Текст книги "Дорогой враг"

Теперь эта проклятая капля немного раздражает и щекочет, и мне ничего не остается, как слизать ее. Мейкон смотрит на мои губы, будто знает, как его прикосновение подействовало на меня. Когда он успел придвинуться так близко? Запах его кожи и тепло его тела разносятся по ветру, окутывая меня, как теплое хлопковое одеяло.

Я хочу прижаться к этому теплу, впитать его. Что-то привлекает мое внимание. Норт стоит в нескольких деревьях от нас. Я и забыла, что он здесь. Он не наблюдает за нами – просто сканирует периметр – и находится достаточно далеко, чтобы не подслушивать. Однако этого зрелища хватает, чтобы вырвать меня из тумана, в который меня затянуло.

Я проглатываю кусочек фрукта.

– Не флиртуй, Мейкон. От этого я не стану более послушной.

Напряженность его взгляда пробирает меня до костей, но выражение его лица остается беспристрастным. Мне хочется извиниться. Я прекрасно знаю, как хорошо он умеет читать меня, и задаюсь вопросом, что выдает мое выражение лица.

Но потом он просто улыбается, легко и непринужденно.

– Черт, ты меня поймала.

Я смотрю на него с опаской, так как он слишком быстро расслабился.

– Мх-хм…

Мейкон кивает в знак согласия.

– Было глупо думать, что ты купишься на это. – Он делает шаг вперед, понижая голос. – У тебя иммунитет к этому. Всегда был.

Мой голос ломается.

– Верно.

Мейкон кладет руку на ствол дерева, наклоняясь своим большим телом ко мне. Я прижимаюсь спиной к коре, прекрасно осознавая, что его запястье почти касается моей щеки. Боже, какие у него красивые глаза. Я влипла.

Улыбка играет на его губах, когда он опускает взгляд на мои губы. Его голос льется на меня как горячий сироп.

– Совсем не важно, что я говорю, верно? Я мог бы сказать, что наблюдать за тем, как ты сосешь этот сочный кусочек манго, было одним из самых эротичных моментов в моей жизни. Что я хочу провести языком по этому розовому, пухлому изгибу твоей нижней губы, чтобы узнать, сладкая ли она.

Он нежно касается припухлости моих губ, и это ощущение проносится глубоко во мне.

– Эти пухлые губы, из которых вылетают грязные словечки, – шепчет он. – Всегда, когда ты злишься на меня, то дуешь нижнюю губу.

Я. Не. Могу. Дышать. Меня бросает в жар – лихорадит. И во всем виноват Мейкон.

Мейкон, который наблюдает, как моя грудь поднимается и опускается с возрастающим волнением. Мейкон, который издает болезненный рык глубоко в горле.

С каждым вдохом моя грудь касается его. Он затаивает дыхание, и я делаю свой ход, наклоняясь достаточно близко, чтобы приблизиться губами к его уху. Он не двигается ни на сантиметр, но я вижу, как дрожь пробегает по его плечам.

Я улыбаюсь, хотя слишком возбуждена, а ноги слишком ватные, чтобы забавляться.

– Мейкон?

Он издает звук, похожий на «да».

Я прижимаюсь носом к изгибу его уха – мне нравится, как он пытается скрыть дрожь, – а затем произношу твердым и решительным голосом:

– Отвали.

Мейкон отшатывается назад, как от удара, высоко вскидывая бровь от удивления. Его пристальный взгляд сталкивается с моим, а затем он начинает смеяться – иронично и самокритично, словно прилагает к этому усилия.

– На секунду я подумал, что поймал тебя.

– Никаких шансов, – говорю я, теперь устраивая свое шоу смеха.

Но, когда мы возвращаемся на рынок, идя бок о бок друг с другом так близко, что время от времени наши руки соприкасаются, мне становится интересно, кто из нас больше наговорил чепухи.

Глава одиннадцатая

Делайла

На следующий день, когда Норт подъезжает к дому на машине, Мейкон сообщает ему, что мы обедаем в ресторане. «Мы» – не он. Мне не хочется быть «мы». И особенно не хочется обедать с его агентом. Если судить по одностороннему телефонному разговору, который я подслушала, женщина уже настроена против меня.

– Нет, мне нужно спланировать меню и список неважных дел, которые необходимо решить.

Мейкон бросает на меня невозмутимый взгляд.

– Ни одно из порученных мною дел не является неважным.

– О, неужели? То есть отправлять какой-то цыпочке партию кексов с кардамоном и лавандовой глазурью, приготовленных конкретным кондитером, к которому мне придется ехать в Лагуну-Бич, потому что, разумеется, у них нет доставки, – это важное дело? Черт возьми, я могу испечь их сама. Да даже могу написать на них «С днем рождения» маленькими золотыми буквами, как ты и пожелал. – Честно говоря, я удивлена, что он не указал, какой шрифт следует использовать.

– Но они не были бы от ее любимого пекаря, – говорит Мейкон, а затем раздраженно стонет. – Она мой визажист. С этой девушкой мне приходится разговаривать часами, сидя в кресле. Она должна знать, что ее ценят.

Я закатываю глаза.

– Тебе не обязательно подкупать людей вкусностями, Мошенник.

– Здесь все так делают.

– То есть быть самим собой недостаточно?

На этих словах он одаривает меня ухмылкой до ушей.

– Получается, мисс Делайла, вы говорите, что моя личность способна очаровать людей?

– Ты мог бы очаровать даже змею, если бы захотел. И ты это знаешь.

Мейкон самодовольно хихикает, и я отворачиваюсь, чтобы он не увидел мою нежелательную улыбку.

Норт отвозит нас в Chateau Marmont – старинный отель Голливуда, который напоминает замок, парящий над бульваром Сансет.

Нас отводят к столику на террасе, который уютно расположился между шелестящими пальмами и массивными красными цветами гибискуса. Мне хочется смеяться, поскольку с этого места не только мы можем хорошо видеть посетителей, но и за нами могут наблюдать. Это место также оформлено в излюбленном стиле ресторанов Лос-Анджелеса: уединенная, маленькая, сказочная страна величия и красоты.

Я заказываю напиток «Московский мул»[22]22
  Коктейль на основе водки, имбирного пива и лайма.


[Закрыть] и откидываюсь на спинку стула с довольным вздохом. Теперь, находясь далеко от кабинета врача и греясь на теплом солнце, я счастлива.

Официант подает напитки как раз в тот момент, когда к нам спешит обеспокоенная женщина в светло-сером платье от Dior.

– Прости, что опоздала, дорогой, – говорит она Мейкону, останавливая его от попытки подняться быстрым поцелуем в щеку. – Движение на 101-м шоссе чудовищное.

Оно всегда такое. Но я подозреваю, что она прекрасно это знает и больше озабочена тем, чтобы эффектно появиться. Женщина высокая и стройная, ее длинные темно-каштановые волосы ниспадают идеальными волнами вокруг лица. Я знаю, сколько требуется приложить усилий, чтобы ваши волосы выглядели столь идеально. Либо она встает утром на несколько часов раньше, чтобы подготовиться, либо у нее есть постоянная запись в салон.

Тем не менее я впечатлена и немного завидую. Я старалась мыть голову как можно дольше, но сегодняшний душ не улучшил мою укладку, а с утюжком я обращаюсь даже близко не так искусно, как мой стилист. Что значит, что мои густые волосы растрепаны и пушатся.

Карен садится и с драматичным вздохом кладет локти на стол. Она старше Мейкона и меня, может, лет на пять. В ней есть какая-то твердость, будто хмурые черты ее лица не созданы для того, чтобы улыбаться.

– Что ж, – произносит она, глядя на Мейкона, – ты выглядишь намного лучше.

– По крайней мере, я не в инвалидном кресле, – отвечает он, прежде чем делает глоток чая со льдом.

– И слава богу, – радостно говорит Карен. – Студия хочет, чтобы ты выглядел бодро и жизнеспособно, иначе они начнут беспокоиться, подходишь ли ты для этой роли.

Я хмурюсь от мысли, что Мейкон должен скрывать свои серьезные травмы. Люди месяцами восстанавливаются, черт возьми.

Я неосознанно размахиваю ногой от возмущения, пока кончики пальцев Мейкона не касаются моего колена. Этого властного и мимолетного прикосновения достаточно, чтобы привлечь мое внимание. Я резко замираю и распрямляю ноги.

– Карен, – говорит он, – это моя новая помощница и шеф-повар – Делайла.

Все выглядит так, будто я каким-то волшебным образом появляюсь за столом и она видит меня в первый раз. Ее голубые глаза быстро осматривают меня.

– Так вот о ком ты говорил, – отвечает она Мейкону, поворачиваясь ко мне боком.

Я прищуриваюсь.

– Где ты ее нашел? – спрашивает Карен, не обращая на меня внимания.

– На 976-й улице, – говорю я с улыбкой.

Все за столом замирают, уставившись на меня. Только Норт подавляет смех. Я смотрю на них по очереди.

– Да ладно вам. Это же фильм «Красотка». «Добро пожаловать в Голливуд! О чем ты мечтаешь?»

– Да, дорогая, я знаю этот фильм. – Карен смотрит на меня с жалостью. – Я просто не могу понять, как это относится к тебе.

Жар приливает к щекам. Я понимаю, какой предстаю в ее глазах. По сравнению со звездами, с которыми она работает, я выгляжу довольно просто. Не выделяюсь в толпе, не ношу одежду от-кутюр и не улыбаюсь по команде.

Мне это прекрасно известно, но все же это не дает ей права обращаться со мной как с грязью под ботинком. У меня ушли годы, чтобы понять, что я не обязана выслушивать оскорбления от других людей молча.

Мейкон предусмотрительно наклоняется вперед, частично закрывая мне обзор своим большим плечом. Или, может, он просто хочет создать препятствие между моим кулаком и лицом своего агента.

– Ты взяла сценарий, который хотела мне показать?

Карен оживляется.

– О боже, верно. Но его нужно хранить в строжайшем секрете, так что мне не хочется говорить о нем слишком много здесь.

– Норт и Делайла и так узнают, скажешь ты при них или нет, – говорит Мейкон. – Потому что я им расскажу.

Карен морщит нос.

– Это связано с конкретной франшизой комиксов и новым супергероем… – Она многозначительно замолкает.

– Обалдеть, – бормочет Норт, выглядя впечатленным.

Если мы думаем об одной и той же франшизе, то я тоже удивлена.

– Марвел, – добавляет Карен, слегка покачиваясь на своем стуле. – Ты можешь в это поверить?

Мейкон откидывается назад, потирая щетину на подбородке.

– Да ну на хрен. – Хоть его голос и звучит приглушенно, я слышу волнение, которое скрывается в нем. И если присмотреться к Мейкону, то это также можно заметить в легкой дрожи его руки, лежащей на коленке, и в неподвижности его тела. Мейкон хочет этого.

А как иначе? Если его персонаж станет популярным, то он может получить билет в новую жизнь. Хоть Мейкону и не стоит беспокоиться о деньгах, сам факт того, что он может получать высокую зарплату, приравнивается к власти. В Ла-Ла Ленде, как моя мама продолжает называть эту индустрию, власть значит все.

Карен медленно кивает.

– Они впечатлены твоей работой в «Темном замке» и просили именно тебя.

Мейкон ерзает на стуле.

– Хорошо. – Он смотрит на меня, наши взгляды сталкиваются и удерживаются. Кажется, будто ресторан исчезает и остаемся только мы. Мейкон смотрит на меня, словно говоря: «Ты можешь поверить в это сумасшествие?» Дело в том, что могу. Нет предела тому, чего может достичь этот мужчина. Я всегда это знала.

– Хорошо, – снова говорит, не отрываясь, глядя в мои глаза, а затем отворачивается, и чары разрушаются.

Небольшая морщинка пробирается вдоль уголков рта Карен, когда она смотрит на нас, но быстро исчезает, когда женщина сосредотачивает свое внимание на Мейконе.

После оформления заказа они с Карен намечают возможные планы, как ему получить роль, а Норт предлагает подготовить тренировки, чтобы разработать тело Мейкона после травм.

Я же ем.

Дело не в том, что разговор неинтересен. Мне просто нечего добавить. Время от времени Мейкон просит меня отметить дату или сделать пометку в календаре. Я выполняю его поручения, но потом замечаю, что он, похоже, и сам прекрасно помнит все даты и пункты контракта. Мне становится интересно, не заваливает ли он меня бесполезной работой, учитывая, что Карен сказала, что все равно отправит ему всю информацию.

Когда я записываю одну из таких дат, Мейкон подкрадывается к моей тарелке и накалывает вилкой кусочек аранчики с черным трюфелем.

– Эй. Ешь свое.

Даже не проявив раскаяния, он крадет еще один кусочек.

– Но он такой вкусный.

– Тогда ты должен был заказать его. Возьмешь еще, и я откушу твою руку.

Мейкон берет кусочек, и начинается дуэль вилок.

– Перестань есть мою еду.

– Но твоя вкуснее.

– Знаю. Поэтому я и заказала ее.

– Да брось, Картофелька. Поделись еще чуть-чуть.

– Нет. Ешь свой чертов салат. Полезно для твоего здоровья.

– Я ненавижу салат. К черту его.

– Только после тебя, салатный мальчик.

Теперь мы смеемся, наши вилки звенят, когда соприкасаются и наносят удары. Громкий, раздраженный вздох прерывает наше веселье.

– Вы ведете себя как дети, – говорит Карен, морща нос.

Мейкон выпрямляется, сводя брови вместе. Он смотрит на свою вилку так, будто никогда ее не видел, проводя большим пальцем по зубцам. На его лице отражается замешательство, которое сменяется на раздражение, а затем на отстраненность. Он откладывает прибор, вновь становясь деловым.

– Делайла пробуждает во мне дурные черты.

Хочется усмехнуться, но я молчу. В его манере поведения есть что-то такое, что заставляет меня чувствовать, что он отбросил меня в сторону так же легко, как и вилку. Когда я стану умнее? Злюсь на себя за то, что снова забыла, как просто Мейкон может притянуть меня, только чтобы сбросить с обрыва, когда я меньше всего этого ожидаю.

И злюсь на то, что из всех людей чувствую себя наказанной Карен.

Она бросает на меня – не на Мейкона – еще один укоризненный взгляд, затем поворачивается к нему.

– Тебе стоит прислушаться к своей помощнице. Она явно знает толк в жирной пище.

Ее тон совсем не добрый. Мне надоело быть вежливой. И молчать.

Я поворачиваюсь к Норту, который откинулся на спинку стула, его голубые глаза светятся в нескрываемом предвкушении. Союзник, в котором я отчаянно нуждаюсь.

– Скажи мне кое-что…

– Все что угодно, детка.

В этот момент я его вроде как люблю. Потому что знаю, точно знаю, что он называет меня деткой, чтобы позлить Мейкона. Это можно прочитать по его глазам и губам, сдерживающим смех.

– Агенты в этом городе проходят обучение на типичных сук?

Мышца на его нижней челюсти дергается, а Карен раздраженно фыркает.

– Почти уверен, что в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса предлагают специальную скидку по этому курсу. – Мы оба ухмыляемся.

– Ладно, – вмешивается Мейкон. – Достаточно. – Я бросаю на него взгляд: «Скажи это мисс Бульвар Сансет».

В ответ он смотрит на меня своим: «Веди себя прилично».

«Заставь. Меня».

Он ухмыляется мне.

– Позже.

– Позже для чего? – раздраженно спрашивает Карен.

– Для выполнения моих иных услуг. – Я вытираю уголок рта. К черту ее.

Мейкон давится глотком воды. Тем временем Норт просто смеется, громко и раскатисто.

– Она мне нравится, – говорит он сердитому Мейкону.

– А мне нет, – огрызается Карен, прежде чем наклоняется ко мне. – Следи за своим языком. С такой, как ты, я могу разобраться в два счета. Ну… может, даже в один.

Ярость поднимается по телу.

– Уверена, ты не можешь даже управиться с чл…

Мейкон хватает меня за запястья, мягко потянув обратно на место.

– Извинись.

На секунду мне кажется, что он обращается ко мне, но его испепеляющий взгляд направлен на Карен.

– Ты нападаешь на Делайлу с первого момента, как пришла. Что далеко не лучшее решение, поскольку в обозримом будущем она всегда будет рядом.

Повисает напряженная тишина, во время которой Карен явно подумывает проглотить свой язык, чтобы не отвечать. Но в конце концов она заговаривает, выплевывая слова сквозь стиснутые зубы.

– Прости, что посчитала тебя легкой мишенью.

Мне хочется ответить ей. Но это только ухудшит ситуацию. Тем не менее злая пикси на моем плече побуждает одарить женщину теплой улыбкой.

– Извинения приняты. Прости, что намекнула, что ты вела себя как сука. – Мне следовало сказать это прямо.

Легкий кивок, и Карен возвращается к беседе с Мейконом, рассказывая о цифрах и сценариях, которые она хочет, чтобы тот прочитал.

Мы сидим снаружи на солнце, но возникает ощущение, будто темные стены надвигаются на меня. Я тянусь за стаканом, чтобы сделать глоток ледяной воды, но теплая тяжесть на моем запястье останавливает меня. Мейкон до сих пор держит мою руку, пока мой сжатый кулак покоится на его бедре. Сквозь все тело проходит разряд, и я дергаю рукой.

Он сразу же отпускает меня, даже не глядя в мою сторону. Но я еще долго чувствую легкий след его прикосновения, похожий на призрака, маниакально напоминающего мне, что теперь моя жизнь связана с человеком, который когда-то был моим врагом. Сейчас мы далеки от этого. Проблема в том, что я понятия не имею, кем мы приходимся друг другу теперь и как я должна выжить с ним под одной крышей.

Моя жизнь простирается перед глазами, как длинная темная дорога. Дорога, на которую я завела себя сама. Черт. Нельзя думать об этом в таком ключе. Ведь есть небольшой луч надежды. Согласно соглашению, если Сэм вернется в любой момент до конца года, что она и сделает, мне заплатят за отработанные месяцы – и я не буду должна ни цента. Я собираюсь взять эти деньги и добавить к ним те, которые сэкономила, и начать жить заново. Открыть ресторан. Что-то свое.

Когда Норт везет нас домой, я не могу избавиться от тяжелого чувства поражения, которое лежит на моих плечах. Вероятно, Карен задела меня глубже, чем я готова признать.

Мейкон сидит впереди с Нортом, молча смотря в окно. Норт ловит мой взгляд в зеркале заднего вида, и морщинки дружеского смеха собираются вокруг его глаз. Мейкон каким-то образом чувствует направление взгляда Норта и прищуривается, глядя на меня. К какому бы выводу он ни пришел, выражение его лица становится мрачным. Однако Мейкон откидывается на спинку кресла и продолжает задумчиво смотреть в окно. Что меня вполне устраивает. У меня нет желания разговаривать.

Только мне не дали отдохнуть. Как только Норт высаживает нас перед домой и уезжает в гараж, Мейкон тянет меня в тень лимонного дерева. Эти желтые фрукты отяжелели от сока и свисают над его головой, как золотые капли дождя, когда он без промедления набрасывается на меня.

– Давай проясним одну вещь…

– Если это из-за того, что я не вела себя мило с Карен, то клянусь богом, Мейкон, я отрежу твои яйца и оставлю умирать.

Из него вырывается протяжный смех.

– Мне плевать на Карен, она наговорила гадостей. – Он наклоняет голову, чтобы мы смотрели друг на друга, в его глазах появляется блеск.

– И не приписывай мои яйца к этому. Они здесь совершенно невинные свидетели.

– Они привязаны к тебе, поэтому я считаю, что так будет честно.

Мейкон на мгновение прищуривается.

– Ты никогда не играла честно, Картофелька.

– Не подходи ко мне, ладно? Твое лицемерие душит.

Он делает все наоборот и подходит ближе. Аромат лимонов смешивается со сводящим с ума теплом его кожи. Я улавливаю нотки мятного чая со льдом, который он пил за обедом, когда его глубокий, тягучий голос касается моего уха.

– Мне все равно, чем ты занимаешься в свои выходные…

– Подожди, у меня правда есть выходные? Я просто в шоке…

Я едва не вскрикиваю, когда он щиплет мочку моего уха пальцем.

– Вторник и четверг начиная со следующей недели, негодница. – Мейкон еще раз гладит мочку моего уха, прежде чем отойти. – А теперь, может, ты помолчишь и дашь мне сказать?

Я предполагаю, что это риторический вопрос, и прикусываю губу, откидывая голову назад, чтобы рассмотреть его. Выражение лица Мейкона немного обиженное и немного веселое. Но оно быстро становится мрачным.

– Ты вправе делать со своей личной жизнью все что хочешь, – выпаливает он. – Но Норт под запретом.

Из всех мужчин… я ничуть не заинтересована в Норте, поскольку знаю, что он также не заинтересован во мне. Очевидно, Мейкон бестолковый. И я не собираюсь просвещать этого придурка. Делаю вдох, задерживая его и медленно выдыхаю.

– Ох, правда?

– Да. Мне не нужно, чтобы мои работники избегали друг друга, когда секс наскучит. А поверь мне, так и будет.

Мне хочется рассмеяться. Хочется дать ему пощечину. Как бы то ни было, мое дыхание учащается и становится рваным.

– Значит, Норт под запретом, пока я работаю на тебя. Понятно.

Щеки Мейкона становятся красными, и готова поклясться, что этот мужчина рычит. Рык грохочет в его широкой груди, когда он процеживает сквозь зубы:

– Он не для тебя, Делайла. Если, конечно, ты не хочешь подбирать остатки за Сэм.

Такое ощущение, будто мне дали пощечину. У меня перехватывает дыхание. Черт, это было низко. Не только по отношению ко мне, но и к Норту. На мгновение, что-то похожее на вину мелькает в карих глазах Мейкона, но оно быстро исчезает за упрямой самоуверенностью и дерзко вздернутым подбородком.

– Что ж, – протягиваю я, – получается, ты тоже под запретом.

В ту секунду, как я произношу эти слова, мне хочется забрать их обратно. Яркий, холодный ужас пронизывает меня. Почему я это сказала? Почему? Почему?

И, о боже, самодовольная усмешка расползается по его четко очерченным губам. Его веки немного опускаются, улыбка становится шире – полный образ эгоцентричного мужчины.

– Приятно знать, что ты рассматривала меня, Картофелька.

С этими словами он разворачивается на каблуках и грациозно хромает обратно в дом.