Текст книги "Бортпроводница"

2

– Хоть фантастику снимай, безумную фантастику! Только представь фильм в цветовой гамме Тарковского. Выгляни из окна на девяносто девятом этаже «Бурдж-Халифа» – утром, пока стоит дымка. Вершины небоскребов над облаками. Шпили в небесах – буквально в небесах – вырастают из тумана. Так и знай, лучшие здания этого города построены для марсиан!

Елена кивнула. До приезда в Дубай она отсмотрела кучу фотографий и многие часы видео. В самолете она сидела у иллюминатора, и, хотя при посадке ей не удалось разглядеть огромные рукотворные острова в форме пальм, все же она насладилась видом небоскребов, словно вышедших из фильма «Бегущий по лезвию». Даже этот бар в отеле представлял собой собрание футуристических черных колонн, стеклянных обелисков и изящных светильников, сосульками свисавших с потолка. Таких высоких барных стульев она никогда раньше не видела. Дубай был вертикальным миром на плоскости моря и пустыни, аванпостом всего самого современного и передового по другую от Ирана сторону Персидского залива. Все это сильно отличалось от Газиантепа – турецкого города, в котором она провела последний месяц, преследуя свою жертву. Тот город местами напоминал кадры из какого-нибудь фильма о Ближнем Востоке периода Первой мировой. Она почти ждала, что однажды столкнется на базаре с Питером О’Тулом в костюме Лоуренса Аравийского.

– Как прошла встреча? – спросила она Виктора, только что прибывшего из «НоваСкайс».

– У них есть беспилотник, который охотится на беспилотники, – сообщил он, фактически не ответив на вопрос.

Интересно, почему не ответил? Уже сбросил со счетов то, что ему там показали, или размышляет, как применить оборудование в Сирии?

– С компом Алекса были проблемы? – поинтересовался Виктор.

Он надел черный костюм и белую оксфордскую рубашку без галстука. В баре работали кондиционеры, в лобби отеля было прохладно, градусов 18. На улице стояла сорокаградусная жара, но, пока они шли сюда, Виктор демонстрировал абсолютную невосприимчивость к высоким температурам. Елена же чуть не растаяла. Впрочем, она плавилась с того самого момента, когда вышла из здания аэропорта.

– Не было, – ответила она, протягивая собеседнику флешку, замаскированную под крохотный тюбик зубной пасты из дорожного набора, какие раздают в самолетах. – В Дубае полиция хорошо работает. Они предположат, что это сделал недовольный инвестор. Им известна наша манера реагировать чересчур жестко.

– Ты и есть недовольный инвестор. Он ведь и тебя обокрал.

– Знаю.

Она пила чай со льдом – надо было как-то нейтрализовать «Столичную», которую пришлось глушить вчера, чтобы не отстать от этой парочки идиотов-американцев. Впрочем, она вообще редко потребляла алкоголь за обедом. Виктор смаковал коктейль из ржаной водки и горькой арабской настойки. Бар располагался на втором этаже, Елена посмотрела в окно на полуденное солнце.

– Да, в Дубае полиция хорошо работает. Просто отлично, – мрачно повторил ее слова Виктор. – Даже превосходно. Как и спецслужбы. Я вспоминаю, как пару лет назад лидера ХАМАСа убили в номере отеля.

Елена кивнула. Она знала эту историю. Да все ее знали. Власти Дубая вычислили убийц с помощью видеокамер, развешанных по всему городу. Проследили их от аэропорта до теннисного клуба, где заговорщики встретились, а потом до отеля, где прикончили военачальника. Конечно, это сделал «Моссад», и дубайцы пришли в страшную ярость из-за того, что их не предупредили. В итоге они спалили агентов. Опубликовали записи с камер и выдали всех.

– Это случилось намного раньше, лет десять назад. Я еще училась в колледже, – поправила Елена.

– Ну конечно, ты еще училась. Конечно. И твой отец был еще жив, – откликнулся он с улыбкой, в которой промелькнуло нечто неприятное.

Не открытая злоба, а легкая злость. Ему не нравилось, когда его поправляли. Он знал, как сильно Елена любила отца, и напоминание о его смерти было маленькой местью. Но как только он донес свою мысль, выражение его лица изменилось.

– Алекс спал?

– Да. Точнее, валялся в отключке.

– Ты его застрелила?

– Я взяла с собой пистолет и глушитель, но в итоге стрелять не стала. Решила не рисковать и сделала все по-тихому. И еще подумала, что в некоторых кругах это сочтут проявлением особого арабского правосудия. Такое, знаете ли, более драматичное послание.

Он вытер рот рукой и посмотрел на часы:

– Не люблю драм.

Елена об этом догадывалась. Именно поэтому она пока не рассказала Виктору о бортпроводнице. Вообще-то, планировала, но никак не могла решить, стоит ли. В конце концов, та женщина была пьяна в стельку, вряд ли она запомнит хоть что-то из своей недолгой интрижки с Соколовым. Кроме того, кому она расскажет? С чего бы ей трепаться? Когда бортпроводница сообщила, что уходит – возвращается в свой отель, потому что завтра утром ей лететь в Париж, – Елена решила подождать. Тоже уйти и вернуться позже, чтобы разобраться с Соколовым. Он был не менее пьян, чем его новая знакомая, и Елене не составило большого труда стащить со столика и положить в свою сумку ключ от номера.

– Я четко сработала. Не беспокойтесь.

Она понаблюдала, как бармен смешивает шоколадный ликер с малиной, и оглядела бар, пытаясь определить, что за ничтожество заказало этот напиток. Скорее всего, блондинка-американка, сидевшая рядом с мужиком вдвое ее старше. Через мгновение выяснилось, что догадка была правильной.

– Буду беспокоиться. И тебе не мешало бы. Перестав беспокоиться, мы станем беспечны, и тогда случится какая-нибудь пакость.

Она терпеть не могла, когда Виктор читал ей нотации. Но не имело никакого смысла спорить с типом вроде него, особенно после этого замечания, вполне безобидного, по его меркам. У него были приемы и похуже, гораздо хуже. Его возмужание пришлось на восьмидесятые годы прошлого века. Он служил в Афганистане в советских войсках особого назначения, где показал себя талантливым специалистом по допросам. Он мог «разговорить» любого моджахеда. Отец рассказывал Елене, что в местах вроде Кундуза и Файзабада командиры Виктора сквозь пальцы смотрели на его методы – они давали результат, хотя и сильно напоминали те, что применялись в подвалах Лубянки в пятидесятые. Теперь он был в числе тех, кто плевал на Конвенцию о запрещении химического оружия, и лишь пожал плечами, услышав о детях, погибших в Хан-Шейхуне. В Дубай он вернулся из Дамаска.

Возможно, Елена и правда действовала беспечно – но не в том смысле, который предполагал ее собеседник. Откровенно говоря, обнаружив в номере Соколова его подружку, Елена попросту не смогла заставить себя прикончить жалкую, пьяную в дым бортпроводницу, которой просто не повезло оказаться не в том месте не в то время. Это не в ее характере, она не такая. Кроме того, за это решение ответка ей бы тоже уже прилетела.

– Вы правы, – ответила она покаянно. – Конечно, вы правы.

– Значит, Алекс бухал, когда ты с ним встретилась. Наверное, произвел на тебя не лучшее впечатление.

– Да уж.

По его губам пробежала легкая улыбка.

– Не любишь расхлябанных алкашей?

– Не люблю, – ответила она. – Не люблю расхлябанность, и точка.

3

По дороге Кэсси купила в аптеке пузырек адвила и проглотила три таблетки, не запивая, – невмоготу было ждать, пока доберется до своей гостиницы.

Мочалку и мыло, прихваченные из отеля, она выбросила в урну на углу. В следующую скинула полотенце и осколки бутылки из-под «Столичной», включая отбитое горлышко. Она вдруг сообразила, что на дне сумки по-прежнему лежат мелкие стекла. На подкладке, без сомнения, остались следы ДНК Соколова. Сумка сама по себе превратилась в улику. Кэсси достала кошелек, паспорт, ключи от номера и телефон. И щетку для волос. Потом извлекла пудру и тушь, на мгновение впала в панику, не находя губную помаду. Нет, зацикливаться нельзя, слишком поздно. Даже если она забыла помаду в номере, все равно туда уже не вернуться. Кэсси сложила вещи в пакет из аптеки. Пройдя еще квартал, она бросила сумку в третью урну.

Сейчас ей хотелось оказаться одной из встречных женщин, с головы до ног закутанных в темные арабские одеяния, стать такой же неприметной. Она плавилась в безумном жаре пустыни. Еще немного – и растает, как фруктовый лед.

Едва войдя в свой номер, она размотала шарф, сняла очки и закинула чемодан на одну из двух кроватей, чтобы уложить вещи. Но тут в дверь постучали, и сердце Кэсси остановилось. Вот оно. Cлужба безопасности гостиницы? Полиция Дубая? Кто-то из американского посольства? Она посмотрела в глазок: это была всего лишь Меган, уже одетая в форму авиакомпании. На Кэсси накатило облегчение пополам с потрясением – вот, значит, что она будет чувствовать всякий раз, когда раздастся стук в дверь или зазвонит телефон. И так до конца жизни? Она в очередной раз задумалась: не вернуться ли в номер 511 «Роял финишиан», не начать ли все с чистого листа?

Кэсси отогнала эту мысль и открыла дверь. Меган окинула приятельницу пристальным взглядом и протиснулась в номер, там оперлась о шкаф и снова уставилась на коллегу. Потом едва заметно улыбнулась.

– А знаешь, Кэсси, я думала, ты будешь хуже выглядеть, – заметила Меган. – Смею ли спросить, где ты была? Вообще-то, я уже начала волноваться.

Кэсси пожала плечами, стянула с шеи шарф и засунула его в кармашек чемодана. Сбросила с ног туфли на шпильках. Боже, и как ее характеризует тот факт, что она не снимает каблуки, даже когда собирается (или предполагает) напиться в стельку? Сколько раз сочетание сангрии и босоножек превращало лестничный пролет в ступень Хиллари на Эвересте?

– Серьезно? – спросила она, пытаясь обесценить беспокойство Меган.

Кэсси шагнула из юбки, спущенной на пол, и принялась расстегивать блузку.

– И почему ты волновалась?

– Ты была с тем юношей? – ответила вопросом на вопрос Меган.

Юношей? Ну да, он молод. То есть был молод. Меган уже 51 год, она на 12 лет старше Кэсси и на полтора, а то и на два десятка лет старше Алекса Соколова.

– Ты знаешь, о ком я, – пояснила коллега. – О парне с места «два-ц».

Опасаясь себя выдать, Кэсси не рискнула посмотреть Меган в глаза. Она свернула блузку в тугой рулон, сложила его пополам, выдавливая воздух, и засунула в отделение чемодана, где держала грязную одежду.

– С «два-ц»? Господи, нет. Кажется, он сказал, что работает в каком-то хедж-фонде. Звучит скучновато. Не в моем вкусе.

– Богачи не в твоем вкусе?

– Ничего не имею против богачей. Но ведь они чокнутые альфа-самцы!

– Вы с ним флиртовали напропалую, особенно перед посадкой.

Кэсси уселась на кровать (только вчера она дремала здесь днем), чтобы натянуть требуемые авиакомпанией черные колготки.

– Вообще-то, нет, – бросила она небрежно.

– Значит, ты не с ним была?

– Я же сказала, нет.

– У тебя похмелье?

– Я бы кивнула, но будет слишком больно. Да.

– С тобой все будет в порядке?

– Конечно.

Кэсси встала, подтянула колготки и осторожно наклонилась к своему чемодану, чтобы достать форму, заготовленную для обратного перелета. Выпрямлялась она медленно, стараясь унять (или хотя бы ослабить) волны тошноты, которой сопровождались все движения головой.

– Аспирин дать?

– Спасибо, у меня есть.

– Ну конечно, у тебя есть. Можно кое-что спросить?

– С кем я была, если не с тем парнем?

– Нет, я не об этом.

Кэсси промолчала.

– Почему? – произнесла Меган. – Почему ты так с собой поступаешь? Когда-нибудь тебя просто убьют. Я знаю, в Дубае безопасно. Но все-таки мы на Ближнем Востоке. И все-таки ты женщина. Тут не Париж и не Нью-Йорк.

Она села на кровать, наблюдая, как Кэсси влезает в черное форменное платье с синими и красными полосами, подчеркивающими стройность фигуры. Слово «убьют» эхом откликнулось у нее в голове, вызвав дрожь. Когда еще она видела труп? На похоронах. Не на похоронах отца, потому что после автомобильной аварии его тело уложили в закрытый гроб. На похоронах матери. А еще бабушек и дедушек, которые просили их не кремировать. Она вспомнила перерезанное горло Алекса Соколова. Кажется, его глаза были закрыты – распахнутые глаза она бы запомнила, – но от этого его гибель не представлялась ей менее страшной.

– Я в порядке, – солгала она. – Я в порядке.

Словно, повторенные дважды, эти слова стали бы правдой. Сказано – сделано.

– Да не в порядке ты, – заметила Меган, глядя на нее скептически. – Если люди в порядке, они не…

– «Они не» что? – огрызнулась Кэсси, вложив в три коротких слова всю свою злость и желание защититься (и сама удивилась своей вспышке). – Что конкретно я сделала не так?

Меган наклонилась вперед и оперлась ладонями о колени, не зная, что сказать. Интересно, с чего подруга (впрочем, нет, всего лишь коллега, дружба предполагает более близкие отношения) начнет: с секса или с выпивки? Но Меган промолчала.

– Не суди меня, – сказала Кэсси. – Я серьезно. У тебя прекрасный муж и двое милых детишек…

– Одной шестнадцать, другой тринадцать. Они уже давно не детишки, – перебила ее Меган, и это прозвучало примирительно.

– Я живу своей жизнью. Это мой выбор, не твой.

– Знаю. Я все поняла. Только успокой меня – ты абсолютно трезвая?

– Да, конечно.

– Тогда ладно, сдаюсь! Так с кем ты развлекалась?

– Да так, встретила одного типа в баре.

– Я не видела тебя внизу.

Хотя их номера располагались рядом, Кэсси была уверена, что коллега еще спала, когда она накануне вечером покидала гостиницу. Достаточно будет немного приврать.

– Мы познакомились почти сразу и скоро ушли в его отель. А ты чем занималась?

Она достала из чемодана фирменные шарфик и пояс авиакомпании.

– Шейн знает тут один японский ресторан, поужинали с ним, Викторией и Джейдой. Было мило. Потом разошлись по своим номерам и легли спать. Хорошо отдохнули.

Сначала Кэсси понадеялась, что коллега не будет читать ей ханжеские нотации, но последняя фраза убедила ее в обратном.

– Молодцы, – ответила она.

Кэсси начала было повязывать шарфик, но невольно замерла, вспомнив жуткую рану поперек горла Алекса Соколова. Она едва заметно вздрогнула, подумав, как уязвима шея.

Неверно интерпретировав это непроизвольное содрогание, Меган встала и взяла руки Кэсси в свои.

– Сделай себе одолжение, – заговорила она.

Кэсси промолчала, но почувствовала, как внутри разворачивается змея, готовая ужалить в ответ, если Меган произнесет хоть слово осуждения.

– Начни все заново, – посоветовала коллега с материнскими нотками в голосе. – В смысле, оденься нормально. Первым делом смени белье. Я задержу автобус.

Она отпустила пальцы Кэсси и оставила ее в номере одну.

Микроавтобус пробирался в аэропорт по пробкам, в переднем ряду без умолку болтал Стюарт, второй пилот. Кэсси с радостью включила бы кондиционер посильнее, чтобы легче справляться с накатывающей тошнотой, но не хотела привлекать к себе лишнее внимание. Лайнер вылетит не раньше чем через пару часов, но лучше заранее удостовериться, что в дорожном несессере есть упаковка драмамина.

– Напоминаю, это Гамбург, а мы с вами знаем, что диспетчеры там такие все из себя немцы, – рассказывал второй пилот.

Он обернулся, обращаясь во всем, кто сидел позади. В микроавтобусе было четырнадцать кресел, и все, кроме водительского, были заняты членами экипажа. Кэсси сидела в последнем ряду вместе с Меган и Шейном, забившись в угол у окна.

Командир экипажа и его семья уже целую вечность жили на Среднем Западе, но родом он был из Германии. Интересно, подумала Кэсси, второй пилот просто подшучивает над капитаном, или Германия имеет отношение к истории? Она впервые летела со Стюартом, поэтому не знала ответа на этот вопрос. Ей было известно только, что Стюарт – трепач, каких мало.

– И что бы это значило? – миролюбиво поинтересовался капитан.

Ему было за пятьдесят, он уже начал лысеть, но оставался поджарым, классически привлекательным мужчиной. За последние пять лет, с тех пор как попала на международные рейсы, Кэсси летала с ним несколько раз, и ей нравилось наблюдать, как пассажиры одобрительно кивают, заглянув мимоходом в кабину и увидев такого летчика.

– Они очень деловые, – ответил Стюарт. – С ними не забалуешь. А самолет стоит на земле. Речь о «Британских авиалиниях», значит позывной «Спидберд». Диспетчер велит Спидберду рулить к выходу «альфа два-семь». Но самолет останавливается! Совсем останавливается. Диспетчер спрашивает: «Спидберд, не можете найти выход?», Спидберд отвечает: «Как раз ищу».

– Боже, я понимаю, к чему ты ведешь, – заметил капитан со смешком.

– Ага. Рулежники уже серьезно злятся и теряют терпение: «Спидберд, вы что, никогда раньше не бывали в Гамбурге?» И капитан отвечает с этаким британским льдом в голосе: «Бывал. В сорок третьем году, так что я не садился».

Меган и Шейн вежливо рассмеялись, Меган даже понимающе покивала. Но капитан, раньше служивший в ВВС, покачал головой и спросил:

– И в каком всеми забытом ситкоме ты услышал эту древнюю хохму?

– Думаешь, это байка?

– Это и есть байка, да еще вот с такой бородой. Обычно в ней фигурирует Франкфурт.

– Ну, не знаю, – вмешалась Меган.

Она начала рассказывать что-то о своей подруге-немке, работающей в «Люфтганзе», но Кэсси занимало лишь одно – она ощутила на себе раздражение, которое испытал немецкий авиадиспетчер (реальный или воображаемый), сидя в своей башне. Микроавтобус едва двигался. Остальных пассажиров это, казалось, вовсе не тревожило: без них самолет не улетит и они наверняка доберутся до аэропорта с хорошим запасом времени. Но чем дольше они стоят в пробке, тем больше вероятность, что Кэсси все еще будет в Дубае, когда найдут тело Алекса Соколова. Табличка «Не беспокоить» давала отсрочку в пару часов, не больше. Кэсси понимала, что люди, включая Миранду, уже полтора часа строчат парню сообщения с вопросом, почему тот не явился на встречу. Теперь в любой момент в номер могут отправить гостиничных охранников, чтобы те открыли дверь.

Она выглянула в окно и увидела полицейскую машину, новенькую «ламборгини», которая толкалась в пробке рядом с микроавтобусом. Внутри сидели полицейские в темно-зеленых беретах и оливковых рубашках с короткими рукавами. Водитель, молодой парень с роскошными усами, повернул голову и встретился взглядом с Кэсси. Прикоснувшись к своему берету, он одарил ее улыбкой скорее благородной, чем игривой. Кэсси помахала в ответ, но порадовалась, что на ней солнечные очки и шарф. Она сказала себе, что еще есть шанс вернуться в отель. Даже сейчас. Наверное, еще не поздно. Она мысленно услышала, как кричит на весь салон – просит водителя остановиться и выпустить ее.

Впрочем, это если предположить, что не она убила Соколова. Она не верила, что способна на убийство, но кто еще мог это сделать? Уже пару часов ее сомнения раздувались, как воздушный шар.

Она промолчала, а микроавтобус немного продвинулся вперед, и полицейская машина продвинулась вперед; а Стюарт все разглагольствовал, и остальные члены экипажа завязывали беседы.

– А нам вообще нужны теперь пилоты бомбардировщиков? Они все еще в строю? Главный урон мы ведь наносим беспилотниками, – рассуждал Шейн.

– Спроси у Кэсси, – пробормотала Меган. – Ее зять военный.

– Правда? Он служит в авиации? Занимается дронами? Люблю их. По-моему, беспилотники – это очень круто.

– Насколько я знаю, он не имеет никакого отношения к беспилотникам, – ответила Кэсси. – И он служит в армии, а не в ВВС.

– Да? И где находится его часть? В Америке или за границей?

– Сейчас он в Кентукки. В этом штате мы с сестрой выросли. Там они и познакомились. Он служит майором на военном складе «Блю-Грасс».

– «Блю-Грасс», милое название, – вступила в разговор Джейда.

– Как же! Там занимаются химическим оружием, – пояснила Кэсси.

– Инженер на заводе химоружия? Звучит страшновато, – пробормотал Шейн.

– По-моему, он как раз уничтожает все эти страшные штуковины из наших запасов, – ответила Кэсси.

На самом деле она понятия не имела, что там происходит. Они с зятем не обсуждали эту тему. Знала только, что он занимается зарином. И вдруг, когда пробка наконец начала немного рассасываться, взвыли сирены. Пассажиры микроавтобуса встрепенулись.

– Что-то случилось, – сказал Стюарт.

– Пожарные? – предположил бортпроводник, ровесник Кэсси.

Им не довелось познакомиться поближе, потому что в их дебютном совместном рейсе он работал в экономклассе, а Кэсси в первом.

– Нет, это полиция, – ответил водитель. – К югу от нас, в Джумейре.

Почти сразу же на соседней машине замигали проблесковые маячки, и автомобиль начал толкаться в пробке, пытаясь развернуться. Кэсси задергалась, потому что отель «Роял финишиан» находился в Джумейре. Пришлось успокаивать себя мыслями, что Джумейра лежит на пересечении главных городских магистралей, а водитель делает выводы на пустом месте. Ясно только одно – полицейские машины ревут где-то позади.

– Эх, не стоило мне оставлять в лобби коробку с флагом ИГИЛ и будильником, – усмехнулся Стюарт.

– Это не смешно, Стюарт, – отрезала Джейда укоризненно и слегка возмущенно (ее миловидное, сердечком лицо омрачилось недовольством). – Ты же знаешь, какие сейчас времена и где именно мы находимся. И уж тем более не надо так шутить, если хочешь с нами подружиться.

– Я поторопился? – спросил Стюарт.

– Ты был бестактен. Шутка твоя оскорбительна и глупа.

Меган наклонилась к Кэсси и прошептала:

– Ты забыла сумку?

Та потерла глаза. Говорить, что потеряла, нельзя – ведь паспорт, кошелек и телефон при ней.

– Длинная история.

– Так расскажи.

– Пролила на сумку красное вино, пришлось от нее избавиться.

– Ты ее выбросила?

– Да.

– Где?

– Какая разница?! Забудь.

– Ты в порядке?

– Да, а что? – вскинулась Кэсси.

– Ты на меня сорвалась.

– Извини.

– И по-моему, ты вспотела.

– Я в норме.

Тем не менее Кэсси стало легче, когда Меган окликнула водителя и попросила прибавить им сзади прохлады.

Автострада «Шейх-Заид» тоже стояла. Даже когда муэдзины через громкоговорители на минаретах начали призывать верующих к полуденной молитве, лучше не стало. Микроавтобус прибыл в аэропорт довольно поздно, и экипажу пришлось сразу бежать в самолет. Он был уже подготовлен, просто чудо, что у них оставался шанс вылететь вовремя. В этом рейсе роль старшей бортпроводницы досталась Меган, следом за ней шел Шейн. Кэсси снова работала в первом классе. В ее июльском графике отмечался как перелет (Париж – Дубай), так и класс (первый). Кресло в последнем ряду салона первого класса предназначалось для воздушного маршала – грузного американца в неприметной ветровке, и Кэсси показалось, что, устраиваясь перед полетом, он за ней наблюдает. Она сделала глубокий вдох и сказала себе, что ее просто одолевает паранойя.

Предполетный инструктаж был записан на видео, но бортпроводница все равно, как на посту, стояла в начале прохода, чтобы обратить на него внимание пассажиров. В салоне никто и ухом не повел. Некоторые даже не потрудились снять наушники и оторвать глаза от своих планшетов и газет. И не потому, что все очень часто летали и знали правила наизусть. Своим поведением пассажиры подчеркивали собственное бесстрашие. Если поднимешь взгляд и прислушаешься, вдруг кто-то решит, что ты боишься летать? Или что ты не из тех счастливчиков, которые полжизни проводят в небе? Что ты здесь новичок.

Пока видеоинструктор жизнерадостно разглагольствовал о правилах безопасности на борту, Кэсси повернулась в сторону бортовой кухни, зацепилась каблуком за планку на полу и пошатнулась. Саудовец в безупречно белом таубе – по виду, топ-менеджер какой-нибудь компании – подхватил ее левой рукой.

– Спасибо, сама не ожидала, – смутилась Кэсси.

Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь спотыкалась в самолете, стоящем на земле. Ладно еще в полете во время тряски, но на земле? Что-то новенькое.

– Рад помочь, – ответил саудовец, одарив ее широкой великодушной улыбкой.

Его шею и волосы покрывала куфья, прижатая к голове темным плотным обручем-икалем. Нечаянный спаситель вернулся к деловому журналу, который читал со своего планшета.

Выпрямившись и повернувшись спиной к бортовой кухне и кабине пилотов, Кэсси заметила, что единственным человеком в салоне, наблюдавшим за ней, был воздушный маршал. Интересно, может он почуять ее страх, как какой-нибудь лев?

Самолет задержали на стоянке, и с вылетом они опоздали. Взлетно-посадочная полоса была пуста, но время неумолимо утекало. Капитан объяснил экипажу и пассажирам причину простоя: грозы над Восточным Средиземноморьем и Южной Европой. Вылет откладывается примерно на полчаса. Кэсси старалась убедить себя, что так и есть, что их удерживает только непогода, но все больше беспокоилась. И все-таки она работала. Они с Меган принесли пассажирам первого класса напитки, потом еще напитки и смесь орехов, подогретых в печке. Пассажирам экономкласса оставалось только ждать и нервничать, что они не успеют на стыковочный рейс в аэропорту имени Шарля де Голля. Кэсси постоянно поглядывала в иллюминатор, будто ожидая, что рядом с самолетом из туннелей, змеившихся под аэропортом, вот-вот выскочит полицейская машина. Иногда она замирала у переднего люка, боясь, что кто-то с другой стороны скомандует его открыть, открыть немедленно, а потом из кабины пилотов выйдет капитан и кивнет, давая на то разрешение, потому что службе безопасности понадобится вывести кое-кого из самолета. Время от времени она заглядывала в телефон в поисках новостей об американце, управляющем хедж-фонда, найденном мертвым в номере дубайского отеля. Но ничего не появлялось ни в «Твиттере», ни на новостных сайтах – по крайней мере, англоязычных.

Наконец телетрап отделился, Стюарт приказал экипажу проверить, готов ли салон ко взлету. Пора пристегнуть ремни. Они начали руление, потом покатились по ВПП, и Кэсси ощутила, как самолет вздрогнул, – значит, шасси вот-вот оторвутся от земли. Ура, полетели! Они поднимались в воздух, они покидали Дубай. В очередной раз оставляли далеко внизу лыжный курорт, построенный в закрытом помещении, заметные из космоса рукотворные острова в форме пальм, футуристические башни и шпили. Вендинговые автоматы с золотом. Самолет парил над бесконечными рядами нефтяных скважин и буровых вышек, с высоты они выглядели как скопление трудолюбивых муравьев, прикованных к земле. А потом – пустыня, бесконечная плоскость и бегущая по ней песчаная рябь, волны барханов на западном горизонте.

И тут нахлынули слезы – неожиданные и неудержимые, и Кэсси не утирала их и не пыталась успокоиться. Тушь вместе со слезами стекала по щекам. Она плакала тихо, зная, что никто из пассажиров не увидит ее здесь, на откидном сиденье. Меган могла повернуть голову и удивиться, с чего бы коллега пришла в такой раздрай, но они летали вместе достаточно часто, и Меган поняла бы, что рано или поздно Кэсси возьмет себя в руки.

Отчасти она плакала от глубокого облегчения: самолет покинул Аравийский полуостров, где приходится непросто любой женщине, и совсем уж плохо, если эту женщину подозревают в том, что она в необъяснимом приступе посткоитального безумия, подогретого араком, едва не обезглавила некоего беднягу, ворочавшего чужими деньгами. Но она понимала, что прежде всего оплакивает потерю. Теперь, когда инстинкт самосохранения, который вел ее до сих пор, потихоньку утрачивал свое влияние, она подумала о человеке, которого бросила в номере отеля. Шок постепенно испарялся, словно утренняя дымка в лучах солнца, поднимающегося над Камберлендскими горами, и она впервые погрузилась в скорбь и отчаяние, идущие рука об руку с чувством утраты.

Она мысленно перечислила то немногое, что успела узнать о личной жизни Алекса Соколова. Он был единственным ребенком в семье. Его родители жили в Шарлоттсвилле и уже подумывали о пенсии, хотя до нее им было еще довольно далеко. (Господи, как же молод был Алекс! Его родители даже не пенсионеры.) Он сказал, что занимается фондом около четырех лет – так он его и называл всякий раз, просто «фонд», – а раньше работал в «Голдман Сакс». Он управлял деньгами с тех пор, как получил диплом по математике (количественное что-то там и финансовое что-то там) в Дареме. На вопрос о работодателе он тоже ответил довольно уклончиво и назвал только имя – Дьюк, хотя она и выспрашивала подробности. Он предпочитал Толстого и Тургенева Достоевскому, хотя и настойчиво советовал ей перечитать всех трех авторов – «уже спокойно, по-взрослому, а не наспех перед экзаменами».

Он не просто заказал столик на двоих во французском ресторане в паре кварталов от отеля, но еще и сунул денег метрдотелю, чтобы их посадили в уголке и за соседним столом не было других посетителей. Сначала она решила, что это просто выпендреж завзятого позера, но, подводя ее к столику, он шепнул, что считает ухаживания глубоко личным делом и хочет этим вечером за ней поухаживать. Они выбрали блюда, которые стоили дороже всего, что она купила за три дня в Париже и Дубае. Ужин обошелся ему во столько, сколько в иные месяцы составляли все ее расходы на продукты. Он заказал рагу из телятины под белым соусом, а она петуха в вине, пошутив, что после выпитого ими арака остается только мяса в винном соусе поесть (хотя, конечно, он напомнил ей, что в процессе приготовления весь алкоголь испаряется). Они наслаждались едой, уединением и никуда не торопились. Прикончив бутылку вина, они попросили еще арака. И все же, падая в алкогольную кроличью нору, они ни на минуту не забывали о том, что находятся в Дубае. Оба бывали здесь раньше и знали, что штрафы за пьянство в общественном месте тут малоприятные. Они вели себя смирно, флиртовали в своей укромной нише, но не прикасались друг к другу. Алекс понизил голос, описывая все, что собирается с ней сделать в номере отеля, после того как к ней присоединится. Он незаметно протянул ей ключ от номера, и ее тело пронзила легкая дрожь, когда кончики их пальцев соприкоснулись.

Конечно, полиция отследит его кредитку, и в ресторане вспомнят, что он был с женщиной, наверняка американкой, потому что они разговаривали на американском английском. Кто-то, возможно, отметит, что спутница была постарше его. Но они же не привлекали внимание? Вообще-то, да, немного, когда заказали сначала арак, потом вино, а потом опять арак. Но Кэсси была уверена, что половину, возможно, даже две трети ужинавших в ресторане составляли люди с Запада. Кэсси и ее спутник не выделялись на общем фоне.

Он любил футбол, играл во время учебы. Еще больше любил сквош и до сих им занимался.

Мысль о том, что он тоже любит поддать – как минимум этой ночью, – отозвалась в ее сердце острой, тоскливой болью. Кэсси предполагала, что все, кто пьет так, как она, имеют на то причину, но не стала расспрашивать Алекса. Что толкало его на пьянство? Теперь не узнаешь. Естественно, он не пытался вызнать ее причины.