Текст книги "Красная королева"

– Возможно, мне все это почудилось, – признала Алиса. – Ведь я считала, что права, оставляя деньги, вот и захотела во сне поблагодарить себя.

Тесак ухмыльнулся:

– Чувствуешь себя очень умной?

– Если это спасло нам жизни, полагаю, я имею на это право, по крайней мере во сне.

Ухмылка его увяла.

– Следы-то тебе не приснились. Какое-то существо точно подходило к нам ночью. Только вреда нам не причинило – то ли потому, что в этом не было нужды, то ли не захотело, а может, его сдерживала некая внешняя сила. «Она». Интересно, кто это?

– Исходя из сказанного, «она» – та, кто создал это место, а значит, она очень могущественна.

Уже во второй раз Алисе захотелось поговорить с Чеширским, и это желание ее порядком рассердило. Маленький волшебник едва ли был им другом, да и союзником был опасным, но у него, по крайней мере, имелись опыт и знания. И по какой-то неизвестной ей причине Алиса ему нравилась.

Возможно, она поступила глупо, разорвав их связь. Ей не помешал бы сейчас совет кого-то опытного и знающего. Хотя бы для того, чтобы выяснить, как опознать магию до того, как ее используют против них с Тесаком.

– Полагаю, те торты и булки не были отравлены, – сказала Алиса и услышала сомнение в собственном голосе.

– Если и нет, сейчас уже ничего не поделаешь, – хмыкнул Тесак.

«Это правда», – подумала Алиса. Как и то, что уже не в первый раз в своей жизни ей захотелось вернуться назад, исправить сделанное, принять другое решение. Сколько раз она мечтала о том, чтобы не быть в шестнадцать лет такой любопытной, не желать острых ощущений, не потащиться по глупости за Дор в Старый город, туда, куда не следует ходить приличным девушкам?

Но если бы она не пошла с Дор, не испытала бы того, чего никогда не должна испытывать невинная юная девица, то никогда бы не встретила Тесака – и не могла бы даже пожалеть об этом.

Ни один мужчина Нового города не мог бы любить ее так, как любил Тесак, – это Алиса знала наверняка. Его глубокое, всепоглощающее чувство отчего-то никогда не душило ее, не давило на нее. Оно было искренним, в нем не было корысти. Он ни о чем не просил и в то же время не скрывал своего желания. Тесак – он один такой на свете, и, не будь она сумасшедшей, у нее не было бы этого Тесака.

Поэтому не стоило мечтать о том, чтобы изменить прошлое, а нужно было научиться принимать его последствия и помнить, что не все они – скверные.

Они ели еду в заколдованной деревне. Значит, и результат этого поступка тоже нужно принять.

«Хотя, – размышляла Алиса, – было бы прекрасно, если бы деревня была просто деревней».

Ах, как бы она обрадовалась, если бы хоть раз вещи оказались именно такими, какими она их видела!

Они шли вдоль ручья примерно до полудня – он вел в сторону гор, а никакой приметной тропинки рядом не наблюдалось. Иногда в воде мелькали серебристые тельца рыбешек, и, когда время близилось к обеду, Тесак решил попытать счастья и порыбачить.

– Но ты ничего не знаешь о рыбалке, – запротестовала Алиса. – Ты всю жизнь прожил в городе.

– Ну, вряд ли это так уж трудно.

Тесак стянул рубашку и куртку, сбросил ботинки. Потом закатал штаны до колен, явив свету мертвенно-бледные костлявые ноги, на которых ясно различались проглядывавшие сквозь кожу вены и мышцы. Его обнаженный торс густо покрывали шрамы – напоминания о его жизни до психушки.

– В городе что ни день продают рыбу с картошкой, так что должен же кто-то уметь эту рыбу ловить, – сказал он.

– Эту рыбу привозят на лодках, – заметила Алиса. – На лодках, которые приходят с моря, а рыбу там ловят сетями.

Алиса вспомнила, как одна молодая няня повела ее однажды на прогулку в доки, предварительно взяв с Алисы торжественное обещание, что она ни за что не расскажет об этом родителям. Алиса была очень мала, годика три-четыре, и была так взволнована предстоящим приключением, что немедленно пообещала молчать. Она пообещала бы что угодно, лишь бы няня взяла ее с собой.

Ее мать всегда старательно избегала этой части Нового города, фыркая, что там «полно всякого сброда». Няня тащила за руку разинувшую рот малышку сквозь толпы крепких, потных мужчин, вонявших солью, рыбой, виски и табаком, мужчин с гнилыми зубами и в грязной одежде, мужчин с такими загорелыми руками и лицами, что они казались гостями из какой-нибудь экзотической восточной страны.

Повсюду царили шум и суета: люди кричали, таскали туда-сюда бочки, бывалые матросы чинили сети и паруса, драили причалы и грузили на борт припасы для следующего путешествия.

Было там и несколько человек, похожих на отца Алисы: одетые в строгие костюмы, они вели серьезные беседы с капитанами. Эти люди вкладывали деньги в мореходство – и постоянно следили за своими инвестициями.

Были там и другие представители высших чинов Нового города. Их вели в каюты в преддверии морского круиза, а они знай морщили носы. А Алиса думала: как было бы чудесно уплыть на большом корабле в далекую-далекую страну.

Ее няня остановилась возле одной из небольших рыбачьих лодок: ее окликнул ухмыляющийся молодой человек с волосами такими светлыми, что сложно было понять, русый он или блондин, и потрясающе голубыми глазами.

Его звали Матиас, и у него был странный акцент. Он сказал Алисе, что он из страны вечного льда и снега, где нет ничего зеленого и где полным-полно белых медведей, которые вдвое больше человека.

Алисе не верилось, но Матиас сказал, что это правда. Потом он посадил ее к себе на колени и угостил какой-то странной сушеной рыбой, у которой и вкуса-то не было, сплошная соль, и рассказал историю о женщине, влюбившейся в одного из этих белых медведей, а тот возьми и окажись заколдованным принцем.

Эта история так потрясла Алису, что ей тут же захотелось отправиться вместе с Матиасом, чтобы тоже выйти замуж за белого медведя и жить во дворце изо льда. Но матрос рассмеялся, чмокнул ее в щечку и ссадил на землю. Потом он и няня («Почему я не могу вспомнить ее имя? Его – помню, а ее – нет».) сидели рядышком на бочках, держась за руки и о чем-то воркуя, а Алиса играла, собирая странные вещи, которые находила на причале. Кусочек невода, забавный камешек, потускневшая монетка из каких-то далеких мест. Алиса бегала туда-сюда, стаскивая добычу к ногам милующейся парочки.

Вскоре она подобрала все, что было поблизости, и с каждым разом уходила все дальше и дальше в поисках чего-нибудь интересного. И вдруг, подняв глаза, осознала, что не видит больше лодки Матиаса, а повсюду вздымаются головокружительно-высокие мачты кораблей и деловито снуют люди, не замечающие ее.

Ей хотелось разрыдаться, но вместо этого она сделала пару неуверенных шагов, надеясь увидеть все-таки рыбачью лодку. Но вокруг не было ничего знакомого.

Алиса почувствовала, как все у нее внутри сжалось. Единственное, чего ей хотелось тогда, – это оказаться дома. Она была уверена, что уже пришло время пить чай; в животе урчало, руки дрожали, ей хотелось к маме, хотелось окунуться в вечно витавший вокруг нее сладкий запах роз.

И тут перед ней остановился мужчина, мужчина в респектабельном костюме и цилиндре Нового города, мужчина с добрым голосом и жестким голодным взглядом, мужчина, который предложил ей помощь и вытащил из кармана конфету.

Алиса потянулась к угощению, забыв о страхе, забыв о том, что нужно найти няню, и рука мужчины тоже потянулась к ней, и пальцы его сомкнулись на ее запястье.

А потом она услышала отчаянный крик:

– Алиса! Алиса! – и, обернувшись, увидела прямо перед собой белое-белое и мокрое-мокрое от слез лицо няни.

Та подхватила Алису на руки и отругала девочку за то, что она убежала. А когда няня уносила ее, Алиса увидела, что мужчина в цилиндре исчез.

Они больше никогда не ходили в доки. Несколько недель спустя няня ушла посреди ночи и больше не появлялась, что, конечно, очень рассердило мать Алисы, и она сердилась до тех пор, пока не нашла ей подходящей замены. Но Алиса надеялась, что няня сбежала в край льда и снега и нашла там Матиаса, большого белого медведя, зачарованного принца.

Внезапно лицо Алисы обдало брызгами, а когда она проморгалась, то увидела Тесака, с гордым видом держащего обеими руками бьющуюся пятнистую рыбу.

Алиса снова моргнула:

– Где ты ее взял?

– Поймал. Ты что, не видела? – Тесак приуныл. – Разве ты не смотрела?

– Извини. Я вспомнила… кое-что.

Только теперь она поняла, отчего у того мужчины был такой голодный взгляд, какое желание горело в его глазах, и осознала, в какой была тогда опасности. Что бы случилось с ней, слишком маленькой, чтобы сопротивляться или убежать? Не то же самое, что случилось позже, когда она встретила Кролика?

Она отогнала воспоминания, переключив внимание на Тесака, надувшегося из-за того, что она не оценила должным образом его труды.

– Извини, – повторила Алиса, глядя на рыбу, трепыхавшуюся все слабее. – И что ты собираешься с ней сделать?

– Выпотрошить и приготовить.

– Я не знаю, как готовят рыбу. – Алиса никогда не ела ничего, что не приготовил бы для нее кто-то другой. – Разве тут не нужен мясник, или торговец рыбой, или еще кто-нибудь в этом роде?

– Я – мясник, – заявил Тесак и принялся чистить рыбу с такой сноровкой, словно занимался этим всю жизнь.

Что ж, пока он разделывал свой улов, Алиса собрала охапку сухих веток и ухитрилась-таки, после нескольких попыток и наставлений Тесака, развести костер. Вскоре насаженные на палочки куски рыбы жарились над огнем, и они устроили чудесный пикник – с деревенским хлебом и водой из ручья.

Впрочем, насчет хлеба Алиса засомневалась. Не хотелось ей больше глотать волшебную пищу, хотя Тесак заявил, что поскольку они уже отведали магической стряпни, то какая теперь разница – ну, съедят еще немного. А Алиса все колебалась, с подозрением посматривая на хлеб, сотворенный при помощи магии.

«Это глупо, правда. Ты бы с радостью его съела, если бы наколдовала эту буханку сама».

Тесак заметил ее неуверенность и, отломив горбушку, отправил ее в рот, заявив:

– Если не хочешь, я сам все съем.

И Алиса принялась за хлеб.

Хотя все равно беспокоилась, что это может быть каким-то образом использовано против них. В сказке такая еда привела бы их к избушке ведьмы, которая держала бы гостей в темнице до тех пор, пока они бы не разжирели, – и сожрала бы их.

А может, хлеб вообще не был бы хлебом, а только казался таким. Алиса почти ожидала обнаружить в тряпице не свежую буханку, а источенный червями ком грязи или еще что-нибудь столь же отвратительное. Однако хлеб по-прежнему оставался хлебом, и она даже не знала, радует ли ее это или расстраивает.

«А ведь тут все элементы сказки в наличии», – подумала Алиса. Заколдованная деревня, загадочные существа в ночи. И все же что-то казалось не совсем верным, что-то не вписывалось, не складывалось – и оттого не вело к ожидаемому концу.

Алиса и Тесак ушли из деревни без борьбы, не было никакого противостояния. И, если верить сну Алисы, удалось им это благодаря ей. Это она настояла на том, чтобы заплатить за продукты и вещи в магазинчиках.

Впрочем, она отчего-то не думала, что все так просто. Зачем устраивать ловушку – теперь-то Алиса была абсолютно уверена в том, что деревня была именно ловушкой, – а потом позволять рыбке уплыть из сети?

– И почему мы никогда не видели источника того света в пустыне? – пробормотала Алиса, когда они собирали вещи, чтобы снова тронуться в путь.

– А что? – спросил Тесак.

– Да ничего, – ответила Алиса.

Ни к чему тревожить Тесака своими беспочвенными волнениями.

Деревья теперь стали встречаться гораздо чаще, а ручей свернул в сторону, отклонившись от курса на восток, которого придерживались Алиса с Тесаком.

На опушке леса Тесак остановился, разглядывая землю.

– Оленья тропа. Можем пока что идти по ней.

– Откуда ты столько об этом знаешь? – с подозрением поинтересовалась Алиса. – Об оленьих тропах, о рыбалке и тому подобном? Ты же никогда в жизни не покидал Город.

Тесак пожал плечами:

– Ну, не знаю. Знание приходит, когда мне нужно, как тогда, когда мы сбежали из лечебницы и искали Бесс.

– Это, по крайней мере, имело смысл. Ты же бывал там прежде – и, так сказать, руководствовался чутьем. Но это…

– Возможно, быть ясновидящим означает нечто большее, чем просто видеть будущее, – сказал Тесак. – Может, я способен призывать какую-то иную силу.

«А может, – подумала Алиса, прищурившись, – кто-то тебе помогает. Кто-то, кого я выгнала из своей головы. Но он ведь не обещал, что не заберется после этого в твою».

Но вслух она ничего не сказала. Не было у нее никаких доказательств вмешательства Чеширского, хотя относительная легкость, с которой они прошли через выжженную пустыню, только усилила ее подозрения. Чеширский любил расставлять фигуры на шахматной доске и убирать их по собственной прихоти. Если ему по какой-то причине было выгодно увести их от загадочного света в пустыне, то Чеширский не побрезговал бы использовать Тесака.

А в голове Тесака столько шума, что он и не заметил бы чьего-то присутствия. Что ж, Алиса будет пристально наблюдать за ним и посмотрит, не проявится ли в его поведении влияние Чеширского.

Тесак уверенно углубился в лес, будто знал, куда идти. Что же до Алисы, то ее беспокойство только росло по мере того, как чащоба становилась гуще.

Она никогда не бывала в настоящем лесу. Аллеи в городе были усажены тщательно подстриженными, расположенными в строгом порядке деревьями, дающими ровно столько тени, сколько нужно прогуливающимся в полдень нянькам, толкающим детские колясочки.

Возле дома, где прошло детство Алисы, был большой парк, но даже там деревьев было мало – они торчали тут и там среди полей ухоженной травы. Не было в Городе таких мест, где стволы стояли бы так плотно друг к другу, что, протискиваясь между ними, можно было изодрать одежду, где деревья наполняли бы воздух запахом коры и гниющих под ногами листьев. Мир этот казался Алисе совершенно чужим, и она вовсе не была уверена в том, что он ей нравится.

– Тут так тихо, – прошептала Алиса, и ее голос заполнил все пространство.

Здешняя тишина угнетала, подавляла, рождая ощущение, что лес затаился, дожидаясь возможности сделать… Алиса не знала, на что именно был способен лес, но ощущение было не из приятных. Ей казалось, что она никогда больше не увидит неба и солнца. Над головами зловеще нависал зеленый полог ветвей, сплетенных в вечном объятии.

– Да, – откликнулся Тесак еще тише; голос его был так слаб, едва ли громче вздоха. – Ни птиц, ни белок, ни оленей, по тропе которых мы идем.

Конечно, теперь, когда он упомянул об этом, Алиса заметила, что не слышит ни щебета, ни цоканья, ни шороха – не слышит всех тех звуков, которые ожидаешь услышать в лесу, даже если никогда не бывал там прежде. И ничто тут не двигалось, кроме них самих.

– Что все это значит? – спросила Алиса.

– Это значит, – ответил Тесак, и топор словно бы сам собой появился в его руке, – что где-то тут охотник, а те, на кого охотятся, попрятались кто куда.

– Но не мы. – Алиса огляделась по сторонам. Тени стали гуще, зловещее, они сливались в фигуры, которые, может, и бывают на самом деле – а может, и нет. – Что, если он охотится на нас?

– Уверен, что так и есть. – Глаза Тесака сверкнули.

Алиса знала, что он жаждет этого: напряжения охоты, мучительной тишины перед тем, как кровь вскипит в венах, перед жестокой бойней. Алиса могла бы понять Тесака – но только не эту его потребность. Она дралась лишь тогда, когда это было необходимо, защищая свою – или его – жизнь. И она никогда не поймет наслаждения от ощущения тающей под клинком плоти (если не считать плоти Гусеницы).

«Ну, это ведь совсем другое, верно? Он же держал тех девушек в плену ради собственного развлечения».

Как странно, размышляла Алиса. Она думала, что, покинув Город, оставит позади и все его ужасы, отбросит их, как змея, выскальзывающая из старой кожи. А вместо этого кошмары возвращались к ней снова и снова – Гусеница, Морж, Чеширский, Кролик, девушки, которых использовали и сломали, кричащие девушки, которых вытаскивали из их домов и похищали на улицах. Такие же девушки, какой когда-то была Алиса.

– Алиса, – окликнул ее Тесак.

Только теперь она заметила, что он продолжает идти – в то время как сама она остановилась, вглядываясь в дыру своего прошлого, вместо того чтобы искать опасность в настоящем. Алиса поспешила к Тесаку.

– Если не будешь смотреть в оба, скоро окажешься в чьей-нибудь похлебке, – предостерег Тесак.

Алиса кивнула, зная, что это правда. Но знала она и то, что не может прекратить эти погружения в прошлое – как и Тесак не сможет справиться со своей кровожадностью. Иногда соблазн мыслей и воспоминаний становился слишком силен, утаскивая ее из реального мира и затягивая в глубины сознания. Соблазн этот проистекал, вероятно, из всех лет, проведенных в лечебнице, когда компанию Алисе составляли лишь собственный разум да голос Тесака из мышиной норы.

Правда, оставалось еще и смутное воспоминание о голосе матери, резком и нетерпеливом: «Выпрями спину и прекрати мечтать, Алиса!»

Да, она была мечтательным ребенком, и жизненный опыт ее мало изменил. Несмотря на опасности, подстерегающие их на каждом шагу, Алиса, похоже, никак не могла сосредоточиться на том, что делает в данный момент.

Несколько минут Алиса и Тесак молча шагали по лесу плечом к плечу, и Алиса почувствовала, как скручивающее тело и нервы напряжение покидает Тесака. Лес, однако, хранил свои секреты, и она уже начала думать, что тут просто вот такое тихое место – без животных. Почему то, что они не видят никаких грызунов, обязательно должно означать что-то зловещее? (Но и – никаких птиц? Никакого жужжания насекомых? Вообще ничего?)

А потом она услышала.

Звук был таким слабым, что его легко можно было принять за шелест листвы на ветру. Только вот ветра не было. Воздух оставался густ и неподвижен, и Тесак остановился, вскинув руку, – и Алиса тоже замерла.

Его серые глаза сделались стальными, жесткими и настороженными, лицо будто окаменело, но губы чуть шевельнулись – ровно настолько, чтобы Алиса смогла прочитать по ним: «Сзади».

Да, она всегда была мечтательной, но еще она всегда была любопытной – и поэтому обернулась, чтобы посмотреть, что там, прежде чем Тесак изготовился к удару. И задохнулась, потрясенная. Крик ужаса застрял в горле. Там было нечто – нечто, чего она никогда даже не представляла, и находилось оно очень, очень, очень близко.

Прямо за спиной. Длинные пальцы тянулись к тому месту, где секунду назад был ее затылок. Лицо существа было чудовищно расплющено, как будто череп его сперва раздавили, стиснув между двумя плитами, а потом какой-то ребенок, балуясь, вытянул твари нос и подбородок.

Конечности создания тоже были неестественно удлиненными, хотя все тело скрючилось так, что лицо находилось на уровне глаз Алисы. Пятнистую зеленоватую кожу покрывала какая-то желтоватая, сочащаяся из пор слизь. На существе было что-то вроде куртки, сшитой из кожаных лоскутов, и Алисе показалось, что некоторые из этих клочков очень похожи на человеческую кожу.

Все это Алиса осознала в одно мгновение, а потом в ее ноздри проник запах твари, вонь разложения и смерти, и она, задохнувшись, отшатнулась от этих длиннющих жадных пальцев.

Существо, зашипев, сделало шаг вперед, продолжая тянуться к Алисе. Но тут Тесак взмахнул топором, так сильно и быстро, что Алиса ощутила, как всколыхнулся потревоженный воздух, когда лезвие просвистело мимо нее. Она крепко зажмурилась, ожидая, что сейчас ее обдаст горячими брызгами крови и раздастся предсмертный хрип преследовавшей их твари.

Но ничего такого не произошло.

Алиса осторожно открыла глаза и обнаружила Тесака, ошеломленно пялящегося на пустое место – туда, где только что стояло чудовище.

– Куда оно делось? – недоуменно спросила Алиса.

Тесак никогда не промахивался. Это была истина – непреложная истина, такая же, как восход солнца и синева ее глаз. Тесак никогда не промахивался, если уж достал топор и нанес удар. И все же, каким-то образом, сейчас он промахнулся.

– Оно исчезло, – пробормотал Тесак и покачал головой. – Нет, не совсем так. Оно вроде как… ну, запнулось, мелькнуло передо мной – а потом я его больше не видел.

Образ твари стоял перед глазами Алисы, такой четкий, как будто существо никуда не делось, только тянулось теперь не к ее шее, а уже к лицу.

– Как думаешь, это чудище было настоящим?

Сердце Алисы неистово колотилось, и она сама слышала, как дрожит ее тихий голос.

Эта «встреча» ужасно встревожила ее, встревожила куда сильнее, чем можно было представить, с учетом всех тех ужасов, что она уже видела. Как бы ее успокоил сейчас окровавленный труп монстра, валяющийся у их ног! Тогда, по крайней мере, Алиса знала бы наверняка, что чудовище существовало на самом деле.

Тесак принюхался.

– Запашок вполне настоящий. До сих пор воняет.

– Если оно настоящее, то что это? Что ему от нас нужно?

И вновь сила собственного страха удивила Алису. Существо выглядело каким-то страшилищем из детской сказки, из тех, что выползают из-под кровати в темноте и тянут, тянут свои длинные тонкие руки, чтобы выхватить маленькую девочку из-под одеяла прежде, чем она закричит. Оно походило на…

– Гоблин, – выдохнула Алиса, вспомнив служанку по имени Лизл, которая пришла из леса в высоких горах, что лежали далеко-далеко от Города.

Она рассказывала Алисе о гоблинах и ведьмах, живущих в пряничных домиках, куда они заманивали детей. А еще о девочках, которые отрубали себе пальцы на ногах, чтобы ступня поместилась в хрустальную туфельку.

По мнению Алисы, то были не очень приятные сказки, хотя Лизл и утверждала, что они детские.

– Что за гоблин? – спросил Тесак.

– Нечто, чего не должно существовать, – пробормотала Алиса.

Существо, стоявшее здесь секунду назад, все еще не казалось ей настоящим. Легко принять присутствие в мире магии животных, которые умеют говорить, если ты умеешь их слушать, и даже русалок. Легко принимать милое и приятное (хотя магия не всегда используется для милого и приятного, не так ли?), но смириться с присутствием чудовищ, особенно тех, что были родом из детских сказок, отчего-то куда труднее.

Разуму хотелось отстраниться, отвергая реальность гоблина, отрицая, будто глаза видели то, что они видели, притворяясь, будто нос вовсе не чуял этого смрада, забывая о том, что длинные пальцы едва не прикоснулись к твоей шее.

Алиса тряхнула головой, приказывая себе не валять дурака. Она встретилась с Бармаглотом и победила его…

(Алиса.)

…и, конечно, нынешнее пугало – ничто по сравнению с ним.

(Я все еще здесь, Алиса.)

Кажется, из свертка грязной одежды на дне мешка раздался мрачный смешок, но Алиса не слышала его. Нет, не слышала.

Тесак присел на корточки, рассматривая место, где стояло существо. Алиса не видела никаких следов, никакого намека на то, куда чудовище исчезло. Она помнила, как мельком заметила длинные, непомерно большие лапы с кривыми черными ногтями, которые точно должны были оставить на земле следы, царапины или еще какие-нибудь отметины. Но ничего не было. Тесак долго осматривался, потом поднялся и расстроенно поскреб щеку.

– Уж не знаю, что это за гоблин такой, но исчез он чертовски быстро. Если бы мы оба его не видели, я бы сказал, что его тут вообще не было.

Задумчиво постукивая обухом топора по левой ладони, он оглядывал лес. Алиса видела, что глаза его полны тоски и желания поохотиться на тварь, ускользнувшую от его клинка.

– Пойдем, Тесак, – сказала она с решимостью, которой, правда, не чувствовала. – Если оно появится снова, ты попробуешь убить его еще раз.

Алиса знала, что он не сдвинется с места, если она останется стоять, потому что Тесак никогда не позволил бы ей бродить по лесу без защиты. Поэтому сделала то, чего ей вовсе не хотелось делать. Задрала подбородок и притворилась, будто не чувствует себя испуганной мышкой, желающей нырнуть в ближайшую норку. Притворилась, будто ее трепещущее сердце не сжимается в груди, пытаясь стать маленьким и незаметным. Притворилась, будто не боится оглянуться через плечо и увидеть не острые скулы Тесака, а расплющенную морду гоблина. Притворилась – и зашагала вперед.

И секунды не прошло, как нагнавший ее Тесак похлопал Алису по плечу:

– Я расправлюсь с ним в следующий раз. Не волнуйся.

– Я и не волнуюсь, – ответила Алиса.

Но она волновалась. Потому что Тесак никогда не промахивался. А в этот раз промахнулся.

Они шли и шли, оба погруженные в свои мысли. А в лес тем временем вернулись птицы и бурундуки, и в кустах кто-то шелестел. И даже оленьи рога мелькнули между деревьев. В другое время Алиса, наверное, вскрикнула бы от удивления и принялась бы показывать пальцем на дикого оленя – но только не сейчас.

Страх переполнял ее, как яд, разливаясь по всему телу от яремной ямки – того места, которого едва не коснулся гоблин. Ей было ужасно холодно, озноб пробирал до костей, руки дрожали так сильно, что она сжала в карманах кулаки, чтобы Тесак не заметил, как ее трясет.

Алиса не могла объяснить, почему гоблин так напугал ее – напугал сильнее, чем все, что она когда-либо видела, сильнее, чем Чеширский, сильнее, чем Морж, даже сильнее, чем тот, о ком она не собиралась думать, потому что хотела забыть его. Она знала только, что тени удлиняются, свет меркнет, и ей хочется укрыться своим плащом с головой, пока солнце не покажется вновь.

Однако Тесак был другого мнения. Темнота пробудила в нем хищника, и, в то время как лесные звери и птицы устраивались в своих норах и гнездах, он скалил зубы, точно волк.

А в голове Алисы все звучал голос Лизл, той давнишней няньки, что пришла из далеких лесов.

Бабушка, бабушка, почему у тебя такие большие зубы?

Нет, Тесак не был волком в овечьей шкуре. Он был волком в облике человека, убийцей, вынужденным притворяться обычным горожанином. И теперь, в этом грубом, первобытном, далеком от цивилизации месте его природа могла наконец-то взять свое и развернуться во всю мощь.

Алиса почувствовала перемену, почувствовала предвкушение, растущее в нем. А потом она увидела гоблина, и сердце ее пропустило удар, а кровь в жилах заледенела.

Он стоял прямо перед ними, на тропинке, – темный силуэт, не вписывающийся в орнамент тесно стоящих стволов. Странно, что Алиса вообще смогла рассмотреть что-то после захода солнца. Оказывается, ночь не была непроглядно-черной. Оказывается, мрак бывает разных оттенков – и оттого чудовища бросаются в глаза даже посреди темного-темного леса.

Она прищурилась, не вполне уверенная, что гоблин все-таки там. Возможно, это всего лишь воображение или какая-нибудь корявая ветка и никого перед ними нет.

А Тесак бормотал что-то себе под нос, снова и снова повторяя одну и ту же фразу, с каждым шагом произнося ее чуть громче. Алиса подалась к нему и прислушалась.

– Ночь жива, жив и я, – говорил он каким-то хриплым, утробным голосом. – Ночь жива, жив и я. Ночь жива, жив и я.

От этих слов мурашки побежали по спине Алисы. «Я не могу потерять его, – подумала она. – Тесак, не покидай меня».

Она потянулась к нему, не зная еще, что сделает, не зная, какие слова удержат его рядом с ней, какие слова помогут ему остаться человеком.

А потом ночь ожила.

Заскрежетала кора, заскрипели сучья, зашелестели трущиеся друг о друга листья. Раздалось шипение, точно тысячи змей вдруг запели хором. Далеко позади что-то загрохотало, точно нечто громадное, замыслив недоброе, продиралось сквозь лес. Завыл волк, потом еще один, и еще.

Алиса вертела головой, озираясь, не зная, какая из угроз самая страшная. Может, деревья сейчас схватят ее, оторвут от земли? Или волчья стая набросится на них и разорвет в клочья? Или гоблин вернется закончить свое дело?

Волчий вой прозвучал вдруг очень близко. Ужас объял ее, и она медленно обернулась, ожидая наткнуться на сверкание желтых глаз и острых белых клыков. Но единственные глаза, которые она увидела, были серыми, хотя и налитыми кровью, а в убийственной улыбке обнажились вполне человеческие зубы.

– Ночь жива, Алиса, – сказал Тесак. – Жив и я.

Алису затрясло от страха – страха, удивившего ее саму. Она была на взводе с момента появления гоблина и не думала, что может испугаться еще сильнее, – но, оказалось, может. И еще – ну, Тесак никогда не пугал ее прежде. Напрямую – нет. Алиса чувствовала себя в безопасности, абсолютно уверенная, что он никогда не причинит ей вреда.

А теперь он почти превратился в волка, каким она его и представляла, в волка, который был заперт в клетке – и вдруг вырвался на свободу.

– Ночь жива, Алиса, – повторил он, приблизив лицо к ее застывшему лицу.

Она не шевелилась, да и дышать-то едва осмеливалась. Тело оставалось неподвижным, но в голове стремительно проносились ужасные картинки: то, что может случиться с ней, если Тесак сорвется. В частности, образ разбросанных по лесной подстилке маленьких окровавленных кусочков…

Завтра он пожалеет об этом. Несомненно, пожалеет. Но сделанного будет уже не исправить, и Алисы не будет рядом, чтобы укорить его.

Что-то громадное продолжало с грохотом двигаться в их сторону. Алиса слышала, как оно приближается, ломая кусты и ветви, распугивая лесную мелюзгу, с визгом убегающую от чудовища. Этот гигант раздавит их в мгновение ока, и уже не будет иметь значения, что Тесак сошел с ума – или, точнее, стал чуть безумнее, чем раньше.

А Тесак словно и не слышал поступи монстра. Он прислушивался к чему-то другому, к чему-то, что говорило только с ним.

Краем глаза Алиса заметила движение: то раскололся лес перед великаном. Несколько маленьких зверьков с длинными хвостами пронеслись по ее ногам. Поразительно, что даже в такой момент, уверенная, что вот-вот либо ей перережут горло, либо ее раздавит гигантское существо, Алиса успела подумать о том, как сильно она ненавидит крыс, и внутренне передернулась, ощутив касание хвостов, скользнувших по носкам ее ботинок.

Потом Тесак наклонился к ней, укусил за нос – но нежно, очень нежно – и бросился в чащу.

Алисе, наверное, следовало удивиться («он бросил меня!»), но чудовище уже нависло над ней, и ей тоже нужно было бежать.

Нет, она не могла последовать за Тесаком. Тьма поглотила его слишком быстро. Сойдя с тропинки, она тут же заблудится, потеряется, в этом нет никаких сомнений. Но ревущий великан шагал прямо по тропе.

«Наверх, дуреха, наверх».

Алиса вслепую рванулась к ближайшему дереву, подтянулась, царапая башмаками кору, и полезла вверх по стволу. Еще совсем недавно у нее просто не хватило бы на это сил, но голод больше не мучил ее, а еще приключения закалили Алису, сделав гораздо выносливее, чем она была в лечебнице. Кроме того, испуг – мощный стимул.

Думала она сейчас только о том, как убраться с пути великана. Она не знала, насколько он высок – казался-то он огромным, – поэтому продолжала карабкаться, не обращая внимания на сердитых белок и вспархивающих с ветвей раздраженно чирикающих птиц. Она взбиралась, обливаясь по́том, и руки скользили по дереву, но она взбиралась, пока у нее не закружилась голова. И тут Алиса поняла, что выше ей уже не подняться.