Текст книги "Последняя королева"

– Он ничего не нарушал, – сквозь зубы ответила я. – Это сделала я. Не хочу, чтобы у него возникали какие-то сомнения. И похоже, ему понравилось.

– Какое он имеет право? – бросила донья Ана. – Он всего лишь…

Она обернулась, услышав за дверью шаги. Фламандцы заулыбались, эрцгерцогиня Маргарита коротко рассмеялась. Шаги стали громче, все приближаясь и приближаясь.

Вбежали пажи Безансона, кланяясь до пола.

Вошел высокий юноша в обтягивающем грудь кожаном камзоле и сапогах из кордовской кожи. Он снял шляпу, и по его плечам волной рассыпались золотисто-каштановые волосы. На лице с выступающей челюстью, орлиным носом и красивым ртом выделялись близко посаженные голубые глаза, такие же, как у Маргариты. Столь же безупречной была и его белая кожа.

Его полные губы медленно растянулись в улыбке.

Мне не требовалось объяснять, кто это. Сомнения быть не могло – то был принц, которого его подданные звали Филиппом Красивым. И действительно, я никогда еще не видела столь совершенной красоты, в которой, однако, не было ничего женственного. Чем-то он напоминал отважного молодого оленя.

Мне стало слегка не по себе. Он стоял в оглушительной тишине, уперев в бока руки в перчатках и разглядывая меня так, будто вокруг никого больше не было. Взгляд его упал мне на лицо, затем опустился на грудь и задержался там, словно он почувствовал, как участился мой пульс. Несмотря на откровенное бесстыдство принца, я вдруг ощутила, что мне льстит его внимание. Ни один мужчина в Испании не осмеливался смотреть на меня, женщину королевской крови, подобным образом. Я понимала, что мне следует вернуть на место помятую вуаль, но под откровенным взглядом принца все внутри у меня таяло.

Как и Безансону, принцу Габсбургу явно понравилось увиденное.

– Его высочество эрцгерцог, – запоздало произнес архиепископ Безансон, проследив, чтобы никто не забыл поклониться.

Филипп сбросил перчатки, подошел ко мне и, взяв за руку, поднес ее к губам. Я ощутила острый запах пота и лошадей, приправленный незнакомым солоноватым ароматом, который иногда исходил от моего отца.

– Bienvenue, ma petite infanta,[14]14
  Добро пожаловать, моя маленькая инфанта (фр.).


[Закрыть] – тихо проговорил он.

Я взглянула на его руку с прекрасными пальцами – сильными, сужающимися на конце, без единого шрама. Вряд ли эти руки когда-либо держали что-нибудь посерьезнее охотничьего лука или меча.

Я улыбнулась дрожащими губами. Казалось невозможным, что этот красавец – мой будущий муж. Готовая к тому, чтобы его в лучшем случае терпеть, а в худшем – презирать, я ожидала брака без любви, государственного союза ради блага Испании. Даже думала, что могу его возненавидеть, и у меня не возникало мысли, что он может пробудить во мне какие-то добрые чувства. Но впервые в жизни у меня возникло чудесное ощущение, будто в душе порхают бабочки.

Внезапно я поняла, что он ждет от меня ответа.

– Для меня это большая честь, ваше высочество, – с трудом пробормотала я.

Широко улыбнувшись, он повернулся к собравшимся:

– Я восхищен своей испанской невестой. Мы должны пожениться немедленно!

Его заявление произвело в рядах моей свиты эффект разорвавшегося пушечного ядра. Донья Ана пошатнулась, словно собираясь упасть в обморок, глаза других дам яростно вспыхнули. Даже Беатрис, похоже, стало неловко. Маргарита натянуто рассмеялась:

– Дорогой мой братец, неужели тебе так не терпится? Она только что прибыла из утомительного путешествия. Может, сперва поприветствуешь ее свиту?

– Да, да, – махнул рукой Филипп, продолжая сжимать мои пальцы.

Мои сопровождающие приблизились к нему, и я, заставив себя сосредоточиться, начала называть их имена, как до этого делала Маргарита. За ними последовали дамы и фрейлины. Я слышала, как постукивает по ковру сапог Филиппа. Лишь когда пришла очередь духовенства, у него вдруг возник внезапный интерес.

– Мой учитель теологии, епископ Хаэна…

– Епископ? – прервал меня Филипп. – Посвященный в духовный сан?

– Да, ваше высочество. – Пожилой епископ остановился. – Я посвящен в сан.

– Превосходно! Тогда вы можете нас поженить.

– Я… – Епископ посмотрел на меня. – Боюсь, ваше высочество, не смогу.

– Почему? У вас что-то с речью и вы не можете прочесть пару обетов? – Филипп повернулся ко мне. – Что с ним такое, моя милая?

В его лазурных глазах мерцали белые пятнышки, похожие на алмазные осколки. Ни у одного мужчины я еще не видела столь длинных ресниц, таких светлых, что они казались свитыми из белого золота.

– Ну? – поторопил он, издав горловой смешок. – Что с ним такое?

– Ничего, ваше высочество! – выпалила я. – Но нам не подобает венчаться до…

– Не важно. Безансон!

Фламандский архиепископ поспешно шагнул вперед.

– Есть причины, по которым мы с инфантой не можем обвенчаться прямо здесь и сейчас?

– Никаких, – сдавленно фыркнул Безансон. – Вы должны лишь лично повторить обеты, чтобы освятить ваш союз. По каноническому праву ваши высочества уже муж и жена.

Филипп взял меня за подбородок:

– Можешь придумать хоть какую-то причину?

– Ради чести ее высочества, – воскликнула донья Ана, – она должна венчаться в церкви!

Даже не взглянув на нее, Филипп уставился на меня, словно пытаясь подчинить собственной воле. Вдруг я в замешательстве поняла, что мне самой этого хочется. Конечно, это был лишь порыв души, даже скандал, поскольку, естественно, имелось несколько причин, по которым мы не могли обвенчаться подобным образом. И главная из них состояла в том, что такого рода события полагалось праздновать долго и с размахом. Сейчас, в шестнадцать лет, мне предстояло принять первое по-настоящему взрослое решение, не зависящее от правил и обычаев. Внезапно я подумала, что смысла рассуждать на эту тему вообще никакого нет. Я никогда не знала Филиппа, и тем не менее меня отправили в такую даль, чтобы я стала его женой. Какая разница, случится это сегодня или через неделю?

– Не вижу никаких причин, ваше высочество, – наконец сказала я.

Донья Ана горестно застонала. Я повернулась к епископу Хаэна:

– Если не возражаете, святой отец…

Он не осмелился мне отказать.

– Библия, – срывающимся голосом проговорил он. – Нужна Библия.

Безансон немедленно принес требуемый том. С трудом сдерживая злость, моя свита опустилась на колени рядом с фламандцами. Эрцгерцогиня Маргарита встала с другими дамами.

Здесь, в этой комнате, без благовоний и алтаря, я стала женой Филиппа Габсбурга.

– Что Бог сочетал, того человек не разлучит, – закончил епископ.

Филипп наклонился ко мне и прижался губами к моим. От принца пахло вином, и первый поцелуй показался мне не столь уж неприятным.

– А теперь – праздновать! – отстранившись, с торжеством объявил он.

* * *

Едва мы вошли в зал, как я поняла, что в подготовку предстоящего пиршества были вложены многие часы.

Столы на козлах тянулись через весь зал к возвышению под балдахином, где заняли места мы с Филиппом. Заиграли музыканты, вошли слуги, неся фаршированные засахаренными грушами печеные кабаньи головы, тушенных в вине с пряностями павлинов, цапель в медовой глазури, жаренные в корице оленьи окорока и множество незнакомых блюд под жирными соусами. При виде каждого блюда, которое ставили передо мной, я бросала вопросительный взгляд на Филиппа, и он называл его по-французски. Я улыбалась, притворяясь, будто понимаю.

Во время пиршества я не сводила взгляда с Филиппа, безуспешно пытаясь найти в нем хоть каплю заносчивости сверх той, что считалась нормальной для человека его положения, черствость или избалованность, какую можно было бы ожидать от наследника империи. Он был внимателен и учтив, как и подобает хорошо воспитанному принцу. Лишь когда наконец подали десерт, он прошептал:

– Ты ведь ничего не узнала из того, что сегодня ела, ma petite?[15]15
  Моя малышка (фр.).


[Закрыть]

– Нет. Но я раньше ела домашнюю птицу, ваше высочество, и знаю ее вкус.

– Правда?

Он насадил на вилку кусок жареного мяса со своего серебряного блюда и поднес к моим губам. Я огляделась, желая оказаться подальше от сидевших под нами фламандских придворных, которые улыбались и толкали друг друга, глядя на нас так, словно знали нечто такое, чего не знала я.

– Вкусно, – проговорила я, взяв у Филиппа вилку. – Это ведь перепелка?

Он от всей души рассмеялся, и я почувствовала, как его рука скользнула под стол и коснулась моего бедра. Я замерла и даже не сразу поняла, чего испугалась. Он трогал меня так, словно я была ценным имуществом, любимой собакой или ястребом. Только теперь я поняла, что принадлежу ему и он может делать со мной все, что пожелает. Чтобы стать эрцгерцогиней Фландрии, женой Филиппа Габсбурга, я лишилась той небольшой свободы, которую имела инфантой.

Я пожалела, что не настояла на своем. Естественно, я знала, что ожидается от невесты в брачную ночь – если не в подробностях, то в общих чертах. Меня не оставляли мысли, что, по сути, сейчас и будет моя брачная ночь. Готова ли я отдаться чужому мужчине? Я сомневалась, что он новичок в подобных делах, как я, – с мужчинами такое бывало редко. Мне следовало настоять, что нужно подождать до надлежащей церемонии, сослаться на усталость или иное недомогание.

Но я знала, что лишь обманываю сама себя. Я согласилась потому, что сама этого хотела, потому что увидела в нем вызов, которому не смогла противостоять.

Я потянулась к кубку. Филипп взял свой. Слов никаких не требовалось – хватило одного лишь взгляда. После того как мы вместе выпили, сидевшая слева Маргарита наклонилась ко мне и прошептала на ухо:

– Вам не о чем беспокоиться, моя дорогая. Мой брат – такой же мужчина, как и любой другой, но венчание в соборе у вас обязательно будет. Безансон не откажется от возможности показать вас народу. Он считает наш союз с Испанией своим величайшим достижением на данный момент. Удивляюсь даже, что он не послал меня паковать сундуки прямо сегодня, чтобы как можно быстрее отправить в постель к вашему брату.

Я взглянула на сидевшего рядом с Филиппом архиепископа. Принц что-то тихо говорил ему, и тот кивал в ответ, но, похоже, его больше интересовала еда. Ел он руками, словно крестьянин. Мне это показалось не слишком приятным, но я была благодарна Маргарите за поддержку. Возможно, пришла пора рассказать ей о моем брате и его немалых успехах в роли принца.

Но в это время Филипп взял меня за руку и поднялся.

– Сыграйте бас-данс! – крикнул он музыкантам, ведя меня в центр зала. – Фламандский бас-данс в честь моей женитьбы.

Придворные одобрительно закричали, стуча кубками о столы так, что подпрыгивали приборы и блюда. Брови моей свиты поднялись еще выше – я почти чувствовала, как меня пронзают их взгляды. Для них моя свадебная церемония выглядела фарсом. Мне здесь было не место – я должна была пребывать в девичьем уединении со своими фрейлинами, пока меня должным порядком не обвенчают в церкви.

Все мысли о восхвалении достоинств Хуана тут же вылетели из головы. Как я могла танцевать с мужчиной, которого только что встретила и с которым, по мнению моей свиты, еще не была официально обвенчана?

– Идем, моя инфанта. – Филипп словно почувствовал мои опасения. – Покажем им, как танцуют вместе Испания и Фландрия.

Он подтолкнул меня вперед. Барабанный бой стал громче, и страхи оставили меня. Я замечательно танцевала, а бас-данс был одним из моих любимых: плавный ритм и замысловатые повороты и поклоны, требовавшие как выносливости, так и изящества. Филипп тоже оказался прекрасным танцором, и я с легкостью отвечала на каждое его движение, словно мы уже сто раз танцевали вместе.

– Ты просто потрясающая, – прошептал он.

Вероятно, я покраснела до корней волос: не обращая внимания на взгляды придворных, он поцеловал меня в губы так, что у меня перехватило дыхание. На этот раз оказалось куда приятнее – от поцелуя обдало жаром все тело с головы до пят.

Придворные вокруг нас пришли в неистовство. Фламандцы внезапно вскочили, сбрасывая блюда на пол, похватали за руки первых попавшихся женщин, в том числе нескольких моих дам, и потащили на середину зала. За несколько секунд нас окружила масса танцующих. Я плотнее прижалась к Филиппу, недоверчиво глядя, как фламандцы вертят вокруг себя моих перепуганных испанских дам.

Филипп усмехнулся. Я проследила за его взглядом: одна из моих спутниц отбивалась от неотесанного пьяницы. Мне тоже стало смешно: никогда еще я не видела столь неудержимого веселья. Нравы фламандцев были грубы, но они умели радоваться жизни.

– Твои соотечественники явно не рады. – Филипп посмотрел на меня, и взгляд его помрачнел.

У меня внутри все оборвалось: вельможи из моей свиты, которые привезли меня сюда и должны были взамен увезти в Испанию Маргариту, одновременно встали и вышли из зала.

– Тебе нужно идти, – добавил Филипп. – Не хочу стать поводом для дальнейших упреков со стороны твоей драконихи-дуэньи.

Он повел меня через толпу к дрожащей от ярости донье Ане. Остальные дамы, освободившись от непрошеных партнеров, окружили меня. Дуэнья вцепилась в мою руку.

– Пора уходить, ваше высочество, – произнесла она не терпящим возражений тоном. – Немедленно.

Взглянув на ее побагровевшее лицо, я направилась к дверям зала. Выходя, обернулась. Филипп стоял среди своих придворных, не сводя с меня глаз.

Я поняла – никакая донья Ана не сумеет его удержать.

Глава 6

Едва мы оказались в моих покоях, донья Ана повернулась ко мне:

– Какой позор! Что подумала бы ее величество твоя мать, будь она здесь? Уж наверняка объяснила бы, что пара обетов в передней – вовсе не свадьба!

При упоминании о матери меня обдало холодом.

– Именно ее величество прислала меня сюда. И эрцгерцогиня Маргарита сама сказала, что Безансон проведет венчание в соборе, на котором вы настаиваете.

– Ха! Что этот французский боров в шелках понимает? Разве не он бесцеремонно велел тебе снять вуаль, будто ты какая-то крестьянка? – Она помахала пальцем у меня перед носом, и ее толстые щеки дрогнули. – Похоже, тебе по душе, когда тебя выставляют напоказ, словно трофей. Тебе всегда хотелось быть в центре внимания.

– Ради Христа! – воскликнула я; дамы с судорожным вздохом преклонили колени. – Вы что, хотите сказать, будто есть что-то плохое в простом танце жены со своим мужем?

– Он тебе не муж! Вас обручили по доверенности в Испании – обручили, но не более того. По Закону Божьему то, чем ты собираешься заняться с ним сегодня ночью, – грех.

Дамы зашуршали платьями, что-то бормоча.

– Откуда вы знаете, чем я собираюсь заняться? – тихо спросила я.

– По тебе заметно, – фыркнула она. – Я твое распутство насквозь вижу. И, как твоя дуэнья, запрещаю тебе впускать его, если он посмеет приблизиться к твоей двери.

– Вы запрещаете мне? – Я взглянула ей в глаза, с удовольствием отметив, как она вздрогнула. После стольких лет подчинения донье Ане я наконец могла проявить власть. – Осторожнее, сеньора. Я больше не девочка, чтобы меня отчитывать!

– Даже девочкой ты не осмеливалась заходить столь далеко! – Лицо ее приобрело известковый цвет. – Если ты подпустишь его к себе до того, как будет освящен ваш брак, я снимаю с себя всякую ответственность, как и все твои дамы. В таких обстоятельствах мы более не можем тебе служить.

Я поколебалась: дамы были рядом со мной всю жизнь, помогая мне во всем том, что другим женщинам приходилось делать самостоятельно. Они отвернулись от меня, словно от заклейменной.

– Как пожелаете, – тихо ответила я. – Кому не нравится – может идти.

Еще не успев договорить, я удивилась собственной смелости. Что скажет моя мать, когда узнает? При мысли, что я бросаю ей вызов через море, меня охватила легкая дрожь.

Дуэнья выпрямилась во весь рост:

– Что ж, так тому и быть.

Она гордо вышла, и дамы тотчас же последовали за ней. Повернувшись, я увидела, что в комнате остались только Беатрис и Сорайя.

– Мы не покинем вас в вашу брачную ночь, ваше высочество, – сказала Беатрис.

Я благодарно вздохнула:

– Помоги мне раздеться.

Я стояла не шевелясь, пока меня переодевали из пышного наряда в льняную ночную сорочку, которая неожиданно обнаружилась в сундуке. Сорайя начала стелить постель. Беатрис набросила мне на плечи шелковый халат цвета топаза:

– Я нашла его, когда искала ваше красное платье.

Я села за туалетный столик. Беатрис расплела мне косу и начала расчесывать волосы.

Уставившись невидящим взглядом в зеркало, я подумала, что Филипп наверняка придет ко мне сегодня ночью; мне предстоит совершить последний необратимый шаг и сделаться женщиной. Отступать уже поздно – хотя я могла распорядиться запереть дверь на засов и передать через Беатрис, что события сегодняшнего дня меня утомили и мне нужно отдохнуть.

– Беатрис, – прошептала я, – как ты считаешь, я обвенчана перед Богом?

Беатрис на мгновение перестала расчесывать мне волосы и поймала в зеркале мой взгляд.

– Вам нечего стыдиться, ваше высочество. Вы обвенчаны. А то, что доньи Аны с ее вороньей стаей здесь нет – даже к лучшему. Они не испортят вам ночь. Могу поклясться, они притушили бы страсть даже самого Люцифера.

– Ты неисправима, – усмехнулась я.

– Я говорю то, что вижу. Вы его жена, он ваш муж, и дело с концом. – Она наклонилась ближе. – А если вы с прекрасным эрцгерцогом проделаете то, что естественно для супружеских пар, еще до конца года сможете стать матерью принца.

Невольно вздохнув, я ущипнула ее за руку. Беатрис подмигнула мне и повернулась к застывшей с подушкой в руках Сорайе:

– Эй, ты! Чего стоишь развесив уши? Застилай простыни. Его высочество эрцгерцог может появиться в любой момент и…

Она замерла. Замерла и я, услышав отдающееся эхом в коридоре непристойное пение. Беатрис снова начала возиться с моими волосами, приглаживая огненные кудри, но я отстранила ее:

– Я отлично выгляжу.

Но взглянуть в зеркало больше не было сил. Сердце отчаянно колотилось в груди.

В дверь постучали. Мы с Беатрис переглянулись. Стук раздался снова, на этот раз громче. Мы не двигались с места. В дверь ударили еще четыре раза.

– Пресвятая Дева, – проговорила я. – Лучше открой, пока не выломали дверь.

Вошли Филипп и еще трое – раскрасневшиеся от вина, в расстегнутых до пупка рубашках. Один из них игриво ухватил Сорайю, и Беатрис тут же метнулась к нему. Остановив ее, я подошла к идиоту и ударила его по руке.

– Что значит это вторжение? – вопросила я тоном, которым могла бы гордиться донья Ана.

Похоже, они не замечали, что под халатом я вся дрожу.

– Таков фламандский обычай, – ухмыльнулся худощавый, пытавшийся приставать к Сорайе. – Любим смотреть, как новобрачные ложатся в постель. Если, конечно, не хочешь, чтобы мы сперва обновили ее сами, красавица.

Остальные расхохотались. Они что, и впрямь забыли, к кому обращаются? Я посмотрела на Филиппа:

– Ваше высочество, ваши обычаи пока не стали моими. Прошу вас отослать этих господ.

– Конечно, – кивнул Филипп. – Вон отсюда, господа.

С горестными стонами мужчины вышли, громко топоча. Беатрис шагнула ко мне, но Филипп сказал:

– Ты и девушка – тоже. Я хочу остаться наедине с моей женой.

Присев в реверансе, Беатрис взяла разгневанную Сорайю за руку и повела в переднюю.

Дверь закрылась. Легкий сквозняк погасил свечу у кровати.

Когда мы остались одни, Филипп показался мне просто огромным, великаном с похожими на тарелки ладонями. Я с тоской подумала о покоях, которые делила с сестрами, где мы перешептывались в темноте под тихий храп спящих на соломенном тюфяке фрейлин. Что я должна была сделать? Чего он от меня ждал? Перебрав в уме множество данных мне полезных советов, я вспомнила, что мать всегда предлагала отцу кубок вина, когда он возвращался после долгого отсутствия.

– Не хотите ли вина, ваше высочество? – едва дыша, спросила я.

– Думаю, с меня хватит, – тихо рассмеялся он. Его рука потянулась ко мне. – Иди сюда.

Я попятилась, чувствуя, как пересохло во рту. Его пальцы ухватили меня за запястье и потянули к себе. Он наклонился ко мне, но я отвернулась.

– Прошу вас, ваше высочество, – прошептала я. – Я боюсь.

– Боишься? – Филипп помедлил. – Не думал, что ты способна на подобные чувства, моя огненная принцесса.

Кончики его пальцев ласкали мое запястье, будто перышко, и мне тут же показалось, словно рядом вспыхнули тысячи жаровен.

– Ну да. – Он улыбнулся, пристально глядя на меня. – Ты вовсе не боишься. Ты просто не уверена в себе. Но ведь ты же чувствуешь, моя милая Хуана? Чувствуешь, как я тебя желаю?

Сердце мое стучало, словно копыта несущихся галопом лошадей. Я судорожно вздохнула, не в силах пошевелиться. Другая его рука скользнула к моей талии, расстегивая украшенную драгоценными камнями пряжку халата, который соскользнул с плеч, легкий, словно крылья.

– Mon Dieu,[16]16
  Бог мой (фр.).


[Закрыть] – выдохнул Филипп, – ты еще прекраснее, чем я представлял. – Он поднял взгляд. – А я, моя инфанта? Как по-твоему – я прекрасен?

Я не могла произнести ни слова, но мое молчание стало для него ответом. Широко улыбнувшись, он потянул запутавшиеся завязки своей рубашки.

Внезапно обретя уверенность, я отвела в сторону его пальцы и стала распутывать узлы. Чувствуя на лбу его горячее дыхание, раздвинула льняную ткань. Его грудь засияла в пламени оставшейся свечи. Я осторожно положила ладони на его кожу, восхищаясь ее гладкостью и крепостью мышц. Филипп застонал. Веки его затрепетали и опустились, и тут же вся моя смелость исчезла так же, как и появилась. Я растерянно отступила назад. Что я делаю? Он наверняка сочтет меня такой же распущенной, как полагала донья Ана.

– Нет. – Филипп снова сжал мою руку. – Не останавливайся. Обещаю, я не сделаю тебе ничего дурного.

Притянув меня к себе, он погрузил пальцы в мои волосы и отвел их назад с висков. Я почувствовала, как что-то твердое уперлось мне в ногу, и мне вдруг захотелось увидеть, что делает мужчину мужчиной.

Филипп прижался губами к моим. На этот раз его поцелуй был жарким и требовательным. Наконец я сделала то, чего хотела с того самого момента, когда впервые его увидела, – обхватив руками за плечи, прижалась к нему всем телом, чувствуя, как он развязывает тесемки моей ночной сорочки.

Врожденный язык наших тел взял верх. Мои руки страстно блуждали по его торсу, находя укромные места, прикосновение к которым заставляло его вздрагивать и стонать. Навалившись на меня, он стянул через голову мою сорочку, которая опустилась смятым облаком на пол.

Прежде мне не приходилось стоять обнаженной ни перед кем, кроме моих фрейлин, но стыда я не ощущала. Я знала, что у меня прекрасное тело, высокие твердые груди, стройная талия и тренированные годами верховой езды ноги. Взгляд Филиппа подтвердил мои мысли. Наклонив голову, он ласкал меня губами. Никогда прежде я не испытывала такого наслаждения. Я откинула голову назад, и губы его переместились ниже, возбуждая неведомый голод.

Едва слышный внутренний голос пытался предупредить меня, что на самом деле все должно быть иначе. Мне следовало ждать Филиппа в постели, а ему – задуть свечи и лечь рядом со мной, не снимая рубашки. Потом – краткий миг боли, и все. Нашей целью было зачать ребенка, а не разжигать в своих телах огонь, который, казалось, мог пожрать нас обоих.

Но желание, которое он пробудил во мне, уже невозможно было погасить. Он приподнял меня за талию, и я в диком экстазе обхватила его ногами. Наши тела слились в первобытном танце. Что-то шепча и обжигая жаром мои бедра, он опустил меня на постель.

Лицо его скрывала тень, но он не сводил с меня взгляда.

– Покажи мне, – проговорил он. – Покажи мне все.

Внезапно рассмеявшись и ощущая неудержимую радость, я медленно и сладострастно развела ноги, хотя никогда прежде не думала, что способна на такое. Помедлив, Филипп расстегнул гульфик и развязал тесемки панталон, которые бесформенной грудой упали у его ног.

Я никогда еще не видела ничего прекраснее.

Он словно весь состоял из мускулов и сухожилий, кожа его походила на белый камень, широкий торс переходил в стройные, полные ненасытной жажды бедра.

– Тебе нравится, маленькая инфанта? – спросил он, и я кивнула, сгорая от желания.

Он упал на постель. Пальцы его, казалось, были повсюду, изощренно обследуя мое тело и разжигая в нем еще больше огня. Наконец, когда я начала вся дрожать и услышала собственные хриплые вздохи, он закинул мои ноги себе на плечи и резким движением вошел в меня.

От острой боли у меня перехватило дыхание, и я инстинктивно выгнулась ему навстречу. Мы слились воедино, хватая друг друга руками и пожирая губами, пока все его тело не изогнулось дугой, извергая семя.

– Теперь, моя Хуана, – выдохнул он мне в ухо, – теперь мы единое целое.