Текст книги "Дурак космического масштаба"

– В подъезде стою, выхожу.

Я переключил коммуникатор, вызвал Келли и как мог свирепо посмотрел на Влану.

– Так, боец-птица, меня начальство вызывает. Командование на время поимки этой девицы принимаете вы. Дейс, Айим? Слушаться – как меня! Келли, ты слышал? Сай, сними браслет.

Я вручил браслет Сайсена Влане.

– Келли, связь через браслет Айима. Отбой.

На улице ребята уже погрузили пленных. Можно бы перепоручить охрану Вланы Гарману, но пусть он лучше опекает эту Айку. С его-то страстью всех опекать, он с ней как-нибудь управится.

Забираясь в шлюпку, я снова почувствовал вызов.

– Поди, бандита какого-нибудь командовать оставил? – ехидненько спросил Мерис.

– Я же сказал – пилота.

– Ну-ну…

– Ты меня куда?

– На орбиту и в прыжке – на Аннхелл. У меня для тебя подарочек.

– И все?

– Еще морду вымой.

Ничего себе подарочек. До Аннхелла с одного прокола не доберешься, конфигурация магнитных полей не та. Только двойной прыжок. Как раз и похудею килограмма на два, а то уже девчонкам не нравлюсь.

«Подарочком» Мерис мог назвать все что угодно, и я начал приводить в порядок амуницию. Неизвестно в какое пекло придется лезть за этим «подарочком». Однако выражение «вымой морду» означало, что надо быть при параде.

Я вертел услышанное и так, и эдак, но понять, зачем меня вызывает генерал, не мог. Обидно, но сегодня все больше меня знали: и Влана, и мой шеф.

Когда вломился, как привык – один, без сопровождения, Мерис оглядел меня с каким-то уж больно оценивающим прищуром. Будто собирался купить на мясо.

Я ухнул в массажное кресло – каждая мышца после двойного прокола мешала соседке – и утопил в оживших подлокотниках плечи.

Смотрел на генерала и никак не мог понять: куда такая спешка? Ничего в кабинете у Мериса не горело, никого лишнего там не наблюдалось.

– Зачем вырвал-то из живого? – спросил я, с наслаждением отдавая тело креслу.

Вообще приятно, когда хоть кто-то рядом с тобой для разнообразия головой думает. Мог ведь и табуретку поставить.

Мерис разглядывал меня и молчал. Выпить не предлагал, хотя раньше бывало, что предлагал мне, а пил сам. Значит, ничего на его нервы в данный момент не давило. Я стал медленно заводиться. Дел и без его фокусов невпроворот.

– Это что, тест на толерантность начальству или тупой подчиненный чего-то недопонял? – спросил я «вполсилы», только готовясь в очередной раз поцапаться с ним. – У меня там, между прочим, Хэд знает, что творится. Я бы этих щенков недоделанных топил всех перед войной. Чтобы потом не ловить по канализациям и крышам!

– Опять у тебя с подрастающим поколением проблемы? – усмехнулся Мерис. – А зачем ты их щадишь? Повесил бы сотни три показательно.

– Недостаточно озверел еще, чтобы детей вешать.

– Ну, гоняйся тогда, у тебя же вроде получается? – хмыкнул Мерис и встал. – На, погляди, какую мы тебе биографию подобрали. Ветеран эскгамской войны! Герой! А чистенькая какая – не подкопаешься. Последние двадцать лет жил на недавно колонизированной Луне Бхайма. На подходах к Гране… Ну, ты слышал, поди? Ни Луны, ни Бхайма, ни документика. Предполагается, что уцелел ты чудом, вылетев в это время к родственникам на Грану.

– Там же оцепление?

– Так ты пилот с о-го-го каким стажем. Почти бог.

– Погоди, Эскгам… Так это… лет мне должно быть сколько?

– А кого волнует, сколько курсов реомоложения ты прошел? Главное, что теперь я спокойно могу вернуть тебя на твое же место. Келли еще не достал со своими понятиями о субординации?

– Достал, – вздохнул я. – Как только ни убеждал его, что теперь я ему должен подчиняться, а не он мне… Что он за человек?

– Он? – удивился Мерис. – А ты сам на его месте смог бы из-под такого, как ты, вылезти?

– А что во мне ТАКОГО? – я опять начал злиться. Умел же генерал поддеть. Нашел, понимаешь, виноватого! Словно бы это я всячески ломал Келли.

– Ты, «сержант», в зеркало давно на себя смотрел?

– У тебя тут все равно нет, – съязвил я.

Неожиданно Мерис резко изменил тон:

– А ну встать смирно! Ты почему сидишь, мерзавец, когда старший по званию перед тобой стоит?!

Признаюсь, я не то что не встал, а, пожалуй, еще сильнее откинулся в кресле. Так удобнее было видеть всего генерала целиком. Чего он взбесился-то вдруг? Или опять развод пошел? То, что нужно действительно встать, мне даже в голову не пришло. Устал я. И вообще, пусть на ординарца своего орет, затем я, что ли, к нему Хэд знает откуда за два часа…

Мерис какое-то время пытался «поднять» меня из кресла взглядом, а потом вдруг расхохотался.

– Видел бы ты себя, Агжей, или, как там тебя сейчас по бумагам, Гордон?

– А чего я в себе не видел? Да ты садись уже, а то я, правда, что-нибудь подумаю.

– Да…

Генерал пинком выгнал из угла стол, достал «Пот дракона»… Любил же он эту гадость. Следом вынул из бара какой-то сок. Какой – меня не волновало, хотелось чего-то холодного. Я придвинулся вместе с креслом к столу и налил. – Хоть на кулак-то свой посмотри? – фыркнул следивший за мной глазами Мерис. – Кувалду в детстве видел?

Я поглядел на пальцы и сжал их. Кулак как кулак, орех любой могу раздавить.

– Вот-вот. И весь ты такой стал. Заматерел ты, Агжей. Не подчиняться тебе – проще застрелиться. Чего ты от Келли-то захотел? Ты ж одним видом своим…

– И что мне теперь делать? – искренне огорчился я.

– Как что? Верну тебя на место. А его – не в звании же понижать, подберу что-нибудь.

Мне до боли жалко было расставаться с Келли, но возразить я не мог. Келли нужно расти, не век же ему ходить в моих сержантах, тем более – он в два раза старше меня.

– Кого ты там ловил сегодня? – Мерис выпил, достал свою вонючую сигарету, закурил и тоже откинулся в кресле. – Ты не поверишь, какая история вышла, – начал я лениво и издалека. На душе было не очень-то весело, почему бы не постебаться? – Женщину-пилота когда-нибудь видел?

Мерис покачал головой, и дым покачался тоже.

– А я вот нашел одну. На астероиде, куда ты меня загнал.

– А… так это из-за нее ты раньше оговоренного? Страшная вещь – бабы. Надеюсь, фаза любви уже миновала?

– Какой любви? – удивился я почти искренне. – Просто помог человеку. Я и не понял сначала, что она – женщина. Пилот – и вдруг – женщина. До сих пор странно.

– В плане – помог? – перебил Мерис.

– Она сестренок двух потеряла. Вот мы и ловили их, когда ты меня на крыло поднял. По крышам. Чудная женщина. Не видел таких раньше. Воля – мужская, голос командный и тот есть. Умная. И – пилот не самый плохой. Хоть и видно, что самоучка.

– Так-таки неплохой? – все еще лениво поддакнул Мерис, но в голосе уже проскользнули привычные металлические нотки. – Зовут как?

– Говорит, что Влана. Я личную карточку так и не успел посмотреть. А других документов у нее нет.

– Документов нет?

Все, передо мной был уже привычный Мерис – собранный, сжатый в пружину. Что его насторожило?

– Влана, говоришь? Влана… – забормотал он и полез в картотеку.

Я не глядел из вежливости. Отвернулся и стал высматривать в баре, а потом в буфете подходящую для меня выпивку. Однако там батареей стояли крепкие напитки. Градусов от семидесяти. Пришлось налить воды.

– Вла-на… – пробормотал Мерис. Потом со щелчком закрыл каталог.

Я повернулся.

– Ну-ка, покажи мне эту свою Влану, – попросил он.

– Да, пожалуйста.

И я вызвал по связи не Келли, как было бы разумно, а ее. И банально приказал доложить обстановку.

На руке у девушки красовалась свежая повязка, но небольшецких таких размеров. А так – все ничего. Обе девицы в карцере, заложник – живой и здоровый.

Генерала Влана не видела, он стоял сбоку. Мерис смотрел на экран, чесал щетину на подбородке. Он был из тех, кто мог бриться по два раза в день, толк тот же. Я знал, что время от времени генерал выводит свои дикоросы на пару месяцев, но потом они снова берут свое. Видно дела давненько не позволяли замполичу обстоятельнее заняться мордой.

– Похожа, – сказал он, когда я отключил связь.

– На кого?

– Ты не поверишь! – вернул генерал мой пассаж, падая в кресло. – Был у нас такой очень интересный случай… Году, скажем…

– Убью, – сказал я тихо. – Будешь издеваться – убью.

Мерис захохотал.

– Эх, Агжей, легко дразнить того, кто ведется. Ладно, слушай так. Замом по личному составу я не вчера стал. И о многих не очень приличных историях наслышан не в меру. Так вот, знал я, что один наш штатный генерал, на хорошем счету и все такое, регулярно оформляет денежные переводы на Мах-ми. Но ни родственников у него там, ни друзей. Заинтересовался я, конечно. Времена тогда были спокойные, просто вызвал его и спросил напрямик. Он и ответил, что там у него внебрачная дочь. А лет пять-шесть назад генерал этот скоропостижно… и так далее. Значит, семья его осталась без поддержки. Но девочка здорово на отца похожа. Да и документы… Видимо, хотел он ее официально оформить, но не успел. А службы все равно по привычке глаза закрывали, генерал ведь.

– А ты уверен, что это она?

– Да справочки-то я в два дня наведу. Но и так – больно похожа. Хороший был мужик, волевой, на голову здоровый. Слушай, «сержант», а возьми ты ее замом по личному составу? Выправим ей документы…

– Ты что, офонарел, генерал? Ну, то, что дама – ладно, я притерплюсь. Но куда я ее возьму? Мне зам по личному составу не положен.

– А мы тебе дополнительно две бригады подольем. Ты же у нас теперь герой. А Келли переведешь замом по техчасти. Он потянет. Это же он у тебя на вооружение Хэд знает что берет? Не вскидывайся, я знаю, что по делу все. И будет тебе кратковременное счастье.

– Почему – кратковременное?

– Потому что я тебя не для этого столько растил. Скоро выше пойдешь.

– Я и так, похоже, выше пойду. С Мах-ми же выведешь? Что мне там с такой кучей народа делать? А куда?

– На Аннхелл.

– Да меня там каждая собака знает! Ты что – революцию решил устроить?

– А вот и хорошо, что знает, – Мерис не стал отвечать на мою вторую реплику.

Я только башкой помотал, вот ведь интриган.

Тем временем генерал встал, давая мне понять, что визит пора заканчивать. Я тоже поднялся и приготовился откланяться. Однако он вдруг развернулся на 180 градусов, подошел к сейфу, достал из него нечто, упакованное в стандартный пакет для официальных приказов, из тех, что посылают не на кристаллах, а на тонких пластиковых листах, когда обстановка требует, чтобы они сгорали по дороге, взвесил добытое в руках.

– Совсем забыл, для чего и звал тебя, собственно, – сказал он, разрывая пакет и вытаскивая старинную толстую тетрадь в черной обложке. – Вчера нашли. Хорошо он ее спрятал… – Мерис протянул тетрадь мне. – Это наследство твое. От лендслера. Дневник его или что-то в этом роде. Я пролистал для порядка – бомбы там нет, просто личные записи.

– А почему мне? – растерянно спросил я, принимая тетрадь так осторожно, словно была она из венериного волоса, редкого минерала, чьи кристаллы как дым.

– Написано было на пакете, что он просит передать тебе. Выходит, «сержант», ближе тебя у него никого и…

Я смотрел на тетрадь и боялся открыть. То ли не хотел при Мерисе, то ли опасался, что она сейчас испарится в моих руках, исчезнет. Чтобы не мучиться, я просто сунул ее за пазуху.

– Бумаги пришлю через день-два, – сказал мне напоследок Мерис. – По назначениям и всему прочему. – Он помедлил. – Да, вот еще возьми, – генерал извлек из стенного шкафа сверток. – Это йилан. Вроде как чай такой. Немного горчит, но некоторым нравится. Ты же у нас любитель чая?

Когда я вернулся на эмку, то застал в капитанской натуральное столпотворение, хотя дело вообще-то шло к рассвету.

Нужно сказать, что в нашей капитанской обитал сроду не капитан. Мы сделали из нее, как из самого большого помещения на корабле, общий зал, а что я, что Келли жили в обычных каютах, просто изъяв койку предполагаемого партнера.

Сейчас бывшая капитанская была завалена ящиками с маркировкой госрезерва, а на двух больших столах бойцы расставляли коробки с консервированным соком и местными напитками.

Парни мои не то чтобы праздновали, но радость лезла изо всех щелей. Смех, какие-то глупые интонации… Ага, и Влана в центре всего. У меня от сердца отлегло. Мне казалось, что я вернусь, а она уже забрала девчонок и улетела по своим делам. Потому-то я и вломился, даже не переодеваясь, хотя больше всего мне хотелось сменить белье и принять душ.

– Ну, – сказал я более-менее весело, когда переступил порог, и меня заметили. – Какие у вас хорошие новости?

– Склад продовольственный обнаружили, – доложил вынырнувший из-за улыбающейся Вланы Гарман. Улыбка ей шла. – Прямо там, где вы копали. Гигантский складище, довоенный еще, резервный. Чего там только нет. Пацаны его подрыли маленько, но аккуратно таскали, не загадили. – Давайте к столу, капитан, – поддержал Гармана Келли, улыбаясь от уха до уха. – У нас тут такой… это… чай сейчас будет.

– Нет уж, – усмехнулся я. – У меня свой есть.

Я достал из-за пазухи пакет, развернул его… Упаковка была иссиня-черной с серебром.

– Ух ты, – сказала Влана. – Йилан. Мама очень любила его, но он такой дорогой. А сейчас, наверное, особенно. Он же растет не в нашей части системы… – девушка взяла у меня вакуумную упаковку, открыла и с удовольствием вдохнула терпкий насыщенный аромат. – Это не просто чай, «капитан», – она подняла глаза и улыбнулась. – Это отличный нервный стимулятор. А у вас такие круги под глазами. Вас что там – били?

Я фыркнул. Подумаешь – круги. За четыре часа – четыре прокола. И стою, между прочим, на своих ногах, не падаю. – Сейчас я заварю, я умею. Да вы садитесь!

Я рухнул в заботливо подвинутое кем-то кресло. Влана хлопотала у стола, и во всем моем теле разливалось какое-то странное блаженство.

Такого же не бывает? Так случается только в плохих романах. В жизни моя девочка уже давно должна бы раствориться Хэд знает где, а дневник Дьюпа… Я нащупал локтем спрятанную за пазухой тетрадь.

Нет, все мое при мне.

Влана подала чай, что-то щебеча про вкус и про то, что к нему нужно привыкнуть. Я глотнул и понял, что это оно! Та горькая дрянь, которую пил на Орисе Дьюп.

– Горько? – спросила Влана.

Келли тоже отхлебнул, и глаза у него полезли на лоб. Но мне уже йилан не казался горьким. Я смеялся над Келли и был счастлив.

История одиннадцатая
Тетрадь

Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.

Абэсверт, Аннхелл

Тетрадь я сумел открыть только за два часа до подъема, кое-как умостив в постели избитое перегрузками тело. По коридору прошелестели шаги дежурного – дверь в каюту я не закрыл, и мне хорошо было слышно, как дышит спящий корабль.

Обложка оказалась крепкой и совершенно без царапин. Дьюп вообще отличался аккуратностью, особенно в разговорах и с оружием. Но я сроду не видел, чтобы он что-то писал, пока мы были вместе. Если только по ночам? Спал я тогда, что называется, без задних ног. Даже сирену мог проспать. Сейчас просыпаюсь от любого случайного звука. Нервы не те.

«Анджей спит…»

Я вздрогнул.

«Так только щенок может спать, предварительно нагадивший во все доступные ему туфли, оборвавший занавески на кухне и сделавший посреди прихожей лужу больше самого себя.

Надо иметь очень незамутненное понятие о совести, чтобы вот так раскидать во сне руки и ноги. И это после всего, что он натворил сегодня. Я думал, корабельный реактор не выдержит разницы температур, что он ухитрился ему задать. Как только меня угораздило зайти проверить. И как ему могло прийти в голову, что он вообще имеет право вмешиваться в управление реактором?

Спит. Какой идиот придумал ставить к реактору первогодков?

Хорошо хоть я не ударил его сегодня, оба бы не спали. На такого, как Анджей, трудно злиться, он делает все от души. Да и мне порой легче убить, чем ударить. Хотя ему сегодня больше пригодилась бы порка. Дисциплинарное взыскание в таком возрасте как раз пока без надобности: молочная совесть уже отвалилась, коренная еще даже не режется. Ты, Анджей, думаешь, испугался того, ЧТО сделал? Ты испугался того, что узнают.

Попросил техников проверить замедлители по-тихому. Если прогорели…»

Я помнил тот случай. Правда, помнил смутно и ненадежно, как дети помнят всякие неприятные вещи – похороны близких или ссоры родителей. Помнят, не понимая и не принимая до конца. Оказывается, дело было даже хуже, чем я предполагал. Хорошо, что первым пришел Дьюп, а потом уже сменщик. И я вряд ли обиделся бы, если бы он меня тогда ударил. Или я сам себя еще так мало знаю?

«…Спит. У меня мог расти такой же сын, ну, может, чуть постарше. Или, пойди я другим путем, имелись бы уже праправнуки. Но не срослось.

Мне 154 года. Когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, Анджей, люди так долго не жили.

Теперь я застрял годах на сорока пяти, да и то лишь потому, что взялся за себя слишком поздно. Хотя мне уже, честно говоря, и жить-то не очень хочется. Когда заразился “синькой”, мучился, очередной раз приходя в сознание, что все еще не там. Но организм выдержал. Ему плевать – хочу я или нет.

Или я чего-то не успел в этой жизни? Чего? Щенка вот этого воспитать? Это мне божья кара за то, что не завел своих, сторонился в академии курсантов, не брал в пару малолеток. Боги нашли-таки.

Нужно хоть ему успеть рассказать, может, пригодится. Если все будут начинать службу с попытки взорвать корабль… Хотя я и сам начинал не лучше.

Спи, Анджей, я попробую рассказать тебе кое-что, на случай, если сдохну и не успею показать. Раз уж эта проклятая бессонница…»

Я закрыл глаза. Мне было и больно, и тепло одновременно.

«Скоро начнется война, мальчик. Я знаю, я пережил их три. В меня и в тебя будут стрелять. И стрелять так долго, что скоро тебе станет больно от одного сознания, что в тебя стреляют. Осознание иногда больнее, чем раны.

Ладно. Давай попроще и по порядку. Если ты это читаешь, значит меня, скорее всего, нет. И это хорошо. По-моему, глупо листать при живом хозяине его записи.

Детство мое тебе без надобности.

А вот в Академии мы учились в одной. Ее и раньше так называли – Академия. Только тогда это было официальное название, а сейчас, вроде как кличка. Но, по сути, в ней ничего не изменилось, и даже портреты на стенах все те же.

Я, правда, поступил туда поздно. Мне уже сравнялось двадцать пять. Это чуть больше, чем ваши двадцать пять, потому что тогда не существовало понятия стандартного года, и на каждой планете считали по-своему. Я закончил историко-философский факультет на Диомеде (не удивляйся, тогда Империя почти ничего не делила с Экзотикой), какое-то небольшое время преподавал, писал диссертацию. Я – диссертацию. Смешно.

А потом вселенная медленно, но верно покатилась к войне. И я понял, что не смогу тихо сидеть и читать никому не нужные лекции.

Я был молод и глуп. Ты хотя бы попал в эту мясорубку в том возрасте, когда от человека не ждут взрослых решений. Я же отдал себя Беспамятным сам».

Я вспомнил. Мне об этом же говорил отец. Что любая военная служба – безумие. Потому что кровь притягивает кровь. И вырваться из этого кровавого окружения я уже никогда не смогу.

И что вокруг людей – не ангелы. Вокруг них те, кто потребляет энергию их трудов и мыслей. И потому вокруг военных – кровопийцы.

Я тогда посчитал это истерикой человека, обросшего навозом, детьми, поросятами…

Прикрыл глаза и начал вспоминать отца, маму, братишку Брена. Интересно, к ним уже пришло известие о моей «смерти»? Мама, наверное, плачет.

Мне впервые за все эти годы очень захотелось увидеть их всех. Мама постарела, наверное. Процесс реомоложения – дорогая штука, а у отца приоритеты – удобрения да семена.

Я стал вспоминать свою жизнь на ферме и уснул. Прости меня, Дьюп, я не спал толком двое суток.

Утром следующего дня мы начали готовиться к передислокации на Аннхелл.

Сестриц Вланы я решил взять с собой. Девушке хотелось их куда-то пристроить, а, учитывая темперамент обеих, это было непросто. В конце концов решили сдать сестренок в какой-нибудь интернат непосредственно на Аннхелле.

Младшая, кстати, оказалось еще хлеще старшей. Золотоволосая, с огромными зелеными глазами и надписью через всю физиономию: «Не тронь меня, я кусаюсь». И ведь действительно кусалась. Влану она убедила в этом, когда ее ловили, Гармана – буквально вчера. Не знаю, он-то чего от мелкой хотел?

Я на полном серьезе предложил сдать юных леди не в интернат, а в колонию, после чего они немного присмирели. Хотя намордники все-таки не помешали бы.

С остальными подростками разобрались проще. Я приказал ребятам построить помост на центральной площади и согнать остатки городского населения, которое в последние сутки, видя, что стало тише, повылезало из своих подвалов. Причем площадь мы обустроили, как для показательной казни.

А потом щенков выставили на помост и… по одному сдали на руки родственникам. Надеюсь, в городе надолго запомнят эту странную историю.

По логике военного времени, щенков надо было расстрелять, по уставу – отпустить: ни одному из них не исполнилось даже семнадцати, когда наступает ответственность за преднамеренное убийство.

Я редко поступаю по уставу…

Влану, с моей «легкой» руки, бойцы уже называли за глаза Птицей.

С самого утра она носилась туда-сюда как угорелая. Я дал девушке ознакомиться с должностной инструкцией, и, в общем-то, до подписания приказа она могла бы читать ее еще день-два по слогам. Но Влана решила иначе.

Я не возражал. Тем более что доукомплектация – дело именно зама по личному составу. А нам предстояло завербовать полдюжины ребят на Мах-ми (я посчитал, что это безопаснее сделать здесь, чем на Аннхелле).

Мы объявили о своем желании по специальной городской связи (в расчете на местную полицию). И по остаткам обычной связи – тоже. Объявили утром, а после обеда выяснилось, что выбирать уже есть из кого.

Влана рвалась в бой. Я забрал Келли и предупредил ее, что утверждать каждого кандидата буду лично.

Она послала за мной дежурного меньше чем через час. Предложила взять восемь вместо шести, что меня сразу насторожило. Одна физиомордия к тому же показалась мне знакомой. Где-то я видел этого парня, но вспомнить где – не мог.

Прошелся раз-другой вдоль шеренги добровольцев, думая: ну где? Остановился напротив другого кандидата, спросил кто он и откуда. Сам думал. Парнишка белобрысый, высокоскулый, будь он помоложе… Вот оно. Новобранец похож на отморозка с крыши, с экзотианской заколкой в волосах. Мило. Ну и кто это у нас? Брат?

Интересно, Влана мне его нарочно подсунула? Восемь вместо шести… Может, не одна подстава, а две? Прошелся, вглядываясь в лица, еще раз. По сжатым, побелевшим губам крайнего новобранца понял – пройдусь в третий, случится что-нибудь интересное.

Влана смотрела на меня спокойно. Уж у нее-то обморока не ожидалось при любом раскладе.

– Шесть, – сказал я. – Мне пальцем ткнуть, или так понятно?

– Они справятся, капитан, – сказала Влана, не теряя выражения лица. – Оба.

Я мотнул головой, предлагая ей отойти. Хотел поинтересоваться, давно ли условия в спецоне причислили к санаторным, но сдержался. Просто спросил:

– Ну ладно, крайний, по твоему мнению, справится. А белобрысого возьмем для тренировки нервов?

– А ему что теперь, пойти повеситься, раз у него такой брат?

– А зачем вешаться, если дешевле утопиться?

Обменявшись любезностями, мы стояли и созерцали друг друга.

– Я бы не стала на вашем месте доверять первому впечатлению, – неожиданно твердо сказала Влана. – Вы, капитан, даже местности толком не знаете. А я с детства знакома с каждым из здесь стоящих.

– Ну что ж, – сказал я с улыбкой питона, который, что бы там кролик себе ни думал, ужинать сегодня все равно будет. – Первая же неделя – и все станет ясно.

Сейчас я к ним какую-нибудь свинью из сержантов поставлю, и дело с концом.

– А отправка с Аннхелла – за ваш счет, – я посмотрел на грустное подобие шеренги… – Документы на всех – ко мне в каюту!

– Ты бы убрал от новобранцев Тича, – вместо приветствия сказал мне на следующее утро Келли.

Теоретически мы были готовы стартовать еще вчера вечером. Однако порядок требовал кучи формальностей, так что отлет планировали на завтра. Я как раз перепроверял накладные на провиант, по сути ворованный с отрытого нами склада, но на всякий случай оформленный как полагается. Может, потом кому-то что-то и компенсируют… После войны.

– Я бы убрал, – равнодушно пожал я плечами, заодно разминая их. Обман мне дался легко: устал от свалившейся в эти дни писанины и выдавал сейчас эту усталость за безразличие. – А кто возьмет?

– Я и возьму.

Теми же плечами я изобразил «Ну бери». А сам подумал: «Неужели Влана? А если нет, то где же там собачка порылась?»

Нужно бы зайти посмотреть, чем молодняк занимается, да еще и во главе с Келли…

Я и зашел после обеда.

Сборы новобранцев не касались, а после обеда у них проводят обычно что-нибудь групповое: тактику, например.

Нет, не тактика. Однако ребята крепко увлечены процессом.

Я вошел тихо, дежурному показав, что орать о моем появлении не надо. Келли чуть кивнул и тут же отвернулся. Больше ни одна голова в мою сторону не дернулась. Почувствовать, что кто-то вошел – это у наших приходит не сразу. А вот экзотианцы, говорят, наделены сим даром от рождения. А может, их воспитывают иначе?

– …а на подлете делает вот так: дзиньк! – и все. Словно струна оборвалась. И никакие доспехи не спасут. Избирательность и точность попадания – исключительные. Эту модель террористы очень любят. У госслужб есть возможность использовать бионаведение. Им прицельная точность не так важна, да и «дзыньк» не нравится. А вот, – усердное сопение, – более мощная штука…

Говорил мой «крестник», тот, что медленно бледнел в строю. Вся группка во главе с Келли заинтересованно толпилась вокруг стола, а «крестник» вытаскивал из коробки разные миниатюрные убойные железяки, поворачивал так и этак, пускал по кругу.

В основном на столе лежали ракеты. Их – куча разных модификаций, а суть одна – длиной не больше мизинца и поражают прицельно. Характеристики их взаимодействия с электромагнитными доспехами настолько разнообразны, что вполне можно, имея грамотного техника, наводящего на земле и связь со спутником, даже президента вычленить в толпе и завалить. И охране мало не покажется.

– А эта, когда летит, словно шуршит. Вот в учебнике пишут, что не слышно, а мы запускали такие. Шуршит. В основе заряда – создание так называемой «стоячей волны». Электромагнитные колебания входят в резонанс с колебаниями клеток тела, и человек в доли секунды буквально разлетается в пыль такую кровавую. Я по видео смотрел.

«Крестник» преобразился совершенно: бровки домиком, водянистые глаза горят энтузиазмом. Видно, он мог копаться в этих своих «шуршащих» штуках сутками. Вот чем он Келли зацепил. Келли и сам большой любитель всякого железа.

«Ну-ну, шуршит, значит?» – я, подмигнув часовому, тихо вышел. Не до меня тут было. Да и побоялся я, честно говоря, что если кашляну, белогубый этот в обморок все-таки упадет. Пусть попривыкнет сначала. Успеем еще познакомиться.

Впрочем, совсем незамеченным я уйти не смог. Уже делая шаг назад, встретился глазами со вторым своим «крестником», белобрысым. Он почувствовал-таки мой заинтересованный взгляд.

Я приложил палец к губам, молчи, мол. Кто знает, может, Влана права, и толк будет из обоих?

Подумал про нее и как сглазил – Влана тут же вывернула из-за угла. Шла она быстро, а в круп ей дышал и что-то бубнил на ходу Еле Цагель, наш повар-интендант. Если кто-то и пострадал от появления на корабле женщины, так это он. До Вланы мы просто ели, что дадут, разделяя продукты на съедобные и условно съедобные. Все остальное считалось делом техники поедания. Особенно если речь шла о концентратах и сублимированных продуктах. Их с чем ни смешивай – гадость, она гадость и есть, пусть и идеально сбалансированная по составу. Когда затянувшиеся боевые действия вынуждали меня несколько суток питаться только концентратами, я вообще надолго терял вкус к еде, ведь корабельная кухня не очень-то будила память о маминых пирогах. И Влана начала борьбу с Цагелем чуть ли не раньше, чем я объявил ей о назначении.

Так как накладные на консервы я уже подписал, трагедия разыгралась, видимо, вокруг тех продуктов, что идут свежими или заморозкой.

Цагель, увидев меня, воздел волосатые длани и возроптал громче. Думаешь, я стал его слушать? Я захохотал и сбежал в другой коридор. С Цагеля давно пора снять жирную шкурку и начинить артишоками. У меня просто руки не доходили. Зато теперь есть кому заниматься дегустацией его стряпни. Причем дегустатор повару попался суровый. Как мне рассказали, Цагель уже попробовал повысить на Влану голос. Результат налицо.

Что меня поражало, так это умение девушки в два счета поставить на место любого моего бойца. Было в этом что-то неправильное, словно бы парни подыгрывали ей. Но, как выяснилось позже, виновата в таком раскладе карт оказалась природа.

В общем, последний день перед отлетом прошел, и, что называется, Хэд с ним. Дневник мне ни в эту ночь, ни в две последующие почитать не срослось. Валился и засыпал.

На Аннхелле нас ждал парад по случаю Дня Изменения. Пришлось топать с корабля на бал.

«Со строевой в спецоне – не ахти», – думал я, глядя на своих бандитов, усиленно изображающих солдат. Торжественность происходящего их никак не вставляла. На лицах посторонние улыбочки, руки то и дело лезут к карманам… Тем более ребят, помнящих, что такое парад, я сюда как раз и не взял. Они у меня в воздухе болтались: Келли – на орбите, Рос, лучший из моих пилотов, – вообще висел где-то над головой. У Мериса имелись в окрестностях свои спецы, но мои мне милее. Особенно учитывая наличие на площади самого Мериса, нового лендслера, которого назначили, наконец, спустя почти год, уж не знаю, к счастью или к несчастью, и приличного правительственного стада, которое мычало и блеяло на возвышении. Стреляй – не хочу.

Я бы такое мероприятие куполом накрыл. Но нельзя. День Изменения – это праздник колонизации сектора. Сегодня Хэд знает, сколько всего планируют спускать с неба.

Мы стояли с левого края. Позади – слоеный пирог: трибуна, армейские при параде, полицейские части. Впереди, отгороженная какими-то условными ленточками, бурлила толпа – по-экзотиански пестрая и шумная, совсем не похожая на толпу военного времени. На Аннхелле не велось боевых действий – сплошь заговоры да теракты. Все, что происходило сейчас на других планетах сектора, казалось здесь нереальным и преувеличенным. Вот и мои уставшие от войны ребята смотрелись неотесанной деревенщиной рядом с парадными частями армии Аннхелла. Но армейские моих не задирали. Разве что глубоко в душе, без права отправки мыслей в мозг.

Спецоновцы заранее маялись. Они знали, что стоять нам на этой площади минимум четыре часа, а то и все шесть. Новобранцы, правда, пока еще не устали. Головами вертели, этим – хоть какие-то новые впечатления. Я прошелся взглядом по их радостным лицам, но споткнулся об угрюмую рожу Джоба Обезьяны. Выглядел тот, хоть пиши картину «Растяжение святого Януса». Там страшный и унылый мужик висит над пропастью, а вокруг летают какие-то мерзкие птицы. Я подмигнул Обезьяне: не унывай, мол, где наша не пропадала.