Электронная библиотека » Кристофер Сташеф » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Мудрец"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 22:44


Автор книги: Кристофер Сташеф


Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 7

Но амулет сжал его тело ледяной хваткой, а глаза старца ожгли его таким гневом, что Кьюлаэра замешкался, почувствовав, что колеблется, и в этот момент нерешительности Миротворец спросил:

– Такое слишком часто случалось?

Кьюлаэра зарычал и бросился на старика, но, даже не встав, тот сумел увернуться, и Кьюлаэра пролетел мимо него, споткнулся и упал. Перекувыркнувшись, он поднялся и увидел, что проклятый посох снова направлен ему между глаз.

– Если ты действительно считаешь, что бьющему всегда мало, то дух Улагана не уничтожен окончательно!

С внезапной радостью Кьюлаэра понял, как он может давать этому неуязвимому старикашке сдачи. Зачем удары, если он знает, что его слова неприятны Миротворцу?

– Не было никогда ни Улагана, ни Ломаллина, ни Рахани! Это не более чем сказки, придуманные рабами, чтобы оставить себе надежду пережить следующий день, дотащиться до могилы, и нет ни загробной жизни, ни мыслей, ни добродетели, там одна грязь и червяки!

Он сам испугался собственной дерзости и богохульства, но стоял пригнувшись и ждал, что Миротворец разозлится.

Но мудрец лишь нахмурился и посерьезнел – его пытливый взор говорил о таком глубоком понимании всего, что творилось в душе Кьюлаэры, что тот опять завизжал:

– Грязь и червяки! Нет никаких богов, ни единого, а были бы они, никто бы и не страдал!

– Ты веришь в это, чтобы свободно истязать других! – вмешался Йокот.

Но Миротворец махнул рукой, повелевая гному молчать, и сказал:

– Ты бы не говорил такого, если бы сам не пострадал, смельчак.

– А ты так уж все знаешь про меня!

Кьюлаэре пришлось отвернуться от этих понимающих, сопереживающих глаз, заглушить свои чувства гневом. Но чувства не утихли.

– Подумай! – приказал Миротворец. – Прежде, чем тебя впервые обидели, прежде, чем слабаки, о которых ты говорил, впервые объединились против тебя, в вашей деревне некоторое время жил незнакомец!

Кьюлаэра замер и, побледнев, вгляделся в пучину всезнающих глаз.

– До того, как тебя впервые жестоко обидели, был незнакомец!

Внезапно воспоминания пробили брешь в разуме Кьюлаэры. Он осел на землю, визгливо причитая, обхватил голову руками.

– Он пришел, он жил у вас, он говорил с вами, – неумолимо продолжал Миротворец. – Все его любили, все его уважали, даже когда он начал говорить с некоторыми втайне, наедине.

Откуда он мог это знать? Кьюлаэра и сам забыл! Страшные детские воспоминания стерли образ незнакомца, пришедшего за две недели до того жуткого дня, и пробывшего в деревне еще две недели, и говорившего такие слова, чтобы науськать против него других детей, а взрослых – бояться и сторониться его.

– Ты не мог этого узнать! – закричал изгнанник. – Ты никак не мог узнать этого!

– Мне достаточно знать лишь то, что зло Улагана осталось жить даже после его смерти, – объяснил Миротворец, – осталось жить в теле старейшего ульгарла, Боленкара. Он-то и разослал своих злобных приспешников по всем землям из своей южной твердыни!

Кьюлаэра поднял голову, он впился в Миротворца глазами.

– Боленкар? Но это сказка, вранье!

– Он такой же настоящий, как ты и я, и он жив, – сказал Миротворец. – Он обитает в Вилдордисе, городе зла и жестокости, куда рабов приводят лишь ради истязаний и где мерзкие запахи разврата объяли всю крепость облаком. О, не сомневайся, он жив, злобный охотник за душами, жив и намерен довершить дело отца, и даже больше: намерен преуспеть в том, что не удалось отцу, ибо лишь тогда сможет он отомстить проклятому призраку, вырастившему его в унижениях и жестокости.

– Значит, оно снова настало? – Йокот в ужасе раскрыл глаза и побледнел. – Время разрушения?

– Оно близится, – сказал Миротворец, – ибо слишком много стало тех, кто прислушивается к обещаниям Боленкара, обещанием богатства, победы, радости, тех, кто поклоняется ему, принося кровавые жертвы в его храмах, и еще больше тех, кто поклоняется ему своими поступками – войнами против слабых, завоеваниями, изнасилованиями, погромами и разрушениями. И посланники Боленкара идут впереди его самого, чтобы соблазнять народы, дабы те встали под его знамена, а после того, как они научатся наслаждаться порочностью и жестокостью, – поклоняться ему.

– И в моей деревне побывал такой, – простонал Кьюлаэра, по-прежнему подпирая голову руками – чтобы не видеть, как побледнело лицо Китишейн, как задрожала она, тоже о чем-то вспомнив. – Значит, я, получается, стал перстом Боленкара? – Кьюлаэра резко встряхнулся и посмотрел на Миротворца обезумевшими глазами. – Не могу поверить, что проглотил всю эту ложь! Что я болтаю? Перст Боленкара? Это миф, легенда, как и все эти ваши боги, как этот мертвый Огерн и еще более мертвый Лукойо!

– Лукойо мертв, но его потомки живы, – возразил старик. – Но Огерн жив, и Рахани тоже.

– О, и, конечно, он пятьсот лет провел в ее объятиях, что и сохранило ему жизнь!

Кьюлаэра снова напрягся в ожидании удара. Но Миротворец только медленно кивнул, не спуская с Кьюлаэры взора.

– Но Рахани не богиня, как не были богами ни Ломаллин, ни Улаган. – Он поднял руку, чтобы остановить возражения. – Они были улинами, представителями древней расы, магической расы, которых никто не может сразить, только они сами друг друга, расы, которая могла бы быть бессмертна, ибо ни один из них не погиб, пока они сами этого не пожелали или пока не переубивали друг друга. И они уничтожили друг друга в войне с молодыми расами, а немногие оставшиеся стали дряхлеть и захотели смерти, кроме Рахани и нескольких других, что стали жить поодиночке, уединенно и замкнуто. Их получеловеческие дети, ульгарлы, не бессмертны, но они живут долго, очень долго.

– Их можно убить? – прошептал Кьюлаэра.

– Можно, и это по силам людям, но это трудно, очень трудно, а возможности людей прожить достаточно долго, чтобы успеть завершить эту борьбу, очень невелики, а еще хуже то, что ульгарлы огромны, в полтора раза больше людей, и очень, очень сильны, как телом, так и в магии. – Он медленно покачал головой. – Нет, друзья мои, приближается час власти Боленкара, и, если Огерн не поднимется опять, чтобы повести за собою добрых людей, все человечество попадет под иго Боленкара и умрет под ударами его плети.

– А этот Манало не может нам помочь? – съязвил Кьюлаэра. – Если до сих пор жив Боленкар, почему бы не жить и Манало?

– Манало был Ломаллином, он, переодевшись, долго ходил среди людей неузнанным. Он не бросил Огерна и Лукойо в том кольце камней – он преобразился, принял свой истинный облик и стал настоящим. Когда его дух бился с Улаганом, меч, выкованный им из звезд, сломался, и кусок его до сих пор лежит на земле, далеко на севере.

– Откуда тебе все это известно? – ехидно прищурился Кьюлаэра.

– Да, откуда? – дрожащим голосом спросила Луа, вытаращив глаза.

– И правда, откуда? – насупился Йокот. – Наши мудрейшие из мудрейших, наши жрецы и колдуны о таком не слыхивали. О мудрец. Откуда?

– Я прожил больше, чем они, – ответил Миротворец, – и сохранил знания, потерянные поколениями, пересказывавшими эту историю.

– Сколько же тебе лет? – прошептала Китишейн, а Кьюлаэра ушел во тьму, и Миротворец повернулся следом за ним.

– Я должен сторожить его, друзья мои. Поговорите друг с другом и ложитесь спать.

Он встал, тяжело оперся на свой посох и зашагал в ночь. Он шел за Кьюлаэрой, ведомый скорее чутьем, нежели следами, звуками или запахами, – негодяй двигался с отточенным беззвучием лесного жителя и лишь случайно наступал на мягкие участки почвы, сохранявшие его следы. Старик понимал, что если бы Кьюлаэра хоть чуточку постарался, то избежал бы и этого. Нет, он шел следом за Кьюлаэрой по-шамански, зная наверняка, куда движется преследуемый, как по едва заметным следам, которых сам почти не замечал, так и при помощи магии.

Он вышел из леса к темному озерцу, озаренному лунным светом. Кьюлаэра сидел на валуне, понурив плечи, повесив голову. На мгновение Миротворец почувствовал сострадание: у парня был такой несчастный вид, но мудрец напомнил себе, что этому зверюге необходимо пройти через страдания, если ему суждено стать тем героем, какого в нем увидела Рахани. Набираясь решимости, старик вспоминал, что сделал Кьюлаэра с гномами и что мог бы сделать с Китишейн, потом представил себе преступления, за которые племя изгнало негодяя. Печалясь, но не теряя твердости, он уселся на кучу сосновой хвои, сложил ноги, выпрямил спину и приготовился к долгому бдению. Мало-помалу его сознание успокоилось, чувства улеглись, и Миротворец погрузился в транс, в котором он мог отдохнуть не хуже, чем во сне. Его глаза были устремлены на Кьюлаэру, его сознание и тело были готовы прийти в движение, если тот зашевелится, хотя сам старик сидел совершенно неподвижно.

Его сознание было безмятежно, как водоем, укрытый навесом, но в его глубинах плавали и вертелись воспоминания. Вновь он увидел битву духов Ломаллина и Улагана, воскресил в памяти горящий осколок звезды, прочертивший небо далеко на севере, вспомнил, как пришла к нему Рахани, излучая похвалу и радость, как он сошел с Мирового Древа в медвежьем облике, потом вспомнил бьющее из Рахани желание, когда она мановением руки придала ему снова его собственный облик, облик мужчины в расцвете лет.

Он вспомнил долгие годы любви и счастья, дал себе некоторое время погостить в этих воспоминаниях, ибо это было необходимо ему, дабы сбросить невыносимую усталость – попутчицу старости, забыть о том, что люди все так же жестоки в своих желаниях и поступках, как были всегда, что им хватает малейшего толчка Боленкара, чтобы они перестали помогать друг другу, отказались от дружбы и терпимости. Он вспомнил ласки Рахани, слова любви и одобрения – и успокоения в те мгновения, когда они вдвоем смотрели, как растут города Зла, как несчастные, порочные сыновья и внуки Боленкара пришли в города и деревни, чтобы вредить, приказывать, властвовать и порабощать. В ужасе улинка и он, ее супруг, смотрели за тем, как началось новое падение человечества.

Огерн сидел на хвое и наблюдал эту картину, но глаза его сознания смотрели более живо, чем телесные. Он был начеку, когда Кьюлаэра неожиданно встал, глянул с тоской на свои следы, затем – в сторону лагеря, но потом все-таки лег у валуна и скоро заснул. Тогда Миротворец успокоился и дал себе снова уйти в воспоминания, чтобы набраться твердости для предстоящего пути – ему невыносимо трудно было все время жестоко обращаться с Кьюлаэрой, это не было для него естественно.

Потом Огерн сбросил дремоту и увидел, что поднялась звезда Рахани и осветила озерцо. Он надеялся, что это добрый знак. Он сбросил страшный сон воспоминаний, проникся решимостью противостоять деяниям Боленкара, направил сердце к маяку обещанного воссоединения с Рахани и, окрепший духом и телом, встал и размял онемевшие и застывшие за ночь руки и ноги. Затем он поднял посох и подошел к Кьюлаэре, чтобы вновь начать перевоспитание негодяя.

– Просыпайся! – Посох просвистел и ударил Кьюлаэру по крестцу.

Верзила бешено завопил от неожиданности, вскочил, рукой схватился за ушибленное место, потряс головой, чтобы проснуться. Миротворец весело возгласил:

– Весь день собираешься дрыхнуть? А ну, раздувай угли, пора готовить завтрак!

– Еще темно! – запротестовал Кьюлаэра.

– К тому времени, как приготовим еду, будет светло! За работу!

Он взмахнул посохом, как кнутом, и Кьюлаэра отпрыгнул с удивленным криком, развернулся и поплелся в сторону лагеря, слишком ошеломленный и слишком сонный для того, чтобы злиться и сопротивляться.

Но костер уже тлел, а над ним жарилась добыча, когда они вышли из лесу. Китишейн встретила их тревожным взглядом:

– Единорог пропал, Миротворец!

– Нет. – Мудрец со вздохом опустился на землю у костра. – Твой единорог останется рядом до тех пор, пока ты не будешь уверена, что тебе не нужна защита от Кьюлаэры, девица. Единорог будет следить из лесу, с обочины, но для тебя останется невидим. Пусть сердце твое согреется уверенностью от его присутствия.

Китишейн последовала совету Миротворца. Когда покончили с завтраком и залили костер, посох Миротворца снова ударил по плечу Кьюлаэры. Тот заревел от боли:

– Что я такого сделал?

– Это за то, чего ты не сделал, – сурово сказал Миротворец. – За все то время, что я тебя вижу, ты ни разу не мылся. Снимай одежду теперь же и ныряй в озеро!

– Что, здесь и сейчас? – Кьюлаэра бешено зыркнул на девушку и гномов.

– Прежде ты так стремился раздеться и продемонстрировать им часть своего тела! – Посох шлепнул Кьюлаэру по ягодицам. – Снимай свои лохмотья немедленно и ступай мыться!

В глазах Кьюлаэры загорелся протест, но он выдал его только полным ненависти голосом:

– Ну погоди, старик, погоди, дождешься!

– Если доживу!

Миротворец щелкнул посохом. Кьюлаэра вскрикнул, умолк, отвернулся и начал раздеваться.

– Собирайте ветки! – велел Миротворец. Луа пошла искать мягкие листья, а Йокот с мстительным огоньком в глазах принялся ломать сосновые лапы. Китишейн не тронулась с места, а лишь удивленно смотрела на Кьюлаэру.

Багровый от стыда, Кьюлаэра бросился по своим следам к пруду. Миротворец – следом, насмешливо хохоча и тыкая верзилу в спину острыми сучьями. Кьюлаэра нырнул в озеро, спасаясь, но стоило ему, кашляя и отплевываясь, вынырнуть, Миротворец был уже тут как тут, бил и колол его ветвями. Наконец старик бросил Кьюлаэре кусок холста, сел на камень и сказал:

– Вытри этим свою шкуру, и я отпущу тебя. Но с этого дня ты будешь делать это каждое утро сам, или это буду делать с тобой я!

Кьюлаэра не сомневался, старик не шутит. Он повиновался.

Они шли по тропе всего лишь час, когда резной посох опять ударил его по спине.

– А теперь что? – крикнул Кьюлаэра.

– На развилке надо было свернуть налево! Что ты за осел, если не знал этого? – спросил Миротворец.

– Осел? – в ярости закричал Кьюлаэра. – Откуда мне знать?

Свистнул посох. Кьюлаэра взвизгнул и отпрыгнул в сторону, но добился только того, что вместо спины посох угодил ему по бедру.

– Лесной житель, говоришь? Так ты себя называешь? – орал старик. – Не заметил, что следы зверей уходят на север? Не заметил, с какой стороны деревьев растет мох?

– Откуда мне знать, что ты хотел идти на север? – с горячностью возразил Кьюлаэра.

– Всякий день об этом талдычу! – Посох рассек воздух, но Кьюлаэра впрыгнул внутрь описанной им дуги, выставил руку, заслоняясь, двинул старику в живот и заорал от боли.

– Твердый, да? – сказал Миротворец, весело сверкая глазами. – Как будто каменный, верно?

С этими словами он ударил Кьюлаэру кулаком под ложечку, тот согнулся, мышцы его живота сжались от боли.

Луа негромко вскрикнула, шагнула вперед, протянула готовые исцелять руки.

Миротворец преградил ей путь рукой:

– Скоро он снова начнет дышать нормально, а потом пойдет назад, искать верную дорогу.

Позже, когда они добрались до развилки и Кьюлаэра остановился, чтобы изучить знаки, посох снова заехал ему по ягодицам, и старик крикнул:

– Ленивый плут! Иди и не останавливайся! Осталось всего два часа до темноты, и я не желаю тут торчать!

– Но ты сам велел мне изучить знаки, чтобы найти дорогу на север!

– Ничего подобного я не говорил! Я сказал: идти на север, куда и ведет основная тропа!

И Миротворец погнал ошеломленного Кьюлаэру вперед. Китишейн с легкой улыбкой последовала за ними, но перестала улыбаться, когда Луа поравнялась с ней и сказала:

– Сестра, по-моему, с него уже довольно страданий.

Китишейн удивилась обращению, но они и вправду стали сестрами по боли, причиненной одним и тем же «братом».

– Пока не довольно, сестрица, – сказала она, отвечая теплом на тепло. – Он еще не вполне наказан за то, что он сделал со мной, не говоря о тебе – и уж, конечно, не довольно ни за то, что он с нами сотворил бы, если бы смог, ни за то, что он творил с людьми до нас.

– Но Миротворец не наказывает его за те грехи! На самом деле он наказывает его ни за что!

– Сейчас – да, – медленно сказала Китишейн, взглянув на бредущего впереди мерзавца, каждая мышца которого дыбилась от подавленной злобы. – Давай пока доверимся Миротворцу. Я не сомневаюсь: он знает, что делает и зачем.

Тем не менее этой ночью у костра Китишейн уселась ближе к Кьюлаэре – хотя и не совсем рядом, и с опаской. Любопытство победило страх и отвращение, но могло и не победить, не будь она уверена, что единорог следит за ними из-за деревьев. Дабы оправдать свое приближение, она вытащила из котелка мясо и подала Кьюлаэре:

– Ешь побольше. Тебе нужны силы.

– На что они мне, – с тоской отозвался Кьюлаэра, – если старик гораздо слабее меня, а побеждает, как бы я ни старался?

– Ты выдержишь, – сказала Китишейн, и в ее голосе не было суровости. – Ты превзойдешь его в выносливости.

Кьюлаэра враждебно взглянул на старика:

– Да. Точно, а? Я намного моложе его – мне просто нужно подождать.

Он посидел в задумчивости и принялся за еду. Китишейн разглядывала его профиль. Ей показалось, что в этом лице есть человеческие черты. Но нет, это всего лишь ее воображение, конечно!

Кьюлаэра резко повернулся к ней и нахмурился:

– А чего это ты меня утешать взялась?

Китишейн отпрянула, застигнутая врасплох. Почему, правда? А еще интереснее другое: и почему это его задело?

– Скорее всего потому, что по глупости начала считать тебя мужчиной!

– Мужчиной? – насупился Кьюлаэра. – А кем еще ты могла меня считать?

– Животным! – резко ответила Китишейн и встала, чтобы пересесть со своей миской в другое место. Но все оставшееся время, пока они ели, стоило ей глянуть на Кьюлаэру, она видела, что его взор прикован к ней, и похоти в нем не было, а только изумление. У Китишейн по коже побежали мурашки.

На следующее утро за завтраком Миротворец выругал Кьюлаэру за то, что тот принес мало воды, а потом поносил за то, что тот принес ее слишком много. Он отругал его и за то, что тот пережарил мясо, в то время как Китишейн показалось, что оно было приготовлено отменно, потом ни с того ни с сего похвалил Кьюлаэру за то, что тот хорошо сварил яйца. Китишейн недоумевала. Какое же такое нужно искусство, чтобы сварить вкрутую яйцо? И все-таки она должна была признать, что Кьюлаэра превзошел сам себя, потому что, видимо, делал это впервые.

А Кьюлаэра был потрясен тем, как его порадовали похвалы старика, и обозвал себя дураком, напомнив себе, что Миротворец до завтрака срезал длинную гибкую ветвь и теперь снимал с нее кору. Он был вознагражден за сообразительность, когда старик крикнул:

– Я велел забросать костер, а не сооружать над ним надгробие! – и хлестнул по тыльной стороне ладоней Кьюлаэры этой розгой. Кьюлаэра дико вскрикнул и почувствовал, как всколыхнулось в нем былые, такие знакомые злость и ненависть. Они пришли почти как облегчение – такие чувства, как благодарность и радость, Кьюлаэру раздражали.

И все же были приятны.

Он выбросил все эти мысли из головы и вскинул на спину мешки. Да, похвалы Миротворца будили в нем приятные чувства, а брань и оскорбления старика возбуждали в нем едкую злобу, которую он не мог выплеснуть и не мог предугадать, чем заслужит похвалу, а чем – наказание. Старый безумец был совершенно недоступен пониманию – не было никакой возможности предвидеть, что он сделает и скажет в следующее мгновение. В душе Кьюлаэры воцарился постоянный страх перед причудами старика – страх, которого он не испытывал с детских лет. Тогда он не знал, как поведут себя с ним мужчины из его деревни после того, как он умерщвил одного из них, хотя это ему удалось не столько благодаря ловкости, сколько удаче, и, сделав это, он спас одну из их дочерей. Он с ненавистью подумал о том, что Миротворец очень их напоминает – говорит, что хочет чего-то, а когда сделаешь, наказывает за то, что ты это сделал, потом хвалит за что-нибудь такое, о чем и не просил!

Когда они устраивались на ночлег, Кьюлаэра услышал, как Луа отважилась осторожно пожурить Миротворца:

– Негодяй заслужил столько же боли, сколько причинил другим, господин, но не больше, и потом, он вел себя так не без причины, и его можно понять!

Миротворец вздохнул:

– Ах, Луа, когда ты состаришься, ты с трудом будешь понимать причины собственного раздражения. Раны и болезни старости заставляют нас неожиданно злиться тогда, когда по молодости мы могли бы сдержаться, а горести и обиды, порожденные жизнью, прожитой не так, как хотелось бы, делают нас подверженными внезапным переменам настроения.

– Нет ли каких знаков, по которым мы могли бы увидеть, что ты в печали или болен?

– Есть, но вам не нужно старался научиться их распознавать – Миротворец погладил ее по голове. – Спи покойно, Луа, и будь уверена, если я рассержусь или разозлюсь, то вымещать это я буду на Кьюлаэре, а не на вас.

В его прикосновении явно была какая-то магия, поскольку глаза девушки-гнома мгновенно закрылись и вскоре ее дыхание стало ровным и спокойным.

А Кьюлаэра лежал и не спал, победоносно вглядываясь в темноту. Знаки, да? Тогда он действительно научится их читать, научится угадывать, когда старик в хорошем расположении духа и его можно посылать куда подальше и даже помыкать им немножко, а когда он в дрянном настроении и ему необходимо подчиняться беспрекословно! Он еще немного полежал, не засыпая, вспоминая события прошедшего дня и дней минувших, пытаясь припомнить и не забыть признаки, по которым можно было бы судить, что удар последует при малейшей провинности, а также признаки благодушия, обещавшие похвалу. С этими мыслями он заснул.

Через некоторое время после того, как его дыхание стало ровным, Китишейн встала, набросила на плечи накидку и пошла посидеть у костра, посмотреть на пламя. Рядом зашелестела чья-то одежда, она с испугом обернулась и увидела, что рядышком присаживается Миротворец с посохом на плече. Взгляд его был заботлив, даже нежен.

– Что тревожит тебя, девица?

Китишейн отвернулась:

– Не могу понять, господин. Знаю только, что сердце мое бьется вяло, и я чувствую пустоту в груди.

– Может быть, это из-за нашего злодея?

Китишейн удивленно посмотрела на старика, ощутив, что в его словах есть доля истины.

– Полагаю, это возможно. Как вы догадались, господин?

– Зови меня Миротворцем, – рассеянно отозвался старик, повернувшись к костру. – Я догадываюсь, что молодые люди тревожат души девушек, девица, хоть между ними может и не быть любви. Тебе стало легче после того, как я заставил его раздеться перед вами сегодня утром?

Вот это новость!

– Может, ты и прав, господин... Миротворец. – Китишейн тоже повернулась к огню. – Но мне кажется, что тут есть что-то еще.

– Я заставил его смутиться, Китишейн, и в эти мгновения оцепенения он дал нам возможность увидеть его глубже. Это и растревожило тебя?

– Возможно... Да, это из-за того, что я увидела у него внутри. – Китишейн почувствовала, что слова старика попали в точку. – А я, наверное, настолько мягкосердечна, Миротворец, что слабею при малейшей мысли о том, что его душе причинена боль?

– Верно, – кивнул Миротворец. – И я тоже. Мне этого не хотелось бы, девица, поскольку ему делали больно часто и сильно, поэтому-то он и вырос таким толстокожим и прячет свое нежное сердце под колючками.

– Его жестокость, стало быть, лишь защита? – спросила она, понизив голос.

– Нет. Его жестокость родилась из наслаждения властью, а потом усиливалась, потому что никто его за это не наказывал. Но и чувство справедливости у него есть – но мне кажется, что, когда он был молод, что-то случилось, что-то такое, из-за чего он решил: все к нему несправедливы, и не только к нему, но и ко всем на свете. Тогда у него, решившего, что правосудие и милосердие – ложь, не осталось причин сдерживать жестокость.

– А раз правосудие – ложь, то милосердие – ложь десятикратная, – нахмурилась Китишейн. – Значит, ваше жестокое обращение с ним необходимо?

– Именно поэтому и необходимо, а еще, чтобы он понял, что есть кто-то, кто не позволит ему быть жестоким с теми, кто слабее его. Настанет время и для милосердия, и для всего остального. – Миротворец посмотрел на девушку серьезно. – А ты, Китишейн, ты веришь, что люди могут быть справедливы? Ты веришь в правосудие?

Китишейн отвернулась, устремила взгляд на пламя костра.

– Верю, да, – медленно сказала она, – хотя со мной чаще обращались несправедливо, чем наоборот. И все же я видела, как бывают справедливы с другими, и знаю, что это возможно.

– А веришь ли ты, что сильный будет помыкать слабым, если получит такую возможность?

– Если получит возможность – да. – В голосе девушки зазвучала горечь. – Кьюлаэра в этом смысле не слишком отличается от других.

– Ты поэтому училась драться – и хочешь научиться драться еще лучше?

– Да, – ответила Китишейн. – Не хочу, чтобы правосудие зависело от мужчин, тем более что не могу поверить, что какой-нибудь мужчина станет меня защищать.

– Значит, насильникам удалось овладеть тобой?

– Нет, – покачала головой Китишейн, – но лишь потому, что я умею драться, хотя бы немножко.

– И поэтому тебя изгнали?

Китишейн резко обернулась:

– Откуда вы знаете?

– Потому что ты здесь. – Миротворец развел руками. – Здесь, с Кьюлаэрой, с Луа, с Йокотом и со мной. Я не знаю, из-за чего гномы покинули свои дома, но подозреваю, что вскоре выяснится, что Луа стала жертвой несправедливости или порабощения, а Йокот ушел за ней. И еще, девица: этот мир жесток, особенно здесь, в глуши. Никто бы не решился отправиться сюда в одиночку без особых причин, а тем более девушка, которой хочется научиться поискуснее драться.

Китишейн покраснела и отвернулась.

– Я бы лучше проверила свои способности на диком медведе, нежели на властных парнях.

– Медведь бы тебя убил.

– Лучше смерть, чем такая жизнь – не жизнь и не смерть.

Миротворец решил, что пока она не сталкивалась со смертью.

– Ну что ж, Китишейн, я рад, что ты пошла с нами. Похоже, что у нас у всех есть возможность доказать, что справедливость возможна, и помочь ей восторжествовать.

– Даже у Кьюлаэры? – спросила девушка, подняв глаза.

– У Кьюлаэры больше, чем у всех остальных, – сказал Миротворец, – потому что ему нужно ощутить торжество справедливости внутри себя, тогда как остальным нужно увидеть ее торжество во внешнем мире. – Он нежно ей улыбнулся. – Думаю, это-то ты и увидела в нем, девица, и думаю, что как раз это тебя и растревожило.

Она посмотрела ему в глаза и через мгновение улыбнулась.

– Уже не тревожит, Миротворец, – сказала она, – уже нет.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации