Электронная библиотека » Кристин Айхель » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Обман"


  • Текст добавлен: 13 ноября 2013, 02:29


Автор книги: Кристин Айхель


Жанр: Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Кристин Айхель
Обман

Человеческой душой можно управлять лишь тогда, когда познаешь, понимаешь и очень тактично презираешь поверженного.

Шандор Марай

Иногда в послеобеденные часы с приближением заката они, полностью расслабившись, молчали – чуточку смущенные от неопытности в проявлениях чувств и потому обессилевшие. Вот тогда я по-настоящему ощущал симпатию к ним. Разглядывал пушок на руках, загустевшие частички туши, падавшие с ресниц на щеки… Потом многие плакали. Знаете, мне никогда не понять, почему это так у женщин, почему они после этого рыдают. Со мной ничего похожего не случалось, и я никогда не слышал, чтобы такое происходило с каким-нибудь другим мужчиной. А женщины, даже если больше не шелохнутся, их глаза все равно наполняются слезами, медленно и незаметно, подобно тому, как растет облако, пока от него не оторвется первая капля, за которой устремляются другие. Он абсолютно бесшумный, этот плач, словно речь идет о простом обмене веществ, непроизвольном выделении жидкости.

И вот она лежит, вытянувшись, взирая на меня через матовое стекло своих слез. В этом нет и намека на беззаботность и заносчивость – просто сплошное тягостное рыдание.

Я подносил ликер и шоколадные конфеты в постель или засовывал себе за ухо розу и целовал большие пальцы на ноге, пока моя дама не начинала улыбаться, и эта улыбка, клянусь вам, была очаровательной, так как в ней присутствовала печаль, и каждая понимала, что все это получено взаймы, как бы подарок на срок или даже вовсе не подарок. Все они отдавали себе отчет, что влезли в долги от счастья и что придется отдавать эти долги в течение всей короткой жизни, которую еще суждено прожить, которую я им еще оставил. И за это они меня любили, и еще за то, что все понимали и проявляли выдержку до конца. А слезы между тем капали на подушку.

– Вот те на!

– Что вы сказали?

– Как трогательно.

– Простите, госпожа, но…

– Это ваш последний шанс высказаться четко и ясно!

– Я восхищен. Здесь такое однообразие.

– Может быть, начнете?

– Мы всегда живем ради будущего. Как кто-то однажды заметил, музыканты все настраивают инструменты, а концерт никак не начинается…

– Так вы готовы?

– Не знаю. Думаю, да, готов.

– Тогда приступайте. С самого начала.

– А где это «самое начало»?

– Да просто начните еще раз.

– Когда самолет начал снижаться, чтобы совершить посадку, горизонт алел, как воспаленный шрам. Казалось, прежде земля и небо представляли единое целое, а потом их грубо отсекли друг от друга. Ночь я провел в одном из отелей. В коридоре стоял постоянно вздрагивавший автомат с щелью для опускания монет. Пока все ясно?

– Да, продолжайте.

– На следующее утро, ни о чем не думая, я вышел на конечной остановке городской железной дороги. Добро пожаловать в провинцию. Все понятно?

– Абсолютно.

– Воздух был как шелк. Я расстегнул верхнюю пуговицу сшитой на заказ рубашки. Срок контракта составил больше пяти месяцев. Неплохой город. Курорт. Не большой и не маленький. Сплошь пенсионеры и чиновники. Много женщин. В основном пожилые. К тому же одинокие. Я их почуял. Женские костюмы из искусственного волокна, жемчужные ожерелья, перманент. Пахнущие духами носовые платочки. Матерчатые носовые платки – моя слабость. Вам это интересно?

– Да, конечно.

– Я решил отправиться пешком. У меня с собой не было тяжелого чемодана. Я вообще не люблю брать много багажа. Каждый раз, покидая какой-нибудь город, стараюсь взять с собой большую часть того, что захватил из дома, а кое-что просто отдаю портье. Трудно предвидеть, как все сложится. Мне хотелось сохранить только плащ с норковой подкладкой. Я очень к нему привык. На этот раз в «Негреско» все складывалось не так просто. И Филиппу досталась сумма, на которую он смог бы купить целых три подержанных плаща. Но гардеробщики не покупают себе плащей.

– Ага.

– Что выставляют в витринах? Женские цвета. Кобальтовая синь. Светло-сиреневый оттенок. Телесные цвета. Марципан, воск, белье. И золотые пуговицы. У меня не было с собой плана города, но, бездарно растратив полчаса, я все же услышал музыку. Я просто пошел следом за музыкой. При этом ощутил какое-то невнятное возбуждение. Я точно знал, что меня ожидает: женщины. Боже праведный, женщины в босоножках со взглядами, напоминающими анютины глазки. Они с грустью во взоре рассматривают педальные прогулочные лодки, при этом чуть ли не сваливаются в заросли бегоний, потому что от них исходит аромат «Тоски», и в таком восторге от белой гальки и от тента на льду, а еще от двух или трех явно одиноких мужчин. Они не видят матерей, как оружие направляющих рожки в рот своим младенцам, не замечают презервативы в кустах, останавливая свой взгляд только на фонтане. И на большой раковине, из которой изливается музыка.

Я остановился в курзале перед одним из зеркал в золоченой оправе, чтобы проверить, как выгляжу. В конце концов, у меня, знаете, до некоторой степени публичная профессия, а физиономия излучает спокойствие, как у каймана на Амазонке. Горизонтально напряженный рот, при улыбке уголки рта не вытягиваются по вертикали. Мое лицо по конфигурации неизменно напоминало букву «Е» – щеки приподнимались, а складки кожи вокруг глаз разглаживались. В общем, страна улыбок. Попробуйте сами.

– Может быть, немного позже.

– Подписание контракта было чистой формальностью. Самые лучшие рекомендации без каких-либо намеков на проблемы. Меня вежливо попросили предоставить обычный костюм черного цвета. И белую рубашку с черной бабочкой. Бабочка – это атрибут унизительной профессии официанта, а вот белая рубашка вызывает во мне положительные эмоции.

Я всегда ношу белые рубашки. Всегда. Все прочее представляется мне грязным. Вдобавок ко всему это моя форменная одежда. Химик, дирижер, хирург. Я, безусловно, имею отношение к художественной сфере, но прежде всего я ремесленник-виртуоз, чем и горжусь.

– Строго говоря, вы не кто иной, как убийца.

– Какое отвратительное слово.

– Наоборот, самое точное.

– Когда меня арестовывали, мы как раз играли «Гуантанамеру». Именно так. Я на самом краю большой раковины. Демонстрирую публике свое лицо в полупрофиль… Жемчужины на пожелтевших декольте поднимаются и опускаются чуточку быстрее. Это мое выступление, мой миг. Вам знакома «Гуантанамера»? Нет? Эта мелодия пятидесятых – по сути дела, тоска по южному «нигде», состоящему из сплошных гавайских гитар и пластиковых серег при участии загоревших до черноты певцов.

– Да.

– Вступает труба, а я поначалу выдаю лишь несколько аккордов. Пальцы уверенно скользят по клавишам. Я бы мог играть с завязанными глазами, как юный Моцарт.

«Гуантанамера» – инструментальная пьеса, она звучит как семейная ссора, подслушанная в каком-нибудь гостиничном номере: сначала без особого желания, потом вызывает любопытство, а в конце уже скуку. «Гуантанамера»? Это – женщина. Вопрос звучит безобидно, но голос – в нем сквозит острое нетерпение, как ощущается кухонный нож под подушкой. Я терпеливо выдаю аккорды едва заметным прикосновением к клавишам. Конечно, дорогая, все как надо. Вот только «Гуантанамера»! – добавляет она. Да, ясное дело, бубню я. Потом следуют обычные причитания насчет того, как плрхо он к ней относится и сколько она всего для него сделала, а он не счел нужным хоть как-то отблагодарить ее за это. А потом миг моего соло. Вот какая история. Человек и его история. В общем, ничего нового. Предположим, он – агент какой-то фирмы. В изнеможении обходит город за городом, квартиру за квартирой. Весь в пыли от пройденных километров. Лицо седое от усталости. Какая-то безысходность. «Гуантанамера». С ума сойти. Беготня в роли агента. Подавление. Потом собственная роль.

И все же это моя музыкальная пьеса, потому что теперь все взгляды направлены только на меня. Я наблюдаю краешком глаза за тем, что происходит внизу. Я свожу их с ума неброскостью своей музыкальной грусти, как бы раскладываю серость истории на ритмические яркие цвета спектра. Под моими руками начинает дышать уснувший было электронный инструмент. Мои движения весьма рациональны, а моя улыбка по своей закрытости напоминает орхидею, я никогда никому не набивался в друзья, но теперь, теперь я приближаю их к себе, истерзанных и измученных, чтобы осчастливить хотя бы на какой-то целомудренный момент. От моего внимания не ускользает ни один вздох, ни один взмах ресниц. Они внимательно разглядывают меня, рассматривают мои руки.

Тогда я переключаю внимание на собственные руки. Надо бы сделать маникюр. Этого мне явно не хватает. Ведь мои руки, знаете, – это мое ремесло. Фрау, доктор Майнц, вы уже обратили внимание на мои руки. Наверняка, не только из профессиональных соображений. Все женщины заглядываются на мои руки. Вы, должно быть, размышляете сейчас о том, на что способны эти руки. Вы в этом не признаетесь, но такие мысли определенно вас посетили. Эти руки могут играть на фортепьяно, они неподражаемо элегантно способны открывать бутылку шампанского, как бы между прочим, поднося зажигалку, чтобы прикурить сигарету, касаться женской руки, за полсекунды раскрыть замок цепочки и многое другое. Вы без сомнения об этом подумали.

– Ну, предположим.

– Эти ребята появились с наручниками, и я чуть не рассмеялся, потому что увидел, как смущены были оба чиновника и как плохо они одеты. Они, конечно, считали, что естественнее было появиться не в форме, а в малопривлекательной одежде на каждый день. А у меня нет такой одежды, только шелковый домашний халат. И вот они красовались в своих дешевых штанах, которые плотно обтягивали зады, а спереди откровенно топорщились. Цветные тенниски поражали пошлыми и безвкусными рисунками. Они как-то неуклюже покачивали наручниками, попеременно поглядывая на меня и едва слышно советуясь насчет того, когда меня арестовать. Так или иначе, они дождались последнего звука музыкальной пьесы.

У «Гуантанамеры» нет окончания, мы называем это произведение «fading ont».[1]1
  Постепенное затухание (англ.).


[Закрыть]
По сути, речь идет о таянии звука, который гаснет, но никак не может «проститься», потому что в любой момент того гляди заявит о себе вновь. Я поклонился и послал воздушный поцелуй юной девушке, которая неутомимо кружилась на танцевальной площадке, губы у нее были в мороженом, бросалась в глаза розовая заколка для волос, в общем, ничего особенного. Потом направился к обоим неудачникам и подал им руку.

«Ладно», – пробормотал один из них, у которого на груди красовался девиз «Don'ttworrybehappy»,[2]2
  Не волнуйтесь, будьте счастливы! (англ.)


[Закрыть]
засовывая наручники в задний карман своих кошмарных штанов. «Только не надо осложнять нам работу», – попробовал вмешаться в разговор другой. «Может, мы пойдем, господа, – проговорил я, в то время как мои коллеги, положив ключ на свое место, приступили к исполнению следующего музыкального произведения. – „Во всем виновата босанова“». Вы это знаете, не так ли?

– Нет.

– Ах, доктор Майнц. Ох уж эти женщины. Знаю я их. А ведь я действительно их знаю. Чего стоит нытье насчет того, чтобы я больше не выступал в профессиональном качестве. Они чувствовали себя счастливыми. Согласитесь, совсем недолго, но это было. Как долго длится счастье? Я имею в виду в нормальных условиях. В течение не более чем одного мгновенного глупого удара сердца. Тук-тук. Вы счастливы, фрау Майнц? Доктора, наверное, можно опустить? Закройте глаза и попробуйте вспомнить, когда и как вы были по-настоящему счастливы в последний раз. Это счастье было безграничным. Ну так что? Слабо? Я знаю, я-то знаю…

– О присутствующих говорить не принято.

– Можно вам кое-что сказать? Если бы женщины не гонялись за счастьем так отчаянно, с неизбывной надеждой во взгляде и если бы счастье не было таким легкомысленным, как нетрезвый акробат на трапеции, который, что-то напевая про себя, при падении улетает в бездонную тьму, то я оказался бы безработным. К сожалению, моя профессия зиждется на скандальной призрачности земного счастья, и случаются такие моменты, когда я полностью предаюсь меланхолическому настрою этих мыслей.

– В самом деле?

– Между прочим, дамы с перманентом самые правильные. Они со смиренной регулярностью раз в неделю должны ходить к парикмахеру, как овцы на стрижку. Кто по утрам лихо сушит свои волосы феном, тот не производит впечатления смиренной овечки. После перманента приходится садиться под сушуары. И спокойно ждать. К этому надо привыкнуть.

– А к чему еще?

– Я, разумеется, поглядываю на их обувь. Если на ногах домашняя обувь а-ля «вторая молодость», то никаких шансов. Такие женщины помешаны на слабительных средствах и чесночных таблетках, а мужчины для них – это ущерб здоровью. Дорогая, плоская обувь – признак независимости и излишней самонадеянности. Лучше всего обувь среднего сорта. Каблук чуть выше обычного, чтобы ноге было комфортно, причем голеностопные суставы в таких туфлях слегка опухают. Как вы полагаете, что происходит, когда такой женщине делают ножную ванну, а потом массируют лодыжки? Обожание, чистейшее обожание. Но сейчас уже наступает наименее приятная часть моей работы.

– Гм!

– Ах да. Украшения. Вы уже заметили, что я люблю жемчуг. Это добрый знак. Приличные женщины предпочитают сами покупать себе жемчуг, а не получать его в подарок от мужчины. Дело в том, что жемчуг, подаренный кавалером, приносит несчастье. Говорят, каждая жемчужина – это тысячи слез. Вы этого не знали? Как хорошо, что вы попали на специалиста.

– Что-нибудь еще?

– Я растекаюсь мыслью по древу? Может, надо говорить короче? Это не просто. Тут все взаимосвязано. И вам это нравится. Я вижу.

– Продолжайте.

– Один острослов как-то изрек: я выражаюсь столь пространно потому, что мне не хватает времени выразиться кратко.

– Но у нас есть время.

– Может быть, у вас.

– Ну ладно, продолжайте.

– Я направился в небольшую гостиницу, которую мне порекомендовал администратор оркестра. Администратор… К тому времени курортные оркестры уже приказали долго жить. А прежде шестьдесят, семьдесят и даже восемьдесят музыкантов сидели в огромной раковине перед публикой. Именно перед публикой. Не то что сегодня. Тогда все являлись на представление – старший судебный советник и бургомистр, все это вызывало шум в ушах и возбуждение, барышни были в лаковых туфлях, а пирожное с земляникой стоило целое состояние; мы же исполняли не визгливые зонги из мюзикла «Кошки», а Чайковского, Дворжака, Легара и Кальмана. Еще попадались дирижеры в ослепительно белых смокингах и концертмейстеры в черных как смоль костюмах, которые после антракта находили на своих пюпитрах букеты роз и коробки шоколадных конфет или благоухавшие духами конверты с записочками, на которых были указаны название отеля, гостиничный номер и конкретное время встречи, что позволяло назначить свидание между грязевой ванной и массажем. Тогда мы называли этих дам пультовыми ласточками, дальними родственниками кафедральных ласточек, которые по воскресным дням атаковали пасторов…

– Боже праведный.

– Прежде всего это был настоящий оркестр, который мог позволить себе группу струнных инструментов – действительно целую группу, – а кроме того, деревянные и медные духовые инструменты и даже пианиста. Конечно, я не мог обеспечить концерт из двух отделений, потому что публика не была в восхищении от камерных номеров, требуя величественных звуковых переливов, за что, собственно, и платила деньги. А еще по традиции такая работа, как моя, была связана с иными обязанностями. В то время широкое распространение получил анекдот – курортному городу требуется флейта-пикколо, побочное занятие – стрижка газонов. Так я стал отвечать за нотное обеспечение музыкантов в Бад-Пирмонте. Их архив лежал в стропильной ферме курзала, где приходили в негодность ноты, оказавшиеся между пожелтевшими папками про «Голубой Дунай» и страдания сердца, партии, расписанные от руки по отдельным инструментальным группам выцветшими от времени чернилами – вальсы, польки, серенады… Что происходило со всем этим, никого ни в малейшей степени не волновало.

Сегодня в обширной раковине располагается лишь небольшая джаз-группа, однако грохот устраивает, достойный огромного оркестра: они развешивают динамики даже на деревьях, чтобы добраться до каждого. И вот уже все посетители парка становятся жертвами этих ди-да, ди-да-да – и влюбленные парочки, ищущие уединения под розмарином, и учительница с романом на коленях, которая дома слушает Баха, и только Баха, и оказавшиеся в парке мопс и пудель.

Н-да! Небольшая джаз-группа. Но администратор оркестра, хотя оркестра больше не было, там остался – знаете, как в некоторых странах на электровозах продолжают ездить кочегары. Его конторка представляла собой чулан, куда складывали всякую всячину – тряпки, старые программки, деловые бумаги. Он записал адрес гостиницы на обратной стороне нотного листа. Потом с ухмылкой повернул лист в мою сторону: «Я с удовольствием целовал бы женщин».

– Не может быть.

– Именно так. Между прочим, было бы откровенной пошлостью изобретать подобное. Госпожа доктор, меня во многом можно упрекнуть, но только не в отсутствии вкуса. Поверьте.

– Стиль не является смягчающим обстоятельством.

– Но в моем случае это так.

– Не будем торопиться.

– Гостиница точно совпала с моими ожиданиями. Душный особняк, заполненный всякими предметами с тускло мерцающими лампочками и обветшалыми потолками, венками из искусственных цветов, зеркальцами, ангелочками и прочим хламом. Хозяйка оказалась живой и разговорчивой. Посыпались вопросы. Женат я или холост? Есть ли дети? Где мой багаж? Я отвечал то, что ей хотелось услышать: дважды произнес «да», после чего пожал плечами. Вечная путаница в аэропортах. Чемоданы заслали куда-то в Карачи. Эта мысль ей явно пришлась по душе, поскольку она ни разу в жизни не летала на самолете. В комнате, где можно было позавтракать, какой-то клиент без умолку болтал по мобильному телефону.

– Ну и?

– Я без колебаний согласился переночевать в номере, который она мне показала. Там пахло какими-то старческими недугами. В номере был зимний сад, а еще – промасленная плита для готовки. В общем, этот номер мало чем отличался от большинства других, в которых мне приходилось останавливаться. Не удивляйтесь! Я никогда не работаю по своей специальности там, где останавливаюсь временно.

Норковый плащ я повесил в шкаф. Сняв ботинки и носки, лег в постель. Конечно, мини-бар отсутствовал. Зато было спокойно. А это самое главное. Никакой музыки. Никакой музыки, чтобы не мешать делу. Я не выношу. Не выношу мимолетность этой силы небесной. Запах прокисшего сиропа в лифтах и ресторанах. Ведь я – художник.

– Но вернемся к женщинам.

– Важно, что мои дамы не очень богаты. Лучше всего, когда это вдовы из среднего сословия, которым всю жизнь приходилось считать деньги, и, встретившись со мной, они еще раз пропускали через себя это жизненное убеждение. Чтобы наконец-то позволить себе заказать блюда из нижней части меню. Чтобы не экономить и выпить однажды настоящего шампанского, сохранив в память об этом пробку от бутылки. Они такие благодарные. А вот очень богатые недоверчивы. И абсолютно безответственны! Одна из них как-то меня разыграла. Так все устроила, чтобы ее пригласили да еще прислали ей цветы, а потом в один прекрасный день вместе со своим мужем заявилась на вечер танцев, именно на вечер танцев. С обручальным кольцом на руке, я это сразу заметил, такое никогда не ускользает от моего внимания, в конце концов, это моя профессия. А она, стерва, только с ухмылкой поглядывала вокруг. У меня от возмущения чуть не упали ноты.

– В общем, вас интересовали женщины в расцвете жизненных сил. Не очень бедные, но и не очень богатые.

– Так оно и есть. Моя героиня – дама средних лет. Из среднего класса. Почти достигшая поры зрелости. Фрукт из категории «паданцы», мечтающий о том, чтобы его успели сорвать еще раз, прежде чем он окончательно упадет на землю и сгниет.

– Стало быть, женщины буквально вешаются на вас.

– Это опять-таки не совсем однозначно. Дело в том, что вдовы попадаются редко. Иногда я завидую брачным аферистам старой школы. Им было легко иметь дело с неопытными дамами, которые за время, пока были замужем, варились в моногамной атмосфере незнания. Те еще были времена.

– Но вам как брачному аферисту сопутствовал успех или нет?

– Это действительно так, госпожа доктор, только вот отношения с моей клиентурой с каждым годом все более усложнялись.

– Ах, неужели ряды ваших поклонниц поредели?

– Свой цинизм вы могли бы оставить при себе.

– Значит, никто не думает больше о замужестве?

– Какое-то время именно к этому и шло. Уж вам-то хорошо известно: решительные женщины рвутся к карьере. Сокрушая все препятствия на своем пути, они вместе с тем поражают абсолютной недоступностью. Они ни о чем не мечтают, лишены всякого шарма. В любом случае они получают все, что им требуется, в моменты слабости. Но затем вдруг – резкий поворот. Неутолимая потребность в глубоких эмоциональных впечатлениях. Все как одна заводят речь о браке, о семье. Вот эти такие прилежные и самоуверенные, добившиеся всего самостоятельно, – они уже не испытывают радости от побед, одержанных в одиночку. Они как плавающие обломки кораблекрушения. Разведенные и одинокие, покоробленные и опустошенные эмансипацией и порожденными ею отношениями, эти женщины делают неожиданное для себя открытие, что им уже не суждено иметь детей, но, может быть, удастся найти мужа.

– Такого, как вы.

– Именно. Но для меня это вовсе не увеселительная прогулка. Мой взгляд на профессию резко изменился.

– То есть как?

– Старые добрые времена авантюризма давно прошли… Прежде моя гильдия торговала чудесными воздушными замками. Мы слыли мастерами пустых обещаний, виртуозами камуфляжа и обмана. Сегодня я скорее оказываю услуги, чем ставлю ловушки. Сопровождаю тех, кому одиноко. Или тех, кто страдает от депрессии. Вот смотрите. Когда-то считалось шиком быть свободной от брачных уз или хотя бы раз развестись. Теперь же дикие амазонки уступают своим подругам любовника на всю жизнь. А эти подруги, в свою очередь, ничтоже сумняшеся, поступают точно таким же образом. Но добропорядочные мужчины, вы же сами об этом знаете, добропорядочные мужчины или уже пристроены, или гоняются за теми, что помоложе. И кого могут заинтересовать эти осиротевшие женщины? Кто обратит на них внимание? Кого волнует, что они растрачивают свои деньги на освоение дыхательной гимнастики или навыков кройки батника? Упоминание о таких, как я, через двадцать лет останется разве что в истории болезней, это точно.

– Не считаете ли вы сами, что весьма своеобразно толкуете эту деятельность?

– Вы даже не догадываетесь, сколь напряженной стала теперь моя профессия. Прежде я мог кое-что привирать, выдумывал какие-то несусветные истории. Сегодня заговорили женщины. Они носятся со своими нереализованными идеями – «отношениями». Их больше, чем кому-либо может понадобиться. Об этом дамы прекрасно осведомлены, ибо постоянно читают о собственных переживаниях в глянцевых журналах. Они блестяще освоили психологическую терминологию. Выдумывать легче, чем слушать, вам это известно. Но я что-то не вижу желающих поблагодарить!

– Наверное, это было бы еще интереснее.

– Ах, фрау Майнц, я это делал не только из финансовых соображений.

– Неужели?

– Я вовсе не презирал этих женщин. Как раз наоборот. Я дарил им то, чего они не могли бы обрести за большие деньги.

– И что же это такое?

– Полнота иллюзии. Даже самый влюбленный мужчина, по сути дела, не аккуратен в выражении эмоций, позволяя себе мелкие бестактности за завтраком и оскорбительное самодовольство. Из той же серии всякого рода упущения. Любопытно, сколько букетов роз вы получили за всю вашу жизнь? Я не говорю о тех, что сложены десятками, подарочных розах из супермаркета в обрамлении перекати-поля. Нет, руки, полные bacchar[3]3
  Лесной ладан (лат.).


[Закрыть]
с письмом влюбленного. Один букет? Или два? Как часто у вас был завтрак с шампанским прямо в постели? Бриллиантовое кольцо в шербете? Ну как? Не смущайтесь, мне не нужен ответ. В конце концов, влюбленный мужчина всего лишь дилетант, пробующий свои силы в моей профессии. Причем с сомнительными шансами на успех.

– Ваш успех совсем не то, о чем мечтают женщины.

– Часто это самое лучшее, что им выпадало пережить. У меня очень богатая фантазия.

– Это не ускользнуло от моего внимания.

– Ваши мелкие колкости абсолютно неуместны. Я говорю правду и ничего кроме правды.

– И где можно научиться этим удивительным вещам?

– Как известно, самые серьезные школы брачных аферистов находятся в Буэнос-Айресе. Ну, шутки в сторону, просто женщины – моя слабость. Включая тех, кто забыл, что родился женщиной. Но надо постоянно быть в форме. Поэтому я регулярно, скажем так, делаю упражнения для пальцев.

– Упражнения для пальцев?

– О да. Главное здесь беглость. Гаммы. Упражнения на растяжение мышц. Этюды.

– Как это понимать? Это уже из разряда трюков?

– Трюки не моя стихия. У меня свой репертуар. Например, делаю вид, что у меня при себе нет денег. Дело в том, что поначалу женщины всегда испытывают страх оказаться в чьей-либо власти. Поэтому я сам отдаюсь им. В сущности, все просто, но эффектно. В конце концов, нет ничего более неотразимого, чем мужчина, который принимает на себя вину женщины. Тогда он кажется такой удобной в обращении вещью, совсем ручным. Ну а если (у меня однажды была такая) она еще привлекательна внешне, работает, скажем, официанткой или продавщицей в магазине деликатесов, я покупаю у нее несколько устриц и немного сыра, а к нему доброго бургундского вина, приговаривая при этом: вы знаете, со мной действительно приключилась очень неприятная история – забыл бумажник, может быть, его даже украли, я в полном отчаянии и стою сейчас перед вами словно обнаженный. Что будем делать? Спасите меня. Без вина и устриц мир погибнет, это хорошо известно. Предложите что-нибудь, я готов броситься вам в ноги. К утру вы обязательно получите от меня деньги и еще орхидею, или вы больше любите фиалки? В ответ дама начинает улыбаться, и это добрый знак. Мол, все бывает. Только надо проявлять осторожность, чтобы шеф ничего не заметил. Она наполняет мой пакет товаром и добавляет плитку шоколада как своего рода залог. На следующее утро курьер доставляет в магазин деликатесов огромную корзину с большим букетов фиалок и еще вручает билет в оперу. Вечером того же дня продавщица, трогательно разряженная, вся улыбчивая, в ложе театра. Это для меня праздник. В такие моменты я всегда забываю о тяготах своей профессии.

– И о самоуверенных женщинах тоже?

– Да, несомненно. Вы можете утверждать это категорично. Ведь вы самоуверенная женщина. Что, по общему признанию, не лишает вас привлекательности. Просто надо приложить усилие. Пардон, но женщины, подобные вам, иногда оказывались настолько холодными, что мне приходилось начинать буквально с таблицы умножения. Например, заставить вас рассмеяться. Вы даже представить себе не можете, что некоторые женщины без ума от танцев. При этом они предпочитают быть ведомыми, чтобы возложить ответственность на партнера. Здесь важно возбудиться. Это относится и к одежде. На первый взгляд немыслимо, но многим женщинам не во что одеться. На их какие-то казенные униформы черного, серого и коричневого цвета, костюмы с одно– и двубортным пиджаками и тяжеловесные туфли. Я прогуливаюсь с такой по курортному променаду, останавливаюсь перед витринами магазинов и говорю ей: посмотрите-ка вот на это. – Простите, на это? – Ну да. Цветы, платье в цветочек, без рукавов, хотелось бы мне увидеть, какие у нее руки. У вас очень красивые руки, я точно знаю, вы ведь женщина, о таком платье можно только мечтать, как и о такой женщине, как вы. И вот она заходит в магазин, а я неподалеку выпиваю чашечку кофе, оставляя ее наедине с собственными грезами и сомнениями. Четверть часа спустя она входит в кафе, поначалу еще как-то неуверенно, но грациозно и даже непосредственно, как юный жеребенок. Потом ее глаза озаряются улыбкой, черты лица меняются, становятся мягче, после чего мы отправляемся в магазин, чтобы купить босоножки на высоком каблуке; она смеется, слегка покачиваясь. Чтобы заново научиться ходить, дама вынуждена держаться за мою руку, поэтому я рад ей помочь.

– Гм!

– Теперь-то вы все понимаете? Любопытно, правда? Но это сложно… Со старыми добрыми вдовушками проще. Им всего лишь требуется что-то для души.

– И что вы о них думаете?

– Летом мне как-то легче, чем зимой. Я всегда обращаю внимание на плечи. Сочные и гладкие – они словно тяготеют к земле, поражая своей цельностью. Морщинистые плечи чересчур безжизненны для моего искусства, а вот слегка углубленные, с впадиной – это подходит. Кроме того, я не устаю повторять: самое идеальное то, что напоминает по фактуре буженину.

– Все это слишком… технологично. Как-никак речь идет о людях.

– О людях, верно. Скорее о женщинах. Их я понимаю лучше всякой женщины. Средний возраст. Именно этот возраст, этот неблагодарный возраст внушает страх любой женщине. Мне кажется, госпожа доктор, вы тоже его страшитесь, хотя никогда в этом не признаетесь. Именно в этом возрасте женщины сходят с ума по нежному голосу продавщиц парфюмерных товаров, они непрестанно улыбаются, поражая своей всеобъемлющей молодостью, причем безжалостное освещение в магазинах не нарушает их душевного равновесия; впрочем, магазины не скупятся на рекламу, заставляя женщину, ту, что достигла нижней границы среднего возраста, выдавить: «Да, я хочу это». И вот уже она выходит из магазина с пакетом, с лакированным блестящим пакетом на цветном ремешке через плечо, в который сложены дорогие коробочки самых разных размеров и форм, глянцевые буклеты и проспекты. Едва оказавшись по ту сторону двери, она понимает, что внушенное ей выветрится на следующее же утро, а именно: надежда на то, что мягко рисующий объектив благостно обнимет лицо, что сладостный блеск разольется по дряблой коже, что засияет внутренний свет, еще раз оживив поблекшую уставшую маску. Я погрузился в чтение проспектов, в изучение прилагаемых к товару инструкций по применению и вполне освоил соответствующую терминологию – я профессионал. Я не говорю: «вы привлекательны» или подобные пошлости. Я говорю: весь ваш облик излучает безмятежную свежесть. У вас нежнейший цвет лица, гладкая кожа. Женщина пристально смотрит на меня, сначала недоверчиво, затем польщенная. Да, размышляет она, так и есть. А он это заметил, он – первый мужчина, который это заметил.

– Вас пугает возраст?

– Меня? Нет. В общем, да… Но в сущности, я никогда не был по-настоящему молодым.

– Расскажите о себе. Каким был ваш отец?

– Вы не шутите? Мой отец? Именно он? Какое он имел ко мне отношение?


Страницы книги >> 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации