Текст книги "Храм Миллионов Лет"

19

Долент, сестра Рамзеса, упала перед ним на колени и обняла ноги царя. – Прости меня, умоляю, и прости моего мужа!

– Встань, ты смешна.

Долент схватила брата за руку, но не решилась на него посмотреть. Высокая, распластавшаяся на полу, Долент, казалось, была в отчаянии.

– Прости нас, Рамзес, мы действовали как безумцы!

– Вы желали моей смерти. Уже два раза твой муж участвовал в заговоре против меня, он, тот, кто был моим наставником!

– Его вина тяжела, моя тоже, но нами манипулировали.

– Кто, дорогая сестра?

– Верховный жрец Карнака. Он смог нас убедить, что ты будешь плохим царем и приведешь страну к гражданской войне.

– То есть вы в меня совсем не верите.

– Мой супруг, Сари, считал тебя человеком порывистым, неспособным обуздать свои воинственные инстинкты, он сожалеет о своих ошибках… Как он сожалеет о них!

– Мой брат Шенар, не пытался ли и он убедить вас?

– Нет, – солгала Долент, – именно его мы должны были слушать. С тех пор как он полностью принял решение нашего отца, он считается одним из твоих союзников и желает лишь служить Египту, занимая то место, которое заслуживает своими способностями.

– Почему твой муж не пришел с тобой?

Долент склонила голову.

– Он слишком боится гнева фараона.

– Тебе очень повезло, дорогая сестра моя: наша мать и Нефертари активно стараются воспрепятствовать суровому наказанию. И та, и другая желают сохранить единство нашей семьи из уважения к Сети.

– Ты… ты прощаешь меня?

– Я назначаю тебя почетной смотрительницей гарема в Фивах. Это прекрасный титул, он не требует никаких усилий. Веди себя скромно, сестричка.

– А… мой муж?

– Я назначаю его начальником кирпичников на стройке Карнака. Так что он станет полезен и научится строить вместо того, чтобы разрушать.

– Но… Сари преподаватель, писец, он ничего не умеет делать руками!

– Это противоречит завету наших отцов: если рука и разум не действуют вместе, то природа человека портится. Поторопитесь приступить к своим новым обязанностям оба, работы всегда хватает.

Удаляясь, Долент вздохнула… В соответствии с предположением Шенара, она и Сари избежали худшего. В начале своего правления, и под влиянием матери и жены Рамзес предпочитал милосердие нетерпимости.

Обязанность работать также была наказанием, но более мягким, чем каторга в оазисах или изгнание на край Нубии. Что же до Сари, которому грозил смертный приговор, он мог быть довольным, даже если его труд был не так почетен.

Эти унижения не продлятся долго. Своей ложью Долент восстановила репутацию Шенара, который изображал честного приверженца своего брата, послушного и почтительного. Занятый тысячей забот Рамзес в конце концов поверит, что вчерашние враги, брат и сестра, образумились и желают лишь вести спокойное существование.

Моис с радостью вернулся на стройку колонного зала в Карнаке, возведение которого, приостановленное на время траура, Рамзес решил возобновить и закончить гигантский замысел отца. Молодой еврей пользовался уважением и привязанностью своей команды каменотесов и высекателей иероглифов. Моис отказался от должности начальника работ, которую ему предлагал Рамзес, потому что не чувствовал, что может нести такую ответственность. Координировать усилия мастеров и побуждать в них желание совершенства – да, создавать план застройки Дейр эль-Медине в качестве архитектора – нет. Учась ремеслу на земле, слушая тех, кто был образованнее него, сближаясь с мудростью мастеров, Моис со временем научился бы строить.

Простая жизнь строителя давала простор проявлению его физической мощи и позволяла кое-как мириться с пламенем, сжигавшим его душу. Каждый вечер, лежа на кровати и тщетно пытаясь уснуть, Моис пытался понять, почему ему недоступно простое счастье жить. Он родился в богатой стране, занимал выгодный пост, пользовался дружбой фараона, притягивал взгляды хорошеньких женщин, вел мирное, обеспеченное существование… Но почему-то не был счастлив и умиротворен. Зачем эта вечная неудовлетворенность, зачем эта вечная внутренняя мука, которую ничто не могло облегчить?

Снова приняться за работу, снова услышать веселую песнь молотков и стамесок, видеть, как скользят по влажной грязи деревянные повозки, нагруженные огромными каменными блоками, участвовать в возведении колонн, заботиться о безопасности каждого рабочего – все это гасило внутренние бури.

Летом обычно отдыхали, но смерть Сети и коронование Рамзеса перевернули весь привычный уклад. С согласия начальника работ в Дейр эль-Медине и Карнаке, который подробно объяснил ему свой план на каждой стадии, Моис организовал две смены ежедневных рабочих, первая с рассвета до полудня, вторая после обеда и до наступления сумерек. У каждого было также время, необходимое для восстановления сил, к тому же на стройке были натянуты большие полотнища, дававшие тень.

Как только Моис покинул стражу, охранявшую вход в колонную залу, к нему подошел начальник каменотесов.

– В таких условиях невозможно работать.

– Жара еще не стала невыносимой.

– Она нас не пугает… Я хочу поговорить о поведении нового начальника кирпичников, которые возводят леса.

– Я его знаю?

– Да, это Сари, супруг Долент, сестры фараона. Поэтому он думает, что ему все позволено.

– В чем ты его упрекаешь?

– Он считает работу слишком скучной, он вызывает свою команду лишь раз в два дня, но лишает их отдыха и ограничивает воду. Он считает наших рабочих рабами? Мы в Египте, а не в Греции или в Хеттском царстве! Я заявляю, что согласен с кирпичниками.

– Ты прав. Где Сари?

– В тени, в палатке начальников стройки.

Сари очень изменился. Толстый весельчак и жизнелюб, наставник Рамзеса стал почти худым человеком, с вытянутым лицом и нервными жестами. Он постоянно вращал вокруг своего левого запястья слишком широкий медный браслет и натирал мазью больную правую ногу, лодыжка которой была деформирована артритом. От своей старой должности Сари сохранил лишь элегантное одеяние изо льна, говорящее о его принадлежности к касте писцов.

Растянувшись на подушках, Сари пил свежее пиво. Он бросил на Моиса небрежный взгляд, когда тот вошел в палатку.

– Привет тебе, Сари, ты узнаешь меня?

– Как можно забыть Моиса, блестящего школьного товарища Рамзеса! Ты тоже приговорен потеть на стройке… Царь не жалует своих старых друзей.

– Мое место меня устраивает.

– Ты бы мог претендовать на большее!

– Разве участвовать в возведении подобного памятника не самая прекрасная мечта?

– Какая мечта эта жара, эта пыль, пот рабочих, огромные камни, непосильный труд, шум инструментов, общение с чернорабочими и неграмотными поденщиками? Ты хочешь сказать – кошмар! Ты зря теряешь время, бедный Моис.

– Мне доверили дело, и я его выполняю.

– Прекрасное и достойное поведение! Когда придет тоска, оно изменится.

– Разве тебе нечем заняться?

Гримаса скривила лицо бывшего воспитателя Рамзеса.

– Управлять кирпичниками… Что может быть увлекательней?

– Это терпеливые люди, достойные большего уважения, чем ленивые и раскормленные писцы.

– Странные слова, Моис. Уж не хочешь ли ты бунтовать против установленного порядка?

– Против твоего презрения к другим.

– Неужели ты будешь учить меня?

– Я назначил расписание работ для кирпичников, как и для остальных, и ему нужно следовать.

– Я сделаю свой выбор.

– Он не согласовывается с моим, тебе придется подчиниться.

– Я отказываюсь!

– Как хочешь. Я отправлю твой отказ начальнику стройки, он уведомит визиря, который сообщит о нем Рамзесу.

– Угрозы…

– Обычная процедура в случае неподчинения на царской стройке.

– Тебе нравится унижать меня!

– У меня нет других целей, кроме как участвовать в строительстве этого храма, и ничто этому не помешает.

– Ты смеешься надо мной.

– Сегодня, Сари, мы работаем вместе, объединим наши усилия для лучшего результата.

– Рамзес бросит тебя, как он бросил меня!

– Попроси кирпичников построить леса, согласуй с ними регулярный отдых и не забывай давать им столько воды, сколько они захотят.

20

Вино было исключительным, говядина превосходной, а бобовое пюре свежим. «Можно думать о Шенаре все, что угодно, – подумал Меба, – но принимать гостей он умеет».

– Тебе нравится еда? – спросил старший брат Рамзеса.

– Дорогой друг, она превосходна! Ваши повара – лучшие в Египте.

Опытный придворный, искушенный в дипломатических тонкостях за годы, проведенные на должности министра иностранных дел, скорее всего, был искренен. Шенар не скупился, когда речь шла о качестве продуктов, которые он подавал своим гостям.

– Не кажется ли вам противоречивой политика царя? – спросил Меба.

– Это человек, которого непросто понять.

Скрытая критика удовлетворила дипломата. Вопреки обыкновению было заметно, что он нервничал. Обычно осторожный Меба спрашивал себя, что если для того, чтобы жить мирно, не теряя никаких привилегий, Шенар примкнул к сторонниками Рамзеса? Слова, которые он собирался произнести, должны были доказать обратное.

– Я вовсе не одобряю серию неуместных назначений, которые вынудили превосходных слуг государства покинуть свои должности и быть отодвинутыми на второй план своими низкими должностями.

– Я разделяю твое мнение, Меба.

– Назначить садовника советником по земледелию – какая насмешка! Возникает вопрос, когда Рамзес атакует мое ведомство?

– Именно этот вопрос я и хотел обсудить с тобой.

Меба напрягся и поправил свой дорогой парик, который он носил в течение всего года, даже когда стояла сильная жара.

– Вы располагаете тайной информацией, касающейся меня?

– Я вам изложу случившееся в малейших деталях, чтобы вы могли вынести трезвое суждение. Вчера Рамзес позвал меня. В очень резкой форме, без предупреждения. Забросив все дела, я отправился во дворец, где меня заставили ждать больше часа.

– Вас заставили… волноваться?

– Да, признаю это. Его сард, Серраманна, без стеснения обыскал меня, несмотря на мой протест.

– Вас, брата царя! Неужели мы падем так низко?

– Боюсь, что так, Меба.

– Вы пожаловались царю?

– Он не дал мне заговорить. Разве его безопасность не важнее уважения его близких?

– Сети осудил бы подобное поведение.

– Увы, моего отца больше нет в этом мире, а Рамзес стал его преемником.

– Люди уходят, правила остаются. Сановник вашего уровня достигнет однажды высочайшей власти.

– Это решать богам, Меба.

– Не желаете ли вы поговорить о том, что касается… меня?

– Я подхожу к этому. Тогда, как я дрожал от стыда и негодования после этого гнусного обыска, Рамзес объявил мне, что назначает меня советником по иностранным делам.

Меба побледнел.

– Вас, на мое место? Это необъяснимо!

– Тебе будет понятнее, когда ты узнаешь, что я в его глазах тряпичная кукла, игрушка в руках его, человека, который не даст мне проявлять инициативу. Тебе не придется склоняться передо мной, дорогой Меба, я всего лишь номинальный начальник. Иноземные государства будут польщены, увидев интерес, уделяемый Рамзесом переговорам, ведь он назначил своего брата. Они не узнают, что я связан по рукам и ногам.

Меба казался подавленным.

– Я больше никто…

– Как и я, несмотря на видимость.

– Этот царь – чудовище.

– Умных людей немало, и они узнают об этом мало-помалу. Поэтому мы не должны утрачивать мужества.

– Что вы предлагаете?

– Желаешь ли ты уйти на отдых или биться вместе со мной?

– Как я могу навредить Рамзесу?

– Сделай вид, что смирился, и жди моих указаний.

Меба улыбнулся.

– Рамзес совершил ошибку, недооценив вас. На этой должности, даже если вы очень ограничены в действиях, всегда представятся удобные случаи.

– Ты слишком проницателен, друг мой. Что если ты мне расскажешь об устройстве этого ведомства, которым ты управлял с таким талантом?

Меба не заставил себя просить. Шенар же не стал говорить ему, что существует важный союзник, позволяющий ему владеть ситуацией. Предательство Аши должно оставаться самым тщательно скрываемым секретом.

Держа Литу за руку, маг Офир медленным шагом шел по главной улице Города Солнца, покинутой столице Эхнатона, фараона-еретика, и его супруги Нефертити. Ни одно здание не было разрушено, но песок уже устремился в двери и окна, подгоняемый порывами ветра пустыни.

Находясь в четырех километрах севернее Фив, город пустовал уже около пятидесяти лет. После смерти Эхнатона двор покинул это грандиозное сооружение Среднего Египта, чтобы вернуться в город Амона. Старые верования были восстановлены, древние боги снова заняли свои места в ущерб Атону, солнечному диску, воплощению единого бога.

Эхнатон недалеко ушел от них, сам диск был неверным представлением. Бог был вне всяких представлений и символов; он обитал на небе и в человеческой сущности на земле. Оживляя своих богов, Египет противился принятию единого Бога. Значит, Египет должен погибнуть.

Офир был потомком ливийского советника Эхнатона, проводившего долгие часы в компании монарха. Эхнатон диктовал ему мистические поэмы, а иноземец должен был распространять их по всему Ближнему Востоку, а также в племенах Синая, особенно среди евреев.

Это генерал Хоремхеб, основатель династии, к которой принадлежали Сети и Рамзес, уничтожил предка Офира, посчитав его опасным подстрекателем и черным магом, способным влиять на Эхнатона и заставившим его забыть о долге и ответственности фараона.

Да, именно такими и были намерения ливийца: покончить с унижениями, которым подвергался его народ, ослабить Египет, воспользоваться слабым здоровьем Эхнатона, чтобы убедить его забросить политику защиты страны.

Его замысел чуть было не осуществился.

Сегодня Офир принял факел. Разве он не наследовал знание своего предка и его талант колдуна? Он ненавидел Египет так, что черпал в этой ненависти источник силы во имя уничтожения врага. Победить Египет означало победить фараона. Победить Рамзеса.

Взгляд Литы оставался пустым. Однако Офир продолжал описывать ей один за другим особняки знати, заставлял ее смотреть кварталы ремесленников и купцов, зверинец, где Эхнатон собирал редких животных. Часами Офир и Лита бродили по дворцу, в котором царь и Нефертити играли со своими дочерьми, одна из которых была бабушкой молодой женщины.

Во время этого очередного посещения Города Солнца, который разрушался год за годом, Офир заметил, что Лита более внимательна, как будто в ней проснулся интерес к окружающему миру. Она задержалась в спальне Эхнатона и Нефертити, склонилась над разломанной колыбелью и расплакалась.

Когда ее слезы иссякли, Офир взял ее за руку и повел в мастерскую скульптора. В ящиках лежали гипсовые женские головы, служившие моделями для скульптур из камня.

Маг вынул их одну за другой.

Вдруг Лита погладила одну из гипсовых голов с лицом удивительной красоты.

– Нефертити, – пробормотала она.

Потом ее рука коснулась другой головы, более маленькой, с тонкими чертами лица.

– Мерит-Атон, возлюбленная Атона, моя бабушка, а вот ее сестра, там другая… Моя семья, моя забытая семья! Она снова передо мной, так близко!

Лита прижала гипсовые головы к груди, но выронила одну, которая разбилась, упав на пол.

Офир опасался нервного срыва, но девушка даже не вскрикнула от удивления и в течение минуты стояла неподвижно. Потом она бросила на пол остальные головы и растоптала куски.

– Прошлое умерло, я убила его, – произнесла она, пристально глядя на пол.

– Нет, – возразил маг, – прошлое никогда не умирает. Твою бабушку и твою мать преследовали потому, что они исповедовали веру Атона. Я приютил тебя, Лита, я вырвал тебя из лап неминуемой смерти.

– Это правда, я помню об этом… Моя бабушка и моя мать погребены там, на холмах, и спустя время я присоединюсь к ним, но ты повел себя как отец.

– Пришло время мести, Лита. Если ты узнала горе и страдания вместо счастливого детства, это из-за Сети и Рамзеса. Первый умер, второй угнетает целый народ. Мы должны его покарать.

– Я хочу прогуляться по моему городу.

Лита прикасалась к камням храмов, стенам домов, словно принимая во владение мертвый город. На закате дня она поднялась на террасу дворца Нефертити и долго созерцала свое призрачное царство.

– Моя душа пуста, Офир, ее наполняет твоя мысль.

– Я хочу увидеть, как ты будешь править, Лита, чтобы ты могла привести к вере в единого Бога.

– Нет, Офир, это лишь слова. Лишь одна сила руководит тобой – ненависть, так как зло сидит внутри тебя.

– Ты отказываешься мне помочь?

– Моя душа пуста, ты наполнил ее своей жаждой отмщения. Ты терпеливо создавал меня, как инструмент мести, твоей и моей: сегодня я готова сражаться подобно разящему мечу.

Офир встал на колени и возблагодарил Бога. Его молитвы были услышаны.

21

В таверне царило оживление, возбужденное плясками профессиональных танцовщиц, среди которых были и египтянки из Дельты, и нубийки с эбеновой кожей. Их гибкость восхищала Моиса, сидевшего за столом в глубине, перед кубком с пальмовым вином. После трудного дня, во время которого он чудом избежал двух происшествий, еврею хотелось побыть одному посреди шумной толпы, отрешенно наблюдая за бурлящей вокруг жизнью.

Недалеко от него сидела странная пара.

Привлекательная молодая женщина со светлыми волосами и округлыми формами. Ее спутник, мужчина гораздо старше ее, симпатии не вызывал: выступающие скулы, выдающийся нос, резко очерченный подборов док – он напоминал хищную птицу. Из-за шума Моис не мог слышать, о чем они говорили, до него долетали лишь обрывки монотонной речи мужчины.

Нубийки уже танцевали с клиентами, один из завсегдатаев, пятидесяти лет, положил правую руку на плечо светловолосой женщины и пригласил ее. Удивленная, она оттолкнула его. Рассерженный пьяница настаивал. Друг женщины протянул руку к нахалу, и тот вдруг отлетел на целый метр будто от удара. Оглушенный, он пробормотал несколько извинений и больше не настаивал.

Жест этого пугающего своим обликом человека был незаметным и быстрым, но Моис не ошибся. Этот любопытный тип обладал исключительными способностями.

Когда мужчина и женщина вышли из таверны, Моис последовал за ними. Они направились на юг, к центру Фив, перед тем как исчезнуть в рабочем квартале, где стояли одноэтажные дома, разделенные узкими улочками. Несколько мгновений еврею казалось, что он их потерял, но тут он вновь услышал решительную поступь мужчины.

Посреди ночи улица была пустынной; лаяла собака, проносились летучие мыши. Чем дальше шел Моис, тем больше росло его любопытство. Он снова увидел пару, пробиравшуюся между лачугами, которые должны быть вскоре снесены, чтобы уступить место новым постройкам. Никто не жил здесь.

Женщина толкнула дверь, скрип которой нарушил тишину ночи. Мужчина исчез.

Моис заколебался.

Должен ли он войти и расспросить, спросить у нее, кто они, почему они так вели себя? Он понял всю нелепость своей прогулки. Он не только не был стражником, он не имел права вмешиваться в личную жизнь этих людей. Какой злой дух толкнул его на эту глупую слежку? Досадуя сам на себя, он повернул обратно.

Человек с профилем хищной птицы вырос перед ним.

– Ты шел за нами, Моис?

– Откуда тебе известно мое имя?

– Достаточно было спросить в таверне, друг Рамзеса известный человек.

– А ты, кто ты?

– Зачем ты следил за нами?

– Этот поступок непонятен мне самому…

– Неудачное объяснение.

– Однако это правда.

– Я не верю тебе.

– Дай мне пройти.

Мужчина вытянул руку. Перед Моисом разошелся песок. Появилась рогатая гадюка с раздвоенным языком.

– Это всего лишь наваждение!

– Не приближайся, она самая настоящая. Я всего лишь разбудил ее.

Еврей обернулся.

Ему угрожала еще одна змея.

– Если ты хочешь выжить, входи в дом. Скрипучая дверь открылась.

В узком переулке у Моиса не было никакого шанса ускользнуть от змей. А Сетау не было поблизости. Он вошел в комнату с низким потолком и утоптанным земляным полом. Человек зашел следом и закрыл дверь.

– Не пытайся убежать, гадюки ужалят тебя. Когда я решу, я усыплю их.

– Чего ты хочешь?

– Поговорить.

– Я бы мог свалить тебя одним ударом кулака.

Человек улыбнулся.

– Вспомни сцену в таверне и не рискуй. Молодая светловолосая женщина сидела на корточках в углу комнаты, кусок ткани скрывал ее лицо.

– Она больна?

– Она не переносит темноты, с восходом солнца ей станет лучше.

– Скажи, наконец, кто ты и что тебе от меня надо?

– Мое имя Офир, я родился в Ливии и занимаюсь магией.

– В каком храме ты служишь?

– Ни в каком.

– Значит, ты вне закона.

– Эта молодая женщина и я постоянно путешествуем и прячемся.

– Какое преступление вы совершили?

– Мы не разделяем веру Сети и Рамзеса.

Моис был ошеломлен.

– Я не понимаю…

– Эта хрупкая, ранимая молодая женщина носит имя Лита. Она внучка Мерит-Атон, одной из шести дочерей великого Эхнатона, умершего вот уже пятьдесят пять лет назад в Городе Солнца и вычеркнутого из анналов царской истории за то, что он пытался привить в Египте веру в единого Бога, Атона.

– Ни один из его сторонников не был казнен!

– Разве забытье не худшее наказание? Царица Ахнесепаатон, жена Тутанхамона и наследница трона Египта, была несправедливо приговорена к смерти 55
  Ее судьба описана в романе «Царица Солнце».


[Закрыть], и нечестивая династия, основанная Хоремхебом, овладела Обеими Землями. Если бы существовала справедливость, Лита должна была подняться на тон.

– Ты замыслил заговор против Рамзеса?

Офир снова улыбнулся.

– Я всего лишь старый маг, а Лита – отчаявшаяся и слабая, могучему фараону Египта нечего боятся. Это истинная власть уничтожит его и установит закон.

– Кто же это?

– Истинный Бог, Моис, единый Бог, чей гнев скоро обрушится на все народы, которые не склонятся перед ним!

Звучание голоса Офира заставило вздрогнуть стены жилища. Моис почувствовал странный страх, одновременно пугающий и притягивающий.

– Ты еврей, Моис.

– Я родился в Египте.

– Но, как и я, ты всего лишь изгнанник. Мы ищем чистую землю, не оскверненную существованием десятков богов! Ты еврей, Моис, твой народ страдает, нужно воскресить веру предков, снова связаться с великим замыслом Эхнатона.

– Евреи счастливы в Египте, им хорошо платят и они сыты.

– Им больше недостаточно лишь материальных благ.

– Раз ты в этом убежден, стань их пророком!

– Я всего лишь ливиец, у меня нет ни твоей силы, ни твоей власти.

– Ты сумасшедший, Офир! Превратить евреев в силу, враждебную Рамзесу, означает привести их к уничтожению. Ни один из них не желает бунтовать и покидать эту страну, а я, я друг фараона, которому обещано великое царствование.

– В тебе горит огонь, Моис, как он горел и в сердце Эхнатона. Те, кто разделяет его убеждения, не исчезли и начинают собираться.

– Значит, вы не одни, Лита и ты?

– Мы должны вести себя очень осторожно, но каждый день мы завоевываем ценных друзей. Религия Эхнатона – это религия будущего.

– Рамзес считает иначе.

– Раз ты его друг, Моис, убеди его.

– Верю ли я сам в это?

– Евреи установят верховенство единого Бога в целом мире, а ты станешь их вождем.

– Твое пророчество смешно!

– Оно сбудется.

– Я не собираюсь выступать против царя.

– Кто будет мешать нам, будет убран с дороги.

– Прекрати бредить, Офир, и возвращайся на родину.

– Новая земля еще не существует, это ты создашь ее.

– У меня другие планы.

– Ты ведь веришь в единого Бога?

Моис был взволнован.

– Мне нечего тебе ответить.

– Не беги от своей судьбы.

– Исчезни, Офир.

Моис направился к двери; маг не препятствовал.

– Змеи вернулись в норы, – сказал он. – Ты можешь без страха выйти.

– Прощай, Офир.

– До скорой встречи, Моис.