенных месяцев привели к ложным выводам, а несвоевременные и половинчатые меры по развертыванию армий дали врагу серьезные стратегические преимущества.

Упорная вера Сталина в то, что ему удастся оттянуть начало войны до весны 1942 г., стала важной причиной, хотя вовсе и не главной, из-за которой СССР понес столь тяжкие потери на начальном этапе войны. Собственная судьба Сталина также повисла на волоске. Когда вождь осознал масштаб катастрофы, он впал в состояние шока. И этот факт не подлежит сомнению. Болел ли Сталин 22 июня ангиной, как утверждают его доброжелатели, или работал несколько дней «с документами», в принципе не столь важно. Его подписей нет на целом ряде постановлений тех дней. О начале войны населению сообщил не Сталин, а Молотов. Ставка Главного Командования была создана на второй день войны, однако ее состав, функции и формы работы определились лишь 10 июля, когда фашистские войска находились в 300 км от Москвы.

Несмотря на чрезвычайно драматическую обстановку, привычный порядок во власти был установлен лишь 30 июня, когда, по одной из существующих версий, члены Политбюро приехали на дачу в Кунцево с предложением о создании Государственного Комитета. Сталин явно боялся, что другие члены Политбюро отстранят его от власти, но все они были в слишком большой степени его ставленниками, чтобы даже пытаться сделать это. Лишь через 12 дней после нападения Германии вождь, наконец, выступил по радио с обращением к советскому народу. Очевидно, что «фактор внезапности» нападения Гитлера на СССР понадобился Сталину, чтобы отвести от себя, КПСС и советской системы справедливые упреки за поражения в первые месяцы войны. К настоящему времени есть вполне достаточное количество доказательств, что уже с осени 1940 г. советская военная разведка добывала для Сталина много сведений, говорящих о большой вероятности нападения Германии весной – летом 1941 г. По мнению экспертов, о факторе внезапности можно говорить только в оперативно-тактическом плане. Сталин, несомненно, виноват в том, что отказывался воспринимать данные советской разведки, а также многочисленные пред-упреждения британского и американского правительств о намерении Гитлера напасть на Советский Союз, отметая эти предупреждения как провокации, рассчитанные на вовлечение СССР в войну с Германией. Даже когда во второй половине 1940 г. Германия начала сосредотачивать свои силы вдоль советской границы, Сталин полагал, что Гитлер не сможет напасть на Советский Союз, прежде чем будет побеждена Англия. Он находился под гипнозом теории Бисмарка о невозможности для Германии выиграть войну на два фронта и думал, что Гитлер сделал тот же вывод из истории Германии. Гитлер, же отдавая отчет в том, что одновременно Германия не может сражаться на всех направлениях, просто планировал убирать одного противника за другим, будь то переговорами, будь то войной. Предполагая, что Сталин хочет дождаться того момента, когда германские силы окажутся ослабленными боями на Западе, и тогда без всякой опасности для себя вмешаться в европейские сражения, Гитлер хотел стратегически упредить русское наступление. Осторожность Сталина переросла в маниакальную боязнь. Советский вождь, помня об уроках 1914 г., 21 июня посчитал преждевременной директиву Наркомата обороны о приведении войск Западных округов в полную боевую готовность, опасаясь, что это могло бы спровоцировать войну. К лету 1941 г., когда война стояла на пороге, полностью боеготовой, отмобилизованной армии у СССР не оказалось, Вооруженные силы находились в стадии реорганизации и перевооружения, которые полностью предполагалось закончить в 1942–1943 гг. Были серьезные недостатки в дислокации стратегических группировок. Неудачным оказалось расположение войск Белорусского и Киевского военного округа, их дислокация позволяла противнику в первые дни войны осуществлять глубокие охваты и окружать крупные группировки советских войск. Строительство передовой оборонительной линии непосредственно у границ Германии не удалось завершить к началу войны. Всего было построено 25 % намеченных долговременных сооружений. Из них успели вооружить лишь половину. Это было следствием того, что советская военная доктрина была оборонительной только в политической части, а в военных аспектах, методах ведения войны она была пропитана наступательным духом, сориентирована на наступление («И на вражьей земле мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом»).

Как показали последние исследования Великой Отечественной войны, Верховный главнокомандующий допустил немало ошибок и при подготовке к войне – роковая недооценка сил и возможностей вермахта и переоценка мощи Красной Армии. Крупные просчеты Сталиным были допущены с переводом промышленности и Вооруженных сил на военное положение.

В начальный период войны Главнокомандующий не проявил своих полководческих способностей. Современники единодушно отмечают его чрезвычайную способность разбираться в обстановке, огромную работоспособность и исключительную быстроту, с которой он осваивал и запоминал даже мельчайшие технические детали. Но его представления о стратегии были в определенной мере устаревшими, они были связаны с опытом Гражданской войны. Большой вред принесло в начале войны его стремление навязывать советским войскам наступление. Даже в условиях катастрофического положения на Западном фронте Сталин понуждал к наступательным боям. Под Москвой он нетерпеливо подстегивал войска к переходу в контрнаступление, когда сил хватало лишь для обороны.

После успешного наступления под Москвой к лету 1942 г. советские войска опять попали в стратегически невыгодное положение. По свидетельству Г.К. Жукова, Сталин ранней весной 1942 г. пришел к выводу, что гитлеровцы летом 1942 г. не будут в состоянии вести крупные наступательные операции на всех основных фронтах, как это было в 1941 г. Им придется ограничиться только двумя стратегическими направлениями – московским и на юге страны. Ожидая главного удара вражеских войск на центральном направлении, Сталин всемерно усиливал данный участок фронта в ущерб Южному и Юго-Западным фронтам. Вслед за этим, когда 20 апреля 1942 г. завершилась битва под Москвой и стало ясно, что наступательные возможности Красной Армии оказались исчерпанными, в первомайском приказе наркома обороны за № 130 перед советскими Вооруженными силами была поставлена совершенно нереальная задача – добиться того, чтобы «1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев». Как и летом 1941 г. Сталин неверно оценил направление главного удара гитлеровских войск, так как предполагалось, что и летом 1942 г. немцы опять двинутся на Москву. А они начали наступать на Юго-Восточном направлении.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации