Текст книги "За чертой"

– ¿Qué pasó con la pata?[82]82
  А что у нее с лапой? (исп.)


[Закрыть] – спросила она.

Он пожал плечами. Объяснил, что она попалась в капкан. Далеко внизу на склоне горы раздавались крики погонщиков arrieros.

Старуха предложила угоститься табаком, но мальчик поблагодарил и отказался. Она пожала плечами. Он сказал, что просит простить его за неприятность с осликами, на что старуха ответила в том смысле, что просто арьерос оказались неопытны и проявили неумение управляться с животными. Сказала, что все нормальные мужчины в стране погибли во время революции{21}21
  …все нормальные мужчины в стране погибли во время революции… – Имеется в виду гражданская война 1910–1917 гг., оказавшаяся одной из самых кровопролитных в истории человечества. Потери, по разным источникам, составили от 300 тысяч до 2 миллионов погибших при численности населения страны не более 15 миллионов человек. Началась как восстание против диктатора Порфирио Диаса, будто бы подтасовавшего результаты выборов.


[Закрыть], остались одни tontos[83]83
  Дураки (исп.).


[Закрыть]. Сказала: мало того, у дураков только дураки и рождаются, и вот вам тому подтверждение, а поскольку производить потомство с ними могут только глупые женщины, потомство их обречено вдвойне. Еще раз затянувшись самокруткой, от которой оставался крохотный окурок, она дала ему упасть наземь и посмотрела с прищуром.

– ¿Me entiende?[84]84
  Ты меня понимаешь? (исп.)


[Закрыть] – спросила она.

– Sí, claro[85]85
  Да, конечно (исп.).


[Закрыть].

Она с интересом оглядела волчицу. Снова посмотрела на него. Один ее глаз был полуприкрыт – возможно, вследствие какой-то травмы, – но вид он придавал ей очень требовательный и бескомпромиссный.

– Va a parir[86]86
  Будет рожать (исп.).


[Закрыть], – сказала она.

– Sí.

– Como la jovencita[87]87
  Как и эта девочка (исп.).


[Закрыть].

Он посмотрел на девушку. Та не походила на беременную. Сидела, повернувшись к ним спиной, курила и смотрела вдаль, где вряд ли можно было увидеть что-либо интересное, хотя порой со склона горы еще долетали еле слышные выкрики.

– ¿Es su hija?[88]88
  Она ваша дочь? (исп.)


[Закрыть] – спросил он.

Старуха помотала головой. Сказала, что эта девочка – жена ее сына. Сказала, что они муж и жена, но у них нет денег заплатить священнику, поэтому по-церковному они не венчаны.

– Los sacerdotes son ladrónes[89]89
  Священники воры (исп.).


[Закрыть], – сказала девушка.

Это было первое, что она произнесла. Старуха покосилась на девушку и закатила глаза.

– Una revolucionaria, – сказала она. – Soldadera. Los que no pueden recorder la sangre de la guerra son siempre los más ardientes para la lucha[90]90
  Революционерка. Воительница. Те, кто не помнит войны с ее кровью, всегда больше всех рвутся в бой (исп.).


[Закрыть].

Он сказал, что ему пора. Она не обратила внимания. Сказала, что, когда сама была ребенком, видела, как в деревне Асенсьон застрелили священника{22}22
  …в деревне Асенсьон застрелили священника. – Название деревни по-испански означает «вознесение».


[Закрыть]. Поставили его у стены его же церкви, расстреляли из винтовок и ушли. Когда они скрылись, деревенские женщины подошли к нему, стали на колени, подняли ему голову, но священник был то ли уже мертв, то ли умирал, и некоторые из женщин намочили платки в крови священника и стали благословлять друг дружку этой кровью, как будто это кровь Христа. Она сказала, что когда молодые люди видят, как на улицах расстреливают священников, это меняет их взгляд на религию. Сказала, что молодежь нынче религию ни во что не ставит, так же как и священников, семью, страну и Господа Бога. Сказала, что, по ее мнению, над этой страной проклятие, и спросила, что он по этому поводу думает, но он сказал, что знает эту страну слишком мало.

– Una maldición, – сказала она. – Es cierto[91]91
  Проклятие. Это точно (исп.).


[Закрыть].

Крики погонщиков на склонах внизу давно утихли. Слышался только свист ветра. Девушка докурила сигарету, встала, бросила ее на дорогу, затоптала окурок сандалией, да еще и закопала его в пыль, словно он наделен какой-то собственной зловредной жизнью. Ветер раздувал ее волосы, целиком облепил фигуру тонким платьем. Она посмотрела на мальчика. И сказала, что старуха всегда говорит о проклятиях и убитых священниках, что она полоумная и чтобы он ее не слушал.

– Sabemos lo que sabemos[92]92
  Мы знаем то, что мы знаем (исп.).


[Закрыть], – сказала старуха.

– Sí, – сказала девушка. – Lo que es nada[93]93
  Да. То есть ничего (исп.).


[Закрыть].

Старуха протянула к девушке руку ладонью вверх. Будто предъявляет самое девушку в доказательство никчемности ее воззрений. Предлагая ему взглянуть на нее: конечно! – что она может знать? Девушка тряхнула головой. И сказала, что она, по крайней мере, знает, кто отец ее ребенка. Старуха вскинула руку вверх.

– Ай-яй, – сказала она.

Билли подтащил волчицу за веревку к себе. Сказал, что ему пора ехать.

Старуха указала на волчицу подбородком. И сказала, что ее время уже очень близко.

– Sí. De acuerdo[94]94
  Да. Согласен (исп.).


[Закрыть].

– Debe quitar el bosal[95]95
  Намордник-то сняли бы (исп.).


[Закрыть], – сказала девушка.

Старуха бросила взгляд на девушку. Девушка сказала, что если ночью у собаки родятся щенки, та должна будет их облизать. Сказала, что ему не следует оставлять ее на ночь в наморднике, потому что кто же знает, когда придет ее время? Сказала, что ей обязательно нужно облизать щенков. Сказала, что все на свете это знают.

– Es verdad[96]96
  Это правда (исп.).


[Закрыть], – сказала старуха.

Билли коснулся пальцами шляпы. Пожелал им счастливо оставаться.

– ¿Es tan feros la perra?[97]97
  Неужто ваша собака и впрямь такая злющая? (исп.)


[Закрыть] – сказала девушка.

Он ответил, что да. Сказал, что ей нельзя доверять.

Она сказала, что хотела бы заиметь щеночка от такой суки, потому что из него вырос бы хороший охранник, который кусал бы всякого, кто подойдет.

– Todos que vengas alrededor[98]98
  Всякого, кто подойдет близко (исп.).


[Закрыть], – сказала она.

И сделала широкий жест рукой, включающий в это «alrededor» и сосны, и ветер в соснах, и куда-то подевавшихся погонщиков, и старую женщину, глядящую на нее из-под темной шали-ребосо. Сказала, что такой пес лаял бы по ночам, если полезут какие-нибудь воры или подойдет кто-то такой, кого не звали.

– Ай-яй, – скривилась старуха, закатив глаза.

Билли сказал, что ему пора. Старуха отпустила его с Богом, а jovencita[99]99
  Девушка (исп.).


[Закрыть] высказалась в том смысле, что пусть, дескать, идет, если ему неймется, и он сошел с тропы, ведя волчицу, поймал коня, привязал веревку к седельному рожку и вскочил в седло. Когда оглянулся, девушка сидела со старухой рядом. Они не разговаривали, просто сидели бок о бок и ждали, когда возвратятся арьерос. Доехав вдоль хребта до первого поворота дороги, он снова оглянулся: женщины продолжали сидеть, даже не изменив позы, но на расстоянии их вид казался смиренным и подавленным. Как будто своим уходом он чего-то лишил их, что-то отнял.

Что до местности, то она не изменилась. Сколько бы он ни ехал, горы на юго-западе к исходу дня казались все такими же далекими, как если бы они были всего лишь картинкой, мушками у него в глазу. Под вечер, проезжая через рощу карликового дуба, спугнул стаю индюшек.

Кормившиеся где-то внизу, в каньоне, они пролетели над всадником и исчезли среди деревьев на противоположной стороне. Остановив коня, он проследил за ними глазом. Затем съехал с тропы, спешился, привязал коня и, сбросив веревку с рожка, привязал волчицу к дереву. Вынул винтовку, приоткрыл затвор, проверив, есть ли в стволе патрон, после чего направился поперек небольшой лощины, поглядывая на солнце, которое уже начинало слепить глаза, просвечивая с запада сквозь ветви деревьев в верховьях лощины.

Индюшки были на земле, в намечающихся сумерках бродили взад-вперед по поляне среди гнилого валежника, похожие на фигурки птиц в ярмарочном тире. Сгорбившись и полуприсев, он перевел дыхание и начал медленно к ним спускаться. Когда до них оставалось чуть меньше сотни ярдов, одна из птиц вышла из-под прикрытия крапчато-пестрой тени на открытое место, остановилась, вытянула шею и сделала еще шаг. Он взвел курок и, найдя опору в виде ствола небольшой бирючины, прижал к нему тыльной стороной большой палец левой руки, сжимающей цевье, и прицелился в птицу. Учел кривизну траектории, учел, что свет на прицел падает сбоку, и выстрелил.

Тяжелая винтовка дернулась, эхо выстрела прокатилось по окрестностям. Индюшка, хлопая крыльями, упала наземь и задергалась. Остальные птицы разлетелись в разные стороны, некоторые пролетели прямо над ним. Он встал и побежал к лежащей птице.

Повсюду кровь – на листьях и траве. Индюшка лежала на боку, странно забросив назад голову, и разгребала опавшие листья ногами, словно бежит. Он схватил ее и прижал к земле. Ей перебило шею и оторвало от плеча одно крыло, из чего он понял, что еще чуть-чуть – и он бы промазал.

Разделив между собою птицу, они с волчицей съели ее целиком, а потом сидели у костра бок о бок. Волчица то и дело натягивала веревку, дергаясь и вздрагивая каждый раз, когда в углях постреливало. Когда он прикасался к ней, ее шкура сотрясалась и играла под рукой, как у лошади. Он стал рассказывать ей о своей жизни, но этим едва ли унял ее страхи. Через какое-то время он для нее запел.

Утром, едва выехав, он встретил отряд всадников, какого ему в этой стране еще не попадалось. Всадников было пятеро, все на хороших лошадях и все вооруженные. Остановившись на тропе перед ним, они его окликнули вроде бы даже и приветливо, но было видно, как их глаза изучающе оглядели и его, и все, что с ним связано. Одежду, сапоги, шляпу. Коня и винтовку. Попорченное седло. В последнюю очередь осмотрели волчицу. Устремившуюся в жиденький горный бурьян, пытаясь в нем укрыться в нескольких футах от дороги.

– ¿Qué tienes allá, joven?[100]100
  Это что у тебя там такое, парень? (исп.)


[Закрыть] – услышал он вопрос.

Он сидел, скрестив ладони на луке седла. Наклонился, сплюнул. Посмотрел на них из-под шляпы. Один из них дал лошади команду двигаться вперед, чтобы подъехать и поближе рассмотреть волчицу, но лошадь заартачилась, не желая подходить к ней; тогда, склонясь вперед, он ударил лошадь по щеке и стал грубо понуждать ее поводьями.

– ¿Cuánto quires por tu lobo?[101]101
  Сколько просишь за волка? (исп.)


[Закрыть] – спросил мужчина.

Билли выбрал небольшую слабину веревки и заново привязал ее.

– No puedo venderlo[102]102
  Я не могу продать его (исп.).


[Закрыть], – сказал он.

– ¿Por qué no?[103]103
  Почему нет? (исп.)


[Закрыть]

Билли смотрел на всадника.

– No es mia[104]104
  Он не мой (исп.).


[Закрыть], — сказал он.

– ¿No? ¿De quién es?[105]105
  Не твой? А чей же? (исп.)


[Закрыть]

Билли посмотрел на волчицу, которая лежала, дрожа. Посмотрел на голубые горы на юге. И сказал, что волк поручен его заботам, но он не его собственность и он не может продать его.

Мужчина сидел, слегка придерживая поводья одной рукой, другая лежала у него на бедре. Он повернул голову и сплюнул, не отрывая глаз от мальчишки.

– ¿De quién es? – снова спросил он.

Мальчик посмотрел на него, на ожидающих на тропе всадников. И сказал, что волчица принадлежит богатому асьендадо[106]106
  Hacendado (исп.) – помещик, землевладелец.


[Закрыть], который вручил ее его заботам, чтобы ей не причинили никакого зла.

– ¿Y este hacendado, – уточнил всадник, – él vive en la colonia Morelos?[107]107
  Это какому же асьендадо – который живет в Колонии Морелос? (исп.)


[Закрыть]

Мальчик сказал, что да, тот действительно живет и там, и в других местах тоже. Мужчина посмотрел на него долгим изучающим взглядом. Потом тронул коня, и другие всадники пустили коней за ним следом. Как будто их соединяет некая невидимая нить или неведомый закон притяжения. Проследовали мимо. Строго по старшинству, так что последним проехал самый младший; поравнявшись с Билли, он посмотрел на него и приложил указательный палец к полю шляпы.

– Suerte, muchacho[108]108
  Удачи тебе, парень (исп.).


[Закрыть], — сказал он.

С тем они все уехали, и ни один не оглянулся.

В горах было холодно, на высоких перевалах еще лежал снег; снег блистал и на вершинах хребта Сьерра-де-ла-Кавельера. Над Кавельера-каньоном снег на тропе лежал на протяжении почти целой мили. Снег был свежим, и Билли изумился тому, как много путешественников уже на нем потопталось; тут ему пришло в голову, что ведь не все в этом краю путники могут оказаться столь пугливы, чтобы полностью освобождать тропу при виде всякого всадника. Пригляделся внимательнее. Следы оставили и люди, и ослики. А вот след женский. Попадались и следы сапог, но главным образом то были плоские отпечатки уарачей, оставляющих невероятные в этом диком горном бездорожье оттиски автомобильного протектора. Были здесь и детские следы, и следы конских копыт, оставленные всадниками, с которыми он разминулся нынче утром. Видел он и следы людей, которые брели по снегу босиком. Двинулся дальше, оглядываясь на волчицу, чтобы по ее поведению предугадать появление встречных – не начнет ли она вдруг припадать к земле, ища укрытия на обочине, – но она лишь семенила рысцой позади, нюхала, поводя носом, воздух и оставляла на снегу свои большие следы, которым предстояло удивлять местных горцев.

В тот вечер он разбил лагерь на дне каменного ущелья и подвел волчицу к стоячему озерцу, образовавшемуся на камнях пониже их стоянки; держа веревку, он смотрел, как она зашла в воду и, опустив в нее морду, стала пить. Когда она поднимала голову, было видно, как движется ее глотка и с губ стекает вода. Сидел в камнях, держал веревку и наблюдал за нею. В сгущающихся синих сумерках вода среди камней была черной, а дыхание волчицы над поверхностью курилось паром. Опуская и подымая голову, она пила очень похоже на то, как пьют птицы.

На ужин у него была пара лепешек тортильяс с завернутой в них фасолью, ими его снабдили меннониты – единственная, кроме тех утренних всадников, встреченная за день группа. Меннониты держали путь на север, сопровождая девушку, которая нуждалась во врачебной помощи. Немногословные, с виду они были похожи на крестьян, сошедших с полотна художника прошлого века. Чем заболела у них девушка, они не сказали. Лепешки были жесткими как подметка, а фасоль в них уже начала подкисать, но он их съел. Волчица смотрела.

– Здесь у меня не то, что едят волки, – говорил он ей. – И не надо на меня так смотреть.

Закончив есть, он долго пил свежую холодную воду из фляги, а потом развел костер и обошел освещенную им местность, собирая все, что можно сжечь. Свой маленький лагерь он устроил гораздо ниже тропы, но отсветы костра заметны в этих местах на значительном расстоянии, поэтому у него были подозрения, что ночью могут нагрянуть какие-нибудь припозднившиеся путники. Однако никто не появился. Он сидел, завернувшись в одеяло, ночной холод крепчал, и звезды, разгораясь, бежали по небу на юг, к черным громадам гор, где, может быть, живут волки, где их исконный дом.

На следующий день в обращенном к югу распадке среди камней он заметил синенькие цветочки, а к полудню прошел по широкому горному проходу, и перед ним открылся вид на долину реки Бависпе. Над извивом тропы, пролегавшим ниже, висела голубоватая легкая дымка. Мучимый голодом, он остановил коня и, сидя в седле, стал заодно с волчицей нюхать воздух, а потом двинулся дальше, но уже с большей осторожностью.

Дымка оказалась рассеявшимся дымом, исходившим из расположенной много ниже лощины, где группа индейцев устроилась пообедать. Индейцы были подсобниками с рудника в западном Чиуауа, и у каждого через узкий лоб шел след, оставленный обвязкой носимого за спиною груза. Вшестером они шли через горы пешком к своей деревне в штате Сонора, неся с собой тело товарища, погибшего при обрушении шахтной крепи. В пути они были три дня, и три дня им еще предстояло; с погодой же им до сих пор везло. Мертвое тело лежало в сторонке среди палой листвы на грубых носилках из шестов и коровьей шкуры. Оно было завернуто в холстину, обвязано веревками, сплетенными из травы, а поверху полотнище савана, украшенное красными и зелеными лентами, было убрано венками из горного падуба; один из индейцев сидел рядом с мертвым – то ли охранял, то ли просто составлял ему компанию. Они немного говорили по-испански и запросто пригласили его разделить с ними трапезу, как это в здешних местах заведено. На волчицу они внимания не обращали вовсе. Сидя на корточках в своих тонких домотканых одеждах, они руками ели из раскрашенных жестяных мисок маисовое варево pozole, передавая из рук в руки общий котелок с чаем, заваренным из какой-то их любимой травки. Обсасывали пальцы, вытирали их о рукава и о штаны, а потом выкладывали на обертки от кукурузных початков сушеные листья пунче и сворачивали самокрутки{23}23
  …выкладывали на обертки от кукурузных початков сушеные листья пунче и сворачивали самокрутки. – Пунче (Nicotiana glauca) – горчичное дерево, многолетнее растение, также известное как дикий, древесный или индейский табак.


[Закрыть]. Никто его ни о чем не спрашивал. Ни откуда родом, ни куда идет. Зато сами рассказали ему о своих дядьях и отцах, уходивших в Аризону, спасаясь от гонений, которые обрушили на них мексиканцы{24}24
  …гонений, которые обрушили на них мексиканцы… – Речь идет о преследованиях индейцев яки, которых в конце ХIХ – начале ХХ в. по распоряжению правительства Порфирио Диаса подвергали насильственному переселению и даже продавали в рабство. Имели место и массовые убийства. Многие индейцы бежали тогда в Соединенные Штаты, особенно в Аризону.


[Закрыть], а один даже сам побывал в той стране – просто ходил посмотреть: девять дней пешком шел через горы и пустыню, а потом девять дней назад. Он спросил Билли, не из Аризоны ли он, но мальчик сказал, что нет, индеец кивнул и заметил, что людям свойственно преувеличивать достоинства страны, откуда они родом.

В ту ночь с края луговины, на которой он расположился лагерем, видны были желтые светящиеся окна домов поселения на реке Бависпе, лежавшего в десяти милях. В траве было множество цветов, которые с приходом сумерек закрылись, а когда взошла луна, раскрылись снова. Костра он не разводил. Они с волчицей сидели в темноте бок о бок и наблюдали, как на лугу вдруг возникают какие-то тени: вот кто-то появился, сделал шаг-другой и бегом прочь, исчез, потом опять явился. Волчица сидела, наставив уши вперед, и постоянно мелко поводила носом, принюхиваясь к доносящимся дуновениям. Как будто кивала, одобряя и поощряя все живое на свете. Он сидел с одеялом на плечах и наблюдал за движением теней, а над горами сзади вставала луна, и дальние огни на реке помаргивали и один за другим гасли, пока не погасли все.

Утром он остановил коня на галечной косе, обследовал воду – как она течет в реке широкой и прозрачной лентой, отметил про себя особый блеск, каким она сверкает на порогах, дыбящихся чуть ниже у излучины. Сбросил волчью веревку с седельного рожка и спешился. Завел коня и волчицу в воду, и все трое пили из реки; вода была холодна и на вкус сланцевата. Он выпрямился, вытер рот и посмотрел вдаль, на юг, где вздымались, освещенные утренним солнцем, высокие дикие хребты Пиларес-Терас.

Столь мелководного брода, чтобы волчица, не пускаясь вплавь, смогла перейти реку, он не нашел. Однако, думая, что сможет удержать ее на плаву, вернулся к галечной косе и оттуда направил коня через реку. Не успел зайти далеко, видит – волчица плывет, а пройдя еще немного, убедился, что она в беде. Возможно, ей не давал дышать намордник. Она молотила лапами по воде все более отчаянно, размотавшиеся с передней ноги бинты извивались рядом, и это, похоже, еще больше ее пугало – настолько, что она даже пыталась повернуть назад, натягивая непускающую веревку. Он остановил коня, конь повернулся и стал посреди воды, бурливо обтекающей его ноги, головой по направлению прицепленной к седлу веревки, но Билли к этому моменту уже бросил поводья в реку и сам стоял в воде, доходящей ему до середины бедра.

Поймал волчицу за ошейник и приподнял ее, отчего и самому устоять стало проще. Силясь поднять ее выше, другую руку просунул ей под грудину и ощутил под пальцами холодные кожистые сосцы, почти не прикрытые шерстью. Пытался успокоить, но она продолжала отчаянно сучить лапами. Веревка лассо лежала на воде длинной петлей, и эта петля тянула волчицу за ошейник; держа ее над поверхностью, он двинулся назад к коню, оступаясь на шатающихся под сапогами каменьях речного дна и преодолевая давление воды, плещущей в колени; добрался, отцепил конец веревки и бросил в воду. Петля сразу распустилась, развернулась, веревка распрямилась и закачалась, вытянутая в потоке. Бинты с ноги волчицы окончательно размотались и уплыли прочь. Он оглянулся на берег реки. В этот момент мимо пробурлил на высоких ногах конь, который чуть не рысью пробежал по мелководью и выкарабкался на галечный откос, где повернулся, постоял, курясь на утреннем морозце, да и пошел вниз по реке, потряхивая головой.

С трудом Билли выбрался обратно, неся волчицу, разговаривая с нею и стараясь держать ее голову повыше. Когда достигли мелководья, где она могла стоять, он отпустил ее, вышел из реки и, встав на откосе, вытащил из воды веревку, сворачивая кольцами, пока волчица отряхивалась. Свернутую веревку закинул на плечо и огляделся в поисках коня. Ниже по реке на галечном откосе бок о бок стояли два всадника и на него смотрели.

В них ему сразу все не понравилось. Он посмотрел мимо них, туда, где среди ивняка пасся его конь с прикладом винтовки, торчащим из седельной кобуры. Он бросил взгляд на волчицу. Она смотрела на всадников.

На тех были грязные рабочие комбинезоны, но при этом шляпы и сапоги, а на поясе у каждого по черной кобуре с армейским самозарядным кольтом сорок пятого калибра. Они уже тронули лошадей и неторопливо приближались, нарочито надменно развалясь в седлах. Подъехали к нему слева, один свою лошадь остановил, а другой проехал дальше и остановился сзади. Билли повернулся, стараясь держать в поле зрения обоих. Первый всадник кивнул ему. Потом посмотрел вниз по реке на его коня, посмотрел на волчицу и снова на него.

– ¿De dónde viene?[109]109
  Откуда ты взялся? (исп.)


[Закрыть] – спросил он.

– Америка.

Тот кивнул. Бросил взгляд за реку. Наклонился и сплюнул.

– Sus documentos[110]110
  Твои документы (исп.).


[Закрыть], – сказал он.

– ¿Documentos?[111]111
  Документы? (исп.)


[Закрыть]

– Sí. Documentos[112]112
  Да, документы (исп.).


[Закрыть].

– No tengo ningunos documentos[113]113
  У меня нет никаких документов (исп.).


[Закрыть].

Мужчина какое-то время молча изучал его.

– ¿Qué es su nombre?[114]114
  Как тебя звать? (исп.)


[Закрыть] – сказал он.

– Билли Парэм.

Чуть шевельнув подбородком, мужчина указал вниз по реке:

– ¿Es su caballo?[115]115
  Это твой конь? (исп.)


[Закрыть]

– Sí. Claro[116]116
  Да, конечно (исп.).


[Закрыть].

– La factura por favor[117]117
  На коня документ, пожалуйста (исп.).


[Закрыть].

Мальчик глянул на второго всадника, но смотреть пришлось против солнца, и черты его лица скрыла тень. Снова стал смотреть на допрашивающего.

– Yo no tengo esos papeles[118]118
  Да нет у меня этих бумаг (исп.).


[Закрыть], – сказал он.

– ¿Pasaporte?[119]119
  Паспорт? (исп.)


[Закрыть]

– Nada[120]120
  Нету (исп.).


[Закрыть].

Всадник посидел молча, расслабленно скрестив руки в запястьях. Потом кивнул напарнику, и тот съездил вдоль галечного наноса за конем мальчика, поймал, привел его. Мальчик сел на камни и стал снимать сапоги – один, потом другой, – выливать из них речную воду и снова надевать. После чего сидел, обхватив руками колени и посматривая то на волчицу, то на другой берег реки, где под утренним солнцем вздымались высокие горы Пиларес. Он понял, что, по крайней мере на сегодня, его путешествие к ним отменяется.

Тропинка, по которой они поехали, шла вдоль реки; главный ехал, положив винтовку мальчика поперек луки седла, следом Билли, держа волчицу у самых копыт коня, а второй патрульный, замыкая процессию, ехал метрах в тридцати сзади. Вскоре тропинка от реки отвернула и пошла через широкую луговину, где паслись коровы. Коровы подымали головы и, не забывая медленно двигать челюстями из стороны в сторону, изучающе глядели на всадников, потом их головы опускались, и они вновь принимались щипать траву. Луговая тропинка вывела на дорогу, по которой процессия свернула к югу и в конце концов втянулась в поселение, состоявшее из горстки полуразвалившихся глинобитных домиков у дороги.

Ехали по изрытой колеями улице, не глядя ни влево, ни вправо. С належенных, нагретых солнцем мест поднялись несколько собак и, принюхиваясь, побежали за лошадьми следом. У саманной постройки в конце улицы всадники остановили коней и спешились, мальчик привязал волчицу к сцепному рыму брошенной рядом повозки, и все вошли.

Внутри пахло плесенью. На стенах красовались поблекшие фрески и линялые следы росписи по деревянным панелям. С высоких vigas[121]121
  Балок (исп.).


[Закрыть] старыми тряпками свисали обрывки холста, когда-то служившего потолком. Пол устилали широкие неглазурованные керамические плитки; подобно стеновым панелям, они были не в лучшем виде: плохо пригнанные и треснувшие в тех местах, где по ним прошли копыта лошадей. Окна были только в южной и восточной стенах, стекла в них отсутствовали, одни были закрыты ставнями, а другие, ставней на которых не сохранилось, зияли дырами, куда задувал пыльный ветер, влетали и вылетали ласточки. В дальнем конце помещения громоздился старинный стол, как в монастырской трапезной, около него резное, очень затейливое кресло с высокой спинкой, а позади кресла у стены стоял железный картотечный шкаф, верхний ящик которого когда-то явно вскрывали топором. На пыльных плитках пола повсюду оставили свои следы птицы, мыши, ящерицы, собаки и кошки. Как будто это помещение всегда было манящей загадкой для всех живых существ, обитающих поблизости. Вошедшие остановились под лохмотьями потолка, а старший патруля с отобранной у Билли винтовкой на сгибе локтя прошел к двустворчатой двери, ведущей из помещения куда-то дальше, постучал в нее, позвал, затем снял шляпу и встал в ожидании.

Через несколько минут створки распахнулись, показался молоденький mozo[122]122
  Слуга, служитель (исп.).


[Закрыть], они со старшим патруля поговорили, тот кивком указал в направлении входа, мосо бросил взгляд на уличную дверь, на второго патрульного и на мальчика, после чего опять ушел и затворил за собой обе створки. Подождали. Снаружи перед зданием начали собираться собаки со всей улицы. Некоторых было видно через открытую дверь. Они сидели, поглядывая то на привязанную волчицу, то друг на дружку, а впереди всех взад и вперед прохаживалась поджарая дворняга пепельного цвета; она ходила, задрав хвост вверх и вздыбив шерсть на загривке.

Наконец в дверях появился довольно молодой и очень бравый на вид alguacil[123]123
  Альгуасил, представитель власти (исп.); что-то вроде шерифа.


[Закрыть]. Он мельком глянул на мальчика и повернулся к мужчине, стоявшему с винтовкой в руках.

– ¿Dónde está la loba?[124]124
  А волчица где? (исп.)


[Закрыть] – спросил он.

– Afuera[125]125
  Там, снаружи (исп.).


[Закрыть].

Начальник кивнул.

Они надели шляпы и прошли через комнату. Тот, что держал винтовку, толкнул мальчика вперед, и альгуасил вновь удостоил его взглядом.

– ¿Cuántos años tiene?[126]126
  Сколько тебе лет? (исп.)


[Закрыть] – спросил он.

– Dieciseis[127]127
  Шестнадцать (исп.).


[Закрыть].

– ¿Es su rifle?[128]128
  Винтовка твоя? (исп.)


[Закрыть]

– Es de mi padre[129]129
  Отцовская (исп.).


[Закрыть].

– ¿No es ladrón usted? ¿Asesino?[130]130
  А ты не вор? Не убийца? (исп.)


[Закрыть]

– No[131]131
  Нет (исп.).


[Закрыть].

Начальник дернул подбородком в сторону патрульного: дескать, отдай мальчишке винтовку, после чего вышел через открытую дверь наружу.

На дороге перед зданием собралось более двух дюжин собак и почти столько же ребятишек. Волчица, давно забравшаяся под телегу, пятилась, отступала и была уже прижата к стене здания. Сквозь переплетение ремней самодельного намордника виден был каждый зуб у нее в пасти. Альгуасил присел на корточки, сдвинул шляпу на затылок и, упершись ладонями в бедра, стал ее рассматривать. Поглядел на мальчика. Спросил, злая ли она, и мальчик подтвердил, что, конечно, злая. Начальник спросил, где он поймал ее, мальчик сказал, что в горах. Тот кивнул. Встал, поговорил с патрульными, а потом повернулся и ушел назад в здание. Патрульные растерянно замешкались, глядя на волчицу.

В конце концов они отвязали веревку и потащили волчицу из-под телеги. Собаки подняли свирепый лай, стали наскакивать, а большая серая дворняга бросилась вперед и цапнула волчицу за ляжку. Волчица крутнулась, чтобы с обидчицей схватиться, но патрульные оттащили ее. Серая собака, отбежав, попыталась сделать еще заход, но один из патрульных извернулся и заехал ей сапогом под подбородок, так что ее челюсти сомкнулись, громко щелкнув, отчего ребятня захохотала.

В этот момент из здания вышел мосо с ключом, общими усилиями они перетащили волчицу через улицу, сняли замок и цепь с ворот глинобитного сарая, втолкнули волчицу внутрь и там заперли. Билли спросил их, что они намереваются с волчицей делать, но они лишь пожимали плечами, а потом оба сели на лошадей и поехали по дороге назад, гарцуя и заставляя лошадей приплясывать и выделывать курбеты, словно на них смотрят женщины. Мосо покачал головой и ушел с ключом обратно в дом.

У двери здания Билли просидел далеко за полдень. Пока суд да дело, вытащил из винтовочного магазина патроны, просушил их, просушил винтовку, вновь зарядил ее, снова вложил в седельную кобуру, попил воды из фляги, остальную воду налил в шляпу и из шляпы напоил коня, а потом отогнал стаю собак от двери сарая. Улицы были пусты, день стоял солнечный и прохладный. Под вечер появился мосо, сказал, что его прислали узнать, чего малец хочет. Он сказал, что хочет назад волчицу. Мосо кивнул и опять ушел в дом. Появившись вновь, он сказал, что уполномочен объявить волка контрабандой, подлежащей конфискации, а ты, дескать, свободен – можешь идти и скажи еще спасибо альгуасилу за доброту: это он снизошел к твоей молодости. Мальчик возразил, что волчица – не контрабанда, а чужая собственность, порученная его заботам, поэтому он требует ее назад. Мосо выслушал его, повернулся и ушел в здание.

Мальчик сидел и ждал. Больше к нему никто не вышел. На закате дня возвратился один из патрульных во главе небольшой, несколько странной процессии. Сразу за ним следовал низкорослый умученный мул, каких используют в этой стране на рудниках, мул тащил допотопного вида тяжелую повозку на сплошных, без спиц, колесах, сплоченных из досок. За повозкой пешком шла разношерстная ватага местных жителей – женщины, дети, молодые парни, многие с узлами, корзинами и туесами.

Перед сараем все остановились, патрульный спешился, возница сошел с грубо сколоченных козел своей колесницы. Встав на дороге, они откупорили бутылку мескаля{25}25
  Мескаль – крепкий алкогольный напиток, родственный текиле, от которой отличается тем, что при его выделке в сок агавы не добавляют сахар.


[Закрыть] и принялись пить из горлышка. Через какое-то время из здания вышел мосо, отомкнул замок на двери сарая, патрульный с грохотом вытащил цепь из проушин деревянного засова, распахнул дверь и встал наготове.

Волчица оказалась в дальнем углу, она поднялась и стояла, помаргивая. Carretero[132]132
  Возница, кучер (исп.).


[Закрыть] отступил назад, снял с себя куртку, накрыл ею мулу голову, связав рукава у него под подбородком, и встал с ним рядом, держа его под уздцы. Патрульный вошел в сарай, взял за веревку и выволок волчицу к двери. Толпа отпрянула. Смелый от выпитого и внимания восторженной толпы, патрульный схватил волчицу за ошейник и вытащил на дорогу, а потом поднял ее за ошейник и хвост и бросил в телегу, помогая себе коленом, как делают мужики, привыкшие грузить тяжести. Пропустив веревку вдоль борта телеги, он привязал ее к одной из досок передка. Собравшиеся на дороге следили за каждым его движением. Смотрели, как смотрят люди, от которых потом могут потребовать подробного отчета об увиденном. Патрульный кивнул каретеро, тот развязал рукава под подбородком у мула и стащил с его головы куртку. Взяв вожжи в ту же руку, которой он держал мула за щечный ремень, он стоял и ждал, решив посмотреть, как себя поведет животное. Мул поднял голову и понюхал воздух. А потом припал на передние ноги и так поддал задними, что пробил кожаную стяжку и вышиб переднюю доску кузова, к которой была привязана волчица. Царапаясь и скользя, та вывалилась из телеги через открытый задний борт двуколки, таща за собой сломанную доску. Увидев этакое, толпа ахнула и изготовилась к бегству. Мул заревел, кинулся вбок, запутался в упряжи и, сломав оглоблю, завалился на дорогу, где принялся дрыгать ногами лежа.

Но каретеро был силен и ловок; мгновенно наскочив, он сумел зажать между ног шею мула и удерживать ему голову, схватив зубами за ухо, пока не удалось наконец вновь замотать ему глаза курткой. Однако запыхался; лежит, озирается. Патрульный, которого происшедшее застало, как раз когда он собирался усесться в седло, снова спешился, схватил волочащуюся веревку лассо и взял волчицу на короткий повод. Он отвязал веревку от сломанной доски, которую отшвырнул прочь, а волчицу завел обратно в сарай и затворил дверь.

– ¡Mire![133]133
  Глянь-кася! (исп.)


[Закрыть] – взывал каретеро, который, лежа на дороге, пытался удержать свою куртку на морде мула и одновременно поводил рукой, указывая на произведенный разор. – ¡Mire!

Патрульный плюнул в пыль, перешел через дорогу и исчез в доме.

Пока искали кого-нибудь, кто починил бы оглоблю с помощью накладок и сыромятины, пока нужный человек явился, пока выполнил необходимые действия, день начал иссякать. Странники, пришедшие в городок вслед за телегой, расселись в тени домов на западной стороне дороги и принялись поедать свои припасы и пить лимонад. К исходу дня повозка была готова, но куда-то подевался патрульный. В здание на его поиски послали какого-то мальчишку. Прошел еще час, пока тот наконец явился, поправил на голове шляпу, глянул на солнце и склонился проверить, хорошо ли починена оглобля (как будто инспекция подобного рода работ входит в его обязанности), после чего опять исчез в здании. Вновь вышел он оттуда не один, а с mozo, вместе они перешли дорогу к сараю, отперли замок и сняли с двери цепь, и опять патрульный вытащил волчицу на свет божий.