Текст книги "Сын света"

15

Корабль фараона медленно продвигался на север. Отбыв из Мемфиса, он сначала спускался вниз по Нилу, а потом пошел одним из рукавов реки, который проникал в самое сердце Дельты.

Рамзес был восхищен.

Здесь земля вовсе не походила на пустыню; в этом краю, который принадлежал Хору, в то время как Сет царил над долиной [5]5
  Хор и Сет, два бога, делившие между собой пространство Египта.


[Закрыть], где река пробивала себе путь между двух берегов, сражаясь с сушью бесплодной земли, поток поражал своей мощью. Дикая местность Дельты походила на бескрайнее болото, где среди зарослей папируса водилось несметное множество птиц и рыбы. Вокруг не было ни одного города, ни селения, лишь рыбачьи хижины, взгромоздившиеся на вершины холмов, утопавших в воде. Солнце не стояло неподвижно, как в долине; ветер, долетавший с моря, разметывал заросли тростника.

Черные фламинго, утки, цапли и пеликаны делили между собой эти громадные угодья, в которых терялись извилистые каналы; где-то генетта пожирала яйца в гнездах зимородков, где-то змея проскальзывала в густые заросли, над которыми кружился рой разноцветных бабочек. Человек еще не покорил эту землю.

Корабль, продвигаясь все дальше, постепенно замедлял свой ход, осторожно управляемый капитаном, привыкшим к капризам этого лабиринта; на борту – человек двадцать бывалых моряков и правитель страны, всегда на своем месте, на носу корабля. Сын наблюдал за ним незаметно, из укрытия, завороженный его присутствием; Сети представлял собой Египет, он сам был Египтом, наследник тысячелетней династии, познавшей величие бога и ничтожество человека. В глазах своего народа фараон был неким таинственным существом, истинное место которого было там, в звездном небе, его присутствие на земле представляло собой невидимую связь с потусторонним, его взгляд открывал подвластному народу двери в другой мир. Без него варварские племена быстро бы наводнили оба берега, с ним будущее казалось обещанием вечности.

Рамзес все же вел журнал и этого путешествия, хотя ни отец, ни члены команды не считали нужным распространяться о том, в чем заключается цель данного рейда. Царевич чувствовал скрытую тревогу, как если бы невидимая опасность подстерегала мирное судно. В любой момент могло появиться чудовище и пожрать игрушку волн.

Как и в первый раз, Сети не дал своему сыну времени предупредить красавицу Исет и Амени. Рамзес уже видел ярость первой и беспокойство второго; однако ничто, ни любовь, ни дружба, не могли помешать ему безоглядно следовать за отцом, куда бы тот его ни повел.

Фарватер очистился; двигаться вперед стало легче, и вскоре корабль причалил к берегу, поросшему травой, на котором возвышалась странная деревянная башня. Царь спустился по веревочной лестнице; Рамзес последовал за ним. Фараон и его сын поднялись на вышку, скрытую за береговыми укреплениями: сверху можно было видеть одно лишь небо.

Сети настолько был погружен в свои мысли, что Рамзес не осмеливался обратиться к нему с вопросом.

Внезапно взгляд фараона оживился.

– Смотри, Рамзес, смотри внимательно!

Высоко-высоко в небе показался косяк перелетных птиц, двигавшийся на юг.

– Они летят оттуда, со всех известных краев, – объявил Сети, – из той необъятной земли, где боги ежечасно творят жизнь. Когда они опускаются в океан силы, они принимают форму птиц с человеческой головой и питаются светом; когда они пересекают границы земли, они становятся ласточками или другими перелетными птицами. Не забывай смотреть на них, ибо они – наши воскресшие предки, которые вступаются за нас перед Солнцем, чтобы оно нас не спалило; это они вдохновляют мысль фараона и указывают ему путь, невидимый для простого глаза.

Когда спустилась ночь и зажглись звезды, Сети показал сыну небо. Он открыл ему название созвездий, рассказал о неустанном движении планет, солнца и луны, о связи небесного и земного мира. Власть фараона должна была распространяться и на космос, чтобы ни один уголок вселенной не вышел из-под его надзора.

С открытой душой Рамзес внимал словам отца; он питал свой дух, стараясь не уронить ни крошки. Заря явилась слишком быстро, застав его врасплох.

Из-за слишком плотной растительности царский корабль не мог двигаться дальше. Сети, Рамзес и четверо моряков, вооруженные копьями, луками и метательными палками, пересели в легкую лодку из папируса; фараон сам указывал путь гребцам.

Рамзес почувствовал, что он проникает в другой мир, не имеющий ничего общего с долиной. Здесь не было и следа присутствия человека; заросли папируса, раза в четыре выше человеческого роста, порой закрывали солнце. Если бы его кожа не была покрыта толстым слоем жирного крема, царевича быстро сожрала бы армия насекомых, кружение которых создавало оглушительный шум.

Пройдя сквозь болотистый лес, челнок вынырнул на темную гладь лесного озера, в центре которого плавали два островка.

– Святые города Пе и Деп, – пояснил фараон.

– Города? – удивился Рамзес.

– Они предназначены для душ праведников; их крепость – сама природа. Когда жизнь возникла из Океана всех начал, она появилась, как холм из-под воды; вот они, два священных кургана, которые, объединенные твоим духом, образуют одну землю, обиталище богов.

Вместе со своим отцом Рамзес ступил на землю «священных городов» и очутился перед небольшим святилищем; простым шалашом из тростника, у входа в который была воткнута палка, вырезанная на конце спиралью.

– Вот символ действия, – уточнил правитель. – Каждый должен найти свое дело и выполнить его, прежде чем заняться самим собой. Дело фараона – быть первым служителем богов; если он будет думать лишь о себе, он станет тираном.

Их окружал чуждый тревожный мир; трудно было оставаться спокойным в этом хаосе жизни, постоянно находясь начеку. Один только Сети, казалось, был закрыт для каких бы то ни было переживаний, как будто эта непознаваемая природа подчинялась его воле. Если бы в его взгляде не читалась спокойная уверенность, Рамзес уже готов был поверить, что они потерялись в этих чащах гигантского папируса.

Внезапно горизонт раздвинулся; плоскодонное суденышко скользило теперь по зеленым водам, омывавшим берег, занятый рыбаками. Голые и косматые, они ютились в ветхих хижинах, ловили сетью, лесой и вершей, рассекали рыбу длинными ножами, очищали от внутренностей и оставляли вялиться на солнце. Двое из них несли карпа Нила, такого огромного, что палка, на которую его нанизали, прогибалась под тяжестью.

Застигнутые врасплох этим внезапным вторжением рыбаки казались испуганными и весьма недружелюбными; сжавшись в кучу, они выставили вперед ножи.

Рамзес приблизился; враждебные взгляды впились в него.

– Преклоните колена перед фараоном.

Пальцы разжались, и ножи, взвившись вверх, упали на мягкую почву. Подданные Сети распростерлись перед своим правителем, прежде чем предложить ему разделить их скромную пищу.

Рыбаки перешучивались с охранниками, те угощали их пивом, разлитым по кувшинам. Когда их начало клонить в сон, Сети обратился к своему сыну, озаряемый светом факелов, пламя которых отгоняло навязчивую мошкару и диких животных.

– Вот самые бедные из людей, но и они делают свое дело и ждут твоей поддержки. Фараон – тот, кто приходит на помощь слабому, защищает вдову, не дает умереть с голоду сироте, откликается на всякую просьбу о помощи, добрый пастырь, денно и нощно следящий за стадом, щит, защищающий свой народ. Тот, кого боги выбирают для исполнения высшей обязанности, о котором говорят: «Никто не голодал, пока он правил». Нет более благородной стези, чем стать Ка Египта, сын мой, питающим источником для всей страны.

Рамзес провел долгие недели с рыбаками и собирателями папируса. Он научился различать многие породы съедобных рыб и рубить легкие челноки, развил свое чутье охотника, успел потеряться в лабиринтах каналов и болот и выбраться оттуда, полюбил рассказы о могучей силе рыбаков, которые вытаскивали из воды рыбу громадных размеров, провоевав с ней несколько часов кряду.

Несмотря на свою нелегкую жизнь, они не променяли бы ее на пресное бесцветное существование жителей долины. Нескольких дней, проведенных в этом не слишком благоустроенном краю, было им достаточно; вкусив нежных ласк женщин и пополнив запасы мяса и овощей, они возвращались в свои болота Дельты.

Царевич проникся их силой; он перенял их взгляд и их слух, стал мужественнее рядом с ними, как они, не выказывал ни малейшей жалобы, когда усталость раздирала его плоть, и в который раз забыл о привилегиях собственного положения. Его сила и ловкость поражали окружающих; он в одиночку справлялся с тем, что было под силу трем бывалым рыбакам. Но подобные подвиги вызывали больше зависти, нежели восхищения, и царский сын очень скоро опять оказался в стороне от остальных.

В прошлом осталась его мечта: стать кем-то другим, отказаться от таинственной силы, вдохновлявшей его, чтобы уподобиться ближнему и жить жизнью, похожей на существование каменщиков, моряков или рыбаков. Сети довел его до границ страны, до тех затерянных ее уголков, где море, наступая, поглощало землю, и все для того, чтобы царевич познал самого себя, избавившись от иллюзий детства.

Отец покинул его. Однако накануне своего отъезда он ясно указал ему путь к власти. Слова царя были обращены к нему, и только к нему, к Рамзесу.

Сон, мгновение очарования, ничего больше. Сети говорил с ветром, с водой, с просторами Дельты. Сын, слушавший его, являлся для него лишь живым подтверждением его правоты. Увезя его на край света, он потушил его тщеславие и покончил с юношескими заблуждениями сына. Жизнь Рамзеса не была жизнью монарха.

И тем не менее он чувствовал свою близость с Сети, хотя личность его отца подавляла и уничижала; он желал внимать его учению, показать, на что он способен, превозмочь самого себя. Нет, не простой огонь горел в его душе; отец указал на него, и, что ни говори, он мало-помалу раскрывал перед сыном именно путь будущего правителя.

Никто не собирался приходить за ним; он должен был вернуться сам.

Рамзес покинул рыбаков еще до рассвета, пока те спали, сгрудившись вокруг костра. Взявшись за весла, он полным ходом направил свое плоскодонное судно на юг, не сбавляя скорости. Расположение звезд помогло ему выбрать нужное направление, затем ему оставалось положиться на собственное чутье, прежде чем он доберется до главного русла реки. В спину дул северный ветер, руки без устали продолжали грести. Устремленный к своей цели, делая лишь краткие передышки, чтобы подкрепить силы сушеной рыбой, которую он прихватил с собой, Рамзес слился с потоком. Над головой у него кружили бакланы, лучи солнца ласково согревали его.

Там, на стрелке Дельты, высилась белая стена Мемфиса.

16

Жара становилась удушающей. Люди и животные двигались медленнее, сбрасывая темп работы, в ожидании половодья, символизировавшего начало долгого периода отдыха для тех, кто не имел желания подвизаться разнорабочим на стройках фараона. Когда урожай был убран, голая земля, казалось, начинала умирать от жажды; но цвет Нила изменился: его каштановый оттенок ясно свидетельствовал о грядущем паводке, от которого зависело процветание Египта.

В больших городах люди пытались укрыться в тени; на рынках продавцы скрывались под широкими шатрами, натянутыми на колышках. Начиналось самое опасное время: пять последних дней года, которые выбивались из стройного ряда двенадцати месяцев по тридцать дней каждый. Пять дней вне обычного цикла были временем Сехмет, страшной богини с головой льва, которая могла бы погубить человечество, восставшее против Солнца, если бы создатель еще один, последний раз не вступился за него, обманув кровожадное божество и заставив его поверить, что оно поглощает человеческую кровь, тогда как оно вместо этого пило красное пиво, настоянное на пшенице. Каждый год в это самое время Сехмет насылала на страну болезни, с жадностью набрасываясь на подлецов, трусов и заговорщиков, очищая землю от их присутствия. В храмах денно и нощно читались молитвы, призванные успокоить буйство Сехмет. Фараон и сам совершал исполненные тайн обряды, которые были призваны обратить смерть в жизнь, коль скоро сила справедливости не покинула его.

В течение этих несчастных пяти дней вся деловая активность практически замирала; планы и путешествия откладывались, корабли стояли на приколе, поля оставались пустыми. Кто-то припозднившийся торопился поправить плотины, ожидая неизбежных порывов безжалостного ветра, являвшего собой гнев мстительной львицы. Без вмешательства фараона что стало бы со страной, разоряемой разгулом разрушительных сил?

Начальник охраны дворца в Мемфисе тоже предпочел бы спрятаться где-нибудь в своих приемных и там дожидаться наступления первого дня года, когда сердца, освободившись от страха, раскрывались, переполненные радостью. Но его только что вызвала к себе царица Туйа, и он терялся в догадках, пытаясь понять, зачем. Обычно он не встречался лично с царской супругой и получал распоряжения от ее камергера; почему сейчас было иначе?

Правительница внушала ему страх, как и все значительные люди; храня исключительность египетского двора, она не терпела посредственности. Разочаровать ее было непоправимым проступком.

До сих пор карьера начальника охраны дворца складывалась довольно удачно: спокойно, без похвалы и порицаний, постепенно он продвигался вверх, никого при этом не задевая. Он умел оставаться незаметным, но держаться за место, которое занимал. С момента его вступления в должность никакое чрезвычайное происшествие не нарушало спокойствие дворца.

Никакое, кроме этого внезапного вызова.

Неужели кто-то из его подчиненных, метящих занять его место, оклеветал его? Или какой-нибудь приближенный к царской семье желал его смещения? В чем его могли обвинить? Эти вопросы донимали его и вызывали невыносимые приступы мигрени.

Трясущийся, страдающий тиком, от которого у него дергался глаз, начальник охраны явился в приемный покой царицы. Хотя ростом он был выше ее, она показалась ему огромной.

Он поклонился.

– Великая Царица, да будут боги благосклонны к вам и…

– Оставим формальности; присядьте.

Правительница указала ему на удобный стул. Служака не осмеливался поднять на нее глаза. Как у такой хрупкой женщины могло быть столько властности?

– Вы знаете, наверное, что один из конюхов покушался на жизнь Рамзеса?

– Да, Великая Царица.

– Вы также, должно быть, знаете, что ведутся поиски возницы, который сопровождал Рамзеса на охоту, и, возможно, является организатором преступления.

– Да, Великая Царица.

– Вас, конечно, оповещают о продвижении этого расследования.

– Боюсь, оно будет долгим и трудным.

– «Боюсь»… Замечательное выражение! Может быть, вы боитесь обнаружить правду?

Начальник охраны вскочил, как будто его ужалила оса.

– Конечно, нет! Я…

– Садитесь и слушайте меня внимательно. У меня создалось впечатление, что кто-то старается замять это дело и свести его к факту простой защиты; Рамзес выжил, нападавший на него скончался, заказчик исчез. Зачем еще что-то искать? Несмотря на настойчивые требования моего сына, не обнаружено ничего нового. Неужели мы уподобимся варварам, для которых понятие правосудия ничего не значит?

– Великая Царица! Вы знаете, как предана вам охрана, вы…

– Я вижу лишь ее недееспособность и надеюсь, что это временно; если кто-то мешает расследованию, я это выясню. Точнее, вы мне его назовете.

– Я? Но…

– Ваше положение как нельзя лучше подходит для быстрого и незаметного расследования. Найдите возницу, который подстроил Рамзесу ловушку, и предайте его суду.

– Великая Царица, я…

– Будут какие-нибудь возражения?

Подавленный, начальник охраны почувствовал, что его пронзила одна из стрел Сехмет. Как он сможет выполнить приказ царицы, не рискуя при этом задеть чьи-нибудь интересы? Если ответственный за это покушение – человек высокопоставленный, он, несомненно, окажется гораздо более свирепым, чем Туйа… Но царица не потерпит, чтобы ее приказание не выполнялось.

– Нет, конечно. Нет… Но это будет нелегко.

– Вы это уже говорили; если я обращаюсь к вам, то не с каким-нибудь никчемным делом. Кроме того, я должна поручить вам еще одно задание, гораздо более легкое.

Туйа рассказала о подложных чернильных палочках и загадочной мастерской, где они изготавливались; благодаря сведениям, доставленным Рамзесом, она указала точное месторасположение и потребовала узнать имя хозяина.

– Эти два дела как-то связаны между собой, Великая Царица?

– Маловероятно, но… Кто знает? Ваши старания помогут нам это выяснить.

– Не сомневайтесь.

– Что ж, я на вас рассчитываю; а теперь – за дело.

Царица удалилась.

Убитый, с больной головой, чиновник думал уже, что ему остается уповать лишь на чудо.

Шенар весь сиял.

Вокруг старшего сына фараона в приемном зале дворца толпились десятки купцов, прибывших со всех концов света: с Кипра, Эгейского моря, из Финикии, Сирии, Ливана, Африки, желтокожие и узкоглазые с Востока, бледнолицые из туманного северного края, все откликнулись на его зов. Процветание Египта Сети было настолько известно, что приглашение ко двору расценивалось как великая честь; недоставало лишь посланников Хеттского царства, в последнее время довольно враждебно настроенного против действий фараона.

Для Шенара международная торговля представлялась будущим человечества. В портах Финикии в Библосе и Угарите уже стояли корабли, прибывшие с Крита, из Африки и далекого Востока. Отчего же Египет оставался в стороне от этого золотоносного пути, оправдываясь тем, что сохраняет свое лицо и древние традиции? Шенар восхищался отцом, но ставил ему в упрек отсутствие прогрессивных взглядов. На его месте он осушил бы большую часть Дельты и устроил многочисленные торговые порты на средиземноморском побережье. Как и его предки, Сети был одержим безопасностью Обеих земель; вместо того чтобы развивать оборонную систему и готовить армию к войне, не лучше ли было начать торговлю с хеттами и, если потребуется, успокоить самых воинственно настроенных, обогатив их?

Когда он вступит на трон, Шенар покончит с насилием. Он ненавидел армию, генералов и солдат, ограниченный ум военных всех мастей, господство грубой силы; не так следовало управлять, чтобы продлить свое правление. Рано или поздно побежденный народ становится победителем, восстав против завоевателя. Зато, поймав его в сети экономических законов, которые понимала и коими могла управлять лишь ограниченная каста, можно было быстро устранить всякую попытку сопротивления.

Шенар благодарил судьбу за то, что она подарила ему положение старшего сына правителя и назначенного преемника царской власти; и уж, конечно, не Рамзесу, беспокойному и мало в чем разбирающемуся, мешать воплощению его грандиозных планов. Торговая сеть, охватывающая весь цивилизованный мир, единственным и полноправным хозяином которой будет он, союзы, заключаемые в соответствии с его интересами, единственная нация, которая откажется от условных разделений и пережитков традиций… Можно ли представить себе нечто более захватывающее?

Что там Египет… Он, конечно, должен быть отправной точкой, но вскоре его уже будет недостаточно; у Юга, увязшего в традициях отцов, не было никакого будущего. Когда Шенар получит власть, он обустроит свою столицу где-нибудь в более удобной стране, откуда будет править своей империей.

Обычно заграничных купцов не принимали при дворе; почти признанный преемник Сети стремился подчеркнуть свою заинтересованность в них. Уже сейчас он подготавливал будущее, которое было не за горами. Убедить Сети изменить позицию было делом не из легких; однако монарх, даже если он чтил Маат, должен был подчиняться требованиям настоящего момента. Шенар старался найти наиболее убедительные доводы.

Прием, нельзя не признать, имел большой успех. Купцы пообещали Шенару подарить самые красивые вазы, которые только способны были изготовить их мастера; так он пополнит свою коллекцию, прославленную по всему Ближнему Востоку, до самого Крита. Чего бы он ни отдал, чтобы заполучить предмет безупречной формы, с изящными изгибами, завораживающих цветов! Удовольствие обладания удваивалось от возможности лицезреть неподдельную ценность; наедине со своими сокровищами Шенар преисполнялся наслаждения, которого никто не мог его лишить. Один из осведомителей подошел к нему, после того как он закончил разговор с азиатским торговцем.

– Небольшая неприятность, – шепнул осведомитель.

– Какого рода?

– Ваша мать не удовлетворена результатами официального расследования.

Шенар поморщился.

– Простой каприз?

– Намного больше.

– Она хочет расследовать сама?

– Она назначила начальника охраны дворца.

– Никчемный.

– И все же он может помешать.

– Пусть действует.

– А если он что-нибудь разузнает?

– Маловероятно.

– Не лучше ли заранее его обезвредить?

– Неизвестно, чем это обернется; действия идиотов не поддаются разумному осмыслению. К тому же он не найдет ничего существенного.

– Какие у вас будут распоряжения?

– Наблюдать и держать меня в курсе.

Осведомитель исчез, и Шенар возвратился к своим гостям. Несмотря на раздражение, он улыбался, стараясь быть приветливым.