Текст книги "Трудно отпустить"

Глава 15. Хантер

Отец:

Какая глупость – впустую растрачивать свои возможности и потенциал.

Отец:

Позор. Настоящий позор.

Отец:

Тебе выпал шанс, о котором твой брат только мечтал, и вот как ты играешь?

Отец:

Тебе повезет, если по приезде домой тебя не погонят вон из Джерси палками.

Я неотрывно смотрю на сообщения. На критику и негатив, которые после каждой игры напоминают о том, что мне никогда не стать Джоном.

Что я никогда не буду соответствовать идеалам отца. Даже если изо дня в день буду выжимать себя как лимон, он все равно продолжит критиковать меня.

Большим пальцем я смахиваю уведомления. Знаю, что сегодня, когда усну, его слова будут съедать меня.

Уснуть.

Вот чего я хочу. Провалиться в беспамятный сон и забыть об этом никчемном вечере. Попытаться забыть. Просто забыть.

Я оглядываю раздевалку. К этому моменту большинство игроков уже ушли. Слава богу, после беседы с Юнгером они оставили меня в покое. Я не в настроении разговаривать, поэтому, как и советовал тренер, выхожу через задний туннель в надежде, что все так и продолжат держаться от меня подальше.

Глава 16. Деккер

– Я подозревала, что ты решишь выйти именно через эту часть туннеля, – говорю я, как только Хантер появляется из дверей. С опущенной головой и лицом, которое скрывается в тени капюшона, он выглядит то ли полностью поверженным, то ли невероятно рассерженным.

Или и то, и другое.

Запнувшись, он останавливается посреди туннеля. Мы находимся в глубине арены, а вокруг – никого.

Стоит ему поднять голову и встретиться со мной взглядом, как все слова и эмоции будто бы испаряются. Он выглядит потерянным и разбитым. Мне хочется обнять его, даже если я и понимаю, что это неуместно. Огонь, горевший в нем этим утром, будто бы окончательно погас.

Стоя в тусклом свете, мы смотрим друг на друга дольше, чем следовало бы. Миллионы вещей, которые я хотела бы сказать, всплывают в голове, но тут же исчезают. Хантер не захочет меня слушать. Слова поддержки останутся нежеланными, проигнорированными.

А ведь я никогда не поддерживала клиентов, лишь бы тем стало лучше. Так с чего начинать с Хантером? Если солгу о вещах, которые, как мы оба знаем, не являются правдой, как кто-то поверит мне в действительно важный момент?

– Не надо, Деккер. – Его голос – мягкий рокот, когда он проходит мимо меня.

– Хантер! – Я ненавижу отчаяние в моем голосе, но ничего не могу с собой поделать.

Но Хантер не останавливается. Он просто уходит.

– Ты так тяжело вздыхаешь, Декк. Обычно так происходит, когда ты слишком много думаешь. Что у тебя на уме, малышка? – Голос отца, звучащий на другом конце провода, приносит некоторое успокоение. Пусть я и злюсь на него, губы все равно изгибаются в намеке на улыбку.

– Ты пытаешься меня подставить?

– Что? – спрашивает он. – Не смеши.

А я и не пытаюсь его рассмешить.

Я только об этом и думала, пока мерила шагами туннель на арене, ожидая, когда мой клиент, что играл за команду противников, закончит давать интервью.

И пришла именно к такому выводу.

– Из нас четырех ты только меня отправил на задание. Леннокс сообщила, что ты еще не поручил им клиентов, которых нужно переманить.

– Потому что время неподходящее.

– Ерунда, – скрещиваю я руки на груди, пока смотрю на вид, что открывается из окна отеля. В эту безлунную ночь небо усеяно огнями города.

– Хантер был одним из самых важных. Через несколько месяцев ему предстоят переговоры по контракту. Теперь, когда «Лесорубы» так близки к борьбе за кубок, самое время переманить его на нашу сторону.

– Ага.

– Что? – разыгрывает он из себя невинность. – Ты его разозлила? Вот почему он так плохо играл?

– Вот ты и попался! – Я едва не подпрыгиваю на месте. – Ты же никогда не смотришь хоккей, а сегодняшний матч, значит, видел? Подозрительно.

– Матч шел по телевизору как раз, когда я просматривал контракты. – В трубке раздается его смешок. – И вообще-то, дорогая, я смотрю все виды спорта.

Я покусываю щеку, слушая, как он включает и выключает воду. Теперь я задаюсь вопросом, не надумала ли лишнего.

– Ты что-то задумал. – Я знаю это.

– Почему бы тебе не рассказать мне, что там происходит?

– Не о чем рассказывать, – отвечаю я, мечтая на секунду забыть о желании разоблачить его. Потому что я действительно хочу поговорить о Хантере.

– Но твое молчание подсказывает, что у тебя появились какие-то мысли.

– Появились, – киваю я. – Думаю, он на стадии выгорания и отказывается смотреть на ситуацию в целом.

– То есть?

– То есть существует причина, по которой он так себя ведет.

– Например?

– Желание попасть в плей-офф? Дальнейшее сотрудничество с «Лесорубами»? Но что-то точно есть, – бормочу я скорее себе, чем отцу.

– Так что же ты собираешься делать?

Я прислоняюсь бедром к спинке дивана, смотрю на сэндвич, который принесла в качестве позднего ужина, и на секунду задумываюсь.

– Каким-то образом заставить его снова полюбить хоккей. Возможно, на него слишком давят, потому что он важен для франшизы.

– Я бы сделал точно так же.

Глупо ли, что простое одобрение отца вызывает у меня улыбку от уха до уха?

– Осталось только решить, что именно делать.

– Ты разберешься. Как всегда, – говорит он. – Уже поздно…

– Не так быстро, Кинкейд. Хорошая попытка. Поговорим-ка о том, почему ты выбрал именно меня для охоты на Хантера. – Поджимаю губы в ожидании ответа.

– Лишь потому, что знаю, что ты способна с ним справиться. Клянусь.

Мысленно возвращаюсь к прошлому вечеру. К тому, как обхватила член Хантера и скользнула языком ему в рот. К тому, как я все испортила, а Хантер не упустил случая на это указать.

Мои щеки заливает румянец, пока я соображаю, что сказать отцу.

– Я не верю тебе на все сто процентов.

Его смех разносится по линии.

– Отлично. Это будет держать тебя в тонусе. Спокойной ночи, Декк. – Не сказав больше ни слова, он вешает трубку.

Мне остается только смеяться и качать головой в пустом номере отеля. Худшее в моем отце, вероятно, и лучшее в нем – я просто не могу на него злиться.

Я слишком погружена в собственные мысли.

Даже больше чем слишком.

Но одна все же остается в моей голове, пока я ем сэндвич. Если Леннокс понимала, что я испытываю к Хантеру, когда сама я отказывалась признавать, что между нами что-то есть, не заметил ли этого и мой отец?

Вот он – самый важный вопрос.

Глава 17. Деккер

Глава 18. Деккер

– Когда ты предложила прокатиться, стоило ли мне догадаться, что речь идет о похищении? – спрашивает Хантер, сидящий на пассажирском сиденье. – Или ты пытаешься закончить то, что начала прошлым вечером?

Как бы мне ни хотелось бросить колкий ответ, я лишь включаю поворотник и улыбаюсь.

Я все утро раздумывала, как показать Хантеру, что его силы на исходе. И что еще важнее – показать без слов.

Спортсмены очень суеверны. После победы они перестают бриться. На поле не наступают на линии. Носят одно и то же (но надеюсь, что стираное) белье, если оно было на них в удачный момент. И они никогда не произносят некоторых понятий вслух – вроде «ноу-хиттер»[10]10
  В бейсболе ноу-хиттер – игра, в которой команда не смогла сделать ни одного хита (удар, при котором отбивающий достиг первой базы).


[Закрыть], «идеальная игра»[11]11
  В бейсболе победа всухую, при которой ни один игрок соперника не достиг базы.


[Закрыть], «выгорание» и т. п.

Так что я подготовилась показывать, а не рассказывать.

К тому же я не была уверена, что Хантер сам понимает, что переживает выгорание. Скажи я ему об этом, он бы точно принялся со мной спорить.

А именно этого я и пыталась избежать.

Когда я предложила ему проехаться со мной, то пообещала себе, что буду отвечать улыбкой на все, что бы он ни сделал с целью вывести меня из себя.

Мы могли ладить и за пределами спальни.

Я была настроена доказать это себе в личном плане, а ему – в профессиональном.

Только так я могла бы убедить Хантера, что знаю, что для него лучше. После этого он бы с легкостью доверился мне как агенту.

Направляясь на восток по Уилок-стрит, я бросаю взгляд в его сторону.

– Я не говорила, как далеко мы едем.

– Хорошо, что сегодня у меня выходной, а то пришлось бы пропустить игру, – бормочет Хантер, хотя в его голосе слышны нотки веселья.

Слева появляются огни колледжа, а справа начинает виднеться арена. На улице темно, но студенты толпятся на освещенных уличными фонарями тротуарах и в местах общего пользования.

– Когда ты в Ганновере[12]12
  Игра слов по аналогии с пословицей «Когда будешь в Риме, делай как римляне», или русский эквивалент «В чужой монастырь со своим уставом не ходят» (англ. When in Rome do as the Romans do).


[Закрыть], да?

– А что, в Ганновере принято похищать хоккеистов и привозить их в… где мы, черт возьми? – спрашивает Хантер.

– В Дартмуте. А если точнее, в Дартмутском колледже.

Я замечаю, как он содрогается.

– Ладно, – протягивает Хантер, когда я въезжаю на переполненную парковку и, к счастью, сразу же нахожу свободное место. – Я не был силен в учебе, Кинкейд. Да от одной мысли о том, чтобы снова сидеть за партой, у меня мурашки по коже.

– Что? Тебе не нравилось, когда кто-то говорил тебе что и как делать? Какая неожиданность, – я ставлю коробку передач в режим парковки. – Вот, надень это, – беру с заднего сиденья бейсболку и бросаю ее Хантеру, пока сама жду его реакции.

– Ни за что! – качает он головой и скидывает с колена бейсболку «Королей Лос-Анджелеса» так, словно та обжигает. – С ума сошла? – Смех Хантера заполняет салон машины, и я замираю, чтобы сполна насладиться им. Ведь я не так часто его слышу. – Я не могу ее надеть.

– Почему? Поддержишь НХЛ. – Я поднимаю бейсболку и пытаюсь натянуть ее ему на голову.

– Нет, – вскрикивает Хантер и хватает меня за запястья. Я же шутливо пытаюсь вырваться. – Не буду я предателем. Не буду.

– Вот сфотографирую тебя и разошлю по всем соцсетям.

– Не смей, – вопит Хантер и пытается отвлечь меня щекоткой. Я вскрикиваю и неуклюже падаю на центральную консоль так, что прижимаюсь грудью к его груди.

В столь тесном пространстве наши губы находятся всего в миллиметрах друг от друга, так что, когда мы, учащенно дыша, встречаемся взглядами, все протесты так и остаются невысказанными.

– Деккер. – Мое имя, произнесенное довольно тихо, все равно режет слух даже по сравнению с криками, которые совсем недавно раздавались в машине. В этих двух слогах мне слышится многое. Правда ли это или же я все придумала?

Поцелуй меня.

Эта идея крутится в моей голове, пока я пытаюсь собраться с мыслями. Пока борюсь с соблазном наклониться и попробовать его на вкус.

Но губы Хантера так близко. Под ладонями, которыми я упираюсь ему в грудь, он кажется таким теплым, приглашающим прикоснуться к себе. В моей голове только воспоминания о том, как хорошо нам может быть вместе.

Он опускает взгляд на мои губы, но тут же снова смотрит мне в глаза.

В проходе позади нас кто-то сигналит, и мы отскакиваем друг от друга, как школьники, которых застали обжимающимися на школьной парковке.

– Спасен в последний момент, – бормочет Хантер в тишине машины, вертя в руках бейсболку «Королей». Я сижу, прислонившись спиной к двери, и наблюдаю, как он перебирает пальцем вышивку.

– Готов? – спрашиваю я, но никто из нас не двигается с места.

– Напомни, зачем мы здесь?

– Конкретно в этой машине или в философском смысле? – уклоняюсь я от ответа.

– Деккер, – рычит Хантер, и я смеюсь.

– Потому что для понимания перспективы полезна смена обстановки. – В невинном замечании кроется намек, и судя по тому, как Хантер смотрит на меня голубыми глазами, скрытыми в тени, он его уловил.

– О чем именно мы говорим, Деккер?

Пока мы сверлим друг друга взглядами, у меня мурашки бегут по коже. Я нервничаю, размышляя о том, насколько честной мне следует быть.

Мы говорим о том, чтобы напомнить тебе, почему ты вообще играешь в хоккей.

Мы говорим о том, что тебе нужен новый агент, который будет тебя ценить.

Мы говорим о том, что мы заслуживаем второй шанс.

Но ни один из этих вариантов так и не срывается с моих губ. Нет. Вместо этого я, испугавшись, даю ответ, который способен его удовлетворить. Пока что.

– Мне нужно посмотреть матч предполагаемого клиента. Я подумала, что ты захочешь высказать свое мнение.

Хантер, прищурившись, качает головой.

– Что? – Это слово сопровождается недоверчивым смехом.

– Сделай мне одолжение, – говорю я и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на заднее сиденье. – Кажется, у меня где-то была шапочка. Шапочка сойдет? – уточняю я, роясь в дорожной сумке.

– Зачем мне ее надевать? – интересуется Хантер, когда я выуживаю простую черную шапочку.

– Вуаля! – поднимаю я вещицу. – Тебе лучше надеть ее, потому что ты здесь не как Хантер Мэддокс, бог хоккея. Ты здесь как простой парень Хантер с членом среднего размера, который приехал, чтобы насладиться игрой.

Хантер долго смотрит на меня, и я жду, что он что-нибудь скажет, что в его глазах промелькнет настороженность, но он только кивает и медленно натягивает шапочку.

– Но мой член больше среднего. Парень в шапочке, может, и простой, но его достоинство – нет.

– Следовало ожидать, что ты скажешь что-то подобное, – смеюсь я.

– Простым парням нужна вся любовь, которую они только могут получить, – пожимает он плечами.

– Пойдем уже, Хантер «Больше среднего», – шучу я и открываю дверцу. Мне необходим холодный воздух, чтобы прийти в себя от осознания, что мы и правда ладим. И от мыслей о том, что хочу начать все сначала… независимо от того, как сильно он ранил меня в прошлый раз.

Но ранит ли то, что вы оба ожидали одного и того же до тех пор, пока твои ожидания не поменялись? Разве можно винить в этом Хантера?

Господи, Декк. Забудь уже об этом. Забудь о нем.

Но прошло уже три года, и, судя по всему, я ничего не забыла. О чем это говорит?

Мы соприкасаемся плечами, когда проходим по парковке, как и студенты колледжа, направляющиеся посмотреть одну из самых важных игр сезона – матч против «Дартмута».

– Подожди. – Хантер берет меня за руку, чтобы я остановилась и посмотрела на него.

– Почему у тебя в машине шапка с логотипом «Королей»?

– У меня есть клиенты чуть ли не из каждой команды.

– И что? Ты наряжаешься для их игр?

Я пожимаю плечами и застенчиво улыбаюсь:

– Иногда.

– Все это время ты была в дороге с «Лесорубами». Что-то я не заметил на тебе нашу шапочку.

– Надену ее, как только выиграете кубок.

– Ого, – говорит Хантер, прежде чем разразиться смехом. – А ты жестокая.

Но по пути к арене я могу сосредоточиться только на его смехе.

Это все, что я слышу.

Все, что я хочу слышать.

Глава 19. Деккер

– Уверена, что не хочешь? – спрашивает Хантер, ставя пинту пива на стол. В баре царит полумрак, стены увешаны атрибутикой Дартмута. Место просто кишит студентами колледжа, которые пришли праздновать победу.

Мы устраиваемся в дальнем углу, чтобы спокойно пропустить стаканчик. Удивительно, что эта игра протянула так долго и никто еще не узнал Хантера.

– Сегодня ты пьешь, а я развожу нас по домам, – со смешком делаю я глоток диетической колы.

– Почему ты смеешься? – интересуется он.

– Просто думаю о той бедной леди. Она пребывала в таком замешательстве, пока мы не убедили ее, что ты брат-близнец Хантера Мэддокса.

В его улыбке сквозит грусть, и я тут же жалею о сказанном. Возможно, я была слишком увлечена игрой, чтобы заметить, но теперь я отчетливо вижу это.

– Прости. Я не хотела… Как дела у твоего брата? – спрашиваю я, чувствуя себя полнейшим ничтожеством. Мне известно только то, что Хантер очень ценит брата и что того парализовало после аварии, в которую они попали, еще будучи подростками.

Хантер редко говорит о Джоне. В интервью и непринужденных беседах он оставляет все, что связано с братом, за кадром. Случись нечто подобное с одной из моих сестер, особенно с близняшкой, я вела бы себя так же.

– С ним все в порядке. – Хантер делает глоток и оглядывает развлекающихся посетителей. – Ты быстро управилась с той дамой, Кинкейд, – замечает он.

– Спасибо.

– Ты просто создана для этой работы.

Раздаются радостные возгласы, когда кто-то из хоккейной команды Дартмута входит в бар. Лицо Хантера озаряется, когда он смотрит на моего клиента – нападающего Дартмута – и едва заметно качает головой.

– Дай парнишке еще пару лет, и так после игры его будут встречать уже в «Танке».

– Думаешь? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ: парень и правда настолько хорош. Но больше всего я рада, что Хантер согласен со мной в этом вопросе.

– Ага. У парня талант. Мастерство, из-за которого не можешь усидеть на месте и все ждешь, чем же он удивит тебя в этот раз.

– Совсем как еще один нападающий, которого я знаю, – бормочу я, приподняв брови. Я замечаю заминку в его движении, когда Хантер подносит кружку к губам. Но он ничего не говорит. В отличие от многих спортсменов, которых я представляла, он не подстегивает и не ищет похвалы, способной потешить самомнение.

Хантер предпочитает оставаться в тени вместо того, чтобы купаться в свете софитов. Мне всегда было интересно, почему мужчина, столь дерзкий в жизни и столь бесстрашный на льду, прячется от чужого внимания. Как будто он этого недостоин. Даже смешно.

– А как дела у твоего отца? – интересуется Хантер. – Сестры все так же действуют тебе на нервы?

Удивленная его вопросом, я киваю. Раньше мы не вели светских бесед. Это кажется на удивление нормальным, но, может, мы просто ступили на неизведанную территорию.

– Они всегда действуют мне на нервы, но разве не так все и устроено? – Я смеюсь, но вспоминаю, как разговаривала с Леннокс о сидящем напротив мужчине, и меня внезапно охватывает тоска по дому. Конечно, мы с сестрами доводим друг друга до белого каления, но все же приятно знать, что они есть. Что мы можем заявлять, будто ненавидим друг друга, но в нужный момент всегда придем на помощь. – По правде говоря, мы всегда заняты, всегда куда-то спешим.

Он усмехается:

– Это такой вежливый способ сказать, что вы все еще не ладите?

Я провожу пальцами по запотевшему стакану и позволяю воде скапливаться вокруг подставки.

– Мы не то чтобы не ладим, – вздыхаю я, пытаясь подобрать такие слова, чтобы тому, кто не имеет к нашей семье никакого отношения, стало понятно. – То есть мы беспокоимся друг о друге, но у нас много обид. Я… Я не хотела заменять маму, когда она умерла. Отец был занят клиентами, чтобы обеспечить нас всем необходимым. Так что как старшая сестра… Да, у нас была няня, но по какой-то причине именно я устанавливала правила и следила за соблюдением дисциплины.

– Должно быть, было сложно потерять мать в столь юном возрасте.

Я отвожу взгляд и сосредотачиваюсь на пузырьках, поднимающихся в моем стакане. Чего никто не понимал, так это того, что у меня не было времени скорбеть. В один день мама была полностью здорова, а на следующий – неожиданно скончалась от аневризмы. Я помню, что чувствовала себя потерянной и одинокой. У меня было столько обязанностей, во мне бушевало столько эмоций, сколько многим подросткам и не снилось. Но никто и не догадывался, что каждую ночь я плакала. Никто не видел, как я переворачивала подушку, потому что наволочка становилась мокрой от слез.

Никто не знал, насколько безнадежно одинокой я стала.

– Это было опустошающе, – морщу я нос, чтобы сдержать слезы, а затем, уже привыкшая, прогоняю печаль. – Для каждого из нас.

Когда мы с Хантером встречаемся взглядами, я вижу сочувствие, которого не получала от него раньше. Но как бы мне ни было приятно, я рада, что он рушит момент, говоря:

– Почему твои сестры не догадались, что ты просто проявила инициативу? Они же достаточно взрослые, чтобы понимать, что к чему.

– Уверена, они все понимают… Мы все пытаемся оправиться от травмы, но загвоздка в том, что мы чертовски разные. Как будто мы – направления на компасе, которые совпадают лишь в редких случаях. Хотя нас все устраивает. Благодаря нашей индивидуальности каждая сумела в чем-то помочь отцу…

Хотя это также породило в нас дух соперничества, причем не всегда здорового.

– Когда-нибудь вы поймете, что ваши различия не играют никакой роли. Вы осознаете, что даже в ссорах кроется любовь. Конкуренция – это способ хотеть большего. Смех же – то, что поможет вам продержаться даже в самые темные времена. И в конце концов вы научитесь ценить друг друга, а остальное уже не будет иметь значения.

Я смотрю на Хантера. Его проницательные слова оказались настолько неожиданными, что я удивляюсь, откуда в нем столько мудрости. Я хочу сказать ему так много. Прежде всего то, каким прекрасным был его ответ… но я знаю, что он не примет моих слов.

– Может, после смерти мамы мы уже должны были это осознать. С другой стороны, может, мы лишь кучка упрямых женщин, которые однажды все поймут.

– Эй, мужик, – говорит официант. Он ставит на стол свежую кружку пива и хлопает Хантера по плечу. – За счет заведения. Я тебя не выдам. Можешь спокойно наслаждаться своим напитком.

– Спасибо, мужик. – Хантер смеется и качает головой. – Я это ценю.

Они пожимают руки, и официант отправляется обслуживать следующий столик.

Когда я снова смотрю на Хантера, он, куда более расслабленный, чем за все время нашей поездки, сидит, откинувшись на спинку стула. С мягкой улыбкой на губах он изучает меня.

– Почему ты решила взять меня с собой? – спустя мгновение спрашивает он.

– Просто предчувствие.

– Предчувствие?

– Ага. Как я уже сказала, иногда смена обстановки помогает взглянуть на вещи под другим углом.

– Ты ходишь вокруг да около, Декк. Обычно ты так делаешь, когда не хочешь отвечать.

– Скажи-ка, – начинаю я, – что первое приходит тебе в голову, когда ты думаешь о нашей поездке?

– Кроме страха, что ты решила меня похитить?

– Кроме этого, – киваю я.

– Теннисные мячики, – произносит он сквозь смех.

Тот же смех, что я слышала весь вечер. Пока он комментировал игру. Показывал детали, которых я не заметила бы, потому что не знала о них. Когда он взял предложенные рядом сидевшими людьми теннисные мячики и бросил их на лед, следуя традиции после первого гола в ворота соперников из Принстона.

Он свистел, смеялся и указывал на поток мячей, скачущих по льду. Я еще никогда не видела его таким беззаботным. Это только подтверждало, что догадка о выгорании могла оказаться правдой.

– Никогда не видел подобного сумасшествия. Это говорит тебе тот, кому во время игры с «Красными крыльями» под ноги швырнули чертова осьминога.

– Я уже бывала на матчах Дартмута и Принстона. Иногда, просто чтобы развлечься, а иногда, чтобы заполучить нового клиента. Швыряние теннисных мячиков – лучший момент. Хаос и товарищество. Заниматься спортом просто потому, что он тебе нравится, быть частью чего-то, что пропитано традициями, куда лучше простого соперничества.

– Ах, – выдыхает Хантер и, даже подняв кружку, не отрывает от меня взгляда. – И вот мы снова ходим вокруг да около? – Пусть его тон и остается игривым, глаза предупреждают действовать с осторожностью.

Я могла бы и сама догадаться.

– Ничего такого. Просто я подумала, что после последнего матча тебе не помешает немного отдалиться от парней.

– И поэтому мы снова пришли на хоккей? – В его голосе слышится веселье.

– Да, – равнодушно пожимаю я плечами. – Это был последний выходной перед тем, как команда отправится в Бостон. Мне нужно было проведать паренька, так что я подумала: «Почему бы не прихватить с собой лучшего?»

– Лучшего? Если продолжишь осыпать меня комплиментами, Кинкейд, я решу, что ты и правда так думаешь.

– Может быть, и думаю.

Мы смотрим друг другу в глаза и не спешим разрывать зрительный контакт. Между нами воцаряется молчание, одинаково приятное и игривое.

– Так вот почему ты меня похитила? – Хантер протягивает руку, чтобы заправить выбившуюся прядь волос мне за ухо. – А я-то думал, что ты используешь меня, чтобы доставить себе изощренное удовольствие.

– Изощренное? – усмехаюсь я, но при мысли о Хантере и удовольствии сладкая боль медленно расцветает между моих бедер.

– Оно настолько хорошо, что опасно.

– Господи помилуй! – смеюсь я. – Так и есть. Я скрутила тебе руки и похитила, чтобы воспользоваться тобой.

– Еще и электрошоком ударила.

– Тебе не понравилось? Неужели проводить со мной время настолько ужасно, что без электрошока не обойтись?

Он наклоняется вперед и кладет локти на стол. Долю секунды мне даже кажется, что он собирается меня поцеловать. Я замираю и чувствую себя глупо, потому что Хантер лишь шепчет низким рокочущим голосом:

– Хочешь узнать, какая часть матча стала лучшей?

– Да? – Я удивлена столь резкой сменой темы, но очарована его голосом и тем, каким довольным он выглядит.

– Что бы я ни делал, куда бы ни пошел, всем что-то от меня надо. Время, талант, мое положение. Ты хоть представляешь, как здорово было пойти на матч просто ради веселья? Удивляться хорошей игре, смеяться над теннисными мячами и сидеть среди зрителей, где никто меня не знает и не хочет что-то с меня поиметь?

– Даже представить не могу, – бормочу я, чувствуя себя предательницей, потому что хотела что-то от него получить.

– Отчасти все из-за кубка.

– О чем ты?

– Поэтому Ян предложил мне контракт с «Лесорубами», – говорит Хантер о главном менеджере команды. – В ответ я просто обязан выиграть кубок.

Я смеюсь над нелепостью его заявления.

– Любой стоящий агент не согласился бы на такие условия. – Я качаю головой и мысленно добавляю еще одну причину в список тех, почему Сандерсона можно считать придурком. Сначала комиссионные, потом уже благополучие клиента. – А что, если у тебя не выйдет? – уточняю я, но в ответ получаю только перекатывание мышц на крепко сжатой челюсти. Мной овладевает любопытство. Я понимаю, что компании приобретают игроков высокого уровня для развития, но никто не может гарантировать получение Кубка Стэнли.

– И так ясно, чего от меня ожидают. Даже если это и не прописано в контракте, – отвечает на мой невысказанный вопрос Хантер.

– От каждого игрока ожидают победы, – смеюсь я, но тут же замолкаю, заметив серьезное выражение на его лице. – Разве не поэтому ты играешь? Разве не для этого каждый хоккеист выходит на лед? Никто не создает команду в надежде, что та будет посредственной.

– Те, у кого нет больших средств, так и делают.

– Ты не понимаешь, Хантер, – качаю я головой и, откинувшись на спинку стула, пристально смотрю на него. Он выглядит так, будто несет на своих плечах тяжесть всего мира. Как бы мне хотелось облегчить его ношу. – Ты хоть представляешь, сколько замечательных игроков так и не получили кубок? Я могу перечислить целую кучу.

– Я тоже, и мое имя будет среди них.

– Ты построил феноменальную карьеру. Даже если не выиграешь Стэнли…

– Не неси чушь, Деккер. Ты можешь быть величайшим из всех, но если ты никогда не побеждал, это яйца выеденного не стоит. Лучшие получают кубок. И даже не раз. Таков был наш уговор. Он платит мне кучу денег, а я собираю вокруг себя команду, которая впервые за все существование «Лесорубов» поможет мне выиграть кубок.

– Вы вот-вот выйдете в плей-офф. Можно сказать, что команда, которую ты собрал, оправдывает себя. – Только вот какой ценой. – В сезоне осталось пятнадцать игр?

– Да.

– Это целая тонна давления, – бормочу я скорее себе, чем Хантеру.

– Ты и представить себе не можешь, – вздыхает он. – Но мы почти у цели. Так близко, что я уже чувствую вкус победы… но, черт, я не знаю, справимся ли мы.

– О чем ты? – не понимаю я, но кладу свою руку поверх его, чтобы не позволить ему отдалиться.

– Не бери в голову. Ничего серьезного, – напряженно улыбается Хантер, прежде чем допить пиво. – Уже поздно. Нам лучше вернуться. Путь неблизкий.

Я вздыхаю, когда он отодвигает стул и идет расплачиваться. Мне кажется, у нас наметился настоящий прогресс. Что в этом хорошего? Предчувствие меня не обмануло. Хантер Мэддокс эмоционально истощен, но не знает, как признаться в этом даже самому себе.

Вместо этого он злится. Творит глупости. Доводит себя до изнеможения. Мужчина, который предпочитает держаться в тени, будучи лицом команды, в последующие недели будет вынужден оказаться в центре внимания.

Как Хантер справится с этим? Судя по тому, как он реагирует на уже свалившееся на него давление, все обернется катастрофой.

Если я помогу ему осознать, что он находится на грани выгорания, станет ли это ключом к решению проблемы или же все только усугубится?