Текст книги "Сверхъестественное: И прошел год. Поцелуй койота. Ночной кошмар"

Криста Фауст
Поцелуй Койота

Глава 1

Летти была почти уверена, что этой красивой женщины не было с ними, когда их группа выехала из городка Альтар в Соноре[102]102
  Сонора – штат на севере Мексики, граничащий с американским штатом Аризона. – Здесь и далее прим. переводчика.


[Закрыть] и направилась к границе США. Хотя, учитывая жуткую усталость, обезвоживание и недостаток сна, трудно утверждать наверняка.

Сидя в первом из нескольких грязных и тесных фургонов, девятнадцатилетняя Летти чувствовала себя тревожно и неловко. Она была одной из всего трех женщин в группе, состоящей в основном из грубых шумных мужчин – худая неуклюжая девчонка, на которую дома, в Тлауаке, парни почти не обращали внимания. Но сейчас мужчины заметили ее. Некоторые уже отпускали грубые комментарии, подбивая друг друга ущипнуть ее за маленькую грудь. Дела пошли еще хуже после того, как Марту, единственную, кто был добр к ней, укусила змея, и ее пришлось оставить. Марта пыталась заставить Летти забрать ее воду, она знала, что умирает, и не хотела, чтобы вода пропала напрасно, но Летти не смогла это сделать. Но теперь, в неумолимую жару, когда безжалостное солнце пекло голову и все расплывалось перед глазами, Летти жалела, что не взяла воду. Возможно, тогда ей бы не мерещилось всякое – та красивая женщина, например.

Они пересекли границу еще до рассвета и затаились, дожидаясь темноты. Ночью должна была приехать другая машина, подобрать их и провезти остаток пути до безопасного дома в Финиксе. Койот – кличка, которой мигранты называют проводников через границу – ушел. Место, в котором велено было ждать, представляло собой пятачок с одним колючим кустиком и камнем с зубчатыми краями. Тени едва хватало для одного человека. Койот уехал на внедорожнике с другим контрабандистом, оставив двухлитровую бутыль теплой мутной воды и строжайший приказ не высовываться и слушать вертолеты.

Когда наступил полдень, убийственная жара, словно ленивый снайпер, начала забирать их одного за другим. Один из молодых мужчин, который хватал Летти за грудь, потерял сознание, повалился тяжело, будто пьяница, и едва дышал. Потеть он уже перестал. Молодая женщина, имени которой Летти так и не узнала, умерла, ее тело облепили мухи. Вода давно кончилась.

Но той красавице жар, похоже, был нипочем. Она сидела, скрестив ноги, и поднятый капюшон черной толстовки бросал тень на глаза. Изящные губы не пересохли и не потрескались; на гладкой бледной коже не появилось ни одного солнечного ожога. Рюкзака у нее не было. Она не разговаривала – просто смотрела, как солнце перемещается по небу. Казалось, никто, кроме Летти, ее не замечает.

Парень, потерявший сознание, уже был мертв, когда появилась обещанная машина – потрепанный автофургон с лысыми шинами, для которых неровная дорога казалась непосильным испытанием. Еще двое мужчин были едва живы, и друзьям пришлось затаскивать их в кузов. Летти так устала и измучилась от жажды, что едва держалась на ногах, но не собиралась сдаваться. Красивая женщина держалась позади, когда Летти приковыляла к фургону и забралась в кузов. Внутри пахло мочой и человеческим горем. Койот задвинул дверь и повесил замок на тяжелую цепь. Двигатель зарычал и закашлял, наполнив душное пространство вонью выхлопных газов. Летти уселась на рюкзак и сосредоточилась на том, чтобы ее не вырвало: нельзя было терять жидкость. Только сейчас она осознала, что красивая женщина сидит совсем рядом. Красавица скинула капюшон, и непослушные кудрявые волосы, пахнущие костром и копалем[103]103
  Копаль – древесная смола, используется как ритуальное благовоние в Мексике, Перу и других странах Латинской Америки.


[Закрыть], задели щеку Летти.

– Меня зовут Летти, – прошептала девушка по-испански, просто чтобы отвлечься от нарастающей тошноты.

В кузове было слишком темно, чтобы разглядеть выражение лица женщины, и понять, слушает ли она вообще. Но даже если и слушала, отвечать она не стала.

– Я еду в Лос-Анджелес работать в мясном магазине у двоюродной сестры, – Летти нервничала и говорила слишком быстро. – Резать цыплят. Мой брат думает, что это забавно, потому что он называет меня Цыплячьей Шейкой. Еще с тех пор, как мы были детьми. Потому что я тощая, ну знаете, как цыплячья шея. Но он перестанет так думать, когда увидит, сколько денег я стану посылать бабушке. А потом я заработаю столько, что смогу привезти сюда и ее, и мою дочку. Ее зовут Марисоль, ей три года.

Вокруг по-прежнему было слишком темно, но Летти вдруг поняла, что женщина смотрит прямо на нее и внимательно слушает.

– Заткнись, – прошипел мужчина и ткнул ее локтем под ребра. – Пищишь как цыпленок.

Летти заткнулась. Время шло. Она начала дремать и почти увидела сон о том, как плывет, обнаженная, в холодной воде. А потом услышала то, что вернуло ее обратно в реальность – звук другого мотора, шуршание шин. Приближалась еще одна машина. Коротко взвыла сирена, и голос что-то рявкнул в мегафон на иностранном языке. Вспышка паники промчалась сквозь тесное душное пространство и исчезла, оставив после себя чувство обреченности. Они взаперти. Некуда бежать. Все кончено – попались.

Летти не гордилась тем, что сделала, чтобы расплатиться с койотом, и в глубине души знала, что никогда не осмелится снова пройти через этот ад. Это был ее единственный шанс попасть в Соединенные Штаты и добиться лучшей жизни для дочери. Она хотела быть уверенной, что Марисоль никогда не придется делать того, что пришлось сделать ей. А теперь все рушилось, единственный шанс ускользал сквозь пальцы.

Фургон притормозил, потом остановился. Сама того не осознавая, Летти потянулась и схватила красивую женщину за руку. По крайней мере, так она думала. Но то, чего она коснулась, совершенно не было похоже на кожу. Сначала это было словно грязная жесткая шерсть на трупе собаки, умершей неделю назад, потом стало напоминать холодные хитиновые щитки на скорпионьем хвосте. Затем снова стало плотью, человеческой, горящей смертельным жаром и бугрящейся, словно под кожей деловито копошились личинки. Послышался странный звук – жуткое рычание, такое низкое, что ты скорее чувствовал его, чем слышал. Ему вторил влажный хруст, будто кто-то ломал кости, чтобы добраться до мозга. Летти отдернула руку, негромко придушенно вскрикнув. Голова кружилась. Ей казалось, что на месте, где сидела красивая женщина, оказалась глубокая дыра, и Летти падала в нее. Или тонула. Запах дыма и камеди усилился, и тогда тварь, которая только что была красавицей, прыгнула на Летти – тварь совершенно реальная, состоящая из зубов и всепоглощающей ярости.

Глава 2

Пограничник Марко Салазар смотрел в прибор ночного видения на приближающийся грузовик контрабандистов. За рулем сидел неудачник-койот по имени Фернандо «Пучеглазый» Руиз Иерра. Свою кличку Пучеглазый получил из-за больших глаз навыкате, но в управлении шутили, что он и «Боинг-747» у себя под носом не разглядит. Он был неудачником, обычным неудачником, печально известным тем, что позволял клиентам умереть от жажды еще до того, как они пересекали границу. Но он брал дешево, и не было недостатка в отчаявшихся мигрантах, жаждущих рискнуть, чтобы попасть в страну больших возможностей. Его дважды едва не накрыла погранично-таможенная служба, но он оба раза ускользнул, притворившись одним из мигрантов. Никто из нелегалов не выдал проводника, опасаясь его связей с местным наркокартелем. Во второй раз его попытались задержать как уже однажды депортированного, но кто-то потянул за нужные ниточки, и пришлось вместе с остальными мигрантами отправить его обратно в Мексику. Салазар, однако, был уверен, что это всего лишь вопрос времени: однажды «крыша» Пучеглазого решит, что от него больше проблем, чем пользы, и положит конец их общей головной боли.

Видно, это время пришло раньше, чем он думал. Сейчас Пучеглазого поймают за рулем фургона, набитого нелегалами, и можно будет наконец выдвинуть обвинение и посадить проводника в тюрьму, а не просто вышвырнуть туда, откуда он явился. Разумеется, бесконечный поток мигрантов из-за этого не иссякнет, зато бессмысленных смертей на территории, за которую отвечал Салазар, станет меньше.

В наушнике щелкнуло, и сквозь помехи донесся голос СиДжей. Ничего особенного, она просто подтверждала появление грузовика и запрашивала разрешение действовать, но от ее голоса его бросило в жар и под бронежилетом выступил пот, хоть ночи в пустыне прохладные.

Пограничник Кара Джин Хогеланд появилась в его команде всего три месяца назад. Ей было двадцать семь – на тринадцать лет меньше, чем Салазару. Она не была красавицей: длинное лошадиное лицо и рыжие кудряшки, торчащие во все стороны. Но в ней было сто восемьдесят сантиметров роста, потрясающие ноги, а глаза ясно давали понять, что их обладательница всех видит насквозь. За девять лет в браке Салазар ни разу не изменял жене, но СиДжей не понадобилось много времени, чтобы исправить ситуацию.

Эта затея с самого начала была ужасной. Потому что сердце Рены разобьется, если она узнает, и еще потому, что он был выше СиДжей по званию. Обвинение в неподобающих сексуальных связях было серьезным в отделении, которое все еще более чем на восемьдесят процентов составляли мужчины. Но, даже осознавая возможность потерять семью и работу из-за опрометчивого поведения, он не мог оторваться от СиДжей: в дешевых мотелях, на заднем сиденье внедорожника и даже – в одном памятном случае – в мужском туалете на стрелковом полигоне. Он думал о ней почти каждую минуту. Думал о ней, когда думать полагалось только о том, как бы не попасть под пулю. Думал прямо сейчас, наблюдая, как она с напарником, опытным пограничником Дэвисом Кином, ставит машину, готовясь перехватить фургон. Салазар подал им знак действовать и вскинул винтовку на плечо, прикрывая их и глядя на внедорожник сквозь инфракрасный прицел. В обоих случаях при аресте Пучеглазый бросался в кусты, причем оба раза спотыкался и падал лицом на землю, не пробежав и сотни метров, так что взять его будет легко. Салазар мог побиться об заклад, что на этот раз случится то же самое. Он взглянул на часы. Скорее всего, упечь Пучеглазого в тюрьму, оформить документы и подготовить к депортации измученных жаждой нелегалов получится еще до трех часов утра, а значит, у них с СиДжей останется целых три часа до того, как ему придется возвращаться домой, к спящим жене и детям.

Кин выехал на дорогу, перегородив проезд фургону, а СиДжей врубила прожектор, и голос Кина загремел в громкоговорителе, приказывая Пучеглазому держать руки на виду и не делать резких движений. Ясное дело, тот распахнул дверцу и ломанулся в кусты. Салазар не стал утруждать себя стрельбой: куда забавнее было посмотреть, как он упадет. Кин неспешно отправился следом за ним. В инфракрасном прицеле СиДжей – ярко-белый нечеткий силуэт – запрокинула голову и расхохоталась. Салазар вспомнил, как она точно так же запрокидывала голову, оседлав его. Он вытер потную ладонь о форменные брюки и снова положил палец на спусковой крючок.

СиДжей обошла фургон, осмотрела обмотанный цепью засов и внезапно отступила, положив ладонь на рукоять пистолета в кобуре. Сердце Салазара зачастило, все чувства внезапно обострились, а все мысли об анатомии СиДжей смыло потоком адреналина. Что-то не так, он просто чуял это.

– Говори, СиДжей. – Он тут же пожалел, что обратился к ней не по фамилии, как к любому другому члену команды, но был слишком обеспокоен ее безопасностью, чтобы волноваться о чересчур фамильярном обращении на открытой частоте. – Какого черта там происходит?

– Похоже на… – отозвалась СиДжей. – Как будто внутри… какое-то животное…

На заднем фоне Салазар услышал перепуганные вопли. Фургон закачался. СиДжей выхватила пистолет и сделала еще шаг назад:

– Боже, что…

– Оставайся на месте, Хогеланд! – Салазар уже наполовину бежал, наполовину съезжал по пологой насыпи к фургону. – Кин, бросай Пучеглазого! У нас тут ситуация посерьезнее!

– Я на него только что наручники надел, – отозвался Кин.

– Оставь! Потом подберем.

В этот момент дверь фургона сорвало с петель, и она повисла на цепи. Что-то выскочило изнутри и сбило СиДжей с ног. Что-то вроде громадной тощей собаки, но что бы это ни было, его оказалось невозможно разглядеть. Казалось, что его очертания не были отчетливыми, а бешено прыгали и менялись. А еще оно излучало волны ярости, как пустынная дорога в полдень. Салазар попытался взять его на мушку, но сосредоточиться было невозможно, в глазах нарастала ноющая боль. Он видел только СиДжей, которая лежала на песке, запрокинув голову, как она делала, когда смеялась, занимаясь с ним любовью. Только теперь гладкая крепкая шея была разорвана, алая дымка поднималась над тем, что было лицом, а тело все еще пыталось втянуть воздух через разорванное горло. А потом эта жуткая первобытная ярость вдруг обратила внимание на него.

Салазар успел выстрелить дважды, прежде чем тварь прыгнула на него и вырвала винтовку у него из рук.

* * *

Пучеглазый стоял на коленях на песке, руки были скованы за спиной. Он поверить не мог, что все случилось именно сегодня ночью. В Финиксе была одна белокурая стриптизерша, которая – он не сомневался – при следующей встрече обязательно бы уступила ему. Он ей действительно нравился – не так, как другие парни в клубе. Она явно уважала его за репутацию и связи с Las Maras[104]104
  Las Maras – банды (исп.).


[Закрыть]. И хотя утверждала, что такого не делает, наверняка передумала бы, увидев толстую пачку денег, собранную за последний переход. Не говоря уж о восьмушке кокаина вместо чаевых. La pinché Migra[105]105
  La pinché Migra – чертовы пограничники (исп.).


[Закрыть]. Они, должно быть, тоже не отказались бы.

Честно говоря, он устал быть койотом. Слишком тяжело водить этих тупых овец по суровой пустыне. Разумеется, дело было прибыльное, и не было недостатка в отчаявшихся женщинах, которым позарез требовалось попасть в Штаты, но он чувствовал, что пора заняться чем-то еще. Чем-нибудь не особенно обременительным, например, сидеть в офисе и руководить людьми по телефону, наслаждаясь chupada[106]106
  Сhupada – минет (исп.).


[Закрыть] от сексуальной секретарши. Он решил, что обсудит это с кузеном Бето, как только его оформят и выпустят.

Услышав выстрелы, Пучеглазый неуклюже поднялся на ноги и повернулся к фургону. Отсюда не было видно, что происходит, и он подкрался поближе, щурясь сквозь траву, чтобы разглядеть, что там творится. И тут же пожалел об этом.

Сначала он решил, что видит стоящую к нему спиной обнаженную женщину со всклокоченными черными волосами, на которую наступает один из пограничников. Если бы в группе была такая женщина, он бы точно предложил ей особую скидку. Офицер был немолод – лет пятидесяти, с сединой в волосах и густыми усами. Пучеглазый помнил его по одному из предыдущих арестов, помнил, что тот был крепким орешком. Однако сейчас пограничник вел себя совсем по-другому: он смотрел на женщину, вытаращив глаза, и страх на его лице сменился изумлением. А потом изумление сменилось ужасом, когда женщина превратилась во что-то иное. Что-то кошмарное.

Пучеглазый развернулся и побежал.

Глава 3

Дин Винчестер разогнал «Импалу» до ста двадцати километров в час. День был великолепный: солнечный и погожий, словно в винтажной рекламе для «Америки Прекрасной»[107]107
  «Америка прекрасна» (America the Beautiful) – американская патриотическая песня.


[Закрыть]. Небо сияло такой синевой, что слепило глаза. Красные каньоны аризонской Седоны исчезли, на смену им пришли наметенные ветром дюны. Винчестеры направлялись на запад, к границе с Калифорнией. Дин набил живот отличными жирными бургерами из придорожной забегаловки «У мамы и папы», из колонок гремела Running Free группы «Iron Maiden». Его брат Сэм сидел рядом, неудобно подвернув длинные ноги и держа на коленях ноутбук. Сиденье было засыпано газетными вырезками и фотографиями. Если смотреть на Сэма искоса, почти удавалось притвориться, что все так, как было когда-то. Как и должно быть.

Песня кончилась, началась новая. Дин услышал вступление к Hell Ain’t a Bad Place to Be[108]108
  «Ад – не такое уж плохое место» (англ.).


[Закрыть] «AC/DC», потянулся и выключил музыку. Сэм, кажется, ничего не заметил, а может, ему было все равно. Он с головой погрузился в чтение.

– Нарыл что-нибудь? – поинтересовался Дин.

– Возможно.

Минуты и километры пролетали в тишине, нарушаемой только шелестом страниц и клацаньем клавиатуры. Дин чувствовал, как накопившаяся тяжесть всего, что он пытался забыть, ворочается между ними, словно живое существо. Как слон в комнате. Так много не высказано. Так много сказано того, чего лучше было бы не говорить.

– Ну, – наконец произнес Дин, – не желаешь поделиться с остальными?

– Пограничная служба перехватила к югу от Чулика фургон, набитый нелегалами, – отозвался Сэм. – Все как обычно. Но в этот раз что-то пошло не так, и рапорт в управление пограничники не отправили. Когда прибыло подкрепление, они обнаружили пятнадцать изувеченных трупов, включая трех пограничников. Причиной смерти указано нападение дикого животного.

– Пятнадцать трупов? Причем минимум трое погибших были хорошо вооружены и, возможно, носили бронежилеты… Ничего себе животное.

– Это по нашей части, – Сэм открыл еще одну вкладку. – Двери фургона выбиты изнутри. Есть версия, что контрабандисты перевозили крупного экзотического зверя вроде тигра или медведя.

– Отлично, – Дин закатил глаза. – Значит, это не очередной чертов оборотень.

Сэм покачал головой:

– Дальше еще непонятнее.

– А разве так не всегда бывает?

Сэм показал Дину фотографию, и тот скосил на нее глаза.

– Вервольф на такое способен? – спросил Сэм.

На снимке был внедорожник пограничной службы. Половина внедорожника. Точнее, чуть меньше половины. Передняя часть осталась совершенно целой и неповрежденной, задняя была отсечена с хирургической точностью, металл и пластик оплавились на гладких краях. Как будто кто-то провел дугу на песке, и все, что оказалось за ней, просто исчезло. Рядом лежало тело пограничника в униформе. Его бронежилет был разорван в клочья. И сам он тоже. А еще он был без головы.

– Оборотни сильнее обычных хищников, но их челюсти не справились бы с бронежилетом, – Сэм постучал по фото. – И какого черта стряслось с машиной? Как будто нарисовали что-то вроде большого защитного круга, и все внутри исчезло. Телепорт, может? Только куда?

Дин поднял взгляд на младшего брата. Сэм снова уткнулся в монитор: он почуял что-то новенькое и заинтересовался – состояние, наиболее близкое к человеческим эмоциям из всех, которые Дин наблюдал у брата после того, как тот вернулся из Ада.

Может, как раз такой случай им и нужен. Такой, который позволит отвлечься.

Дин почувствовал хорошо знакомое волнение. Радостное возбуждение в предвкушении охоты. Он посмотрел на изрезанную цепь гор. Будет ли обманом попытка забыть прошлое и не думать о мрачном, безнадежном будущем, с головой погрузившись в интересную работу? Вероятно, будет, но Дин все равно решил попытаться. Ему очень хотелось отвлечься.

– Где этот гребаный Чулик? – повернулся он к Сэму.

Уголок рта Сэма едва заметно дрогнул. Дин решил считать это улыбкой.

Глава 4

Чулик оказался аризонским захолустьем: несколько трейлеров плюс ранчо с тремя равнодушными лошадьми, которые наблюдали за «Импалой» из-за старой, сто раз чиненной ограды. Автозаправка, как будто попавшая сюда прямо из сороковых; на ней продавали пиво и газировку «Джарритос» из пенопластовой сумки-холодильника и жутковатые индейские сувениры. Рекламный щит об охоте на гремучих змей – вероятно, здесь это считалось развлечением для всей семьи. Причем этот конкретный эпизод змеиного геноцида состоялся четыре месяца назад.

Городок находился в классическом нигде, а место, где обнаружили фургон и трупы, оказалось еще дальше. Дорога представляла собой просто две колеи в каменистой земле. Тучи крупного зернистого песка и желтой пустынной пыли, немедленно облепивших гладкие бока «Импалы», заставляли сердце Дина обливаться кровью. Мысленно он пообещал машине хороший душ, как только они закончат тут свои дела.

Сэм выскочил раньше, чем они успели остановиться. Некоторое время Дин сидел, не вынимая ключа из зажигания, и просто наблюдал: Сэм вытащил ЭМП и теперь осторожно обходил местность, где произошло побоище. Дин заглушил двигатель и тоже вышел: он уже почувствовал в воздухе неладное.

Едва Дин покинул охлажденный кондиционером салон «Импалы», как на него обрушилась жара. Бывает просто жарко, а бывает – вот так. В считаные секунды футболка пропиталась потом, а солнце обрушило горячую кувалду на голову и заставляло глаза щуриться даже за темными очками. Внезапно идея насчет ковбойской шляпы показалась превосходной. Дин попытался представить, каково это – идти через неприветливую пустыню пешком.

– Как здесь люди вообще выживают? – Дин встал рядом с братом и оттянул на груди влажную рубашку. – Прошло пять минут, а я уже чувствую себя хот-догом в микроволновке.

– Ага, – Сэм усмехнулся, не поднимая глаз. – Но это сухой жар.

– Как в аду, – заметил Дин. – Но от этого не легче. Свистни, если что-нибудь нароешь. Я пойду, возьму холодное пиво и вылью себе на штаны. – Он вдруг тревожно оглянулся.

– Ничего, – пожал плечами Сэм. – Все чисто. Что бы тут ни случилось, едва ли это было связано с местом. Никаких явных отклонений ЭМП не регистрирует.

Обычные следы – кровь, отпечатки шин или еще что-нибудь в том духе – стер бесшумно и непрестанно движущийся песок. Никаких следов – ни физических, ни электромагнитных. Ни серы, ни колдовства. Ничего, кроме странного ощущения – чувства чудовищной неправильности того, что здесь произошло.

– Осторожно, – сказал Сэм.

Дин повернулся к брату, и тот кивнул влево:

– Кажется, у нас компания.

Метрах в десяти от дороги тянулась каменная гряда, с которой, как сообразил Дин, открывался отличный вид на место происшествия. На ее вершине застыла темная фигура верхом на матово-черном кастомном[109]109
  Сделанный по индивидуальному заказу.


[Закрыть] мотоцикле «Сузуки Хаябуса». Глаза незнакомца скрывал затемненный щиток шлема, однако не оставалось никаких сомнений, что за братьями наблюдают.

Несколько секунд ничего не происходило, они просто молча разглядывали друг друга. Потом двигатель резко взревел, мотоцикл в облаке гравия и пыли развернулся на сто восемьдесят градусов, и таинственная фигура исчезла.

Когда звук двигателя смолк в отдалении, Дин, слегка нахмурившись, повернулся к брату.

– Неплохой байк этот «Хаябуса», – заметил он. – Но довольно шумный.

– Ага, – согласился Сэм. – А что?

– А то. Ты разве слышал, как он подъехал?

Пустыня вокруг была мирной и спокойной. Тишину нарушали лишь монотонные скрипучие крики какой-то птицы, сухой шелест ветра в колючем кустарнике да шепот песка под ногами.

– А как насчет дороги сюда? – продолжал Дин. – Черт, не думаю, что мы видели хоть какой-то транспорт после того паршивого пикапа с десяток километров назад.

Сэм шире открыл глаза: до него вдруг дошло.

– Кто бы это ни был, – заметил Дин, – он уже был здесь. Ждал нас.

* * *

По дороге от Чулика в Буллхед-Сити братья не обсуждали появление таинственного байкера, но Дин поймал себя на том, что продолжает думать о нем. Может, кто-то из пограничников в свободное от дежурства время проявил особый интерес к этому делу? Если так, откуда они знали, что там будут Винчестеры? Или он придумывает лишнее? Может, это совпадение: просто и они, и незнакомец решили осмотреть место происшествия в одно и то же время. Но Дин в этом сомневался. Совпадение – слово, которым обычные люди объясняют то, чего не могут понять. А Дин понимал слишком многое.

Может, это был убийца, вернувшийся на место преступления?

– Ладно. – Дин остановил «Импалу» у скромного, окруженного ухоженной зеленью дома в испанском стиле. – Расскажи-ка подробнее про Безголового Пограничника.

– Дэвис Джеймс Кин, – отозвался Сэм. – Сорок семь лет. Истово верующий баптист. Родился и вырос здесь, в Буллхеде. Прежде чем уйти в пограничники, десять лет работал в дорожной полиции. Жена Лоретта, домохозяйка. Четверо детей – сыновья, уже взрослые.

– Вопрос в том, что отличает его от двух других убитых пограничников, – Дин заглушил двигатель и вынул ключи. – В смысле, все трупы выглядели неважно, но тело Кина пострадало больше всех. Как будто то, что это сделало с ними, как-то особенно разозлилось на него.

– Вот это мы и пытаемся выяснить, – пожал плечами Сэм.

Переодеваться в костюмы фэбээровцев было слишком жарко, и они остались в обычной одежде, решив, что у вдовы, охваченной горем, хватает других проблем, и она не станет расспрашивать, почему они так одеты. Дин вытащил из бардачка поддельные удостоверения и вручил одно брату.

Открывшая дверь женщина была удивительно красива. Слушая Сэма в машине, Дин представлял себе милую толстушку, но Лоретта Кин была похожа на топ-модель на пенсии: длинные ноги под коротким сарафаном, изящные скулы и большие голубые глаза, окруженные едва заметными морщинками-лучиками, густые светлые волосы были собраны в хвост. Она вышла босиком, и Дин увидел ноги с идеальным педикюром. Женщина выглядела так, как будто недавно плакала.

Дин показал бейдж и спросил:

– Миссис Кин?

Она тяжело вздохнула, кивнула и отступила в сторону, пропуская Винчестеров. Даже не спросила, кто они и зачем пришли.

Внутри дом оказался таким же опрятным, как и снаружи: во всем чувствовался хороший вкус, хотя обстановка была не особенно дорогой. Простая мебель, обитая коричневой кожей, и множество ухоженных растений; фотографии четырех симпатичных крепких мальчиков, снятых по мере их взросления. Свежий лимонный запах недавней полировки. Большие окна были кристально чистыми, нигде ни пятнышка, ни пылинки, и каждая мелочь на своем месте.

Но вот что показалось Дину странным – в комнате кое-чего не хватало. Здесь не было ни одного предмета, связанного с религией. Ни Библий, ни крестов, ни церковных изречений в рамочке. Ничего, что бы указывало, что это дом евангельского христианина.

– Я специальный агент Крокетт, – представился Дин. – А это специальный агент Таббс[110]110
  Детективы Джеймс Крокетт и Рикардо Таббс – герои сериала «Полиция Майами: Отдел нравов».


[Закрыть].

Сэм метнул на него предупреждающий взгляд, но Дин его проигнорировал, оставаясь убийственно серьезным.

– Мы расследуем необычные обстоятельства, при которых погиб ваш муж.

Лоретта Кин взяла маленький пульверизатор и, повернувшись к Дину спиной, начала опрыскивать листья большого фикуса.

– Такое чувство, будто он знал, что случится, – проговорила она едва слышно.

– Почему вы так думаете? – нахмурился Сэм, подходя ближе.

Она посмотрела на пульверизатор и пожала плечами:

– С того дня, как мы с Дэвисом встретились, мы… между нами была… такая сумасшедшая страсть. Это единственное слово, которое я могу подобрать, чтобы описать это. Страсть. Он был любовью всей моей жизни. Мы не могли оторваться друг от друга, – она покраснела и снова занялась фикусом, хотя с того уже лилась вода. – Подруги говорили, что все изменится после первого ребенка, но все осталось по-прежнему. И продолжалось много лет.

Дин посмотрел на Сэма, но ничего не сказал. Они ждали продолжения.

– Это случилось пятнадцать лет назад. Ричи, нашему младшему, было семь. Я точно помню, потому что все случилось после вечеринки в честь его семилетия. Все шло нормально, как обычно. Дэвис только что начал работать на границе. Он работал по ночам, и это было неудобно, потому что мы могли видеться совсем недолго – по вечерам, перед его уходом. Но мы всегда… Словом, той ночью он ушел на работу и…

Она наконец повернулась к Дину. Ее глаза блестели от непролитых слез.

– И мне кажется, это был последний раз, когда я действительно видела своего мужа, – она поставила пульверизатор на подоконник около мокрого фикуса. – Я бы выпила. А вы, парни?

– Нам нельзя, мэм, мы на работе, – ответил Сэм прежде, чем Дин успел согласиться.

– А я выпью, – повторила она, как будто обращаясь к самой себе, и медленно вышла из комнаты.

– Крокетт и Таббс? – наклонившись к брату, тихо спросил Сэм. – Да ладно! Пора завязывать со всей этой чушью.

– Просто пытаюсь добавить пикантности нашим отношениям, – отозвался Дин. – Впрочем, не бери в голову. – Он кивнул в сторону двери, за которой скрылась миссис Кин. – Выпивка в доме. Никакой религиозной фигни на виду. Разговоры про секс. Ты уверен, что он был таким уж верующим?

Сэм заглянул в папку, которую держал в руках, перебрал бумаги:

– Здесь написано, что Кины пятнадцать лет являются активными прихожанами баптистской церкви «Живое Слово».

– Пятнадцать лет, – эхом откликнулся Дин.

Миссис Кин вернулась со стаканом из толстого стекла, в котором плескалось бурбона на три пальца. Выпив больше половины, она подплыла к лоснящемуся кожаному дивану, но не села, а так и осталась стоять.

– Итак, вы говорили… – подбодрил ее Дин.

– Разве? – миссис Кин выглядела озадаченной и встревоженной, будто проснулась в незнакомой постели.

В конце концов она села.

– Вы говорили, – напомнил Сэм, – что вам кажется, будто в последний раз вы видели своего мужа пятнадцать лет назад.

– Точно, – припомнила она. – На следующий день после праздника Ричи, – она допила бурбон. – Той ночью Дэвис как обычно пошел на работу, но вернулся совершенно другим человеком. Он замкнулся. И больше ни разу ко мне не притронулся.

Она потрясла головой, переложила пустой стакан из одной руки в другую. Дину стало ее очень жалко: совершенно одна в идеально чистом доме, таком же пустом, как ее стакан.

– Той ночью что-то случилось, я знаю, – продолжала она. – Но он никогда не говорил об этом. На следующий день он заставил нас всех креститься. Я не возражала, так было проще, чем пытаться его отговаривать. Хотя я никогда не была верующей. После его похорон я не была в церкви. Дэвиса, разумеется, хоронили в закрытом гробу, ведь голову так и не нашли… – Ее вдруг словно прорвало, и она продолжила со злостью: – Да и что мне там делать? Слушать самодовольных лицемеров, которые будут говорить, что на все воля божья? – Она горько рассмеялась. – Божья воля? Не хочу иметь ничего общего с богом, который допускает, чтобы такое случилось с его последователями.

«Леди, – подумал Дин. – Вы и половины всего не знаете».

Глава 5

Пограничник Мануэль Леон не знал, как относиться к новому напарнику. Чарли Химес был порядочным парнем, но слишком сдержанным: не шутил попусту, не говорил ни слова, если дело не касалось работы, отвечал только на прямые вопросы. Он был единственным черным в команде Рио-Тихуаны, и вдобавок старше всех лет на десять. А Леон оказался самым младшим. Они были, словно Матт и Джефф[111]111
  Матт и Джефф – герои одноименного комикса и мультсериала.


[Закрыть]: Химес высокий и тощий, а Леон низенький и плотный. Командир прозвал их Рокки и Буллвинклем[112]112
  Рокки и Буллвинкль – летающая белка и лось, главные герои мультфильма «Приключения Рокки и Буллвинкля».


[Закрыть]. Но, несмотря на то, что они были такие разные, они вот уже четыре дня неплохо работали вместе. Химес ввел Леона в курс дела, и хотя тот предпочел бы напарника, с которым можно иногда подурачиться, Химес был метким стрелком, владел черным поясом по бразильскому джиу-джитсу, и на его счету в подразделении было больше всего арестов. Он был в лучшей форме, чем половина парней вдвое младше его. Так что Леон мог считать, что ему повезло.