Текст книги "Русалка"

– Миссис Дуглас, миссис Дуглас, – повторял Барнум, чересчур энергично пожимая и тряся её руку. – Значит, вот этому самому Леви, моему другу, все-таки удалось убедить вас приехать? И вы станете нашей музейной русалкой?

– Да, – ответила Амелия.

По выражению лица она поняла, что он ожидал от неё большего красноречия. К его чести, он не стал тянуть паузу или намекать на её неучтивость, а продолжал разглагольствовать.

– Итак, Леви сказал, вы уже обсудили условия. Он у нас стряпчий, так что укажет их в договоре, а когда мы его подпишем, наши обязательства обретут законную силу.

Её даже не обеспокоило, каким тоном он произнёс слово «обязательства» – как будто представлял нечто более долговременное, чем она имела в виду.

– Давайте попросим мистера Лаймана озвучить эти условия, – спокойно предложила она. – Прежде чем продолжать, нужно прояснить один важный момент.

– Не сомневаюсь, что любой денежный вопрос… – начал Барнум, но Амелия его перебила, с удовлетворением заметив, как его передёрнуло от раздражения.

– Речь не о деньгах, а о моем волшебстве, – пояснила она. – Одно из условий договора – подтверждение того, что я настоящая русалка. Вы можете предложить подходящее для этого место, только имейте в виду, что лучше всё устроить под покровом темноты и подальше от посторонних глаз. Ну и конечно же, нужна солёная вода, иначе превращение не произойдёт.

Тут Барнум словно лишился дара речи под натиском переполнявших его удивления, недоверия и наконец снисхождения.

«Ага, решил, что я не в своём уме, значит, со мной лучше не спорить»

– Ну разумеется, – любезно ответил он. – Как вам будет угодно, милочка.

«Ничего, – подумала Амелия, – скоро эту спесь с него как ветром сдует. Когда увидит, глазам своим не поверит».

Только теперь она по-настоящему осознала, что среди людей нет ей подобных, её способности уникальны, и вдруг поняла ещё кое-что, о чём до сих пор серьёзно не задумывалась.

Без неё Барнуму не обойтись. Ну конечно, он в состоянии нарядить русалкой какую-нибудь девицу, но получится лишь жалкое подобие, не идущее ни в какое сравнение с настоящей русалкой.

Она ему нужна, пусть он ещё не подозревает насколько.

Она усмехнулась и кивнула Леви.

– Давайте обсудим условия, мистер Барнум.

* * *

«Ай да Леви. Всё-таки добился своего!»

Когда Леви вернулся из Мэна с пустыми руками, Барнум подумал, что придётся выставлять ту старую мумию, которую привез Мозес. Господи, чтобы провернуть аферу с этой усохшей мумией, придётся из кожи вон лезть, хотя он может и это, и вообще хоть чёрта лысого продать кому угодно, это подтвердит любой, кто его знает.

Но эта девушка! Может, она и представляется русалкой – впрочем, такое Барнум не стал бы поощрять – но ведь и в самом деле вылитая русалка! С этими развевающимися чёрными волосами, а глаза… Таких глаз Барнум в жизни не видывал.

Теперь он понимал, почему вокруг неё ходило столько слухов. Ну ясное дело, она и сама в них поверила. Понятно, заморочили ей голову, но с такой уверенностью убедить публику в существовании русалок будет гораздо проще.

Поначалу, пожалуй, придётся её держать подальше от газетчиков, уж больно честна, ещё брякнет что-нибудь лишнее про музей вроде «мертвечины». Репортерами пока займётся Леви. У него это хорошо получается.

Надо будет ей придумать какой-нибудь эффектный наряд, что само по себе дело мудрёное. Даже Леви замечал, что придётся угождать всяким набожным дамочкам, которым полуголую нимфу, резвящуюся в аквариуме, не покажешь.

На память пришли угрюмые прихожанки в бетельской Конгрегационалистской церкви и жёсткие скамьи, на которых приходилось просиживать по воскресеньям, выслушивая проповеди о порочной человеческой натуре и о том, что в рай попадут лишь немногие богоизбранные, а остальные обречены на адские муки, что бы ни творили при жизни.

Вот он и решил ещё в отрочестве, раз в конце концов всё едино, значит, надо успеть развлечься при жизни, и став шоуменом, не скрывал, что потакает глубоко порочной природе человечества.

Барнум надеялся, что девица, как там её, кажется, Амелия, не станет возражать против задуманного им одеяния, и тут же вспомнил, что надо бы её как следует откормить. Она была худа как щепка. Мужчинам же нравятся дородные, пышущие здоровьем дамы, как говорится, с округлостями в нужных местах. Необходимо поговорить об этом с Черити, пускай жена проследит, чтобы девица питалась как следует, и накажет кухарке готовить блюда посытнее.

Черити отнюдь не пришла в восторг от идеи приютить чужую женщину в своём доме, но Барнум стоял на своём. Это его дом и музей, и он не допустит, чтобы его русалка жила в пансионе и ходила на работу, как обыкновенная прислуга.

По крайней мере, пока не пройдет её дебют. До появления в музее девицу никто видеть не должен. А потом любое появление на публике – в том числе передвижения между подходящим жилищем и музеем – будет служить хорошей рекламой.

Барнум нахмурился, вспоминая простенькое шерстяное платье и безобразные туфли Амелии. Придется обновить её гардероб. Ей понадобится и повседневное модное платье, и что-нибудь экзотическое, эффектное, подобающее русалке.

И раз уж на то пошло, надо придумать ей броское имя. «Амелия Дуглас из Трущоб, штат Мэн» никуда не годится. Почему-то всегда считалось, что русалки обитают в тёплых краях, а не в каком-то заиндевелом городишке на севере.

«Карибская русалка? Бермудская? Нет». Ничего, он что-нибудь придумает, в конце концов. Его русалка будет чудом, какого еще не видел мир.

Другие вопросы тоже ждали решения. Для выступлений девушки понадобится довольно большой аквариум. Она хоть и тощая, но покрупнее золотой рыбки, так что аквариум должен быть просторным, чтобы было где развернуться. Конечно, это обойдется в кругленькую сумму, потому что придется делать аквариум на заказ.

А как обставить сам трюк с «превращением»? Нужен какой-то отвлекающий манёвр. Никто, даже самая доверчивая публика, не купится на то, что девушка – русалка, если сначала не увидят её на двух ногах.

Барнум немного разбирался в уловках фокусников. Когда-то он колесил по стране с представлением «Большой музыкальный театр естествознания», и там выступал один фокусник Джо Пентланд. Барнум наблюдал, как тот оттачивает своё мастерство на репетициях, и знал об отверстиях в полу, откуда предметы попадали в цилиндр, и ловкости рук, благодаря которой казалось, что монета исчезает и появляется снова.

Однажды Барнуму даже пришлось подменить сбежавшего накануне выступления помощника фокусника, и он до сих пор старался забыть о том, что из этого вышло – откуда ему было знать, что белки кусаются? Пентланд сто раз доставал белку из шляпы безо всяких происшествий.

Несмотря на позорный провал, – Барнум взвизгнул от боли, опрокинул стол и устроил такой переполох, что зрители потребовали вернуть деньги, – он достаточно знал о пологах и ширмах, чтобы соорудить нечто подобное и убедить публику в том, что русалка настоящая.

Пожалуй, даже Мозес останется доволен, если его старую мумию выставить в центре отдельной экспозиции о якобы научном исследовании происхождения русалок.

Но прежде всего нужно подготовить публику, подогреть интерес. Барнум строил планы в опустевшем музее за своим рабочим столом, и тишину нарушал лишь скрип пера по бумаге. Если всё хорошенько продумать, деньги просто посыплются с неба.

На русалке он сколотит целое состояние. Чутьё его еще никогда не обманывало.

* * *

Амелия никогда не ночевала так далеко от океана, что не было слышно даже шума прибоя. В тесной комнате для гостей, куда её определила Черити, единственное окошко было таким маленьким, что почти не пропускало воздух. Даже открыть его оказалось не так-то просто, казалось, к нему ещё ни разу не прикасались. Черити опасалась открытых окон, и её вполне устраивало целыми днями сидеть в духоте.

Океаном из окошка ничуть не веяло, ни малейшего намёка на морскую соль. По улице и днём и ночью сновали люди, слышался несмолкающий стук копыт или каблуков по булыжной мостовой. В комнату проникла вездесущая вонь от свиней и лошадиного навоза, и Амелия с досадой захлопнула окошко. Ну как можно жить в таком месте, где нет ничего кроме зданий, скота и других людей – кругом несметные, бесчисленные толпы людей, от которых никуда не деться!

Барнум с гордостью рассказал, что в городе более трёхсот тысяч жителей, и с каждым днём их становится всё больше. Амелия поражалась, как можно променять океан, или лес, или чистое поле на городскую тесноту, где жить приходится практически друг у друга на голове среди свободно бродящих по улицам свиней. Она и себе самой удивлялась, как её угораздило сделать такой выбор. Нью-Йорк считался чудом, но оказалось, что тут яблоку негде упасть.

Что касается самого Барнума… Она видела, как он на неё смотрит. Как на собственность. Как на одно из чучел, на которые глазеют посетители музея.

А ещё она заметила, как Леви Лайман пытается вступиться за неё перед Барнумом, как намекает взглядом, что лучше смолчать и предоставить переговоры ему, и как твёрдо, не допускающим возражений тоном он излагает условия контракта. Своим поведением он ясно дал понять, что взялся её защищать. Хотя она и не нуждалась в защите, это было очень трогательно.

Амелия согласилась, пусть защищает, ей же нужно хорошенько присмотреться к Барнуму. Может, она и не понимала некоторые мудрёные слова, зато могла догадаться по выражению лица собеседника, и была далеко не глупа, уж будьте уверены.

Намерения Барнума ей были вполне ясны – как можно туже набить карманы за её счёт, а саму оставить с носом.

Ну, этого Амелия не допустит. У неё своя цель, на которую нужны деньги, и чёрта с два он её обманет. Не для того она переплыла океан, чтобы её надували всякие мошенники.

А ведь он до сих пор не знает, что она настоящая русалка! При этой мысли Амелия не смогла сдержать усмешку. Явно уверен, что у неё не все дома. Посмотреть бы на его физиономию, когда он увидит превращение. Вот уж она повеселится, когда утрёт ему нос.

Амелия перевернулась на спину и уставилась на едва различимые впотьмах трещины в потолке. Втянула носом воздух и выдохнула через рот, изображая шум прибоя.

Если закрыть глаза, можно притвориться, что ты дома, в хижине, рядом спит Джек, и услышать, как волны разбиваются о подножие утёса.

От давки на палубе парохода Амелия поморщилась. Неужели её повсюду будут преследовать эти полчища людей?

Несмотря на то, что она уже три недели жила в доме Барнума и частенько гуляла по улицам Нью– Йорка неизменно в сопровождении Леви Лаймана, который, как она подозревала, исполнял инструкции Барнума не спускать с нее глаз, Амелия никак не могла привыкнуть к тесноте. Со всех сторон на неё напирали надушенные потные люди, от которых пахло мокрой шерстью, табачным дымом или накрахмаленными нижними юбками. В этой давке было просто не продохнуть, казалось, даже воздуха на всех не хватало.

По крайней мере, на палубе корабля можно подышать морским воздухом, хотя её почти совсем заволокло клубами дыма, извергающегося из недр этой замысловатой машины.

По бокам от неё стояли Леви с Барнумом, словно два дородных констебля, которых она видела на Энн-стрит, когда те тащили пьяного.

Ни Леви, ни Барнум не прикасались к ней, кроме как подавая руку при посадке на пароход, но она ни минуты не сомневалась, что они без колебаний её схватят, если она попытается сбежать.

«Хотя надо признать, что причины у них разные». Амелия успела заметить взгляды, которые украдкой бросал на неё Леви. Он смотрел щенячьими глазами, и в ней невольно просыпалась жалость.

Хорошо ещё, что он никак не проявлял своих чувств. Ничего путного из этого бы не вышло, ведь её сердце все ещё принадлежало Джеку. И ей нужен был союзник против Барнума, ведь тот попытается любую мелочь обратить себе на пользу.

Барнум был категорически против этого, как он выразился, «баловства», и теперь с хмурым видом уставился за борт.

Леви объяснил ей по секрету, что поездку на Род-Айленд Барнум скорее всего считал пустой тратой денег. Он обожал их зарабатывать и ненавидел тратить, если не видел прямой выгоды. Но Амелия настояла на своём. Чтобы показать превращение в русалку, ей требовалось укромное место на берегу после наступления сумерек. Пароходом до Провиденса добираться было быстрее, чем на пароме до Нью-Джерси, а потом поездом до побережья. Отыскать уединённый уголок на Манхэттене было решительно невозможно, а она не собиралась превращаться в русалку среди бела дня на глазах у толпы людей. В первый раз свидетелями должны стать лишь Леви и Барнум, ибо к широкой огласке она была пока не готова.

Значит, придётся заночевать в гостинице. Амелия уже знала, что Барнум был ужасно скуп на личные расходы. Почти все доходы от музея вкладывалась в него же – на погашение ссуды, взятой на его покупку, или на приобретение новых экспонатов для выставок. Черити тратила уйму времени на тщательную починку своего и детского платья. Амелия, привыкшая к бережливости, не видела в этом ничего дурного, но Черити считала, что это нужно скрывать. Люди её круга одежду не латали.

Амелия не смогла скрыть смущения, когда Барнум в присутствии Черити подарил ей целый сундук новых платьев. Этот взгляд Черити, когда Амелия открыла сундук… русалка никогда не видела столько обиды и зависти.

Амелия сразу решила отказаться от нарядов. Ей не хотелось влезать в долги и быть обязанной Барнуму, ещё не начав работу. Лучше бы он делал такие широкие жесты супруге.

Он же настаивал, что ей нужно прилично выглядеть, а у неё нет подходящих вещей, и со смехом добавил, мол, на Черити такие наряды всё равно не налезут.

Черити побагровела, но не издала ни звука. Амелия пожалела её за такую бесхребетность, но смолчала, зная, что та подобные высказывания не одобрила бы.

Черити ей даже нравилась, несмотря на неизменное подозрительно-сдержанное отношение. Русалка понимала, что жена Барнума считала её мошенницей, авантюристкой, которая хочет обвести мужа вокруг пальца. Ничего нелепее и придумать было нельзя, уж если дело дойдет до мошенничества, Амелия знала от кого его ожидать.

Ей не нравилось, как Барнум относился к жене и детям. Он не баловал их вниманием, не выказывал особой любви к дочкам и откровенно высмеивал Черити в присутствии посторонних.

Первоначальное впечатление Амелии о Барнуме, как о законченном эгоисте, который думает только о себе, не считаясь ни с кем, кроме публики, приносящей доход, с каждым днём только крепло.

Амелия охотно отказалась бы от новых нарядов не только из-за унижения Черити. Она никогда не носила ничего подобного, а теперь придётся надевать платья с корсетами, по пять-шесть нижних юбок, капоры с такими широкими полями, что Амелия не могла видеть стоящего рядом, накидки с капюшоном, чёрные кружевные перчатки, которые рук не грели, но были в моде, поскольку добавляли кокетливости.

Выходя на улицу, женщины брали с собой зонтик. Амелия так глупо себя чувствовала, закрываясь им от солнца, что частенько он так и оставался болтаться на руке без дела.

Впервые увидев себя в зеркале с волосами, уложенными на прямой пробор и собранными в пучок сзади, и со всеми положенными даме безделушками, она не сдержала слёз.

Черити, помогавшая ей одеться и ожидавшая, что Амелия будет в таком же восторге, как она сама, спросила:

– Да что же с вами такое?

Амелия, забыв, что у вежливых людей правду говорить не принято, выпалила:

– Я совсем как человек.

Когда Черити опасливо поинтересовалась, чего же Амелия ожидала, та утёрла слёзы и с напускной радостью воскликнула, что у неё никогда не было таких прекрасных вещей.

Она их ненавидела до последней тесёмки, оборки и кружева, и каждый день с нетерпением ждала той минуты, когда можно будет наконец избавиться от многослойных одеяний, расшнуровать корсет и распустить волосы.

Она завела привычку лежать в постели нагишом поверх одеяла, убежденная, что все эти наряды медленно её прикончат, если коже не давать подышать.

Юбки более всего раздражали в тесной толпе, например, на пароме. Они постоянно путались с подолами других дам и задевали штанины мужских брюк. Амелии так и мерещился непрерывный поток извинений ниже колен.

Леви так же хмуро смотрел на воду, как и Барнум. Они стояли по бокам от Амелии, словно двое из ларца. Хотя Амелия подозревала, что терзания Леви были связаны с предстоящим испытанием. Она знала, что Леви считает её настоящей русалкой, верит правде.

Он никогда не упоминал об этом прямо и относился к ней по-прежнему, но это проявлялось в том, как он говорил о ней с Барнумом.

Как раз неделю назад Амелия повторила Барнуму, что не появится на публике без предварительного показа.

– И что вы хотите показать? – спросил он.

– Свои способности, – терпеливо объяснила она. – Вы должны точно знать кто я такая, прежде чем демонстрировать всем подряд.

Ей было очень важно доказать ему, что это не «надувательство», как он выражался. В аквариуме должна быть солёная вода, потому что в пресной превращение не произойдёт. А чтобы убедить его пойти на лишние хлопоты и затраты с морской водой, нужно доказать, насколько это важно.

А ещё она знала, что её настоящий облик морского существа нисколько не походил на придуманную Барнумом афишу с изображениями полуголых прелестниц с рыбьими хвостами.

Морской народ выглядел совсем по-другому. В воде Амелия была не женщиной, а самой собой, русалкой, детищем моря.

Потому она со всей решительностью настояла: пока Барнум не увидит превращения собственными глазами, никаких представлений.

– Ну хватит уже глупостей, – проворчал Барнум.

У него даже уши покраснели – верный признак, что он вот-вот выйдет из себя, что с ним бывало нечасто. Но Леви его перебил, не дав разойтись.

– Это не глупость, Тейлор. Ты должен всё увидеть.

Барнум перевёл взгляд с Амелии на Леви.

– Леви, ты что, купился на эту чушь? Ты же и близко не подходил к воде, когда был в Мэне.

– В этом не было нужды.

Леви не повысил голоса, не разозлился, не угрожал, только спокойно смотрел на Барнума, пока тот не сдался.

– Ну смотри, если это окажется пустой болтовнёй, тебе несдобровать, – пробурчал он.

Даже оплатив билеты и забронировав номера в гостинице, Барнум всё-таки не поверил Амелии, хотя и был вынужден признать, что без Амелии представление не состоится, а с поддержкой Леви, она может взбунтоваться. Он не мог рисковать новым зрелищем, и поэтому согласился, дабы не раздувать конфликта.

Амелия знала, что он предпочёл бы сидеть в музее, продумывая свои махинации и уловки. Барнум предложил, как Амелии надеть бутафорский рыбий хвост прямо в воде.

– Публика должна увидеть, как вы превратитесь из девушки в русалку. Мы можем использовать занавес и подсветку для этого трюка. Я подумал, если показать только ваш силуэт…

– Трюки вам не понадобятся, – перебила его Амелия. – Нужна только солёная вода, я вам это докажу.

Барнум с сомнением посмотрел на неё и продолжал описывать свой план, как одурачить зрителей. Амелия только вздохнула и не стала прерывать его болтовню. Ничего, скоро сам всё увидит.

Она про себя отметила, что нервничает. Слегка. Странное чувство – словно лёгкий трепет под кожей. Амелия долго соображала в чём дело, потому что такое с ней случилось впервые.

Ведь она впервые в жизни специально решила кому-то показать свой русалочий облик. Когда её поймал в сети Джек, она не ожидала, что её увидят.

И уж, конечно, не рассчитывала, что её увидит тот рыбак, тот пьянчуга, что растрезвонил о ней на весь Мэн.

Интересно, а что бы сейчас подумали в её деревне, если бы узнали, что она выступает в Нью-Йорке, выставляя себя напоказ в аквариуме. Они защищали её от всяких проходимцев, типа Барнума и Леви, не мешали скорбеть на свой лад, и она была им благодарна.

Но в этот раз она сама решила изменить свою судьбу, быть не только женой Джека или деревенской достопримечательностью.

«Кем ты будешь для Барнума? Особенно когда он увидит, кто ты на самом деле?»

* * *

Разумеется, гостиница оказалась вдали от побережья, ведь недвижимость на берегу дороже, а Барнум без веской причины не заплатит и лишнего цента. Да и встретиться с постояльцами гостиницы во время испытания было бы нежелательно. Смотреть на русалку дозволено лишь тем, кто заплатил за билет.

Леви знал, что при других обстоятельствах, – например, на гастролях с русалкой по стране, – Барнум с большой помпой забронировал бы апартаменты в самой роскошной гостинице. А сейчас сокрушался о дороговизне номеров и об отдельном для Амелии.

Амелия смерила Барнума таким взглядом, что тот даже покраснел, чего Леви никак не ожидал – казалось, Барнум просто уродился бесстыжим.

Барнум нанял экипаж, чтобы добраться до побережья через несколько часов после того, как стемнеет. Извозчик вопросов не задавал, хотя неодобрительно покосился на даму с двумя кавалерами, покидающих гостиницу посреди ночи.

Лицо Амелии скрывала вуаль, Леви с Барнумом сдвинули шляпы на лоб. Леви вряд ли кто узнал бы, а вот Барнума могли. Вдруг кто-то из побывавших в музее вспомнит, как он работал за столом в выставочном зале.

Во время поездки Амелия не проронила ни слова. Леви задумался, о чём она размышляет, и добьётся ли он когда-нибудь права об этом спросить, заслужит ли такую милость.

Экипаж остановился на пригорке, и все трое вышли. Леви подал Амелии руку, но та лишь отмахнулась. Барнум наказал извозчику вернуться через час, и когда экипаж скрылся из виду, вся троица спустилась на берег.

Они шли по тропе сквозь высокую пожухлую траву к песчаному пляжу. Высоко в небе сияла полная луна, и Леви показалось, что место слишком открытое. До соседнего, довольно большого отеля, взгромоздившегося на пригорке, было не меньше полумили, но поблизости ни на берегу, ни в воде не оказалось ни души, и Леви решил, что всё обойдётся.

Пока Барнум проклинал каменистую тропу и колючую траву, Амелия твёрдым шагом направилась прямиком к океану. Такой уверенности в ней Леви не замечал с той самой встречи в Мэне. Попав в Нью-Йорк, она стала какой-то нерешительной, словно сомневалась, правильно ли поступает, обдумывала каждый шаг и его последствия, отчего казалась сдержанной и холодной. Он даже не смог припомнить, когда она улыбалась.

Леви решил её развеселить во что бы то ни стало – водил по своим любимым местам в городе, угощал сладостями в надежде, что ей понравится, читал в гостиной Черити вслух юмористические рассказы.

Ответ Амелии всегда был один и тот же – сдержанная признательность, очевидно искренняя, но без малейшего намёка на восторг.

На тропинке Леви чуть отстал, Барнум тащился еле-еле, чертыхаясь во весь голос, и Амелия выскочила на берег, оставив спутников далеко позади.

Сначала она сбросила капор с вуалью, отшвырнув их на песок, словно мусор, и на ходу распустила волосы. Платье на ней было то самое, в котором она явилась в Нью-Йорк, и тут Леви понял, в чём дело – его можно было сбросить одним движением, а с платьем, которое принято носить с корсетом и нижними юбками, такой фокус бы не удался.

Больше никакой одежды на ней не оказалось, и он только вздохнул при виде её худобы, казалось, после появления в Нью-Йорке она похудела ещё сильнее, несмотря на строгий наказ Барнума нагулять жирок.

Амелия остановилась у полосы прибоя, и Леви замер в конце тропинки, не в силах отвести взгляд от её белой кожи, словно переливающейся в лунном свете. Барнум доковылял до него и остановился рядом, ворча себе под нос и вытряхивая песок из отворотов брюк.

Амелия оглянулась, удостоверившись, что они наблюдают, и Леви изумлённо ахнул. Она улыбалась!

Её лицо излучало столько искренней радости, словно Леви впервые показали, что такое настоящее счастье. Потом она ступила в воду – и произошло невероятное.

Луна с безоблачного неба озаряла берег ярким светом, словно солнце средь бела дня. В том, что произошло, ошибиться было невозможно, но увиденное просто не укладывалось в голове. Даже зная о том, что перед ним русалка, Леви с трудом воспринимал превращение.

Белая кожа от самых пят покрылась серебристой чешуёй, ноги исчезли, словно слились воедино, и она ничком упала в воду.

Всплеснув хвостом в ночном воздухе, русалка скользнула с мелководья в глубину и скрылась из виду.

Всё произошло так быстро, что даже не верилось. Только что на берегу стояла девушка, и вдруг она превратилась в загадочное существо и исчезла.

На Барнума нашел столбняк, он стоял как вкопанный с выпученными глазами и разинутым ртом. Леви ещё никогда не видел, чтобы у человека от удивления челюсть буквально падала на грудь.

– Леви? – с трудом выдавил Барнум каким-то чужим голосом, словно доносящимся издалека.

– Да, Тейлор?

– Она что, в самом деле превратилась в русалку?

– Вот именно, Тейлор, – усмехнулся Леви.

Барнум помолчал.

– Ты видел чешую?

– Да, Тейлор.

Тот помедлил ещё немного.

– Это ведь не обман, ты как считаешь?

– Ну как тут можно обмануть, даже не представляю, – сказал Леви.

– Да вот и я тоже, – согласился Барнум и озабоченно спросил: – Куда она делась – то?

С тех пор, как Амелия исчезла, Леви пристально вглядывался в морскую гладь.

– Наверное, решила поплавать. После появления в музее у неё ведь не было такой возможности.

– Ничего, когда будет готов аквариум, ещё наплавается вволю, – хмыкнул Барнум.

– Отнюдь, Тейлор, – заметил Леви, – аквариум с океаном не сравнится, океан всё же просторней будет.

– Лишь бы не уплыла от нас, – заключил Барнум.

Он уже пришёл в себя и говорил, как прежде, по-деловому, сосредоточившись на главном.

– Наконец-то удалось поймать настоящую русалку – и на тебе, попробуй теперь её разыщи.

– Барнум, ты её не поймал, – неожиданно резко ответил Леви. – Она пришла к тебе по своей воле, а захочет уйти – уйдёт. Она тебе ничего не должна.

Барнум успокаивающе махнул рукой.

– Ну ладно, ладно, не серчай. Никто её не держит, свободна как пресловутая пташка. Однако на эти наряды я кучу денег просадил.

– Она тебя не просила, – заметил Леви.

– И то правда, и то правда, – согласился Барнум.

Леви сомневался, что Барнум так запросто отступится. Наверняка постарается вычесть все издержки из жалования Амелии, так что придётся Леви держать ухо востро.

В этот момент послышался всплеск, и голова Амелии показалась над водой в пятнадцати – двадцати футах от берега. Русалка разглядывала Леви с Барнумом, покачиваясь на лёгких волнах, омывавших плечи.

Леви направился к воде, чтобы получше её разглядеть, желая как можно больше о ней узнать, и замер у самой полосы прибоя. Он не боялся промочить ноги, просто не хотел испугать Амелию. Как ни странно, повадками она больше напоминала животное, чем человека, вроде того оленя, на которого Леви наткнулся во время лесной прогулки. Попробуй шелохнись – умчится вдаль, и поминай как звали, только серебристый хвост мелькнёт на прощание.

Разглядеть её во всех подробностях не удавалось, но даже издалека было ясно, что человеческого в ней осталось немного. Серебристая рыбья чешуя покрыла всё тело, а не только ноги, челюсти вытянулись, лицо заострилось, нос стал короче, а ноздри шире. Она совершенно не походила на плод воображения художников-романтиков.

Она была не помесью женщины с рыбой, а чем-то неведомым, неземным, не принадлежащим ни Барнуму, ни кому другому.

Вдруг она не спеша направилась к Леви, не сводя с него серых глаз. Взгляд был тот самый, взгляд Амелии – открытый, требовательный, призывающий поверить увиденному, а не каким-то выдумкам.

Он понял, чего она хотела, и кивнул, глядя ей прямо в глаза. Принял, такой, какая она есть, отбросив собственные ожидания.

Вблизи, на мелководье, её, наконец, удалось разглядеть подробней: перепонки между пальцев, острые когти и сверкнувшие на мгновение очень острые зубы.

Пожалуй, морякам в дальнем плавании русалка могла померещиться соблазнительной нимфой лишь после изрядной порции рома. Русалка, представшая перед Леви, скорее полоснёт когтями по горлу, чем станет соблазнять.

Амелия подплыла ещё ближе, точнее подползла по едва скрытому водой песку, и потянулась вперёд, куда не достигал прибой, совсем рядом с тем местом, где Леви застыл в ожидании.

И тут чешуя исчезла, от кончиков пальцев, коснувшихся сухого песка, всё тело вновь покрылось гладкой белой человеческой кожей, словно выворачиваясь наизнанку, как будто внутри русалки таился человеческий облик.

Когда она дрожа поднялась на ноги, Леви кинулся за платьем и протянул ей, старательно отводя взгляд, чем, судя по всему, развеселил – она тихонько прыснула от смеха, натягивая одеяние через голову.

«Чудненько, – мрачно подумал он. – Все эти дни я из кожи лез, чтобы её развеселить, а достиг успеха, лишь пытаясь проявить деликатность».

Амелия ещё дрожала от холода, и Леви накинул ей на плечи сюртук.

– Благодарю, – сказала она и оглянулась. – Ну, мистер Барнум?

Леви совсем забыл про Барнума. Оглянувшись вслед за Амелией, он поймал какой-то странный взгляд своего партнёра. Интересно, что бы это значило?

– Что ж, миссис Дуглас, – ответил Барнум, – захватывающее зрелище. Определённо, такое увидишь нечасто.

Амелия кивнула.

– Теперь вы понимаете, что без морской воды ничего не выйдет. В аквариуме должна быть морская вода, не пресная. И понадобится песок или земля, к которой я прикасаюсь, чтобы превратиться обратно.

– Почему? – спросил Леви.

Амелия пожала плечами.

– Так происходит волшебство.

Позже, когда Амелия ушла в свою комнату, а Леви лежал на кровати, уставившись на маленького коричневого паучка, ползущего по потолку, Барнум спросил:

– Если у этой девицы есть волшебная сила… что же тогда, значит, бывают и феи, и ведьмы, и привидения? А если бывают, божьи они творения или дьявольские?

Таких речей от Барнума Леви ещё не слышал. Философские проблемы Тейлора обычно не интересовали.

– Если она здесь на земле, то, конечно, её создал Господь, – ответил Леви.

Сам он совсем не был в этом уверен, но хотел, чтобы Барнум и в мыслях не допускал, что Амелия – порождение зла. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– В Библии написано, что Господь создал всех животных и человека.

– Вот именно, – согласился Барнум. – Но кто же она? Человек с бессмертной душой или тупое животное?

– Она не животное, – огрызнулся Леви.

– Ну полно, не злись, – примирительно ответил Барнум.

– Достаточно с ней просто поговорить, и сразу ясно, что у неё есть душа, – добавил Леви.

Если бы Барнум слышал, как она оплакивает погибшего мужа, у него бы не осталось сомнений.

– Это не исключает того, что она послана Дьяволом искушать людей, – возразил Барнум.

Леви глубоко вздохнул. Надо отвлечь Барнума от этих мыслей. Если ему втемяшится, что Амелия – животное, то он скажет, что контракт недействителен и аннулирован, и у него есть право посадить её на цепь или в клетку. Леви не мог такого допустить.