Текст книги "Красная королева"

Она посмотрела вниз и только теперь осознала, что залезла выше, гораздо выше, чем собиралась. Земли не было видно, а тьма под ногами казалась пропастью, бездонной пастью, готовой проглотить ее.

А гигантское существо, кем бы оно ни было, исчезло. Грохот, треск, стук уже удалялись, затихая, а Алиса, потрясенная, объятая ужасом, даже этого не заметила.

Она оказалась на такой высоте, что живот болезненно скрутило от ужаса. О чем она вообще думала? Как она теперь спустится? Куда убежал Тесак, как ей найти его? И что ей делать, если она не сможет его найти? Отправиться дальше без него? Или вернуться в Город?

Нет, в Городе у нее нет будущего. Она это знала. Семья не обрадуется, обнаружив, что Алиса жива. А если возвращаться не к семье, то куда? Остается только Чеширский, а Алиса не желает быть его игрушкой, орудием в его руках.

Она прищурилась, пытаясь отыскать надежную точку опоры. Но все было мягким, расплывчатым, неразличимым. Теперь она поняла, что слабый свет звезд и луны просачивается сквозь лесной полог, что и позволило ей быстро взобраться наверх. Но уверенность мигом улетучилась, как только возникла необходимость спуститься.

Руки Алисы обнимали особенно толстый сук, и она подумала, что могла бы усесться на него. Оставаться на одном месте казалось самым разумным вариантом. Внизу ничего не видно, Тесак пропал, гоблин может быть где угодно. Блуждать сейчас по лесу – пожалуй, самое глупое, что она могла бы сделать.

Алиса поднапряглась, подтянулась и уже на ветке осознала, что та, хотя и была куда толще других, едва ли достаточно широка, чтобы разместиться на ней с удобством. Руки дрожали, поэтому Алиса обхватила сук ногами, словно оседлала лошадь, и попыталась половчее прислониться к стволу. Половчее никак не получалось, особенно с мешком за спиной.

Что ж, Алиса развернула мешок, так чтобы лямки остались на плечах, но сам мешок повис спереди, точно живот у беременной. Не хотелось ей рисковать и переживать о том, как бы ненароком не уронить поклажу, как бы то, что она хочет забыть, внизу не попало в чужие руки.

Удобнее не стало – только кора царапала затылок, да воображение услужливо рисовало жуткие картинки. Например, портрет Алисы, сидящей на дереве, точно сумасшедшая птица. Как бы Алисе хотелось, чтобы ноги ее стояли на твердой земле – где им и положено стоять. Как бы хотелось, чтобы Тесак вернулся к ней – желательно, утихомирившийся. Как бы хотелось (хотя в этом было немного стыдно признаваться даже себе самой), чтобы их поиски Дженни закончились.

Они шли на восток, руководствуясь лишь слухами. Может, дочь Тесака вовсе не там, где они полагают. Может, Дженни вообще уже нет в живых. А если она и жива, кто сказал, что она вспомнит отца? Что, если поход Алисы и Тесака через лес, через горы и пустыню был напрасным?

И было еще кое-что. Тот разговор, который то ли она услышала, то ли он ей приснился. Беседа трех огромных теней в ночи, говоривших о «ней» и об источнике света, который Алиса с Тесаком видели, пересекая опаленную землю.

Как много тревог и терзаний, как много неизвестного, что может повлиять, а может и не повлиять на их путешествие. Острый страх (как перед гоблином, так и перед Тесаком) отступил, оставив ее опустошенной и измученной. Голова Алисы свесилась на грудь, она клюнула носом – и тут же резко выпрямилась, испугавшись упасть со своего ненадежного насеста. Здесь нельзя спать. Это небезопасно.

Она слышала, как успокаивается лес, как звери, птицы и деревья затихают на ночь. Стук ее собственного сердца тоже унялся, когда она посмотрела на звезды, крохотные точечки света, едва различимые сквозь листву. Лицо овевал прохладный ветер, и, хотя Алиса в лесу ориентировалась слабо, ей показалось, что дует он с гор.

«Там будет холодно, – подумала она. – Вершины покрыты снегом».

Алиса никогда не видела снега – такого, какой бывает в северных краях. В городе иногда падали редкие хлопья, но не укрывали улицы белоснежным одеялом, а мгновенно превращались в серое слякотное месиво. Занятно, каково это – идти по толстому хрусткому ковру, идти, идти – и, возможно, встретить белого медведя, совсем как в тех сказках.

«Медведя, который превратится в принца», – подумала Алиса и грустно улыбнулась самой себе. Ее принц не медведь, а безумец. Алиса уже поняла, что любовь не выбирают. Если бы сейчас из ниоткуда вдруг появился королевский отпрыск и предложил ей светлое будущее, она бы отказалась, поскольку знала, что никогда не полюбит никого, кроме человека с серыми глазами и окровавленными руками. Думает ли он о ней сейчас, гадает ли, почему она не последовала за ним? Или совсем забылся в азарте охоты и не вспомнит про Алису до самого утра?

Она поежилась под порывом ветра и ссутулилась, обхватив себя за плечи.

«Холодно. Так холодно».

Веки тяжелели и опускались; дыхание становилось медленным, ровным. Вскинувшись, Алиса поерзала на ветке.

«Я упаду. Нельзя падать. Нельзя спать».

Но было холодно, и холод нагонял сон.

«Холодно. Так холодно».

Алиса стояла перед прозрачным дворцом, что находился на самой высокой вершине самой высокой горы. Руки ее дрожали так сильно, что она едва чувствовала их, а когда она посмотрела вниз, то увидела, что кончики пальцев посинели. И ног в башмаках она уже не ощущала, и зубы ее громко стучали.

Дворец сверкал на солнце. Таких красивых зданий Алиса никогда прежде не видела. Но красота эта была холодной, и что-то тут было не так. Совсем не так. Она наклонила голову, прислушиваясь. Ветер свистел в ушах, пел ледяную песню, но под этим свистом скрывалось нечто иное. Визгливый, несмолкающий женский смех, в котором не было радости.

А еще крик. Детский крик.

Звук был таким ужасным, таким надрывным, что Алиса зажала ладонями уши, пытаясь отгородиться от этого вопля, притвориться, что она не слышала его вовсе.

Но крик ввинтился в череп, проник в мозг, засел там, глубоко-глубоко внутри, въелся в кости, в кровь, в плоть, и она знала, что всегда будет слышать его, во сне и наяву, всегда – пока дети будут кричать.

Потому что они зовут ее.

«Нет, – подумала она. – Нет».

И она побежала, не обращая внимания на то, куда несут ее ноги, побежала, поскальзываясь на льду, и переступила край пика, самого высокого пика самой высокой горы, и почувствовала, как падает в никуда, но крик продолжал преследовать ее, так что даже в смерти она не спасется от этих кошмарных воплей.

Глаза Алисы открылись, и она увидела, что падает, падает на самом деле. Несмотря на все предосторожности, она все-таки задремала, сидя на ветке, – и вот теперь за это расплачивается. Она все еще слышала крик из своего сна – эхо его последовало за ней в явь.

Ветер свистел в ушах. Спина выгнулась дугой, руки взлетели вверх, будто хватаясь за небо. Осталась всего секунда, чтобы приготовиться к жесткому удару о землю, к слепящей вспышке боли в ломающихся костях.

Но ничего не случилось. Она врезалась во что-то кожистое, упругое и очень, очень вонючее – так, верно, воняет серное болото. Перед глазами мелькнуло огромное лицо: выпученные зеленые глаза, заросшие волосами ноздри гигантского носа-картошки – и все потемнело, когда чьи-то пальцы сжали ее, и рокочущий голос торжествующе проорал:

– Поймал!

Тело ее ломалось, хотя и не так, как она ожидала, когда падала. Хватка существа сминала ее, но, что еще хуже, Алиса не могла дышать. Чудовищная вонь мерзкой кожи душила ее, Алиса давилась рвотными позывами; еще миг – и ребра ее треснут, осколки пронзят сердце, и она умрет.

«Тесак».

Мысль, или желание, или беззвучный крик – все равно что, но этот зов станет ее последним словом.

И вдруг в легкие хлынул воздух, невыносимое давление исчезло, но перемена оказалась неутешительной, поскольку чудовище, разжав руку, ухватило добычу за лодыжку и подняло на уровень собственных глаз. Мешок больно стукнул Алису по затылку, кровь прилила от ног к голове.

Великан, прищурившись, осматривал ее.

– М-да, ни то ни се, на один зуб, – пророкотал гигант. – Но сойдет, пока я ищу твоего дружка.

Существо разинуло рот, показав растрескавшиеся желтые зубы и огромный серый язык. Из пасти его несло таким смрадом, будто бы в брюхе твари было полно мертвецов.

«Это будет последним, что я увижу в своей жизни», – подумала Алиса и решила, что смерть от руки Бармаглота была бы, по крайней мере, куда менее отвратительной.

Пузырек с чудовищем (бабочкой) по-прежнему лежал в мешке, так что, выходит, склянку тоже переварят, и значит, Алиса может пойти на смерть с чистым сердцем. Она зажмурилась, не желая видеть, как будет соскальзывать вниз по глотке монстра, не желая больше ничего знать. Она надеялась только, что все произойдет быстро. Что ей не будет больно.

И тут вдруг опять что-то случилось. Неожиданно – как, похоже, всегда случалось с Алисой.

Когда великан отпустил ее и она уже летела в слюнявую серую пасть, другая громадная рука перехватила ее, остановив падение.

– Нет, Треска! – рявкнул второй великан, держа Алису за щиколотку и потряхивая рукой. – Ты знаешь правила. Ты знаешь ее закон. Они не причинили вреда, и мы не должны причинять им вред.

От жестикуляции великана Алисе казалось, что все ее внутренности вот-вот поотрываются и вывалятся изо рта, и что же тогда с ней будет?

«Ты умрешь», – кисло подумала она. Ну и какая разница, что принесет ей смерть – желание одного гиганта или небрежность другого?

– Но я го-о-олоден, Судак, – захныкал первый великан, тот, которого второй назвал Треской. Точь-в-точь как ребенок, выпрашивающий лимонное мороженое в зоопарке. – Мы так давно не кушали человечинки. С тех самых пор, как он назло принялся сжигать все подряд. К нам целую вечность никто не приходил, только вот эта штучка да ее дружок. Никто больше не хочет пересекать равнины.

– Так никого и не осталось, чтобы пересекать равнины, – ответил второй, которого, видимо, звали Судак.

«Какие странные имена у этих великанов», – подумала Алиса. Что ж, есть хотя бы о чем подумать – кроме того, что она висит вверх тормашками и раскачивается при каждом движении руки Судака.

– Но это не дает тебе права нарушать ее законы. Она сказала, что накажет нас, и ты прекрасно знаешь, что так она и сделает, – заявил Судак.

– Не знаю уж, как она может наказать нас хуже, чем уже наказала, – пробормотал Треска.

– Уверен, воображение у Королевы получше, чем у тебя, – ответил Судак. – Да у любого червяка оно получше будет.

– И что это значит? – взревел Треска.

– Это значит, что ты – просто эгоистичная шавка, да только у тебя даже собачьих мозгов нет! – рявкнул в ответ Судак и в очередной раз энергично встряхнул Алису.

Внезапно она решила, что с нее довольно, спасибо. Алиса открыла рот и испустила такой душераздирающе-пронзительный крик, что оба великана оцепенели.

Судак поднес ее к глазам, больше похожим на огромные валуны; Алиса подумала, что хоть она довольно высокая, но недотянула бы и до половины длины его носа. Потребовалось бы поставить друг на дружку семь или восемь Алис – нижнюю на уровне подбородка, – чтобы верхняя смогла дотронуться до лба исполина. Физиономия второго великана была почти идеальной копией морды первого.

– Эй, и что это значило? – поинтересовался тот оскорбленным тоном. Ну что за наглец?

Постоянные падения, и качания, и тряска, и крик, и угроза неминуемой смерти лишили Алису дыхания, но она все-таки умудрилась выдавить:

– Переверни… меня…

Видимо, только теперь заметив бедственное положение Алисы, Судак с некоторым смущением опустил ее на ладонь:

– Извините, мисс. Просто я разозлился на своего брата и забыл, что держу вас.

– Да, понимаю. – Алиса попыталась сделать вид, что ей приходится каждый день наблюдать споры великанов, но у нее, конечно, ничего не получилось; пошатнувшись на руке Судака, она волей-неволей села. Да хоть бы и легла, раскинув руки и ноги – все равно без труда уместилась бы на этой широченной ладони. – Может быть, теперь ты поставишь меня на землю? Я бы чувствовала себя куда лучше, будь у меня под ногами земля. Хотя и твоя рука, конечно, прекрасна.

Она поспешила добавить последнюю фразу, не желая обидеть великана – а то вдруг он решит, что ей все-таки лучше будет в желудке его братца.

– Конечно-конечно, мисс. – Судак наклонился и опустил руку.

В этот момент Алиса увидела нависшие над ней лица обоих гигантов – и заметила, какая злоба горит в глазах Трески. Кажется, Судак тоже обратил внимание на этот блеск, потому что замешкался, не донеся Алису до земли.

– А что, если я провожу вас немного? – сказал он. – Составлю вам компанию, ну, пока вы не догоните своего спутника?

Вежливая речь существа так не вязалась с его чудовищной внешностью и жутким поведением его брата, что Алиса едва не рассмеялась. Но все-таки удержалась, потому что рисковать было нельзя. Великан еще не отпустил ее, а рука у него была такой же огромной и сильной, как и у его родственника.

– Я весьма благодарна вам за вашу доброту, сэр, – сказала Алиса, подстраиваясь под официальную речь великана. – Но мне бы не хотелось доставлять вам неудобств. Если бы вы указали мне дорогу, я была бы очень признательна.

– О нет, никаких неудобств, мисс, – ответил великан и, вместо того чтобы опустить ее на землю, поднял снова – выше, и выше, и выше…

(«Высоты с меня тоже довольно!»)

…и поднес наконец ладонь к плечу. Что ж, ясно, чего он ожидал от Алисы. Вздохнув (почти неслышно), она перебралась с широкой ладони на довольно твердое плечо великана и ухватилась за один из торчащих из него ороговевших выступов, чтобы не упасть.

– Ну вот, – сказал Судак. – А ты возвращайся в деревню, Треска. Тебя там ждет Окунь.

И он показал Треске кулак, давая понять, что ждет брата, если тот не послушается.

– А ты? – Рот Трески уродливо искривился. – Куда это ты с ней направишься?

– Я сразу приду, как только помогу леди.

– Сомневаюсь, – фыркнул Треска. – Думаю, что ты просто приберег ее для себя.

Эта мысль пришла в голову и Алисе: что Судак, отыскав с ее помощью Тесака, получит в единоличное пользование целых два лакомства, а его братья останутся несолоно хлебавши. Она уже решила сбежать от великана, как только представится случай, – хотя на такой высоте единственным реальным вариантом было разве что встать на спины пары крепких ворон, да и то если допустить, что она сумеет склонить их к сотрудничеству.

Треска резко потянулся к Алисе, едва не задев пальцами кончики ее коротких волос, и Судак ударил брата по лицу, рассадив костяшки об его скулу. Испуганная Алиса вцепилась в великана изо всех сил.

Она думала, что Треска наверняка захочет отомстить, но нет. Огромные зеленые глаза великана наполнились слезами:

– Зачем? – прорыдал гигант, прижав ладонь к пострадавшей щеке. – Зачем?

– Ну-ну-ну, – Судак успокаивающе потрепал Треску по плечу. – Ни к чему весь этот сыр-бор. Ты сам виноват. Давай возвращайся к Окуню.

Алисе показалось, что он немного смущен всплеском эмоций брата. Великан то и дело украдкой косился на Алису, словно проверяя, не слишком ли они ей докучают.

– Не нужно было тебе меня бить, – проныл Треска.

– Ну, ты же не слушался. Иди, иди. Я тоже скоро приду.

Треска отошел, ссутулившись, шмыгая носом и всхлипывая. И, несмотря на то что он пытался ее съесть, Алиса вдруг пожалела его. Он выглядел таким маленьким и убогим, голова его почти доставала до верхушек деревьев, и хотя Алисе и не хотелось стать его едой, она вполне могла понять отчаянный голод, толкнувший Треску на столь беспринципный поступок.

– Мне жаль, что вам пришлось стать свидетелем этого, мисс, – прогудел Судак, глядя сверху вниз на устроившуюся на его плече Алису. Дыхание его было таким же зловонным, как и у брата. Когда он открывал рот, Алису так и подмывало зажать нос.

– Все в порядке. – Она безуспешно пыталась говорить, не вдыхая. – И ни к чему называть меня «мисс». Меня зовут Алиса.

– Рад знакомству, мисс Алиса, – сказал Судак и протянул громадный палец, чтобы Алиса пожала его.

Алиса так и сделала, подумав, что побывала во многих необычайных ситуациях с тех пор, как они с Тесаком вырвались из психушки, но эта кажется самой необычной из всех. Еще бы, ведь ее чуть не съел один великан и спас другой, манерам которого может позавидовать большинство жителей Города.

– Итак, – подытожил Судак, к счастью, отвернувшись от Алисы (а она уж украдкой успела набрать в грудь побольше воздуха). – Вы желаете вернуться на тропу, верно?

– Да, – ответила Алиса. – Мне нужно найти Тесака.

Великан двинулся вперед большущими неуклюжими шагами, и Алисе показалось, что внутри у нее все оборвалось. Не слишком приятный способ путешествовать, размышляла она, обхватив обеими руками один из роговых выростов на плече великана и горячо молясь, чтобы ее не угораздило свалиться. Судак же мигом раздавит ее гигантской ступней, не успев даже заметить, что произошло.

– Далековато вы забрались, – продолжил беседу Судак.

– Твой брат меня преследовал, – сухо сказала Алиса.

– О, – уронил великан. – Да, конечно. Бывает.

И он умолк, очевидно размышляя о чем-то. Теперь, когда угроза немедленной смерти миновала, Алиса обнаружила, что беспокоится о Тесаке. Не похоже это на него – бросить ее. Странно он вел себя прошлой ночью, гораздо страннее, чем обычно. Как будто им овладели некая сила или искушение, слишком большие, чтобы их преодолеть.

Да, на миг Алису посетила странная мысль, что она видела на лице Тесака не его серые глаза, а желтые волчьи. Но это же глупо. Наверное, просто игра лунного света. Наверное.

Как бы то ни было, он оставил ее. И хотя она могла принять ту короткую вспышку безумия, обуявшего его, Алиса не понимала, отчего Тесак не вернулся, когда это безумие прошло. Значит, с ним что-то случилось, помешав его возвращению.

Алиса вспомнила гоблина, вспомнила его длинные пальцы, тянувшиеся к ее волосам, и ее передернуло. Что, если гоблин добрался до Тесака? «Добрался». Другого слова она произнести не могла, даже мысленно, потому что в мире, где Тесак был бы мертв, она тоже не хотела жить. Нет у Алисы будущего, если Тесака не будет рядом, а значит, она должна вырваться из плена, несомненно, вежливого и услужливого, но все-таки великана – и найти Тесака.

«Даже если для этого придется еще раз встретиться с гоблином?»

Она решительно отодвинула мысль о гнусном существе подальше и ухватилась за услышанную вскользь беседу великанов.

– Судак, – окликнула гиганта Алиса. – Кто такая Королева?

Когда Алиса произнесла «Королева», Судак непроизвольно вздрогнул.

– Белая Королева, – прошептал он так тихо, словно боялся, что его подслушают, и воровато оглянулся. – Тут повсюду ее земли, от деревни на краю равнины до вершины горы.

– А на вершине горы, – произнесла Алиса, будто во сне, – стоит дворец изо льда, и среди его стен мечется эхо детских криков.

Великан бросил на Алису обескураженный взгляд:

– Мне ничего про то неизвестно, мисс Алиса. Я никогда не бывал в ее дворце. Мы с братьями всегда тут, в лесу, потому что тут она и велела нам быть.

– Или она вас накажет. Гораздо серьезнее, чем наказывала раньше, – проговорила Алиса, приглашая великана рассказать их историю.

Судак молчал – и Алиса понадеялась, что он не собирается схватить ее и швырнуть, размозжив голову о ствол дерева, в наказание за дерзость. Потом великан вздохнул, так тяжко и устало, что Алисе искренне захотелось как-нибудь облегчить его страдания.

– Я и мои братья, – начал Судак, старательно глядя прямо перед собой, а не на Алису, – мы не всегда были такими, какими вы видите нас сейчас, мисс. Когда-то мы были людьми, такими же, как вы. Мальчишками, на самом деле, хоть и выглядели взрослыми. Мы работали на ферме на краю равнины, совсем рядом с тем местом, где сейчас стоит деревня. Наша мать умерла, когда родился Треска, а наш отец последовал за ней, когда Треске стукнуло двенадцать, так что вы уж простите его.

Судак перевел серьезный взгляд на Алису, и ее вновь обдало волной смрадного дыхания.

– Он не знал своей матери – да и отца, если на то пошло. И хотя мы с Окунем старались что было сил, боюсь, мы не слишком хорошо его воспитали, вот он и вырос малость буйным.

Алиса не сочла эту причину уважительной, чтобы проглотить человека целиком, но приняла извинение и кивнула Судаку, чтобы он продолжал (и смотрел на дорогу, пока она не потеряла сознание, вдыхая его зловоние).

– Ну, еще несколько лет после смерти папаши мы трудились на ферме. Мы с Окунем работали бок о бок с отцом с тех пор, как научились ходить, но совершенно не знали, как установить справедливую цену за наш урожай и все такое, – папаша всегда сам ездил на рынок, а мы оставались дома, занимались животными и Треской. Ну, вы, наверное, догадываетесь, что произошло дальше. Обычная история. Когда мы привезли урожай на рынок, местные увидели, что мы ничего не понимаем в торговле, и воспользовались этим. Каждый год у нас становилось все меньше денег, все меньше корма для скота, все меньше древесины для починки крыши и амбаров. Наконец животных не осталось вовсе, потому что мы их продали. Потом мы продали мебель, а потом и землю. Будь наш папаша жив, он рыдал бы от стыда, потому что земля эта принадлежала нашей семье столько поколений, что и не сосчитаешь.

«Значит, вашему папаше следовало научить вас, как ее сохранить, – язвительно подумала Алиса, – а не держать все знания при себе».

Алисе было отчаянно жаль этих трех мальчишек, лишившихся родителей, голодавших, старавшихся изо всех сил – и терпевших неудачу. Но она понимала, что худшее еще впереди, поскольку ехала на плече уродливого великана, а не шла рядом с человеком.

– Когда мы потеряли ферму, я отправился на поиски работы. Но я мало что умел, потому и работы для меня не было, хотя я готов был учиться и выкладываться по полной. Но мне отказывали, давали от ворот поворот, снова и снова. Однажды мне надоело ходить, просить и умолять, и я готов был вернуться к братьям и предложить им пересечь равнины и попытаться найти работу в Городе. Папаша всегда говорил, что Город – неподходящее место для приличного человека, но мы уже жили как бездомные псы, спали под открытым небом, выпрашивали у добросердечных соседей объедки. И когда я уже принял решение сказать братьям, что мы идем в Город, по плечу меня похлопал какой-то мужчина. Он сказал, что слышал, будто я ищу работу, и что у него есть кое-что для меня. Ох, мисс Алиса, тот парень выглядел слишком добрым, чтобы это было правдой, и то, что он предлагал, было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но тогда я был слишком глуп, чтобы понять это. Я думал, что он – посланный небесами ангел, хотя трудно, пожалуй, встретить кого-то, похожего на ангела меньше, чем он. Он был высок и худ, хотя горбился и оттого казался ниже ростом. И лицо, и тело его были длинными и костлявыми. Одевался он, как лорд, в шелка и бархат, а в одной руке держал мешок с золотом – мешок с золотом для меня, если я только соглашусь на то, что он просит. Мне следовало бы развернуться и убежать от него, как только я увидел его руки. Неправильные, чудовищные руки, с пальцами вдвое длиннее положенного.

Длинные пальцы тянутся к ее волосам, почти касаясь их.

– Гоблин, – выдохнула Алиса, сама того не ожидая.

– Значит, и вы его знаете, – сказал Судак. – Я не удивлен, хотя удивительно то, что он не запихнул вас в мешок и не отнес Королеве. Ему как раз такие и нравятся, девушки с золотистыми волосами, пускай у вас они и короткие.

Алиса не стала спрашивать, что делает гоблин с другими, теми, кто ему «нравится». В Городе она вдоволь насмотрелась на то, что люди – и монстры – делают с похищенными девушками.

– В любом случае, – продолжил Судак, – тогда он замаскировался, хотя рук спрятать не смог, и неважно, сколько чар она наложила на него. Он предложил мне золото и дом, чтобы жить здесь, в лесу, и любую еду, какую пожелаем мы с братьями.

– И что же вы должны были делать? – спросила Алиса.

– Патрулировать лес, следить, чтобы никто не браконьерствовал, не охотился на стада белых оленей Королевы. Дело казалось довольно простым. Охотятся тут редко, а белых оленей видят еще реже. Я сам в свое время убил пару обычных оленей, когда они забрели к нам на ферму. Здорово мы тогда наелись. – Судак умолк, погрузившись в приятные воспоминания.

Наверное, он видел, как сидит за столом вместе с братьями, на столе стоит блюдо с жареным мясом, а руки и зубы мальчиков снова нормальных размеров.

Не хотелось Алисе прерывать эти воспоминания, отчасти из вежливости, а отчасти потому, что ей казалось: она знает, чем закончится эта история.

«Как это печально, когда одна маленькая ошибка раз и навсегда меняет чье-то будущее», – подумала она и тут же поняла, что слова эти вполне можно отнести и к ней самой. Сделай она другой выбор, реши остаться дома, как хорошая девочка, не последуй за Дор туда, куда ей идти не стоило, – и жизнь ее была бы совершенно другой.

Сейчас она могла бы быть замужем за кем-нибудь респектабельным и правильным, за кем-то, чьи глаза никогда не сверкают по-волчьи. За тем, при виде кого сердце ее не колотится, а кровь не струится быстрее. Она могла бы жить на чистенькой улочке, среди цветущих вишен, там, где в саду играют златокудрые дети, превращающие цветы в бабочек и пугающие свою мамочку.

– Как вы можете догадаться, мисс Алиса, – рокочущий голос Судака вернул ее в настоящее, – я взял золото гоблина и пообещал не подпускать браконьеров к королевским стадам белых оленей. Мы с братьями поселились в лесной хижине и некоторое время жили спокойно и счастливо.

Да, спокойно и счастливо, пока Треска не увидел как-то белого оленя, пьющего из сбегающего с горы ручья. Треска просто гулял, не охотился, не делал ничего особенного – и увидел вожака стада. Он рассказывал нам потом, что шкура оленя сияла, как зимняя луна, и что олень смотрел на него без страха, как не смотрит на человека ни один зверь.

С того дня Треска не говорил ни о чем другом, только об этом олене, о том, что он насквозь пропитан чарами и что любой, отведавший мяса этого оленя, получит его силу. Никогда прежде он не рассуждал о чарах, о волшебстве и магии, и его слова пугали нас. Ничто из того, что говорили или делали мы с Окунем, не могло отвлечь его от навязчивой идеи насчет оленя. В своей одержимости он начал чахнуть, не желая никакой еды, кроме мяса белого оленя, и никакого питья, кроме его же крови.

И все же мы думали, что безумие его пройдет. Понимаете, мисс Алиса, иного мы и не представляли, потому что никто из нас никогда не сталкивался с настоящим волшебством.

Из нас троих Треска оставался единственным, встречавшим хоть кого-то из стада. Я бродил по лесам от рассвета до заката и не видел белых оленей, кроме разве что клочков их белой шерсти на деревьях. Так что мы полагали, что он забудет о нем, поскольку ну кто мог подумать, что проклятьем ему суждено увидеть такого оленя дважды?

Однажды ночью, когда мы с Окунем храпели на наших матрасах, Треска встал и ушел в лес. Я и не представлял, что он на это способен, потому что вот уже семь дней у него и крошки во рту не было, а воду мы в него вливали насильно. Мы не ожидали, что одержимость вдохнет в него силы, что страсть погонит брата за оленем, чтобы заполнить наконец дыру в его сердце.

Мы с Окунем проснулись, только когда Треска вернулся на рассвете. На плечах он нес тушу белого оленя. Руки и рот брата были в крови.

«Что ты наделал?» – закричал я, но было уже слишком поздно. Появилась она, вместе со своим ужасным слугой, и вот что я вам скажу, мисс Алиса, они как будто бы ожидали, что это случится – или, хуже того, надеялись на это, хотя и не знаю, для чего им это было нужно – разве что для ее жестокого развлечения.

Она прокляла Треску, превратив его в уродливого великана, за убийство оленя, и прокляла нас с Окунем за то, что мы не остановили брата.

– Как-то это несправедливо, – заметила Алиса. – Вы же спали, когда он ушел, а до того предупреждали его много раз.

– Да о справедливости и речи не шло. Просто Белая Королева хотела, чтобы в ее лесу было три великана – и позаботилась о том, чтобы заполучить их.

– Тогда почему она не превратила, например, трех улиток в трех великанов, и дело с концом? Зачем все эти ухищрения?

Впрочем, Алиса и так уже знала ответ. Почему любой волшебник творит такие вещи? Для собственного удовольствия – как тогда, когда Чеширский отправил их с Тесаком в свой лабиринт, или чтобы исполнить какой-нибудь древний и непонятный закон магии. А может, Королеве просто захотелось посмотреть, что будет, если она обманом заставит трех фермеров нарушить ее правила.

– Самое худшее в этом проклятье даже не то, как мы выглядим, – продолжил Судак, указав на собственное тело. – Хуже всего жажда.

Алиса слегка поежилась, и рука ее сама собой потянулась к ножу, который дала ей Бесс – давным-давно, еще в Городе. Ножа не было.

Алиса запаниковала. Наверное, оружие выпало из кармана, когда Треска или Судак перевернули ее вверх тормашками. К счастью, она не потеряла мешок (и Бармаглота), но без ножа чувствовала себя уязвимой. Слишком часто этот маленький клинок защищал жизнь Алисы, а магия, которой она не умела пользоваться, едва ли выручит ее в опасной ситуации.

Судак крякнул, и Алиса поняла, что он уже долго молчит, видимо, ожидая, что она спросит, о какой «жажде» идет речь.

Но ведь не зря после его слов Алиса сразу вспомнила о своем ноже. Вспомнила потому, что не нуждалась в объяснениях Судака. В конце концов, Треска едва не сожрал ее.

– Она никогда не проходит, – сказал Судак. – Неважно, сколько овец, или оленей, или рыбы я отправляю в желудок. Никогда я не чувствую себя по-настоящему сытым, если не съем несколько путников.

Алиса бросила взгляд на ветви ближайшего дерева, прикидывая, сможет ли перепрыгнуть с плеча великана на сук так, чтобы не промахнуться и не шлепнуться на землю.

Судак, правильно истолковав телодвижения Алисы, успокаивающе вскинул руку:

– Но вам не нужно бояться меня, мисс Алиса, совсем не нужно. Ибо законы Белой Королевы гласят, что есть можно только злых и порочных – убийц, браконьеров, воров. А вы и ваш спутник были первыми людьми, которые вошли в деревню и заплатили за то, что взяли. Так что нам запрещено вас есть, и Треска это знает. Просто он не в силах удержаться, когда видит то, что хочет заполучить.

Судак умолк, видимо понимая, что этого объяснения недостаточно для того, чтобы оправдать брата.

– И Королева накажет вас всех, если кто-то из вас вновь нарушит ее законы, – сказала Алиса.

– Треска говорит, что не знает, может ли она сделать хуже того, что уже сделала, но я уверен: уж что-нибудь да придумает.

– В следующий раз она может убить вас.

– Смерть была бы облегчением, мисс Алиса, правду вам говорю. Я живу уже около восьми сотен лет. И все это время я пытался бросаться с высоких скал, опускался на дно озера и даже перерезал себе глотку.