Текст книги "Американская история"

Когда ложь заменяет правду

Я принял заказ на написание сценария, потому что мы с Клермонтом заключили сделку и мне позарез нужны были деньги. Я столько раз мысленно прокрутил эту историю, что все детали сюжета приходили мне в голову естественным образом, а персонажи – которые теперь находились где-то посередине между теми, какими я их изначально задумывал, и теми, во что их превратили многочисленные переписывания, – оживали на глазах и как будто сами сочиняли свои диалоги. Так что писать сценарий было делом несложным, и он был закончен на удивление быстро, но все же совесть продолжала мучить меня.

После еще одного длительного молчания Клермонт объявил, что требуется второй вариант сценария. Он пригласил меня в свой новый офис, чтобы я просмотрел его записи и решил, что нужно сделать. Увы, к этому времени мое вдохновение иссякло, как и мое терпение. Я решил воспользоваться пунктом моего контракта, который позволял третьим лицам взять на себя роль «совместных» авторов проекта. Полагаю, что Брайан Клермонт испытал такое же облегчение, как и я.

Таким образом, сценарий фильма «Сергей и Таня» был передан двум известным киносценаристам, которые и доделали историю. Они не работали вместе, второй сценарист был призван заменить первого из-за проблем с тем, что в мире кино называют «творческими разногласиями». К моему огромному удивлению, позже в том же году фильм был фактически снят и смонтирован, приобретен дистрибьюторами и вышел в прокат и даже удостоился рецензий в прессе.

Я не смотрел этот фильм на публичных показах, но Брайан Клермонт добросовестно прислал мне предварительную копию на DVD, и я посмотрел его дома. Позднее фильм «Сергей и Таня» транслировали по кабельному телевидению, и время от времени его до сих пор повторяют, обычно в ночное время, из-за одной конкретной сцены с участием сэра Эдварда и молодой актрисы, сыгравшей журналистку Элли Харсент. Рейтинги журналов и веб-сайтов обычно дают фильму две звездочки, и я до сих пор надеюсь, что Татаров так его и не увидел.

Это долгое участие в создании фильма имело для меня и положительный результат, воскресив в памяти реальность исчезновения Татарова, то, как я ненадолго оказался вовлечен в этот эпизод, и то, что он осторожно, окольным путем, сказал, когда я приехал на встречу с ним.

Переосмысление реального инцидента как вымышленного помогло мне понять актуальность вымысла, рассказанной истории, когда правда неудобна, слишком сложна для объяснения или просто это что-то такое, что вы желаете скрыть. Истории же можно рассказывать.

Глава шестая

Тогда: 2002 г.

Придорожная встреча

В конце лета, почти через год после терактов 11 сентября, я и Мартин Оливер Виклунд договорились встретиться в ресторане на 95-м шоссе на выезде из Балтимора. Это был сетевой ресторан морепродуктов и стейков; сеть – дорогая и любимая американскими журналистами-кулинарами, но все же сеть. Я приехал на встречу рано, не намеренно, а потому, что мой отель находился в том же районе и просто так получилось.

Ресторан был просторным, с несколькими проходами между столиками и кабинками. Создавалось впечатление солидности и постоянства не в последнюю очередь потому, что стены были сложены из открытой каменной кладки, а потолок поддерживали деревянные опоры. Ресторан был построен вокруг настоящего, довольно старого дерева, чей ствол и мощная корневая система доминировали в центре обеденной зоны. Крона дерева находилась над зданием, видимая через несколько застекленных отверстий в потолке. Освещение по всему ресторану было приглушенным, каждый столик или кабинка освещались маленьким верхним светильником. Шагнув внутрь с яркого солнечного света, вы как будто попадали в ночь.

Меня провели к большому угловому столику, заранее заказанному офисом Виклунда. Его отличала большая уединенность, чем у большинства других столиков, с верхней частью обрешетки стен на уровне глаз с каждой стороны. Столик соседствовал с одним из немногочисленных маленьких окон. С полукруглого дивана было невозможно увидеть большую часть территории снаружи – а то, что все-таки удавалось разглядеть, было частью огромной парковки. Слепящий полуденный свет скрывали плотные жалюзи.

Официант сразу же подошел к моей кабинке и вручил мне огромную ламинированную дощечку меню. Мигель, значилось на бейджике. Он был готов поведать мне о дежурных блюдах, но я сказал, что хотел бы дождаться моего спутника, и тогда он спросил меня, что я желаю выпить.

Я потягивал ледяную воду и ждал, когда приедет Мартин Виклунд. Я нервничал при мысли о встрече с ним, но мне было любопытно, и я испытывал смешанные чувства по поводу того, что он расскажет мне о смерти Лил. Вдруг что-то такое, чего мне лучше не знать? Тем не менее я должен был это услышать – ужасные события того дня в прошлом сентябре были еще свежи в моей памяти, и слишком много вопросов оставались без ответа. Особенно мне не давал покоя вопрос о том, как она умерла. Как и многим другим людям, потерявшим в результате терактов 11 сентября родных и близких, мне недоставало в этой истории финальной точки.

Тело Лил оказалось в числе многих, которые по необъяснимым причинам так и не были найдены. Опознание многих жертв оказалось неточным, в основном из-за того, что было обнаружено очень мало останков, а также из-за скверного их состояния. Даже после самых разрушительных авиакатастроф человеческие тела – или оторванные части тел – обычно поддаются судебно-медицинской идентификации. Мужчина, женщина или ребенок, насильственно убитые или сожженные, разорванные взрывом или ударной волной, оставляют множество следов, которые можно идентифицировать с помощью судебной экспертизы. Однако из-под обломков башен-близнецов было извлечено менее трехсот неповрежденных тел.

Были обнаружены тысячи крошечных частичек тел, и из них еще шестнадцать сотен жертв были опознаны. Но более тысячи человек, которые, как известно, погибли во Всемирном торговом центре, либо в одном из зданий, либо на земле, либо в одном из самолетов, не оставили по себе никаких заметных следов. Как такое могло быть?

Что касается катастрофы у Пентагона, в которой погибла Лил: власти действовали скрытно, уклончиво или все отрицали. Спустя год после тех жутких событий так и не была обнародована информация с бортовых самописцев самолета, который врезался в здание. Почему? Почему от нас скрывали, что говорилось в кабине пилотов, когда происходила эта катастрофа? В обычных обстоятельствах то, что летный экипаж мог говорить в последние моменты крушения самолета, часто скрывалось от общественности, и это понятно. Но самолет, врезавшийся в Пентагон, захватили террористы, и их голоса должны были быть записаны на пленку!

Записанные технические данные обреченного самолета также должны были обнародовать – уже возникли разногласия по поводу радиолокационных данных, вопросов управления полетами и ряда других вещей.

В то время, когда мы с Мартином Виклундом договорились о встрече, Комиссия по терактам 11 сентября еще не была сформирована, и знание большинства людей о случившемся было расплывчатым или полным домыслов. В значительной мере оно основывалось на репортажах с места событий в СМИ, которые они видели в то время, или в отредактированных повторах, или на их собственных смутных воспоминаниях об интервью со свидетелями и выжившими. Дальнейшее освещение не отличалось точностью: в СМИ появлялись бесконечные продолжения, высказывались предположения, но лишь время от времени и лишь в течение первых нескольких месяцев. Постепенно теракты 11 сентября стали тем, что было всем известно, но что редко кто-либо обсуждал.

В Афганистане под руководством США шла война с неизбежными жертвами, ходили бесконечные слухи о том, что «на самом деле» произошло 11 сентября, и в целом то, что люди знали или думали, не могло быть подтверждено из-за скрытной позиции властей. Все замалчивалось под лозунгом «войны с террором».

В этой атмосфере официального молчания в США и других странах начали появляться различные теории заговора. Но в основном в Америке, где версия властей была вскоре взята на вооружение популярными СМИ и впоследствии набрала силу. Поскольку не все в ней соответствовало тому, что некоторые люди считали правдой, начали задаваться вопросы. Пилоты авиакомпаний указали, что самолеты летели слишком быстро, слишком низко, что делало их практически неуправляемыми даже профессиональным экипажем и, конечно же, вне всех известных параметров безопасности. Не было записей с камер видеонаблюдения, на которых предполагаемые угонщики садились бы в самолеты, хотя все три аэропорта вылета имели камеры наблюдения на каждом выходе на посадку. Почему система ПВО не перехватила угнанные самолеты?

Тем не менее консенсус с официальной версией сохранялся. Считалось нелояльным к жертвам, нелояльным к стране поднимать вопросы о том, чему, по мнению людей, они стали свидетелями по телевидению. Стало казаться, что сомнения – это прерогатива маргиналов, групп, выступающих против истеблишмента, неумных теоретиков заговора. Официальная история была патриотической – американской историей.

Придорожный совет

У меня не было времени на теории заговора, но мне нужны были факты о смерти Лил. Я знал только то, что знал – что это еще не все. Именно это стояло за моим желанием встретиться с Виклундом, предложение, которое я некоторое время медлил сделать, но в конце концов сделал, правда, с большой неохотой. Он или люди, работавшие на него, тянули с ответом несколько недель. Это заставило меня заподозрить, что он чувствовал то же самое, что и я.

Для меня он был муж-сухарь, который на момент смерти Лил разводился с ней, планировал разделить деньги и собственность, причем не спорил и не ссорился из-за этого, а использовал в качестве доверенных лиц адвокатов. Я же был для Виклунда – кем? Ловчилой, который поспешил занять его место, который стал любовником его жены? Конечно, но было ли это все еще проблемой? И было ли когда-нибудь?

Я продолжал разглядывать ресторан, ожидая прихода Виклунда. Я крайне смутно представлял, как он выглядит – снимки, которые показывала мне Лил, были старыми. Но даже тот день уже ушел в дальнюю даль, остался за непреодолимой пропастью, созданной ее смертью. С тех пор произошло много такого, что стерло или отредактировало большую часть моих воспоминаний.

К этому времени я побывал в Гранд-Рапидс, штат Мичиган, где присутствовал на поминальной службе по Лил, и познакомился с ее родными – родителями, Эльзой и Томасом Тренчерами, сестрой-близняшкой Элисон, старшей сестрой Мейзи и братом Джеффри. Мартина Виклунда на этом мероприятии не было, и, насколько я мог судить, его там и не ждали. Никто его ни разу не вспомнил.

После поминальной службы – короткой и трогательной, с успокаивающей чередой нежных слов от друзей и сестер Лил – я подошел и представился Томасу и Эльзе. Я понятия не имел, как они меня встретят, но я зря волновался. Они слышали обо мне. Более того, чем дольше я разговаривал с ними, тем больше я осознавал, как много Лил рассказывала им обо мне.

Мартин Виклунд так и не был упомянут, а фамилия Лил на поминальных карточках была Тренчер. Мы все согласились с тем, что нам необходимо выяснить, как она погибла, и что первоочередной задачей является найти и достойно предать земле ее тело. Наше общее горе безутешно покоилось на мелководье под внешним спокойствием.

Три месяца спустя я вернулся в США, ожидая встречи с Виклундом. Я два или три раза просмотрел меню, но так и не решил, что заказать. Официант быстро прошел мимо и свернул за угол рядом с моим столиком. Улыбаясь, он кивком указал в сторону входа.

Тогда я заметил, что в здание незаметно вошли двое мужчин в темных костюмах. Один из них остался стоять рядом со стойкой метрдотеля. Скрестив на груди руки, он зорко оглядывал столики – его взгляд упал в мою сторону, но, похоже, я заинтересовал его не больше, чем кто-либо другой. Он отвернулся и стал рассматривать другой конец зала. Другой мужчина не торопясь, спокойно и небрежно прогуливался по залу, по проходам, ни с кем не встречаясь взглядом. Наушник в его ухе явно был подключен к чему-то спрятанному под его пиджаком.

Я снова выглянул в затененное окно наружу. И лишь тогда заметил, что к ресторану подъехали три большие машины. Они стояли на стоянке, но не на размеченных местах, – все три черные, блестящие, в чьих полированных боках отражалось солнце. Они заблокировали выезд двум из длинного ряда машин посетителей ресторана, которые уже были припаркованы там. Рядом с машинами стояли двое мужчин и женщина, все трое в деловых костюмах: женщина заняла позицию у переднего автомобиля, внедорожника. Один из мужчин встал рядом с последним, тоже внедорожником, а третий – у задней двери машины в центре группы. Этот автомобиль был низким и тяжелым. Внутри всех трех ждали водители. Окна пассажирского салона средней машины были посеребренными.

По какому-то сигналу, который я не заметил, все трое одновременно пришли в движение и быстро подошли к средней машине. Из нее вылез пассажир. Все четверо направились ко входу в ресторан и ненадолго пропали из моего поля зрения.

Я понял: человеком в средней машине был не кто иной, как Мартин Виклунд. Теперь я узнал его по фотографиям, которые показывала мне Лил, но до этого момента я не смог бы описать его по памяти. Среднего телосложения, подтянутый и пышущий здоровьем. У него были густые светлые волосы, коротко стриженные, как у военного. Он выглядел как спортсмен: спортивные штаны, толстовка с выцветшим логотипом НАСА, ярко-белые кроссовки, на плечах оранжевое полотенце.

Когда он и остальные вошли, метрдотель моментально узнал его и с профессиональной улыбкой указал на мой столик. Он подошел один – остальные остались стоять у двери, еще раз окинули взглядом обеденный зал и вышли наружу. Один встал рядом со стойкой метрдотеля, где застыл, как статуя, не сводя глаз с зала.

– Бен! – Виклунд скользнул на скамейку напротив меня. – Рад наконец встретиться с вами. Времени у меня в обрез, но я думаю, нам есть о чем поговорить.

Появился официант Мигель, пододвинул доску с меню Виклунду, но тот не глядя отодвинул ее. Лишь попросил две диетических колы и немного закусок. Официант налил ледяной воды и ушел. Виклунд поднялся со своего места. Он потянулся ко мне, и мы обменялись рукопожатием. Другой рукой он схватил меня за плечо.

– Вы для этого прилетели из Англии? – спросил он, так и не отпустив мое плечо.

– Нет, – сказал я. – Есть люди…

– Всегда есть люди. Послушайте, я должен извиниться за то, как я сейчас одет. Сегодня днем у меня весьма плотный график, но я иду в спортзал. И смогу поесть лишь поздно вечером. Вы тоже тренируетесь? Думаю, вам это не помешало бы. Не хотите потом пойти вместе со мной? У нас в Пентагоне есть отличный тренажерный зал – закрытый для публики, но я могу организовать для вас пропуск. Вы ведь немного старше меня? На год или два, помнится, Лилиан говорила. Начать никогда не поздно.

– Я удовлетворен своей физической нагрузкой. Вполне достаточно.

– Ясно. Где эта чертова кола? Давайте закажем что-то покрепче, Бен. Любите ржаной виски?

– Люблю.

Наконец он убрал руку с моего плеча и подал знак Мигелю, который уже нес нам нашу кока-колу. Виклунд заказал большую порцию виски и стакан газированной минеральной воды.

– Вы хотите поговорить, – сказал он. – Нам обоим нужно многое сказать. Признаюсь честно: Лилиан была замечательной женщиной. Второй такой просто нет. Я до сих пор ее обожаю. Думаю, вы тоже. Что скажете?

Я был поражен его прямотой.

– Я хочу знать о Лил, о том, как она погибла.

– Да, я догадывался, что вы меня об этом спросите. Итак, Бен, что я могу рассказать вам о ней?

– Она была на рейсе АА 77, когда тот разбился? – спросил я. – Ее имя не фигурирует в списке пассажиров, но она вылетела в Лос-Анджелес из аэропорта имени Даллеса, и…

– Ее не было в списке пассажиров. Нас никогда не бывает в них.

– Что вы хотите этим сказать? Опубликованные в прессе списки представляли собой стандартные компьютерные распечатки авиакомпании.

– Да, так выглядели списки, опубликованные в прессе, но это полная чушь. Мы не знаем, где они их нарыли и кто их составил. Только не мы. Имя Лилиан не появилось бы ни в одном подобном списке. Это стандартная процедура. Всякий раз, когда она или я куда-то летели, я поручал заказ билетов своим людям в Департаменте. Это протокол Департамента. Для официальных лиц Министерства обороны всегда зарезервировано несколько мест. Нас не вносят в списки пассажиров.

– Но она была в том самолете?

– Полагаю, что да. Сначала она хотела вернуться в Нью-Йорк, но я сказал, что, наверное, ей лучше вылететь ранним рейсом в Лос-Анджелес, как и планировалось.

– Почему лучше? – спросил я. Виклунд пожал плечами и отвернулся. Стоявший у стойки метрдотеля человек был невозмутим. Он даже не смотрел на нас. – Вы были здесь, на восточном побережье, – сказал я, так и не услышав ответа. – Но я думал, вы в Лос-Анджелесе. Так мне сказала Лил. Вот почему она летела туда. Вы хотели, чтобы она прилетела к вам.

– Лилиан сказала мне, что собиралась встретиться с вами. Я тут ни при чем.

– Мы планировали встретиться позже, после того как она съездит в ваш дом в Венис-Бич. Вы попросили ее забрать личные вещи, чтобы дом можно было поскорее выставить на продажу.

– Она вам это сказала? Это неправда. Дом в Венис-Бич был продан за несколько недель до того. Она это знала. Я уже выехал из него.

– Что? Лил сказала, что вы были там…

Виклунд даже бровью не повел. Я был сбит с толку его отрицанием того, что я всегда считал не подлежащими сомнению фактами.

– Разве у вас не было такой договоренности? – продолжил я. – Когда она сказала, что вы могли бы сделать все самостоятельно, вы настояли на том, чтобы она прилетела к вам в Калифорнию.

– К тому времени в этом доме жили люди, которые купили его у меня. Как по-вашему, о чем она думала?

– Именно это я у вас и хочу спросить!

Пока мы с ним разговаривали, Мигель принес наши напитки. Я был поражен собственной страстью, хотя и пытался сохранить контроль над фактами в том виде, в каком я их знал, какими их изложила Лил. Я сделал глоток виски, слишком большой и слишком быстрый. Он обжег мне горло. Я тотчас вспомнил, что не люблю ржаное виски.

– Я прилетел обратно в Вашингтон, чтобы встретиться с ней, – сказал Виклунд. – Она знала это, потому что именно этого ей и хотелось. Она почти никогда не бывала в нашем доме в Венис-Бич, говорила, что он ей не нравится.

– Она говорила мне, что ненавидит его.

Виклунд сохранял внешнее спокойствие. Он пристально смотрел на меня. Его голубые глаза, казалось, никогда не мигали.

– Вы предупредили ее, чтобы она не летела во вторник. Это был вторник, 11 сентября. Почему вы ей это сказали?

– Я такого не помню.

– Но она сказала мне именно так! Сказала, что вы определенно ее предостерегали. Вы… вы знали, что должно было случиться?

– Я знал что, Бен?

– Про угон. Вы располагали какой-то информацией?

– Это серьезное обвинение.

– Это вопрос, а не обвинение.

– Нет, я не располагал информацией о том, что должно было случиться в тот день.

– Тогда почему вы предостерегли Лил, чтобы она никуда не летала?

– Я такого не помню, – повторил он. – У нас есть ряд регулярных рейсов в аэропорты имени Даллеса и Рейгана, а также из них. Авиакомпании всегда держат для нас на определенных рейсах свободные места.

– Для нас?

– Должностных лиц и сотрудников Департамента.

– Лил не работала в Департаменте. – Говоря эти слова, я поймал себя на том, что как будто слышу их от кого-то другого. – Или все же работала?

– Она иногда работала со мной. В тот день 11 сентября – да. Был вторник, но по вторникам мы обычно почти никуда не летаем. Может, это я и имел в виду. Иначе почему она решила, что это предупреждение? Если бы Лилиан 11 сентября планировала вылететь в Лос-Анджелес, ей пришлось бы самой заказывать свой билет, но Департамент оплатил бы счет. Вы хотите, чтобы я изучил это вместо вас?

– Я лишь хочу знать, была ли она в тот день на рейсе AА 77, и если да, то почему ее тело так и не было найдено. В самолете находились шестьдесят четыре человека – шесть членов экипажа и пятьдесят восемь пассажиров, включая угонщиков.

– И еще сто двадцать пять были убиты внутри здания. В тот день множество людей пропали без вести. После того как Всемирный торговый центр рухнул…

– Я в курсе, – перебил его я. – В Пентагоне пропавших без вести было не так много, но все же… Лил, должно быть, одна из них, но поскольку в официальном бюллетене ее имени нет, существует вероятность, что ее вообще не было в том самолете. Может ли это означать, что ее рейс был забронирован вашими сотрудниками?

– Возможно. Не исключено, что в этом вы правы, Бен. Но вы не можете полагаться на заявление прессы. Это была фальшивка, а не подлинный документ.

– Откуда вам это известно?

Он ничего не ответил, но после паузы все же сказал:

– Вы хотите, чтобы я узнал, кто в офисе забронировал билет Лилиан?

– Да.

Он вынул из брючного кармана блокнот и, вытащив из колечек проволочного переплета тонкую шариковую ручку, перевернул несколько страниц и что-то записал.

– У вас есть адрес, по которому мои люди могут вас найти? – спросил он. – Или номер мобильного телефона?

– Я остановился в отеле «Бест Вестерн» в аэропорту Балтимора.

Я назвал ему номер моего мобильного, и Виклунд записал его. Он взглянул на свои наручные часы, большой циферблат с аналоговыми стрелками и цифровым дисплеем, такие часы обычно носят бегуны, чтобы следить за пульсом, артериальным давлением и так далее. Он давал понять, что нам пора закругляться, но мне хотелось узнать больше.

– Была Лил перед полетом в Вашингтоне?

– Да.

– То есть она вылетела отсюда. И вы ее видели.

– Да.

– А вы когда-нибудь были в Лос-Анджелесе?

– Когда-нибудь? Что вы имеете в виду? Я был там.

– Но вы прилетели к ней, чтобы увидеться.

– Я попросил моих людей забрать ее из аэропорта. Она прилетела из Нью-Йорка.

– Она остановилась у вас?

– Она всегда останавливалась у меня. Не думаю, чтобы вы возражали. Она сказала, что вы не будете против.

– Мне она говорила, что останавливалась в отеле, когда прилетала к вам.

– Думаю, она много чего вам говорила, Бен. Мы были мужем и женой. Извините, но это так. Наш брак никто не отменял. Полагаю, она рассказала вам какую-то историю про развод?

Я посмотрел на стол.

– Да.

– О нем даже не шла речь.

– Вы не жили вместе.

Он помахал рукой, как будто сомневался.

– Мы жили каждый своей жизнью, жили порознь, не задавали вопросов. Возможно, ее это устраивало, а вы подумывали о другом. У нас так было с самого начала и до конца. Мне казалось, вы знали. Как вы могли этого не знать?

Я сидел молча, сжигаемый изнутри огнем. Как могла Лил, ушедшая из моей жизни почти год назад, дотянуться до меня из-за ада 11 сентября и по-прежнему причинять мне такую боль? От этого давнего предательства мое сердце защемило. Неужели это правда? Я помнил все, что она говорила о своем неудачном браке с этим мужчиной, и безоговорочно этому верил. Мог ли я ей не верить?

Ясные, правдоподобные описания тупика, в котором они оказались, красноречивые детали и разные случаи, крошечные намеки, походя брошенные замечания. Мартин неизменно пребывал в прошедшем времени. Но что, если Мартин сейчас лгал, запоздало мстя мне? Неужели он проверял меня, чтобы увидеть мою реакцию или то, что я могу сделать?

Ослепленный шоком этих неожиданных откровений, я вслепую пошел дальше.

– Так она работала на Департамент или нет? – спросил я, зная, что наверняка услышу что-то еще.

– В Пентагоне – нет. Только не там. Ее основная работа была в этом издательстве в Нью-Йорке. Старший публицист.

– Это мне известно. Она делала что-то еще?

– Если вы имеете в виду, что она работала в Департаменте, ответ – нет. У каждого из нас была своя жизнь и карьера. Но иногда она бывала полезной.

Я ждал, не пояснит ли он, в чем именно заключалась ее полезность, но Виклунд лишь поднял свой высокий стакан с водой и, звякнув кубиками льда, осушил его.

– Чем же она была полезна? – спросил я. – Она ничего мне об этом не рассказывала.

– Она упоминала, что это мы устроили ее в лондонский офис? Это наша заграничная станция.

– Кого вы имеете в виду под «нами»?

– Как вы думаете, кого я имею в виду?

– Она работала в издательстве, продавала в Великобритании права на некоторые из их книг. И европейские переводы. Я был с ней на Лондонской книжной ярмарке.

– Понятно.

– Я несколько раз видел ее в их лондонском офисе. Это была пара комнат, арендуемых у какого-то агентства. На двери висел логотип издательства. Они обставили офис, у них была долгосрочная аренда, офис зарегистрирован на их имя.

– Да, да. – Он снова звякнул кубиками льда, взял один из них в рот и расколол ровными белыми зубами.

– Но вы говорите, что все было не так…

– Это была зарубежная федеральная станция, финансируемая правительством США.

– И что она делала для вашего отдела?

– Ничего такого, что вы не одобрили бы, Бен. Иногда вычитывала для нас отчеты, бумаги и тому подобное. Иногда писала для нас материалы. Она была полезна. Она проводила брифинги британских лоббистов. Отслеживала статьи, какие нам следовало прочесть. Она подыскивала людей для работы с нами. Желающие всегда находятся.

Он как будто описывал мне постороннего человека. Неужели это та самая Лил, которую я любил и думал, что знал ее? Виклунд обрисовал ее как своего рода внештатного агента федерального правительства. Неужели это моя Лил? Издательница книг? Женщина в черном парике и мерцающем платье, которая расслаблялась, тусуясь на конвентах вампиров? Он лгал… наверняка лгал.

– Я не могу в это поверить, – сказал я, злясь на себя, на него, но, возможно, теперь и на Лил.

– Как вам угодно, Бен. Я говорю вам лишь то, что, по вашим словам, вы хотели бы знать.

– Тогда скажите мне вот что. Почему правительство США изображает виноватый вид, если что-то делает за границей?

– Хотел бы услышать это от вас. Я не правительство.

– Вы работаете на него. Вы инсайдер.

– В правительстве нет инсайдеров. Ты либо часть его, либо нет.

– И кто же вы?

– Я не правительство. Я лишь делаю свою работу. У меня нет исполнительных полномочий.

Он все еще был внешне расслаблен, его рука лежала на спинке дивана, а его пальцы находились в нескольких дюймах от моего плеча. Его манеры оставались дружескими, чуть небрежными, что противоречило тому, что он сказал дальше:

– Вы хотите услышать про чувство вины? Это вы, британцы, были первопроходцами по части угрызений совести в отношении других стран. Вы и ваши друзья в Европе, все империалисты, несомненные лидеры в военном подавлении развивающихся стран, и когда это перестало работать или эти страны вышвырнули вас, вы не смогли простить себя за эти попытки. Теперь вы думаете, что и мы делаем то же самое. Нет, даже не надейтесь.

Мы стараемся сделать мир лучше. Америка делает это потому, что это необходимо, и сделать это больше некому. В том, чем мы занимаемся, нет ничего необычного, ничего плохого. Мы – американцы, и мы отвечаем за свои дела, но в мире полно группировок, которые завидуют нам, хотят быть похожими на нас, но делают это, демонизируя нас. Они ведут с нами борьбу не на жизнь, а на смерть. Если они нападут на нас, мы будем защищать наши свободы. США – представительная демократия, основанная на равенстве и свободе. Америка – это сила добра в мире. Да, мы ставим интересы Америки на первое место, что вам, британцам, не нравится, но Америка стоит на защите добра, и мы работаем ради этого.

– Тогда почему ваша хваленая демократия не сообщает нам о том, что именно произошло 11 сентября? – спросил я.

– Думаю, мы просто не знаем или знаем не больше, чем уже знаете вы. Никаких секретов. Никто не мог ожидать того, что произошло в тот день. Ничего подобного раньше не случалось. Если правительство и виновато, то только в том, что мы не были готовы. В то утро я сам был в Пентагоне. Если бы мы ожидали, что в здание врежется самолет с баками, полными топлива, никто из нас не вышел бы в тот день на работу. Вам кажется, что имеет место сокрытие информации? Никакого сокрытия нет, потому что скрывать нечего. Мы тоже оказались жертвами.

– Правительству США известно об 11 сентября больше, чем оно готово признать. Почему до сих пор не обнародованы видео крушения у Пентагона? Где регистраторы полетных данных?

Виклунд развел руками.

– У меня их нет. Я же сказал вам, что в тот день был в здании.

– Если все это обнародовать, то многие вопросы отпадут сами собой.

– Вы сторонник теорий заговора, Бен?

Я раздраженно отмахнулся от него.

– Я видел кое-что в Интернете, – ответил я. – Меня это не убеждает. То, что мы видели в тот день по телевизору, – это единственная объективная информация, какая у нас есть. Нам нужно знать, кто стоял за этим, что на самом деле стояло за этим. Люди в правительстве, такие как вы, знают больше, чем говорят. Я хочу получить ответы по личным причинам. Меня интересует только Лил, то, как она погибла, что с ней случилось и почему от нее не осталось никаких следов. Я уверен, что ее убили, но не знаю как, где она была и почему оказалась там. Ее смерть кажется связанной с чем-то гораздо большим. Чтобы понять, почему она погибла, мне нужно знать, чем было это большее.

– Я отлично вас понимаю.

– Так есть ли причина?..

– Мне интересно, что вы считаете, что освещение катастрофы по телевидению было беспристрастным.

– Я сказал, что это единственная информация, какой мы располагаем.

– Вы не смотрели репортажи из Сирии, Бен? Или то, что сказал Каддафи Ливийскому телевидению? Вы видели, как российское телевидение освещало события 11 сентября? Видели ликующих на улицах палестинцев на Западном берегу? Вы смотрели интервью с Саддамом Хусейном? С аятоллой?

– Нет, но некоторые из них я посмотрел позже. Палестинцы ликовали по поводу футбольного матча. Все помнят этот репортаж, 11 сентября там ни при чем. Кто-то просто раскручивал эту новость.

– Саддам Хусейн был предвзятым или беспристрастным? – тотчас парировал Виклунд. – Вы согласны с Владимиром Путиным?

– Они высказали свою точку зрения.

– Именно. Но если вам нужна объективная точка зрения, прямо сейчас в Афганистане находятся тысячи американских солдат. Они пытаются выяснить это за вас, рискуя своей жизнью. Почему бы вам не подождать? Скоро сенат начнет расследование. Будет создана независимая комиссия, чтобы дать таким людям, как вы, ответы, какие вы хотите услышать.

Я был вынужден наклониться к нему – его голос, мягкий и ровный, в общем шуме оживленного ресторана порой было трудно расслышать. Теперь я сел ровнее. Подняв глаза, я увидел, что к нашему столику подошел тот человек в костюме и хладнокровно встал неподалеку.