Текст книги "Извините, я иностранец. Приключения англичанина в России"

Сентябрь 2002, аэропорт Пулково

В зале прибытия, в толпе взволнованных и крякающих на английском иностранных студентов, одетых в тёплые зимние пуховики, стояла высокая русская женщина с золотисто-русыми волосами и серьёзным лицом.

Она подняла руку, чтобы все прекратили своё кряканье. Кряканье немедленно прекратилось. Все уставились на женщину, ожидая её указаний. Она заговорила, и все согласно закивали: кив-кив-кив. Она прямой рукой показала на стеклянные двери аэропорта Пулково и уверенно зашагала к ним. Толпа студентов, потеющих в своих зимних пуховиках, побежала за ней, словно утята за Матушкой-Гусыней, снова крякающие на английском: «Oh – ВЫХОД – means – exit, cool! – What’s – a – shokoladnitsa? – I – dunno!»

Женщина подвела своих крякающих англичат к остановке. И стала закидывать их в маршрутке. Все прыгали внутрь: впрыг-впрыг-впрыг и кря-кря-кря – «this – is – a – strange – bus, my – bag – is – stuck – why – is – there – no – snow – quack – quack?»

И все поехали в свой новый дом – общежитие на проспекте Стачек.

Женщину звали Любовь Сердечная. Это самое шикарное имя, которое я когда-либо слышал. Только Holly Golightly из фильма «Завтрак у Тиффани» сравнится. На английском звучит шикарно тоже – Love Heartly. (Подходящее имя для героини японского мультика «Love Heartly, Time Detective!», которая раскрывает преступления в Москве, вместе с подругой Надеждой Вековой… Я бы посмотрел это…)

Любовь Сердечная работала в Benedict School. Она помогала нам, англичатам, выжить тут, в России. Она нам, безбашенным леммингам, была очень нужна. Её имя ей отлично подходило, Любовь любопокойно заботилась о нас с любовью и с сердцем. Ну, и редкой порой – железным кулаком.

Любовь – первая женщина, которую я увидел в России, и она произвела на меня сильное впечатление. Наверное, она стала для меня архетипом русской женщины, выросшей в СССР. Очень похожая на героических женщин с советских плакатов – гордое лицо с серьёзным выражением, с поднятой рукой, направляя всех в нужное место на великое дело (для нас, студентов, великим делом было успешно найти правильное кафе, что не так легко, когда все кафе называются «Кафе»). Её глаза выражали: «Я добрая, но со мной шутки плохи», и легко было представить её со снайперской винтовкой Токарева СВТ40, отбивающей врага от родного Смоленска.

На работе она была серьёзной, выполняла свои обязанности отлично, выручая своих питомокцев из той или иной беды. После работы она оказалась доброй и смешной. Я подружился с её сыном и порой приходил к ним домой, чаю попить чтобы. Дома она была более расслаблена, улыбалась, шутила саркастически. Наливала чай, кормила бутербродами с сосиской. Однажды я пришёл к Сердечным домой, чтобы посмотреть фильм с сыном Любови. Пока мы смотрели, она взяла мою грязную, дырявую куртку, почистила её и починила. Потом просто положила её там, где она лежала, не сказав ничего. Когда я её поблагодарил, она ответила: «Да, куртка всё-таки никуда не годится! Купи себе нормальную куртку наконец-то!» Я это благодарно принимал как «я хочу, чтобы ты выжил». Я ответил: «Да-да-да, кив-кив-кив», – но куртку я не мог себе позволить. Зато я стал носить три свитера, а не два.

Она была ещё и физически сильной. Таскала всякие железяки туда-сюда, чинила ломаное. Однажды я помогал Сердечным притащить вещи домой и увидел с другого этажа, как она тащила наверх по лестнице большую батарею. Не современную, made-in-China-ую и легкую, а похожую на запчасть танка Т-34–85. Она её уронила на ногу, и кровь сразу потекла из голени. То чувство, которое я испытал, увидев это, называется «БЛ********!». Но Любовь не закричала. Просто неодобряюще посмотрела на пораненную ногу, словно думая: «Значит, чай позже буду пить», – и продолжила поднимать батарею по лестнице. Подобное stiff-upper-lip-ство я видел у многих русских. Народ крепкий.

Мне кажется, она так и относилась к другим неудобствам в жизни. Жила не по философии: «Это не мы такие, а жизнь такая», а по: «Сделаю, что должна, и будь что будет». Она воспитала двоих детей одна в неродном городе в России в Советском Союзе в 90-х. В 2003-м, пока страна ещё не встала на ноги, Сердечная Любовь уже стояла на ногах, в высоких ботинках на каблуках, в длинной клетчатой юбке с платком на голове, как милая Дуняша. Дуняша с винтовкой Токарева СВТ-40.

Если Вам интересно, тут есть инфа о том человеке, в чьи хорошие руки Россия меня нежно вручила:

http://www.bards.ru/archives/author.php?id=8311

и её произведении:

https://www.stihi.ru/avtor/slser&book=4#4.

Ни один из англичат не пострадал на её дозоре. Любовь Сердечная, сердечно благодарю, thanks – thanks – thanks – quack – thanks.

Мой первый урок английского

Любовь Сердечная раньше работала преподавательницей английского, в той же школе языков в Санкт-Петербурге, в которой нас учили русскому.

Я стал преподавателем английского в 2003. Мне нужны были деньги, поэтому я перестал заниматься русской грамматикой (как вы, наверное, уже догадались) и начал учить английской русских.

После курса коммуникативного преподавания в Benedict School рядом с Адмиралтейством меня отправили в школу работать. Было страшно, особенно когда прямо перед уроком директор школы спросила: «А Вы действительно готовы учить НАШИХ детей?» После этого вопроса я уже не чувствовал себя готовым. Я побоялся, что дети будут хулинганстничать, как в американских фильмах… Но нет, они все были вполне приличными. Главная проблема была – мой подход и древние учебники.

2003. Место – школа № 193, СПБ и Ленинградская область. Мой первый урок как преподавателя английского.

«Maria, please read the example».

«At the weekend, I go on picnics».

«Very good, Maria! And do you go on picnics?»

«No».

На 10 минут раньше.

Я нервно стою в серо-зелёном, пахнущем дезинфицирующим средством коридоре. «О, боже… страшно, не хочу… Зачем я решил работать преподавателем?!»

Под потеющей подмышкой держу учебник. «Английский для школьников». «Ок, Крэйг, ты справишься!» – врал я себе. «Это же школа, я сам закончил школу! Квалификация же есть». Я почти себя убедил…

Сделав глубокий вздох, я открываю дверь и захожу в класс.

Смотрю на всех с дрожащей улыбкой. Это важный момент! Надо сразу утвердить свой авторитет. Чтобы уважали и слушались. С самого начала они должны меня уважать. Я произношу свои первые преподавательские слова:

– Hello, class. My name is Craig. You can call me «Mr. Ashton». Or «Sir».

– Why «sir»? Your name is Craig.

Авторитет, кажется, не утверждён…

А что я мог бы сказать в ответ? «Что за фамильярность?! Я, блин, мистер Эштон, Бог ваш новый, моё страдание – ваше страдание, и вы будете меня звать “мистер Эштон, Сэр!”»

Но я лишь пропищал: «Oh, yes, ok, call me Craig…»

Что они и сделали. Молодцы.

И слава богу! Я так рад, что мне тогда задали этот вопрос. Кому выгодно, чтобы мы так формально друг к другу обращались?

Это было первым из многих раз, когда русские люди помогали мне отказаться от своих английских заморочек, развиваться и лучше жить. А то я бы вечно жил со своими правильными правилами из прошлого, ни разу не задумываясь, «надо ли так?» или «может, есть способ получше?». Так что большое искреннее спасибо всем непослушным русским ученикам!

И ещё мне почти сразу понравилось, что меня называли «Крэйг», и до сих пор нравится. Это способствует близости, что сильно улучшает качество уроков! Жалко, конечно, что мой авторитет тогда упал лицом вниз на зелёный, дезинфицированный пол, но, увы, что делать…

Ну вот, обратно в тот класс в 2003-м… Мы открыли учебник, страница 17, упражнение 1. Оно написано дезинфицированным серо-зелёным английским языком.

– Maria, please read the example.

– At the weekend, I go on picnics.

– Very good, Maria!

Тут я вспомнил свой преподавательский тренинг – «задавайте фоллоу-ап вопрос».

– And do you go on picnics at the weekend?

– No.

Тишина… Никаких звуков, кроме нарастающего биения моего сердца.

Я не знаю, что я ожидал услышать от 17-летней девушки в Питере в 2003-м. Она могла либо наврать и сказать «да», либо сказать всю правду:

«На самом деле, нет. Знаете почему? Знаете почему, мистер Эштон? Потому, что сейчас ноябрь в Питере, что значит, мистер Эштон, – редкостный дубак! Так что пикник, если честно, не лучший способ провести время, мистер Эштон. О, и, если быть честным, мистер Эштон, сэр, на самом деле, класть еду в маленькую корзинку и переться в парк, чтобы посмотреть, как много комаров и муравьев вопьётся в нас, пока мы едим отсыревшие бутерброды, – не является неотъемлемой частью нашей культуры!

Вы ходите на пикники, мистер Эштон? Можете ли вы насладиться возможностью изображать верхушку среднего класса в воскресенье после обеда в городе, где семь солнечных дней в году и шесть месяцев вечной мерзлоты? Это в вашем, утончённом, вкусе, мистер Эштон, сэр?»

Но она сказала лишь «No». Мне кажется, ей было неловко, она хотела поддержать разговор и участвовать… Но структура моего урока не дала ей возможности. Она могла лишь честно отвечать на этот идиотский вопрос. Молчание продолжалось несколько секунд…

– Ok, thank you, Maria. Stanislav? Please could you read example two?

– On the weekends I go climbing in the mountains.

Я поперхнулся и отвел взгляд. Это же просто учебник моей мечты! Скалолазание в Санкт-Петербурге!

– Thank you Stanislav. And, uhm, do you, err, go climbing in the mountains on the, umm… on the weekends?

– No.

Well, shock – bloody – horror. He doesn’t go climbing in the mountains on the weekends! Does he not?! Неужели?!

Вот вкратце проблема с учебниками на занятиях английского. Интересные для всех темы автор учебника не может найти. Кому-то пикник, а другим – курить украденные от папы сижки в соседнем дворе. И составитель учебника, наверное, пишет о том, что ему или ей кажется детям интересно и полезно.

Как я помню, тот учебник был написан каким-то уважаемым Джеорджем Джеорджингтоном Третьим, который сам наверняка ходил на пикники в Альпах по субботам и потом прилетал ужинать в гостинице «Ритц» в Лондоне. И откуда ему знать, что интересно школьникам в России через 12 лет после распада СССР?

А самое интересное, выучил ли он когда-нибудь какой-нибудь иностранный язык? Вряд ли. Я могу представлять себе собеседование с ним в Penguin Publishing:

«Ahh, Mr. Georgington, a pleasure to meet you.»

«Mmm, likewise, mmm.»

«So what are your language – teaching qualifications?»

«I went to Eton.»

«Oh, I see, well, here’s £100,000, when can you finish?»

«Mmm, well this weekend I’m going on a picnic and then the next I’ll be climbing in the mountains, so… Three weeks!»

Учебники бывают полезные, но более важный фактор – релевантность студентам. Не покупайте учебники и пособия для изучения языка, чтобы дома учиться, – лучше ищите видео на YouTube про свои настоящие интересы! Их миллиард, и даже если ваши интересы редкие или странноватые, я обещаю, что где-то в глубине Америки или Англии есть человек, который любит то же самое и снял видео про это.

Чем больше будете смотреть клипы и читать про то, что интересует, тем легче будет разговаривать с иностранцем, либо тут в России, либо за рубежом.

Но я слишком мало смотрел клипы (ну, Youtube не было тогда), и в начале я часто превращал простую ситуацию в сложную.

Например, ходить в ресторан, это ж просто, да? А мне было непросто!

The English Menu

2003 год. Санкт-Петербург. Садовая улица, 94/23

Я делаю глубокий вдох и захожу в ресторан «Му-Му», мой первый русский ресторан… У меня уже два года обучения русскому, это будет простой и приятный опыт!

– Страстьвуйче, – говорю я робко официантке.

– Здравствуйте… – официантка отвечает недоверчиво.

– Стол на… для… одного… Надля стол мне пожал… Надо стол! Есть он?

– Стол есть… Вам английское меню, наверное?

Ouch. Как мне морально тяжело слышать эти слова. Два года обучения, а говорить не умею. О горе мне, о горе мне! Как же так, что за? Я же это самое, блин… Лингвист, типа!

– Да. Спасибо, – отвечаю я робче.

Получаю английское меню и вместе с ним подтверждение, что я лох. И это только начало трагедокомедии…

– Вы будете один?

– Один меню, да.

– Нет… Вас ожидают?

– А-а-а, нъйэтъ.

– Хорошо, раздевайтесь.

– Э-э-э-э, что, простите? (Это что, ресторан нудистов?)

– Верхнюю одежду снимите, пожалуйста.

– Ааа, дъа, hорошо.

Она подводит меня к столу и уходит. Я открываю английское меню. То, что оно «английское», не очень помогает. Это не так плохо, как в тайских меню, которые могут предложить «Бомба гребешок служил майонезом» или невинно звучащий «райский гриль», который, как выясняется, состоит из куриных щупальцев и рыбьих ног. Английские меню в России далеко не так плохи. Но они не всегда очень helpful, особенно когда нет описания блюд.

Я читаю меню.

Закуски

Vitaminnii salad («Тут, наверное, много разных овощей», – думаю я.)

Appetitnii salad («А другие неаппетитные?»)

Olivier salad («О, французская кухня!»)

Salted pig’s lard with black bread and raw garlic («All of this sounds… so wrong…»)

Rassolnik («Убийца из “Преступление и Наказание”»?)

Schi («Ooh, I know this one!!)

Гарнир

Barley porridge with onion («Porridge is for breakfast! And no onions!»)

Buckwheat porridge («Buckwheat» looks like a real word, but…»)

Potato in the Moscow style («Moscow styler! Ракамакафо!»)

Второе

Chicken cutlets («What on earth is a ‛cutlet‛? It looks like a real word too, but…»)

Herring in a fur coat («Unknown Software Exception 0x40000015, logic path not found.»)

Holodets («Попробую, наверное».)

Sucking pig with horseradish («In Soviet Russia, pig suck you…»)

Fish baked in the Moscow style («No food in the Petersburg style?»)

Десерт

Potato («uh-h-h-h… really?»)

Ice cream in the ass. 2 balls. («Ошибка или стёб века? Неизвестно».)

Первое время в России я не знал, как привлечь внимание официанток. Они редко слышали мои тихие «исвиниче пжалста». Когда мне потом сказали, что надо смело возгласить: «Девушка! Подойдите, пожалуйста!» – я не поверил. Я не мог себе представить, что буду кричать: «Girl! Come here, please! Girl!» I mean, что за сексизм? Я реально отказывался это делать ещё лет пять.

Итак, я заказал щи, холодец и пиво. Щи я ел, пиво я пил, холодец я отодвинул на край стола. После обеда я решил заказать ещё пиво.

– Исвиниче…

…

– Исвиниче…

…

– Исвиниче-е-е…

– Да, молодой человек? («При чём тут мой возраст?»)

– Можно ещё? – Я показал на пустой бокал.

– Повторить?

– Ок. Можно ещё?

– Повторить пиво?

– «Пиво», – повторил я послушно.

Она смотрела на меня с сочувствием: «Бедный дурной иностранец».

17 лет спустя мне всё ещё предлагают английское меню в ресторанах… Хуже, чем «Вам английское меню?», только «Do you want the English menu?». То есть «Ваш русский настолько плох, что я буду с Вами говорить на английском». О горе мне-е-е! Но я, конечно, отвечаю: «Ooh, yes, thank you very much!» Слишком уж невыносимы их поднятые в недоумении брови и сомневающиеся глаза, которые передают мне: «Но Вы же так умрете от голода».

So I say «thank you». So very very much.

Я понимаю, что, когда мне предлагают английское меню, они хотят помочь и облегчить тяжёлую задачу для явно страдающего иностранца. Но для меня «Do you want the English menu?» является доказательством, что я плохой студент. Тупой. Недоуч. А я так хочу быть доучом!

В 1999-м я купил себе книжку с оптимистическим названием «Russian in 6 Months» и с тех пор я каждый день лежу в обнимку с русским языком. Я потратил столько времени на уроки в университете, домашку, экзамены, «Евгения Онегина», «Смешариков» и «Комсомольскую правду»! Вложение огромно, я приложил свои лучшие усилия. Это моя главная компетенция. Моя фишка. Если бы меня решили измерить, чтобы узнать достойный ли я, стою ли я своего ежедневного кислорода, то это бы делали по моим достижениям в изучении «великого и могучего». Получается, я далеко не велик, не могуч.

Мои пробелы в русском сильно влияют на мою самооценку. Это началось на уроках русского в желтоватых классах филфака. В группе была мощная конкуренция между студентами. Ошибки других – сладкая победа, а мои собственные ошибки – сокрушительное поражение. Одноклассники были соперниками, оппонентами, противниками в Zero-Sum Game. There can be only one! С тех пор я болезненно переживаю свои ошибки.

Ещё и глубокая нужда радовать родителей, прислать домой хорошие оценки, доказать маме, что родить меня стоило того, что папа не зря вставал в 4:30 каждый день без выходных, чтобы доить коров и заработать четырём детям еду и одежду. Как же мне им признаться: «У меня есть сложности с элементарными задачами»?

Воображаю сцену, где моя мама, узнав горькую правду о своём сыне, плачет, а рядом сидит жена моего дяди и с ухмылкой говорит: «Ну и ну, я же сказала, что он избалованный и ленивый, Джудит», – наслаждаясь пятым бокалом красного и своим моральным превосходством. Мама плачет в Англии. А я в России в ресторане «Му-му» тоже хочу разрыдаться. Just pls… Pls give me the Russian menu. I want to know what «достоинство» feels like…

Питер 2003, 300-летие и мой первый год в России

Кто помнит 2003-й?

Питерцы, вы обязаны, 300-летие же!

Ну, Крэйг помнит. И ностальгирует. Правда, я ещё и ностальгирую по тем счастливым временам, когда самой серьёзной проблемой были пожары в Австралии и вопли Греты Тунберг, а не Ковид, самоизоляция и разрушение памятников моей культуры и истории. Сегодня я убегаю от медным тазом накрывающейся реальности и вспоминаю старые добрые времена. Thems were the days!

Я помню, как в 2003-м напротив Казанского собора стояло интернет-кафе Quo Vadis. Я ходил повсюду с плеером и кассетами. Помню, как мы играли в пул в злачном бильярдном зале, там, где теперь новый Мариинский театр. Как мы танцевали ночью в баре «Циник» под «VEY – VEY – VEY LENINGRAD ES – PE – BE TOCHKA ROO» или в клубе Грибоедов под «You got me lookin’ so crazy in lo-o-ove!», «Девочкой своею ты меня назови, а потом обними, а потом обмани», или I’ve been watchi-i-ing, I’ve been waiti-i-ing! Uh-oh-uh-ohhhh!))) (Надеюсь, вы помните эти песни!)

Sorry. И если Вам меньше, чем 25 лет, вам ещё один sorry за непонятный pop-culture references. Это всё про древние времена. Ностальгия, ностальгия…

Нас там больше нет…

Я помню всякие странности, которые тогда были обычными делами. Молниеносные разговоры по 5 секунд, чтобы не платить за звонки. Для меня это было, как говорится на сленге моего поколения, «an absolute terrorize».

– КрэйгприветэтоВикаатыне…

…

– ЗнаешьгдеСашаонасказала…

…

– Чтоонабудетстобойсегодня…

А я такой:

– Извини.

…

– Что?

…

– ?

Ещё тогда было принято писать СМСки транслитом (лимит был 160 латинских знаков или 70 кириллических. #Rusophobia #RussianSMSmatter!). Это меня не очень радовало, так как я-то с трудом выучил как читать ваши иероглифические буковки, а вот теперь надо было ещё раз изучить правила транслита. Eto ne tak prosto! (Слава богу, не пришлось выучить «быдлотранслит»). Тем более, что хитрые русские придумали способ экономить буквы, заменяя буквы цифрами, например «4to ti delae6 v 5nitsu?», которое выглядело как абра-bloody-кадабра для меня. Что за «файвницу»? Помню, как объяснили…

– Что значит «Четыре то»?

– Что?

– Четыре то?

– Что!

– Четыре то!

– Ё-моё… Это значит «что». «4» – это «Ч».

– А-а-а, круто!.. Так, а почему?

– Ну, похоже выглядят, что ли.

– Спасибо!.. Э-э-э… А что значит «6»? Это похоже на «б», так что это «б»?

– «Ш»!

– Извини, я громко говорю?

– Не-а-а-а, тупица, «6» – буква «Ш».

– А ты three-пицца! «6» похож на «б», же!

– А произносится «шесть», первая буква «Ш», поэтому «6» – «Ш».

– Значит, «5» – это «П».

– Нет. «5» – это «Пят».

– 4ёрт voz’mi…

Ну, 2003-й… Тогда многое было по-другому. Маршрутки ездили по Невскому. У каждого был пуленепробиваемый мобильник Нокиа-3110. Мы постоянно ходили в фотопечать, чтобы проявить пленку и напечатать фотографии. Покупали интернет-карточки с божьей коровкой и подключались к интернету через 56к модемы. Лучшим мультиком был «Масяня». Анна Семенович ещё была в составе «Блестящих». В магазинах мы покупали не продукты, а чек и его обменивали на продукты. Можно было тогда в Питере после 22:00 купить алкоголь в магазинах. А большинство ночных клубов представляло стрип-шоу. Good times… А что вы помните с тех времён?

Тогда было гораздо меньше машин на дороге и можно было перебежать через Невский днём. Не надо было. А можно было. Мы прибегали к середине дороги и стояли там, пока мимо ехали «волги» и «лады» и водители кричали: «Т’е чё, жить надоело?!». Но жить нам не надоело, это было начало новой русской жизни!

А вот другие бытовые реальности, да… Надоедали помалёху. Кстати, есть такое «помалёху»? Или я это примечтал? Тяжело было ловить такси на улице, частников, да? Надо было договориться о цене, чтобы тот не уехал, крича своё мнение о тебе и твоей матери, но и так, чтобы он не слишком забомбил твои денежки. Услышав нежизнерадостное «ну, поехали», потом надо было объяснить, что, пристегнувшись, ты не хочешь обидеть таксиста, нет, это не комментарий – как он едет, да нормально едет, всё ок, просто плохо ездят другие водители. Uber… Спасибо…

А если честно, разговоры с таксистами помогли снять психологический барьер. Когда разговор неизбежен и важен (чтобы попасть домой живым и здоровым), мозг быстро работает. Я помню, как я повторял и выучивал выражение «Садоваястодавдцатьтри», словно «Лилу Даллас, мультипасс».

Ещё одно неудобство того времени: пополнить счёт мобильника. В сегодняшние дни (разве «сегодняшние дни» не масло масляное?) я могу это сделать дома, сидя в ванной, прямо перед тем, как уроню свой телефон в воду. А тогда не было такого лакшери.

Сначала надо было найти магазин сотовой связи (without google maps on your phone…), а их было не так много. Потом ты заходил, робко спрашивал: «Кто последний?», подумав: «Странно, что никогда никто не отвечает шутливо: “Да вы же последний”». Пока ты ждёшь, надо заполнить бланк для пополнения счёта.

Эх, эти бланки… Если не ошибаюсь, надо было написать Ф.И.О., адрес, номер телефона, номер паспорта… дату последней флюорограммы. Потом передаешь бумажку человеку, сидящему за 3-дюймовым пуленепробиваемым стеклом. Самого по себе бланка не хватает, нужен ещё целый разговор…

Я помню, как я ненавидел пополнять счёт из-за этого. Стекло было ещё и звукоизоляционным и приходилось наклонять голову, как дико-извиняющийся японец и говорить через дырку:

– Дико извиняюсь, можно купить, пожалуйста, кредит к счёту?

– Ск-о вх-тите-ить? – спрашивала оператор, не принимая мои дикие извинения.

– 4to, prostite?

(She does the international finger gesture for money.)

– Хочу платить Три Сто рублей.

– Двести? (До сих пор я, видимо, произношу «300» как «200». Хотя очень пытаюсь правильно произносить, но попытка – пытка…)

– Да, – отвечаю я, снова смирившись со своим плохим произношением и отдавая бланк и деньги.

– Тут на-ано триста. Исп-втье б-нк!

Я беру обратно бланк и исправляю, отдаю снова, заметив, что очередь за мной всё растёт и начинает нервничать.

– А вы не на-али о-ртор.

– Э-м-м-м-ма-а-а… э?

– Оператор.

– Какую операция? Или оратор?

Очередь теперь протянулась на тротуар Невского, и слышно крики: «Вам чё, жить надоело?!»

В 2003-м там, где Крэйг нарисовывался, – немедленно за ним нарисовывалась и очередь.

Девушка недовольно фыркает и показывает место на бланке. Я беру обратно, склоняю всё тело в форме извинения и пишу «Tele-2», молча завизжаю, вычёркиваю и пишу «теле-2». Очередь теперь дошла до эскалатора в метро и дёргается, как обиженная змея.

Спустя пять нервных минут я отдаю идеально заполненный бланк, и девушка начисляет деньги. Я ухожу и иду в метро, где люди спрашивают друг друга: «Кто последний? Что там в сотовом происходит-то?! Ждем давно, аж жить надоело!»

Ну вот, пытку прошёл успешно, и я вышел, и зашёл в метро. Вдруг звонит мама, и все мои 200 рассасываются в воздух. Надо идти обратно, чтобы добавить ещё 200, но, к счастью, я уже стою в очереди. Последний – я.

Помню тот светлый прелестный день, когда появились автоматы для пополнения счёта. Какие они были прекрасные, оранжевые роботы-дружбаны, которые меня понимали, принимали и деньги мои тоже принимали.

Этих автоматов теперь мало, их вытеснили из существования автоплатежи. Жизнь поменялась и стала легче, как минимум для иностранных гостей города. Даже обидно, что другим иностранцам будет легко тут! They don’t know my pain… They’ll never know!

В своё время я обучил около 1000 русских людей английскому языку. И хотя каждый из них был уникален, практически у всех были общие черты. Стыд из-за своего английского, желание выучить таблицы времён и желание сначала выучить язык идеально, а только потом заговорить. Я сочувствую каждому русскому, которому стыдно говорить на английском из-за страха сделать ошибку или сказать что-то глупое. Как мне рассказывали, в школе преподаватели могли ругать за плохое знание английского и стыдить за это, надеясь таким образом мотивировать студентов и дать им нужный толчок к успеху. В Англии у нас были такие тоже! И я не про всех русских преподавателей! Много клёвых идей я получил от русских преподавателей, когда работал в школах и на олимпиаде.