Текст книги "Убийство на пляже"

15

Это первое воскресенье после того, как было обнаружено тело Дэнни. В церкви Святого Эндрю количество мертвых на погосте превышает количество живых внутри храма в пропорции сто к одному. Сьюзен Райт прищурившись следит за тем, как подруга утешает Лиз Ропер. Джек Маршалл сосредоточенно смотрит на алтарь, где преподобный Пол Коутс тяжело облокотился на кафедру.

– Именно в такие времена мы проверяем свою веру. Почему великодушный Господь позволил этому случиться? Я уверен, что после событий прошлой недели каждый из нас задавал себе этот вопрос.

Рука Лиз тянется к маленькому золотому крестику, висящему на шее. После окончания службы все прихожане уходят, но она остается на скамье – голова опущена, глаза закрыты. Она сидит так довольно долго, а когда открывает глаза, преподобный уже сменил свое облачение священника на простые брюки и кардиган. Он преклоняет колени рядом с ней.

– Как вы справляетесь с этим горем? – спрашивает он.

– О, речь ведь не обо мне, верно? – с принужденным оживлением отвечает она. – Я беспокоюсь за Бэт и Марка.

– Но вы ведь его бабушка. Вы не можете просто отгородиться от этого.

Голос ее падает.

– Я знаю. – Она вздыхает и смотрит на витражи церкви. – Это помогает. Служба была хорошая. Это многое значит для меня – и всех остальных, кто пришел.

Пол закатывает глаза.

– Девятнадцать человек. Из города с населением в пятнадцать тысяч.

– И это за последнюю пару дней. С трудом верится, правда?

– Я клянусь вам, что сделал буквально все, – устало говорит он. – Я посетил каждую школу, был в больнице, в доме престарелых, в нашем общественном центре. Я был на каждом празднике, фестивале или шоу. Три года подряд. И даже теперь… ничего.

– Люди никогда не знают, что им нужно, пока им этого не дать, – говорит Лиз, беря его за руку. – Именно это нам нужно от вас. Всем нам. Я уверена, что Господь как раз поэтому прислал вас сюда. Наша беда – это ваша беда, ваш вызов. Помогите нам.

Пол Коутс берет Лиз за обе руки. Они остаются в таком положении, пока она не вынуждена убрать руку, чтобы достать салфетку.

– Я хотела вас кое о чем попросить, – говорит она. – Точнее, показать вам. Это снаружи.

В дальнем конце церковного кладбища, где могилы еще хорошо ухожены, под раскидистым тисом стоит высокое надгробье.

ДЖЕФФРИ РОПЕР

1954–2007

Любимый муж, отец, дедушка

Как рано ты от нас ушел

На нижней части камня оставлено пустое место.

– Когда мы потеряли его, мы оставляли это место для меня, – говорит Лиз. – Здесь все рассчитано на вторую могилку. Я подумала, а не могли бы мы похоронить здесь Дэнни? Они были такие друзья – водой не разольешь. Знаю, это глупо, но мне нравится мысль, что они будут приглядывать друг за другом.

– Это вовсе не глупо, – говорит Пол. – Я считаю, что это замечательно. А с Бэт вы уже говорили об этом? Запрос должен поступить от нее и Марка.

Лиз шумно сморкается и качает головой.

– Я не хотела делать этого до того, как переговорю с вами. Просто подумала, что, может, это как раз то, что я могу для нее сделать, чтобы снять с нее часть груза. Я знаю, что я бабушка Дэнни, но ведь я еще и ее мать. – Она снова начинает плакать. – Но на самом деле никто ей по-настоящему помочь не сможет, правда? Единственное, что ей нужно, – это как раз то, что она уже никогда не сможет получить.

Элли и Харди просматривают в офисе запись камеры видеонаблюдения с парковки на вершине скалы за ту ночь, когда был убит Дэнни. Единственное движение на крупнозернистом экране связано с часами, отсчитывающими секунды в углу кадра. Время течет медленно, и они оба подскакивают, когда в 01:23 ночи на стоянку заезжает автомобиль. Изображение слишком темное и расплывчатое, чтобы можно было различить номер, но фигуру, выбравшуюся из машины, ни с кем не спутаешь. Элли узнает этого человека раньше Харди. Она ведь знакома с ним больше десяти лет.

– Он сказал, что был на работе, – шепчет Элли.

Что это может означать? Либо Бэт знает, что его там не было, и врет, чтобы покрыть Марка. Либо Бэт ничего не знает, и это Марк врет им всем. В крови у Элли бурлит адреналин, принося с собой скорее смятение, чем какую-то ясность.

На экране Марк Латимер, скрестив руки на груди, прислонился к багажнику своей машины.

– Он кого-то ждет, – говорит Харди. – Держу пари.

Он наклоняется ближе к монитору. Марк вздрагивает, как будто услышал чье-то приближение. Харди в нетерпении сжимает руки.

Внезапно экран становится черным.

– Где следующая лента?

Элли проверяет пакет для улик и находит там только записку.

– Очевидно, она у них одна, и они ее все время перезаписывают, чтобы не тратить лишних денег.

– Что за фигня!

Харди с досады бьет кулаком по столу, а Бродчёрч из-за этой провинциальной грошовой экономии падает в его глазах еще ниже. Элли почему-то стыдно за такое упущение, хотя сама она к этому не имеет ни малейшего отношения.

В офис стучат, и в дверях с поясом, обвешанным всевозможными инструментами, возникает Стив Конноли, инженер-связист, который целый день путался у всех под ногами.

– Стив Конноли, – нервно представляется он, как будто его имя должно все изменить. – Вы ведь занимаетесь здесь Дэнни Латимером? Это как-то связано с водой. Мне сказали, что это как-то связано с водой.

Элли находится достаточно близко к Харди, чтобы почувствовать, как у того повышается температура.

– Кто вам это сказал? – спрашивает она.

– Я узнал об этом… Я узнал об этом там, откуда я получаю… получаю послания. Внутренние послания.

– Ох, ради Бога, кто его сюда впустил? – возмущается Харди, вставая из-за стола.

Он примерно вдвое меньше Конноли, но негодование как будто добавляет ему веса. Элли открывает дверь, чтобы выдворить Конноли.

– Нет-нет-нет, там говорилось про воду, это важно. – Он поднимает руки, успокаивая ее. – Я должен это вам сказать, он был в лодке. Его посадили в лодку. Зачем – я не знаю.

Элли пристально смотрит на него. На медиума, в ее представлении, он не похож. Ну, там дурацкая прическа, цветистая одежда, всякие рунические украшения. Он похож на инженера телефонной компании. Именно это, а еще то, что он сам не понимает, что с ним происходит, и выбивает у нее почву из-под ног.

– Кто это вам такое сказал и откуда вы вообще это взяли? – спрашивает она.

Конноли непонимающе моргает, глядя на них, словно это было совершенно очевидно из первых его слов.

– Дэнни.

Элли уже не скрывает своего раздражения.

– Это не я так хочу, – возражает он. – Это просто само приходит ко мне.

– О, так вы, значит, у нас медиум вынужденный, – говорит Харди.

Сказано это самым язвительным и саркастическим тоном – он почти упивается моментом. Конноли обижается.

– Вы не хотите меня слушать, очень хорошо, – раздраженно говорит он.

– Тут ребенок погиб! – орет Харди, и акцент его усиливается пропорционально громкости крика. – А вы, потакая собственным желаниям, являетесь к нам со всей этой хренью!

В комнате за дверью их кабинета все умолкают. У входа появляется Фрэнк, готовый ворваться внутрь.

– Уберите его отсюда! – командует Харди, поворачиваясь в кресле к ним спиной.

Фрэнк кладет руку на талию Конноли и выводит его из кабинета.

Конноли не сопротивляется, только качает головой. Уже на пороге он бросает через плечо еще одну загадку.

– Она говорит, что прощает вас, – говорит он Харди. – За тот кулон.

Элли видит, что и без того бледная кожа Харди от злости становится совсем белой, и на мгновение по-настоящему пугается, как бы ее босс не потерял над собой контроль. Он остается неподвижным, словно считает про себя до десяти, хотя после ухода Конноли это затягивается дольше необходимого. Затем он, как ни в чем не бывало, возвращается к работе.

– Ладно, – говорит он. – Вернемся к реальному расследованию. Давайте выясним, почему Марк Латимер солгал нам насчет того, где был той ночью. Что дальше?

В дверях с пачкой бумаг в руках появляется Ниш.

– Это профайлы Дэнни из социальных сетей, – говорит он. – Только что с жесткого диска его компьютера.

– Третье мая: «Хочу поставить замок у себя в комнате. И выбросить все это дерьмо», – читает вслух Элли. – Двенадцатое мая: «Дорогой папа, помнишь меня? Я тот самый, с кем ты когда-то играл». Снова двенадцатое мая: «Я знаю, что он делает».

Элли в растерянности: она никогда не слышала, чтобы Дэнни так говорил. Что он мог иметь в виду?

Она поворачивается к Харди, чтобы посмотреть на его реакцию, но он уже схватил свой плащ и стремительно уходит. Она выходит из дверей вслед за ним, еле волоча ноги. Ей очень не хочется этого делать. Но ее уже гложет сомнение, и унять его она может, только поговорив с Марком.

16

Бэт днем и ночью следит за новостями по телевизору, собираясь с духом к моменту, когда там покажут фотографию Дэнни. Она бы в этом никому никогда не призналась – что о ней могут подумать? – но она почти с нетерпением ждет этого, как раньше ждала сына из школы, когда сердце бьется где-то высоко, в районе горла в предвкушении повседневного праздника возвращения ребенка домой.

– Как жители Бродчёрча относятся ко всем этим событиям? – спрашивает корреспондент новостей.

Марк и Бэт вздрагивают, когда на экране крупным планом появляется лицо преподобного Пола Коутса.

– Первое и самое главное – все наши прихожане душой с семьей Латимеров.

Бэт вспоминает их разговор на автостоянке перед супермаркетом и чувствует уныние от такого предательства. Зачем Пол делает это? Он сначала должен был спросить у нее.

– Понятно, что времена сейчас очень тревожные, но мы верим, что полиция обязательно разберется в том, что произошло. У нас прочная община. Надеюсь, живущие тут люди знают, что святая церковь всегда готова прийти на помощь и оказать любую поддержку в будущем и настоящем, независимо от того, верят они в Бога или нет. Я знаю семью Латимеров достаточно хорошо, и мы сделаем все возможное, чтобы поддержать их в этой ситуации.

– Не нужно говорить от нашего имени! – возмущенно кричит Марк. – Его Бог бросил моего мальчика умирать. – Он с силой бьет кулаком о ладонь. – Я не собираюсь ему этого спускать!

Он так хлопает входной дверью, что она, качнувшись на петлях, вновь распахивается. Церковь находится рядом, через стадион от их дома. Съемочная группа может все еще быть там. Бэт кричит Питу, чтобы тот бежал следом и удержал его. Сейчас не время показывать всем, на что способен Марк, когда выходит из себя. В памяти возникают неприятные воспоминания о последней такой вспышке: разбитые в кровь костяшки на его кулаках, потом секунды раскаяния, за которыми в их доме надолго повисла напряженная тишина. Они все были напуганы, но больше всех – сам Марк, и с тех пор он вел себя тише воды ниже травы. До самой смерти Дэнни он даже голос ни на кого не повышал.

Бэт вновь переключает внимание на экран, но они уже перешли к следующему сюжету, и она опять упустила шанс увидеть Дэнни.

Карен Уайт украдкой движется по улочке вокруг спортивной площадки. Она пробыла здесь больше часа, но настойчивость ее вознаграждена: она видит Хлою Латимер, которая идет домой, на ходу глубоко затягиваясь сигаретой. «Вы только посмотрите на нее, – думает Карен, – ведь совсем еще ребенок!» А от неумелого обращения с сигаретой выглядит еще более юной.

Свободной рукой Хлоя пролистывает страницы на своем телефоне. Она читает, а не набирает текст. Если Карен повезет, то она как раз просматривает новости в интернете, удивляясь, почему там написано так мало. Если так, это очень упростило бы задачу Карен. Она лезет в свою большую сумку за пачкой «Силк кат», которую всегда носит с собой для таких случаев. Угостить сигареткой, дать прикурить от своей зажигалки – иногда это стоит часов ожидания на ступеньках у порога.

– Можно прикурить? – спрашивает она.

Хлоя оборачивается, и Карен чувствует, что девочка испытывает лестное для себя ощущение, поскольку эта взрослая женщина обращается к ней, как к равной. Она дает ей желтую зажигалку «Бик», и Карен прикуривает.

– Ты Хлоя?

Девочка мгновенно настораживается.

– Мне очень жаль, что так произошло с твоим братом.

Карен достает из сумки второй ударный элемент своего реквизита. Это игрушечный шимпанзе Дэнни, которого она спасла на пляже.

– Думаю, что эта вещь много значила для него, – говорит она.

Хлоя в ярости вырывает у нее игрушку: Карен знала, что так и будет.

– А вы что с этим делаете?

Карен следит за своим голосом и продолжает говорить мягко:

– Нельзя оставлять его там. Его украдут, он попадет к газетчикам, и вы его никогда больше не увидите. Среди них слишком много нечистоплотных стервятников.

Хлоя подозрительно щурится:

– А вам откуда об этом известно?

– Потому что я – одна из них. – Карен усмехается и вознаграждена: девочка улыбается ей в ответ. – Я работаю на «Дейли геральд».

– Мы не разговариваем с газетчиками.

– Я знаю. И правильно делаете.

Все так сначала говорят. Это нормальная, естественная реакция, и Карен достаточно умна, чтобы не воспринимать это на свой счет. Вспомнить хотя бы Сэндбрук: обе семьи поначалу отвергали ее, но по ходу дела родители Шарлотты использовали внимание прессы как способ дать выход своему горю и оказывать давление на Харди, тогда как другие родители просто развели мосты. Если Латимерам нужно именно это, Карен будет уважать их решение, но она должна дать им возможность выбора. Прошло еще слишком мало времени, чтобы понять, к чему склонятся Латимеры. Они этого пока что и сами не знают.

Хлоя внимательно смотрит на нее. Внезапно Карен замечает, что сигарета ее почти догорела, и делает вид, что затягивается.

– Я пришла, только чтобы отдать тебе это, – показывает она на игрушку, – и чтобы его кто-то не стащил. Если бы это был мой брат, я бы не хотела, чтобы эта вещь попала в посторонние руки.

– Спасибо.

Хлоя прижимает обезьянку к груди. От этого жеста она выглядит совсем ребенком.

– Можно на секунду твой телефон?

Девочка колеблется мгновение, потом протягивает его. Карен видит, что она заинтригована.

– Я не буду тебе звонить, – говорит она, вбивая в ее мобильный свой номер. – Не буду ждать под дверью. Не буду останавливать тебя и приставать к тебе по дороге в магазин, как это будут делать другие. Но если тебе или кому-то из вашей семьи нужно будет поговорить или тебе просто понадобится друг, когда станет совсем невмоготу, позвони мне сама. – Она сохраняет свой номер под именем ДРУГ и возвращает телефон. – Спасибо за зажигалку.

На этом Карен уходит. Она хорошо знает, что останавливаться нужно вовремя. За углом она с гримасой отвращения щелчком отбрасывает окурок в сторону.

Наступили сумерки, и в саду у Марка Латимера появились комары. Инспектор Харди, которого подобная мошка пагубно любит, испытывает искушение провести допрос в доме, но там у окна застыла Бэт, а ему необходимо поговорить с Марком наедине. Статистика указывает именно в этом направлении. Большинство убитых людей знают своего убийцу: более двух третьих убитых детей погибли от рук своих родителей, причем отцы убивают чаще, чем матери. А Марк Латимер все время дергается, как человек, у которого есть много чего скрывать.

– В четверг ночью, когда Дэнни ушел из дому, где были вы?

– На вызове. Приехал туда рано вечером, не знаю, где-то в полседьмого может быть, в этом доме вся система вышла из строя.

– Сколько времени это у вас заняло?

– Бо́льшую часть вечера. Просто кошмарный бойлер. Я задержался там допоздна.

Глаза Марка скользят на блокнот Харди, куда тот записывает каждое его слово.

Харди оценивающе рассматривает Марка: высокий, с хорошо развитыми мускулами человек, который целыми днями наклоняется, что-то носит и поднимает. «Он и меня смог бы куда-то унести», – думает Харди. Он смотрит на руки Марка и пытается сопоставить эти большие ладони и длинные пальцы с отпечатками, оставшимися на шее Дэнни.

– Нет. Никакого вызова не было.

Марк изо всех сил старается выглядеть озадаченным.

– Что вы имеете в виду?

– У нас есть запись с видеокамеры на парковке на Брайар-Клифф. Вы были там в час двадцать три ночи.

Марк машинально оглядывается через плечо. Бэт по-прежнему стоит у окна. Он по-детски улыбается ей, но ко времени, когда он поворачивается обратно к Харди, улыбка его полностью исчезает.

– Значит, теперь вы следите за мной? – шипит он.

– Мы проверяем записи со всех камер видеонаблюдения в этом районе. Так что вы делали в ту ночь?

– Так я что, в подозреваемых у вас?

– Первым делом мы исключаем людей, которые непричастны к расследованию. Вы рассказываете мне, где вы были, с кем и как долго. Я снимаю с вас подозрение. Подход чисто методический. Если вы не сообщаете мне этих фактов, я не могу снимать с вас подозрение. А если я не могу таким образом исключить вас, вы являетесь человеком, представляющим интерес для следствия.

– По делу об убийстве моего собственного сына?

Но Харди не так прост, чтобы позволить Марку разыгрывать эту карту.

– Я уверен, что здесь все очень просто.

Он видит, что Марк прикидывает имеющиеся у него варианты. Если в глазах его пока и нет паники, то очень скоро он к этому придет.

– Я встретил приятеля. Мы с ним отправились прошвырнуться. Потом он подвез меня обратно на парковку, после чего я поехал домой. Где-то в три утра, может, в четыре.

– Как зовут вашего приятеля?

Марк отводит глаза в сторону.

– Не помню.

Иногда убийство делает людей умными. Включившийся инстинкт самосохранения открывает в убийце незадействованные резервы изобретательности и находчивости. Это выглядит почти так, будто у них вдруг повысился коэффициент умственного развития. Харди думает, всегда ли Марк такой тупой или это горе сделало его таким. А может, это тщательно продуманная двойная ложь?

– Вы не можете вспомнить имя вашего друга? А куда вы с ним отправились?

– Мне кажется, мы выпили, перекусили, потом куда-то ездили…

На губах его появляется подобие улыбки.

– Вам кажется? – удивляется Харди. – Это было всего три дня назад.

– Ну да. С тех пор столько всего успело произойти.

Бэт все еще внимательно следит за ними, как будто пытается по губам понять, о чем они говорят. Харди сдвигается в сторону, чтобы спрятаться от нее за Марком.

– Есть какая-то причина, по которой вы не хотите называть мне имя вашего приятеля? Речь идет только о том, кто убил Дэнни. Остальное меня не интересует.

Марк крутит головой.

– Я вспомню. Я выжат как лимон, я не спал, еще все эти новости по телевизору… У меня просто голова не работает.

Харди меняет тему.

– Когда вы пришли, то сразу отправились спать. Ваша жена может подтвердить, в котором часу вы пришли?

– Нет, она спала, – говорит Марк.

Это правда, и они оба это знают. Что ж, они уже куда-то продвинулись. Харди набирает воздуха для следующего вопроса, но в этот момент у него звонит телефон. Он отходит в конец двора, оставив Марка подумать.

– Сэр, это Элл… Миллер, – говорит она. – Я в хижине на вершине скалы. Мы обнаружили тут отпечатки пальцев Дэнни в крови. Мы считаем, что убит он был здесь, после чего его отнесли на две мили вдоль берега.

Харди молчит, но в молчании этом чувствуется одобрение: Миллер говорит только самое важное, ничего лишнего – совсем так, как ему нравится.

– Криминалисты говорят, что в доме все было безжалостно выдраено, однако они обнаружили набор отпечатков на мойке. Я написала, чтобы они пробили его по имеющимся отпечаткам близких и родственников. Отпечатки эти принадлежат Марку Латимеру.

17

Элли Миллер долго совершенствовалась в искусстве вставать по утрам так, чтобы не беспокоить семью, однако это больно ранний старт даже по ее стандартам. Солнце уже взошло, но на улице холодно, так что она надевает большой оранжевый плащ, тот самый, благодаря которому дети узнают ее за несколько сотен шагов. У Джо есть такой же, только ярко-синего цвета. Мамин плащ и Папин плащ – окончательная уступка стиля в пользу родительского прагматизма. Попав в кухню, она тает от благодарности: Джо приготовил ей на завтрак сэндвич с беконом, латуком и салатом и два термоса чая для бодрого старта рабочего дня – вчера вечером она так устала, что даже не заметила этого.

Теперь местом преступления стала хижина на вершине скалы: на колышках натянуто ограждение, над входом установлен тент. Харди стоит на краю обрыва, спиной к домику, и ветер ерошит его волосы. Он смотрит на море, как будто оно загипнотизировало его: когда он наконец видит Элли, во взгляде его читается раздражение, как будто она вывела его из священного транса. Когда она сует ему в руки термос, он выглядит окончательно сбитым с толку.

– Здесь холодно, – говорит она. – Работали все выходные, впереди долгий день. Я подумала, что это может помочь. – Харди берет термос и смотрит на него без всякой благодарности. – У вас есть дети? – спрашивает она.

– Почему вы спросили?

– У них должны быть дурные манеры.

Он никак не реагирует на это. Она ненавидит, когда он молчит, и ей приходится догадываться, с кем она вообще разговаривает. Вместо этого он вдруг странно покачнулся, как будто наткнулся на что-то. Она не в первый раз замечает за ним такое движение. Ему явно не по себе на этом комковатом дерне, и его обувь, потрепанные туфли с отслоившимися подошвами, вовсе не помогает ему чувствовать себя увереннее.

– Вам нужна пара хороших ботинок. – Она изучает его ноги. – Какой у вас размер обуви? Одиннадцатый?

– Нет, спасибо, – говорит Харди. Он наклоняется вперед, чтобы заглянуть на пляж. – Бессмыслица какая-то. Зачем было тащить его на Харбор-Клифф? Почему просто не бросить здесь? Идеальная скала для того, чтобы сбросить с нее труп.

Элли шокирована.

– Прошу вас, не могли бы вы не говорить об этом в таком тоне. – Мысленно она берет свои слова обратно.

Он молчит, и она предпочитает воспринимать это как извинение. Вдалеке к выходу из гавани направляется горстка рыбацких лодок.

– А какие-нибудь лодки в последнее время здесь не пропадали? – вдруг спрашивает Харди. – Лодка ведь не оставляет следов.

Мысль хорошая, и Элли расстраивается, что она не пришла ей в голову первой.

– Причалить на пляже, чтобы выложить тело, а все следы смоет прибой.

Харди кивает.

– На какое время придет Марк Латимер?

– На девять.

Элли нужно, чтобы он понял, что ошибается. Тот факт, что она не может придумать какого-то невинного объяснения всему этому, еще не означает, что такого объяснения не существует. Голова у нее идет кругом, она устала от этого. Вероятно, она не замечает что-то такое, что лежит на самой поверхности. Когда она сообразит, что это было, она даст себе пинка.

– Сэр, он не в теме.

– Посмотрите на имеющиеся у вас доказательства. И перестаньте чувствовать себя его чертовым адвокатом.

Он оставляет Элли стоять там же, на вершине обрыва, где ветер сбивает ее волосы в спутанные жгуты.

Седативное средство, которое дают Бэт, заставляет ее спать, но не может удержать ее в таком состоянии. При каждом пробуждении возникает несколько прекрасных секунд нормального существования, но потом это накатывается на нее снова. Если она просыпается, то тут же снова проваливается в сон, это происходит по четыре раза за ночь, каждый раз давая ей до десяти секунд передышки от ночных кошмаров.

Словно пьяная, она шаткой походкой тащится в туалет. Дэнни повсюду. В ванной комнате его шампунь – словно джин в бутылке. Никто больше никогда уже не будет им пользоваться, но мысль, чтобы выбросить его, приводит ее в ужас. Она становится на весы: впервые за много дней она потеряла пять фунтов. Торчащие ребра и кости таза подчеркивают слегка выпуклый животик. Снизу слышно, как Марк открывает замок своим ключом, и она с виноватым видом быстро спрыгивает с весов.

Затем он заходит и запирает дверь за собой. Раньше они этого никогда не делали. С лестничной площадки Бэт слышит, как он что-то набирает на своем телефоне, затем звук отправляемого сообщения, а вскоре – сигнал о поступившем ответе с рингтоном Найджа. Какого черта нужно этому проклятому Найжду? И что такого может говорить ему Марк, чего не может сказать собственной жене?

Ей не хочется спускаться на первый этаж. Сейчас там постоянно кто-то находится. Но и наверху она тоже оставаться не хочет, потому что здесь спальня Дэнни тянет ее к себе, словно черная дыра. Все-таки она на цыпочках идет вниз по ступенькам, чужая в собственном доме.

В гостиной Пит, вечно торчащий в их доме контактный представитель полиции, вываливает на стол содержимое почтового ящика. На некоторых конвертах написано просто «Бродчёрч, семье Латимеров», тем не менее письма из Ньюкасла, Лондона, Бирмингема, Кардиффа доходят до адресата в этот маленький домик в графстве Дорсет. Мойка в кухне полна цветов, а кухонная стойка завалена едой: запеканки, пироги, кексы и печенье. У них и на свадьбу столько не было.

– Что мы будем со всем этим делать? – спрашивает она, беря в руки банку домашнего варенья. Люди странно рассуждают, даже смешно: этим беднягам, у которых погиб сын, наверняка станет легче после домашнего ежевичного желе.

– Кое-что я возьму, – облизывает губы Пит. – Тут есть потрясающие пироги!

Этому парню явно не хватает десятисекундной задержки на то, чтобы подумать, что он говорит. Но на этот раз он хотя бы соображает, что брякнул что-то не то, и у него хватает такта смутиться.

– Что там происходит сейчас? – говорит Бэт, давая ему возможность хоть как-то показать свою полезность. – Мы дали им наш список подозреваемых. Как далеко они продвинулись в этом?

– Они скажут нам, когда будут готовы, – отвечает Пит.

Нам… Как будто происшедшее и к нему имеет отношение. Как будто он находится внутри всего этого. Он поворачивается к Марку.

– Вам уже пора идти. Они ждут вас.

Хлоя вслух произносит то, о чем все подумали:

– А почему они хотят поговорить именно с тобой, папа?

– Думаю, обычная рутина, – отвечает Марк. – Для них, по крайней мере.

Это из-за того, что Марк тогда пошел к викарию, в этом все дело. Пит добрался туда прежде, чем Марк успел наделать серьезных глупостей, – например, ударить викария, – но он слышал угрозы, и теперь в полиции Марка считают психом.

Бэт следит за тем, как он уходит, и в какой-то степени даже завидует тому, что у него есть повод выйти из дому. Она ненавидит оставаться взаперти. Марк говорит, что она – как домашний пес: дважды в день ее нужно выгуливать. Вернувшись в ванную, она натягивает резиновые перчатки и драит цементные швы плитки зубной щеткой, пока подавленное состояние не проходит.

Пит дает ей полчаса, после чего появляется с чашкой чая. Ей нужно будет подождать, пока он уйдет, чтобы вылить его в раковину. Но он не уходит, держится рядом, нервно откашливаясь.

– Они меня спрашивали, – в конце концов решается он. – В тот вечер, перед тем как нашли Дэнни, вы с Хлоей были дома, смотрели телевизор…

– Мы смотрели кино по каналу «Скай», комедию. С Эштоном Кутчером.

Фильм был абсолютно несмешной, но теперь она жалеет, что тогда не смеялась.

– А где был Марк?

Она понимает, что он пытается сделать, и тут же переходит в оборону. Она не собирается допустить, чтобы они попусту тратили время на проверку Марка, в то время как должны искать настоящего убийцу.

– Его не было дома.

– А вернулся он…

– Не знаю. Я спала.

– Он был на работе?

– Он мне так сказал.

Пит хмурится.

– А вы знаете, у кого он работал?

Зачем это все нужно? Марк никогда не рассказывал Бэт, где он работает, у них это не было заведено. Да она и не интересовалась. Не так уж это интересно. Ее возмущает, как они превращают каждый небольшой всплеск домашнего администрирования в их доме во что-то зловещее. Она с вызовом скрещивает руки на груди.

– Нет.

– Ладно, спасибо.

Бэт разворачивается к Питу спиной и продолжает драить все подряд, пока единственным грязным пятном не остается круглый след высохшей мыльной воды под бутылочкой с шампунем Дэнни.

Прибыли обещанные ей дополнительные кадры. Элли никогда раньше не видела на одном полицейском участке столько детективов. Незнакомые люди делают себе кофе в служебной столовой. Им нужны еще чайники, а один из вновь прибывших взял себе специальную большую кружку Фрэнка.

Такой наплыв людей пугает, и от этого чувства трудно отделаться. Разумеется, Элли довольна, что полиция Уэссекса в кои-то веки выделила средства и на них: она готова была бы воевать с начальством, если бы выделили меньше. Но этот шум голосов говорит о том, сколько еще работы им предстоит. Дело, которое, как она надеялась, будет простым и не затянется, все распухает, и эта гора растет на глазах, как только они пробуют на нее взобраться. Несмотря на немалые усилия, они все еще находятся у ее подножия, а Элли уже выбилась из сил. С момента обнаружения тела Дэнни она спала не больше четырех часов в сутки.

Кондиционер в отделе уголовных расследований натужно гудит, стараясь справиться с теплом от присутствия большого количества людей. Ниш вытирает пот со лба, и на манжете его рубашки остается влажный след. В ожидании брифинга Харди все напряжены.

Элли заглядывает в кабинет своего босса, где тот склонился над письмом.

– У нас все готово, сэр.

Он складывает листок, сует его в конверт и прячет во внутренний карман пиджака.

– Сделайте это вы, – говорит он, глядя на нее немигающими глазами-бусинами.

Элли охватывает страх. Он что, смеется над ней? Она никогда не проводила совещаний с такой большой командой, и ему должно быть об этом хорошо известно.

– Давайте вперед, – продолжает он.

Она перебарывает горячее желание спрятаться в туалете и выходит перед собранием своих коллег. Она ненавидит выступать на публике почти так же сильно, как ненавидит детектива-инспектора Харди.

– Всем доброе утро. – Ее голос ей самой кажется слабым и хрупким. – Я… Хм, добро пожаловать, я – Элли, детектив-сержант Миллер. Итак, что у нас есть? Работы много, мы уже отстаем из-за выходных и из-за того, что не хватало ресурсов, то есть вас, но вы уже здесь. Итак… – Она дрожит. Интересно, им заметно, что она дрожит? Она сцепляет руки перед собой. – Таким образом, вы понимаете, что теперь нам нужно наверстывать, рыть землю, так сказать. Приоритеты на сегодняшний день: поквартирный опрос, изъятие записей с камер видеонаблюдения, извлечение технических данных с телефонов и… хм, завершение проверок алиби. И помимо всего этого, к нам поступает много информации, которую нужно просеивать. Диспетчером в участке будет Ниш, так что, если вы обратитесь, он всем раздаст задания.

Закончив, она наконец добирается до Харди, который стоит один рядом с электрочайником.

– Весьма вдохновляюще, – говорит он и тянется за последней чашкой на полке.

Она с силой захлопывает дверцу буфета, жалея, что не попала ему по пальцам.

– Не смейте больше так поступать со мной! – бросает она. – В чем дело? Из-за того, что я не тороплюсь арестовывать Марка Латимера, нужно отдать меня на растерзание?