Текст книги "Король-Провидец"

Глава 9
Налетчики

Сайана бурлила от страха и замешательства. Войска ахима были приведены в полную боевую готовность и пытались восстановить хоть какое-то подобие порядка, но имели мало успеха. Повсюду бегали люди, выкрикивавшие бессмысленные пророчества о том, что город обречен; женщины панически визжали; таверны и храмы – излюбленные укрытия человека – были набиты до отказа, несмотря на поздний час. Очевидно, слухи об ужасном происшествии распространились по городу как масляная пленка по воде, обрастая на ходу чудовищными подробностями.

Некоторые торговцы извлекали выгоду из беспорядков. Их лавки или магазины были открыты, и они стояли на улице, громко расхваливая надежность своих магических орудий: Купите амулет и отведите от себя грядущее несчастье! Дайте Провидцу сотворить заклятье, и вы не пострадаете, когда ужасные Товиети предадут Сайану огню и мечу!

Они получали неплохие барыши.

Поскольку все беспокоились только о собственной шкуре, мы смогли незаметно вернуться в посольство. Услышав раскаты грома, я вспомнил о том, что Период Жары уже на исходе и скоро наступит Период Дождей. Я улыбнулся. Плохая погода сыграет нам на руку в нашем рискованном предприятии.

Я поднял эскадрон по тревоге, собрал всех офицеров и уоррентов и вкратце поведал о случившемся. Я не сообщил им, в чем заключается мой план, сказав лишь, что мне нужны двадцать добровольцев для опасного дела, готовых выступить в поход через три часа. Конечно, я мог бы набрать отряд прямо на месте, однако едва ли стоило лишать мою крошечную армию большинства ее командиров. Я добавил, что пятеро добровольцев должны быть уроженцами Кейта, отобранными из лучших бойцов нашего батальона, состоявшего из местных жителей.

Мой план был очень прост: совершить ускоренный марш-бросок к той пещере, в которой Тенедос побывал в своем «видении». Джак Иршад и куклы должны находиться где-то поблизости. Я собирался напасть на рассвете, перебить стражу и выкрасть кукол. Если мы не сможем отступить вместе с добычей, придется бросить их в проточную воду, чтобы обезвредить заклятье: это простое средство я знал еще по рассказам нашей деревенской колдуньи.

Моя идея может показаться абсурдно простой, но я чувствовал себя уверенно: Иршад и Шамиссо Фергана полагают, что все обитатели Сайаны, будь то кейтцы или нумантийцы, парализованы страхом и нерешительностью. Если мы ударим внезапно и безжалостно, боги могут благоприятствовать отважным. К тому же, если мы будем сидеть сложа руки, то правление Бейбера Ферганы почти наверняка рухнет и начнется кровавая «священная» война против Нумантии. Я понимал, что в этом случае мы умрем первыми. С точки зрения постороннего наблюдателя, через три дня мы были обречены на верную смерть или же могли рискнуть жизнью до истечения срока. Так что у нас не было особого выбора.

Времени не оставалось. Если у моей идеи есть хотя бы малейший шанс на успех, ее нужно осуществить прежде, чем кто-либо, начиная от солдат ахима Ферганы и кончая мятежниками в горах, начнет обдумывать свои дальнейшие действия. Мы должны были выступить до рассвета.

Я был немного удивлен, когда капитан Меллет первым вызвался сопровождать меня: он не походил на человека, склонного к отчаянным вылазкам.

– Стало быть, я снова должен поддерживать пламя в домашнем очаге, – хмуро произнес он, выслушав мой вежливый, но твердый отказ. – Что ж, желаю вам приятно провести время, – и с обиженным видом отступил в сторону.

Из его пехотинцев мы выбрали легата Банера – очень молодого и исполнительного офицера, к которому все, включая и меня, относились как к младшему брату; сержанта Виена, чья обманчивая полнота не мешала ему двигаться с бесшумностью змеи, и еще шестерых человек, поклявшихся, что они знают, с какого конца у лошади находится хвост. Вместе с уланами я захватил и пехотинцев, так как они были нужны мне на заключительном этапе.

Из своего эскадрона я выбрал девятерых, оставив Биканера старшим уоррент-офицером. Среди добровольцев были бесшабашный Карьян, мой лучший лучник Курти и неторопливый, надежный Свальбард.

Пятерых кейтцев возглавлял Йонг – лучший из хиллменов и наиболее достойный офицерского звания. С разрешения Тенедоса я назначил его сержантом и запланировал дальнейшее повышение в том случае, если мы благополучно вернемся. К дьяволу нагоняи, которые я могу получить от своих начальников в Нумантии за такую благосклонность к «второсортному» уроженцу Спорных Земель!

Я отвел своих людей в одну из библиотек особняка, где Тенедос наложил заклятье, оберегающее от магического подслушивания, и сообщил, какая одежда и оружие им понадобятся. При этом я внимательно наблюдал за всеми: слишком часто человек сгоряча вызывается добровольцем, но как только осознает опасность задачи, то начинает колебаться. Если бы я заметил малейшие признаки нерешительности, то нашел бы удобный предлог, чтобы заменить этого человека – на его место нашлось бы несколько других. Но ни один из моих добровольцев не дрогнул.

В сопровождении Карьяна я вернулся в свои комнаты, чтобы подготовить снаряжение. К двери была приколота записка с просьбой немедленно зайти в апартаменты посла.

Мне следовало догадаться, что я увижу, когда войду в его комнату. Вместо одетого с иголочки респектабельного дипломата и волшебника меня приветствовал подозрительный тип, одетый в балахон с капюшоном песчаного цвета и плетеные сандалии. Он вполне мог сойти за одного из второсортных кейтских чародеев, противостоявших нам в битве у переправы.

– Я обещал вам защиту против любого врага, который попытается подслушать ваше совещание в библиотеке, – с некоторым самодовольством начал Тенедос. – Но я ничего не сказал о самом себе. Ты придумал очень интересный план, Дамастес. Стоит посмотреть своими глазами, как он сработает. Между прочим, я позаимствовал эти лохмотья у одного из наших привратников... но он не вспомнит об этом.

– Сэр, вы не можете ехать с нами, – сказал я. – Я этого не допущу!

– Легат а'Симабу, – в голосе Тенедоса появились ледяные нотки. – Вы можете выдвигать любые предложения, но вы не вправе приказывать мне.

– Никак нет, сэр. Мои начальники, чьи распоряжения я обязан выполнять, приказали мне охранять вашу особу от любого возможного вреда, и...

– И покончим на этом, – перебил Тенедос. – Я собираюсь ехать с вами по двум очень веским причинам. Во-первых, один лишь я побывал в пещере, где скорее всего сейчас находятся куклы. Как вы надеетесь найти ее?

– Я собирался попросить вас указать ее местонахождение на карте. Полагаю, ваше волшебство может привязывать нас к реальной топографической области... сэр, – меня слегка заносило от волнения, и я забывал о субординации.

– Возможно, хотя нельзя утверждать с уверенностью. Во-вторых, легат, вы не чародей, как и все остальные нумантийцы, кроме меня. На тот случай, если вы забыли, я напоминаю вам, что нам придется противостоять колдовству. Нам удалось узнать, что Товиети используют магию, да и джака Иршада едва ли можно назвать новичком в чародейском искусстве.

– Сэр, что будет, если вас убьют?

– Тогда отступайте в Юрей и сообщите Совету Десяти радостную весть, которая даст им предлог для мобилизации армии и вторжения в Кейт. Возможно, вы получите повышение.

– Вряд ли, – возразил я. – Я предпочел бы умереть рядом с вами.

– Как благородно! – промолвил Тенедос, кривя губы в улыбке. – Как раз то, чего можно ожидать от юного кавалериста-субалтерна.

– Здесь нет ни капли благородства, сэр. Если я вернусь без вас, меня освежуют заживо, а это очень медленная смерть.

Я шутил лишь наполовину. Разумеется, моя профессиональная карьера будет загублена. Не то, чтобы меня это сильно беспокоило – ведь я поклялся защищать этого проклятого богами маленького волшебника, в то время как он, похоже, подталкивал меня к нарушению клятвы при каждом удобном случае.

– Как бы то ни было, я вижу, что у тебя нет оснований для продолжения спора, – заключил Тенедос. – Ты уже сменил тему.

Он был прав: логика и здравый смысл находились на его стороне. Впервые задумавшись над своим планом, когда мы выехали из дворца ахима Ферганы, я задавал себе вопрос, как мы справимся с магией Иршада, смутно надеясь, что Тенедос наложит на нас защитное заклятье или снабдит необходимыми контрзаклинаниями.

Поскольку я твердо усвоил от отца, что нельзя спорить с начальником после того, как он принял решение, а также защищать заведомо проигранное дело, я вытянулся в струнку, прижал кулак к груди и произнес:

– Слушаюсь, сэр. Пожалуйста, будьте готовы к выходу через час. Я подберу вам подходящую лошадь и распоряжусь об увеличении рациона. И еще одно: теперь вы находитесь под моим командованием и обязаны слушаться меня во всем , кроме применения магии. Это понятно?

Тенедос не удержался и широко улыбнулся.

– Так точно, легат а'Симабу, сэр. Я буду в точности исполнять ваши приказы, легат а'Симабу. Сэр.

Клянусь, он выглядел таким же возбужденным, как любой рекрут перед своим первым боем!

Примерно через час во дворе нашей резиденции собралась самая подозрительная шайка, какую только видели эти стены: двадцать два горных бандита в засаленных грязных балахонах, вооруженные разномастным оружием. Одежда и сандалии были настоящими – возможно, даже слишком настоящими, подумал я, вычесывая кейтскую блоху, падкую до нумантийской крови, и морщась от неприятного запаха. Под светло-коричневые балахоны мы надели набедренные повязки и легкие плетеные кольчуги. Наши лица скрывались под капюшонами, на манер странствующих горцев, ноги были обуты в сандалии, крепившиеся к икрам полосками сыромятной кожи. Чтобы согреваться холодными ночами, мы захватили тяжелые куртки из овчины.

Конюхи немного взлохматили скребками наших лошадей, чтобы те напоминали потрепанных кейтских кляч, хотя животные все равно оставались слишком чистыми и хорошо ухоженными. Каждый человек вел одну лошадь в поводу – не только для резерва, но и для того, чтобы можно было везти обратно кукол, если мы достигнем своей цели. Наша провизия лежала в седельных сумах, куртки и спальные кошмы – в скатках за седлами.

Все мои нумантийцы уже получили Заклятье Понимания, хотя при разговоре акцент сразу же выдавал их. Сам Тенедос говорил не хуже туземцев: он либо усердно изучал язык, либо (что более вероятно) довел свое Заклятье Понимания до совершенства. Для общения с местными жителями мы также могли пользоваться услугами сержанта Йонга и его солдат.

Наше оружие было нумантийским, но это не имело значения – если дело дойдет до драки, мы все равно выдадим себя.

Изучив единственную карту той местности, куда мы направлялись, я втайне порадовался, что Тенедос решил сопровождать нас. Кроме едва заметной тропы, уходившей в холмы, и грубо нанесенных значками отдельных деревень, она ничего не сообщала.

Тенедос спросил, как я собираюсь вывести отряд из дома, который находится под неусыпным наблюдением. Узнав о моем намерении выводить людей по одному через задние ворота, он скривил губы и сухо заметил, что может предложить «кое-что получше». Так оно и вышло.

Я приказал всем оставаться на территории посольства; мои нумантийцы внимательно следили за кейтскими солдатами и наемными слугами. Капитан Меллет получил приказ держать особняк запертым до нашего возвращения (предлогом служило недомогание полномочного посла, потрясенного недавними событиями во дворце) – или до тех пор, пока не станет ясно, что в этом более нет необходимости.

За три часа до рассвета пошел моросящий дождь. На улице был лишь один наблюдатель, съежившийся в дверном проеме ярдах в двадцати от ворот. Он держался в тени, укрываясь не только от наших глаз, но и от пронзительно холодного ветра. Он как раз дышал на сложенные ладони, пытаясь согреть их, когда стрела Курти вонзилась ему в горло. Труп шпиона беззвучно сполз на мостовую, и двое солдат затащили его на территорию посольства, решив избавиться от тела позднее.

К сожалению, я не мог видеть или слышать наиболее впечатляющих результатов наших действий. На тот случай, если джаки ахима Ферганы вели чародейское наблюдение за нами, Тенедос устроил для них настоящее представление. Волшебник «увидел» бы дюжину людей, стоящих вокруг чадящих масляных костров, – кейтцев, которые настолько ненавидят всех нумантийцев, что следят за нами днем и ночью. Я ничего не заметил, хотя в какой-то момент мне почудилось тусклое мерцание пламени и послышался неясный крик «М'рт те Ф'ренг!» Чародей-наблюдатель мог убедиться в том, что никто не в состоянии покинуть территорию посольства, не привлекая к себе внимания.

Когда заклятье было закончено, двадцать два всадника поскакали к городским воротам.

Даже в этот ранний час на улицах попадались люди, но то были пьяные, безумцы, нищие или рассыльные, торопившиеся по неотложным делам. Они не выказывали к нам интереса, однако на всякий случай мы под балахонами держали оружие наготове.

С выездом из Сайаны проблем не возникло: стражники ахима Ферганы гораздо больше боялись тех, кто собирался проникнуть в город, чем тех, кто покидал его. Офицер даже не вышел из своей будки, когда увидел группу мрачных хиллменов, подъехавшую к воротам. Махнув рукой, он указал двоим солдатам на массивные запорные рычаги.

Мы выехали в ночь и быстрой рысью поскакали в кейтские пустоши.

Несмотря на хмурое небо и накрапывавший дождь, было достаточно светло, чтобы различать дорогу. Я не беспокоился о возможной засаде – даже грабителям время от времени нужно спать. Кроме того, не многие из бандитов рискнули бы напасть на вооруженного противника численностью более двух десятков. Грязная, узкая дорога больше напоминала тропу: в самом широком ее месте могли проехать в лучшем случае три всадника в ряд.

Через каждый час мы устраивали пятиминутный привал. Я внимательно проверял лошадей, на которых ехали пехотинцы и хиллмены, но не обнаружил признаков дурного обращения с животными. На рассвете мы остановились на достаточно долгое время, чтобы заварить ароматный чай, излюбленный напиток кейтцев, и погрызть полоски вяленой говядины.

В тот день мы четыре раза проезжали мимо крошечных деревушек, каждая из которых была не более чем горсточкой глинобитных хижин, расположенных вокруг центральной площади. Их обитатели, грязные и убогие, с ненавистью смотрели на нас – богачей, имеющих собственных лошадей. Но, взглянув на наши суровые лица и оружие, они начинали вести себя так, словно нас вообще не существовало.

Пять раз мы встречались с путешественниками. Сначала это был караван какого-то богатого купца, чьи охранники ударились в панику, уверенные, что мы нападем на них. Они принялись соскакивать с лошадей, лихорадочно вытаскивая ятаганы и гремя доспехами. Мы проехали мимо, не обращая на них внимания. Еще три раза нам попадались группы людей с суровыми лицами, с копьями наизготовку. Они настороженно останавливались, опытным взглядом оценивали наше вооружение и приходили к выводу, что игра не стоит свеч.

С последней группой мы поравнялись незадолго до заката.

Мы услышали их раньше, чем увидели – крики плачущего младенца и стоны отчаяния. Их было около сорока: двое или трое молодых мужчин, остальные – женщины, дети и старики. Все они были одеты в лохмотья и тащили с собой узлы и самодельные баулы.

Когда они увидели нас, то закричали еще громче. Затем послышались бессвязные мольбы о пощаде. Люди начали разбегаться в разные стороны, некоторые падали ниц, протягивая к нам руки.

Это была другая сторона золотого знамени войны: несчастные граждане, подхваченные ее вихрем, легкая добыча для всех. Я жалел их и хотел бы помочь, но знал, что это невозможно.

– Мы не причиним вам зла! – крикнул я.

Испуг сменился выражением благодарности и обещанием щедрой награды от богов. Однако когда мы медленно проезжали мимо, на их лицах отражалось недоверие – они ждали, когда мы покажем свой истинный облик и начнем резню.

В этой толпе особенно выделялись двое: пожилой осанистый мужчина, должно быть, сельский староста, и юная девушка, не более четырнадцати лет на вид. Несмотря на грязную одежду, ее лицо было поразительно красивым.

– Благодарим вас, добрые господа, – сказал старик.

Я пошарил в кармане и бросил ему несколько медяков. Он с благодарностью поклонился, и мы поскакали дальше.

Мили через полторы я обнаружил безопасное укрытие для ночлега: маленькую заброшенную деревню в сотне ярдов от дороги. Домишки лепились к склону каменистого холма, представлявшего собой превосходный естественный редут. Дождь понемногу перерастал в настоящий ливень, и эти бедные жилища, пусть даже ветхие и ненадежные, давали людям возможность выспаться в сухости. Это был наш последний привал перед марш-броском к пещере, и место казалось идеальным.

Мы устроили конюшню в самой большой хижине, сняв солому с остатков крыши, чтобы накормить лошадей. Я удостоверился в том, что о Лукане и Кролике позаботились надлежащим образом, а затем разбил отряд на четыре группы, по числу оставшихся хижин, и мы стали устраиваться со всеми возможными удобствами. Деревенские домишки оказались довольно просторными, скорее напоминавшими амбары, и сохранились неплохо. В каждом имелась яма для очага, выкопанная в центре и обложенная камнями. Мы убедились в том, что бывшие обитатели использовали хижины одновременно для жилья и содержания скота: в дальнем конце каждого строения располагались стойла и скирды сметанного сена. Окна и двери мы занавесили лошадиными попонами. Я приказал развести небольшие костры и обошел вокруг холма в сгущающихся сумерках, убедившись, что ни один луч света не выдает нашего присутствия.

Услышав чьи-то шаги, я положил руку на рукоять меча. Из темноты выступили две фигуры – старик и девушка из группы беженцев, которых мы недавно встретили на дороге.

Внезапно рядом со мной оказались Биканер и Тенедос, державшие свое оружие наготове.

– Добрый вечер, – поздоровался старик. – Хотя я сомневаюсь, что боги будут добры к нам. Мы видели, как вы свернули в сторону. Можем ли мы, во имя милосердных Ирису и Джакини, попросить вас о небольшой услуге?

Девушка вышла вперед.

– Мы единственные из деревни Обех, кому удалось выжить, – сказала она. – Все наши мужчины либо убиты, либо угнаны в рабство этим псом, Шамиссо Ферганой. Наша деревня сожжена дотла, все ценное разграблено. Многие из нас подверглись пыткам, а наш скот перебит ради развлечения.

Нам сказали, что нам дарована жизнь лишь благодаря милости Шамиссо Ферганы, но это временный дар. Лучше не испытывать его терпение и бежать куда глаза глядят.

Теперь у нас нет ничего, кроме дороги и страха.

Мы просим вас сжалиться над нами. Можем ли мы идти вместе с вашим отрядом? Я вижу, что вы добрые люди, и с вами мы будем в безопасности, пока не доберемся до какого-нибудь поселения.

– Мне очень жаль, – сказал я. – Но мы дали обет, и должны ехать быстро и налегке.

Видно было, что девушка расстроилась.

– Но можем ли мы хотя бы остаться с вами на эту ночь? – спросила она после небольшой паузы. – Одна спокойная ночь, хотя бы для детей, – это будет для нас словно дыхание новой жизни.

Я собрался было снова ответить отказом, но задумался, а потом повернулся к Тенедосу. Он жестом отозвал меня в сторону.

– Кажется, ты думаешь о том же, что и я, – сказал он. – Эти несчастные могут обеспечить нам превосходное прикрытие на одну ночь. Если Иршад вышлет своих магических соглядатаев, то мы покажемся им обычной группой деревенских беженцев, с женщинами, стариками и детьми.

Именно такая мысль посетила и меня минуту назад. Я кивнул, ощущая невольное облегчение. У меня было скверно на душе после того, как нам пришлось проехать мимо этих несчастных людей, швырнув им под ноги пару медяков; ведь одна из обязанностей солдата – защищать беззащитных.

Биканер тоже кивнул.

– Да, сэр, – сказал он. – Это хорошая идея. Да и не по душе мне думать о том, что бедняки будут скитаться по дорогам, не имея возможности отбиться от любого бандита.

Мы приняли решение. Девушка, которую звали Паликао, со слезами на глазах поблагодарила нас.

– Вы необычайно великодушны, – сказал старик, которого звали Джайсом. – Мы получили от вас два великих дара. Во-первых, эту ночь, когда все смогут спокойно уснуть, а во-вторых, вы напомнили нам о том, что в мире существует милосердие, и не каждый желает причинить зло беспомощным людям.

Он что-то крикнул, и из темноты показались беженцы. Мы все же были не совсем безрассудны в своем доверии к ним: я позвал своих людей, и мы обыскали каждого из новоприбывших на наличие оружия. За исключением нескольких маленьких ножей, используемых для хозяйственных нужд и приготовления пищи, ничего обнаружено не было.

Говорят, никто не может превзойти солдата в жестокости, но тот же солдат может быть самым щедрым человеком на свете. Так было и с моими людьми. Они позаботились о несчастных: устроили им лежанки из соломы, успокаивали плачущих младенцев и пытались вызвать улыбки на лицах детей. Но те уже успели повидать слишком много ужасов, и даже самая лучшая шутка или смешная гримаса удостаивались лишь серьезного взгляда исподлобья. Поскольку еды у нас было более чем достаточно, мы с радостью поделились тем, что имели.

В нашей хижине, кроме меня, расположились Тенедос, Йонг, Карьян и двое других разведчиков. Мы приютили у себя шестерых беженцев, включая Джайса и Паликао.

Разразилась гроза, но в наших хижинах было почти уютно, если не обращать внимания на блох, вонь от застарелого навоза и запах немытых тел. Впрочем, все это не беспокоило тех, кто привык к походной жизни.

Мы не были похожи на черепах, спрятавшихся в своем панцире. Часовые обходили лагерь парами, постоянно меняя маршрут движения вокруг маленького холма. Я ежечасно проверял охрану и остался доволен ее надежностью, хотя это меня не удивило. Мы углубились на вражескую территорию, и малочисленность нашего отряда служила достаточным основанием для того, чтобы постоянно быть наготове.

Тенедос сидел по другую сторону очага, слушая печальный рассказ Джайса и пытаясь выудить из воспоминаний старика полезную информацию, которая могла бы пригодиться, когда мы встретимся с Шамиссо Ферганой. Я лежал на кошме и рассеянно ловил обрывки разговора. Паликао сидела не более чем в двух футах от меня. К своему немалому удивлению, я обнаружил, что от нее хорошо пахнет, в отличие от остальных. Интересно, чем она пользуется вместо духов? Внезапно Паликао со вздохом отвернулась от очага.

– Я больше не могу слушать, – прошептала она. – Слишком больно вспоминать о нашей деревне. Всего этого больше нет.

Ее плечи поникли, и мне страстно захотелось утешить ее.

– Наверное, таким людям, как вы, у нас было бы скучно, – продолжала она. – Но я была счастлива. Я была обручена, и мы с будущим мужем дважды разделили ложе по нашему обычаю, чтобы скрепить союз. Потом, за неделю до того, как к нам нагрянули бандиты Шамиссо Ферганы, он заявил о своем желании стать солдатом. Я плакала и умоляла, но он все равно бросил меня, обещав вернуться через два месяца с богатой добычей. Но богатство меня не интересовало. Мне нужен был только он сам.

В ее взгляде, устремленном на меня, не было и тени смущения.

– Он не должен был уходить, – ее голос понизился почти до шепота. – Ведь нам было так... хорошо вдвоем.

Я ощутил приятное покалывание в чреслах.

– Очень трудно спать на холоде и в сырости, – продолжала Паликао. Протянув руку, она провела пальцем по скатке моего одеяла. – А здесь у вас очень тепло.

Улыбнувшись, она потянулась всем телом. При этом ее мешковатое платье загадочным образом приподнялось, и я увидел гладкую голую ногу и кусочек сокровенной темноты над внутренней частью бедра.

Ее кожа была чистой, а на правой лодыжке она носила тонкий золотой браслет.

Меня затрясло от похоти. Я чуть было не набросился на Паликао, но усилием воли заставил себя успокоиться и подождать до тех пор, пока не погаснет огонь в очаге. Йонг и Карьян уже храпели; скоро заснут и остальные. Я предвкушал невиданные удовольствия.

Взглянув на Тенедоса, я заметил, что он смотрит куда-то широко открытыми глазами. Это ненадолго отрезвило меня, и я покосился в ту же сторону.

Маленький заплечный мешок Джайса лежал между стариком и Тенедосом. Мешок упал на бок, раскрылся и из него стали видны витки длинного шелкового шнура, тускло отсвечивающего желтизной при пламени очага.

Товиети!

Проклятье! Чары развеялись, и мой «петушок» поник, словно никогда и не поддавался на предательское искушение отведать теплого естества Паликао. В тот же миг я осознал всю глубину нашей глупости, заставившей нас пустить к себе незнакомых людей, какими бы беспомощными и невинными они не казались. Я искоса взглянул на Паликао, опасаясь, что она почувствовала перемену в моем настроении, но она мечтательно смотрела на огонь. Ее босая нога, словно невзначай, вытянулась и погладила мою штанину.

Черт побери! А что, если они уже напали на солдат в других хижинах, и мои люди в эту минуту корчатся в предсмертных судорогах, а наша миссия потерпела крах, даже толком не начавшись? Обман, с помощью которого нас заманили в ловушку, удался на славу: мой пояс с мечом валялся у входа в хижину, рядом с оружием Тенедоса.

Провидец понял, что я тоже заметил шнур-удавку. Он нахмурился, о чем-то размышляя, затем его рука скользнула вбок и прикоснулась к одному из длинных кожаных ремешков, которыми мы связывали свои спальные принадлежности. Он со значением взглянул на меня: «Сделай же что-нибудь!»

Я неожиданно сел и зашелся в припадке сильного кашля. Джайс и Паликао изображали сочувствие, а Тенедос воспользовался моей уловкой – он отклонился в сторону и быстрым движением прикоснулся кончиком кожаного ремешка к шелковой удавке. Его губы зашевелились; он пропустил ремешок через пальцы, сворачивая сложную петлю.

Я перестал кашлять и потянулся к кружке с остывшим чаем, когда услышал голос Паликао:

– Они знают, кто мы такие, – очень спокойно произнесла она.

Ее рука скользнула под платье и тут же показалась вновь, вооруженная смертоносным шнуром. Я бросился на нее, пытаясь прижать ее к полу, словно во время схватки в борцовском круге. Паликао оказалась сильнее любого мужчины, с которым мне когда-либо приходилось мериться силами, включая профессиональных борцов на местной ярмарке. Она без труда освободилась от захвата, толкнула меня в грудь, и я кубарем покатился через очаг, разбрасывая горячие уголья.

Девушка вскочила с удавкой в руках. Ее лицо исказилось от злобной радости, и я услышал крики ужаса и изумления в других хижинах. Джайс тоже стоял со шнуром наготове, готовясь броситься на противника. Но в этот момент Тенедос начал читать заклинание:

Услышь меня,

Услышь меня,

Мы едины,

Мы сотканы из одной нити,

Мы служим одному хозяину,

Есть только один хозяин.

Слушай, внимай,

Вертись, вертись,

Вяжи, вяжи,

Держи, держи,

Ты должен подчиниться,

Ты должен подчиниться,

Вяжи, вяжи,

Держи, держи.

Желтый шнур в руках Паликао задергался, словно ожившая змея, и обвился вокруг ее запястья. Он мелькал, поворачивался, завязывался в узлы. Паликао пыталась сопротивляться, но безуспешно; вскоре она упала. В это же время шнур Джайса деловито связывал его по рукам и ногам.

Снаружи снова донеслись крики, но теперь кричали женщины и дети, чье смертоносное ремесло обратилось сейчас против них благодаря магии Тенедоса.

Паликао попыталась встать, но силы оставили ее. Я быстро пересек хижину и выхватил свой клинок из ножен. Вернувшись к ней, я приставил лезвие меча к ее горлу.

– Мне еще не приходилось убивать женщин, – хрипло произнес я. – Но все когда-нибудь случается впервые.

Она посмотрела на меня поверх клинка, увидела в моих глазах непреклонную решимость и перестала сопротивляться. У меня мелькнула странная мысль: интересно, когда она собиралась покончить со мной – до или после совокупления?

– Карьян! – позвал я, и мой спутник очутился рядом, с обнаженной саблей в руке. Я обвел взглядом наше жилище. Все Товиети были надежно связаны своими удавками. Я выбежал в ночь и проверил остальные хижины.

Благодарение Паноану – никто из моих людей не пострадал. Все они мирно спали и проснулись только когда мы разбудили их. Очевидно, наша с Тенедосом гибель должна была послужить началом всеобщего уничтожения. Я сообщил им о случившемся, открыв истинный облик «беженцев», а затем приказал оставаться на своих местах в полной боевой готовности.

Охранники снаружи ничего не видели и не слышали до тех пор, пока не начались крики. Я сменил их и вернулся к Тенедосу.

Карьян выстроил Товиети в ряд вдоль стены. Их ноги теперь были связаны обычными веревками, глаза сверкали от бессильного гнева.

– Что будем делать? – спросил я у Тенедоса.

– Убить мерзавцев, – прошипел Йонг, все еще вздрагивавший от ужаса. – Медленно выпустить наружу их проклятые кишки!

Я ждал. Тенедос усиленно размышлял.

– Нет, – наконец решил он.

Паликао презрительно усмехнулась.

– Необходимо понять меня правильно, – холодно произнес Провидец. – Я не возражаю против вашей смерти. Знай это, женщина!

Он вперился в нее взглядом, и она неохотно кивнула. Тенедос отвел меня в сторону.

– Я думаю... – начал он, – нет, я уверен, что мое волшебство сможет держать их связанными минимум двое суток. Кроме того, я убежден, что среди них нет чародеев. Какое бы колдовство они ни использовали для того, чтобы одурачить нас, – оно заключено в этих шнурах. Я не почувствовал их заклинаний, поскольку все мои магические силы были устремлены к той пещере и направлены на защиту от невидимых шпионов Иршада.

Мы не убьем их, потому что хотим видеть наших людей готовыми к битве, а не переживающими из-за убийства женщин и детей, путь даже у этих «беженцев» руки по локоть в крови.

Я согласился с ним. Честно говоря, я не был уверен, что смог бы отдать приказ о казни этих людей.

Тенедос обратился к Джайсу:

– Я предложил оставить тебя в живых, потому что бог, которому я служу, сильнее вашего, как и моя магия. Но я чужестранец. Какому богу ты служишь?

– У нас нет богов, – ответил Джайс. – Все боги – от исчезнувшего Умара до самого ничтожного духа-хранителя очага – являются частью Колеса. Того самого Колеса, которое мы собираемся уничтожить, чтобы установить новый порядок.

– Истребив всех остальных?

– Всех, кто не присоединится к нам, – спокойно согласился Джайс. – Мы будем убивать их в момент возвращения от Колеса, убивать в младенчестве на руках матерей, убивать во чреве, пока Колесо не рухнет под тяжестью всех душ, которые оно несет. Один только мой отряд убил больше тысячи человек. Иногда мы выдавали себя за нищих беженцев, а иногда занимали брошенную деревню и представлялись путешественникам ее обитателями.