Книга: Faserland - Кристиан Крахт

В автобусе мы регулярно собираем всяких фриков. Бабки с конфетами и очень важным мнением на воспитание и всё остальное. А это у вас один ребёнок? Ну, один ребёнок - не ребёнок. Надо ещё одного. Мальчика. И девочка ваша поняньчится. Хочешь, детка, братика? А вы это из сада или от бабушки? Я вот к внукам ездила. Уважаемые пассажиры! Мальчику из многодетной семьи очень нужна наша помощь! У него дцп! Вот все документы, помогите! Предаём за проезд. Уступите место с ребёнком! А почему я? Уважаемые пассажиры! Ещё Исус говорил нам не прелюбодействуй! Не греши! А вы грешете, небось. Так читайте библию и кайтесь. Я вот читаю, там все ответы. Спасибо за внимание. Мам, а что это сейчас было? Шизофазия, детка. Жарко? Сними шапку. Назови мне три определения для шапки. Тёплая. Так. Помпонистая. Ок, ещё одно. Смешная. Ладно. Как будет шапка на английском? Я не знаю. Hat. Нет, Cat это кошка. А шапка - hat. Сколько нам остановок осталось? Было 15, мы проехали 10, сколько осталось? 6? Подумай. 8. Не гадай, а подумай. Я не знаю! 5! Правильно. Когда я вырасту - заведу себе собаку. Ладно. Сейчас нельзя, у нас коты. Верно, коты собаку не оценят. Поиграем в свинтуса? Ок, только гречку сварю. Выходим. Купим молока и домой. А йогурт? И йогурт. А можно с шариками? Два. Зачем два? Один сейчас, а второй завтра. Смотри - волона. Ворона. Я так и говорю. Нет. Какой дорогой пойдём обратно? Там где темно. Ладно. А почему бабушка дорогу не по зебре переходит? Бабушка старенькая, ей всё равно уже. Ну мам! А где папа? Работает. ПАПА! О, вот он. Привет, пап!

Короче, что я думаю. Тоже надо издаваться.

Я думал о том, что не знаю, какие перемены ждут нас в ближайшие годы. Раньше все было обозримо, предсказуемо. Но теперь я просто не знаю, что на нас надвигается. Будут ли и дальше распространяться пестрые тренировочные костюмы, сочетающие в себе лиловый, светло-зеленый и черный цвета? Может быть, Восток заполонит Запад своей невозмутимостью и своими тренировочными костюмами.

Но как-то оно очень уж незаметно среди общей массы странного приключения героя, так что как-то оно никак… Б: В итоге сколько из десяти-то? Советуешь, нет? Я: Скорее нет, скучно тебе будет. Двоечка, если по пятибалльной рассматривать. Не то чтобы прям не понравилось. Просто никак, говорю же.

В этой книге восемь частей и послесловие переводчика. Восемь глав потоком показывают нам героя - не самого приятного (но он и не обязан быть таким), пьющего, блюющего, принимающего что-то, путешествующего (или сбегающего?) по Германии (или из нее). В книге много натуралистичности, но меня она тут вообще не смущала, а вот сленг - да. Я постоянно спотыкалась об него. И я не знаю проблема ли это перевода или моя, потому что для меня такой сленг странен. Ладно, возможно, мне странно потому, что книга была написана в 1995, а я вообще не знаю что творилось в Европе в это время. Может быть она точно отражает эпоху, мысли людей и их самоощущение, но мне она просто не нравится. Может и сленг тут такой, потому что переводилась она в начале нулевых, когда так еще говорили (говорили же?). Послесловие переводчика в этой книге - вещь забавная. Меня попытались убедить, что книга не так проста, что тут смыслы, отсылки, спрятанные круги ада, но я не прониклась, потому что была измотана текстом самой книги.

Меня напрягают такие книги, вызывают определенную тревожность и мысли, что, возможно, это не книга абсолютно никакая, а у меня не работает внутренний радар на гениальность. Может, тут затаились величайшие и несомненно глубокие мысли, а я слишком невежественна, чтобы это увидеть и понять. Но ладно, надо напомнить себе, что читаю я в первую очередь для удовольствия, а Крахт, увы, удовольствия не доставил. Думаю, что знакомство с автором продолжать не буду.

Вот наш автор, немного не дотянувший до звания "культового", ибо слишком тонок для голливудской экранизации, Кристиан Крахт, талантливый малый, и меланхолик притом. Только недавно, пересматривая "Песнь Индии" Дюрас, я припоминала, что фон Триер смотрел этот фильм неоднократно, и вот с таким бы мужчиной можно было бы найти мне полное взаимопонимание, но немного не совпадают возрастные и языковые границы... Крахт из той же категории современных романтиков, слишком умных, слишком разочарованных, чтобы впадать в патетику. Рецепт, впрочем, известен со времен Флобера: берем сокровенные переживания, те же "разбитые иллюзии" и обесцениваем, помещая в пошлую и мещанскую атмосферу современности. Ибо хуже современности антуража не сыщешь. Прошлые эпохи одухотворены талантливыми мастерами, творившими, не задумываясь о влиянии на неокрепшие умы потомков, в результате получаем модный "винтаж", и вся вульгарность пережитого подергивается прозрачной дымкой ретро-воспоминания. У современности еще нет этого налета чего-то дымчатого и непостижимого, она ранит глаз эстета своей коммерческой неуместностью.

Герой Крахта в "Faserland" перемещается с вечеринки в баре на рейв, потом на виллу на Боденском озере и, наконец, завершает свои хаотические марш-броски в "идиллической" Швейцарии. Все вокруг терзает душу молодого алкоголика: клерки в аэропорту, под чьими осуждающими взглядами он набивает карманы йогуртом, дряхлая соседка по самолету, чьи веснушки без всякого там плавного перехода превратились в старческие пятна, гомики на забытом Богом греческом пляже и, конечно же, друзья нашего лирического героя, предлагающие ему иглу и групповуху с участием темнокожей модели. Все это заглавный персонаж отторгает и, как следствие, накачивается алкоголем и блюёт. Но при этом соблюдает аккуратность во внешнем виде, и читать исповедь сына века и заодно примерного отпрыска достойного семейства, с молоком матери впитавшего понятия о вежливости, так приятно, что по спине пробегают мурашки умиления. Вот ведь, ни в одну поганую историю не вляпался, хотя и проводит время в сомнительных компаниях, но из всех приключений выходит с честью. И самым постыдным следствием его выверенно-немецкого разгильдяйства в итоге является разве что пятно от тех самых йогуртов, расплывающееся у него на заднице под курткой.

Болезненно-чувствительный, словно герой Пруста, протагонист автора в "Faserland" вспоминает свои школьные печали, разочарование и стыд, связанные с первой любовью, ибо в гостях у родителей своей первой девушки ему случилось обмочиться, и он сбежал, чтобы никогда и ничто его больше с упомянутой девицей не связывало. Этот тайный стыд европейца, это хорошее воспитание, наслаивающееся на безобразия эпохи, - необходимый контраст ублюдочному окружению, остающийся, однако, незамеченным наивными читателями, которым хочется дать в руки табличку "проходите мимо" и слить их раз и навсегда в сторону самоучителей от гуру психоанализа. 

Голос Маргерит Дюрас: Бесполезность любви доказана мнимым пожертвованием ради долга в пользу социального консенсуса. То, что принимается за моральную дилемму, на самом деле, уступка устройству капиталистической системы. Таковы и буржуазный брак, и буржуазная семья, и "гуманистическая" мораль. Все это лишь фикции. Они служат для того, чтобы сломить дух и свободную волю человека, подчиняют себе логику его поступков, формируя его мысли и намерения. Он несвободен, даже воображая себя далеко отсюда, вольным от оков. Он тщится придать работе своего воображения эксапистский характер, иногда эти попытки выливаются в создание произведений искусства. Не писать - значит, отказаться от любой попытки бегства, встроиться окончательно и послушно в нормы, навязанные нам обществом потребления. Любовь невозможна. Буржуазное искусство умирает. Человек ведет абсурдное существование. Выхода нет. Воображение никуда не ведет. Это не спасение. Это лишь короткая передышка. 

Ларс фон Триер: Я много лет пытался освободиться от депрессии, она питала меня, но когда мне это наконец удалось, я изменил прежним принципам и теперь искусство не является для меня способом избавления от страдания. Кино вошло в другую фазу, где я продолжаю эксперименты, все чаще рождающиеся из чистого умствования, так как мое время уходит, и мне все сложнее представлять развитие своих проектов на годы вперед. 

Дэвид Линч: На границе кино и живописи рождается странная эфемерность, и если вы попали в зону между "там" и "здесь", то от этого выиграло ваше воображение, дайте ему еще немного пищи, чтобы ваше подсознание видело сны там, где тело и разум нащупывают лишь тупик. 

Raija: Крахт - это дитя уходящего мира, он родился в шестидесятых, и его устаревшая модель поведения больше не годится для этого мира, это странный артефакт, давайте рассматривать его вместе. Он находится будто бы в солнечном сплетении современности, среди торчков, богатых бездельников и смутно-привлекательных девиц, ни к одной из которых наш болезненно-застенчивый герой так и не осмеливается приблизиться... Вы обладаете особым зрением, чтобы увидеть суть? Или вы рассмотрели лишь поверхностные социальные явления, характеризующие этого персонажа, например то, что он в тайне без ума от брендовых вещей, тратит деньги на отели и прочую ерунду и не задумывается о хлебе насущном? 

Не знаю, как кто, а я очень близка душевно этим ранимым, наблюдательным людям, пишущим в тоске, мечтательно слушающим крики чаек вдалеке и с мрачным пессимизмом осознающим всю давящую необходимость телесного и социального порабощения. Ибо вырваться из социума нельзя, и еще хуже зависеть от функционирования своего организма, который подкидывает фокусы в виде рвотных позывов в самый, казалось бы, романтический и патетический момент.

Все это - тюрьма разума. 

Книга-дорога мелькает отрывками городов, знакомыми лицами и комнатами безликих отелей. Зачем это мельтешение автору, бесцельно тратившего свое бытие на убивание здоровья и самоопределения в действительности. Выпивка, льется как ниагарский водопад, наркотики в любых видах и обеспеченная молодежь, употребляющая это все оттого, что просто нечего делать. Безликая масса тусовок, где «опять икра» не вызывает ничего, кроме социальной злобы людей, решающие ежедневно проблемы выживания. Кто из нас, просто так может взять и сесть на самолет в никуда, а из никуда купить билет туда, куда душа пожелает? Мало кто, у всех есть какие-то ниточки, связывающие его с настоящим – морально, физически, эмоционально. Комфортность существования, за что так боролся автор, не была критической точкой от чего он бежал, а улепетывал он от прогнившего общества, в котором он крутился не переставая, видя в знакомых лицах свое будущее. Парадоксальный вопрос, он не рассматривал выход из замкнутого круга общества в другое направление – развитие, самоорганизацию, самосовершенствование, он видит перспективу только в саморазрушении и бездельном существовании. Перед глазами череда наркоманов, бездельников и пьяниц, окруженных фирменными лейблами, как отражения их социального статуса. Именная куртка, как сигнальный флажок, для клейма пропащего человека.

Почему он не эмигрировал, ну, например, в Сомали, где средняя продолжительность жизни около 40 лет, или в ЮАР, где половина населения ежегодно вымирает от ВИЧ или других инфекционных заболеваний? Нет, его точка зрения и построение романа – девять кругов ада в Германии, из которой он сквозь алкогольные пары, смешанные с дымом от сигарет, вырывается в горные озера Швейцарии, запивая горечь своей жизни пивом с гранатовым соком. На сегодняшний момент, для читателя, такая ситуация абсурдна, глядя на страны, где ад – это предбанник. Германия? Одна из богатейших стран Европы, на сегодняшний момент почти возглавившая Евросоюз. Понимаю, 95 год, но и тогда, жизнь в Центральной Европе была все же лучше, чем в наименее развитых странах мира. Вы там зажрались что ли? Конечно, все познается в сравнении, но автор слепой эгоист, однобоко показывающий ущербность существования конкретного себя, мучавшегося от избытка всего.

Естественно, где-то после первой главы, понятно, что это условная биография автора. Он описывает все, что было с ним, кто он и его мировосприятие. Богатые тоже плачут, только по-немецки, сдобренное дорогим хорошим образованием. Именно оно дает автору, возможность думать, прежде чем вливать в себя литры алкоголя и есть таблетки пачками, индифферентно позиционируя себя отдельно от этого общества, мысленно с мясом вырезая себя от общей разлагающейся мертвой туши саморазрушения.

По тексту ужасно раздражали словечки, абсолютно не отражающие интеллектуальный уровень автора. «Прикольно», «блевать» и другие, не менее красочные описания запаха, наблюдений и состояния. Они режут, отторгают от текста, вызывают скорее отвращение, чем создают настроение. Запах у него всегда «прикольный», хотя затем следуют отвратительные описания физиологических выделений. Для меня лично, это скорее минус, чем посыл какой-то смысловой нагрузки или усиление образа героя. Эти слова, скорее из лексикона подростков, пытающие самоопределиться, а не взрослого молодого человека, построившего общую концепцию своего романа на девяти кругах ада Данте. В послесловии к книге, Татьяна Баскаковой, переводчика сия произведения, есть анализ, где она проводит параллели этого романа с классическими произведениями Данте и Томаса Манна, а также обращает внимание, ко многим отсылкам в музыке и некоторым фантастическим произведениям. Мне кажется, что все-таки это немного притянуто за уши, все намного прозаичнее и понятнее. Кризис, который испытывает автор, находит отражение в путевом дневнике, как способ самоанализа и психотерапии на бумаге, чтоб не скатится в самоуничтожение. Когда обращаешь мысли в слова, буквы сами бегут к выходу. А тут уже право читателя найти себя, нового Колфилда или остаться равнодушной к очередной road stories. Для меня пустышка, облаченная в искусственную форму. Трудно искать смысл там, где его нет изначально.