Текст книги "Заговор Тюдоров"

Затем я услышал ее голос:

– На будущее, однако, запомни: мы не любим, когда нашими приглашениями пренебрегают. Твой бывший хозяин дорого заплатил за урок.

По спине у меня пробежал холодок. Я выпрямился. Мария хлопнула в ладоши, вызвав очередной приступ заливистого собачьего лая. Пока дамы рылись в грудах материи, королева обратилась ко мне:

– Обсудим причину твоего визита. Рочестер сказал, что ты приехал в поисках работы.

– Если мне будет позволено надеяться… – пробормотал я.

Леди Кларансье подала королеве отрез канареечно-желтого атласа. Я искоса глянул на диванчик у окна, где сидела, лаская своего песика, юная мистрис Дормер. Я подмигнул ей, и она залилась румянцем.

Мария поднесла желтую ткань к подбородку:

– Ну? Что скажешь?

Я вздрогнул от неожиданности. Королева нетерпеливо притопнула ногой. Я перехватил взгляд леди Кларансье, в котором искрилось веселье. Неужели Мария предлагает мне пост при своем гардеробе?

– Э-э… весьма ярко, – беспомощно проговорил я.

– Наконец, ваше величество, кто-то сказал правду, – прозвучал резкий, но в то же время вкрадчивый голос, и вперед выступила женщина, подобной которой я не видел в жизни.

Должно быть, она до сих пор сидела, скрытая от взгляда, в одной из оконных ниш, иначе я непременно заметил бы ее. Не смог бы не заметить: такую женщину невозможно упустить из виду. Она не была красавицей в общепринятом смысле этого слова. Фигура ее, несмотря на высокую грудь и округлые бедра, отличалась чрезмерной худобой, черты лица были хоть и правильными, но излишне резкими. Белоснежная кожа оттеняла выразительность глубоко посаженных глаз непривычного сине-фиолетового цвета, тонкий нос и широкие скулы придавали лицу смутное сходство с кошачьей мордочкой. Общее впечатление аристократической холодности смягчали губы – полные, влекущие головокружительным намеком на плотскую страсть, которая бурлит под этим безупречным покровом. Волосы цвета золотистых осенних листьев были убраны в сложную прическу под вышитой жемчугом шапочкой, выставляя на обозрение тонкие, выщипанные согласно моде брови. Когда она, плавно ступая, направилась к королеве, я отметил не только изящество движений, но и непривычный фасон наряда – короткие рукава-крылышки и жесткие треугольные юбки. Эта женщина следовала совсем иной моде, нежели другие присутствовавшие здесь дамы.

Мария застонала и разжала пальцы, уронив отрез желтого атласа к своим ногам.

– Что же тогда? – вопросила она. – Мы уже столько времени потратили впустую, я больше видеть не могу все это.

Она раздраженно обвела рукой комнату, заваленную тканями.

Женщина с кошачьим лицом повернулась ко мне, и когда она заговорила, я уловил в ее голосе тень вызова.

– Быть может, следует обратиться за советом к другу вашего величества? В конце концов, он ведь мужчина.

Королева нахмурилась:

– Не думаю, что мастер Бичем вправе… – Она осеклась, когда я решительно направился к ближайшему столику, на котором лежали груды отрезов.

Я внимательно осмотрел их, приподнял и отбросил несколько образцов и лишь затем остановился на лиловом бархате с золотой нитью.

– Это, – сказал я.

Мария приняла у меня отрез бархата. Когда она поднесла ткань к лицу, все дамы дружно ахнули. Выбор, благодарение Богу, оказался идеальным: сочный пурпурно-лиловый цвет отвлекал внимание от увядшей кожи, но ярче оттенял подернутые сединой волосы. И неважно, что пурпур был к тому же традиционным цветом монархии. Если не знаешь, что предложить королеве, предлагай пурпур.

– Похоже, все это время нам недоставало только одного – мужского взгляда.

Женщина с кошачьим лицом рассмеялась восхитительным грудным смехом. И протянула мне руку:

– С вашего позволения, я представлюсь сама. Мистрис Сибилла Дарриер.

Я склонился к ее пальцам и уловил запах, который ни с чем невозможно было спутать.

– Счастлив знакомству, миледи, – проговорил я. – Вы недавно были во Франции? От вас пахнет лилиями.

Глаза Сибиллы расширились.

– Мастер Бичем, ты, как всегда, проницателен, – сказала Мария. – Мистрис Дарриер и впрямь лишь недавно вернулась в Англию после долгих лет, проведенных за границей.

Именно так я и подумал. Кроме необычного запаха, этим же объяснялся и наряд, не похожий на другие.

– Она родом из Линкольншира, – прибавила королева, повернувшись к зеркалу, чтобы оценить сочетание лилового бархата с цветом ее лица. – Ты ведь, кажется, тоже родился в тех местах?

Я оцепенел. Похоже, она не забыла ни единого слова из моих рассказов. За улыбкой я старался скрыть испуг:

– Совершенно верно. Однако, как, вне сомнения, хорошо помнит ваше величество, я покинул родные края сразу после кончины родителей. Английская потливая горячка, – пояснил я Сибилле, сопроводив скорбным кивком название смертельно опасной болезни, вспышками которой было отмечено правление Тюдоров. – Я осиротел, когда был еще ребенком.

– Это ужасно, – пробормотала она.

Если я и надеялся на ответную откровенность, то этой надежде не суждено было сбыться, однако в глазах Сибиллы блеснул, как мне показалось, живой интерес. Фальшивым именем когда-то снабдил меня Сесил, и с его же легкой руки я стал единственным уцелевшим отпрыском семьи, состоявшей с ним в деловых отношениях. Подлинный Дэниел Бичем был, как и вся его родня, давно мертв. Семейство принадлежало к мелкому дворянству и вряд ли когда-либо сталкивалось с высокопоставленными особами, к которым явно принадлежала Сибилла. Тем не менее осторожность не помешает. Мне совсем не хотелось, чтобы эта женщина увидела во мне земляка, хорошо знакомого с местами ее детства.

И тут она негромко проговорила:

– Я и сама покинула Линкольншир много лет назад. Я едва помню те края.

По всей видимости, Сибиллу увезли из родного графства еще ребенком – сейчас ей было на вид двадцать с небольшим, лишь немного больше, чем мне. Я вздохнул с облегчением.

– И как вам Англия после столь долгой разлуки? – осведомился я.

Женщина взглянула мне в глаза – пристально, по-кошачьи.

– Пока не знаю. Я еще не освоилась.

В этот миг из-за занавески донесся голос Рочестера:

– Его превосходительство Симон Ренар просит аудиенции вашего величества!

Сибилла напоследок вновь одарила меня загадочной усмешкой, сделала реверанс и вернулась к дамам. Когда она уселась рядом с мистрис Дормер, я заметил, что белокурая девушка теснее прижала к себе маленького спаниеля. Сибилла потрепала косматые уши песика. На нее он не зарычал.

– А, дон Ренар! – просияла Мария, когда в комнату вошел элегантный, одетый в черное человек. – Неужели я опоздала на нашу условленную встречу?

– Ваше величество! – Посланник императора Карла V Симон Ренар поднес руку королевы к своим губам. – Если вы не готовы принять меня, стало быть, я пришел слишком рано.

Мария улыбнулась, а я улучил момент, чтобы как следует рассмотреть посла. Он держался с небрежностью искушенного чиновника, и все в нем – от идеально подстриженной бородки и начищенных туфель до безукоризненно сшитого камзола – выдавало человека, привыкшего вращаться в высших кругах власти. Ренар был среднего роста и непримечательной внешности, однако его небольшие карие глаза на умеренно приятном лице смотрели пугающе живо, и я заметил, как он окинул комнату пристальным, хотя и внешне абсолютно безразличным взглядом, не пропустив ни единого человека, в том числе и меня.

Этот человек мог показаться беспечным, но на самом деле всегда оставался настороже.

Мария состроила недовольную гримаску:

– Я все утро перебираю образцы тканей и уже истратила на это немало времени. Я так хочу, когда настанет известный вам срок, выглядеть блистательно! Вот, что скажете об этом бархате? – Она протянула Ренару лиловый отрез. – Мастер Бичем утверждает, что этот цвет мне к лицу, и мои дамы как будто с ним согласны… но понравится ли он его высочеству?

Ренар, едва бросив взгляд на бархат, при последних словах оцепенел. Мария, кажется, совершенно не сознавала, что произнесла это вслух, но, когда взгляд полуприкрытых веками глаз посланника впился в меня, я сразу понял, в чем дело. Портрет в углу, столь поспешно прикрытый одной из дам, изображал Филиппа, сына императора Карла, и все эти хлопоты с будущим нарядом королевы тоже наверняка имели отношение к принцу. Неужели Мария подбирает цвет для свадебного платья?

– Вашему величеству будет к лицу всякий цвет, однако этот, на мой вкус, излишне темен. – Ренар расправил плечи. – Говорите, его предложил вам этот… господин?

Он повернулся ко мне.

– Не уверен, что имею удовольствие быть с ним знакомым.

Мария моргнула, явно разочарованная тем, что Ренар не одобрил мой выбор, а стало быть, ей придется вновь вернуться к утомительной возне с тканями. Почти не скрывая уныния, она проговорила:

– Дон Ренар, это Дэниел Бичем. Помните, я вам рассказывала о нем? Именно его Сесил послал ко мне предостеречь о замыслах Роберта Дадли. Благодаря этому сообщению я сумела бежать в замок Фрамлингем, собрать армию и победить Нортумберленда.

Ренар заученно улыбнулся, но глаза его оставались холодны.

– Да, верно. Стало быть, это и есть таинственный мастер Бичем. Насколько я понимаю, ты подверг себя немалому риску, дабы помочь ее величеству в час нужды. – Он сделал паузу. – Ты по-прежнему служишь секретарю Сесилу?

Выразительный взгляд Марии яснее слов говорил, что она жаждет услышать ответ не меньше Ренара.

– Я покинул службу некоторое время назад, – пожал я плечами с безразличным видом. – При нынешних стесненных обстоятельствах Сесил больше не может позволить себе оплачивать мои услуги.

– Понимаю. – Ренар все так же сверлил меня взглядом. – И каковы же были эти… услуги?

Я помолчал, искоса глядя на королеву. Насколько я мог понять, все, что произошло тогда между нами, до сих пор не подлежало разглашению. Я представления не имел, что именно она рассказала Ренару.

– Если ее величество позволит, я охотно посвящу вас в детали, – сказал я. – Хотя, боюсь, некоторым из здесь присутствующих такой разговор покажется скучным.

– Сомневаюсь, – резко ответил Ренар, но Мария лишь хохотнула.

– Ну же, дон Ренар, – укоризненно проговорила она, – не все, кого мы знали в прошлом, непременно должны оказаться врагами. Да, мастер Бичем служил секретарю герцога, но точно так же служили ему многие другие, и они, должна заметить, проявили себя гораздо менее честными. Я уже заверила мастера Бичема, что он здесь желанный гость.

Она помолчала, сдвинув брови.

– Возможно, мы могли бы подыскать для него место среди ваших служащих. Вы, как никто другой, способны оценить по достоинству его дарования.

Усмешка на губах Ренара растаяла бесследно. Случай был чересчур подходящий, чтобы его упускать.

– Ваше превосходительство, – вкрадчиво проговорил я, – мне не раз доводилось работать на многих значительных особ, а кроме того, я владею несколькими языками, в том числе испанским.

Что было правдой, во всяком случае отчасти. Я мог лишь надеяться, что он не станет проверять мои познания.

– Вот как? – ледяным тоном осведомился посланник. – Как бы впечатляюще это ни звучало, я вынужден с сожалением сообщить, что еще один английский секретарь мне пока не нужен.

Еще бы, подумал я. Секретари, особенно английские, склонны сплетничать, а Ренару это ни к чему, поскольку может породить новые слухи о его стараниях устроить помолвку Марии с Филиппом.

– Прошу прощения вашего превосходительства, но я не ищу места клерка. В отличие от большинства людей я предпочитаю работать не в помещении, а на свежем воздухе. Возможно, мы могли бы прийти к соглашению.

Глаза Ренара сузились. Он явно не ожидал, что я стану так дерзко добиваться своего.

– Безусловно, – подхватила Мария. – Кроме того, я многим обязана этому человеку и желаю его вознаградить.

Ренар превосходно понял этот намек. Сам он явно предпочел бы отправить меня чистить отхожие места, но перечить королеве не мог.

– Всегда к услугам вашего величества, – проговорил он, учтиво склонив голову.

– Прекрасно. Предоставляю вам уладить это дело наилучшим образом. – Мария подала знак своим дамам. – Теперь мне нужно переодеться к заседанию совета. Дон Ренар, подождите меня. Нам нужно будет прежде кое-что обсудить. Мастер Бичем…

Я поклонился.

– …рада была повидаться. Надеюсь, нам еще выпадет случай встретиться. Дайте мне знать, как устроитесь на новой должности.

Не дожидаясь моего ответа, она величаво направилась к дальнему дверному проему. Дамы поспешили следом вместе со стайкой заливисто лающих собачек.

И я вдруг оказался один на один с посланником.

– Похоже, ты куда более одарен, нежели я ожидал, – заметил Ренар.

– И я счастлив буду применить свои способности на службе вашему превосходительству, – отозвался я.

– Об этом мы еще поговорим. Скажем, завтра, около девяти?

Эти слова были меньше всего похожи на учтивое предложение. Я кивнул в знак подтверждения, и тут он, резко шагнув вперед, схватил меня за руку. У него оказалась неожиданно сильная хватка, присущая скорей любителю физических упражнений, нежели чиновнику, привычному к перу и бумаге.

– Впрочем, в этом нет нужды, – проговорил он. – Мы ведь оба простые смертные, готовые честно служить своим господам.

Я отступил на шаг. В сердечных словах Ренара не было ни капли сердечности. Его вынудили уступить, и ему это пришлось не по вкусу. Впрочем, я достиг своей цели. Я получил возможность внедриться в его окружение и расстроить его замыслы.

– Рочестер укажет тебе, куда прийти, – добавил Ренар, отходя к королевскому буфету и наливая себе из литого серебряного кувшина.

Мне он выпить не предложил. Это был невысказанный знак удалиться. Я повернулся, чтобы уйти, и тут услышал:

– Мастер Бичем!

Я оглянулся: в проеме, который вел в частные покои королевы, стояла Сибилла, держа в руке сложенный лист бумаги.

– Сегодня вечером ее величество устраивает пир в честь делегации Габсбургов и надеется, что вы присоединитесь к нам.

С этими словами она вручила мне бумагу, на которой стояла королевская печать.

– Это приглашение за подписью ее величества обеспечит вам место на пиру, – пояснила она.

Я взял приглашение – и ощутил мимолетное прикосновение ее пальцев.

Ренар шумно втянул воздух сквозь зубы.

– До вечера, – негромко проговорила Сибилла и ушла.

Я не сознавал, что так и остался стоять, глядя на проем, в котором она скрылась, – пока не прозвучал ледяной голос посланника:

– Может, ты подыскиваешь себе не только работу, но и жену благородного происхождения?

Я обернулся к Ренару:

– Увы, пока что я не могу позволить себе такую роскошь. Однако если мои обстоятельства изменятся…

Я намеренно не договорил и был вознагражден: его глаза, в упор смотревшие на меня поверх кубка, потемнели от ярости.

– Советую вести поиски в другом месте, – процедил он. – Мистрис Дарриер уже сговорена.

Выходя из комнаты, я не видел лица Ренара, но чувствовал, как его взгляд впивается мне между лопаток, словно острие приставленного к спине кинжала.

Я вполне понял его предостережение.

Глава 5

Рочестер объяснил, как пройти к канцелярии Ренара сквозь череду коридоров и поворотов, в которой я немудрено было запутаться, а заодно рассыпался в безудержных поздравлениях.

– Отличный ход, мастер Бичем! Дон Ренар превосходный хозяин, честный и преданный интересам ее величества. Лучшего места при дворе вам не найти. – Он подмигнул. – Во всяком случае, для того, чтобы недурно заработать. Говорят, у этих габсбургских чиновников кошельки битком набиты золотыми дукатами.

Позабавленный этой речью, я вновь поблагодарил Рочестера за доброту и поднялся по лестнице в увешанную картинами галерею. Глядя в сводчатые ниши окон, я обнаружил, что снегопад прекратился. Блеклое солнце кое-как пробивалось сквозь белесую зимнюю пелену, проливая тусклый свет на постройки внутреннего двора.

Я размышлял над тем, что успел узнать до сих пор. Я видел портрет Филиппа Испанского в личных покоях Марии – верный знак того, что она всерьез обдумывает предложение о помолвке с Габсбургом, если уже не приняла его. Отсутствие Елизаветы в покоях королевы было не менее красноречиво и говорило о том, что между сестрами пробежала черная кошка. Елизавета каждое утро катается верхом с Кортни; если он поддерживает оппозицию Габсбургам, возможно ли, что Елизавета использует эту дружбу, дабы намекнуть на свое собственное недовольство грядущим браком королевы с испанским принцем? Такой ход был в ее духе. Не сказав формально ни единого слова, по сути, она недвусмысленно выразила свою позицию.

Мысли мои вернулись к Ренару. У него не было ни малейшей причины доверять мне, чужаку, который прибыл ко двору, не имея за душой никаких рекомендаций, кроме былой заслуги перед королевой. Я усугубил его подозрения, показав свое влияние на Марию и вынудив его предложить мне место. Что ожидает меня на завтрашней встрече?

Думал я и о Сибилле – англичанке, которая выросла за границей, только что вернулась в Англию и, по словам Ренара, была «сговорена». Не имея большого опыта в сердечных делах, я все же способен был распознать ревность, а посол, судя по его тону, терзался именно этим чувством. И однако же Сибилла намеренно флиртовала со мной, причем проделывала это в его присутствии. Почему? Что связывает ее с Ренаром, если между ними вообще есть связь?

Я ускорил шаг и, лишь добравшись до своей комнаты, осознал, насколько быстро шел: будто опасался, что меня вот-вот остановят. Я поневоле усмехнулся. Дня не прошло, а я уже получил аудиенцию у королевы и устроился на службу к Симону Ренару, человеку, который, по мнению Сесила, умышлял погубить Елизавету. Меня можно было поздравить. Впрочем, я прекрасно знал, как легко оплетают хищные щупальца двора неосторожную жертву и как просто здесь угодить в западню. Нужно следить за каждым своим шагом.

Убедившись, что в комнате все в порядке и к моим вещам никто не прикасался, я набросил плащ и отважно двинулся в переплетения дворцового лабиринта. Если счастье от меня не отвернется, я сумею добраться до конюшен и лично поболтать с новым приятелем Перегрина. Я хотел побольше вызнать о Кортни и его отношениях с Елизаветой, однако едва успел пересечь четырехугольный двор и приблизиться к длинному, покрытому краской зданию конюшен, как оттуда выбежал разрумянившийся от холода Перегрин. Увидев меня, он резко затормозил.

– Я видел ее! – выпалил он. – Она говорила со мной!

Не было нужды спрашивать, кто такая «она».

– Тихо!

Я стиснул его плечо и огляделся: поблизости слонялись несколько конюхов.

– Больше ни слова! – предостерег я и зашагал прочь, увлекая Перегрина за собой во дворец.

Едва закрыв за нами дверь комнаты, я развернулся к нему и потребовал:

– Повтори дословно, что она сказала.

– Ну… она явилась в конюшни после верховой прогулки. Я возился с Шафраном. У него обнаружилась ранка на лбу, – верно, угодило вылетевшим из-под копыт камешком на дороге. Как бы то ни было, я смазывал эту ранку, когда вошла она вместе с каким-то вельможей. Они смеялись. Вельможа кликнул кого-нибудь принять коня, и я вызвался. Когда лорд – она обращалась к нему «милый кузен» – ушел, она заговорила со мной. Она была крайне недовольна. Сказала, что мы не должны были являться ко двору без ее дозволения.

Я испытал безмерное облегчение. Да, это очень похоже на Елизавету.

– Естественно, ничего другого она и не могла сказать, зато, по крайней мере, ей известно, что мы здесь. Что-нибудь еще она говорила?

– Нет, потому что лорд ждал ее снаружи. Она сказала, что у нее голова разболелась от его бесконечной болтовни и она собирается поспать перед тем, как переодеться к пиру у королевы. Да, и еще велела, чтоб я позаботился об Уриане, раз уж украл его.

То было послание для меня. Елизавета хотела дать понять, что будет сегодня вечером на пиру. «Милый кузен», с которым она каталась верхом, конечно же, Кортни. Я просто разминулся с ним. Приди я парой минут раньше – и, возможно, успел бы поближе присмотреться к человеку, чья дружба с Елизаветой меня уже не на шутку беспокоила.

– Что ты можешь сказать об этом вельможе? – спросил я.

Перегрин презрительно фыркнул уголком рта:

– Грубиян, как вся их порода. Когда я принял коня, он мне даже мелкой монетки не дал, хотя у конюшенных мальчиков только и дохода что чаевые. И еще глянул на меня так, точно я собираюсь что-то стянуть, когда ее высочество сказала, что хочет перемолвиться со мной словцом насчет своего пса.

Меня кольнула тревога. Кортни недоверчив – недобрый знак.

– Ты сделал все как надо, – проговорил я вслух. – Теперь она знает, что мы здесь, и не будет застигнута врасплох, увидев меня. Тем не менее я хочу, чтобы ты держался от Кортни подальше. Мне не нравится то, что я о нем слышал.

Перегрин кивнул. Я подошел к сундуку, достал свой новый, с иголочки, камзол ярко-красного цвета и наплечную цепь, завернутую для сохранности в кусок холста. Когда я развернул лоскут, обнажив массивные золоченые звенья, Перегрин громко присвистнул:

– Вот это штука! Пару золотых, верно, стоила, не меньше.

– Не спеши восторгаться. Это подделка. Для тебя я тоже прихватил новый камзол и рукава.

– Только не из бархата. И цепи к ним, бьюсь об заклад, не полагается.

Я рассмеялся:

– Хорошенький из тебя получается оруженосец! – Я похлопал его по плечу. – Поди вымойся как следует да не забудь про мыло. Нынче вечером, друг мой, будем пировать при дворе.

Я нарочно не стал следить за его мытьем и целиком погрузился в собственные хлопоты, пока не услышал за спиной досадливый вздох. Перегрин, уже в новом наряде, неловко застыл посреди комнаты; его непокорные кудри, смазанные маслом, влажными завитками ниспадали на плечи. Зеленый шерстяной камзол подчеркивал изумрудный оттенок его глаз.

– Ты отмылся на славу, – заметил я.

– Все тело чешется, как будто у меня блохи, – скривился Перегрин.

– Так ведь ты все утро провел в конюшне.

С этими словами я повернулся к маленькому ручному зеркалу, которое еще прежде установил на табурете. Закрепив на плечах массивную цепь, я вспомнил об оружии. Я пристраивал за голенищем кинжал, когда Перегрин вдруг спросил:

– Нам тоже грозит опасность?

С ответом я не торопился.

– Если бы ты просто объяснил, что происходит, я бы мог…

Я предостерегающе вскинул руку.

– Ты обещал, помнишь? Никаких вопросов. – И добавил уже мягче: – Мне просто нужно поговорить с ее высочеством. Вполне возможно, что мне понадобится твоя помощь.

Лицо Перегрина просветлело, чего я, впрочем, и ожидал. Повернувшись к дорожной сумке, я достал перо, чернила и лист бумаги. Оторвав клочок, я быстро набросал пару слов.

«Конюшни. Завтра в полдень».

Больше ничего не посмел добавить – на тот случай, если записка попадет в чужие руки. Я сложил обрывок бумаги крохотным квадратиком, без труда помещавшимся в ладони, сунул его под камзол и лишь затем повернулся к Перегрину.

– Хочешь, чтобы я его отнес? – с нетерпением осведомился он.

– Посмотрим, – отозвался я. – Вначале давай выясним, что уготовил нам нынешний вечер. Пойдем. Не хватало еще в первый же день при дворе опоздать на пир.

* * *

Гулкий парадный зал был огромен и на диво хорошо прогрет благодаря двум громадным каминам каннского камня, поставляемого из Нормандии. В каминах жарко пылал благоуханный огонь. Обширный свод с выступающими ребрами каркаса был едва различим высоко над головой – его росписи заволакивала пелена дыма от множества золоченых канделябров и факелов в настенных гнездах.

На черно-белом шахматном полу уже толпилось изрядное количество народа, и голоса сливались в неразборчивый гул, когда придворные неспешно, с кубками в руках прохаживались по залу, собирались в кружки и перешептывались, глазея на помост, где были расставлены накрытый бархатом стол и несколько мягких кресел. Я приметил, что многие придворные носят напоказ распятия, усыпанные драгоценными камнями, и медальоны с изображениями святых. Притом что в годы правления покойного короля подобное идолопоклонничество упразднилось, у лондонских златокузнецов, судя по всему, сейчас было работы хоть отбавляй. Разглядел я также державшуюся в стороне группу мрачных людей в высоких черных шляпах и коротких плащах – все сплошь бородатые, с недобрыми хищными глазами, на лицах ни единой улыбки. Я догадался, что это те самые испанцы из делегации Габсбургов.

– Не отставай, – бросил я Перегрину, покуда мы осторожно пробирались между слуг с подносами, разносивших вино.

Нашей целью был ряд столов на козлах, установленных перед помостом. Некоторые ранние гости уже требовали, чтобы их провели на означенные в приглашениях места; дворецкие в ливреях составляли из них очередь. Я надеялся, что с моего места будет виден вход – чтобы не пропустить прибытия Елизаветы. Внимательно оглядев парадный зал, я убедился, что она еще не появилась.

Пока мы с Перегрином томились в очереди, я вдруг почувствовал, что за мной следят. Ощущение было настолько сильным, что по спине явственно побежали мурашки. Я рывком обернулся, испытующе всматриваясь в толпу. Краем глаза я уловил промелькнувшее в павлиньей пестроте нарядов неуместное черное пятно, словно в резком движении взметнулся на долю секунды старый плащ. Крупная фигура по соседству с этим всплеском черноты пришла в движение и буквально растаяла в толпе придворных. Сколько я ни всматривался – даже привстал на цыпочки, чтобы видеть поверх людских голов, – так и не удалось разобрать, что это за человек и откуда он взялся. И все же я твердо знал, что мне не померещилось: он был там, неподалеку от меня.

Перегрин, стоявший рядом, негромко спросил:

– Что такое?

– Не знаю.

Я попытался было протиснуться через толпу, но фигура в черном сгинула бесследно. Затем герольды возвестили появление королевы, и все, кто только ни был в зале, тут же принялись, толкая друг друга, продвигаться вперед. Сердитая реплика, брошенная в мой адрес, напомнила, что я задерживаю очередь. Я поспешил к столу, на который указал мне раздраженный дворецкий, чуть ли не вырвавший из моих рук приглашение. Место мое оказалось недалеко от помоста: достаточно близко, чтобы наблюдать за всем происходящим, не вызывая ни малейших подозрений.

Перегрин оглядел один-единственный стул, предназначенный для меня.

– А мне стоять, что ли?

– Как любому оруженосцу. Будешь подавать мне салфетку и подливать в кубок.

– Восхитительно. А ты будешь бросать мне огрызки жаркого, как собаке.

– Ты сможешь поесть, как только…

Я смолк, увидев, что к помосту направляется Симон Ренар, сопровождающий королеву. Мария облачилась в тяжелое бархатное платье цвета охры с отороченными мехом рукавами; волосы ее под чепцом были разделены на две части. В руках она сжимала бутоньерку из шелковых фиалок. Инкрустированное сапфирами распятие покачивалось над ее узким корсажем, когда она проходила мимо застывших в почтительном поклоне придворных. За королевой шли дамы из ее свиты. Джейн Дормер вела своего любимца Черныша на туго натянутом поводке. За ней следовала Сибилла Дарриер в платье из ярко-алого бархата, высокий воротничок платья был расшит гранатами, и камни вспыхивали отраженным светом канделябров и факелов.

Дамы расселись за ближайшим столом. Несколько вельмож из габсбургской делегации присоединились к королеве на помосте, в том числе и Ренар, который сел через одно место от Марии. По левую руку королевы – на почетном месте – устроилась костлявая дама в старомодном наряде из узорчатого дамаста и остроконечном гейбле.[1]1
  Гейбл (тюдоровский чепец) – в Англии женский головной убор первой трети XVI века. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть] Она обладала внушительных размеров носом и пронзительными, узкими, как щелочки, голубыми глазками. Соседом этой дамы с другой стороны оказался молодой красавец, броско разряженный в черно-белый атлас; его короткий, шитый по французской моде плащ был скреплен на одном плече изысканным галуном.

– Это он! – прошептал мне на ухо Перегрин. – Тот самый «милый кузен»!

Так я впервые увидел Эдварда Кортни, графа Девона. Мне подумалось, что он должен пользоваться успехом у дам: хорошо сложен, широк в плечах и в груди, с густыми золотисто-каштановыми волосами, того же цвета холеными усами и модной раздвоенной бородкой. Внешний вид Кортни оказался для меня полной неожиданностью: мне бы и в голову не пришло, что человек, столько лет проведший в Тауэре, может выглядеть таким цветущим и крепким; привлекательность его лица портила разве что капризная гримаса. Когда носатая дама, сидевшая рядом с ним, подняла кубок, чтобы в него налили вина, Кортни что-то сказал ей – явно остроту. Дама одарила его кислой улыбкой. Они, судя по всему, были знакомы, впрочем как и все при дворе, особенно на подобных сборищах. Даже совершенно чужие друг другу люди были не прочь изобразить близкое знакомство, если это могло обеспечить им некое преимущество.

Слуги с подносами обходили нас, прилежно наполняя кубки выпивкой. Внезапно Ренар наклонился к королеве. Он что-то прошептал ей на ухо, и Мария вперила взгляд в разделявшее их пустое кресло. Лицо ее заметно омрачилось.

– Как? – проговорила она недовольно и достаточно громко, чтобы ее было слышно во всем зале. – Неужели мы вновь принуждены терпеть ее возмутительное своевольство?

Воцарилась неловкая тишина. Ренар обменялся быстрым заговорщическим взглядом с носатой дамой, между тем как Мария устремила внимание на Кортни. Рука ее сжалась в кулак, сминая шелковые фиалки.

– Разве вы, милорд, не передали ей наше послание, как мы повелели?

Кортни побледнел:

– Уверяю, ваше величество, я сообщил вашу просьбу…

Мария ткнула в него пальцем:

– Это была не просьба! Немедля ступайте в ее покои. Скажите нашей сестре леди Елизавете, что она исполнит наш приказ и выйдет сегодня к нашим гостям, ибо такова наша монаршая воля!

Кортни начал было приподниматься из кресла, когда королева вдруг застыла, прямо глядя перед собой. Мгновение казалось, что все люди, сколько их было в зале, одновременно затаили дыхание. Мне не нужно было поднимать глаза, чтобы понять: Елизавета Тюдор, моя госпожа, соизволила появиться на пиру – как всегда, с опозданием.

На ней было простое, ничем не украшенное платье, и черный бархат ладно облекал ее стройную фигуру, отчего она казалась выше. Медно-рыжая копна волос свободно ниспадала до узкой талии и колыхалась огненной завесой, когда Елизавета, направляясь к помосту, шла между столов под неотступными взглядами придворных. Испанцы непритворно перекрестились и отвели глаза, словно она могла навести на них порчу. Я на миг отвлекся, сделав мысленную пометку о поведении испанцев, и тут услыхал неистовый собачий лай: песик Джейн Дормер прыгал и рвался с поводка, узнав Елизавету. Елизавета обладала особым даром вызывать расположение животных, даже недоверчивые кошки в конюшне Хэтфилда были с ней приветливы. Эта сценка навела меня на мысль. Песик Джейн Дормер вполне может отвлечь внимание окружающих…