Текст книги "Память Вавилона"

Офелия с трудом сдержала усмешку, на миг представив себе Торна в коротком сером платьице.

– Да, именно так.

– Очень интересно. Тем не менее, miss Евлалия, главная проблема состоит в том, что фасон вашего платья не включен в наш дресс-код. А публичное нарушение этого закона рассматривается как вызов обществу и, конечно, чревато печальными последствиями.

Офелия недоуменно подняла брови. Она и представить себе не могла, что ее старомодное платье, застегнутое до самого подбородка, способно превратить свою владелицу в сомнительную особу.

– Гардероб человека варьируется в зависимости от возраста, профессии и гражданского статуса, – объяснял Амбруаз, роясь в шкафу. – У нас полноправные граждане носят одни цвета, а бесправные – другие.

– Бесправные – это, кажется, те, что живут на Вавилоне, но не являются потомками Поллукса? – уточнила Офелия, вспомнив один пассаж в своем учебнике географии.

– Не совсем так, – ответил Амбруаз, снисходительно улыбнувшись. – Дети Поллукса действительно считаются гражданами по праву рождения, они могут голосовать, избирать и быть избранными. Но гражданином можно также стать за важные заслуги, полезные городу, как в случае с моим отцом. Этот закон действует с тех пор, как Вавилон заключил торговые соглашения с другими ковчегами. Вы, наверно, заметили на улицах представителей многих Семей, которые переселились сюда из разных мест: с Флоры, Тотема, Циклопа, Пломбора, Гелиополиса. Ну и, конечно, бесправных, – добавил он, на сей раз с ноткой пренебрежения в голосе. – Нас зовут Крестниками Елены. У леди Елены никогда не было детей, и она стала официальной крестной матерью всех, кто не принадлежит к потомкам Поллукса. Вы тоже будете считаться ее Крестницей, пока не покинете Вавилон.

Офелия очень надеялась, что избежит такой чести. В последний раз, когда она попала под опеку Духа Семьи, это едва не стоило ей жизни.

– Но вернемся к одежде, – сказал Амбруаз, снова ныряя в шкаф. – Вы должны помнить, что каждое украшение, каждая деталь вашего костюма имеет вполне определенное значение. По сути дела, это особый код! И если вы рассчитываете прожить на Вавилоне подольше, советую вам усвоить наши местные обычаи, чтобы избежать недоразумений.

Офелия всегда надевала не глядя первое попавшееся платье, но теперь поняла, что раствориться в толпе Вавилона не так-то просто: для правильной экипировки ей понадобится немало усилий.

– А как поступают с теми, кто одевается вразрез с правилами?

– Они должны заплатить штраф городу. И чем серьезнее нарушение, тем выше штраф.

Девушка выронила стопку одежды, которую вручил ей Амбруаз. Печально было сознавать, что, родившись с нормальными руками, каждая на своем месте, она еще более неуклюжа, чем он.

– Оставайтесь у нас ночевать, – предложил ей юноша, взглянув на меркнущий дневной свет за окнами. – А завтра, с утра пораньше, мы отправимся на поиски вашей сумки.

– Но Мемориал… Разве в него невозможно попасть уже сегодня?

Амбруаз изумленно воззрился на свою гостью.

– Да он закроется раньше, чем мы туда доедем. Я вижу, это место сильно привлекает вас. Что именно вы хотите там найти?

– Это… личное, – ответила Офелия и тут же упрекнула себя за резкость, увидев, как с лица Амбруаза сбежала улыбка.

– О, простите мою нескромность. Идите за мной, miss, вам, наверно, нужно умыться и отдохнуть. И, я думаю, вы проголодались. Разделите со мной ужин?

Офелия подобрала с пола упавшие вещи, поправила очки и взглянула на кресло, которое, мерно поскрипывая, уже катилось к двери.

– Амбруаз!

– Да, miss?

– Скажите, почему вы мне помогаете?

Колесики кресла внезапно замерли, взвизгнув на мраморном полу, но Амбруаз не обернулся. Офелия издали увидела, как его необычные руки вцепились в подлокотники.

– Потому что вы не робот.

Память

Офелия никак не могла заснуть. Она то и дело открывала и закрывала крышку часов Торна, даже не глядя на циферблат, а просто желая услышать знакомый щелчок.

Щелк-щелк… Щелк-щелк…

Девушка откинула простыню и устремила близорукий взгляд на пятнышки света за окном, еле видные сквозь москитную сетку, пытаясь определить, что это – звезды или уличные фонари. Легкий ветерок, скользнувший в окно, разносил по комнате свежий аромат эвкалиптов. Ночную темноту пронизывало стрекотание цикад.

Щелк-щелк… Щелк-щелк…

Офелию пробирала дрожь. И хотя днем солнце немилосердно опалило ее лицо, сейчас она чувствовала себя оледеневшей. Этой ночью пустота, разверзшаяся у нее внутри, стала такой невыносимой, словно из жизни девушки исчез не только Торн, но и частица ее самой. И теперь затылок Офелии, прежде защищенный густыми спутанными волосами, помнивший касания старого ленивого шарфа или, в редких случаях, ласку жестковатых рук тетушки Розелины, овеивал лишь прохладный ночной воздух.

Щелк-щелк… Щелк-щелк…

А что, если она ошиблась ковчегом? Что, если между безголовой статуей Мемориала и обезглавленным солдатом из ее чтения нет никакой связи? Что, если единственный путь, который она отыскала, ведет в тупик?

Щелк-щелк… Щелк-щелк…

Офелия все еще бодрствовала, когда заря начала разгонять ночную тьму и проснувшиеся деревья зашелестели под утренним бризом. Но дневной свет вернул ей прежнюю решимость.

– Сегодня я разыщу свой шарф, исследую Мемориал и найду какой-нибудь заработок, – объявила она зеркалу в своей комнате.

Девушка кое-как пригладила своевольные кудри – за ночь они распушились вовсю, окружив темным ореолом ее лицо, ставшее пунцовым под солнцем Вавилона, – и начала одеваться.

Несмотря на содействие механической горничной, ей пришлось повозиться, прежде чем она освоила новый наряд. Поверх короткой туники полагалось накинуть длинное полотнище тоги, пропустить его между ногами, а затем обмотать им торс, оставив обнаженным одно плечо. Весь этот сложный ансамбль скреплялся фибулой[5]5
  Фибула (лат. fibula) – пряжка-застежка для одежды.


[Закрыть], подгрудной повязкой и поясом, но Офелия сильно опасалась, что при первом же неверном движении одеяние распустится и упадет к ее ногам.

Она чувствовала себя еще более неуклюжей, чем обычно, когда подошла к Амбруазу, ожидавшему ее под сенью портика. Он сидел, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, словно так ему было приятнее вдыхать утренний воздух, напоенный цветочными ароматами. Ветерок вздымал легкий конец его тюрбана. Тонкий золотистый профиль и длинные ресницы придавали подростку такое очарование, что забывалось странное уродство его тела. Когда Офелия подошла ближе, он не сразу открыл глаза, но по его губам пробежала улыбка.

– Мне приятно слышать ваши шаги в доме, miss Евлалия.

Эти слова устыдили Офелию: как она могла сетовать на одиночество, когда рядом куда более одинокое существо?! Как могла задавать ему вопросы, не отвечая на те, что задавал он?! И зачем скрыла от него свое настоящее имя и подлинную историю?! Амбруаз осмотрел девушку в полумраке портика и одобрительно кивнул.

– Поздравляю, вот теперь вы похожи на настоящую вавилонянку! А у меня для вас сюрприз. Джаспер!

Из шеренги роботов, стоявших у двери, вышел механический мажордом. Офелия бросилась к нему, увидев то, что он держал в своей железной руке.

– Моя сумка! Но как…

– Вчера вечером я послал по пневматической почте письмо в Городскую трамвайную компанию, сообщив о пропаже вашей сумки с вещами, – сказал Амбруаз. – И сегодня рано утром курьер доставил ее сюда. Я ведь говорил вам, что честность у нас считается гражданским долгом. Но… что с вами?

Офелия застыла, глядя в раскрытую сумку; ее очки посинели.

– Моего шарфа тут нет, – прошептала она. – Может, вам его принесли отдельно? Он такой… трехцветный, довольно длинный и… довольно боязливый.

Амбруаза явно разочаровала реакция Офелии – он-то ожидал от нее бурной радости.

– Well… нет, больше ничего не было. А ваши документы – они тоже пропали?

– Документы здесь, – ответила она хрипло – так у нее перехватило горло. Наверно, кто-то расстегнул сумку, и шарф сбежал. Или того хуже: его украли.

«Я должна его разыскать! – вот что было первой мыслью Офелии. – Наклеить объявления на всех стенах, расспросить людей, обшарить каждый уголок!»

Но нет, так делать нельзя! Ведь она спрятала шарф в сумке именно для того, чтобы не привлекать к себе внимание. И как ни жестоко бросать его на произвол судьбы, ничего другого ей не остается.

– Сочувствую вам, – пробормотал Амбруаз. – Похоже, вы очень привязаны к этой… вещи.

Офелия старалась избегать его взгляда, вешая сумку на плечо. Ну как ему объяснить, что ее шарф – больше чем вещь? Что она вдохнула в него жизнь и сама обязана ему жизнью…

– Спасибо вам, – сказала она окрепшим голосом. – Вы так мне помогли! А теперь я должна идти в Мемориал.

После неловкой паузы Амбруаз взялся за рукоятку своего кресла.

– Я вас отвезу, miss. Садитесь.

Солнце, встававшее над Вавилоном, разгоняло последние клочья утреннего тумана; аркады портика уже отбрасывали тени на булыжную мостовую. Кресло Амбруаза катило через просторные светлые площади, держась в стороне от тесных темных проулков, садовых джунглей и пыльных строек. Сидя на узенькой задней скамеечке, Офелия угрюмо смотрела на окружающую толпу. Среди всех этих туник, тог, кафтанов, шалей, сари, поясов, сандалий, тюрбанов и зонтиков затерялся ее шарф. Где же он?

Ни одна из достопримечательностей, которые показывал ей Амбруаз, не смогла развеять мрачное настроение девушки: ни большие каскады Пирамиды, ни величественные статуи Елены и Поллукса, ни агора[6]6
  Агора (др. – греч. ἀγορά) – рыночная площадь в древнегреческих полисах, служившая местом общегражданских собраний.


[Закрыть] с ее грандиозным амфитеатром, ни исследовательский центр, где ежедневно собирались лучшие инженеры со всех ковчегов.

У Офелии вызвала интерес только эмблема в виде солнца со словами «Светлейшие Лорды», которая красовалась на мраморных фасадах и колоннах каждого здания. Она обнаружила такую же эмблему, вышитую золотыми нитками, даже на изнаночной стороне своей тоги.

– А что такое «Светлейшие Лорды»? – спросила она, задыхаясь от напряжения.

В этот момент она с трудом толкала кресло Амбруаза вверх по нескончаемому пандусу. Задача была не из легких: ее сандалии скользили по хвойным иголкам, которые в обилии сбрасывали наземь сосны, сотрясаемые раскаленным ветром.

– Светлейшие Лорды, miss, – очень древнее объединение, союз меценатов, оказывающих поддержку всем видам общественно-полезного производства. Они настоящие филантропы!

Офелия потерла о булыжник сандалию, чтобы содрать с подошвы прилипший комочек смолы. Филантропы, разукрасившие своей рекламой все стены в городе… Ну-ну…

– Если я правильно поняла, они очень влиятельны?

– Да, можно сказать и так. Они управляют всеми делами Монетного двора, Семейного дома и Дворца правосудия. Светлейшие Лорды не просто состоят на службе у города – они сами и есть город. Лорд Поллукс и леди Елена не принимают ни одного решения без консультации с ними. Это именно они восстановили тот самый Индекс, о котором я вам говорил. Ну, вы знаете, о чем я… запрещение упоминать обо всем, что связано с… well… с войной, – еле слышно шепнул он.

Офелия сразу поняла, кто такие эти Лорды: они правят Вавилоном, как Настоятельницы – Анимой, то есть служат Богу в качестве Попечителей. И если их власть над ковчегом настолько безгранична, как утверждает Амбруаз, ей следует удвоить бдительность, чтобы не попасться им на глаза.

Девушка так глубоко задумалась, что вздрогнула от испуга, когда ей в лицо врезалось огромное птичье перо, едва не разбившее очки. Пандус, который они одолели, выходил на широкую террасу, нависавшую над пустотой: за каменной балюстрадой простиралось бездонное небо. А на краю террасы находился железнодорожный перрон, где стоял состав из нескольких вагонов, казалось, уже готовый двинуться в путь, то есть в облака, – больше ехать было некуда. Последние пассажиры торопливо занимали свои места.

– Мы как раз вовремя, трамаэро сейчас отправится, – с улыбкой сказал Амбруаз, взглянув на вокзальные часы.

Офелия заколебалась. Она не могла оторвать взгляд от гигантских крылатых существ, восседавших на крыше переднего вагона. Какой-то чернокожий человек с золотистыми волосами – вероятно, родом с Тотема (Офелия читала про этот ковчег в учебнике географии), – сновал между ними, проверяя упряжь.

– Кто они? Звери?

Амбруаз ответил Офелии только после того, как ему удалось в своем кресле втиснуться в ближайший вагон и приложить к валидатору два билета:

– Это химеры[7]7
  Химера (др. – греч. Χίμαιρα, букв. «молодая коза») – в древнегреческой мифологии чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и змеиным хвостом; порождение Тифона и Ехидны. Здесь: сказочное пернатое существо, обитающее на Вавилоне.


[Закрыть], miss. Они сильны, как кондоры, и безобидны, как канарейки.

Начальник вокзала дал свисток, и крыша вагона заскрежетала под когтями птиц. Поскольку все скамьи были заняты, Офелия инстинктивно ухватилась за кресло Амбруаза.

– А этот… трамаэро… не слишком тяжел для таких птиц?

– Конечно, тяжел, – ответил Амбруаз, к великому беспокойству девушки. – Но они его не тащат на себе всю дорогу – только запускают в небо. А дальше трамаэро летит в невесомости. Худшее, что может случиться, – химеры прекратят полет, и вагоны зависнут в воздухе. Но такого здесь не бывает, – заверил он, указав на бритоголовую женщину, обходившую скамейки с пассажирами. – На борту всегда работают циклопы, и они контролируют гравитационные поля. Я вас успокоил, miss?

– Более или менее.

Офелия прислонилась к окну; трамаэро с металлическим скрежетом несся сквозь пустоту. Полет напомнил ей гонку воздушных саней, которые мчали ее в Небоград, но был еще более фантастическим.

Убедившись, что им не грозит падение, девушка успокоилась и стала разглядывать пассажиров, которые, видимо, давно привыкли к подобным перелетам и уделяли больше внимания своим книгам, чем пейзажу за окнами. Все они выглядели очень молодыми, очень серьезными, поглощенными чтением и не склонными к болтовне.

– Студенты, – шепнул ей Амбруаз. – Трамаэро сначала доставит их в наши пять академий и в Школу виртуозов и только потом остановится у Мемориала. Так что у нас полно времени… А известно ли вам, что в пустоте между ковчегами было предпринято множество изысканий? – неожиданно спросил он. – И выяснилось, что ни одно живое существо – ни человек, ни птица – не способно провести в этом пространстве больше нескольких часов, хотя там вполне достаточно кислорода. Чем дальше в него проникаешь, тем хуже себя чувствуешь. Мой отец однажды решил проделать такой опыт, надев скафандр своего изобретения. Ему хотелось сфотографировать Ядро Мира[8]8
  Судя по дальнейшим словам Амбруаза, имеется в виду раскаленное ядро Земли, вокруг которого вращаются ковчеги.


[Закрыть] – ну, знаете, то, где бушуют постоянные вихри. Он выдержал шесть часов тридцать девять минут и потом признался мне, что они были самыми тяжкими в его жизни. Как будто там действовала неведомая сила, которая выталкивала его прочь. Просто фантастика, не правда ли, miss Евлалия? Похоже, ядро нашей прежней планеты стремится напомнить нам, чем оно некогда было. Моего отца очень огорчает это препятствие: ведь иначе он мог бы перелетать с ковчега на ковчег по прямой, не тратя времени на то, чтобы огибать контуры древнего мира.

– Вот как? – вежливо отозвалась Офелия.

По правде говоря, ее куда больше занимала предстоящая встреча с безглавым солдатом, чем рассуждения Амбруаза.

– А кстати, известно ли вам, что ковчеги не подчиняются законам гравитации? Все небесные тела тяготеют друг к другу с той или иной силой в зависимости от их массы и расстояния между ними. Все – но только не ковчеги. Они сохраняют между собой постоянную дистанцию и вращаются в пространстве с одинаковой скоростью, в едином ритме, словно по-прежнему объединены в одно общее небесное тело. Ученые называют это явление планетарной памятью.

Офелия спросила себя: как ученые отнеслись бы к тому, что в расколе мира виновен злой гений апокалипсиса, заключенный в зеркале?

Амбруаз продолжал говорить за двоих и умолк лишь тогда, когда они прибыли на конечную станцию. Офелия запрокинула голову, и ей пришлось прикрыть очки ладонью от жгучего солнца, чтобы рассмотреть башню Мемориала. Ее гигантские размеры и ослепительно сверкавший стеклянный купол наводили на мысль о маяке, призванном озарять Вселенную. Крошечный ковчег, служивший основанием башни, казался смехотворно малым в сравнении с такой громадиной; какому безумному архитектору пришло в голову возвести над пустотой разрушенную некогда половину башни?! Сотни обезьян прыгали по лианам на ее стенах из грубого камня, которые то и дело исчезали в наплывающих облаках.

Офелия взошла на стилобат[9]9
  Стилобат (арх.) – верхняя часть ступенчатого цоколя, служащая основанием для колоннады.


[Закрыть], и ее поглотила тень Мемориала. Статуя оказалась точно в том месте, которое было изображено на открытке, – перед широкими застекленными окнами у входа в башню.

– Вы именно ее искали? – спросил Амбруаз.

Девушка ответила не сразу. Теперь, когда она увидела статую вблизи, ей стало ясно, что та совсем не похожа на безглавого солдата из ее видéния. Да и вообще на солдата или просто человека – какой-то бесформенный идол, разъеденный эрозией и сплошь опутанный лианами, из-под которых выступал лишь носок железного кованого сапога, более гладкий и светлый, чем остальная фигура.

– Этот памятник можно считать общественным достоянием, не так ли?[10]10
  Офелия не имела права читать предметы, принадлежавшие частному лицу, без согласия владельца.


[Закрыть]

– Да, miss, – растерянно ответил Амбруаз. Он удивился еще больше, когда Офелия вручила ему свою сумку и сняла перчатки. Убедившись, что поблизости никого нет, она растерла влажные от пота ладони, чтобы высушить их. Чем ближе девушка подходила к статуе, тем сильнее она ощущала лихорадочную дрожь в позвоночнике – такое бывало всякий раз, как она готовилась пройти назад по времени. С каждым вздохом она все больше отрешалась от себя, и вот уже забыла о страхе, забыла о жаре, забыла даже, почему оказалась тут, и, когда наконец почувствовала абсолютную пустоту внутри, приложила руки к железному сапогу.

Тень Мемориала отхлынула, как морская волна, солнце в небе начало клониться обратно к востоку. День уступил место прошедшей ночи, ночь обернулась вчерашним днем, и время взорвалось под пальцами Офелии. Это были уже не ее пальцы – а сотни, тысячи чужих пальцев, гладивших сапог статуи, день перед днем, год перед годом, век перед веком.

Чтобы найти удачу.

Чтобы преуспеть.

Чтобы исцелиться.

Чтобы посмеяться.

Чтобы возвыситься.

Чтобы выжить.

И внезапно, когда Офелия уже почти растворилась в этом множестве неизвестных рук, она обрела свои собственные. Вернее, они были ее руками, но не принадлежали ей. Она смотрела на статую своими глазами, но и они не принадлежали ей. Солдат из блестящего металла гордо вздымал ружье над кустами цветущей мимозы, над несуществующей головой, снесенной снарядом, над разрушенным фасадом школы.

Однажды, через какое-то время,

возникнет мир,

в котором наконец-то воцарится мир…

– Miss? – беспокойно окликнул ее Амбруаз, подогнав ближе свое кресло.

Офелия взглянула на свои руки – теперь действительно свои, сотрясаемые дрожью. Значит, это началось снова. Она проникла в прошлое Бога, как в свое собственное. Девушка подняла голову к куполу Мемориала, высившегося на месте школы, разрушенной войной. Да, всё так… Вот и кусты мимозы, обрамляющие центральную аллею: Офелия не узнала их просто потому, что на открытке они еще не расцвели.

Обезглавленный солдат. Золотистая мимоза. Бывшая школа.

– Это здесь, – прошептала она.

Здесь она пройдет по следам Бога. И здесь она пройдет по следам Торна.

Виртуозы

Офелия давно уже примирилась со своим малым ростом. Но, войдя в здание Мемориала, ощутила себя совсем крошечной. Внутри башня представляла собой огромный атриум, окруженный до самого верха кольцевыми галереями. Солнечный свет, лившийся сквозь бесчисленные стеклянные грани купола, играл яркими бликами на корешках книг, очках читателей и металлических телах роботов. Здесь царила такая глубокая тишина, что шелест перевернутой страницы звучал как удар грома. У Офелии закружилась голова, когда она увидела, что в башне нет ни лестниц, ни лифтов: посетители поднимались на верхние этажи по широким вертикальным воздушным коридорам. Читальные залы располагались на всех уровнях, вплоть до самого купола. Это зрелище – несчетное множество людей и книжных собраний – было еще более фантастическим, чем путешествие с ковчега на ковчег через мужской туалет. Так с чего же ей начать поиск?

– Вы какую сторону предпочитаете, miss? – тихо шепнул ей Амбруаз.

– Что значит – какую?

– Одна половина Мемориала отведена наследию Вавилона, а вторая – наследию других ковчегов. У нас все общественные здания состоят из двух таких частей.

И Амбруаз указал ей на медный желоб, вделанный в круглую площадку атриума и разделявший ее по диаметру на две равные половины. Эта линия также обозначала временну´ю разницу между оригинальной частью здания и реконструированной, возведенной после Раскола.

– Меня интересует прошлое Вавилона, – ответила Офелия, повернувшись к старинной половине.

В центре атриума Офелия увидела статую-робота; она непрерывно кланялась, приветствуя входивших посетителей. Надпись на ее цоколе гласила, что это памятник первому Светлейшему Лорду, меценату, вложившему средства в строительство Мемориала, и кончалась высокопарной максимой: «Знание служит миру и прогрессу».

Взглянув наверх, Офелия увидела под стеклянным куполом паривший в невесомости гигантский глобус древнего мира – еще не расколотого, но уже забытого. Мира, чьи тайны девушка твердо решила раскрыть, несмотря на любые препятствия.

Она испуганно съежилась, увидев, как кресло Амбруаза въехало на круговой пандус, позволявший сменить горизонталь холла на вертикаль воздушного коридора. Через несколько мгновений кресло начало скользить вверх, вдоль стены, так плавно, что даже тюрбан на голове юноши не сдвинулся ни на миллиметр.

– Miss, ну что же вы? – полушепотом окликнул он Офелию, заметив, что она не решается следовать за ним.

– Я… мне никогда еще не приходилось…

– Подниматься по трансцендию?[11]11
  Здесь: трансцендий – вертикальный или горизонтальный воздушный коридор в Мемориале.


[Закрыть] Да ведь это и ребенку под силу! Просто идите вперед и ничего не бойтесь.

Офелия опасалась, что ее желудок и вестибулярный аппарат воспротивятся подъему, но, к великому своему удивлению, не ощутила дурноты, оторвавшись от пола. Трансцендии, что при подъеме, что при спуске, ничем не отличались от самых обычных коридоров. И, однако, она испытала чувство какой-то нереальности, когда после первых шагов посмотрела на холл, оставшийся далеко внизу. Ей почудилось, что вся башня перевернулась, встав на крышу.

– Трансцендии и залы-перевертыши – дело рук циклопов, нанятых Мемориалом, – объяснил Амбруаз. – Так уж принято на Вавилоне: когда здесь нравится чье-то изобретение, его тут же принимают и пускают в дело.

Офелия вздрогнула: где-то в складках тоги у нее на груди внезапно сама собой открылась и громко защелкнулась крышка часов Торна. Неужели они наконец ожили после ее долгих попыток разбудить их?

Взволновавшись, девушка перестала смотреть вперед и наткнулась на уборщика с метлой в руках, стоявшего посередине трансцендия. Он был таким высоким, тощим и бородатым, что сам походил на метлу.

– Мне каждый раз становится не по себе, когда я его вижу, – признался шепотом Амбруаз.

– Кого? Этого уборщика? А почему? – удивилась Офелия, прислушиваясь, не щелкнет ли снова крышка часов.

– Мой отец всегда выступал против эксплуатации человека человеком. Мемориалистам давно пора заменить этого старика роботом, как тут заменили весь остальной техперсонал.

И в самом деле, Офелия заметила, что повсюду, куда ни глянь, усердно, никому не мешая, трудились роботы Лазаруса: одни мыли витрины, другие стирали пыль с книг.

Покинуть трансцендий оказалось так же невероятно легко, как и попасть на него: достаточно было ступить на пандус нужного этажа. Амбруаз указывал девушке путь в лабиринте книг и коллекций. Вокруг царила тишина: посетители, погруженные в свои исследования, хранили молчание.

Офелия позавидовала им: она не имела ни малейшего понятия, что, собственно, ищет здесь.

Как же она надеялась, что таинственная память, которая передалась ей от Бога после чтения Книги Фарука, проснется в стенах Мемориала! Увы, ничего подобного не произошло. Видимо, если не считать древних камней, башня мало что сохранила от школы, где некогда обитали Духи Семей. Теперь это была одна лишь оболочка, а прежнюю форму жизни, некогда наполнявшую ее, давно сменила другая.

Миновав очередной стенд, Офелия увидела афишу:

Школа «Дружная Семья» ищет виртуозов!

Если вы чувствуете в себе задатки мемориалиста,

если вы обладаете способностью разыскивать информацию,

если вы увлекаетесь историей и будущим,

становитесь ПРЕДВЕСТНИКОМ на службе у города!

– Это набор учеников в группы чтения, которыми руководит Лорд Генри, – шепнул Амбруаз. – Прием ведется круглый год.

Он указал куда-то вверх левой рукой (находившейся справа), и Офелия, поправив очки, взглянула на галерею под куполом. Там за решетчатыми перегородками сидели в боксах десятки студентов. Склонившись над книгами, они увлеченно читали и делали выписки.

– И что же, все они виртуозы?

– Будущие виртуозы, – поправил Амбруаз. – У них множество специализаций. Эти – предвестники, специалисты по информации. Я уже больше года вижу, как они трудятся над составлением нового каталога Мемориала. Надеюсь, они скоро кончат, а пока нельзя взять домой ни одну книгу, разрешено читать только здесь.

Амбруаз нажал на пусковой рычаг, и его кресло покатило дальше, поскрипывая рессорами. Он продолжил свою «экскурсию». Офелия больше смотрела на него, чем слушала.

– Вы очень добрый, Амбруаз! – вырвалось у нее.

Неожиданная похвала так взволновала юношу, что он по ошибке включил тормоз и чуть не опрокинул кресло.

– Я, наверно, уже надоел вам своей болтовней, miss. Погуляйте-ка по Мемориалу сами, а я пока наведаюсь в патентный отдел на верхнем этаже, меня всегда интересовали новые изобретения. Давайте встретимся внизу в полдень.

– Договорились.

Офелия осталась одна среди книжных полок и витрин и только тут почувствовала, как у нее напряжены нервы. Девушка без конца ощупывала спрятанные на груди часы Торна. А заметив среди посетителей человека на голову выше других, долго глядела ему вслед, стараясь унять бешеное сердцебиение. Хотя и сознавала всю нелепость своих надежд: даже если Торн и посещает Мемориал, с чего бы он очутился тут именно сейчас?!

«И хорошо, что не очутился», – подумала она, столкнувшись в третий раз с патрулем, делавшим обход башни. Мемориал охранялся крайне бдительно, так что был неподходящим местом для встречи двух беглецов.

Офелия долго бродила наугад по залам. Она внимательно осмотрела несколько коллекций живописи, скульптуры, керамики и ювелирного искусства, но ни одна из них не относилась к древней школе. Военные архивы тоже отсутствовали: даже в этом хранилище коллективной памяти человечества не осталось ни малейшего упоминания о былых войнах.

«Ох, какая же я глупая! – спохватилась Офелия. – Если здесь прежде находилась школа, значит, нужно искать информацию в молодежном секторе – там больше шансов найти что-нибудь нужное». Изучив план Мемориала, девушка воспользовалась двумя трансцендиями. Странное это было ощущение – двигаться через пространство то вдоль, то поперек.

В галерее для детей Офелия просмотрела таблички на стеллажах: «Алфавиты и буквари», «Научные принципы», «Гражданское образование», «Аллегории древних времен» и т. д. Затем прошла мимо класса, где сидели детишки, необыкновенно спокойные для своего возраста. В отличие от нее – она-то совсем не чувствовала себя спокойной. Чем дольше девушка изучала таблички на полках, тем сильнее ее мучили сомнения. Что, если здесь вообще нечего искать? Что, если Бог позаботился изничтожить все следы прошлого? Что, если Торн уперся в этот же тупик и давно покинул Вавилон? А может, никогда и не бывал здесь…

У Офелии даже голова закружилась от переживаний, и она на полном ходу врезалась в тележку с целой кучей книг. Книги грохнулись на пол, а девушка, в довершение несчастья, выронила свою сумку, чье содержимое тоже оказалось на полу.

Человек, толкавший тележку, совсем не рассердился. Он только вздохнул и с убитым видом начал подбирать книги.

– Простите, пожалуйста, – сказала Офелия, присев рядом с ним на корточки, что было довольно затруднительно из-за мудреного фасона тоги.

– О, не извиняйтесь, miss, я сам виноват, – уныло ответил человек; он так сутулился, словно нес на плечах все грехи мира. На его бейдже было написано: «Рассыльный». Офелия собрала свои вещи, валявшиеся вперемешку с детскими книгами, – ее фальшивое удостоверение личности почему-то оказалось в одной из них. И она, сама не зная почему, спрятала книгу в сумку вместе со своим документом.

– Ну конечно! Опять вы… Вечная история!

Эта женщина подошла к ним бесшумно, как кошка. Ее торчащие треугольные уши также напоминали кошачьи, на лице было написано презрение. Судя по ее бейджу, она работала в Мемориале старшим цензором.

– Бросать книги на пол! Книги, которые я вам доверила, за которые вы отвечаете головой! Какое неуважение к моему слуху акустика и к моей работе! Это просто кощунство!

– Простите меня, miss Сайленс, – пробормотал рассыльный, подбирая и складывая книги в тележку.

– Вы как были, так на всю жизнь и останетесь ничтожным подсобником! Честолюбия у вас ни на грош! Отвезите книги в отдел цензуры и постарайтесь ничего не растерять по дороге.

– Слушаюсь, miss Сайленс.

Рассыльный сложил все книги и повез тележку по коридору, испуганно втянув голову в плечи.

Чуткие уши мемориалистки тотчас обратились в сторону Офелии, так же как и ее зоркие глаза.

– Ну а вы откройте сумку!

Офелия прижала сумку к себе. Женщина внушала ей такую антипатию, что она отступила подальше – из предосторожности. Сейчас был неподходящий момент, чтобы выпускать когти.

– Зачем?

– Затем, что я вам приказываю.

– В моей сумке нет ничего, что может вас интересовать.

Мемориалистка ответила гримасой, выражавшей подозрение и брезгливость; только тут Офелия заметила, в каком плачевном состоянии находится злополучная сумка. После того как ее уволок за собой трамвай, эта вполне приличная вещь превратилась в грязную торбу.

– Ну, уж об этом, юная замарашка, судить мне, а не вам. С тех пор как мы не выдаем книги на дом, тут шляется всякое ворье. Откройте сумку!

Офелия почувствовала, как у нее по спине поползла капля пота. Подчиниться значило предъявить фальшивые документы и украденную книгу профессиональному цензору, да еще такому сверхбдительному.

– Может, вы хотите, чтобы я вызвала патруль? – прошипела женщина, вытаскивая из нагрудного кармана своего форменного пиджака свисток на цепочке. Пока Офелия решала, что ей делать, в холле раздался оглушительный грохот. Женщина выпустила из рук свисток и зажала уши. Грохот затих, но его сменил зычный, усиленный мегафоном голос, который разнесся по всему зданию, вплоть до самых дальних галерей:

– Очнитесь, граждане! Ваш Мемориал – сплошное жульничество! У нас отнимают прошлое! Долой Индекс! Смерть цензорам!

– Опять он! – яростно прошептала мемориалистка, на минуту отвернувшись от Офелии.