Текст книги "Лотос-блюз"

10

Рёрстрандсгатан – васастанская[9]9
  Васастан – жилой район в центре Стокгольма.


[Закрыть] Мекка, куда совершает паломничество помешанный на покупках средний класс. Забавно, сколько там толчется тридцати-сорокалетних людей, у которых кредитов выше крыши. Улица эта проходит от площади Санкт-Эриксплан до Карлбергсвеген. А следовательно, расположена поблизости от башни, где мы с Люси арендуем контору, и там много отличных ресторанов, куда можно пойти после работы. К тому же Люси, по непонятной причине, живет в Биркастане. И когда мы собираемся к ней домой, всегда есть лишний повод кутнуть именно на Рёрстрандсгатан.

Там-то мы и очутились, когда я расстался с Бобби и забирал Беллу.

– Как прошла встреча? – спросила Люси, помогая Белле уложить вещи в рюкзачок.

– Замечательно, – ответил я.

– Правда?

– А ты как думаешь? Парень чудной, но за сестру всей душой болеет.

– А ты за что болеешь душой? – спросила Люси.

Я пожал плечами:

– Не знаю. Что-то такое гложет внутри.

Люси вздохнула:

– Он тебе не угрожал?

– Ни капельки.

– Точно? Помнишь, что́ я сказала? Чтобы в случае чего звонил мне.

Я рассмеялся:

– Люси, угомонись. Ни один нормальный человек не додумался бы звонить тебе, если бы ему понадобился телохранитель. В случае чего я бы скорее позвонил Борису.

Настал черед Люси рассмеяться. Наконец-то. – Борису? Господи, я уж и думать о нем забыла. – Черт, непременно сообщу тебе, когда в следующий раз о нем услышу.

Наверняка очень многие люди не чертыхаются при детях. Увы, я не из таких.

Люси предложила пойти перекусить. Белла просияла и взяла меня за руку.

– С удовольствием, – сказала она.

Я смотрел на нее. Пытаясь представить себе, какой бы она стала, если бы моя сестра не умерла. Наверняка бы не ходила ни на поздний завтрак в “Хага-Форум”, ни на воскресный обед в ресторан. При мысли об этом голова у меня пошла кругом: что, если жизнь после смерти и правда существует? Ведь именно сейчас я был отнюдь не уверен, что хочу держать ответ перед родителями Беллы, когда умру.

Я стараюсь как могу, думал я. Она сыта, одета-обута, спит ночью в отличной кроватке. Первая в детском саду распрощалась с памперсами и вот-вот научится сама вытирать попку. Так что, в общем, я, пожалуй, заслуживаю одобрения, верно?

– Двинем в “Бебе”, – сказал я, имея в виду ресторанчик, который поначалу назывался индийским, а потом превратился в заведение, где подавали самую обычную еду.

– Сейчас, только губы подкрашу, – сказала Люси и скрылась в туалете.

Белла с интересом проводила ее взглядом.

А я размышлял о встрече с Бобби и о его непонятной связи с покойной сестрой. Сара решительно настояла, чтобы адвокат не общался с ее братом. И все же он продолжал думать о ней. Потому что когда-то они были очень дружны.

– Вообще-то никакого сходства, но чем-то их отношения слегка напоминают тебя и твоего брата, – сказал я Люси, когда мы уже сидели в “Бебе”. – Вы тоже дружны.

– Я пока что людей не убивала, – сказала Люси.

– Сказал же: в целом никакого сходства.

Люси промолчала, внимательно изучая меню.

– Что тебе взять? – спросил я у Беллы. – Тут есть… – Гамбургер и молочный коктейль.

В итоге мы все трое заказали одно и то же. Молочный коктейль в “Бебе” – обалденный. Мы с Люси попросили добавить капельку бурбона.

Пока ждали заказ, Белла рисовала.

– Ты не одобряешь, что я копаюсь в деле Сары Техас, – в конце концов сказал я, просто чтобы нарушить молчание.

– Да, – сказала Люси. – Не одобряю.

– Почему?

– Потому что не могу отделаться от ощущения, что тебя используют.

– Кто? Бобби?

– Оба. – Люси скривилась.

– Да ладно тебе, Сары нет в живых.

– И все равно она, черт побери, командует своим братом. Из могилы. Держит его железной хваткой, из которой он не может вырваться. Она умерла полгода назад, Мартин. Почему он не может просто жить дальше?

– Ему недостает сестры. Не говоря уже о ее сыне Мио, который, скорей всего, тоже мертв. Есть тут какая-то странность.

Люси легонько постукивала по столу длинными ногтями. Ногти у нее ярко-красные. Красивые. Отлично подойдут к черному бикини, когда мы будем в Ницце.

Принесли молочные коктейли. Белла сразу же схватила стакан. У меня язык не повернулся сказать, что если выпить перед едой слишком много коктейля, то никакого гамбургера уже не захочется.

– Думаешь, Сара виновна в убийствах?

– Несомненно.

– Почему раньше-то не сказала?

– Я говорила. Еще после твоей первой встречи с Бобби. Но позднее не напоминала, это правда. Наивно полагала, что ты придешь к такому же выводу.

Она вздохнула, отпила глоток коктейля.

– Пожалуй, так оно и есть. Но кое-какие детали фактически оставлены без внимания, и надо их проверить, прежде чем бросать это дело.

– Может быть, стоит сперва прочесть полицейские протоколы? То, что кажется оставленным без внимания, на самом деле, вероятно, всего лишь проверенный и отброшенный дознанием след.

– Будто я не понимаю. Но в таком случае мне нужно это услышать. Услышать непосредственно от полиции, что они проверили и ее бывшего бойфренда, и папашу, что нет альтернативных подозреваемых, которые уходят от ответа только потому, что, по мнению полиции, очень круто признать виновной хорошенькую девчонку.

Люси закатила глаза.

– Ну конечно же, именно так все и работает. Полиция выбирает, кто виноват, по размеру бюста подозреваемых.

– Детка, я не совсем это сказал. Точнее, совсем не это.

– Но имел в виду.

Я невольно улыбнулся. Муторно, конечно, когда рядом люди, которые знают тебя как облупленного. Муторно, но и приятно.

Принесли еду. Белла коршуном налетела на свой гамбургер, а мы с Люси начали тщательно препарировать содержимое своих тарелок. Подсолить, поперчить, поменьше хлеба и уж точно вон противные консервированные огурцы. Почему-то всегда забываешь заранее предупредить, чтобы их не клали.

– Как будешь распутывать этот клубок? – спросила Люси, проглотив кусочек-другой.

– Ты прямо как Бобби, – сказал я.

– Кто такой Бобби? – заинтересовалась Белла.

– Брат одной бедовой девчонки, – ответила Люси. Я захохотал.

– А мне нельзя братика? – спросила Белла, и смех застрял у меня в горле, даже больно стало.

Люси мило улыбнулась:

– Замечательная идея. Как по-твоему, Мартин?

– Белла, это не так просто. Брата в подарок не получают.

– Расскажи-ка подробнее. – Люси отложила нож и вилку.

Ох и заноза.

– Ты к чему клонишь? Не знал, что ты хочешь детей. Прости, не догадался.

На секунду время остановилось. Ведь прежде чем Люси совладала со своим лицом и оно опять стало непроницаемым, я успел заметить грусть в ее глазах. И вот тут до меня дошло, что она все еще не разобралась, хочет иметь детей или нет.

– Мы живем в несправедливом мире, – сказал я, просто чтобы не молчать. – Я-то могу стать отцом и в девяносто, а вот для вас, женщин, срок истекает, когда вы вдвое моложе.

Такое ощущение, будто во всем этом виноват я. Будто я – Бог, который взмахнул волшебной палочкой и сделал так, что женщины теряют фертильность, не дожив и до пятидесяти. Люси молчала, и я поневоле продолжил:

– Нет, я, конечно, читал про ту итальянскую клинику. Судя по всему, они помогали забеременеть дамам под семьдесят. А затеял все это наверняка старый греховодник Берлускони. Хью Хефнер от европейской политики.

Когда нервничаю, я смеюсь над собственными шутками. Непростительно, но так уж выходит. Я попробовал унять восторг по поводу собственных заявлений, отпив еще глоток-другой молочного коктейля. В результате бурбон с молоком попал в нос. И в носу жутко засвербело.

– Ты нездоров, – устало сказала Люси, когда белая жижа закапала из носа на тарелку. – Хью Хефнер.

Она вдруг рассмеялась, совершенно непринужденно. Белла тоже засмеялась, и на долю секунды у меня вдруг мелькнула мысль.

Вот она.

Вот она, семья, которой не было рядом, когда я рос.

Вот семья, которой я не заслуживаю.

Я посерьезнел, утер салфеткой рот. Белла и Люси продолжали болтать чепуху, а я погрузился в размышления о Саре Техас. О молодой женщине, которая однажды в юности не иначе как съехала с катушек и стала убийцей. Да какой – отнимала жизни одну за другой, без малейшего сожаления.

Люси считала ее виновной, но я не разделял ее уверенности. Бобби сказал, что я увижу: все взаимосвязано. Что пропажа Сариного сына связана с убийствами. Я не понимал, что он имеет в виду. Независимо от того, виновна Сара в пяти убийствах или нет, логично было бы предположить, что она забрала сына с собой в могилу. Спрашивается только, что она сделала с его телом. Круг ее общения тщательно проверили, фактически невероятно, что у нее есть близкий человек, которому она могла бы передать мальчика так, чтобы полиция ничего не узнала. Стало быть, мальчик мертв. Но почему она спрятала тело где-то в другом месте? Этого я понять не мог.

Я вполне отдавал себе отчет, что пока знаю об этом деле недостаточно. В первую очередь надо прояснить две вещи.

Что Сара делала в последние часы на свободе?

И кто отец ее сына Мио?

11

Началась новая рабочая неделя. По большому счету настало лето. Дождь лил без перерыва, а наш помощник Хельмер ушел в отпуск. Еще две недели – и мы махнем в Ниццу. Только вот тоски по солнцу и коктейлям на пляже, одолевавшей меня еще неделю назад, как не бывало. Теперь меня обуревало неуемное желание хорошенько разобраться в судьбе Сары Техас.

Долгими часами я молча сидел за письменным столом, рассматривая ее фотографию. Скользил взглядом по длинным волнистым волосам, по настороженным и все же грустным глазам, устремленным прямо в объектив. Фото лежало в картонке Эйвор, с пометкой “Снимал Бобби, 2010 г.”. Тогда она жила своей жизнью и была обычным человеком, а вовсе не наводящей страх преступницей.

Догадывался ли я тогда, сидя с этой фотографией в руке, во что ввязался? На этот вопрос я, безусловно, должен ответить отрицательно. Если бы знал – или хотя бы догадывался, – то, конечно, бросил бы свою затею, пока не поздно. Однако я был донельзя мало осведомлен обо всей этой истории, а потому продолжал рыть себе могилу. Снова и снова с силой вонзал в землю лопату. Всякий раз в полной уверенности, что на шаг приблизился к разгадке.

С одним из вопросов я разобрался в первый же понедельник после того, как решил протянуть покойной Саре руку помощи. Хватит играть в детектива, пора заняться делом более профессионально. Больше никаких кофепитий на кухне у Эйвор, никаких игр в угадайку. Мне нужны факты, и побыстрее. И я, стало быть, обратился в полицию.

Придя на работу, за несколько минут выяснил, кто вел дознание. В полиции у меня много хороших контактов. Тот факт, что мне самому довелось служить в этом ведомстве, пусть и меньше года, тоже способствует контактам. К моему большому удовлетворению, оказалось, что я лично знаком с дознавателем, который занимался делом Сары. Комиссар Дидрик Стиль. Классный мужик.

– Мартин Беннер, сколько лет, сколько зим, – сказал он, услышав по телефону мой голос.

Да уж, что правда, то правда. Последний раз мы виделись как минимум год назад, быстро подсчитал я.

Для начала мы обменялись обычными мужскими любезностями. Я по-прежнему с Люси? Да. А он все еще с прежней женщиной, в смысле с женой? Да.

– Ты в самом деле звонишь после такого перерыва, чтобы потолковать о моей личной жизни? – в конце концов сказал Дидрик.

Захохотал. И тут же закашлялся. Дидрик из тех, кто успел выкурить слишком много “Мальборо лайтс”, прежде чем взялся за ум.

– Нет, – сказал я. – Я звоню по совершенно другому поводу. Сара Техас. Дознание вел ты, верно?

Некоторое время Дидрик молчал, потом сказал:

– Да, верно. Почему тебя это интересует?

Я помедлил. Сказать все начистоту? Что ко мне приходил ее чудной братец? Что он готов заплатить мне за то, чтобы я доказал невиновность его покойной сестры. Жизнь научила меня кой-каким важным правилам. Одно из них гласит: в принципе правда всегда предпочтительнее вранья. Пусть даже она причиняет боль, коробит или смущает.

В общем, я рассказал, что произошло и чем я занимался последнюю неделю.

Когда я закончил, Дидрик вздохнул:

– Мартин, послушай доброго совета. Пошли все это к чертовой матери.

– Почему?

– Потому что все это быльем поросло. Потому что дело закрыто. Потому что история была столь же уникальная, сколь и скверная. Сары Телль нет в живых. Следствие прекращено. Начнешь копать – выставишь себя полным идиотом. Тебе это надо?

Долгие годы Дидрик принадлежал к числу немногих людей, к кому я прислушивался. Но не на этот раз. Он полицейский, у него своя задача, а у меня, адвоката, – другая. Я подвинул портрет Рональда Рейгана, который держу на столе. Надо тщательно выбирать, с кого берешь пример. И мой пример – парень, разоруживший русских.

– Увы, бросить не могу, – сказал я. – Потому что обещал Бобби попытаться. А вдобавок мне чертовски любопытно.

Дидрик аж застонал:

– Ты себя-то послушай! “Обещал Бобби”. Что это значит? С каких пор тебя заботит, что́ ты обещаешь или не обещаешь? Ну так вот: продолжай, если хочешь, но только без меня. А Бобби этот гроша ломаного не стоит. Родная сестра и та не желала иметь с ним дела.

Без меня, так он сказал. Н-да, не обнадеживает.

– Кружка пива, – сказал я.

– Прости?

– Приглашаю на пивко. И ты спокойно, без утайки расскажешь все, что помнишь, и ответишь на несколько вопросов. Дальше я справлюсь сам.

Дидрик пробурчал что-то невразумительное.

– Что ты там говоришь? – переспросил я.

– Говорю, что ты идиот, – уже громче бросил Дидрик. – Но против кружечки пива я, конечно, не возражаю.

– Спасибо. Бо-ольшущее спасибо. Сегодня вечером в “Пресс-клубе”? Часиков в шесть?

“Пресс-клуб” я назвал по одной-единственной причине: у них там просто невероятный выбор разных сортов пива.

– “Пресс-клуб”, в шесть, годится. До встречи.

Отложив телефон, я попытался сориентироваться в распорядке дня. Надо сосредоточиться на настоящих делах. Прежде всего, снова съездить в СИЗО, к парню, которому грозила тюрьма за тяжкие телесные. На сей раз я рассчитывал его расколоть. По-настоящему.

Но сначала я позвонил Сигне и убедился, что она не возражает, если я вернусь чуть позже. Мне вспомнилось время, когда я был свободен. Когда приходил домой и уходил по собственному усмотрению, когда полностью располагал собой. Дети все это меняют. Я понимаю, что, наняв няню, купил себе определенную свободу, но на самом-то деле мои нынешние будни в корне отличаются от тех, какими я жил всего несколько лет назад.

Сигне, как всегда, с готовностью пошла мне навстречу. Задержаться на два часа для нее не проблема. Да и скажи она “нет”, тоже никакой катастрофы. Белла просто отправилась бы со мной в “Пресс-клуб”.

Кучи документов у меня на столе были невелики. Как обычно в эту пору года. Все тихо-спокойно. Я вытащил досье парня, сидящего в каталажке. И с некоторым удивлением обнаружил, что оно меня раздражает. Нет у меня времени на такую чепуху. Лучше бы направить всю энергию на дело Сары Техас.

В дверь постучали, вошла Люси. Все, что слишком хорошо, чтобы быть правдой, зачастую именно таково и есть: слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сперва мне показалось, что в руках у нее пять бутылочек со спиртным. Потом я разглядел, что это солнцезащитный крем. Она поставила бутылочки на мой письменный стол и села на край стола.

– Скажи-ка, ты представляешь себе, какое летом солнце в Ницце?

Я не сводил глаз с кремов.

– Откуда мне знать?

Люси перебирала бутылочки. Под широким кожаным браслетом, украшавшим левое запястье, ее рука светилась белизной. Вот что я обожаю в Люси. Что ее белая веснушчатая кожа и рыжие волосы так великолепно сочетаются с моей темной внешностью. – Ты ведь хочешь туда поехать? – спросила она.

Она ничуть не тревожилась, задала вопрос нейтральным тоном.

– Конечно, хочу, – ответил я.

– Ты какой-то рассеянный.

Она погладила меня по щеке, скользнула пальцами по груди. Осторожно поцеловала меня.

– Ты чем-то огорчен?

– Нет, – сказал я. – Вовсе нет.

Она отодвинулась, но положила руку мне на плечо. – Ты ведь не допустишь, чтобы история Сары Техас заняла слишком много места?

Люси желала мне добра, но меня все равно покоробило. Одна мама у меня уже есть, во второй я не нуждаюсь.

– Разумеется, – коротко ответил я и встал. – Извини, мне пора в СИЗО. Крем мы обсудим попозже.

Люси так и сидела на столе, пока я складывал бумаги в сумку, которую всегда носил с собой. – Вечером увидимся? – спросила она.

– Я договорился выпить пивка со старым приятелем из полиции.

– По поводу Сары Техас?

– Просто выпить пивка.

Она встала, когда я направился к двери.

– Уже несколько дней прошло с тех пор, как мы встречались.

– Мы виделись вчера.

– Ты знаешь, о чем я, Мартин.

Я был уже у входной двери.

– Ты имеешь в виду, что мы давно не спали вместе.

Когда я обернулся и посмотрел на нее, она улыбнулась:

– Примерно так.

Я криво усмехнулся.

– Мне просто хочется зарядиться перед Ниццей. Увидимся позже.

– Пока.

Без всякой необходимости я громко хлопнул дверью. Возмущение обернулось разочарованием. Люси сделала свой выбор и теперь, хочешь не хочешь, должна с этим жить. Сама сказала, что нам не стоит быть вместе, что она не может жить с таким ненадежным человеком, как я.

Каждый делает свой выбор, подумал я. А потом живет с последствиями.

12

Парнишке, с которым я второй раз встретился в крунубергском СИЗО, явно, как и Люси, трудно справиться с последствиями своего жизненного выбора. Чувствовал он себя определенно плохо. Так происходит со всеми, кто сидит под строгим арестом. Шведские законы об аресте ужасны и не идут ни в какое сравнение с существующими в мировых демократиях. Это известно всем юристам и всем полицейским. К сожалению, политики наши тоже об этом знают, но предпочитают ничего не предпринимать. Для меня это загадка.

Выглядел парнишка хреново, весь какой-то замызганный. Интересно, чем он занимался. Отирался о стены камеры то передом, то задом?

– Питаешься нормально? – спросил я.

Он осунулся, под глазами залегли темные круги.

– Ну да, – ответил он.

Черт побери, людям, которые не умеют врать, лучше к вранью не прибегать.

– Тебе надо есть, и не ради меня, а ради себя самого, – заметил я. Бросил сумку на стол. Открыл ее, достал принесенные бумаги. – Давай-ка еще разок обсудим случившееся. Видишь ли, кое-что в твоей истории не сходится.

В ответ он опять напыжился. Что выглядело глупо, поскольку ему недоставало сил держать фасон.

– Я ведь уже рассказал, как все было. И вы, черт побери, должны мне верить. Вы же мой адвокат.

Я подавил вздох:

– Ну да. Это я и без тебя знаю. И пришел сюда исключительно как твой адвокат. Я в самом деле стараюсь сделать свою работу хорошо. Но мне будет легче, если ты поможешь сделать ее еще лучше.

Парень опустил глаза и сосредоточенно поскреб плечо. Стал таким же, как раньше. Испуганным и слабым. Вот этим и надо воспользоваться, ежу ясно.

– Ну, начнем. Я прочитал свидетельские показания твоих дружков. Тех, что якобы ничего не запомнили. Глупости они болтают. Ни один из них не был настолько пьян, чтобы в памяти возникли провалы. Твои родители тоже удивлены. Не понимают, почему твои закадычные кореша не желают тебе помочь и не рассказывают, как все было. Ты же не бил того парня.

Я видел, что он слушает, но на меня по-прежнему не глядит.

– У меня такое впечатление, что они боятся, – спокойно сказал я. – В точности как ты.

Он перестал судорожно скрести плечо, но все еще молчал.

– Ты загремишь в тюрьму, – сказал я. – Тебе понятно, что это значит? Понятно, что происходит с человеком, сидящим под замком? Когда нельзя ни выйти наружу, ни делать, что хочется?

Он посмотрел на меня, в глазах стояли слезы.

Я покачал головой.

– Зачем тебе такое? Ты ведь можешь этого избежать.

Вот теперь он наконец-то заговорил:

– Не могу я.

– Чего не можешь?

Парнишка молча плакал, повесив голову.

– Не могу рассказать, что произошло.

– Почему?

– Потому что будет еще хуже.

– Извини, как-как? Хуже? Хуже, чем загреметь в тюрьму? Хуже, чем вылететь из учеников?

Клиент кивнул, слезы ручьем катились по худым щекам.

– Рассказывай, – сказал я. – Рассказывай, что может быть хуже того, о чем говорил я.

Я терпеливо ждал, когда парень по другую сторону стола заговорит.

– Майя, – наконец прошептал он.

– Кто?

– Майя. Моя сестра. Ей пятнадцать, и у нее синдром Дауна.

Я пытался понять. Может, он хочет сказать, что побои тому парню нанесла его умственно отсталая сестра?

– Значит, Майя. Она была с вами в кабаке?

Он покачал головой:

– Да нет, не в этом дело. – Полные ужаса глаза смотрели на меня. – Он ее продаст.

Я почувствовал, что цепенею.

– Кто ее продаст?

– Расмус. Если я не возьму вину на себя, он продаст Майю своим корешам. Теперь понимаете? Понимаете, почему мне пришлось сказать, что бил я?

Я понял. Единственный из свидетелей, этот Расмус якобы прекрасно помнил тот вечер, когда произошло избиение.

Сердце у меня в груди екнуло.

Я понял куда больше, чем он мог себе представить. Клиент смотрел на меня, а я погрузился в размышления.

– Вы не должны никому об этом говорить, – сказал он, словно стараясь привлечь мое внимание. – Не должны, если не можете спасти и Майю тоже.

Я на секунду зажмурился, принуждая себя вернуться к реальности.

– Это мы решим, – сказал я, надеясь, что не слишком рассеянно.

Увы.

– Я же знал, нельзя ничего говорить. – Тыльной стороной руки мой клиент с силой потер лоб. – Черт, ну какой же я дурак!

Его злость и тревога заставили меня собраться.

– А ну кончай, – прицыкнул я. – Клянусь, я помогу тебе найти самое лучшее решение во всех смыслах. Поверь, когда твой кореш угодит в СИЗО, навредить твоей сестре он не сможет.

Клиент отчаянно тряхнул головой:

– Так ведь он рано или поздно выйдет из тюрьмы. Вдвое злее, чем сейчас. И примется и за меня, и за Майю. Вдобавок у него есть друзья. Уйма друзей, которые будут действовать по его указке, пока он кукует за решеткой.

Я вздохнул:

– Да брось ты. Поверь, в конечном счете очень мало кто из мафиозных типов ведет себя таким манером. Неужели ты на полном серьезе думаешь, что у него “уйма друзей”, которым ничего не стоит похитить пятнадцатилетнюю девчонку, к тому же умственно ущербную, и продать ее наркоторговцам? Забудь об этом.

Я видел, что продвигаюсь вперед. Клиент успокоился, хотя выглядел по-прежнему испуганным.

– Мы вот как поступим. Я информирую полицию, а они примут меры. Как считаешь, твои дружки, у которых на допросе начисто отшибло память, вспомнят твою версию, если мы их попросим? Или твой так называемый друган Расмус и их крепко держит в лапах?

– Не знаю, – сказал клиент.

Я так не думал. В таком случае они бы тоже лжесвидетельствовали, как и сам преступник.

– Вы не забудете про Майю? Главное – уберечь ее. Понятно, да?

– Вполне, – кивнул я.

Что ж, можно уходить. Все хорошо, что хорошо кончается. Быть не может, чтобы полиция не сумела защитить его сестренку. Это их работа и их обязанность. Хотя вообще-то я не был с ним согласен. Главное здесь – вовсе не его сестра Майя. А молодой парень, которого черт знает из-за чего избили и который из-за травмы стал эпилептиком.

Когда я встал, мой клиент, повесив голову, так и сидел на своем стуле. Чем-то он напоминал Бобби. Такая же тощая фигура, такой же загнанный вид.

И все же они разительно отличались друг от друга. У этого парня были все предпосылки для нормальной жизни. А у Бобби, честно говоря, вряд ли.

Я похлопал его по плечу.

– В ближайшее время все разрешится, – сказал я. – Постарайся поесть и поспать, скоро увидимся.

Он молча проводил меня взглядом, когда я уходил. Я чувствовал что-то вроде облегчения. С этим делом покончено, и я могу полностью посвятить себя Саре Техас.

Штука в том, что клиент помог мне понять кое-что, очень занимавшее меня всю последнюю неделю. Почему некоторые люди в определенных ситуациях берут на себя преступления, которых не совершали.

Они поступают так, чтобы помочь кому-то другому, или потому, что находятся под угрозой.

А иногда по обеим причинам.

Тому, кто намерен защитить Сару Техас, незачем искать другого убийцу. Как я говорил с самого начала, вполне достаточно найти здравое объяснение, почему она созналась в убийствах, которых не совершала. Например, ей угрожали. Или она защищала кого-то еще, потому что не хотела, чтобы он понес наказание.

Если верно последнее, если именно это объясняло ее поступки, то мне, честно говоря, надо бы задуматься. В моей жизни никогда не было человека, которого я бы любил настолько, что помог бы ему избежать наказания за убийства. А уж тем более не взял бы на себя ответственность за преступления.

Заставить клиента рассказать все начистоту оказалось сравнительно просто. Но Сара Техас мертва, она ничего уже не расскажет. Так что придется спросить самого себя: если бы мой клиент сам не рассказал об угрозе его сестре Майе, то как бы я об этом узнал?