Текст книги "Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я."

Отступать было некуда. Случай все-таки сыграл свою роль, я и представить себе не мог, что вступлю в переговоры.

Чем мы глубже обсуждали подробности нашего дела, тем разговаривать с моими партнерами становилось все сложнее.

С моей стороны несговорчивость объяснялась не моим самомнением, а надеждой избежать неизбежного. Не выдержав, я отправил телеграмму о разрыве.

И тогда я отправился к прорицательнице мадам Д…, которая предсказала возвращение моей сестры из депортации:

– Соглашайтесь! – приказала она. – Соглашайтесь!

Вы должны создать Дом моды «Кристиан Диор»! Каковы бы ни были начальные условия, завтра предложат несравнимо больше!

После такого уверенного утверждения я согласился или, вернее, смирился. Месье Файоль по телефону после моего отказа попросил некоторых объяснений, что позволило мне возобновить переговоры. Я пересилил все свои сомнения.

Мы с Буссаком легко пришли к согласию. Все разногласия, которые могли произойти между нами, такими разными, были позади.

Наконец я осмелился сообщить Лелонгу о своем уходе. Точнее, я поговорил сначала с мадам Раймондой, она первой приняла меня в этом Доме и стала моим большим другом и надежной советчицей. Я задолго предупредил ее, что веду переговоры с C.I.C., и она твердо решила уйти от Лелонга и помогать мне в этой авантюре.

С 1942 года Раймонда, с ее спокойным взглядом голубых глаз, стала для меня ангелом-хранителем. Заботясь в большей степени обо мне, а не для собственной уверенности, она попросила свою подругу узнать о будущем моего нового Дома другую ясновидящую, которая была окутана тайной и называла себя «бабушка».

Когда ей показали листок бумажки, где я нацарапал несколько ничего не значащих фраз, «бабушка» впала в настоящий транс: «Это будет нечто необыкновенное. Этот Дом произведет революцию в моде!»

Она добавила еще множество других слов, таких чудесных, что мы не хотели и не могли им поверить! Тем не менее эта гадалка подтвердила прошлое предсказание, и я собрался с силами и начал действовать.

Несмотря на обещания Лелонга, на сильную к нему привязанность, я устоял. Меня поддержали мадам Раймонда и мадам Д…! С Лелонгом мы договорились, что я сделаю еще две коллекции, чтобы дать время найти мне замену и ввести его в курс дела. Как я благодарен Лелонгу за то, что он понял меня, принял мое решение, отныне непоколебимое!

Мы расстались спокойно и по-дружески. Но моя спокойная жизнь закончилась.

На смену проблеме, как расстаться с патроном и другом, пришла другая – найти подходящий дом. В огромном Париже мне подходил лишь один, именно такой, какой я описывал Буссаку. За много лет до этого решающего разговора однажды я остановился в изумлении перед двумя небольшими прилегающими друг к другу домами на авеню Монтень, 28 и 30. Мне понравились их сдержанные пропорции, строгая элегантность, отсутствие угнетающей родословной. Мы любовались ими с моим другом, дорогим Пьером Колем[66]66
  Коль, Пьер – торговец картинами на улице Фобур Сен-Оноре в Париже.


[Закрыть], который так рано ушел от нас. Пьер, чья картинная галерея дала ему возможность разбогатеть, был первым, кто предложил финансировать Дом моды с моим именем. В тот день перед особняками-близнецами я в шутку воскликнул: «Пьер, если когда-нибудь мы осуществим твой замысел, я обоснуюсь здесь, и только здесь!»

В 1945 году нечего было и думать, что один из этих домов окажется свободным. Я обратился в агентства, которые дали мне два адреса в том же районе Елисейских Полей. Предложенные дома были раскошны: первый, на площади Франциска (в нем прежде проходили праздники знаменитой графини Бланш де Клермон-Тоннер[67]67
  Французское дворянское семейство, родом из Дофине. Семья играла значительную роль в истории Франции с XI века до периода Французской революции.


[Закрыть]), был уже куплен мадам Манген[68]68
  Манген, – парижский кутюрье, супруга французского живописца Анри Шарля Мангена (1874–1949).


[Закрыть]. Другой – на авеню Матиньон, огромный, ныне принадлежит моему другу Жану Дессе[69]69
  Дессе, Жан (1904–1970) – парижский кутюрье греческого происхождения, в период Золотого века моды (1940-1960-е годы) создавал великолепные вечерние платья из шифона.


[Закрыть]. Эти дома не соответствовали моим амбициозным мечтаниям. Но надо было что-то решать. А я никак не мог и ругал себя за это, боясь, что отсрочка может стать фатальной.

И вдруг кто-то обронил:

«Вы ищете помещение? Сходите на авеню Монтень. Модистка, которая занимала дом номер 30, закрыла свою мастерскую». Особняк был снят в аренду. И вот, Дом моды Christian Dior был основан.

Фасад Дома моды «Кристиан Диор» на авеню Монтень, 30. «Я хотел разместить свой Дом здесь, и только здесь…»

Мадам Манген. Рисунок П. Эриа из альбома «Тридцать кутюрье парижской моды» для журнала Vogue

Жан Дессе. Рисунок П. Эриа из альбома «Тридцать кутюрье парижской моды» для журнала Vogue

«Стать хозяином» – для меня это выражение означало не свободу и фантазию, а строгое подчинение поставленному долгу – завоевать успех любой ценой. Вся ответственность за организацию будущего Дома моды «Кристиан Диор» лежала на мне, но я охотно предоставил бы управление тем, кто обеспечивал финансирование.

Впрочем, управление или финансирование будут иметь смысл, если я выиграю битву. Чтобы одержать победу, мне нужен был штаб высококлассных специалистов. У меня уже была Раймонда, под ее кажущейся безмятежностью скрывалась бдительность и сила. Раймонда – это мое второе «я» или, вернее, мое продолжение. Она будет разумом в моих фантазиях, порядком в моем воображении, строгостью свободы, расчетом непредусмотрительного, связующей нитью в разногласиях. Одним словом, привнося в наше дело то, чего я сам не успел приобрести, она поможет мне благополучно продвигаться в мире моды, в который я попал совсем недавно. Если попробовать определить роль мадам Раймонды, то я бы сказал, что она все держит в своих руках и везде вкладывает свой здравый смысл и душевность. Ее голубые глаза выражают все и все замечают.

Я настойчиво добивался мадам Брикар, она с большим талантом сотрудничала в создании коллекций Молино и потом стала моим дорогим другом. Мадам Брикар – одна из тех женщин, ныне редких, которая считает единственным смыслом своего существования – элегантность. Безразличная к бытовым неурядицам, к социальным или финансовым взрывам, к политическим пошлостям, она остается верной одному закону – утонченной роскоши. Ее точка отсчета – это Ритц.

В самом крайнем случае она согласится провести отпуск в августе на курорте, только самом модном и если там есть замок и казино. Ее любовь к природе ограничивается цветами, которыми мадам Брикар так хорошо умеет украшать платья и шляпки. Несгибаемая в вопросах качества, она олицетворяет неопределимое и немного устаревшее понятие – «шик».

Элегантность мадам Брикар – образец космополитического стиля. Я думал, что такая неординарная личность своими крайностями замечательно уравновесит мой слишком рассудочный темперамент, которым я обязан нормандским предкам. Она сможет создать хороший климат для творчества, обычно складывающийся из множества реакций и возмущений, из согласия и неодобрения. К тому же ее глубокое знание портновского ремесла, нежелание отходить от его традиций будут лучше стимулировать мое стремление противостоять небрежности и разболтанности, характерной для нашей эпохи. Мадам Брикар стала в нашем Доме олицетворением девиза – «Я поддержу».

Рядом с этими двумя советницами мне нужен был человек, который служил бы посредником между «кабинетом мечтаний», как говорили в XVIII веке, и мастерскими, где мои идеи превращались в платья. Мне посчастливилось встретить у декоратора Жоржа Жеффруа, тогда служившего модельером у Пату[70]70
  Пату, Жан (1887–1936) – французский модельер, начал свою деятельность в мире моды скорняком на предприятии, где работал его отец. В 1902 году основал свой Дом «Парри», который специализировался на готовой одежде для американских клиентов.
  В 1919 году открыл Дом Высокой моды. Первым представил коллекцию спортивной одежды для женщин, а также ввел духи в модные коллекции.


[Закрыть], настоящую «даму-кутюр». Так я называл мадам Маргариту, чье свежее лицо словно сошло с полотен Ренуара.

С годами она стала частью меня самого, моей «пошивочной» частью, если так можно выразиться. Бурная и кипучая, упорная, гневливая, но терпеливая, она была исключительно предана своему ремеслу, и при нашем общем сотрудничестве это переросло в настоящую страсть. Когда Маргарита работала над платьем, мир мог рухнуть, а она бы этого не заметила.

Жан Пату. Рисунок П. Эриа из альбома «Тридцать кутюрье парижской моды» для журнала Vogue

Ей всегда чего-то не хватало, чтобы достичь, с ее точки зрения, совершенства. Жизнь не существовала за пределами Дома. Неисправимая Пенелопа, она переделывала, кроила, перекраивала, применяла все свое искусство, изводила меня… и никогда не уставала.

Ее рвение возрастало по мере того, как завершалась подготовка коллекции. Оно достигало своей наивысшей точки, когда после двадцати примерок платья были готовы, в этот момент она обычно произносила: «Они выглядят, как будто к ним и не притрагивались!»

Именно такая мадам Маргарита была мне нужна. Только ее страсть к платьям могла сравниться с моей. Я нашел ее через одну общую знакомую. Мадам Маргарита считалась одним из столпов Дома Пату, была очень к нему привязана, но все-таки не устояла в стремлении поменять атмосферу и странном желании узнать о своем деле еще больше (как будто она что-то еще не знала?!). Чтобы заполучить первую из первых, специально для нее я придумал должность технического директора.

Чтобы дать представление о моей новой должности, мне следует немного рассказать о развитии швейного ремесла со времен Первой мировой войны 1914 года. Если можно сравнить кутюрье с режиссером, то в эпоху Пакен[71]71
  Пакен, Исидора (1869–1936) – французский модельер, глава известной фирмы дамских мод, основанной в 1893 году. Первая женщина среди кутюрье высшего класса, получившая орден Почетного легиона.


[Закрыть] и Дусе[72]72
  Дусе, Жак (1853–1929) – французский модельер, начал свой бизнес с открытия салона женского платья в 1871 году. Это были роскошные наряды для богатых дам. Коллекционер, меценат.


[Закрыть] он в большей степени был похож на продюсера фильмов. Его задача состояла в том, чтобы использовать, улучшать и внедрять идеи других.

Несомненно, нужно было обладать неоспоримым вкусом, чтобы выбирать из образцов, приготовленных различными портными, или эскизов рисовальщиков, переходивших из Дома в Дом, предлагая так называемые гравюры. Платья тогда шили разные специалисты: юбочницы, рукавочницы и корсажницы, чьи заготовки притачивались друг к другу. Коллекции составлялись из моделей разных ателье и разных художников, ревниво охранявших свои секреты. Подбирая коллекцию, только глава Дома придавал некое единство этому разнообразию. Платья оценивались в основном за качество изготовления, за тщательность исполнения деталей и красоту тканей. Покрой же оставался зачастую таким же в течение нескольких сезонов. Это объясняет однообразие моды в начале XX века, поэтому было необходимо добавлять множество украшений и деталей, впрочем превосходно выполненных. Галуны, вышивки, кружева, оборки – вот чем отличались платья, а сам крой оставался неизменным. Кроме того, каждая клиентка хотела иметь «свое» платье. Мадам де X… не хотела носить такие же туалеты, как ее подруга мадам де Y…, не говоря уж об известной и скандальной мадам де Z…, которая привлекала всеобщее внимание. Поскольку невозможно было придумать особый крой для каждой клиентки, изменялась только отделка.

Пришел Пуаре и все перевернул.

Этот великий художник был прежде всего творцом.

К сожалению, у него не было коммерческой жилки, что привело его к полному краху. Он долго работал модельером у Дусе, прежде чем открыл свой Дом. Беря ткань в руки, он мягко драпировал ее вокруг тела манекенщиц, не заботясь о точности: удивительный цвет, несколько удачных разрезов ножницами, булавки – и платье сделано!

Поль Пуаре в молодости

Тщательно отделанные платья, прорисованные, как миниатюры, уступили место моделям вдохновенным, напоминающим полотна Болдини. Прощайте, орнаменты, вышивки! Современная роза, нарисованная Ирибом[73]73
  Ириб, Поль (1883–1932) – испанский художник, график, карикатурист, дизайнер. Увековечил стиль Поля Пуаре в альбоме «Платья Поля Пуаре для Поля Ириба».


[Закрыть], заменила розу Помпадур, а ткани с металлическими нитями – влияние Востока – сменили броши XVIII века. Пуаре вдохновляли византийские и персидские предметы искусства и роскоши, которые Сара Бернар[74]74
  Бернар, Сара (наст. имя Генриетт Розин Бернар) (1844–1923) – французская актриса, которую в начале XX века назвали «самой знаменитой актрисой за всю историю».


[Закрыть], а затем русские балеты[75]75
  Под влиянием «Русских сезонов» С. Дягилева Поль Пуаре изменил стиль в женской одежде в сторону ориентализма.


[Закрыть] ввели в моду. Словно предчувствуя будущие военные потрясения, художники все меняли и создавали новое. Рождался кубизм, но жеманные дамы Эллё[76]76
  Эллё, Поль Сезар – модный светский художник и портретист конца XVII – начала XX века. – Прим. пер.


[Закрыть] и Болдини не успели это заметить, поспешно меняя платья с нижней юбкой на юбки-брюки. «Выправка» элегантных дам в корсетах уступила место умело суженным книзу гибким силуэтам. Женщины чувствовали себя одалисками, восточными сказочными принцессами, воплощением которых стала Ида Рубинштейн[77]77
  Рубинштейн, Ида Львовна (1883–1960) – русская танцовщица и актриса. В 1909–1911 годах выступала в русском балете С. Дягилева.


[Закрыть] в костюме Бакста[78]78
  Бакст, (наст. имя Лейб-Хаим Израилевич или Лев Самойлович Розенберг) (1866–1924) – русский художник, сценограф, книжный иллюстратор, мастер станковой живописи и театральной графики, один из виднейших деятелей объединения «Мир искусства» и театрально-художественных проектов С. Дягилева.


[Закрыть].

Поль Пуаре для Спинелли, 1918

Модели Поля Пуаре, 1913

В 1912 году Париж был похож на гарем грозного и благодушного султана Поля Пуаре. Но восточные мотивы продержались недолго. Уже элегантная мадемуазель Форзан[79]79
  Форзан, Жаклин – французская актриса, светская львица.


[Закрыть], держащая зонтик на этот манер (правда, ни у кого больше так не получалось), от Востока решила оставить только свою афганскую борзую. Поль Ириб, Марти, Лепап[80]80
  Лепап, Жорж (1887–1971) – французский художник, сценограф, график, иллюстратор моды, работал в Доме Поля Пуаре с 1911 года, иллюстрировал программы русского балета С. Дягилева и журнал Vogue. Мастер тонкой линии и ярких цветов. Его рисунки – предвестники стиля ар-деко в модной иллюстрации.


[Закрыть], все иллюстраторы Gazette du Bon Тоn («Газеты хорошего тона») Люсьена Вожеля[81]81
  Вожель, Люсьен – французский журналист, художник, театральный критик, издатель журнала мод Gazette du Bon Ton.


[Закрыть] увлеклись стилем Директории[82]82
  Этот стиль является продолжением неоклассицизма, но более строгий, суровый и аскетичный. Чистые плоскости, нейтральные цвета сочетаются с орнаментом Древнего Рима.


[Закрыть], который, смешавшись с Византией, Багдадом, кубизмом, орфизмом, фовизмом, в 1925 году воплотится в знаменитый стиль ар-деко.

В завершение короткого исторического очерка о нашем ремесле хочу рассказать о Мадлен Вионне и Жанне Ланвен, которые собственными руками и ножницами создавали свои коллекции и тем самым преобразовали саму профессию кутюрье. Благодаря им платье стало единым целым: юбка и корсаж подчинялись одной линии кроя. В этой области нет равных Мадлен Вионне. Она виртуозно обращалась с тканью и изобрела крой по косой, и в период между двумя войнами были очень популярны такие облегающие платья. Отныне модели могли обойтись без украшений 1900-х годов и декоративных орнаментов Пуаре. Важен был только крой, остальное стало излишним.

Ансамбль Мадлен Вионне, 1935

Платье и шляпа от Жанны Ланвен, 1910

Так началось царствование великих женщин-кутюрье. Превзошла всех мадемуазель Шанель, которая хвасталась, что не умеет держать иголку в руках. Но у нее был безупречный стиль, элегантность и большой авторитет в мире моды.

Мадлен Вионне и Коко Шанель, каждая по-своему, заложили основу современной моды.

Коко Шанель и Серж Лифарь, 1944

А профессия портного после долгого периода безликого ремесленничества в наши дни стала выражением творческой индивидуальности главы Дома. Быть может, поэтому сегодня так много говорят о нашей профессии и самих кутюрье.

Но вернемся к мадам Маргарите – моей Маргарите, – в портновском деле так легко становишься собственником. Вот какими были ее обязанности. Так как я рисовал сам, то не нуждался в человеке, который бы меня дублировал. Но мне нужен был сотрудник, обладающий необходимыми техникой и знаниями, чтобы руководить мастерскими. Первые портнихи и закройщицы делали восхитительную, очень кропотливую работу, но не видели целого, не могли посмотреть на свою работу издалека. Этим взглядом со стороны, необходимым для правильной оценки работы, обладала моя техническая директриса. Имея под руками мои рисунки, она наблюдала за их осуществлением и исправляла пробные модели из туали, прежде чем они были представлены мне. Оставалось только внести свои штрихи, чтобы уточнить смысл, подчеркнуть стиль и точнее выразить первоначальный замысел.

Позже, когда наш Дом разросся и возросла загруженность мадам Маргариты, мне пришлось создать вторую должность технического директора. Мадам Линзеле, чье тонкое и глубокое знание портновского дела мне часто нахваливала Раймонда, оказалась свободной. Я загрузил ее многочисленными обязанностями, прежде чем доверить ей следить за стилем и качеством моделей, заказанных клиентками. Ее спокойствие, ее седины заставляли первых портних выполнять все наши требования и вызывали доверие у самых нерешительных женщин.

Мои поиски портних напоминали скачки. Из-за дефицита и благодаря черному рынку клиентура была не слишком требовательной, наводняла салоны Высокой моды и покупала все подряд. Наконец, нам удалось найти необходимый персонал, и настал момент представить свой штаб господину Буссаку.

Я не скрывал, что такой большой штат был роскошью для Дома, размещенного в маленьком здании и чья продукция была предназначена для ограниченного числа клиентуры.

Но я хотел достичь такого совершенства в исполнении моделей, которое требовало больших средств. Месье Буссак принял такую точку зрения, сочтя мое мнение не амбициозным, а профессиональным.

Дом «Кристиан Диор» начал работать, располагая тремя ателье, находящимися на верхних этажах дома по адресу авеню Монтень, 30. Там же были одна крошечная студия, салон для показов, одна кабина, офис дирекции и шесть небольших примерочных. Я собирался использовать шестьдесят работников. По договоренности с месье Буссаком и к моему огромному облегчению, было решено, что, несмотря на мое официальное положение управляющего, я буду освобожден от всех административных обязанностей. Мне предложили поручить это Жаку Руэ. В прошлом он никогда не занимался Высокой модой, но он мне сразу понравился, и я почувствовал к нему доверие. В его функции входило обеспечить прочное основание нашему шаткому ремеслу. Я нарисовал ему мрачную картину тех трудностей, с которыми ему придется столкнуться: неизбежный беспорядок превращать в порядок, в атмосфере войны устанавливать мир (оборонительный инстинкт у нас всегда предпочитают атаке). Наконец, я предупредил его об очаровательной непоследовательности кутюрье.

Врожденная тонкость нормандца позволяла ему избегать все скрытые ловушки, которые расставляли «наши дорогие» первые портнихи, рабочие, манекенщицы, продавщицы, журналисты и клиентки. Он умел нравиться этим дамам, не попадаясь в их сети, и ему нравилось быть среди нас.

В течение долгих месяцев, днем и ночью, в одиночку ему приходилось управлять Домом. Едва родившись, Дом моды «Кристиан Диор» стал расти и расширяться.

Как только сформировалась администрация, надо было предусмотреть другие, не менее важные должности: в салоне и отделе продаж. И снова родная Нормандия пришла мне на выручку: мне нужна была Сюзанна Люлен, родом из Гранвиля. Кто не знает ее в мире Высокой моды?! Но она вошла в него только с открытием нашего Дома. Раньше Сюзанна занималась рекламой, а во время оккупации увлеклась модой. Чтобы ее описать, необходимы слова из терминологии физика-ядерщика.

Сказать, что она энергична – ничего не сказать, она – атомный взрыв. Всегда в прекрасном настроении, всегда полна оптимизма, она вдохновляла продавщиц, стимулировала клиенток и всех заряжала своим энтузиазмом, который просто искрился в ее глазах.

Принося жертву богам современной эпохи, я взял шефа по рекламе. Мне представили молодого американца, Гаррисона Эллиота, который горел желанием остаться во Франции. Америка – это синоним рекламы, и я решил доверить ему это дело. Свою роль он исполнял отлично, она состояла в том, чтобы избегать излишней рекламы, а не привлекать ее. Многие считают, что Дом «Кристиан Диор» добился успеха благодаря большим расходам на продвижение. Из нашего скромного начального бюджета мы не затратили на это ни сантима.

Я полагался исключительно на качество платьев, тогда о моем Доме заговорят. Впрочем, я окутал тайной все, что делалось у нас в Доме, и это сработало лучше всякой рекламы. Сплетни, россказни и даже злословие стоят хорошо организованной рекламной кампании.

Снова на сцену вышел Гранвиль в лице моего старого друга Сержа Эфтлер-Луиша. Перед самым открытием Дома он уже предложил создать компанию Christian Dior Parfume.

Его большой опыт в этой области и наше совместное детство заставили меня сразу же согласиться. Многочисленные друзья захотели тут же принять в этом участие. Трудно найти пророка в своем отечестве, но мне приятно осознавать, что мои друзья стали исключением из правил. Поистине неисчерпаемый Гранвиль направил мне и Николь Риото, которая была мне почти сестрой. Она стала первой продавщицей, нанятой мною. Таким образом, мы оказались вместе, как в молодости во времена пикников, рыбалок и крокета. Но на этот раз нас ожидала другая битва.

Я с волнением вспоминаю и других продавщиц, которые пришли предложить мне свои услуги. Обстоятельства вынудили их покинуть Париж и отойти от швейного дела, и они еще не заняли своих мест в домах, где работали до войны. Они стали нашими верными помощницами, я их всех хорошо и близко знал. Ивонна Лаге, шарм и коммерческая жилка; Сюзанна Беген, наследница лучших традиций Менбоше; мадам Жерве, родившаяся среди тканей, профессионал из Италии; мадам де Сегонзак и мадам Лансьен, будучи «светскими женщинами, желающими работать», быстро стали отличными продавщицами. И наконец, последняя из гранвильцев, мадам де Наба, пришла к нам от Шанель в следующем сезоне.

Прием на работу манекенщиц, всегда такое деликатное дело, на этот раз оказался просто мучительным. Отчаявшись найти подходящих девушек, я решился поместить объявление в газете. Случаю было угодно, чтобы это решение было принято в тот момент, когда возмущенная добродетель мадам Марты Ришар[83]83
  Ришар, Марта (1889–1982) – французская шпионка времен Первой мировой войны. Имела прозвище Жаворонок. Во время Второй мировой войны участвовала в движении Сопротивления, была схвачена и отправлена в Германию. После войны была избрана муниципальным советником Парижской мэрии. 13 апреля 1946 года по ее инициативе во Франции был принят закон о запрете всех борделей в стране.


[Закрыть] закрыла публичные дома, которыми всегда славился Париж. Многие девушки легкого поведения оказались безработными. Они прочитали мое объявление и рассказали остальным. Быть может, девушки подумали, что Дом моды, открывающийся без особой рекламы в доме на авеню Монтень, под прикрытием моды собирался заниматься неблаговидной деятельностью? Так или иначе, в указанный день Дом, где вовсю шли ремонтные работы, был буквально наводнен самой знаменательной публикой. Мадам Раймонда, вызвавшаяся вести прием, была в ужасе и спрашивала, что ей делать с этими дамами, впрочем весьма исполненными почтения.

Манекенщица Рене в платье силуэта new look, Париж, 1955. Фото – Жак Рушен. Фонд А. Васильева

Русская манекенщица Алла Ильчун в двубортном шерстяном пальто силуэта new look, Париж, 1955. Фото – Майк де Дюльмен

Я решил посмотреть всех. Модели Тулуз-Лотрека[84]84
  Тулуз-Лотрек-Монфа, Анри-Мари-Раймон де (1864–1901) – французский художник, постимпрессионист, мастер графики и рекламного плаката.


[Закрыть] и Дюбу[85]85
  Дюбу, Альберт (1905–1976) – французский художник, карикатурист, иллюстратор Сервантеса, Рабле, Мольера и др.


[Закрыть] были в моем распоряжении, не имея возможности найти работу в Париже.

Среди них было несколько действительно красивых девушек, но их манеры не подходили. Разве может кутюрье забыть, что прародитель всех модных журналов назывался Le Bon Genre («Хороший тон»)?!

После подобного приключения я зарекся помещать какие-либо объявления в газеты и отправил всю команду за город с заданием любой ценой найти пять молодых женщин, столь мне необходимых. В конце концов Ноэль, Поль, Иоланда, Люсиль, Таня[86]86
  Кропоткина-Кузьмина, Татьяна – русская княжна, одна из первых моделей Кристиана Диора. – Прим. А. Васильева.


[Закрыть] и Мари-Тереза стали нашими манекенщицами нового стиля new look, чьи грациозные повороты на одной ноге создали новую школу показа. Позже я вернусь к этому.