Текст книги "Дерзкие забавы"

Глава 3
Харлоу

Я НАЧИНАЮ думать, что, несмотря на всю свою мягкость и слегка отстраненную манеру поведения, Оливер на самом деле весьма неплохой бизнесмен. Потратив несколько месяцев на поиски наиболее подходящего помещения для своего магазина, он наконец нашел то, что искал – обновленное, яркое помещение на Джи-стрит, в районе Газовых фонарей, между модным тату-салоном и баром. Место потрясающее, и я сказала бы это, даже если бы сейчас тут не было толпы посетителей и нескольких знаменитых, судя по всему, авторов комиксов, которые сидят за столиками в глубине и подписывают желающим книги.

Поймав взгляд Лолы, которая стоит в нескольких футах от меня, я убеждаюсь, что она тоже впечатлена.

Я бывала в магазинах комиксов… ноль раз. Но все-таки сразу понимаю, что планировка этого магазина гениальна. Я ожидала увидеть что-то вроде узких, пыльных стеллажей, от пола до потолка забитых яркими цветными обложками книг и журналов, но Оливер выбрал другое решение – полки кубической формы, асимметричные, и вдоль стен панели различного размера, которые сами выглядят как страницы комикса. Они заполнены книгами и различными сопутствующими товарами, но в то же время здесь остается достаточно места для столов в форме стопки журналов с соответствующими названиями. Впереди, у огромных окон, находятся диванчик и несколько кресел, обтянутых ярко-красной кожей, это место, где можно отдохнуть и почитать.

– А разве люди не захотят просто сидеть и читать здесь, ничего не покупая? – спрашиваю я Оливера, когда он заканчивает экскурсию, которую проводит специально для меня.

Но он уже отходит, чтобы поприветствовать клиента – магазин полон, и вместо него мне отвечает голос Финна:

– Я задал ему тот же вопрос.

Голос его звучит хрипло и слабо, как будто он сорвал его прошлой ночью. Я тут же вспоминаю, как его пальцы касались меня, в ушах у меня звучат те возбуждающие вещи, которые он говорил, и эти ощущения только усиливаются, когда я слышу, что он подходит ближе.

Повернувшись, я встречаю его взгляд. Я ожидаю, что после нашего вчерашнего облома нам обоим будет немного неловко, но он смотрит мне прямо в глаза и улыбается. Сегодня его глаза скорее зеленые, чем карие, а ресницы кажутся еще гуще, еще темнее. Губы у него немного припухли, но от этого мне только сильнее хочется посасывать их, ласкать. Пьяный угар прошел, а он стал еще привлекательнее? Это несправедливо, слышишь, Вселенная?

Могу поклясться, что мы оба пытаемся сохранять хладнокровие, но мне интересно, получается ли это у меня так же плохо, как у него. Он произносит, не отводя взгляд от моих губ:

– Но Оливер говорит, что любители комиксов предпочитают иметь собственный экземпляр своих любимых серий. Он хочет, чтобы люди приходили сюда и, может быть, открывали для себя новые серии. Хочет, чтобы новички чувствовали себя комфортно, чтобы у них было время выбрать ту книгу или серию, которую им захочется иметь.

Чтобы дать это пояснение, Финн, кажется, использовал больше слов за раз, чем за все время нашего с ним общения.

– И ты все это запомнил?

– Ага.

– Это имеет смысл. Мне нравится такой подход.

Я замолкаю, жду. Он закрывает глаза, потирая переносицу.

– Ты в порядке, Робертс? – спрашиваю я. – Ты упускаешь шикарную возможность сказать какую-нибудь колкость.

Он открывает один глаз:

– Никогда больше не буду пить.

Это вызывает у меня смех. Финн Несокрушимый страдает от тяжелого похмелья?

– Ты слишком старый, чтобы такое говорить.

– Практически среднего возраста, – соглашается он. – Можно уже улизнуть и выпить пива на завтрак.

– Завтрак? – Я бросаю взгляд на его запястье, на его огромные, мужские водонепроницаемые часы. – Уже почти одиннадцать.

– Я был немного заторможен утром. Поздно лег ночью. – Он мрачно улыбается.

Когда он смотрит на меня вот так, я немедленно вспоминаю, как он скользил пальцами внутрь меня и обратно – «Господи, когда твоя киска стала такой сладкой?» – как его дыхание обжигало мою шею. Вспоминаю его страстные губы, покрывающие поцелуями кожу моей шеи, плеч, и то, какой твердой была выпуклость на джинсах, когда он прижимался ко мне.

А потом он ушел. И я чуть не закричала от острого неутоленного желания.

Сегодня я должна чувствовать себя рядом с ним неловко. Но почему же тогда так легко?

После небольшой паузы он спрашивает:

– Ты нормально добралась до дома?

Я смотрю мимо него, голова немного кружится от проносящихся мысленных образов, которые вызывает его вопрос. Беллами еще не спала, когда я явилась домой почти в два часа ночи. Я обнаружила ее на кухне, она сидела, уставившись невидящим взглядом в пустоту перед собой.

– Я уходила. Я пыталась просто… хорошо провести вечер, – сказала она. – Но чувствовала себя при этом как дура. Как будто что-то сломалось, понимаешь? А теперь вот не могу уснуть.

Я немедленно почувствовала вину за то, что ушла и забыла обо всем там, на Лолиной кухне, а потом и обо всех в комнате с Финном. Но мама буквально выгнала меня из дома после завтрака утром, сказав, что не видела меня дома в субботу с тех пор, как я была ребенком, и что я никак не могу пропустить торжественное открытие магазина Оливера.

– Я немного поспала в Лолиной постели, а потом уехала на такси, – отвечаю я Финну, бросая на него многозначительный взгляд. – Обычно я так и поступаю после того, как мы перепихнемся.

– Точно. – Он, кажется, не считает это таким уж забавным.

Когда он смотрит через мое плечо в глубь магазина, у меня появляется возможность разглядеть его. Я не могу найти ни единого изъяна в этом теле, и я в достаточной степени женщина, чтобы признать: я тащусь от его рук. Они мощные, с выступающими жилами, каждый мускул четко очерчен. Хотела бы я увидеть, как он втаскивает сеть с уловом на палубу своего корабля. Боже, он бы мог снять волшебное рыбацкое порно.

– О чем ты думаешь? – спрашивает он, и я моргаю, глядя ему в лицо.

– Пытаюсь решить, покупать ли мне ту пару сапожек, которые я видела по пути сюда.

Это ложь, но такая, в которую он должен поверить. Финну вполне комфортно со мной, играющей роль легкомысленной шопоголички, и ему совсем незачем знать, что как раз сейчас я мысленно провожу ему кастинг на главную роль Просоленного Рыбака-1 в телевизионном фильме под названием «Полируя палубы на борту Ее Королевского Величества».

– Если сомневаешься, купи сапожки, – отвечает он сухо. – Разве не это я должен сказать в таком случае?

– Не думаю, что ты вообще должен иметь какое-то мнение по поводу сапожек.

– Слава богу, – бормочет он и идет через комнату, заметив, что входят Ансель и Миа. Довольно бесцеремонно. И я испытываю нечто вроде облегчения от того, как все легко прошло. Понимаете? Не пришлось оправдываться или проходить через все эти разговоры в стиле «вчера я была такая пьяная». Мы с Финном уже проходили через это в гораздо большей степени – после свадьбы и после сексуального безумия.

Кстати, о неловкости. Миа проходит мимо Финна и многозначительно подмигивает ему, а потом протягивает мне пластиковый стаканчик с надписью «Whole Foods», полный какой-то зеленой жидкости.

– Ансель хотел посмотреть, что это за фигня с соковым безумием, – говорит она. – Разумеется, он тут же стал фанатом и купил шестнадцать унций свежевыжатого капустного сока. Я думала, он начнет блевать прямо у меня в машине.

Я с отвращением заглядываю в свой стаканчик.

– У тебя еще добавлены бананы, манго и ананас. – Она толкает меня локтем. – Я слышала, это чистит организм от токсинов, возникающих в результате необдуманных решений.

– На самом деле вчера был вечер забавных решений. Боже, ничего не могу с собой поделать, так мне нравится это тело, – признаюсь я и невольно смотрю туда, где Финн стоит с Анселем и Оливером.

В ту же секунду он тоже смотрит на меня. Он быстро моргает, когда наши взгляды встречаются, а двое других парней наклоняются к нему, чтобы услышать, что он говорит. Явно делится своими сексуальными успехами.

– Он разговаривал вчера вечером? – шепчет Миа. – Я знаю, как тебя раздражает, когда он пытается общаться.

– Он говорил немного… не особо много. Но это было терпимо. В основном всякие грязные сексуальные словечки. – Я наклоняюсь поближе и говорю: – Хотя секса у нас не было.

– Да, я поняла, – закивала она. – Финн что-то бормотал о посиневших яйцах в машине. А где Лола?

Я осматриваю магазин и наконец нахожу ее, показывая подбородком. Миа отслеживает мой взгляд. Лола совершенно погрузилась в чтение какой-то книги и, кажется, даже не замечает, что вокруг происходит: что праздник в самом разгаре, что люди разговаривают, фотографируются, Не-Джо показывает покупателям магазин, и все поздравляют Оливера с тем, что он выбрал именно это место.

Я понимаю, что Финну удается убедить остальных ребят, что мы успешно миновали опасный участок, когда Ансель подходит к Миа и кладет длинную руку ей на плечи. Он прижимает ее к себе и приподнимает, а потом начинает целовать. Она такая маленькая, а он такой высокий, что выглядит это почти комично: Миа практически исчезает из поля моего зрения под ним.

– Вам, ребята, не нужно уединиться? – спрашиваю я.

Ансель говорит, не отрываясь от ее губ:

– Это было бы замечательно, спасибо. Скажи, чтобы они все ушли.

Смеясь, я шутя толкаю его в плечо, и он ставит ее на место, но не выпускает из рук. Она прижимает два пальца к губам, глядя на него снизу вверх, заливается румянцем и слегка задыхается, и на какое-то мгновение – на крошечное, малюсенькое мгновение – мне так хочется того же, что даже больно в груди.

А потом это проходит.

– Мы тут подумываем о том, чтобы пойти перекусить, – говорит у меня за спиной Финн.

И черт, эта острая боль снова возвращается. Миа смотрит пристально на мое лицо, пытаясь определить мою реакцию. Он стоит прямо за мной, и я расширяю глаза, чтобы показать ей: «Все в порядке. Я в полном порядке».

– Но мы пришли всего пятнадцать минут назад, – возражаю я, медленно поворачиваясь. Медленно и спокойно. – Разве мы не должны побыть тут еще?

Он оглядывается по сторонам:

– Тут полно народу. Друзья на таких мероприятиях должны заполнять пустое пространство, когда никого нет. Так что мы уже не очень-то нужны.

Мне стоило бы пойти с ними. Я уверена, что это будет весело. Но я действительно хочу быть сейчас дома – притворяться, что не схожу с ума от страха за маму.

– Ты уезжаешь сегодня или завтра? – спрашиваю я Финна.

– Хм… – Он взглядывает на Анселя, который наклонил голову с выражением веселого ожидания на лице. Миа смотрит на меня широко распахнутыми глазами, как будто я граната, а Финн вот-вот вырвет у меня чеку.

Он поднимает руку и почесывает подбородок.

– Я… Вообще-то я остаюсь у Оливера на пару недель.

МОИ МЫСЛИ напоминают колоду карт, и мне приходится все время их тасовать, чтобы переместить верхнюю в низ стопки.

Я не должна зацикливаться на мысли о маминой операции в понедельник. Не должна думать о возможных секс-цунами с Финном. Не хочу идти в магазин. Не хочу заниматься серфингом. Не хочу есть. А моя работа на полставки – это просто ерунда. Поэтому я еду в дом своих родителей в субботу днем, переодеваюсь в купальник и иду к бассейну, чтобы плавать до тех пор, пока мои конечности не станут похожи на лапшу. Так я по крайней мере буду близко к ней, но не буду сводить ее с ума.

Видимо, папе в голову пришла та же идея. Он заканчивает заплыв, выныривает и видит меня. И кладет руки на край бассейна. Вода капает с его волос цвета перца с солью на загорелую кожу, он сдвигает плавательные очки на лоб и закрывает глаза, подставляя лицо солнцу. Я бы все отдала, чтобы только не видеть своего отца таким испуганным.

Сев на край бассейна рядышком с ним, я опускаю ноги в воду. И так и сижу, пока он восстанавливает дыхание.

– Привет, Тюльпанчик.

– Привет, папан.

Я окунаюсь целиком, наслаждаясь прохладой остывающей сентябрьской воды. Выныривая на поверхность, я спрашиваю:

– Ну как ты? Справляешься?

Он смеется довольно невесело, снимает очки и кладет их на полотенце в нескольких футах от себя.

– Не совсем. – Он все еще тяжело дышит.

Отец находится в невероятной форме, он, должно быть, плавал сейчас как маньяк:

– А ты?

Я пожимаю плечами. Почему-то я чувствую, что не имею права показать, что так же напугана всем этим, как и папа. В конце концов, это ведь он меня вырастил и воспитал. Мамина карьера пошла в гору, когда мне было всего два, и достигла пика, когда я пошла в колледж. Папа взлетел, когда я была во втором классе старшей школы, это был первый год, когда он получил «Оскара». Он любит нас так самозабвенно, что я даже удивляюсь, но я знаю, без всякого сомнения, его солнце, его луна и звезды – это мама.

– Ты ездил на работу сегодня утром? – спрашиваю я.

Он улыбается, явно разгадав мою коварную тактику.

– Всего на часок. Подумываю ввязаться в новый проект Сэла. Это продержит меня дома минимум до апреля.

Сальваторе Марин – продюсер и режиссер, папин лучший друг и самый частый партнер по работе. Я знаю, что работа очень много значит для папы, и понимаю, как тяжело ему сейчас балансировать между карьерой и необходимостью постоянно находиться рядом с мамой в прямом смысле слова. Папа никогда надолго не задерживается на одном месте, поэтому я уверена, что мысль о том, что ему придется уехать сейчас, пропустить хоть что-нибудь, что касается мамы, для него должна быть мучительна.

– Звучит идеально, – говорю я просто.

– Думаю, тебе он понравится. – Улыбка делает его таким, каким я давно его не видела, – искренним и озорным. – Это о компании ребят на лодке.

– Очень смешно. – Я брызгаю в него водой. Мне так не хватало его смеха и легкой улыбки, поэтому пусть он подшучивает надо мной и насчет Финна, и насчет других парней, если это доставляет ему удовольствие, сколько угодно.

– Так что ты в конце концов делала вчера вечером?

Я быстро ныряю с головой, зачесывая волосы назад:

– Ходила к Лоле.

Я чувствую, как он смотрит на меня и ждет. Ему нужны детали.

– И? Это было весело?

– Нормально было, – уклоняюсь я от ответа и смотрю на него, щурясь от солнечного света. – Кстати, забавно. Там был Финн.

Его брови медленно ползут вверх:

– Финн, значит?

Я всегда полагалась на папу и его мозг, когда мне нужно было разобрать свой день, свои разочарования, свои приключения. Поэтому он, разумеется, знает в общих чертах все о моей поездке в Вегас: как мы встретились в баре, напились и поженились. С очень большими купюрами я рассказала ему, как мы ходили вместе аннулировать наш брак на следующее утро. Знает он и о том, что я летала к Финну в гости меньше чем на сутки. Поэтому, когда я упоминаю, что Финн был вчера на вечеринке, я прекрасно понимаю, что папа может сложить два и два.

– Это было хорошее развлечение, – бормочу я, а потом еще тише признаюсь: – Хотя произошло не так уж и много.

В его глазах зажигается плохо скрываемая насмешка:

– Он приехал в город на торжественное открытие?

Я киваю, не упоминая, что Финн, кажется, пробудет тут пару недель. Я сама еще пока не решила, какие чувства вызывает во мне эта новость – восторг или раздражение. Как будто у меня и без того мало забот и поводов для раздумья, так теперь еще я вынуждена буду видеть его каждый раз, когда захочу выйти в люди?

Папа наблюдает, как я вывожу на сухом бетоне каракули мокрым пальцем. Я никогда не скрывала от него своего интереса к мальчикам, своих девичьих любовных разочарований и драм, своих страхов и тревог. Когда я подросла, мы договорились, что я всегда буду приходить к нему первому с большими проблемами, что он всегда сделает все, чтобы мне помочь, и не станет читать нотаций, осуждать или впадать в то, что мама называет защитной злостью.

– Иногда полезно развлечься, – говорит он, не сводя с меня глаз.

Когда тебя растит такой удивительный мужчина, то возникает одна проблема: почти невозможно не сравнивать каждого встреченного парня с ним. Все до единого не дотягивают.

Я пожимаю плечами.

– Учитывая все то, что происходит сейчас в твоей жизни, очень плохо, что он живет так далеко.

Я смотрю поверх его головы:

– Он приехал на пару недель.

Папа смеется, глядя на выражение моего лица, и вылезает из бассейна. Вода потоком стекает по его ногам, образуя маленькие лужицы, в которых отражается солнце.

– Я обожаю тебя, моя прекрасная, сильная девочка. – Он наклоняется за полотенцем и, растирая руки и грудь, произносит: – И я хорошо тебя знаю. Держу пари, сейчас ты придумываешь кучу причин, почему тебе не стоит проводить с ним время.

– Конечно, не стоит…

Он прерывает меня, слегка поднимая руку:

– Я знаю, что для тебя нет ничего важнее семьи. Я сам так тебя воспитал. Но вскоре ты захочешь быть здесь каждое мгновение, сидеть рядом каждую возможную секунду. Ты будешь все время сидеть в Интернете, будешь читать абсолютно все, что найдешь. Ты будешь доставать ее, предлагать ей еду, теплый свитер, кино, подарки. И я буду делать то же самое. И вместе мы точно сведем твою мать с ума. – Он присаживается на корточки передо мной и шепчет: – Пожалуйста, Тюльпанчик, развлекайся, пока можешь. Повеселись. Я тебе завидую.

ДОМ ОЛИВЕРА представляет собой маленький одноэтажный коттедж в Пасифик-Бич, выкрашенный синей, выцветшей от океанского бриза краской, с красными ставенками. Тротуар перед домом потрескавшийся и неровный, а лужайка заросла и похожа на кусок разноцветного – желтого, зеленого и коричневого – ситца. В отличие от его шикарного магазина в центре в этом месте нет ничего примечательного. Но я знаю этот район очень хорошо, чтобы предположить, что для Оливера возможность забраться на крышу своего дома ночью и увидеть закат над океаном значит очень много.

Поплавав, я пошла в дом и увидела, что мама и папа сидят в гостиной рядышком друг с другом на диване и читают каждый свою книгу в полном молчании.

Я предложила приготовить им обед, они оказались не голодны. Я предложила выполнить какие-нибудь поручения – у них не оказалось поручений для меня. Поэтому я стояла, переминаясь с ноги на ногу, в гостиной, пока папа не взглянул на меня с легкой печальной улыбкой.

Я еще понадоблюсь маме, но сегодня я ей не нужна. Ей сейчас не нужен никто, кроме ее мужчины, а ему нужно только быть с ней рядом все время.

Я подъехала к дому Оливера словно в тумане, на автопилоте, стараясь не думать о том, что я собираюсь делать. Мой отец практически посоветовал мне наслаждаться Финном – пусть и не такими словами! А почему, собственно, нет? Не похоже, что это каким-то образом не отвечает ожиданиям – и моим, и Финна. Вместе мы провели в общей сложности один день и большую часть этого времени были голыми. До этих выходных нашим самым значительным разговором был тот, когда я появилась в его доме и он сказал мне, что в моем распоряжении все, что я найду в холодильнике, а он пока сбегает за презервативами.

Я улыбаюсь дверному молоточку в виде R2-D2 и дважды стучу в дверь.

В доме тихо, я слышу, как ветер с океана шевелит высокие, гибкие пальмы. Наконец раздались чьи-то шаги, и входная дверь распахивается.

У Финна на плече посудное полотенце, и он вытирает им руки. Он без рубашки, а джинсы низко спущены на бедра, открывая взгляду черную кромку его боксеров.

– Привет, Огненная Барби.

В одно мгновение мое радостное предвкушение улетучивается, а на его место приходят смущение и неуверенность.

Ненавижу такие моменты. Я чувствую себя уязвимой и нахожусь на грани слез, но это не имеет никакого отношения к Финну. Пьяный Финн был аномалией, у него было нежное выражение лица, и он был веселый. А дневной Финн – могучий и резкий, он хорош только для рыбалки, для секса и, как выясняется, для мытья посуды.

– Знаешь что? – Я оглядываюсь на свою машину, стоящую на парковке. – Это была глупая идея.

– Стой. Ты приехала ко мне, а не к Оливеру? – Он делает шаг вперед.

– Да…

– Ты приехала сюда, чтобы закончить то, что мы начали ночью?

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, понятия не имея, что ответить на столь дебильный вопрос. То есть да, я приехала за этим. Но это больше, чем просто желание пошалить. Я хочу от Финна такого секса, который сможет помочь мне забыть обо всем и отключить мозг. Я не хочу играть в кошки-мышки, не хочу обсуждать это. Я просто хочу это сделать.

В его голосе слышится едва уловимая насмешка, когда он произносит:

– Если это то, чего ты хочешь, – просто скажи, Харлоу.

Я останавливаюсь, глядя на улицу, чтобы несколько раз глубоко вздохнуть. Мимо едет машина, она чуть ли не царапает днищем асфальт, басы из стереосистемы звучат так громко, что земля вибрирует у меня под ногами. Машина тормозит, и мужчина, сидящий на пассажирском сиденье, показывает на меня подбородком.

«Следующая юная уродка, которую я встретил, была рыжей», – несется из машины рэп в исполнении Too $hort, его голос искажается в дерьмовых динамиках. Я выпрямляюсь и смотрю в упор на парней, взгляды которых перемещаются от моего лица к моей груди.

«Я подвез ее до дома, и она мне отсосала».

На этих словах мужчина на переднем сиденье мерзко улыбается и поднимает брови, словно спрашивая меня, правда ли это, уж не та ли я рыжая уродка? И машина стоит, перегораживая улицу, как будто водитель ждет, когда я прыгну в тачку и зажгу с ним. Я хочу пройти к своей машине, но оказываюсь в ловушке: с одной стороны эти парни в машине, а с другой – этот придурок с большим членом.

Финн выходит из дома, стягивает посудное полотенце с плеча, подходит и встает, загораживая меня плечом и уставившись на мужчин в машине.

– Какого черта вы тут забыли? – рычит он.

Меня больше не волнуют эти уроды в машине. У меня никогда не было мужчины – кроме моего отца, – который бы встал на мою защиту. Все парни, которые у меня были, в этой ситуации притворились бы, что не видят машину в упор, или начали бы испуганно шипеть «пойдем скорее в дом». Рядом со мной Финн выглядит просто огромным. Раньше я никогда не видела его на солнце – а вот солнце видело его кожу тысячи раз. Я высокая, но он намного выше и минимум в два раза шире. Грудь у него загорелая и мускулистая, татуировок нет, но повсюду мелкие отметинки, шрамы: тут царапина, там порез. Он кажется больше всей этой улицы, полной просоленных серферов и тощих головорезов.

Машина с ревом трогается с места и уезжает.

– Эти придурки совершенно не понимают, как с тобой надо обращаться, – говорит он спокойно, глядя на меня так, словно оценивает.

И в этом взгляде я вижу то же самое выражение, которое зацепило меня вчера: собственничество, интерес, страсть… как будто я не совсем то, что он себе представлял… И, может быть, ему это нравится.

Сердце у меня колотится, и теперь, когда адреналин разносится по моим кровеносным сосудам, я даже больше, чем раньше, хочу войти внутрь и позволить ему лишить меня способности думать о чем-либо.

– Ладно. Да. Я здесь, чтобы закончить то, что мы начали.

Он ждет, размышляя. Я вдруг замечаю, что он без кепки. Я могу видеть его глаза на солнце – увидеть их по-настоящему, без падающей на них тени кепки, не в мутноватом свете огней морской гавани. И обнаруживаю, что мне нравится, как он смотрит на мир, особенно на меня.

Его глаза кажутся намного умнее, чем его рот.

Вот и доказательство.

– Такая девушка, как ты, доставляет слишком много проблем. Больше, чем она стоит, – говорит он с легкой улыбкой.

Боже, какой же он все-таки придурок. Но по искоркам в его глазах видно, что он на самом деле чертовски рад, что я здесь. И пусть он там себе думает, что я заносчивая примадонна. Главное – что он может заставить меня забыть обо всем хотя бы на время.

– Я понимаю.

– Мы можем заняться сексом, это классно. Но чтобы сразу было понятно – на этом все.

Я смеюсь.

– Я здесь ради секса, а не для того, чтобы соединиться с тобой прочными узами.

Он делает приглашающий жест рукой, и мы оба входим в дом.

Моим глазам требуется несколько секунд, чтобы привыкнуть после яркого солнца. Финн закрывает за собой дверь, прислоняется к ней, скрестив руки на груди. Я отворачиваюсь, жилка у меня на шее бьется с бешеной скоростью, я пытаюсь упорядочить мысли, делая вид, что осматриваю дом. Он внезапно оказывается совсем не таким, как я ожидала, и я на какое-то время даже перестаю нервничать.

Свет льется через окна с видом на океан, отбрасывая косые тени, которые тянутся по деревянному полу из акации через всю столовую и маленькую гостиную. Мебель выглядит старой, но отреставрированной и – неожиданно – хорошо подобранной. Диван и кресла разных оттенков синего. Большая плетеная ацтекская оттоманка превратилась в кофейный столик. Несколько фотографий в рамках стоят на тумбочке рядом с диваном, а на большом, потрясающе многоцветном обеденном столе в маленьком горшке причудливо изгибается бамбук. Стол сделан из разных кусочков дерева, светлая и темная древесина перемешаны, и, хотя верх у него гладкий и отполированный, шероховатые, необработанные края придают ему вид настоящего произведения искусства.

– Оливер меня удивляет, – говорю я. – Это место совсем не похоже на берлогу холостяка.

Финн смеется:

– Он аккуратный.

Я смотрю на полотенце, перекинутое через его плечо.

– А ты моешь посуду.

Чуть дернув плечом, он бормочет:

– Я тоже аккуратный.

– Значит, это Ансель – неряха? – спрашиваю я с улыбкой.

Сердце у меня бьется так сильно, что я слышу его удары у себя в ушах. Мне не хватает легкости, которая появляется в разговоре после текилы. Брови Финна сходятся на переносице, и я уточняю:

– Один из вас должен быть неряхой, если исходить из моей сексистской статистики.

– На самом деле он самый большой маньяк чистоты, которого я знаю. Вот Перри – неряха. Вот и вся твоя теория.

– Разумеется, она неряха. Она же чудовище.

Финн стоит спокойно, с ничего не говорящим выражением лица. Я в общем-то и не ожидала, что он начнет сейчас поливать грязью одного из своих лучших друзей, независимо от того, какой дрянью она оказалась.

– Почему ты остаешься в городе? – спрашиваю я наконец. – Я думала, ты никогда не пропускаешь свою смену на работе.

Он проводит рукой по губам, по подбородку, задерживая на мгновение мой взгляд.

– И кажется, ты всегда присутствуешь при исключениях из этого правила.

– Это не настоящий ответ.

– Бизнес.

– Бизнес?

– Ага. – Он делает пару шагов ко мне.

– Почему ты здесь?

– Я думала, мы обсудили это снаружи.

– Я знаю, зачем ты здесь, но не знаю почему.

– Моя… – Я замолкаю, сдерживая желание рассказать, что я на самом деле здесь делаю. Это слишком тяжело. Слишком. – Я просто хотела сбежать из дома.

Его брови сходятся на переносице, и явно новые вопросы рвутся с языка, но вместо того, чтобы их задать, он протягивает руки и делает еще один, последний шаг ко мне. Подняв ладони, он изображает весы:

– Финн… обувной магазин… Финн… обувной магазин.

– Полагаю, ты выиграл.

Он наконец выпускает на волю улыбку, с которой боролся все это время.

– Расскажи мне, почему я. У тебя целый город богатеньких деток, которые только и ждут, когда ты залезешь к ним под одеяло.

Кровь у меня в жилах закипает, а он протягивает руку и играет с бретелькой моего платья.

– Они все никуда не годятся, – признаюсь я.

– О, серьезно? – В его голосе нет и тени удивления.

– У меня никогда не было мужчины, который заставил бы меня кончить. Без моей помощи.

Я игнорирую самодовольную ухмылку, в которой изгибаются его губы, когда я произношу это. Я изо всех сил пытаюсь скрыть дрожь, которая бьет меня изнутри, так отчаянно я хочу снова ощутить то, что происходит, когда он касается меня. Но, возможно, ему и стоило бы это увидеть. Может быть, это заставит его захотеть превзойти самого себя сегодня.

– Что ж, для ясности, – шепчу я, – я использую тебя для секса.

Финн тянется ко мне, и я чувствую, как мои глаза закрываются, а чувства обостряются в предвкушении его первого прикосновения. Он нежно собирает мои волосы руками, едва касаясь пальцами моего затылка, когда собирает их в хвост и закручивает в узел одной рукой.

– А теперь начинай меня целовать.

Он держит меня за волосы; я пытаюсь, но не могу приблизиться к нему.

Пытаюсь еще раз, но он по-прежнему держит меня, мрачно улыбаясь и глядя на мои губы. Я закрываю глаза и протягиваю к нему руки, глажу его обнаженный живот, поднимаясь к груди. Кожа у него невозможно теплая. Он твердый и гладкий, соски его встают под моими ладонями, и он издает резкое шипение, когда я слегка провожу по ним ногтями, и немного освобождает свою хватку. Все это очень знакомо и в то же время нет: на этот раз секс не будет случайным или быстрым, пьяным или спонтанным.

Он преднамеренный, и у нас весь день впереди.

По крайней мере я так думаю. Мимолетная мысль о его «бизнесе» проносится у меня в голове, слегка пошатнув мою уверенность в этом, но она испаряется, когда мои руки обвивают его шею и я прижимаю свои губы к его губам. Он со стоном скользит своими губами по моим, проникает языком внутрь, и вдруг его начинает трясти. Он тянет меня за волосы назад, разворачивает, и мы, спотыкаясь, идем по коридору, ударяясь о стену, где он вдруг замирает, всем весом навалившись на меня и прижав к стене.

– Вчера ночью я хотел съесть твою киску, – говорит он мне прямо в ухо. – И я все еще хочу этого. Хочу, чтобы ты дико извивалась перед моим лицом. Что ты думаешь об этом?

Я думаю, что это великолепный план.

Финн отстраняется и тащит меня дальше по коридору, я насчитываю три спальни – три крошечные спальни – и его последняя, с той стороны, где окна выходят на улицу. Она практически пустая, если не считать большой кровати из ИКЕА около одной стены и такого же шкафа у другой. Чемодан Финна стоит прямо у двери шкафа.

Эта сторона дома, спрятанная от солнечных лучей, прохладная, и мы останавливаемся, как только входим в комнату. Его жар становится все сильнее с каждым его тяжелым вздохом. Я почти задыхаюсь, сердце у меня готово выскочить из груди.

Я почти никогда никого не боюсь, и будь я проклята, если когда-нибудь позволю парню взять над собой верх. Но если в этой комнате есть альфа-самец, то это точно не я. Стаскивая посудное полотенце с плеча, Финн позволяет своему взгляду скользить по моему рту к шее и ниже. Соски у меня напрягаются и встают под тонкой тканью платья. Он облизывается, мыча.

– На этот раз я собираюсь тебя связать, – говорит он, стягивая одну бретельку платья с моего плеча. Его губы путешествуют по моей шее, и он спрашивает: – Что скажешь?

Я моргаю, глядя на него, застигнутая врасплох. Я… Может быть? Меня никогда не связывали. Но если быть до конца честной, меня совсем не удивляет, что Финн хочет этого. В Вегасе, а потом в Канаде он бывал грубым и нежным в равной степени. Он шлепал меня, закидывал мне руки за голову и оттягивал оргазмы, чтобы потом вернуться внутрь меня и целовать с такой страстью, что я кончала с криком. А потом он выходил из меня и заставлял кончить снова уже при помощи рта.