Текст книги "Сын света"

10

Большая группа охотников на заре отправились в западные пустыни. Рамзес оставил свою собаку Амени, решившему прояснить загадку подпорченных чернильных палочек. Весь день он расспрашивал ответственных за изготовление этого материала, чтобы отыскать след, ведущий к виновному в этой оплошности.

Шенар, восседая на своем переносном троне, приветствовал отправляющихся на охоту, в которой сам не участвовал, ограничиваясь лишь пожеланиями удачи смельчакам, которые должны были возвратиться с добычей.

Сидя в легкой повозке, управляемой солдатом, Рамзес, возглавлявший процессию, рад был вновь встретиться с пустыней. Ибисы, антилопы бубал, ориксы, леопарды, львы, пантеры, страусы, газели, гиены, зайцы, лисы… Пустыня жила своей насыщенной жизнью, изредка нарушаемой лишь вторжениями человека.

Главный охотник никогда не полагался на волю случая, хорошо выдрессированные собаки следовали за повозками, некоторые из которых были нагружены припасами и бурдюками с прохладной водой. Не забыли взять и шатры на случай, если погоня за каким-нибудь соблазнительным экземпляром затянется до ночи. Охотники готовили лассо, новые луки и несметное количество стрел.

– Что ты предпочитаешь, – спросил возница, – убить или поймать?

– Поймать, – ответил Рамзес.

– Тогда используй лассо, а я возьму лук. Убивают для того, чтобы выжить; никто от этого не уйдет. Я знаю, кто ты, сын Сети; но перед лицом опасности мы равны.

– Не совсем так.

– Ты думаешь, что стоишь выше?

– Это ты выше, потому что опытнее; для меня это первая охота.

Ветеран пожал плечами.

– Кончай разговоры. Смотри в оба и предупреди меня, если заметишь какую-нибудь живность.

Ни испуганная лиса, ни тушканчик не привлекли внимания бывалого охотника, оставившего столь незначительную добычу другим экипажам; вскоре плотная группа охотников рассеялась.

Царевич заметил стадо газелей.

– Замечательно! – воскликнул его спутник, пустившись за ними в погоню.

Три из них, то ли старые, то ли больные, отстали от стада и нырнули в пересыхающее русло реки, петлявшее между скалистых берегов.

Повозка остановилась.

– Дальше пешком.

– Почему?

– Почва слишком неровная, колеса сломаются.

– Но газели убегут от нас!

– Не думаю; я знаю эту местность. Они укроются в небольшом гроте, где мы их и настигнем.

Они отправились в путь и шли три часа кряду, увлеченные лишь своей целью, не замечая тяжести оружия и припасов. Когда жара стала невыносимой, они остановились в тени каменного уступа, поросшего колючками, чтобы передохнуть.

– Устал?

– Нет.

– Что ж, у тебя есть чувство пустыни; либо она подкашивает тебя, либо дает силы, которые восстанавливаются при соприкосновении с обжигающим песком.

Каменные обломки оторвались от скального массива и, прокатившись по склонам вади, рухнули на дно пересохшего русла, усыпанное щебнем. Невозможно представить себе, как посреди этой выжженной солнцем красной бесплодной земли мог пробегать поток живительной влаги, по берегам которого лежали прежде сады и возделанные поля. Пустыня представляла собой другой мир в самом сердце пространства людей. Рамзес испытал, насколько ненадежно было его существование, и в то же время власть, которую могло сообщить окружающее душе молчаливого. Бог создал пустыню, чтобы человек научился молчать и слышать голос тайного огня.

Ветеран проверил стрелы с кремневыми наконечниками; два ребра, прилаженные с другого конца к округлому стволу, служили противовесом.

– Эти – не самые лучшие, но для нас сгодятся.

– Грот еще далеко?

– Еще час пути; ты готов идти дальше?

– В дорогу.

Ни змеи, ни скорпиона… Ни одно живое существо, казалось, не знало этой пустынной земли. Конечно, все живое пряталось в песке или под камнями, ожидая вечерней прохлады, чтобы показаться на поверхности.

– У меня что-то левая нога заныла, – пожаловался спутник Рамзеса, – старая рана не дает покоя. Надо бы остановиться, передохнуть.

Но и когда наступила ночь, боль несчастного так и не утихла.

– Поспи, – посоветовал он Рамзесу, – боль не даст мне уснуть. Если вдруг мне захочется спать, я тебя предупрежу.

Сначала что-то ласково коснулось его, потом обожгло. Солнце на рассвете лишь сначала было нежным: выйдя победителем из сражения с силами тьмы и драконом, пожирающим жизнь, оно заявляло о своей победе с такой силой, что человек спешил укрыться от палящих лучей.

Рамзес очнулся.

Его спутник исчез. Царевич был один, без припасов и оружия, в нескольких часах ходьбы от того места, где охотники рассеялись, каждый выбрав свой маршрут. Не теряя времени, он двинулся в путь ровным шагом, позволяющим беречь силы.

Охотник бросил его, полагая, что молодой спутник не выдержит такого длительного перехода. Кому он подчинялся, кто был зачинщиком этой ловушки, которая должна была обратить умышленное убийство в несчастный случай на охоте? Все знали об азартности юноши; бросившись в погоню за добычей, Рамзес мог забыть об осторожности и слишком удалиться в пустыню.

Шенар… Это мог быть только Шенар, коварный и злопамятный! Раз его брат отказался покинуть Мемфис, он решил отправить его к берегам смерти. Приведенный в бешенство, Рамзес ни за что не хотел уступать злосчастному року. Прекрасно запомнив проделанный накануне путь, он шел назад с неистовством завоевателя.

Прямо перед ним промчалась газель, за которой вскоре последовал каменный баран с загнутыми кольцом рогами, который задержался на мгновение, привлеченный присутствием чужака, прежде чем кинуться прочь. Присутствие животных говорило о близости источника, который его спутник, видимо, специально не показал ему. Либо Рамзес должен был продолжить свой путь, рискуя умереть от жажды, либо ему надлежало довериться обитателям пустыни.

Царевич выбрал последнее.

Когда он заметил ибисов, газелей и ориксов, а также, чуть поодаль, большое дерево, метров в десять высотой, он решил отныне всегда доверять собственному инстинкту. Дерево с раскидистыми ветвями и серебристым стволом было осыпано маленькими душистыми цветами желто-зеленого цвета и давало съедобные плоды с сочной сладкой мякотью яйцевидной формы, достигавшие четырех сантиметров в длину, называемые охотниками «фиником пустыни». Оно защищало себя опасным оружием, длинными прямыми шипами со светло-зеленым острием на конце. Прекрасное дерево давало немного тени, укрывая меж своих корней один из тех таинственных источников, которые вырываются из недр пустыни с благословения бога Сета.

Сидя на земле прислонившись к стволу, какой-то человек жевал лепешку.

Рамзес, подойдя поближе, узнал его: то был главный конюх, который совсем недавно так издевался над его другом Амени.

– Да благословят тебя боги, царевич; ты заблудился в пустыне?

С пересохшими губами, жестким языком, горящей головой, Рамзес не мог отвести глаз от бурдюка с прохладной водой, стоявшего в ногах у этого человека, плохо выбритого, с космами непричесанных волос.

– Ты, кажется, хочешь пить? Тем хуже. Зачем тратить попусту эту свежую воду на человека, который скоро умрет?

Рамзес находился всего в каких-нибудь десяти шагах от своего спасения.

– Ты унизил меня, потому что ты сын царя! И теперь мои подчиненные смеются надо мной…

– Отпираться бесполезно, кто тебе заплатил?

Конюх злобно ухмыльнулся.

– Полезное совпало с приятным… Когда твой спутник по охоте предложил мне пять коров и десять тюков льна, чтобы отделаться от тебя, я тут же принял его предложение. Я знал, что ты придешь сюда. Выходить из пустыни без питья – это верная смерть. Ты думал, что газели, ориксы и ибисы спасут тебе жизнь, но они стали лишь охотничьей приманкой.

Он поднялся, вытащив нож.

Рамзес без труда прочитал мысли своего противника; тот ожидал такой же схватки, что была в прошлый раз, с противником из знатного рода, обученным специальным приемам. Что мог против грубой силы безоружный, уставший, умирающий от жажды?

Ему оставалось полагаться лишь на себя. С яростным криком, собравшим воедино все остававшиеся у него силы, Рамзес ринулся на конюха. Застигнутый врасплох, тот не успел воспользоваться ножом; сбитый с ног, он отлетел назад, ударившись о ствол, шипы которого пронзили его тело, как стальные клинки.

Охотники были довольны добычей; в этот раз они поймали двух газелей и одного орикса, которого вели за рога. Подбадриваемые дикие животные нехотя шли вперед, когда их похлопывали по бокам. Кто-то нес на спине детеныша газели, другой держал за уши перепуганного зайца. Гиену, привязанную за ноги к палке, несли двое помощников; рядом бежал пес, подпрыгивая и тщетно пытаясь укусить пленницу. Эти животные должны были попасть к специалистам, которым предстояло их приручить, предварительно изучив повадки. Хотя откармливание гиен для получения деликатесного паштета из печени хищника не давало сколько-нибудь ощутимых результатов, некоторые по-прежнему упорствовали в этой практике. Что касается бесчисленного множества других животных, то они должны были поступить к мясникам при храмах: после принесения жертвы богам их мясо шло на пропитание людям.

Все охотники вернулись к месту сбора, за исключением царевича Рамзеса и его возницы; обеспокоенный писец, отвечавший за эту экспедицию, тщетно пытался хоть что-нибудь разузнать. Ждать было невозможно; оставалось отправить повозку на поиски пропавших, но в каком направлении? В случае несчастья ответственность ляжет на него, и его карьеру можно считать конченой; несмотря на то что царевичу Рамзесу не на что было больше рассчитывать при дворе, его исчезновение, конечно, не осталось бы незамеченным.

Ответственный писец и двое охотников прождали до середины дня, в то время как их товарищи, вынужденные вернуться в долину с дичью, рыскали по пустыне в поисках пропавших.

Не находя себе места, писец нацарапал объяснение на грунтованной дощечке, затем снял верхний слой, постарался написать заново и, наконец, сдался; как он ни старался, спрятаться за обычными формальными объяснениями было невозможно. Какой стиль ни выбирай, в лагере недоставало двух человек, один из которых был младшим сыном правителя.

Когда солнце достигло зенита, несчастный как будто заметил чей-то силуэт, медленно приближавшийся в мареве полуденного зноя. В пустыне обман зрения не был редкостью; поэтому писец обратился за подтверждением к двум другим охотникам. Те тоже были уверены, что какой-то человек движется по направлению к ним.

По мере приближения черты спасшегося стали вырисовываться.

Рамзес выбрался из ловушки.

11

Шенар мог часами млеть в умелых руках специалистов маникюра и педикюра, обученных в лучшей придворной школе. Старший сын Сети много времени отводил своей персоне; человек света и будущий правитель могущественной и богатой страны, он постоянно должен был выглядеть достойно. Утонченность же была лучшим подтверждением принадлежности к цивилизации, которая не последнее место отводила гигиене, уходу за телом и его украшению. Больше всего он любил, когда за ним ухаживали как за бесценной статуей, покрывая тело ароматическими маслами, незадолго до прихода парикмахера. Чей-то громкий голос нарушил безмятежность дворца Мемфиса. Шенар открыл глаза.

– Что происходит? Я терпеть не могу, когда…

Рамзес стремительно ворвался в зал для купания.

– Правду, Шенар. Я требую, чтобы ты сказал мне правду, немедленно.

Потревоженный сановник отпустил своих мастеров.

– Успокойся, милый брат, о какой правде ты говоришь?

– Ты заплатил своим людям, чтобы они убили меня?

– Что ты еще выдумал! Подобные предположения ранят меня в самое сердце!

– Двое соучастников… Один из них мертв, другой исчез.

– Объясни, что происходит; неужели ты забыл, что я твой брат?

– Если ты виновен, я это узнаю.

– Виновен… Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?

– Меня попытались убрать во время охоты в пустыне, на которую ты меня послал.

Шенар взял Рамзеса за плечи.

– Мы оба, нельзя не признать, очень разные, и ясно, что мы не слишком любим друг друга; но зачем же все время спорить, вместо того чтобы признать реальность и принять ту участь, которая нам дана? Я хочу, чтобы ты уехал, это правда, ибо считаю, что твой характер совершенно не подходит для светской жизни. Но я нисколько не намерен причинять тебе хоть малейшее зло, и я, ты знаешь, ненавижу насилие. Поверь мне, прошу тебя, я не враг тебе.

– В таком случае помоги мне провести расследование: нужно найти возницу, который завел меня в ловушку.

– Можешь рассчитывать на меня.

Амени следил за своими письменными принадлежностями с ревностным усердием; он дважды чистил чашечку для воды и кисти, когда другим хватало одного раза, скреб дощечку для письма до тех пор, пока поверхность ее не становилась идеально гладкой, сменял скребок и щеточку, когда они больше не позволяли ему добиться желаемого результата. Несмотря на определенные преимущества, обеспечиваемые постом секретаря царского писца, он экономно расходовал папирус, предпочитая использовать в качестве черновиков куски известняка. В старом черепашьем панцире он разводил пудру минералов, чтобы получить ярко-красный или иссиня-черный цвет чернил.

Когда Рамзес, наконец, вновь появился, Амени несказанно обрадовался.

– Я знал, что ты жив и здоров! Если бы это было не так, я бы это почувствовал. Знаешь, я не терял времени зря… Ты мог бы гордиться мною.

– Что ты обнаружил?

– Организация нашей системы управления довольно сложна, отделы ее многочисленны, а управляющие подозрительны… Но твое имя и твое звание открыли для меня не одну дверь. Может быть, тебя и не любят, но зато боятся!

Рамзес был заинтригован.

– Поточнее, пожалуйста.

– Чернильные палочки являются главным богатством нашей страны; без них нет письменности, без письменности – нет цивилизации.

– Ты, наконец, скажешь, в чем дело?

– Как я и предполагал, контроль весьма жесткий; ни одна палочка чернил не уйдет со склада не будучи проверенной. Перепутать продукт разного качества невозможно.

– Так что же…

– Так вот, существуют злоупотребление и растрата.

– Ты случайно не переутомился от чрезмерной работы?

Амени надулся, как маленький.

– Ты не воспринимаешь меня всерьез!

– Я вынужден был убить человека, в противном случае он убил бы меня.

Рамзес рассказал о своем злоключении, Амени слушал, понурив голову.

– Тебе должны были показаться смешными мои истории с чернильными палочками… Это боги хранят тебя! Они никогда тебя не покинут.

– Хорошо бы, чтобы они тебя услышали.

Теплая ночь окутала хижину из тростника; совсем близко, на берегу канала, квакали лягушки. Рамзес решил ждать красавицу Исет хоть всю ночь напролет; если она не придет, он больше никогда ее не увидит. Он вновь пережил в памяти сцену, когда, защищая свою жизнь, толкнул конюха на шипы дерева; он сделал это не раздумывая, властный огонь разлился по его жилам, удесятеряя его силы. Что это было? Потусторонняя сила, проявление могущества бога Сета, имя которого носил его отец?

До сих пор Рамзес полагал, что он полновластный хозяин себе и своей жизни, способный противостоять богам и людям, выходя победителем из любого сражения. Но он забыл о плате за такую возможность и о близости смерти, для которой он являлся постоянной мишенью. Не испытывая ни малейшего сожаления, он лишь задавался вопросом, что означал этот случай – то ли конец его мечтаниям, то ли пределы другого, неизвестного мира.

Залаяла собака; кто-то приближался.

Не поступил ли Рамзес слишком опрометчиво? Поскольку возницу, заплатившего конюху, так и не нашли, царевич находился в постоянной опасности. Может быть, его выследили; несомненно, предатель взял с собой оружие, решив напасть в этом глухом месте.

Рамзес чувствовал присутствие врага; не видя его, он уже знал, на каком расстоянии тот находится. Он мог описать каждое его движение, зная ширину его неслышных шагов. Когда тот стоял у входа в хижину, Рамзес кинулся на него и повалил на землю.

– Какое неистовство, мой царевич!

– Исет? Почему ты крадешься?

– Разве ты забыл наш уговор? Скромность прежде всего.

Она обвила руками шею своего возлюбленного, который уже весь напрягся от желания.

– Ну же, милый, что ты медлишь?

– Ты сделала свой выбор?

– Мое присутствие здесь не дает ли тебе исчерпывающий ответ?

– Ты еще увидишь Шенара?

– Замолчишь ты, наконец!

На ней была широкая накидка, наброшенная на голое тело. Забывшись, она отдалась ласкам мужчины, в которого была безумно влюблена, до такой степени, что забыла о своих планах стать супругой будущего правителя Египта. Такая страсть объяснялась не только красотой Рамзеса. Юный царевич обладал внутренней силой, в которой он сам себе не отдавал отчета, силой, которая пленяла красавицу до такой степени, что она уже не могла думать больше ни о ком. Как он воспользуется этим качеством? Станет ли он разрушителем? Шенар был близок к власти, но каким старым и скучным он казался! Красавица Исет слишком любила страсть и юность, чтобы успокоиться раньше времени.

Заря застала их в объятиях друг друга; с необычайной нежностью Рамзес ласкал волосы своей возлюбленной.

– Говорят, ты убил человека на охоте.

– Он хотел меня уничтожить.

– Зачем?

– Месть.

– Он знал, что ты сын царя?

– Конечно, знал, но возница, который сопровождал меня, щедро ему заплатил.

Встревоженная, красавица Исет поднялась на локте.

– Его задержали?

– Нет еще, я подал жалобу, его ищут.

– А если…

– Заговор? Шенар все отрицал. Мне показалось, что он говорил искренне.

– Будь осторожен. Он хитер и коварен.

– Полностью ли ты уверена в своем выборе?

Она поцеловала его пронзительно, как жгучие лучи восходящего солнца.

Кабинет Амени был пуст; он даже не оставил записки, объясняющей отсутствие. Рамзес подумал, что его секретарь просто не устоял перед возможностью раскрыть загадку испорченных чернильных палочек; упрямый и педантичный, он не терпел подобного попустительства и без устали доискивался правды, добиваясь наказания виновного. Бесполезно было пытаться умерить его рвение; несмотря на свое хрупкое сложение, Амени был способен развить удивительную активность, чтобы добиться цели.

Рамзес отправился к главе отряда дознания, отвечавшему за ход расследования, которое, к сожалению, не давало никаких результатов: мрачный возница пропал, силы порядка до сих пор не напали на какой-либо серьезный след. Царевич не мог сдержать своего возмущения, хотя высокопоставленный сановник и обещал ему взяться за дело с удвоенным рвением.

Раздосадованный, Рамзес решил сам расследовать это дело. Он пришел на конный двор Мемфиса, где располагались многочисленные колесницы, предназначенные для военных действий и для охоты, за которыми требовался постоянный уход. Занимая пост царского писаря, он мог потребовать встречи с чиновником, занимающим пост, равный его званию, который отвечал за состояние повозок. Желая знать, принадлежала ли к этому ведомству повозка сбежавшего, он описал ее в мельчайших подробностях.

Чиновник направил его к некоему Бакену, смотрителю конюшен.

Бакену на вид было лет двадцать, это был человек крепкого телосложения с грубыми чертами и квадратным подбородком, заросшим короткой щетиной; бицепсы его были охвачены двумя бронзовыми обручами. Смотритель хорошо знал свое дело, он осматривал серого скакуна, слишком молодого, чтобы ставить его в упряжку, и выговаривал вознице за жестокое обращение с животным. Низким хриплым голосом он словно вколачивал слова проповеди в голову подопечного.

Когда провинившийся удалился, Бакен погладил коня, который благодарно косил на него глазом.

Юноша обратился к смотрителю:

– Я – царевич Рамзес.

– Тем лучше для тебя.

– Мне нужно кое-что узнать.

– Обратись в службу охраны.

– Ты один можешь мне помочь.

– Да неужели?

– Я ищу одного возницу.

– Я занимаюсь только лошадьми и колесницами.

– Этот человек – сбежавший преступник.

– Это меня не касается.

– Ты хочешь, чтобы он безнаказанно скрылся?

Бакен гневно взглянул на Рамзеса:

– Не хочешь ли ты обвинить меня в пособничестве? Царевич ты или нет, тебе лучше уйти отсюда!

– Не надейся, что я стану тебя умолять.

Бакен рассмеялся.

– Ты еще здесь?

– Ты что-то знаешь и ты скажешь мне это.

– С чего это ты так решил?

Послышалось ржание; Бакен, встревоженный, кинулся к великолепному скакуну темно-коричневой масти, который бешеными рывками пытался освободиться от веревки, которой он был привязан.

– Тише, тише, мой красавец!

Голос Бакена, казалось, немного успокоил жеребца; человек сумел приблизиться к коню, красота которого вызвала восхищение Рамзеса.

– Как его зовут?

– «Бог Амон объявил мою храбрость»; это мой любимец.

На этот раз Рамзесу ответил не Бакен; от голоса, раздавшегося у него за спиной, кровь застыла в жилах юного царевича.

Рамзес обернулся и преклонил колени перед своим отцом, фараоном Сети.