Текст книги "Хроники Края. Полночь над Санктафраксом"

Глава четвертая
Каменные Сады

Каменные Сады находились на самом конце выступающего мыса Края. Здесь не было никакой растительности. Ни деревьев, ни кустарников. Никаких цветов. В этом жутковатом месте не росло ничего, кроме скал.

Скалы были посажены в незапамятные времена, и, насколько помнили все жители Края, они всегда там росли. В «Трактате о Стихиях» было несколько упоминаний об удивительных скалах круглой формы, которые, как ни странно, растут и, достигнув огромных размеров, улетают в небо. Огромная летучая скала, на которой был построен Санктафракс, тоже выросла в Каменных Садах.

Под старыми скалами появлялись новые и по мере роста выталкивали их все выше и выше. Со временем формировались своеобразные каменные столбы, потому что одна скала стояла на другой, причем чем выше стояла скала, тем она была больше. Рост скал сопровождался странными, зловещими стонами и звучным низким грохотом – эти звуки, вместе с возвышающимися по всем садам каменными столбами из скал, сделали Каменные Сады местом, которого боялся весь Нижний Город.

Если бы за скалами не следили, то верхние становились бы такими большими, легкими и летучими, что высвобождались бы с шуршащим вздохом и улетали в небо безвозвратно. Но за Каменными Садами все же присматривали. В каменных столбах вот уже много веков гнездилась колония огромных белых воронов, которыми управлял Краан. Это были откормленные и лоснящиеся потомки более мелких по размеру и потрепанных сородичей, которые и теперь живут в Топях. Именно они-то и присматривали за ростом скал.

Их чувствительные когти безошибочно определяли, когда летучая скала созревала и начинала подрагивать. Их чуткие уши улавливали малейший шепот скалы, готовой освободиться и улететь. Раз, а иногда и два в год, огромные скалы взлетали в небо и кружили вокруг Башни Дождеведов. И тогда, подобно снежной буре, вороны спускались на крышу обсерватории Лофтус и давали знать ученым Санктафракса, что пора собирать урожай скал.

Под бдительным присмотром Верховного Академика ученые Санктафракса после церемонии благословения и ритуалов очищения спускались в Каменные Сады и принимались за работу.

Одну за другой, при помощи сеток для камней и скальных кронциркулей, они закрепляли скалы, пока те с жуткими завываниями пытались освободиться и взлететь вверх.

Жители Нижнего Города при виде стаи белых воронов, похожих на призраков, пришедших из мира по ту сторону Края, вспоминали все свои предрассудки и трепетали от ужаса. Завывание скал и карканье воронов, известное в городе как «Песнь мертвых», было почти невозможно вынести. Животные впадали в панику, дети затыкали уши и со всех ног неслись домой, даже у записных храбрецов сердца замирали от страха. Каждый обитатель Нижнего Города в это время хватался за любимый талисман или амулет и без конца шептал молитвы, прося, чтобы смерть пощадила его и дала пожить еще немного.

И все же, несмотря на все страхи и предрассудки, жители Нижнего Города беспокоились бы гораздо больше, если б однажды этот шум не раздался, поскольку, как бы ужасен он ни был, мерзкий гвалт знаменовал собой появление летучих скал, от которых все в городе зависели. Истощись запас летучих скал – и ни один воздушный корабль не сможет подняться в небо.

Ученым Нижний Город выплачивал за летучие скалы немалые деньги, так что они прекрасно осознавали важность выполнения своих обязанностей. С точки зрения благополучия это приносило им огромные богатства и серьезное влияние в обществе, позволяя вести комфортное существование в великолепном воздушном городе и давая возможность продолжать свои ученые занятия.

И все-таки, невзирая на важную роль скал в своей судьбе, ученые мужи не видели необходимости охранять Каменные Сады. Эту обязанность они целиком возложили на белых воронов. Когда ученые завершали свою работу и уходили, огромные белые птицы с гвалтом устремлялись вниз с обсерватории Лофтус и пожирали оставленные для них туши ежеобразов или тильдеров – или церемониально выложенные тела самих ученых, когда Санктафракс посещала смерть.

И именно в это место смерти и зарождения, в Каменные Сады, рухнула падающая звезда. Вместе с завыванием ветра, носящегося меж каменными столбами, раздалось тихое шипение, и белые вороны увидели маленький светящийся шар, летящий из бездны, за Краем.

Когда он приблизился, шипящий, фыркающий звук стал громче, клубок света – больше и ярче. Внезапно темная туча закрыла луну, но в Каменных Садах стало светлее, а не темнее, потому что светящийся шар несся именно сюда. Его свет превратил остатки воды в трещинах и выбоинах скал в черные зеркала, а столбы круглых скал в шары хорошо начищенного серебра.

Белые вороны захлопали своими потрепанными крыльями и закричали от ужаса. Это была падающая звезда, и она летела прямо к их дому на скалах.

Вниз, вниз, вниз и… бабах! Нечто с громким чавканьем плюхнулось рядом с самым высоким каменным столбом. Там оно и осталось. Ослепительно сверкающее и неподвижное.

Белые вороны с любопытством подались вперед и окружили сверкающий предмет. Опасно ли это? Съедобно ли это? Они каркали, хлопали крыльями и нервно нападали на него, пока Краан не остановил их сердитым окриком:

– Ка-а-ар!

О любых неожиданных вторжениях в Каменные Сады следовало немедленно докладывать Профессору Темноты. И, как глава стаи белых воронов, это должен был сделать именно Краан.

– Ка-а-ар! – закричал он снова и улетел прочь.

Белые вороны остались охранять сверкающий предмет до его возвращения.

– Быстрее же, дурья твоя башка! – кричал Профессор Темноты. – Да что ж это такое! Ты, наверное, самый медленный возница во всем Нижнем Городе! – Он наклонился и своей деревянной палкой ударил тролля-несуна. – Быстрее! – понукал он. – Быстрее!

Но вместо того чтобы ускорить шаг, тролль-несун остановился совсем и уронил на землю деревянные оглобли повозки. Профессора резко отбросило назад и прижало к боковым поручням. Он в бешенстве повернулся к троллю-несуну.

– Что это значит? – воскликнул он.

– Дальше я не пойду, – ответил тролль.

Профессор огляделся и с удивлением обнаружил, что они находятся уже на краю Каменных Садов.

– Не очень-то быстро, – сердито заметил он, – но я тебя еще не отпускал. Мне надо, чтобы ты повез меня в сами Каменные Сады.

Тролль-несун отрицательно замотал головой.

– Ты меня слышишь? – спросил профессор.

Тролль-несун мялся, переступал с одной голой ноги на другую, месил дорожную грязь и упорно смотрел в сторону.

– Больше я ни шагу не сделаю, – твердо заявил он в конце концов. – Я и так уже завез вас дальше, чем мне хотелось бы. – Тролль поежился. – Ненавижу это место. У меня просто мурашки по спине ползут.

– Понятно, – коротко заметил профессор и вылез из повозки, расправляя мантию. – Ты подождешь меня здесь! – приказал он.

– Ну нет… – захныкал тролль-несун.

– Тебе же хуже будет, коли не подождешь, – предупредил профессор. – Если, когда я вернусь, тебя здесь не будет, позабочусь о том, чтоб ты больше никогда в жизни не толкал повозок.

Тролль-несун беспокойно оглянулся.

– Ладно, – сказал он наконец. – Но… это… Вы уж не долго там, а?

Профессор оглядел мрачный скалистый пейзаж, открывавшийся взору, и сам содрогнулся от нехорошего предчувствия.

– Поверь мне, – пробормотал он, – я вернусь как можно быстрее.

Плотно запахнув полы мантии и подняв капюшон, профессор направился в Каменные Сады. Он спотыкался и хлюпал по грязи, деревянная палка колотила его по ногам. Ученый чувствовал себя усталым, и ему становилось совсем не по себе. Каменные Сады, стонавшие и скрипевшие вокруг него, внезапно показались неприятно огромными, а шансы найти упавшую звезду смехотворно незначительными.

Куда ему идти? Что ему искать?

При свете низко висящей луны, которая то горела ярче, то скрывалась за налетевшей тучей, профессор уловил впереди себя мелькание хлопающих крыльев. Его сердце замерло. Эти дикие птицы, которые населяли Каменные Сады, были непредсказуемы и опасны, и, услышав их хриплое карканье, он уже готов был повернуть обратно, как вдруг ужасная мысль пришла ему на ум.

«Раз о падающей звезде мне сообщил Краан, – подумалось ему, – весьма вероятно, что именно вокруг падающей звезды они все сейчас и кружатся. Ой-ой-ой, – вздохнул он. – Ну смелее же. Главное не показать страха, иначе они тебя заклюют».

Луна зашла за горизонт, стало значительно холоднее. Туман, поднимавшийся от земли, клубился вокруг ног профессора и его палки-погонялки.

– Да защитит меня небо! – пробормотал он дрожащим голосом, когда крики белых воронов стали громче.

Ведомый лишь нескончаемым хриплым граем, профессор шел, спотыкаясь на неровной земле, почти ничего не видя из-за густой дымки.

И вдруг перед ним в тумане возникли очертания высокого каменного столба. Профессор остановился. С полдюжины больших белых воронов сидели на верхнем валуне и сварились из-за места. Другие гомонили по краям. Еще с десяток – все огромные – шумели на земле и, распустив крылья, кружились в странном воздушном танце. Было совершенно ясно, что они что-то охраняли.

Профессор приблизился на шаг. Его сердце колотилось не только от страха, но и от волнения в предчувствии находки. То, вокруг чего собрались белые вороны, светилось само по себе. Он сделал еще шаг вперед. И еще…

– Ка-а-ар! – яростно закричали белые вороны, заметив пришельца. Сидящие на каменном столбе захлопали крыльями и с криками взмыли в воздух. Те, что были на земле, угрожающе раскрыв клювы и растопырив когти, бросились на профессора. Они были рассержены и голодны.

– В-вы знаете, к-кто я такой? – закричал профессор. Он показал им тяжелую золотую печать Верховного Академика, которая на цепи висела у него на шее. – Это же я, Верховный Академик, который вас кормит, который…

Он замолчал. Птицы не обращали ни малейшего внимания на его слова. Они окружили ученого и дико хлопали крыльями, оценивая его силы. Безнадежно было пытаться удержать их на расстоянии. Даже если бы профессор попытался своей тяжелой палкой отбиться от тех, что были перед ним, другие вероломно напали бы на него сзади.

– Краан! – закричал он. Его старый друг, конечно, не допустил бы, чтобы ему причинили вред. – Краан!

Сверху, у него над головой, раздался шум крыльев самого большого и сильного из белых воронов, который по спирали опускался с неба. Сверкнули его когти. Блеснул клюв. Это был Краан. Отшатнувшись назад, профессор смотрел, как тот приземлился на спину одного из атаковавших и клюнул его в шею. Громкий крик эхом пронесся по Каменным Садам. Кровь брызнула на белые перья.

– Ка-а-ар! – угрожающе закричал Краан. Остальные белые вороны отступили.

– Здесь опасно, – прокаркал Краан, обернувшись, чтобы злобно напасть на птицу, осмелившуюся подойти слишком близко.

– Падающая звезда… – заикаясь, выдавил профессор.

– Падающая звезда, – хрипло подтвердил Краан, развернувшись и прокладывая дорогу в толпе раздраженных воронов.

Профессор шел за ним, все еще волнуясь. Если вся стая собралась бы вместе, вороны мигом могли одолеть своего вожака.

Подойдя к светящемуся предмету, профессор посмотрел вниз, пытаясь разглядеть его в густом тумане. Он вздрогнул, едва веря собственным глазам. Должно быть, у него разыгралось воображение. Или это был обман зрения из-за того, что свет и тень падали особым образом. Он подошел еще ближе, присел и дотронулся до странного предмета рукой. Но пальцы подтвердили ему, что и глаза не обманули. Это была не упавшая звезда. Не шаровая молния. Не светящаяся скала.

Это было тело воздушного пирата, лежавшего на животе, лицом вниз, – и оно светилось с головы до ног ярче, чем факел.

– Я знал, что воздушный корабль мне не привиделся, – пробормотал профессор. – Должно быть, он взорвался. А падающие звезды, которые я видел, те восемь шаров света… – Он вновь посмотрел на воздушного пирата. – Неужели они были командой этого корабля?

Карканье белых воронов стало еще громче. Теперь профессор понял, почему они охраняли свою находку столь ревностно и почему его появление вызвало такую ярость. Для них воздушный пират, упавший прямо в место их обитания, был бесплатной едой – едой, которой Краан и вновь пришедший мешали им насладиться.

Профессор протянул руку и схватил воздушного пирата за плечо. Когда он это сделал, его пальцы коснулись чего-то острого, как иголки. Он отдернул руку и пристальнее вгляделся в лежащего.

– Шкура ежеобраза, – задумчиво пробормотал он.

Профессор осмотрел тело пирата, отметил его молодость и густые спутанные волосы. Теперь он уже аккуратнее взял человека за плечо, перевернул на спину и уставился ему в лицо.

– Ты! – ахнул он. Тело пирата пульсировало зловещим ослепительным светом. – Ой, Прутик, что же с тобой случилось? Что ты наделал?

Вокруг них каркали и пронзительно кричали белые вороны, самые смелые из них подавались вперед и пытались клюнуть своими страшными клювами ногу Прутика.

– Прутик! – в отчаянии позвал профессор. Отважный молодой капитан воздушных пиратов все еще был жив, но жизнь угасала в нем с каждой минутой. – Прутик, очнись. Я заберу тебя в Санктафракс. Прутик, ну же! Не послушался ты меня, нет. Ты говорил мне: «Я капитан воздушных пиратов, как мои отец и отец моего отца. Это у нас в крови». Вот как ты сказал. И вот что из этого вышло. Ох, если бы твой отец, Квинтус Верджиникс, видел тебя сейчас…

При упоминании имени отца Прутик зашевелился. Профессор улыбнулся. Белые вороны, крича от ярости, отступили назад.

Веки Прутика дрогнули. Профессор с радостным волнением следил за их движением.

– Или, может, мне следует назвать его другим именем. Именем самого уважаемого пирата, который когда-либо бороздил воздушные просторы, пирата, которого больше всех боялись. Облачный Волк…

Глаза Прутика распахнулись.

– Отец, – проговорил он.

– Нет, Прутик, – мягко отозвался профессор, – не твой отец. Это я, Профессор Темноты.

Но в блуждающем взгляде Прутика, диком, невидящем, не было и тени мысли. Прутик больше не мог говорить. Профессор понимающе покивал.

Тело молодого капитана, кроме того что оно светилось странным светом, казалось, не пострадало, чего нельзя было сказать о его рассудке.

Вороны снова приблизились. Краан отогнал особо настойчивых и повернулся к профессору.

– Давай, – разрешил он. – Бери падающую звезду, быстро!

По напряжению в хриплом голосе птицы профессор понял, что Краан не сможет дольше удерживать остальных воронов на расстоянии.

Пытаясь не обращать внимания на мутные глаза Прутика, бессмысленно уставившиеся в пространство, профессор подхватил его под руки и поставил на ноги.

– Теперь иди, – проговорил он. – Давай же. Сделай это, ты можешь…

Небо на востоке посветлело, когда профессор ковылял обратно через Каменные Сады, одной рукой поддерживая Прутика за плечо, а другой опираясь на свою палку.

– Вот так, Прутик, – ободряюще говорил он. – Еще немного, всего пару шагов.

Глава пятая
Каулквейп

– Падающая звезда! – Младший служка, подросток с жесткими топорщащимися волосами, в одежде с чужого плеча, одиноко стоял, уставившись в ночное небо. – Как любопытно, – шептал он.

Буря кончилась, и ученые выбирались из своих многочисленных убежищ.

– А что это у нас тут? – раздался за спиной у юноши насмешливый голос. – Маленький звереныш, сынок члена Лиги. А чего это ты не в библиотеке, не засунул нос в свои свитки, Каулквейп?

Голос принадлежал подмастерью в отороченной мехом мантии, какие носят все в Колледже Облакологии. За ним стояли еще несколько человек, все они стряхивали пыль с одежды и посмеивались.

– Я думал… – пролепетал подросток, – мне показалось, я что-то видел, Вокс.

– Пусть за небом специалисты наблюдают, – с гаденькой улыбочкой заметил Вокс. – Тебе что, сортира какого-нибудь не хватило почистить?

– Я… да я так, тут просто проходил, – вымолвил Каулквейп, неуклюже собирая в охапку свои манускрипты, и поспешил по выложенной булыжником дорожке прочь от всей этой компании.

– Урод из Нижнего Города, – донесся до него голос Вокса.

Каулквейпу едва исполнилось пятнадцать, и он был очень маленьким для своего возраста. Он занимал самую низшую ступень социальной лестницы Санктафракса – и одной из его обязанностей было как раз чистить туалеты. Он был мальчиком на побегушках для любого, у кого были какие-то задания для слуги. Ему приходилось бегать с поручениями для всяких помощников профессоров, просеивать туман, измерять силу ветра и поддерживать воздушный город в безупречной, сияющей чистоте.

Однако Каулквейп мечтал о большем. Каждый раз, когда у него появлялась малейшая возможность, он убегал в Главную Библиотеку Санктафракса – место, которым остальные прискорбно пренебрегали, – и погружался в бесчисленные пыльные свитки, которые там хранились.

Библиотеку не любили. У нее не было ни очарования Колледжа Облакологии или Академии Ветра, ни власти и влияния Школы Темноты и Света, но ведь и самого Каулквейпа тоже не любили. Его отец, дородный, властный, быкообразный член Лиги, которого звали Улбус Пентефраксис, купил ему место в Санктафраксе.

– Ты никогда не пробьешь себе дорогу в Лигах, маленький пугливый червячок, – сказал ему когда-то отец. – Может, хоть эти напыщенные наблюдатели погоды сделают из тебя что-то приличное. Я точно не смогу, это не в моих силах!

Оттого-то он купил для сына место младшего служки. Сначала Каулквейп был вне себя от радости. Но вскоре он обнаружил, что воздушный город может быть столь же суровым местом для жизни, как и улицы Нижнего Города. Хотя члены Лиги, несомненно, были богаты, все ученые в Санктафраксе их презирали, а тех помощников и подмастерьев, которые получали место в воздушном городе за деньги, презирали и того больше.

Торопливо проходя по пустынным проспектам величественного воздушного города, Каулквейп останавливался, чтобы как следует рассмотреть красоту, которая его окружала: башни с минаретами, куполами и шпилями, горевшие розоватым светом в лучах восходящего солнца, дивные резные колонны, статуи и фонтаны, взмывающие вверх лестницы и крытые галереи. Он знал, что никогда в жизни все это не станет родным и близким. Слишком уж оно было изящно. Слишком богато. Так пышно.

Каулквейп вздохнул. Когда он смотрел на все это величие, то чувствовал себя еще меньше и незначительнее, чем обычно. Ему вспомнились насмешки Бокса. «Урод из Нижнего Города!»

Он подумал, примут ли его когда-нибудь в этом великолепном месте, станет ли он однажды чем-то большим, нежели маленьким пугливым червячком?

В одном юноша был уверен: он никогда не вернется в Нижний Город.

Шум, грязь, удары и тычки отца и разочарование в глазах матери перед ее смертью. Жизнь в Нижнем Городе его совсем измучила. Нет, будь что будет, а дом-то теперь в Санктафраксе. Отец платит хорошие деньги за то, что Колледж Облакологии держит у себя его сына. И он, Каулквейп, когда-нибудь завоюет уважение этих высокомерных профессоров!

– Будь смелее! – прошептал он. – Увереннее!

Каулквейп как раз поворачивал за угол Института Льда и Снега, когда услышал голос, доносившийся с посадочной площадки впереди него.

– Насмерть раздавило тяжеленной ерундой, упавшей с неба, – говорил кто-то.

Каулквейп пошел было вперед, но потом отшатнулся и спрятался в тени. Коренастый крохгоблин разговаривал с приятелем, подтягивателем корзин, на навесной платформе.

– И что потом? – сказал приятель крохгоблина.

– Я-то знаю, – сказал крохгоблин. – Я только минуту назад вернулся из Нижнего Города. Мне повезло, что спасся, скажу тебе. Я был в таверне «Дуб-кровосос», и тут Мамаша Твердопух – эта старая курица, хозяйка заведения, – внезапно прибегает, вся дрожит и раскудахталась, что воздушный корабль попал в этот жуткий шторм, его разнесло на кусочки, а смертоносные обломки посыпались на Нижний Город. Огромное рулевое колесо хряпнулось прямо на крышу Палаты Лиг, пробило ее и расплющило троих важных шишек между прочим.

– Да ты че! – удивился его приятель и даже глаза выпучил от любопытства и желания разузнать кр-р-ровавые подробности.

– Мамой клянусь, – подтвердил крохгоблин. Он поднял руки и на пальцах пересчитал жертв. – Первый – Глава Лиг, – сказал он, – Симон или Симеон, что-то в этом роде. Потом этот тип от Клея и Веревок, как его там. И еще… – Он нахмурился в задумчивости. – А, ну да, и капитан одной из ихних патрульных лодок Лиг. Пентефраксис. Улбус Пентефраксис.

Каулквейп почувствовал, будто его самого придавило рулевым колесом. Его отец мертв! Он бы, может, и не оплакивал потерю своего весьма неприятного папаши, однако его дыхание вдруг прервалось от волнения и мысли о том, какие ужасные последствия предполагали эти новости.

Когда умирал член Лиги, она забирала себе все. И возможно, уже сейчас бывшие коллеги отца выносят из отцовского особняка все, на что могут наложить лапы, кружатся там, подобно стае алчных воронов. А кто их остановит? Уж конечно, не его слабосильный единственный сын, живущий в Санктафраксе.

– Санктафракс! – застонал Каулквейп, обхватив голову руками. Кто же будет платить за его место? Колледж Облакологии просто выкинет его обратно на улицы Нижнего Города, как только перестанут поступать деньги. С ним все было кончено, все было потеряно – его только воронам оставалось скормить.

Возвращение из Каменных Садов заняло больше времени, чем хотелось бы, и солнце уже давно встало, когда тролль-несун наконец добрался до Нижнего Города. Прежде всего (хотя кости у Прутика не были переломаны) то, что он пережил во время бури, сделало его медлительным и слабым. Пока профессор вел беднягу до повозки, ему пришлось несколько раз останавливаться. А когда они наконец дошли, тролль-несун стал настаивать на пересмотре платы за проезд, потому что из Каменных Садов возвращаются уже двое, а не один профессор, которого он сюда привез.

– Больше весу – больше плата! – настаивал тролль-несун и отказался двигаться с места, пока профессор не сдался.

Потом, когда о сумме оплаты наконец договорились и они отправились в путь, оказалось, что тролль-несун взял на себя непосильную задачу. Он и на ровном месте отдувался, задыхался и полз как черепаха, а уж на холмах он так тяжело хрипел, что профессора временами охватывало сомнение, доедут ли они вообще.

Что касается Прутика, тот не запомнил происходившего. Он ничего так и не сказал, кроме того первого слова. Отстраненный и вялый, молодой капитан дал Профессору Темноты запихать себя в повозку. Когда их путешествие подошло к концу, яркий свет, приведший профессора к Прутику, угас.

– Скоро приедем, – ободряюще заметил Профессор Темноты.

Прутик никак не показал, что слышит его.

– Помнишь, как мы впервые встретились? – спросил профессор, пытаясь растормошить память Прутика. – Когда ты пришел в мой старый кабинет, на самом верху Башни Дождеведов… – Он усмехнулся. – Неба ради, Прутик, – добавил он, – ты тогда помог Санктафраксу в час нужды. Теперь Санктафракс поможет тебе. Я тебе в этом клянусь. – Он взглянул на озадаченное лицо Прутика и вздрогнул от сочувствия и беспомощности. – Прутик, а Прутик, – продолжал он, – во имя неба, что заставило тебя отважиться без привязи отправиться в открытое небо? Ты что, не понимал, с какими опасностями там столкнешься? – Он схватил Прутика за плечи. – Что там произошло?

Но Прутик не ответил. В сознании молодого капитана воздушных пиратов, очевидно, все перемешалось. Если ему быстро не оказать помощь, есть опасность, что он окончательно сойдет с ума. Профессор огляделся по сторонам и обнаружил, что они уже подъезжают к пригороду Нижнего Города. Через пять минут тролль-несун положил на землю оглобли повозки.

– Приехали, – тяжело выдохнул он и наклонился, с трудом восстанавливая дыхание.

Профессор вылез из повозки и взглянул наверх, на воздушный город, парящий над ними. Одна из подвесных корзин качалась прямо у него над головой.

– Эй, есть там кто? – закричал он.

Все еще стоя в тени, Каулквейп смотрел на широкую мощеную улицу: в ушах у него звенело, глаза заволакивало туманом и тяжесть на сердце мешала дышать. Его взгляд блуждал по величественным зданиям, построенным специально для той или иной школы или колледжа.

– И всего этого я никогда больше не увижу, – со слезами на глазах пробормотал Каулквейп. – Скоро я стану одним из нищих на улицах Нижнего Города.

И тут у края платформы началась суматоха. Профессор Темноты вылез из корзины, когда она была подтянута к посадочной площадке. С ним был кто-то еще: босой, худой, со спутанными волосами и в оборванной одежде. На минуту Каулквейп позабыл о своем несчастье. «Кто это? – удивился он. – И почему с ним сам Профессор Темноты?»

Когда крохгоблин снова опустил корзину и исчез из виду, оставив профессора и незнакомца одних, Каулквейп вышел из тени.

– Эй, паренек!

– Кто, я, сэр? – заикаясь, спросил Каулквейп, выронив все свои свитки.

Профессор Темноты оглядел его с головы до ног.

– Да, ты, – сказал он. – Помоги-ка поставить Пр… э-э… моего друга до Школы Темноты и Света и э-э…

– Конечно, сэр. Сейчас, сэр, – ответил Каулквейп, взваливая молодого человека на спину.

– Я надеюсь, ты умеешь держать рот на замке? – спросил профессор, показывая дорогу. – Я не хочу, чтобы ученые своими сплетнями беспокоили моего друга.

– Д-да, – тихо пробормотал Каулквейп.

Профессор устало взглянул на него и спросил:

– Как тебя зовут, паренек?

– Каулквейп, сэр, – ответил тот, – младший служка Санктафракса.

– Младший служка Санктафракса, – повторил профессор, сузив глаза. – Из Нижнего Города, судя по виду. Могу поспорить, у тебя богатый отец, член Лиги.

Они почти подошли ко входу в школу. Каулквейп кивнул:

– Да, сэр. Мой отец является членом… – он поправился, – был членом Лиги, сэр.

– Очень хорошо, очень хорошо, – рассеянно ответил профессор.

Они подошли к парадным дверям Школы Темноты и Света слишком скоро для Каулквейпа.

– Спасибо, паренек, – поблагодарил профессор, помогая полубесчувственному Прутику ступить на порог. Массивные кованые двери захлопнулись за ними.

Каулквейп остался стоять на улице в одиночестве и чувствовал себя абсолютно потерянным. И что теперь? Он повернулся и побрел назад тем же путем, что пришел. Сколько ему оставалось быть здесь? День? Неделю? Может, больше, а потом его выгонят, и вместе со своими жалкими пожитками он влезет в корзину, чтобы отправиться обратно в Нижний Город навсегда.

– Ну, Каулквейп, – сказал он себе, – ты найдешь самый темный, пыльный угол в Главной Библиотеке, а там – кто знает? – и храбро улыбнулся. – Может, они забудут обо мне, как обо всех этих свитках!