Текст книги "Джек Абсолют"

– Таких убедительных доказательств, что вы даже готовы оставить без внимания его изменнические высказывания?

И без того разгоряченная физиономия Скина приобрела пугающе багровую окраску.

– Почему же без внимания? Напротив. До тех пор, пока капитан открыто высказывает свои убеждения, я могу быть уверен в том, что ему действительно можно доверять. Вот если он начнет утаивать свои мысли, это, несомненно, вызовет у меня подозрения.

– Вам, может быть, и виднее, – пробормотал несколько обескураженный Скин, – но по мне, как раз тот, кто болтает как проклятый изменник, и напрашивается на подозрение в измене.

– Нет, сэр, не изменник, – произнес Джек. – Всего лишь истинный англичанин, для которого свобода так же естественна, как дыхание, и который не может отказать в праве дышать тем же воздухом другим. – Он умолк на миг, чтобы перевести дух, и тут же продолжил: – Прошло всего лишь четырнадцать лет с тех пор, как англичане на обоих континентах положили конец угрозе установления тирании Франции в этих землях. Мы не смогли бы победить без содействия тех самых людей, которых вы огульно называете «изменниками». Только совместными усилиями нам удалось оградить свободу английских владений от французских захватчиков. И лишь совместными усилиями сможем мы добиться того, стремление к чему столь естественно для каждого человека: права свободно распоряжаться своей судьбой, без всяких внешних препятствий и ограничений. Многие из наших американских братьев не без оснований считают себя ущемленными в своих законных правах. Раз дело дошло до того, что наш спор приходится решать с оружием в руках, пусть так. Давайте сразимся с ними и одолеем их, но не оскорбляя и не унижая. Разобьем непримиримых, а остальных примем как братьев и полноправных сограждан. Хорошая игра – честная игра. Вместе мы способны завоевать весь мир.

То, что он не сдержался и позволил себе столь эмоциональную тираду, со стороны Джека, несомненно, являлось упущением. Однако чувства, обуревавшие его, были таковы, что скрывать их – все равно что пытаться удержать воздух в сложенных ладонях. Горячий «бишоп», жара, огонь в глазах Луизы – все это воспламенило его. Впрочем, не исключено, что то же самое он повторил бы и находясь в Арктике.

Скин едва не задохнулся от злости. Вцепившись одной рукой себе в ворот, он схватил со стола бокал, осушил его единым духом, поставил на стол и набычился, явно намереваясь продолжить спор.

Этому, однако, помешал спокойный женский голос.

– Я всегда придерживалась того мнения, что Джек Абсолют представляет собой «абсолютный» клубок противоречий, – промолвила Луиза.

Это была маленькая шутка, своего рода каламбур, который всем пришелся по вкусу и несколько разрядил обстановку. Все собравшиеся, кроме Скина и его робкой супруги, рассмеялись. Напряженность спала. Джек глянул на Луизу и тоже прыснул. Да, он допустил тактический просчет, раскрыв свою позицию, и теперь ему, видимо, следовало позаботиться о дополнительной маскировке. Должен же он, в конце концов, заняться сбором информации для генерала!

Только вот сам генерал, похоже, отнюдь не собирался предоставлять ему такую возможность.

– Капитан Абсолют затронул тему вооруженного противоборства и ознакомил нас с несколькими противоречивыми точками зрения на этот вопрос. Пожалуй, пришло время познакомить вас, уважаемые союзники и офицеры, с моими соображениями. Позвольте рассказать, каким образом я рассчитываю уложить наших противников на лопатки и продиктовать им свои условия. Эй, люди!

На его зов в каюту немедленно вошли слуги и, повинуясь жесту генерала, быстро убрали блюда и тарелки, оставив лишь графины, бутылки и бокалы. Мужчины потянулись к кисетам за табаком. Гул голосов вился вокруг Бургойна. Поднявшись из-за стола, он набивал свою трубку. Взгляд генерала был рассеянным, словно он взирал сквозь крышку стола куда-то за стены – и дальше, сквозь континент.

Луиза и миссис Скин поднялись, вознамерившись удалиться, но генерал попросил их остаться.

– У меня есть ощущение, что вам обеим придется делить с нами опасности этой кампании, – сказал он. – А раз так, то мы должны сообщить вам все относящиеся к ней сведения.

Когда последний из слуг ушел, а все бокалы были наполнены, Бургойн поднял лампу так, что его лицо оказалось освещенным снизу.

– Это Сент-Джонс, к северу от озера Шамплейн, – заговорил он, поставив на стол перед собой графин. – Мой дорогой генерал Филлипс, чья репутация артиллериста вам хорошо известна, соберет авангард моей армии именно там.

За столом послышался гул, люди подняли бокалы.

– Мы направимся туда, чтобы присоединиться к нему с нашими основными силами и силами наших немецких союзников под командованием присутствующего здесь уважаемого барона фон Ридезеля.

Барон выслушал шепчущего ему на ухо переводчика и кивнул.

– По пути к британским полкам, чьи знамена не раз реяли над полями победоносных сражений, присоединятся канадские и туземные воинские контингенты. Я готов поручиться, что к первому июня под моим командованием будут собраны и приведены в полную готовность силы численностью примерно в десять тысяч человек.

Гул за столом усилился. Предполагалось, что против такой мощи колонистам не устоять.

– Маленький вопрос, сэр, если позволите? – подал голос шотландец, генерал Саймон Фрейзер.

Он сидел по правую руку от командующего, где и должен был находиться залуженный воин, которого Бургойн прозвал «старым валуном». Этот офицер, выглядевший старше своих лет, выслужил чин исключительно благодаря своим способностям, ибо происходил из семьи бунтовщиков-якобитов, не располагавшей ни влиянием, ни средствами, которые могли бы способствовать карьере. О проведенных им военных операциях ходили легенды, а его преданность Короне и лично Бургойну считалась неколебимой.

По кивку командующего он продолжил:

– Американцы ведут против нас борьбу партизанскими методами, стараясь установить господство в лесах и горах и перерезать наши коммуникации. Неужели нам нечем им на это ответить?

Джек сразу понял, что этот вопрос был заготовлен заранее, так же как и ответ, предназначавшийся прежде всего для лоялиста Скина и немцев.

– Я очень рад, Саймон, что вы подняли этот важный и своевременный вопрос, – промолвил Бургойн, чьи театральные способности отнюдь не ограничивались умением сочинять пьесы. – Мне также очень приятно сообщить вам и всем собравшимся, что я решил возложить на вас командование передовым корпусом. Он будет сформирован из подразделений гренадеров и легкой пехоты всех полков, приданных вашему несравненному Двадцать четвертому пехотному. Кроме того, под вашим командованием соберутся самые меткие стрелки из всех подразделений. С учетом канадцев и наших дикарей... то есть, прошу прощения, капитан Абсолют, наших туземных союзников, мы будем иметь в своем распоряжении мобильные и иррегулярные формирования, вполне способные противостоять всему, что сможет выставить против нас Американский Лесник.

Фрейзер, в отличие от своего генерала никудышный актер, изо всех сил старался изобразить удивление. Балкаррас, назначенный заместителем командира того самого сборного корпуса, поздравил шотландца с новой должностью и предложил по этому случаю тост. Полные до краев бокалы были осушены до дна.

Потом Бургойн взял бокал Луизы и поставил его на расстоянии фута от графина, обозначавшего Сент-Джонс.

– Озеро Шамплейн, – объявил он. – Захотите отпить из него воды, моя дорогая, можете не стесняться.

На фоне общего смеха генерал продолжил:

– Пусть мятежники валят деревья на нашем пути к воде. Если они соберут флотилию, мы уничтожим ее, как сделали это в октябре прошлого года. Большая часть нашей армии и припасы будут переброшены на баржах. К середине июня мы окажемся здесь, на этом берегу озера.

Двинувшись вдоль стола, он поставил еще один графин, некоторое время постоял, глядя на него, с трубкой во рту, а потом с редкостным искусством выдохнул струйку дыма, заключив горлышко графина в колечко, которое повисело и рассеялось при его следующих словах.

– Форт Тикондерога, джентльмены. Ключ к континенту.

Фон Ридезель отмахнулся от переводчика, буркнув «Das Schloss», и подался вперед. Слово «Тикондерога» не нуждалось ни в каком переводе: оно стало частью легенды со времен войн с французами. Эта крепость действительно являлась ключевой, господствуя над дорогами и препятствуя переброске войск с севера на юг или с юга на север.

– У меня есть... некоторое представление о том, как мы решим эту проблему. А мы непременно должны решить ее прежде, чем двинемся дальше, сметая с пути любые силы, которые выставит против нас неприятель. Нам предстоит идти вдоль реки Гудзон, долина которой является вторым ключевым плацдармом, наиболее пригодным для проведения масштабных боевых операций. Река станет транспортной артерией, позволяющей нам организовать бесперебойное снабжение снаряжением, боеприпасами и провизией, в том числе и вином.

Генерал улыбнулся и отпил из бокала.

– Я предчувствую, что после Тикондероги они попытаются остановить нас здесь, – он поставил бокал, – у форта Энн, родных мест нашего дорогого друга, полковника Скина...

Лоялист откликнулся на упоминание его имени, слегка покрутив жирным запястьем.

– Или здесь, рядом с фортом Эдвард. Или даже здесь, у Саратоги.

Полководец поднял глаза, встретившись взглядом по очереди с каждым из присутствовавших.

– Но не сомневайтесь, джентльмены: если они решат принять бой, они будут биты, и биты основательно.

Он перевел взгляд на Джека.

– Конечно, дорогой капитан, мы, как вы и советовали, не собираемся никого оскорблять или унижать. Но бить – будем, и весьма решительно. Только так мы обеспечим себе желанную добычу.

Поскольку внимание Бургойна сейчас было обращено на Джека, а намеки Абсолют понимал с полуслова, он осмелился спросить:

– Какую именно «желанную добычу», сэр? Можете ли вы сообщить нам, какова конечная цель всех этих усилий?

Стук в дверь помешал Бургойну ответить сразу. Вошедший – один из слуг барона – шепнул что-то немцу на ухо; тот передал услышанное переводчику.

– Кузен генерала просит разрешения присоединиться к нам. Корабль только что прибыл.

Вид у Бургойна был недовольный: как драматург он не мог не огорчиться тому, что его умело выстроенное выступление оказалось прерванным. Тем не менее генерал кивнул, и слуга удалился.

– Итак, какой вопрос мы обсуждали? Ах да, нечто второстепенное вроде подавления революции, не так ли? – Вновь вызвав смех и завладев вниманием аудитории, Бургойн обратился к Джеку. – Будьте добры, капитан Абсолют, вон тот графин с портвейном... поставьте его ниже Саратоги на расстоянии примерно в длину кинжала.

Джек передвинул графин, куда было указано, и, не отнимая пальцев, спросил:

– И это, генерал?..

Он уже знал ответ, как знало его и большинство присутствующих, однако никто не хотел отнять у Бургойна возможность насладиться эффектом.

Медленно вернувшись к своему месту во главе стола, генерал положил трубку, оперся ладонями о столешницу, подался вперед, так чтобы свет лампы падал на его лицо, и торжественно произнес:

– Олбани. Сердце страны. Когда мы с генералом Хоу встретимся там, Новая Англия будет расколота надвое. Войска Вашингтона рассеются или перемрут с голода. Мы вернем колонии под власть Короны.

Последовало короткое молчание, достаточное лишь для того, чтобы эти слова были поняты и осмыслены, но прежде, чем кто-либо успел воскликнуть «ура!» или провозгласить тост, в дверь снова постучали. Джек, стоявший к ней спиной и еще не успевший убрать руку с графина, символизировавшего Олбани, поначалу не обернулся. Вместо этого он посмотрел на капитана фон Шпарцена, который поднялся справа от генерала.

– Джентльмены, леди. Позвольте мне представить вам кузена нашего уважаемого барона – Адольфа Максимилиана Герхардта, графа фон Шлабена.

Рука Джека соскользнула, и графин повалился вперед. Разбиться он, правда, не разбился, но вино пролилось, и красная извилистая змея пробежала к бокалам и сосудам, которые обозначали основные опорные пункты и плацдармы северной кампании. Как река крови, протекла тонкая струя между ладонями генерала к краю стола и стала капать на пол. Некоторое время в каюте не было слышно никаких других звуков.

Джек обернулся. На пороге стоял человек, которого он в последний раз видел на заснеженной пустоши Уинслоу. Серые глаза графа фон Шлабена встретили его взгляд. Джек не мог разгадать их выражение, но ему и не было в том нужды. Он знал, что написано в этих глазах, и ощутил знакомое предчувствие. Такое же, какое ранее, на палубе, навеяли ему запах знакомых деревьев и светло-зеленое платье.

Глава 5Воссоединение

Первым делом Джек подумал об оружии. Шпаги офицеров были оставлены в каютах, столовые ножи уже убрали. В конце концов он взял опрокинутый им же графин и отошел от стола, крепко сжимая сосуд за горлышко. Графин из свинцового хрусталя был тяжел. Разбить его, чтобы использовать горлышко с острыми краями как оружие, было бы трудновато, но вот для броска он вполне годился.

Офицеры вставали, со скрипом отодвигая стулья, чтобы быть представленными новому гостю, и в этой суете на маневры Джека никто не обратил внимания. Но капитан Абсолют заметил, что взгляд человека, стоявшего на пороге, скользнул вниз, на его отягощенную графином руку, и сообразил, что от графа фон Шлабена ничто не укрылось.

– Генерал Бургойн, приношу тысячу извинений за столь позднее вторжение. Из-за спора лодочников у причала я вынужден был задержаться на берегу. Эти канадцы, похоже, весьма чувствительны во всем, что касается их прерогатив.

По-английски фон Шлабен говорил почти без акцента, гораздо лучше, чем переводчик.

– Мой дорогой граф! – Бургойн вышел вперед, протянув руку, которую гость с поклоном пожал. – Увы, мы только что завершили трапезу, но не позволите ли вы приказать подать вам блюдо отдельно?

– Не стоит беспокойства, генерал, я вполне удовольствуюсь... О, уж не волшебный ли аромат бишопа я здесь ощущаю? Да, в чем мы, немцы, вынуждены отдать пальму первенства англичанам, так это в их безграничной изобретательности по части напитков. Кто, кроме них, мог бы догадаться поджарить апельсин и бросить его в портвейн?

По кивку Бургойна Пеллью наполнил свободный бокал. Немец поднял его.

– За вечные мир и дружбу в отношениях между нашими народами!

Бокалы были осушены. Джек держал свой кубок левой рукой, все еще пряча графин в правой. Только когда тост был закончен, Джек намеренно поставил тяжелый графин на стол прямо перед Шлабеном.

Серые глаза немца переместились на Джека:

– А, капитан Абсолют, рад видеть вас снова! И к тому же при более приятных обстоятельствах.

– Право же, граф, не знаю, что и сказать. Я, в общем-то, получил удовольствие от нашей встречи.

Немец с едва заметной улыбкой обошел вокруг стола, представляясь всем офицерам по очереди. Саймон Фрейзер, обменявшись с ним рукопожатием, подошел к Джеку.

– Абсолют – это тот самый человек?

История о «Друри-Лейн» и Уинслоу много раз пересказывалась Бургойном во время путешествия и, приукрашенная множеством подробностей, превратилась в его изложении чуть ли не в эпическую поэму, хотя о причине поединка деликатно умалчивалось.

– Да, сэр.

– У нас в горной Шотландии есть присказка: «Уличные скрипачи, собаки и мухи слетаются на угощенье незваными». А по нему, – Фрейзер указал подбородком на фон Шлабена, склонившегося над рукой миссис Скин, – не скажешь, что он умеет играть на скрипке.

Джек закашлялся, подавив смешок. Слуга тихонько вошел, чтобы убрать разлившийся портвейн. Заметив, что он орудует тряпкой посреди «карты» его кампании, Бургойн возвысил голос над общим оживленным гулом:

– Джентльмены, не подышать ли нам воздухом, пока слуги не подготовят все для представления? Вы, сударь, – он повернулся к графу, – пропустили ужин, но, по крайней мере, сможете посмотреть любительское представление. Рискну предположить, что это произведет на вас впечатление. Мы готовили его во время долгого пути через Атлантику, чтобы развеять скуку. И смею утверждать, что мы достигли уровня, который не посрамил бы и многие профессиональные сцены Англии. Впрочем, пять недель – время достаточно долгое, и мы уже успели привыкнуть друг к другу. Может быть, вы смогли бы удивить нас чем-нибудь новеньким?

Фон Шлабен покачал головой.

– Боюсь, что я не актер, сэр.

– А мне говорили совсем другое, – почти (почти!) неслышно отозвался Бургойн, после чего уже громче продолжил: – Леди, джентльмены, предлагаю всем выйти на палубу и вернуться сюда через полчасика. Капитан Абсолют, а вас я попрошу на минуточку задержаться, – добавил он, когда все потянулись к выходу.

Джек остановился, а фон Шлабен, поравнявшись с ним при выходе, промолвил:

– Кстати, капитан, хочу передать вам привет от нашего юного друга, Тарлтона.

– Я удивлен, что его нет с вами. Я думал, вы неразлучны.

– Увы, удар, нанесенный вашим туземным приятелем, приковал его на некоторое время к постели, а меня ждал корабль. Но он просил передать вам, что с нетерпением ждет случая возобновить знакомство.

– Будет ли он участвовать в этой кампании?

– Кажется, он должен прибыть в Нью-Йорк и поступить в распоряжение генерала Хоу. Однако, – немец изобразил то, что сошло бы за улыбку, – я уверен, что ваши пути скрестятся снова.

Джек кивнул:

– Жду не дождусь.

Он указал на дверь, и граф с едва заметным кивком вышел.

Каюта наконец опустела. Бургойн остановился рядом с Джеком, и они некоторое время прислушивались к доносившемуся снаружи смеху: джентльмены помогали леди подниматься по крутым ступенькам. Когда последний голос растаял в ночи, Бургойн пробормотал:

– "Он, Кассий, худ и голоден на вид... "

– «Такие люди могут быть опасны», – подхватил цитату Джек и, отступив в глубь каюты, наполнил из графина два бокала. Вручив один Бургойну, он продолжил: – «Опасность эту должно ли отвесть?»

Старший собеседник пригубил вина и улыбнулся.

– А что, капитан Абсолют! Может быть, вы предлагаете кинжал в переулке? Как это согласуется с корнуоллским пониманием честной схватки?

– Бешеную собаку я бы убил хоть в Корнуолле, хоть где угодно. Особенно ту, которая уже пыталась убить меня.

– Это граф-то бешеный? Думаю, нет. Опасный, готов допустить. Он доказал это, умышляя против вас в Лондоне.

Вернувшись к своему месту во главе стола, Бургойн полез в свисавший со спинки его стула кожаный футляр и достал оттуда какой-то маленький предмет, после чего продолжил:

– Джек, можем ли мы утверждать – не предполагать, а именно с уверенностью утверждать, – что граф желал устранить вас, дабы помешать мне воспользоваться вашими услугами? Боюсь, что нет. Вас, что ни говори, застукали в пикантном положении, а с молодым Тарлтоном граф свел дружбу раньше, чем я вообще узнал о вашем возвращении в Лондон.

– Но, сэр...

Бургойн поднял руку.

– Кроме того, мы по-прежнему не понимаем, почему эти иллюминаты вмешиваются в наши дела. Мы полагаем, что они стремятся извлечь выгоду из беспорядка в этой стране, разрушить все ради построения чего-то нового. Но что они собираются строить на пепелище? И зачем? Этого мы не знаем, но должны выяснить. А пока мы этого не выяснили, будем следовать совету древних иудеев: «Держи друга своего близко, врага же своего еще ближе». Вы согласны?

– Так точно, сэр.

Джек видел, что командующий уже составил свое мнение на сей счет. Разумеется, если бы происходящее касалось только его лично, Джек без колебаний нанес бы удар первым, не дожидаясь, когда это сделают его враги. Однако он – как и генерал – понимал: в основе случившегося в Лондоне лежала отнюдь не обычная ревность. С неохотой Джек вынужден был признать, что убить фон Шлабена сейчас было бы ошибкой. Иллюминаты, как любое тайное общество, имеют голов не меньше, нежели легендарная Гидра. Отрубить эту, видимую, голову значило бы оказаться перед необходимостью иметь дело с другой, сокрытой.

Бургойн, перекидывавший из руки в руку предмет, вынутый им из футляра, бросил его через каюту. Джек поймал сверкнувшую в свете лампы штуковину в ладонь и поднес к глазам.

Это была мушкетная пуля. Однако не обычная: ее отличали больший блеск и круговая насечка посередине.

Джек подкинул ее в воздух и поймал снова.

– Серебряная. И легкая. Полая.

– Да.

Бургойн снова полез в свой футляр.

– Этот шарик был найден на – или, лучше сказать, в – купце из Коннектикута, известном лоялисте, который приехал торговать в Квебек. Он был замечен в какой-то сомнительной компании. Когда его взяли, то видели, как он проглотил эту штуковину. Потом ее извлекли из его внутренностей с помощью изрядной дозы рвотного. Бедняга от всех этих переживаний отдал Богу душу, а из шарика – да не морщитесь, Джек, мы его тщательно очистили – нам удалось извлечь вот это.

Бургойн аккуратно развернул перед собой на столе маленький кусочек бумаги.

– Губернатор Карлтон получил этот документ несколько дней назад, но расшифровать его никому в Квебеке не удалось. Вот мы и подумали, Джек: может, вы...

Джек придвинул лампу поближе. На страничке были очень плотно, но вполне разборчиво написаны в пять строчек комбинации цифр. Вроде бы абракадабра, но совершенно явно подчиненная некоему алгоритму.

– Сумеете решить эту головоломку, Джек?

– Мне потребуется некоторое время, сэр. Дольше, если это по-французски.

– Вы ведь говорите по-французски еще лучше, чем я. А правда, что в ваших жилах течет французская кровь?

Джек покачал головой:

– Это кровь очень давних предков, генерал. Однако в роду Абсолютов есть традиция давать всем сыновьям французское среднее имя.

– Какое же?

– Ромбо. С ним тоже связана легенда. Причудливая, совершенно невероятная.

Бургойн улыбнулся:

– Я люблю легенды. Обязательно расскажете мне ее, когда у нас будет больше времени.

– Конечно, сэр.

Джек, прищурившись, присмотрелся к крохотному клочку бумаги.

– Существует ли список вещей, имевшихся у этого купца?

Бургойн подвинул ему еще одну исписанную страничку. Джек внимательно изучил ее.

– Вижу, здесь нет ни книг, ни блокнотов.

– А вы, Джек, никак думали, что Вашингтон проявит любезность и на тот случай, если его лазутчики угодят к нам в руки, снабдит их не только тайными посланиями, но и ключами к шифрам?

Джек улыбнулся:

– Ключом вполне может служить совершенно безобидный роман, имеющийся и у отправителя, и у получателя. Если эти цифры соответствуют словам на какой-нибудь странице, вот вам и тайнопись. Такое послание мудрено расшифровать без книги.

– А этот шифр именно такого рода?

– По-моему, нет. Я вижу здесь повторяющиеся цифры... Нам известно, кому предназначалось послание?

Бургойн покачал головой:

– К сожалению, нет. Роковое последствие столь энергичного извлечения тайника лишило нас всякой дальнейшей информации. Однако... – Генерал помедлил, потом сунул пальцы в другую сумку. – Не очень-то мне хотелось, чтобы вы в это вникали, но среди вещей купца было найдено кое-что еще. Не ищите этого в списке, там его нет.

Он извлек связку ключей на кольце. Стандартных ключей для самых разных замков. Но внимание Джека привлекла металлическая пирамидка размером примерно с большой палец с изображением ока чуть ниже вершины.

– Да, – вздохнул генерал, когда Джек поднял на него глаза, – готов поручиться, что это масонский знак. Не вполне обычный. Впрочем, моя собственная ложа использует подобные символы, как и некоторые ложи здесь, в колониях. Масоны в этой войне сражаются по обе стороны. Я точно знаю, что семеро высших командиров Вашингтона принадлежат к ордену. Так что это, – он взял брелок и поднял на свет лампы, – вовсе не обязательно подразумевает нечто зловещее. Получатель, пусть и шпион, мог быть просто обычным членом обычной ложи. Ему не обязательно было принадлежать к...

– Иллюминатам?

– Нет.

Генерал выглядел сконфуженным. Таким Джек его еще не видел. Сам Абсолют всегда отклонял какие бы то ни было предложения вступить в братство вольных каменщиков. В том числе и исходившие от Бургойна.

– Да, плод иллюминатов червив, но это не значит, будто заражено и все древо ордена. Помните об этом, капитан. И мы не можем исходить из того, что это послание предназначалось, например, для графа.

– Разумеется, сэр, мы ничего не можем предполагать заранее.

Джек вернул Бургойну связку ключей.

– Вы хотите, чтобы я приступил к расшифровке прямо сейчас?

– Конечно, нет. Нам предстоит любительский концерт, а кодом можете заняться завтра с утра.

Джек аккуратно сложил бумажку и спрятал ее в карман жилета.

– Сходить мне за исполнителями?

– Давайте. Да, и по дороге пришлите мне слуг, чтобы подготовить сцену.

У порога Джек остановился и оглянулся.

– Сэр, я не похваляюсь моими навыками, но должен заметить одну вещь. Если считать вероятным получателем записки фон Шлабена... Мне представляется довольно странным направлять послание, закодированное подобным способом, человеку, столь развитому умственно. Шифр не такой уж сложный. Правда, это может означать, что отправитель не слишком умудрен в этой области. Или же...

– Или же записка предназначалась не графу, а кому-нибудь другому, – улыбнулся Бургойн. – Как я и говорил, почтенный граф не может быть нашим единственным подозреваемым, хотя не исключено, что именно он выведет нас на нужного человека. Как полагаете? В любом случае, капитан Абсолют, с ударом кинжала в темной аллее придется повременить.

– Так точно, сэр.

Пока Джек медленно поднимался по ступенькам, перед его мысленным взором пробегали ряды цифр. Их повторяющиеся сочетания заворожили его настолько, что, когда он взошел на палубу, они исчезли не сразу. А Джек не вдруг сообразил, что силуэты, вырисовывающиеся в дюжине футов от него на фоне ночного неба, принадлежат Луизе и графу. В следующее мгновение он заметил, как рука немца придержала ее за локоть. Правда, ручка самой Луизы тут же отдернулась и переместилась к поручню. Потом к Луизе подошли Балкаррас и Пеллью и, подхватив ее за руки каждый со своей стороны, повели по палубе. Когда ветер унес последний отзвук их затихающего вдали смеха, Джек оглянулся в поисках графа. Но немца уже не было.

* * *

Джек не любил играть на сцене. Правда, семь лет назад он пережил недолгое увлечение театральной жизнью, но и в ту пору предпочитал роль автора, идеи которого на сцене воплощают другие. Однако это касалось актерской профессии. Участие в любительских представлениях считалось занятием, вполне достойным джентльмена.

Зрители приветствовали каждую удачную реплику одобрительными возгласами и аплодисментами, как если бы они находились в «Друри-Лейн». Балкаррас с большим чувством декламировал «Элегию» Грея. Пеллью, хотя язык его несколько заплетался по причине излишнего увлечения бишопом, прочитал несколько сонетов Поупа. Генерал Фрейзер, к восторгу компании, продемонстрировал удивительно легкий и приятный баритон, исполнив «Горец, славный паренек», а Бургойна упросили показать несколько отрывков из его собственных драматических произведений. Генерал, Джек и Луиза стали читать их в лицах, и Бургойн произнес заключительные слова из его пользовавшейся успехом в Лондоне пьесы «Дева дубов»: «Я всем сердцем люблю старый дуб, но не могу сидеть в его тени, когда размышляю о Креси и Азенкуре». Тут все как один встали, чтобы выпить за те славные победы прошлого и не менее славные, ждущие их в грядущем.

Каюта была набита битком. После ужина народу подошло еще больше, и теперь там собралось четырнадцать офицеров, несколько офицерских жен, чета Скинов и еще двое видных лоялистов. В общей суматохе Джек потерял Луизу из виду. Лишь с полдюжины раз обойдя все помещение и многим надоев расспросами, он убедился в том, что ее здесь уже нет. Джек стремглав выскочил на палубу. Ему потребовалось время, чтобы приспособиться к сумраку после ярко освещенной каюты, и лишь тогда он увидел Луизу. Девушка стояла у борта над трапом, по которому ее горничная Нэнси спускалась в шлюпку.

– Собралась убежать, Луиза? Разве для этого не требуется двое?

Встрепенувшись, девушка обернулась на его голос.

– Джек...

– Ты не говорила мне, что сойдешь на берег сегодня вечером.

– Мой отец договорился о жилье в городе. После пяти недель плавания в корабельной тесноте...

Она не договорила.

– А разве ты не хотела попрощаться?

– Ненавижу прощания. Терпеть их не могу. Нэнси потратила уйму времени, накладывая тени на мои глаза перед выступлением, и пообещала, что накажет меня, если они потекут. Кроме того, я пробуду в отсутствии всего несколько дней, а потом присоединюсь к отцу и его полку. Мы увидимся в городе, так что в тягостном прощании на борту корабля нужды нет.

– Надеюсь, что ты не ошибаешься. Кажется, генерал хочет занять меня работой.

– Ничуть в этом не сомневаюсь. Но не забудь, что я сопровождаю кампанию. Времени для встреч у нас хватит. Я еще успею тебе надоесть.

В голосе Луизы прозвучала фальшь, как будто она все еще участвовала в пьесе.

Джек вдруг понял, в чем дело.

– Фон Шлабен огорчил тебя, верно? Я видел вас здесь вместе. Он держал тебя за руку. У меня и без того масса причин питать к нему отвращение, но если он причинил тебе хотя бы минутное беспокойство...

– Нет, Джек. Выбрось его из головы. Я... – Она заколебалась, потом вздохнула: – Да, признаюсь. Он действительно заставил меня поволноваться. Я немного знала его в Лондоне и...

Джек нахмурился.

– Припоминаю, ты упоминала, будто знакома с ним. Но ты никогда не рассказывала о том, что ваше знакомство зашло так далеко, что ты позволяешь ему касаться тебя.

Джеку самому не понравилось, какой тон он избрал для этого объяснения, но молчание девушки побудило его продолжить:

– Кроме того, мне кажется странным, Луиза, что ты не заговаривала о нем до сих пор. Принимая во внимание то, что произошло между ним и мною.

– А что тут странного? – Лицо Луизы залила краска. – В конце концов, ты ведь только сегодня вечером рассказал мне о То... Тоун...

– Тоунзаа? – Джек, смутившись, покачал головой. – Как это можно сравнивать?

Она воинственно выставила вперед подбородок.

– Наш корабль плыл к той самой земле, где вы с ней любили друг друга, но во время плавания ты и словом о ней не обмолвился.

– А с какой стати я стал бы о ней рассказывать?

– Именно, Джек. Именно. И точно так же ни разу не заикнулся о предполагаемой причине той дуэли.

При виде недоуменного выражения, появившегося на его лице, она добавила:

– Об актрисе.

Джек вздрогнул. Голос ее тут же смягчился, и она сделала шаг к нему.

– Прости, Джек. Я... я тебя не обвиняю. Я лишь хотела заметить, что когда кто-то... оказывает тебе знаки внимания, как-то не хочется обсуждать с этим человеком предыдущих воздыхателей.